Текст книги "Переговоры (ЛП)"

Автор книги: Glare

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Нет, – хрипло говорит он, утягивая Энакина в другую сторону из прихожей. – Сюда.

Позволяя Оби-Вану направлять их, Энакин помогает ему, пока они не останавливаются перед дверью в подвал. Внутри снова поднимается страх, пока Кеноби дрожащими руками пытается нащупать ключ на шее. Энакин все еще ни разу не был в подвале, но он чертовски уверен, что не хочет спускаться туда. И все-таки он прислоняет Оби-Вана к стене, снимает цепочку с его шеи и вставляет ключ в скважину. Его собственные руки трясутся чуточку меньше, чем у Оби-Вана.

– Идем, – шипит Кеноби, и Энакин обхватывает его рукой со здоровой стороны, чтобы помочь спуститься.

Он совершенно не желает оказаться в подвале, но сейчас ничего не может с этим поделать.

========== 25. ==========

– А-ауч! – кричит Оби-Ван, дергаясь от прикосновения Энакина. – Ты не можешь быть поаккуратнее?

Энакин закатывает глаза, сжимая хватку на руке Оби-Вана и продолжая обрабатывать рану от пули на плече антисептиком. Он бы отнесся к его положению с большим состраданием, если бы это не была уже четвертая жалоба Оби-Вана. Энакин на миг удивляется: что бы подумали люди в Корусанте, узнай они, что знаменитый убийца на самом деле такая плакса.

– Ты хочешь заражения? Вряд ли гангрена принесет пользу хоть кому-то из нас, если этот сумасшедший стрелок внезапно узнает, где мы живем.

– Я по-прежнему полагаю, что тебе стоило бы вытащить пулю, – надувается Оби-Ван, приводя еще один аргумент, бесполезный в споре с Энакином.

– Несмотря на то, что говорят по телевизору, удаление пули – довольно глупое решение, – фыркает Энакин, отложив ватку, которую использовал, и, дотянувшись до иголки, начинает зашивать рану. У них нет хирургических ниток – и вообще каких-либо ниток – поэтому он вымачивает зубную нить в алкоголе и вдевает ее в иголку. – Это как… пробка в бутылке вина. Никогда не знаешь, какое давление она удерживает. Она может пережимать артерию или что-то еще, и ты умрешь от потери крови, если я вмешаюсь.

– Ты все это узнал за время службы в полиции? – недоверчиво спрашивает Оби-Ван.

Энакин пожимает плечами.

– Я смотрю много детективных сериалов, у меня много свободного времени, и я умею пользоваться гуглом.

– Справедливо.

Протыкая рваные края раны иголкой, Энакин слышит полное боли шипение Оби-Вана. Он пытается быть осторожным, наложить швы как можно быстрее, но у него нет никакого медицинского опыта. Выходит коряво, но это работает; Энакин не так уж много шил с тех пор, как мама научила его в детстве. Оби-Вану хотя бы удается сидеть спокойно, скорее всего, он понимает, что не стоит дергаться больше необходимого. Достаточно крепко стянув края раны, Энакин завязывает нить и обрезает излишки ножницами, найденными в аптечке. Он накладывает повязку, приклеивает ее и приглаживает, прежде чем облегченно улыбнуться Оби-Вану.

– Готово, – говорит Энакин, наклоняясь и легко целуя его в губы.

– Спасибо звездам, – бормочет Кеноби, с любопытством трогая края повязки. Энакину приходится подавить желание щелкнуть его по пальцам, чтобы он убрал свои запачканные кровью руки от чистого материала. Но вместо этого Энакин собирает использованные ватки и складывает обратно то, что еще осталось. Нужно отнести это наверх, чтобы позаботиться о Трипио, когда они закончат здесь. И хотя он еще не осматривал рану как следует, она не казалась настолько серьезной, чтобы везти пса в ветклинику. Обработки и перевязки должно хватить. Им всем, по мнению Энакина, лучше не высовываться, пока стрелок на свободе.

– Это место чертовски пугающее, – бормочет Энакин, заканчивая собирать повязки. До сих пор он изо всех своих сил игнорировал окружающую обстановку, но теперь, когда Оби-Ван больше не истекает кровью, все труднее и труднее не рассматривать комнату.

Место вокруг основания лестницы, оказывается, оборудовано так же, как обычные подвалы. Нагреватель воды и печь встроены в одну стену так, что до них легко добраться, не заходя вглубь комнаты. На другой стене видны ряды полок, забитых пыльным садовым оборудованием и старыми праздничными украшениями. За ними обнаруживается… то, что вполне соответствует тому, как должно выглядеть логово серийного убийцы.

На других полках лежат ножи, хирургический инвентарь и множество других пугающих предметов, тускло поблескивающих в свете ламп. В центре комнаты стоит низкий металлический стол, на котором сейчас сидит Оби-Ван. Энакин не знает, как тому удается спокойно сидеть на том же месте, где он создает свои гротескные произведения искусства. Одного взгляда на крепежи, привязанные к каждой ножке, оказывается достаточно, чтобы у Энакина волосы встали дыбом, не говоря уже об ассоциациях, связанных с темными пятнами на полу. Он не против, когда Кеноби иногда привязывает его, но в том, чтобы быть настолько беспомощным, есть что-то непривлекательное. Может, знание о том, что происходит с теми, кто оказывается на этом столе, а может, просто подозрение, что, если Энакин сам когда-нибудь окажется здесь, целым он отсюда не уйдет.

– Ты ожидал чего-то другого? – спрашивает Кеноби, наблюдая, как Энакин берет ножницы и делает из своей порванной рубашки импровизированную растяжку. Будет лучше, если он не будет слишком тревожить плечо, пока оно хоть немного не заживет.

– Не особо, но тебе не повредит быть немного менее… стереотипным. А то это напоминает логово злодеев прямо из ужастиков. Капли на полу и все такое.

Оби-Ван фыркает.

– Этому есть причины, знаешь ли. Так удобнее и гораздо чище, чем делать все там же, где ты находишь жертву. Слишком велика вероятность, что тебе помешают – там, снаружи.

– Ничего не хочу знать, – вздыхает Энакин, подавая Оби-Вану руку, чтобы помочь встать. – Пойдем, мне еще нужно осмотреть Трипио.

***

Оби-Ван сидит на диване, принимая Трипио, когда Энакин кладет его рядом. Пес укладывает голову на колени Оби-Вана, лениво виляя хвостом, пока тот рассеянно почесывает его здоровой рукой. Ардва внимательно наблюдает за ними со своей лежанки. Учитывая, что он и так помешан на защите, Энакин подозревает, что сегодня Ардва станет настоящей занозой в заднице.

Пока они были в подвале, Ардва уже начал вылизывать раненый бок Трипио. Может, это и не самый стерильный метод, но он довольно эффективен, потому что Энакину требуется всего несколько минут, чтобы с помощью влажной тряпки очистить шерсть Трипио от засохшей крови. Как он и думал, это всего лишь царапина. Возможно, потом останется шрам, но Энакин думает, что лысое местечко – лучше, чем постоянная инвалидность. Оби-Ван, поглаживая пса и приговаривая что-то, успокаивает его, пока Энакин дезинфицирует и перевязывает рану. Трипио скулит и воет все это время, и от этих звуков сердце Энакина обливается кровью, но Трипио достаточно доверяет своим хозяевам, чтобы не бросаться на них, несмотря на все неприятные ощущения. К моменту, когда они заканчивают, он затихает. Оби-Ван продолжает гладить его и подбадривать, а Ардва запрыгивает к ним на диван, как только освобождается место.

Энакин подходит к коллажу на стене, всматриваясь в собранную информацию. Если раньше у него оставались сомнения насчет того, что подражатель может быть копом, то теперь их нет. Он прекрасно знает, как перезаряжается табельный пистолет – ему приходилось стрелять из своего несколько раз. Пятнадцать патронов в магазине – это больше, чем в легком огнестрельном оружии – обеспечили большую вероятность того, что стрелок их заденет. Учитывая все факторы, им повезло, что дело ограничилось только тем, что получилось, они легко отделались.

И все-таки его знания об оружии сужает круг подозреваемых: не так уж много людей, которым хватит умений и доступа к делу Переговорщика, чтобы воссоздать стиль Оби-Вана. Более того, спор с Квинланом, о котором упоминал Оби-Ван, тоже вычеркивает из списка некоторые имена. Любой, кто работает над делом под руководством Воса, находится под слишком внимательным наблюдением, чтобы действовать настолько неосторожно. Высокое начальство не пошло бы на риск получить судебный иск о преследовании, продолжив копаться в основном деле Квина. Малейший признак того, что они только смотрят в сторону Кеноби, после выходки их детектива, мог бы повлечь за собой немедленное отстранение. Поэтому подражателем должен быть кто-то, кто начал работать над делом до того, как Квин заподозрил Кеноби – даже до того, как пропал Энакин.

Список оказывается не таким уж длинным, когда он мысленно составляет его. Большинство людей, назначенных на дело Переговорщика, не решаются его оставить. И хотя это мучительное дело, оставляющее неизгладимое темное пятно на репутации любого копа, слава от разгадки может дать головокружительный толчок карьере. Тех офицеров, которые когда-либо решались уйти с этого дела – единицы… И похоже, теперь все встает на свои места. Как в тот момент, за кухонным столом Оби-Вана, когда он наконец сложил два и два, завеса тайны спадает, и Энакин возится с коллажем, пересортировывая фотографии. Он прикрепляет единственную записку к стене – с именем, написанным большими кривоватыми буквами.

Понг Крелл.

Энакин усмехается, отходя подальше и позволяя Оби-Вану взглянуть на стену, и наблюдает за тем, как тот с отвращением хмурит брови.

– Крелл? – фыркает он. – Серьезно? Думаешь, этот клоун на такое способен?

– Это имеет смысл! – тут же спорит Энакин. Он знает, что он прав, неважно, насколько странным находит это Оби-Ван. – Когда он закончил работать над делом, это было унижением для него. Его карьера застопорилась с таким пятном на репутации. Но если бы ему удалось воссоздать дело – напугать всех убийствами вне цикла – прежде чем в одиночку поймать ужасного Переговорщика? Он бы стал героем! Это был бы короткий путь наверх по служебной лестнице. Креллу не пришлось бы даже заниматься реальной работой; Квинлан уже создал идеальное дело на тебя, прежде чем ошибся.

– Кроме того, что он пытался меня убить, – тянет Оби-Ван, пожимая раненым плечом и морщась от движения. – Если он пытался поймать меня живым, то я этого как-то не заметил.

Энакин энергично качает головой.

– Нет, он пытался убить меня. Ты оттолкнул меня; тебя он ранил случайно.

– Ну даже так, почему он пытался убить тебя? Почему бы не взять нас обоих?

– И снова – репутация. Престиж. Он бы легко выставил все так, будто ты убил меня, и никто бы не поверил тебе, когда ты бы заявил об обратном. Все в любом случае, наверное, думают, что я уже мертв, так что он ничего не потерял бы, избавившись от меня. Так ему не пришлось бы делиться славой с героическим детективом, вырвавшимся из лап смерти, а разве может быть что-то более уважаемое в мире полицейских, чем коп, наконец поймавший убийцу копа?

Оби-Ван вздыхает, откидываясь на спинку дивана и поглаживая Трипио. Пес довольно сопит, перенося свое затруднительное положение куда легче, чем Энакин рассчитывал.

– Я так полагаю, это значит, что он вернется? Он может включить кого-то еще в свой план?

Энакин пожимает плечами.

– Скорее всего, нет. Крелл не из тех, кто любит делиться информацией; вряд ли он будет играть по правилам и подключать к этому кого-то еще.

– Тогда нам нужно подготовиться.

– Мы будем готовы, – заявляет Энакин. Что бы ни решил сделать с ними Крелл, они будут готовы. Энакин не позволит кому-либо снова причинить вред своей семье.

========== 26. ==========

– Что я вообще сделал этой женщине? – ворчит Оби-Ван, снова откусывая от сильно замороженной булочки и переглядываясь с мисс Ти. Она не сводит с него глаз с того мгновения, как заметила Энакина, входящего с ним в кафе и смотрящего на него с беспричинным, по мнению Кеноби, презрением. – Я хожу сюда с самого детства. Понятия не имею, чем я мог ее так рассердить!

Энакин чувствует, как что-то бурлит в животе, когда Оби-Ван наконец отводит взгляд, и даже его перепачканная подтаявшей глазурью борода не поднимает Энакину настроения. Его собственный завтрак остается на тарелке почти нетронутым, чувство вины отбило весь аппетит, что у него вообще был. Решение пойти завтракать в «Чайный домик Ти», принятое, когда они обнаружили разочаровывающую пустоту на полках, было ошибкой; ему стоило бы попросить Оби-Вана выбрать другое место.

– Мне кажется, это могло произойти по моей вине, – мямлит он, не в силах поднять на Оби-Вана взгляд.

– С чего ты взял? Ты же ее едва знаешь.

Теребя рукава легкого пиджака, который он надел по случаю выезда из дома, Энакин заставляет себя объясниться.

– После… после того случая с Хардином я сбежал, помнишь? – бормочет он, чувствуя, как от стыда горят щеки. – И я… ну, я пришел сюда позавтракать. Она видела… видела мой глаз. Сказала, что, если мне когда-нибудь понадобится помощь, я могу обратиться к ней.

Когда он все-таки рискует поднять взгляд, гневное выражение на лице Оби-Вана тут же заставляет его пожалеть о том, что он вообще открыл рот. Кеноби кладет оставшуюся булочку на тарелку, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, так же пристально смотря на Энакина, как несколько мгновений назад – на мисс Ти.

– То есть ты пытаешься мне сказать, – произносит он, и несмотря на то, что голос его тих, несколько человек и сама мисс Ти оборачиваются, – что теперь половина Набу думает, что я тебя ударил. Верно, Энакин?

Энакин вздрагивает, снова отводя взгляд и замыкаясь в себе.

– Д-да…

То, что раньше было просто неприятным ощущением, теперь перерастает в полноценную тошноту, угрожая вернуть все то, что Энакину удалось в себя затолкать, обратно, если они не перестанут быть в центре внимания.

– Восхитительно, – фыркает Оби-Ван, резко поднимаясь со стула и срывая со спинки свое пальто. – Пойдем.

Энакин стремительно поднимается на ноги, отчаянно желая оказаться где-нибудь подальше от внимательных взглядов, следующих за ними, пока они идут к выходу – ощущая молчаливое осуждение, – когда Оби-Ван уверенно берет его за локоть, ведя за собой, потому что Энакин идет недостаточно быстро.

– … как раз то, что ему было нужно… – слышит он шепот мужчины, когда Оби-Ван открывает пассажирскую дверь машины и грубо заталкивает Энакина туда. Ему едва удается втянуть ноги в салон, прежде чем Кеноби хлопает дверью. Если Оби-Вана беспокоила его репутация в городе, то сейчас он, ведя себя таким образом, наверняка упускает все шансы на ее сохранение. – … просто хотел хорошо поесть…

Энакин старается не зацикливаться на причитаниях мужчины, пока Кеноби, заведя машину, выезжает с парковочного места в сторону дома. По логике вещей, он знает, что злость Оби-Вана – не полностью его вина. Он все еще продолжает восстанавливаться после их встречи с Креллом в лесу, его плечо по-прежнему болит из-за плоти, срастающейся вокруг пули, зашитой внутри. Безрецептурные медикаменты могут только немного облегчить ощущения, и из-за постоянной боли он раздражительнее, чем обычно.

Ко всему прочему, сказывается ожидание следующего шага детектива Крелла. О нем не было ни слуху ни духу после той встречи на прошлой неделе, и они оба находились в состоянии повышенной бдительности – будто Крелл нанесет удар, как только они хоть на мгновение расслабятся. Никто из них не покидал дом с того нападения до сегодняшнего утра, кроме как для того, чтобы выгулять собак. У Оби-Вана был коллега, который вел его классы, а он сам ссылался на семейные обстоятельства, объясняя свое отсутствие. Энакин проводил свободные минуты, внимательно изучая все потенциально слабые места в защите хижины и пытаясь их улучшить. Они загородили окна в неиспользуемой спальне, пустые мебельные каркасы установили перед ними, чтобы создать еще одно препятствие для любого проникновения. Даже собаки нервничают, чувствуя, как что-то заставляет их хозяев переживать.

Их общее напряжение – та чаша, которая ждет своей последней капли.

Напряженная линия плеч Оби-Вана постепенно становится все более расслабленной, по мере того как они отдаляются от города, но Энакин знает, что его мысли по-прежнему заняты произошедшим в кафе Ти. Оби-Ван годами тщательно создавал себе безупречную репутацию и в Набу, и в Корусанте. Репутация – важная часть его образа, идеальный камуфляж, скрывающий то, что он представляет собой на самом деле, от людей, которые знают его лучше прочих. Они видят то, что хотят: красивого профессора с хорошими манерами, сознательно игнорируя монстра, скрывающегося в его глазах. Действия Энакина во время побега, хоть и непреднамеренные, создавали угрозу этой тонкой маскировке. Люди теперь станут обращать внимание, выискивая что-то неладное, именно так, как случилось в кафе. Придется быть осторожнее, избегать поспешных решений.

Когда они выбираются на шоссе, у Энакина уже готов план нападения. Сначала он извинится перед Оби-Ваном. Тот заслуживает честных извинений после всего, через что прошло за последние две недели или даже больше. После он, возможно, захочет вместе с Энакином убедиться в безопасности по всему периметру. Нельзя все вокруг «слишком обезопасить», если дело касается сумасшедшего охотника за их головами, а уверенность в том, что здесь, в своем доме, они в безопасности, может помочь Кеноби развеять некоторые его сомнения.

Они оба слишком погружены в свои мысли, чтобы осознать, что что-то не так, пока не оказывается слишком поздно. Оби-Ван толкает входную дверь – ключ от этого замка по-прежнему висит у Оби-Вана на шее – и Энакин следует за ним в темноту дома. И только отойдя от двери на приличное расстояние, он краем глаза замечает движение и с отвращением понимает: они запирали эту дверь перед отъездом.

Он не успевает полностью повернуться к нападающему или позвать Оби-Вана. Энакина сбивает с ног чем-то, что гораздо больше него, воздух выбивает из легких, когда он чувствует эту тяжесть на себе. Он пытается выбраться из-под противника, но приходится бороться одновременно и с напавшим на него, и с отчаянной нехваткой воздуха.

Никаких тебе остроумных подколок, никакого злодейского монолога. Они оба знают, почему они здесь. Крелл – а у Энакина нет никаких сомнений, что это Крелл, его устрашающая лягушачья физиономия отчетливо видна даже в тусклом свете – пользуется его слабостью, избивая Энакина кулаками. Энакин чувствует, как кожа трескается под ударами, чувствует, как ломается нос от одного особо точного. Горячая кровь тут же начинает литься, все сильнее затрудняя дыхание. На короткое мгновение Энакина охватывает паника. На короткое мгновение он думает, что Креллу точно повезет его убить.

Но потом рядом появляется Кеноби; он хватает Крелла за шею, издавая свирепый рык, и Крелл исчезает из поля зрения Энакина. Энакин пользуется новообретенной свободой, перекатываясь на колени и локти, стирая кровь с лица на пол и глубоко вдыхая. Его трясет от адреналина, бегущего по венам, стремление сбежать отсюда впервые за несколько месяцев снова оживает внутри. Сбежать от Крелла, от Оби-Вана и от опасности, которую они представляют.

Но он слышит возню в гостиной, слышит, как собаки лают откуда-то сверху. Со своего места Энакин не видит, что происходит, но слышит фырканье и стоны, звуки потасовки – удары тел о мебель. Желание сбежать уходит, когда он слышит болезненный скулеж Оби-Вана, сменяясь желанием защитить своего партнера – таким сильным, что оно поднимает Энакина на ноги. И хотя у Оби-Вана есть очевидная причина остаться в живых, у Крелла по-прежнему остается масса возможностей нанести ему тяжкие ранения под предлогом самозащиты. Кроме того, Оби-Ван нездоров. Крелл узнает об этом – он использует это к своей выгоде. Если они хотят выбраться отсюда сколько-нибудь невредимыми, Энакин должен бороться снова. Ему нужно защитить Оби-Вана; он обещал не допустить, чтобы с тем что-нибудь случилось.

Ввалившись в кухню, Энакин осматривает стойки, пытаясь найти подходящее оружие. И хотя они с Кеноби могли бы обезвредить Крелла голыми руками, если бы действовали в полную силу, но их травмы уже уменьшили их возможности. Кастрюли в раковине слишком большие и неудобные, чтобы подойти для его целей; нож для мяса слишком маленький, чтобы нанести ощутимый ущерб. Энакин упирается взглядом в подставку с ножами и аккуратный ряд ручек, торчащих из нее.

Вытянув нож с подставки, Энакин бежит из кухни в гостиную на помощь Оби-Вану. Он успевает как раз вовремя: Оби-Ван лежит на спине, а Крелл душит его одной рукой, другую беспощадно запустив в незажившую рану от пули. Малиновые пятна остаются на кремовом свитере, они лишь немного краснее лица Кеноби, потому что он напрягается, пытаясь отвести ладонь Крелла от себя.

Энакин недолго думает, прежде чем подойти ближе, он чувствует себя легко, а злость в нем такая, какой он не чувствовал с девяти лет – с тех пор, как узнал о смерти любимой мамы. Он не готов потерять еще одного дорогого ему человека из-за эгоизма и жадности человечества.; на этот раз Энакин в силах как-нибудь этому помешать.

Нож входит между ребер Крелла с почти неожиданной для Энакина легкостью. Крелл задыхается, ослабляет хватку на горле Кеноби и удивленно оглядывается через плечо. Как будто он совсем забыл об Энакине; как будто он никогда не ожидал от него такого хода. Кровь сочится из раны, капая на разорванную рубашку Оби-Вана. Энакин уже видит, как угасают глаза Крелла, – рана слишком серьезна, чтобы осталась надежда на то, что он выживет.

Он не осознает, что не выпускал ножа из рук, пока Кеноби не отталкивает Крелла одним сильным толчком. Импульс проходит через все его тело, и нож выскальзывает из раны. Не ограниченная никакими препятствиями, кровь свободно льется из дыры на груди Крелла, ускоряя его неизбежную кончину. Энакин беспомощно смотрит на это, наблюдая, как лужица становится больше, пачкает ковер и пол кровью, и тут осознание настигает его.

Он только что убил человека.

Энакин Скайуокер, детектив полиции, только что воткнул нож в грудь бывшего коллеги, подведя черту под его карьерой и жизнью. От одной только мысли ему становится плохо; взгляд на собственные руки только усиливает ощущение. Они тоже запачканы кровью, побелевшие пальцы все еще сжимают нож, но затем он падает на пол. Энакин отодвигает оружие подальше, он отчаянно пытается оттолкнуть его как можно дальше.

Он только что убил человека.

Мысль крутится в голове на повторе, пока рука не ложится ему на плечо, вырывая из транса. Он не слышал, как Оби-Ван встал, но он теперь стоит перед ним. У него лицо религиозного фанатика, мельком увидевшего своего обожаемого бога. Энакин испытывает поочередно ненависть и любовь. Ненависть – потому, что он только что убил человека, пролил кровь во имя другого, который в свою очередь будет проливать еще больше; любовь – потому, что он только что убил человека, а с Оби-Ваном ничего не случилось. Оби-Ван жив и здоров, и кровь на руках Энакина внушает ему благоговение.

– Любимый, – шепчет Оби-Ван, подходя ближе, обхватывая лицо Энакина ладонями. Сейчас его руки чище, чем у Энакина. Большими пальцами он стирает слезы, о которых Энакин и не догадывался. – Я так тобой горжусь.

Всхлип вырывается из горла Энакина, когда Оби-Ван притягивает его ближе, он позволяет себе прижаться к его груди, пока не слышит стук сердца Кеноби в ребрах. После всех опасностей – Кеноби жив. Немного пострадал, но жив и, как никогда, любим Энакином, которого считает своим.

Энакин позволяет теплому ощущению одобрения и привязанности со стороны Оби-Вана возбудить его, пока Кеноби ведет его в ванную; пока Оби-Ван, толкнув его под теплые струи, опускается перед ним на колени, беря его член в рот, а теплая вода смывает доказательства их неосмотрительности; и пока он не заворачивает Энакина в одеяло, он гладит его по волосам, оставляя нежные поцелуи на лбу, и просит немного поспать.

На мгновение Энакину кажется, что он не сможет. Но потом его голова касается подушки, а собаки сворачиваются у него под боком, и Энакин засыпает, окруженный теплым дыханием.

========== 27. ==========

Настоящее.

Люк взвизгивает, когда Энакин попадает малиной в его животик, и трясет маленькими ножками, весь радостный от проявленного внимания. Его сестра наблюдает за ними с другой стороны, абсолютно не впечатленная баловством отца и брата. Иногда она бывает игривой, Энакин уже знает, но это всегда происходит на ее собственных условиях.

Последние три недели были… Ну, он бы не сказал, что они были лучшими в его жизни. Дети – это прекрасно, а иметь кого-то рядом – кроме Оби-Вана и Асоки – это мило, но отдаленность от Оби-Вана, как оказалось, ощущается тяжелее, чем ожидалось. Ведь это не казалось ему чем-то особо плохим. Сначала, да, ситуация была стрессовой, но потом, когда они с Кеноби стали любовниками, ему стало все больше нравиться его затворничество в хижине и место у Оби-Вана под боком.

По мнению Органа и психиатра, который приходит к нему раз в три дня, в этом и заключается проблема. То, что через что он проходил, не было нормальным и здоровым. Он влюбился в Оби-Вана потому, что иначе существовал риск причинить себе вред. У него не было другого выбора – он не мог сказать «нет». Иногда Энакин это понимает; в другие же дни он осознает, что скучает по Оби-Вану слишком сильно, чтобы думать об этом. Но чем дольше он остается вдали от него, тем реже и реже случаются такие дни.

Самые легкие дни – такие, как сегодня, когда Бейл и Бреха, оба занятые работой, оставляют Энакина присматривать за детьми. Бейл довольно настороженно относился к этой идее, но на том, чтобы позволить ему быть с детьми, настояла Бреха, опираясь на родительские инстинкты и стремления. Когда они вернулись, дети были целы и невредимы и сладко посапывали на ковре в детской вместе с отцом, а Энакин стал почетной няней.

– Энакин, – зовет Бреха, заглядывая в комнату и на ходу заканчивая прическу. – Я через пару минут ухожу, но Бейл скоро вернется, ладно?

– Конечно, госпожа. Мы будем здесь, – отвечает он, возвращая все свое внимание детям. Лея, воспользовавшись тем, что он отвлекся, начала уползать. Скорость близнецов в последние недели начала расти, к радости и беспокойству их многочисленных нянь. Энакин тянется, ловит Лею за крошечную ножку и бережно тащит обратно – туда, где она лежала раньше. Она противится этому, недовольно агукая, но Энакин не реагирует на это.

С Леей, возвращенной в центр ковра, Люк явно начинает засыпать, Энакин прислушивается к стуку каблуков Брехи, доносящемуся с лестницы, пока она спускается на этаж ниже. Он не видел ее туфли, но они, несомненно, внушительные и очень стильные. Каблуки стучат по деревянному полу, когда она подходит к входной двери, а Энакин как раз собирается перестать отслеживать ее передвижения, и тут раздается звонок в дверь. Они не ждут гостей – все посетители должны быть отмечены у охраны на главных воротах – так что это аномально. Если прошедший год чему-то и научил Энакина, так это тому, что аномалиям доверять не стоит.

– О, здравствуйте, офицер, – Бреха прибегает к тому приятному тону, которым всегда разговаривает с любыми представителями закона. Очевидно, решение по поводу того, что делать с Энакином, еще не принято, а потому все находится в подвешенном состоянии, пока кто-нибудь не осмелится принять решение. – Простите, я не знала, что вы придете.

– Это не было запланировано, – отвечает ей кто-то, и Энакин чувствует, как в жилах стынет кровь, когда явный акцент достигает его ушей через открытую дверь детской. – Мы обнаружили некоторые проблемы с маячком Энакина; кажется, с ним какие-то неполадки. Полицейский участок направил меня удостовериться, что устройство не повреждено.

Энакин возвращает близняшек в кроватки так быстро, как может, не желая их тревожить. И все равно, думает он, они чувствуют его беспокойство. Люк проснулся и удивительно покраснел – как всегда, когда он нервничает. Он немного воркует с ними, надеясь, что они не будут шуметь, но они становятся лишь слегка спокойнее. Этого должно быть достаточно.

Как только он надежно их прячет, он выходит из детской в главную спальню. Он полагает, что Органа верят тому, что он не заметил небольшого пистолета, который они хранят в прикроватном столике, потому что у него вряд ли была причина заглянуть в него. Но он заглядывал, и сейчас он достает пистолет. Предварительная проверка показывает, что он заряжен, и Энакин засовывает его за резинку пижамных штанов, прежде чем выскользнуть в коридор. Этот пистолет меньше его прежнего служебного, но и так сойдет. Спасибо звездам за прагматичных успешных юристов, наживших себе врагов.

Разговор в фойе тем временем продолжается. Бреха, как обычно, общительная, весело болтает о своем расписании с пришедшим, пока Энакин крадется к верхней площадке лестницы. Знакомый голос офицера – одновременно песнь сирены и предупреждающая сирена.

Расшатавшаяся половая доска на площадке скрипит под весом Энакина, оповещая о его присутствии собравшихся внизу. Они поворачиваются к нему, Бреха улыбается ласковой улыбкой, а взгляд человека, стоящего за ее плечом, похож на взгляд голодающего, увидевшего пиршество. Он уже видел такое выражение лица, но в обстановке величественного особняка Органа оно выглядит неуместно.

– О, Энакин, а вот и ты, – зовет Бреха. – Я уже уходила, но офицеру Джинну нужно взглянуть на твой трекер. Очевидно, они обнаружили какие-то неполадки.

Энакин облизывает пересохшие губы и заставляет себя не колебаться, а изобразить обычную незаинтересованность, когда отвечает:

– Ага, ладно, – при малейшем признаке того, что что-то идет не так, Бреха может не уйти. Она не может оставаться здесь, не с ним в доме. – Я, ну, стукнулся им в душе недавно. Проблема может быть в этом.

– Тебе стоит быть осторожнее, – журит его Бреха, и Энакин буквально сдерживает вздох облегчения, когда она отходит от офицера, подходя к вешалке у двери и снимая свой пиджак. – Я ухожу; Бейл вот-вот вернется. Веди себя хорошо.

– Я и так, – нахально отвечает Энакин, но его улыбка и веселость исчезают, как только за ней закрывается дверь. Он тут же переводит взгляд на их гостя и чувствует, как сердце стучит в горле.

Офицер делает шаг к лестнице, снимая кепку и беспечно бросая ее на пол.

– Здравствуй, Дорогуша, – приветствует его Оби-Ван, поднимаясь на первую ступеньку и улыбаясь убийственной улыбкой. – Так много времени прошло.

За прошедшие три недели Оби-Ван изменился совсем немного. Он укоротил волосы и сбрил бороду, но даже этого достаточно, чтобы он выглядел совсем не так, как мужчина с розыскных ориентировок, развешанных по городу. Моложе, красивее, и в любом случае – здорово изменившимся. В офицерской форме (Энакин не хочет думать о том, откуда он ее взял) он поистине неузнаваем для всех, кроме самых близких. Тех, кто узнал бы морщинку над бровью, линию челюсти и странный блеск в голубых глазах.