Текст книги "Переговоры (ЛП)"

Автор книги: Glare

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Я люблю тебя, – выдыхает Оби-Ван, снова просовывая пальцы под ошейник и притягивая Энакина ближе.

Энакин краснеет, но на его губах вспыхивает застенчивая улыбка.

– Я тоже люблю тебя.

Комментарий к 22.

еще 11 глав господи дай мне сил

========== 23. ==========

9 лет назад

Привкус алкоголя тяжело ощущается на языке, и Энакин потерял счет точному количеству выпитого два или три коктейля назад. Это, конечно, и былью целью прогулки: напиться, подцепить кого-нибудь, поймать удачу за хвост. И если по первому пункту плана он достиг невероятного успеха, то осуществление второго и третьего пунктов оказывается трудным.

До сих пор единственные, кто к нему подходят, это типичные презентабельные мужчины в годах, вроде тех, которых легко встретить в любом уважающем себя БДСМ-клубе в Корусанте – сбегающих от своих жен, чтобы подцепить красавчиков-чистильщиков бассейнов без риска быть застуканными в сарае с инструментами. При всем том, насколько «сильно» Энакину бы хотелось уйти домой с кем-то из них, это совсем не то, чего он ищет. К счастью, они тоже быстро понимают, что Энакин не в их вкусе. Он язвителен, немного неусидчив, а это не подходит под описание «дружелюбное живое тело», которое они ищут. Они все понимают – он уходят.

Ну или хотя бы большинство из них.

Однако один мужчина усиленно не понимает, что Энакину от него ничего не нужно. Он болтается рядом, словно особенно навязчивая тень, отгоняя любых заинтересованных в Энакине прежде, чем тот успевает открыть рот. Несмотря на то, что это было бы напрасной тратой потрясающе вкусного коктейля, Энакин все больше и больше склоняется к мысли просто взять и вылить содержимое стакана на него, а после, возможно, даже разбить стакан об его голову – для лучшего эффекта. Он пришел в один из лучших клубов, чтобы избежать встречи со всякими подозрительными персонажами, но теперь ему интересно – может, стоило рискнуть.

– Послушай, мужик, я же сказал, что не заинтересован, – огрызается Энакин, когда снова чувствует руку на своем плече.

– Мои извинения, – произносит приятный, точно не принадлежащий нежелательному обожателю голос, заставляющий Энакина оторвать взгляд от барной стойки в то же мгновение. – Тогда я вас оставлю.

Мужчина, стоящий сбоку, высок и замечательно сложен, у него темные глаза и красивые черты лица. Он на несколько лет старше Энакина, но не настолько, чтобы создавалось ощущение преследования, как со стороны тех мужчин, что подходили раньше. Тонкие губы, окруженные короткой, но аккуратно подстриженной бородой, ухмылка – из-за несомненно ошеломленного выражения лица Энакина. Может ли быть, что после целого вечера плохих решений, его молитвы, наконец, услышаны?

– Нет! – быстро произносит он, когда мужчина делает шаг назад, и указывает на сиденье рядом с собой. – Нет, пожалуйста, останьтесь.

Красивый Загадочный Незнакомец усаживается на сиденье, призывая бармена и заказывая собственный напиток, прежде чем развернуться к Энакину лицом. Энакин замечает, как тот скользит взглядом по его телу, очевидно оценивая.

– Здравствуй, – говорит он, протягивая руку. – Меня зовут Бейл Органа.

– Энакин Скайуокер.

Разговор между ними течет плавно, даже приятно. Бейл – юрист в успешной частной фирме, у него есть любящая жена, которая не против того, что он удовлетворяет свои необычные потребности, до тех пор, пока он в итоге всегда возвращается домой. Он умен, очарователен и остроумен настолько, чтобы посоревноваться в этом с Энакином. Определенно, боги сжалились над ним, потому что продолжительная близость Бейла отпугнула даже настойчивого поклонника.

– Сколько тебе лет, Энакин? – когда в разговоре, наконец, наступает пауза, спрашивает Органа, резко разрушая назревшее напряжение.

Энакин чувствует, что бледнеет, отводит взгляд от Бейла.

– Мое удостоверение говорит, что мне двадцать один, – отвечает он. Это не тот ответ, которого хочет Органа, но и не совсем вранье.

– Я знаю, что говорит твое удостоверение, – Бейл спокойно отпивает свой бурбон. Но Энакин замечает, как дрогнула его челюсть, а это значит, что он недоволен недомолвками. – Но это не то, о чем я спрашивал.

Взгляд Органы не дает Энакину соврать, как бы сильно он ни хотел. Правда может навлечь на него проблемы, может разрушить его будущую карьеру, но ответ все равно слетает с его губ.

– Восемнадцать.

– Так я и думал, – Бейл ставит свой стакан на барную стойку и встает, расправляя складки на рубашке. – Ты довольно сильно рискуешь, сообщая мне правду.

– Я об этом пожалею? – не может не спросить Энакин, и тон получается более резким, чем было бы разумно использовать в такой ситуации.

Бейл улыбается ему достаточно искренне, чтобы успокоить истощенные нервы Энакина.

– Нет, если ты поедешь домой со мной.

Энакин неподдельно удивлен предложению; он думал, что его сейчас бесцеремонно вышвырнут после вскрывшейся правды.

– Пользуетесь моей юношеской неосмотрительностью, мистер Органа?

Он берется за руку, протянутую Бейлом, позволяя тому поднять его на непослушные ноги.

– Не сегодня, мой мальчик, – отвечает Бейл. – Сегодня я просто хотел бы убедиться, что ты протрезвеешь. Но как только твой ум немного прояснится… Что ж, Брехе иногда нравится наблюдать.

***

Настоящее

– Не чешись, – твердо говорит Бейл, отрывая взгляд от дороги, чтобы убедиться, что его приказ исполнен.

Энакин отводит руки от шеи и тонкого металлического ободка на ней. В отличие от ошейника Оби-Вана – широкого и темного, мягкая кожа которого громко заявляла о принадлежности, – ошейник Бейла холодный и неприметный – небольшое металлическое кольцо без бирки с именем, легко принимаемое за кулон, если не видеть закрывающий механизм на затылке Энакина.

Совсем скоро после выпуска из школы и за несколько дней до начала учебы в Полицейской академии появление Бейла в жизни Энакина почти девять лет назад казалось именно тем, что ему было нужно, чтобы выбраться из колеи, в которую он попал.

Их дороги разошлись, когда Энакину исполнилось двадцать – когда в его жизни появилась Падме. Это было расставание по обоюдному согласию, и они оставались друзьями до тех пор, пока Падме не пришла в суд с заявлением на развод вместе с Бейлом. Органа назвал это конфликтом интересов, когда Энакин спросил, почему он не мог представлять в суде его. Это был последний их разговор – до того, как Бейл ворвался в его камеру, словно ангел-мститель.

Органа вздыхает, глядя на раздраженную кожу в том месте, где Энакин впивался в новый ошейник. И хотя он технически и принадлежит ему – тот самый, что он носил во время их встреч, – он не сидит на его шее удобно, как раньше. Вместо комфорта он вызывает зуд и раздражение, которые, Энакин знает, являются скорее плодом его воображения, нежели ощущаются на самом деле. Это не тот ошейник, который он должен носить; это не ошейник Оби-Вана.

Его руки тянутся почесать под цепью снова, но тут же замирают под предупреждающим взглядом Органы.

– Нам придется подстричь тебе ногти, когда приедем, – вздыхает тот.

Энакин смотрит на свои руки. Оби-Вану всегда нравилось, когда ногти Энакина были длинными; ему нравилось о них заботиться, нравилось ощущать, как они впиваются в его спину, когда они…

– Ты уверен, что Бреха воспримет это нормально? – спрашивает он, только чтобы отвлечься от собственных мыслей.

– Да, я уверен. Мы обсудили этот вопрос, когда выяснили, что произошло, и она согласилась со мной, что будет лучше, если ты останешься с нами, пока управление не решит, что именно с тобой делать. Они все еще обсуждают, стоит ли им выдвинуть тебе обвинение как соучастнику.

– Как тебе вообще удалось уговорить их пойти на это? Они даже в туалет меня не выпускали без того, чтобы кто-нибудь маячил у меня за спиной.

– У меня есть знакомый судья, который мне кое-чем обязан, – признается Бейл. – Он уверен, что именно сейчас я лучше прочих знаю, что происходит в твоей голове. Я могу удержать тебя от глупостей или причинения себе вреда снова, в отличие от твоих некомпетентных бывших коллег.

– И что же заставляет тебя думать, что я не сбегу, как только ты повернешься спиной?

– То, что я уже сказал тебе этого не делать, – отвечает Бейл, поворачивая на длинную дорогу к семейному дому. – И то, что маячок в браслете на твоей лодыжке оповестит офицеров на станции, если ты окажешься слишком близко к границе.

Энакин смотрит на упомянутое устройство: маленькая черная коробочка, прикрепленная к браслету, пристегнутому к его ноге. Это позволит управлению знать его постоянное местоположение и оповестит не только в том случае, если он окажется слишком близко к границе дозволенного радиуса, но и если попытается снять эту чертову штуковину. Это хороший стимул оставаться на месте, думает Энакин; Оби-Ван обязательно придумает, что с этим сделать, когда наконец найдет Энакина.

Бреха происходит из рода старой финансовой аристократии, и работа Бейла только помогает им поддерживать их образ жизни, не экстравагантный, как у многих представителей того же социального класса, но он все равно превосходит все то, что Энакин когда-либо имел. Дом широк и просторен, он достался Брехе в наследство от родителей и поддерживается в порядке силами нескольких личных помощников. Лужайка аккуратно подстрижена, а тщательно продуманный сад простирается от дороги до самого крыльца. Энакин помнит, как впервые стоял здесь, опираясь на Бейла, в своем пьяном беспомощном оцепенении. Сейчас он чувствует себя настолько же беспомощным, хотя на этот раз с алкоголем это никак не связано.

Пока Бейл помогает Энакину выбраться из машины, Бреха выходит на крыльцо, прикрывая рот ладонью так, будто не может поверить своим глазам. Энакин знает, что он выглядит ужасно: повязки на запястьях, босые ноги, те же пижамные штаны, в которых его арестовали. И хотя Бреха не разделяет предпочтений мужа, ей всегда было приятно убеждаться, что, с кем бы Бейл ни проводил время, он всегда хорошо заботится об этом человеке. Видеть его в таком состоянии должно быть для нее огорчением.

Она встречает их на садовой дорожке, без колебаний повисает у Энакина на шее и заключает в крепкие объятия. Он с удовольствием льнет к ней, прижимается и утыкается головой в яремную ямку, вдыхая цветочный запах парфюма Брехи.

– Ох, Энакин, – говорит она. – Мы так рады, что ты в порядке.

До этого момента, ощущая обнимающие его руки Брехи и ладонь Бейла, уверенно лежащую на его пояснице, он и не понимал, как сильно скучал по ним.

Бреха наконец отпускает его, отходя и легко целуя мужа, прежде чем проводить их в дом.

– Давайте войдем. Уверена, ты захочешь воспользоваться ванной, Энакин. Знаю я эти ваши камеры.

Он благодарно кивает и позволяет провести себя через входные двери. Внутри дом настолько же красив, как и снаружи, с не слишком большим количеством мебели, но весьма стильно обставленный, в соответствии с утонченными вкусами хозяев. За те годы, что прошли с момента, когда он последний раз с ними встречался, мало что изменилось, кроме, как замечает Энакин, разбросанных по плюшевому ковру в гостиной детских игрушек. То, что у Брехи и Бейла есть дети, ожидаемо, они ведь всегда их хотели, но Энакин все же не может не чувствовать удивления от того, что они охотно пригласили его к себе в дом, имея детей. Они знают, что Кеноби все еще на свободе; они знают, что существует огромная вероятность, что он захочет найти Энакина.

– Почему бы тебе не проведать близняшек, а я пока помогу Энакину набрать ванну, – предлагает Бреха, провожая Энакина в знакомую ему главную спальню. Бейл исчезает за смежной дверью, должно быть, уходя в комнату близнецов, а Энакина уводят в главную ванную.

Сама комната и широкая, глубокая ванна – знакомый вид; удивительно легко вернуться к прежним привычкам, пока Бреха, встав перед ванной на колени, включает воду и насыпает разнообразной мыльной крошки и соли. Он снимает свою грязную одежду, слегка трясет ногой, когда браслет застревает в штанах, затем аккуратной стопкой складывает вещи у двери, чтобы Бреха сама решила, что с ними делать. Он не задумывается о своей наготе – нет ничего такого, чего она не видела раньше, – пока не слышит, как она удивленно вздыхает. Тогда до него доходит, что он совсем забыл о собственнических метках Оби-Вана. Сегодня все не так плохо, как было до этого, но Бейлу никогда не нравились засосы. Энакин заставляет себя стоять ровно, когда Бреха подходит к нему, позволяя ей рассматривать синяки и редкие шрамы, оставшиеся с тех дней, когда Кеноби был немного грубее обычного, и не реагировать на траурное выражение ее лица.

– Мне жаль, что мы не нашли тебя раньше, – произносит она, невесомо проводя пальцами по шраму, пересекающему ключицу.

Энакин пожимает плечами, обрывая прикосновение.

– Вы ничего не могли сделать.

Она не выглядит особенно убежденной, но уступает его невысказанному желанию не говорить больше об этом. Вместо этого Бреха помогает ему забраться в ванную, закатав рукава и принимаясь за старое, знакомое занятие, намыливая ему волосы. После долгих часов, проведенных в камере, ее пальцы в волосах – это прекрасно, и это первый добровольный контакт после короткого визита Асоки. На самом деле к тому моменту, как Бреха заканчивает смывать пену с его кудрей, мысли Энакина уже плавают в приятном тумане, а сам он едва ли не мурлыкает под ее пальцами.

– Приятно видеть, что кое-что не меняется, – ласково произносит Бреха, гладя его по волосам еще раз, прежде чем дотянуться и перекрыть кран.

Он вытирается насухо, и его ждет одежда Бейла для сна. Тот выше и плотнее Энакина, так что вещи висят мешком. Стресс от всего происходящего наконец дает о себе знать, теперь, когда ему удалось сбежать из бесконечного напряжения участка. Усталость тяжелым грузом наваливается на плечи, и у Энакина закрываются глаза, когда он выходит из ванной обратно в спальню. Он не хочет ничего, кроме как рухнуть на огромную хозяйскую кровать и упасть в объятия сна, но Бреха перехватывает его раньше и подводит к двери, ведущей в комнату близняшек.

– Еще рано, Энакин, – говорит она. – Мы бы хотели, чтобы ты сначала встретился кое с кем.

Кое-кто, как обнаруживает Энакин, это два маленьких ребенка в соседней комнате, спящих в собственных кроватках. Бейл стоит за ними, бережно проводя ладонью по маленьким головкам детишек, и мягко улыбается подошедшим Брехе и Энакину.

– Энакин, – объявляет он, понизив голос, чтобы не разбудить детей, – мы бы хотели познакомить тебя с Леей и ее братом-близнецом Люком.

Энакин медленно подходит ближе, заглядывая через край одной из кроваток, чтобы посмотреть на ребенка. Конечно же, Энакин видел детей и раньше, но по какой-то причине дочь Бейла выглядит меньше и, возможно, хрупче, чем другие. Совсем крошечная, она спокойно и умиротворенно спит, а темные волосики на ее головке растрепались. Мальчик, Люк, спит беспокойно, и его веки дрожат от снов, которые он видит. Его волосы светлые, в отличие от сестры.

– Они прекрасны, – говорит Энакин, искренне улыбаясь. – Мои поздравления.

Они благодарят его, но что-то в их взглядах его смущает. Они, кажется, чего-то ждут, пока он рассматривает детей, но он не может понять, чего же именно. Может, узнавания? Но почему?

– Должно быть, тяжело растить близняшек, – добавляет он, не зная, что еще сказать. Молчание Бейла и Брехи быстро становится нервирующим.

– Мы их, честно говоря, усыновили, – отвечает Бейл, подходя ближе и кладя ладонь Энакину на плечо. Ему это не нравится; Бейл так делает, только когда собирается сказать нечто такое, что, как он осознает, Энакину не понравится. – Энакин, ты знал, что Падме была беременна до того, как ты пропал?

Ответ отрицательный, и он бы обязательно сказал об этом Бейлу, если бы его мозг не закоротило от такой новости. Его молчание должно быть достаточным ответом, потому что Бейл сжимает его плечо, пытаясь оторвать его от размышлений, прежде чем продолжает:

– Последнее, что я слышал, прежде чем ты исчез, что она думала о том, как рассказать тебе.

– Как?.. – Энакин задыхается, и звук получается громче, чем он предполагал, потому что Бейл и Бреха выводят его обратно в спальню, закрывая дверь.

Они садятся на край кровати, усаживая его между собой.

– Она говорила про вечеринку за пару месяцев до твоего исчезновения?

Думая об этом, он вспоминает ту ночь. Смутно. Праздник, организованный общим другом, по причине, размытой алкоголем, которая привела к их встрече. Слишком много выпитого, снова вспыхнувшие старые чувства и то, что они оказались в одной постели – абсолютно ужасная идея, результатом которой стали двое детей, спящих в соседней комнате. Детей Энакина.

Та вечеринка случилась примерно за три месяца до его исчезновения; его детям должно быть около шести месяцев. Он пропустил их первый вздох, первые дни дома, бессонные ночи, приходящие вместе с ранним детством.

Он не позволяет себе думать о том, что значит отсутствие Падме. Когда они верили в возможное совместное будущее, они обсуждали то, что у них будут дети. Падме хотела усыновлять, упоминая риски рожать самой, связанные с историей семьи, и Энакину не нужно говорить, что она не вернется к Люку и Лее. Но что более важно…

– Я никогда их не узнаю, так ведь? – спрашивает Энакин у Бейла и Брехи, пока они укладывают его между собой.

– Если ты согласишься принять помощь, – тихо говорит Бейл, – если ты пройдешь через программу и научишься снова жить самостоятельно, может быть, мы сможем разработать расписание визитов. Но нет, Энакин, ни один суд в мире не даст тебе опеку.

Энакин ценит его честность, даже если горячие слезы жгут глаза. Он не хочет быть банальным. Но этот сюрприз нарушил его планы. Он намеревался исчезнуть с Оби-Ваном, как только тот его найдет, сбежать и никогда не оглядываться, но теперь кое-что привязывает его к этому месту. Мысль о том, чтобы оставить детей, пугает его теперь, когда он знает об их существовании, но жизнь без Кеноби пугает его так же сильно.

Ну и какого черта ему теперь делать?

========== 24. ==========

Энакин когда-то думал, что новизна секса для Оби-Вана пройдет после первых пары недель. То, что он берет Энакина практически на каждой возможной поверхности в доме, по-видимому, пытаясь пробраться в самое его существо, определенно должно его в конечном итоге измотать. Но, кажется, дело обстоит иначе, когда они оба изо всех сил пытаются восстановить дыхание; Энакин ногами обвивает талию Оби-Вана, а тот придерживает его за бедра, спиной вдавливая в дерево, сминая пальто и рубашку. Какая-то маленькая часть сознания Энакина переживает, что он будет до конца своей жизни вынимать занозы из спины.

– Мы же выгуливали собак, – выдыхает он, когда Кеноби, наконец, опускает его, и кривится от ощущения влаги, скользящей по бедру, натягивая джинсы. – Есть такая штука, как чрезмерная спонтанность.

Оби-Ван, приводивший в порядок одежду, смеется на это замечание, когда Энакин опускает его с небес на землю, и прислоняется к дереву, в которое только что его втрахивал. – Нет ничего плохого в свежем воздухе, Дорогуша, – говорит он и делает глубокий вдох, будто подтверждая свои слова.

Зима только начала идти на спад, уступая место теплой весенней погоде. Вместе с повышением температуры и просыпающейся от зимней спячки жизнью новое время года изменила и поведение Оби-Вана. Он теперь более расслаблен, дружелюбен, очевидная напряженность покинула его тело, когда он оставил позади тяжесть зимы и воспоминания, с нею связанные. Иногда, когда они отдыхают вместе, потягивая любой алкоголь, что есть у Кеноби, пока тот проверяет работы студентов, Энакин почти может представить,что последних месяце никогда не было. Он смотрит на Оби-Вана, притворяясь, что они снова в их неудобных квартирах, а он просто заглянул пропустить по стаканчику после работы. Конечно, эти фантазии не длятся долго, потому что неустанный напор Оби-Вана отвлекает его от проверки, притягивая внимание к чему-то более приятному. И все же такие перерывы, позволяющие оторваться от реальности, помогают Энакину сохранить рассудок с тех пор, как их взаимоотношения изменились.

Здесь, в хижине, в компании с Кеноби и собаками было бы легко полностью потерять контроль. Было бы так легко просто пустить все на самотек и тонуть в каждой прихоти Оби-Вана. Но моменты, когда он вспоминает, помогают не захлебнуться. Они толкают его иногда бороться, даже если он знает, что это бесполезны усилия против накрывающих с головой волн. Оби-Ван не возражает, наслаждаясь неожиданными препятствиями, когда он подчиняет его себе – когда приковывает наручниками к изголовью кровати и наблюдает, как он корчится, пока не ослабевает настолько, что сил на сопротивление не остается. Это отвратительно странная и беспроигрышная для обеих сторон ситуация.

Энакин садится рядом с Оби-Ваном, позволяя притянуть себя ближе, пока они смотрят на набухшие почки на ветвях сверху.

– Как думаешь, насколько далеко собаки убежали, когда мы… отвлеклись?

– Думаю, зависит от того, насколько смелым Трипио чувствует себя сегодня, – задумчиво произносит Кеноби. – Обычно именно он решает, как далеко они уйдут.

– Справедливо.

На пару секунд они замолкают, наслаждаясь видами и звуками весны. Лес только начал просыпаться, живность постепенно выходит из спячки, пока растения потихоньку расправляют листики. Энакин никогда не был в таком диком месте, и он осознает, что очарован качанием ветвями с бледной листвой и яркими почками, когда ласковый весенний ветерок колышет их.

– Я не был здесь несколько лет, – признается Оби-Ван, кладя голову на плечо Энакина. – Ни разу с того момента, когда мы последний раз были тут с семьей. Точнее, с тех пор, как умер Квай-Гон.

Энакин понимает, что рассеянно гладит Оби-Вана по голове, радуясь обычной близости.

– Кажется, ты все еще довольно неплохо помнишь окружающую местность.

– Пришлось выучить. Квай-Гон до смерти боялся, что мы уйдем слишком далеко от дома и заблудимся. Эти леса очень опасны без должной подготовки.

– Можешь мне не рассказывать, – шепчет Энакин, вспоминая, как много недель назад, потерянный, провел холодную ночь в лесу. – Однажды ты научишь меня.

Он чувствует, как Оби-Ван медленно кивает, и заторможенность и усталость эхом отзываются в теле Энакина. Похоже, спонтанный секс вымотал их куда больше, чем они думали.

– С радостью, мой дорогой, – отвечает Оби-Ван, а после снова становится тихо. Энакин чувствует, как засыпает, но прежде чем отключиться, слышит тихие слова Кеноби: – Я рад, что я здесь, с тобой.

***

Первый выстрел ошарашивает их, вырывая из дремоты, но еще не пугает по-настоящему. В конце концов, это может бы всего лишь охотник, забредший слишком близко к хижине в погоне за животными. Нет, от второго выстрела, поднимающего их на ноги, страх закручивается в груди, когда вслед за гулом слышится безошибочно определяемый визг раненого животного.

– Трипио? – зовет Оби-Ван. – Ардва?

Энакин даже не ждет ответа, срываясь и убегая в лес, следуя за звуком полного боли скулежа, который эхом отдается в деревьях. Кеноби догоняет его через мгновение, а после бежит с одном темпе, явно недовольный, что тот убежал один. Сердце Энакина бьется где-то в горле, лишая возможности говорить, сглатывать или даже глубоко дышать. Есть только стук, громкий и бесконечный. Оби-Ван на бегу продолжает звать собак, но никто не отзывается. Если одна из них ранена, то, скорее всего, другая ни за что от нее не отойдет. Они были рядом все эти месяцы после знакомства, неразлучные в свои лучшие дни. Энакин подозревает, что сейчас наступили плохие.

– Трипио! Ардва!

Пробираясь через особенно плотные заросли, Энакин замечает псов: Ардва, готовый к защите, нависает над подозрительно спокойным Трипио. Его шерстка стоит дыбом, и он пристально куда-то смотрит – до того, как Оби-Ван отталкивает его в сторону и панически кричит:

– Энакин! Осторожнее!

Раздается третий выстрел, и кровь Оби-Вана брызжет на ветви, когда пуля проходит ровно там, где только что стоял Энакин. Если бы не быстрая реакция Кеноби, он бы точно был бы мертв. Они оба падают на землю, Оби-Ван держится за плечо. Кровь сочится из-под пальцев, капая на еще жухлую траву. Он все еще жив, слабо рычит от боли, но самостоятельно двигаться он теперь не способен. Четвертый, пятый и шестой выстрелы попадают куда-то рядом с ними, поднимая брызги грязи и заставляя разлетаться щепки, когда пули врезаются в землю или в кору деревьев позади.

Энакин после теряет счет выстрелам, больше фокусируясь на том, чтобы вытащить себя и Оби-Вана в безопасное место до того, как их преследователю снова улыбнется удача. Он не хочет оставлять собак на волю судьбы, не может смириться с мыслью о том, что они останутся без защиты, но кровь Кеноби запачкала уже руки их обоих, и по опыту работы в полиции он знает, что иногда приходится выбирать, даже если хорошего варианта нет. Так что он по-прежнему остается внизу и вытаскивает их из-под огня, таща Оби-Вана за собой, скрываясь за достаточно крупными выступающими каменистыми образованиями. Энакин думает, что единственное хорошее в том, что пули ударяются в другую сторону камней, – то, что никто не стреляет по собакам. Очевидно, он и Оби-Ван – куда более привлекательные цели.

Пока они ждут, что нападающий сделает следующий шаг, Энакин снимает с Оби-Вана шарф, каким-то образом удержавшийся на шее, и обвязывает им его плечо. Кеноби стонет, напрягается, будто собираясь вот-вот оттолкнуть Энакина, но в итоге только цепляется пальцами за запястье Энакина в почти болезненной хватке. И хотя пули не задели ничего жизненно важного – Кеноби дышит без затруднений и не теряет кровь быстрее, чем должен, – он ранен, а они застряли за этими чертовыми камнями до тех пор, пока стрелок не решит, что делать дальше.

– Стрельба… ведется с дороги, – с трудом выговаривает Кеноби сквозь сжатые зубы, и Энакина бы впечатлило то, как обостренно тот ощущает направления в лесу, если бы не факт того, что Оби-Ван истекает кровью под ладонью Энакина прямо сейчас.

– Заткнись, – шипит он в ответ, чувствуя, как растет паника от осознания, что звуки стрельбы прекратились. Напавший решил драться с ними? Энакин не в форме; он не уверен, что сможет их защитить, если дело дойдет до драки, особенно при наличии у противника пистолета. Если все к этому идет, он чертовски уверен, что будет сражаться до последнего, даже если это всего лишь замедлит нападающего. Ему придется иметь дело с Энакином, если он хочет причинить Кеноби больший вред.

Несмотря на решимость, он чуть не плачет от облегчения, когда слышит, как заводится двигатель машины. Кеноби был прав: стреляли с дороги. Шины скрипят, когда нападавший уезжает, очевидно, решив, что предупредительных выстрелов было достаточно, что его сообщение доставлено. Он вернется – в этом сомнений нет, – но его временное отступление дает Энакину столь необходимое время, чтобы помочь Оби-Вану и Трипио. Если последний вообще еще жив.

Он не понимает, что бормочет бесконечное «нет, нет, нет, нет», пока Оби-Ван не сжимает его запястье так сильно, что чувствуется кость, заставляя очнуться от собственных мыслей и взглянуть на него. Кеноби поднимает свободную руку, затягивая шарф, чтобы тот удержался на месте, когда отталкивает руку Энакина.

– Я буду в порядке, – говорит он с отчасти ободряющей улыбкой. Он бледен – даже больше, чем обычно, – от стресса и потери крови. Его рука, держащая Энакина, дрожит. – Иди проверь Трипио и Ардва.

Энакин совсем не хочет оставлять Оби-Вана одного, но ему не нужно повторять дважды. Теперь, когда опасность прошла, страх за жизни его питомцев возвращается. Поднимаясь, он зовет их, выходя из убежища за камнями, чтобы их найти, но не получает ответа.

– Ардва? Трипио?

Обнаружив их, он видит, что они оба не двигаются. Единственное, что изменилось, – это то, что внимание Ардва теперь приковано к Энакину, а не к нападающему. Он настолько взбешен, что, кажется, не узнает собственного хозяина, оскалившись и вставая на защиту Трипио, когда Энакин подходит ближе. Энакин шепчет, подбираясь к ним, стараясь успокоить. Он не решается подойти так, чтобы Ардва смог достать до него своими зубами, пока не будет уверен, что тот ему позволит, потому что все еще помнит крик Саважа той ночью.

Уже ближе он видит, как медленно поднимается и опускается грудка Трипио. Пес жив, и кажется, что огромная гора свалилась с плеч. Он честно не знает, что бы он делал, если бы Трипио погиб – если бы он не смог защитить свою пушистую семью так же, как и истекающего кровью Оби-Вана.

Ардва наконец отступает, позволяя Энакину осмотреть Трипио, пока сам слоняется вокруг. Трипио, судя по его пугающему спокойствию и тихому скулежу, который Энакин слышит, подобравшись ближе, отделался царапиной, и все на самом деле только выглядит так страшно. Энакину интересно, хотел ли нападавший убить собаку или ранил ее, только чтобы заманить на линию огня Энакина и Оби-Вана.

– Как он? – спрашивает Оби-Ван, не в состоянии сам увидеть из-за камня, на который он опирается. То, что он говорит, значит, что он остается в сознании – хороший знак.

– Похоже, просто царапина, – отвечает Энакин, осторожно, чтобы не потревожить рану, поднимая Трипио на руки. И хотя все выглядит не так уж плохо, нет смысла беспокоить рану и, возможно, ухудшать ситуацию.

Когда он возвращается к Оби-Вану, тот с трудом встает на ноги. Энакин считает, что тому не стоит двигаться, но не выказывает недовольства. У них действительно нет выбора, учитывая их нынешнее местонахождение. Им нужно добраться до хижины, чтобы обработать раны, а дойти они смогут, только если Кеноби будет на ногах.

– Как думаешь, в какой стороне дом? – спрашивает он, переступая с ноги на ногу, когда Оби-Ван опирается на его плечо для баланса. Ноги Кеноби дрожат; он выглядит так, будто при резком порыве ветра может легко упасть. Лес, прежде означавший убежище и безопасность, теперь холоден и враждебен.

– Лучше держаться подальше от дороги, – произносит Кеноби, – на случай, если нападавший все еще здесь. Сюда.

Он тяжело опирается на Энакина, пока они продираются сквозь ветви, и возвращение занимает гораздо больше времени, чем дорога сюда. Играя роль костыля для Оби-Вана, неся не такого уж легкого Трипио и все еще не отойдя от недавнего секса, Энакин к моменту, когда они добираются до хижины, дрожит почти так же, как Кеноби. Адреналин, кипевший а его крови во время атаки, быстро рассеивается. Он падает – они оба – а ему необходимо занести Оби-Вана в дом прежде, чем шок накроет его окончательно.

Пока что, оставив Трипио на его лежанке вместе с Ардва, все еще бродящим рядом, Энакин пытается проводить Оби-Вана наверх за маленькой аптечкой, которая хранится под раковиной в их ванной. Он мысленно обдумывает, что ему нужно сделать, чтобы поднять их обоих по лестнице, когда Кеноби внезапно собирается с силами и встает на ноги, заставляя его остановиться.