Текст книги "Переговоры (ЛП)"

Автор книги: Glare

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Между Энакином и Асокой повисает тишина, пока они просто смотрят друг на друга, пытаясь собрать мысли воедино. Так много всего случилось за такое короткое время, и они не уверены, что же происходит теперь. Энакин почти доволен, рассматривая ее. Темная кожа, длинные белые волос. И серо-голубое великоватое ей худи, которое, Энакин знает, она украла у Оби-Вана, скрывает ее в своих складках. Она всегда больше ценила функциональность, а не моду.

Энакин наконец нарушает тишину:

– Я рад видеть тебя.

– Я тоже рада тебя видеть, – говорит она, вытягиваясь через стол и беря руки Энакина в свои. – Я так рада, что ты в порядке!

– Все хорошо, Шпилька, – уверяет Энакин. – Не стоит волноваться обо мне. Ты сама-то как?

– Я увидела сюжет в новостях и не могла в это поверить. Я не была уверена, что Пло вообще разрешит мне приехать, а потом – что мне позволят увидеть тебя… Слишком много всего, понимаешь?

– Да.

Она кусает губу, глядя на их соединенные руки.

– Люди продолжают говорить мне обо всех тех ужасных вещах, которые сделал Оби-Ван, но, кажется, мне понадобится очень много времени, чтобы принять все это. Он был всегда таким теплым и добрым. Никогда не выглядел как человек, способный на то, о чем все говорят… – Ее взгляд возвращается к нему, пригвоздив к сиденью. – А еще похоже на то, что не только он меня обманывал.

– Шпилька…

– Нет, Энакин! Почему ты не сказал мне? Я думала, что ты типа нелюдимый парень Оби-Вана. Если тебя правда удерживали против воли, почему ты не сказал мне? Мы столько раз оставались наедине! Мы могли сбежать! Мы могли попросить о помощи!

– Он угрожал тебе, Шпилька! – перебивает Энакин, и Асока тут же замолкает. – Когда мы только приехали туда, он сказал, что убьет тебе, и Пло, и любого, кого я могу попросить о помощи. Я не могу рисковать вами, так что я решил выждать. А потом, когда я узнал тебя поближе, я со временем понял, что мне не нужна помощь. Я хотел остаться. Я был счастлив, Кеноби был счастлив, ты была счастлива. Как я мог все разрушить только потому, что все началось неправильно?

– Кеноби похитил тебя… – фыркает Асока. – Оби-Ван украл тебя и держал взаперти в той хижине, словно какую-то принцессу из сказки, только вот твой рыцарь в сияющих доспехах никогда бы за тобой не пришел, так что ты вместо этого влюбился в дракона.

Энакин ничего на это не отвечает, только, задумавшись, смотрит на стол.

– Ты винишь меня? – наконец спрашивает он.

Асока вздыхает, скрестив руки на груди, выпустив его ладони из своих и откидываясь на спинку кресла.

– Нет, – неохотно признает она. – Если бы была возможность, ты бы вернулся к нему?

– Да, – без заминки отвечает Энакин. – Если бы я мог, я бы вышел отсюда прямо сейчас и нашел бы его, но ты знаешь…

Энакин тянет за наручники, позвякивая ими, и Асока хмурится при виде такой ужасной шутки. Ей определенно не нравится то, как он выглядит в наручниках, но ни один из них с этим поделать ничего не может.

– Со мной уже пыталась поговорить пресса, – вздыхает она. – Они хотят знать мою историю. Соседская девочка. Как будто они думают, что я выдам им парочку красочных подробностей. Будто я все это время все знала и держала в тайне. Но все не так. Ничто тебя не выдавало… его не выдавало…

– Прости, – произносит Энакин, когда Асока больше не в силах ничего сказать. – Я сказал им отдать собак тебе. Ты позаботишься о них, да?

– Конечно, Энакин. Ты же знаешь.

Он неуверенно улыбается ей, чувствуя, как текут слезы. Перспектива того, что это последний раз, когда они видят друг друга, расставаясь, возможно, навсегда – пугает. Кто знает, когда – или случится ли это вообще – Энакина признают достаточно здоровым, чтобы оставить в покое. И даже если он выйдет отсюда, позволит ли ему Пло видеться с ней? Если Оби-Ван придет за ним, что они будут делать? От всей этой неопределенности Энакину хочется кричать. Он отчаянно жаждет тех обычных дней, когда они пекли печенье вместе, до тошноты наедались сладостей и танцевали в хижине под громкую музыку, пока Оби-Ван ворчал на них, делая вид, что ему не нравится. Этого слишком много.

– Спасибо, Шпилька.

Затем она выбегает из комнаты, напоследок обняв Энакина еще раз и оставив наедине с его неопределенным будущим.

========== 7. ==========

Год назад

Энакин просыпается от ритмичного гудения двигателя машины, мягкого бормотания радио, тихого присвиста, который он связывает с дыханием Трипио. Веки тяжелые, мысли в голове, словно сироп, липкие и вязкие. В правой руке ощущается тупая пульсация – приглушенная боль, обычно бывающая после тяжелых наркотиков. Ощущения… немного странные, но Энакин чувствует себя комфортно, а потому не собирается жаловаться. Он будто летает, ему тепло и спокойно. Он пытается вытянуть руку и коснуться шерсти Трипио, но его ловят за руки до того, как он успевает зайти слишком далеко.

Реальность обрушивается на него вместе с возвращением воспоминаний. Переулок, Ардва, Кеноби, пришедший их спасти. Все, что случилось в квартире. Он напрягается, изо всех сил пытаясь подавить рвущийся с губ злой стон паники, но безуспешно. С усилием открыв глаза, он обнаруживает, что лежит на заднем сиденье машины. Салон слишком хорош для его собственной, значит, эта принадлежит Кеноби. Ногами двигать так же тяжело, как руками, – по большей части потому, что его, кажется, связали одной из простыней Кеноби до того, как безжалостно похитить. Трипио свернулся, уложив голову на ближайшую к нему ногу, и удовлетворенно спит. Энакин не видит Ардва, но фырканье и сопение, непохожие на Трипио, позволяют понять, что собака жива и находится где-то в машине. Кеноби за рулем тихо подпевает радио. Вся сцена была бы почти домашней, если бы не тот факт, что запястья Энакина привязаны к двери чем-то, что оказывается тем самым галстуком Кеноби.

– Приношу извинения за оригинальные наручники, – говорит Кеноби, бросая взгляд на него в зеркало заднего вида. – Я не смог найти что-то более подходящее, кроме твоих наручников, и я волновался, что они могут натереть тебе запястья.

Оби-Ван не извиняется, замечает Энакин, за то, что связал Энакина – только за то, что пришлось сделать это мягкой голубой тканью. Энакин на пробу тянет свои оковы, проверяя их на прочность. Они достаточно крепкие, чтобы удерживать его на месте, но вместе с тем недостаточно тугие, чтобы нарушить циркуляцию крови. Оби-Ван явно оставил необходимое пространство на два пальца, как любой, кто на досуге занимается связыванием. Ну каков ублюдок.

– Но все равно, не тяни слишком сильно, – продолжает Кеноби. – Не хотелось бы усугублять состояние твоей руки. Тебе тепло? Я волновался, что ты мог получить сотрясение.

– О чем ты волновался? – шипит Энакин. – Ты же чертов серийный убийца!

Кеноби возвращает всё внимание дороге, но Энакин чувствует, как он хмурится, когда отвечает:

– Я думал, я достаточно ясно объяснил вчера, что предельно заинтересован в твоем благополучии. Я забочусь о тебе, Энакин. Иначе зачем бы я это делал?

– Накачать кого-то наркотиками и похитить – это не проявление заботы!

– А что мне было делать? – ворчит Кеноби. – Тебя почти убили в том переулке! Если бы я не прибыл вовремя, ты определенно был бы мертв!

– Ну не знаю, вызвать полицию? Вызвать скорую или отвезти меня в больницу, как нормальный человек?

– Если я правильно помню, ты сам тоже решил не звать никого на помощь, когда увидел тех двоих, так что у тебя нет никакого права спорить со мной на эту тему.

Энакин открывает рот, чтобы возразить, но заметив, как белеют костяшки Оби-Вана на руле, не решается говорить. Трипио, разбуженный их спором, обеспокоенно скулит и поднимает голову, чтобы пару раз лизнуть Энакина, предлагая ему свою собачью заботу.

Окна затемнены, и Энакин не видит за ними ничего, кроме редких проблесков растительности, которая, как он думает, похожа на лес. На дороге слишком мало машин, чтобы достаточно освещать ее. Ему кажется это странным местом для Кеноби. Он всегда чем-то напоминал шоумена; Энакин не может представить его живущим в лесу, в глуши. Где бы он гладил свои рубашки?

В конце концов, он больше не может мириться с неизвестностью:

– Ну и куда мы едем?

– Неподалеку от Набу есть хижина, в которой я иногда отдыхаю во время каникул. Мы будем оставаться там в обозримом будущем.

– Они отследят тебя, – рычит Энакин. – Они найдут арендные соглашения, банковские записи. Квинлан меня найдет.

Оби-Ван громко фыркает:

– Ох, дорогуша, жаль тебя расстраивать, но они не найдут. Нет никакого бумажного следа, который они могли бы найти; я вряд ли настолько глуп, чтобы допустить такую ошибку. Домик принадлежит одному из моих старших братьев, Ксанатосу. Наш отец завещал землю ему, но Ксанатос перестал появляться там еще задолго до смерти отца. Подозреваю, что он даже не помнит, что она у него есть. Ксанатос скорее умрет, чем окажется в месте, в нескольких минутах ходьбы от которого нет клуба, – хмыкает Кеноби. – Не то чтобы он когда-нибудь вообще ходил в ночной клуб, как какой-то простолюдин.

– А когда полиция заметит и твое исчезновение тоже? Думаешь, они не найдут никакой связи? Они не поговорят с твоими братьями?

– С братьями я не общаюсь уже несколько лет – перестал еще задолго до смерти Квай-Гона. Фимор даже не присутствовал на похоронах – так был занят на миссиях за границей. Даже если полиция решит задать им вопросы, они не смогут ничего им сообщить, особенно про мое последнее местонахождение.

Энакин чувствует, как от каждого ответа Кеноби кровь закипает в нем все сильнее; он и правда не видит ни единого шанса, что его напарник найдет его. В желудке поднимается тошнота. Он не хочет больше думать об этом.

– У нас есть еще несколько часов до того, как мы приедем, – Оби-Ван словно читает его мысли. – Я бы порекомендовал тебе еще поспать. – Пауза. – Я могу дотянуться и вырубить тебя снова, если тебе кажется, что ты не сможешь уснуть сам.

Очевидно, что Кеноби не хочет этого. Тон его голоса так сильно его выдает. Видимо, невосприимчивость Энакина его раздражает, заставляя сомневаться в себе и в том, что он оставит его в живых. Энакин действительно не хочет быть вырубленным снова; он не желает оказаться совершенно беспомощным.

– Я в порядке, – вздыхает Энакин. – Как Ардва?

– С ним все хорошо, – отвечает Оби-Ван, одной рукой дотягиваясь до пассажирского сиденья, видимо, чтобы погладить собаку. – Я перевязал его раны, когда ты был без сознания, и наложил шину ему на лапу наилучшим образом, как только смог. Рядом с хижиной есть ветеринарный кабинет, я думаю сводить его на осмотр, когда устрою тебя там. Ты был прав, знаешь ли. Он правда довольно милый, если не приглядываться к его свирепой внешности.

Энакин беззвучно рычит. Он хочет ударить Оби-Вана, чтобы тот не трогал его чертову собаку, но вообще-то Ардва не его пес. Они буквально украли его у тех придурков несколько часов назад, и Энакин провел большую часть этого времени, находясь без сознания из-за наркотиков. Кроме того, именно Кеноби вымыл Ардва; так что у него было ровно столько же прав на него, сколько и у Энакина.

Оби-Ван убирает руку от Ардва и тянется к приборной панели за стаканом навынос с нарисованной на нем эмблемой популярной сети фастфуда. Легкий запах кофе чувствуется в воздухе. Энакин готов поспорить, что этого не было в машине до того, как они уехали, и что кофе все еще теплый, если Оби-Ван решил его пить.

– Ты заехал в автокафе со связанным человеком на заднем сиденье? – спрашивает он ошарашенно.

– Окна затонированы, – отвечает Оби-Ван так, будто это очевидно. – И ты был без сознания. Мне нужен был кофе. К тому же это не впервые.

Зарываясь поглубже в одеяла, которыми Кеноби укрыл его, Энакин ворчит:

– Ненавижу тебя.

– Это только пока, – угрожающе отвечает Кеноби. – Только пока.

***

Над деревьями едва занимается рассвет, когда машина по гравийной дорожке подъезжает к домику, видимо, принадлежащему Кеноби. Он низко, гулко выдыхает от облегчения, явно держась на последней энергии, оставшейся после целой ночи за рулем и в непосредственной близости к стрессовым факторам, вызвавшим все это мероприятие. Энакин чувствует усталость, потому что он отказался снова поспать после разговора с Оби-Ваном. Они снова останавливались, чтобы заправиться и купить еще кофе, в деревушке, о которой, как Энакин предполагает, Оби-Ван и говорил. Он не суетился, когда Кеноби припарковался и вышел из машины, пообещав наказать его, если он попытается привлечь – или привлечет – чье-либо внимание. Не то чтобы это вообще было возможно в такой ранний час.

Собака, готовая размять лапы, скулит от радости, когда Оби-Ван останавливает машину.

– Мы на месте, – без особой надобности объявляет он.

– Да что ты, – отвечает Энакин.

Кеноби ничего не говорит, но хватка его рук на руле усиливается, прежде чем он выбирается из машины, и Энакин задумывается, насколько это умно – доставать его, когда он уже и так на взводе. Это определенно верный способ спровоцировать его на новое убийство, учитывая, насколько Кеноби устал, поэтому Энакин решает, что не будет прекращать. Это будет куда лучше, чем провести ближайшее будущее запертым с ним в этом чертовом доме, пытаясь найти способ сбежать. Оби-Ван никогда не был замечен в насилии над животными – если делать вывод из того, что он знает о нем на данный момент; и он определенно никогда не проявлял враждебности по отношению к Трипио в прошлом. Так что, когда он убьет Энакина, хотя бы о собаках он позаботится хорошо.

Оставив Ардва в машине, скорее всего, не желая, чтобы тот беспокоил сломанную лапу, Кеноби открывает дверь в ногах Энакина и выпускает Трипио на улицу. Оби-Ван не может добраться до оков Энакина без некоторых маневров, и в конце концов он почти сидит на Энакине, разрезая ткань галстука своим карманным ножом, все еще покрытым засохшей кровью тех мужчин из переулка. У него, видимо, не было времени вымыть нож до того, как они уехали. Энакин держится болезненно спокойно, выжидая, пока галстук не спадет достаточно для того, чтобы высвободить руки.

И в этот же момент он подтягивается, ударяя Кеноби коленями в живот и выбивая воздух из его легких. От толчка тот, задыхаясь, сползает с Энакина куда-то между сиденьями, давая ему возможность двигаться. Он рывком открывает дверь со стороны головы, выбираясь наружу из-под кучи одеял, в которые его завернул Оби-Ван, и падая прямо на землю. Ему едва удается встать на ноги, когда Кеноби стремительно нападает на него, притягивая к себе.

Теперь, когда на него не действуют седативные препараты, Энакин может немного побороться с ним – совсем не как в квартире; у него даже получается нанести неплохой удар, который, без сомнений, через пару часов расцветет прекрасным фингалом. Энакин этим гордится, даже при том, что Кеноби, определенно имея навыки подавления чужой воли, вдавливает его в закрытую пассажирскую дверь, удерживая между холодным стеклом и своим горячим телом, заломив руку за спину под неудобным углом. Он слышит, как скулит Трипио, напуганный происходящим, а из машины лает Ардва.

– Хватит, Скайуокер, – рычит Оби-Ван и тянет Энакина за руку достаточно сильно, чтобы тому стало больно, пока он не прекращает возню. – Город находится в часе езды вниз по горе; ближайшие соседи – в двух милях прогулки пешком в неизвестном направлении по неизвестной местности и в зимний холод. Тебе здесь негде спрятаться, где бы я тебя ни обнаружил; здесь нет никого, кого я бы не убил, чтобы удержать тебя. Ты понимаешь?

Энакин вздыхает, его тело сковывает заново подступившая паника. Ему ведь действительно некуда идти. Даже если бы он сбежал от Кеноби сейчас, он не готов идти через горы на холодном ветру. Он чувствует, как кожу пощипывает утренний мороз, в свете восходящего солнца видит, как дыхание вырывается клубами пара.

– Если ты не хочешь, чтобы я сбежал, тебе придется меня убить, – шипит он.

– Ох, Энакин, – мурчит Оби-Ван, – этого ты хочешь? Я не собираюсь тебя убивать. Если бы все дело было в твоей смерти, я бы просто позволил тебе сбежать. Холод убил бы тебя раньше, чем ты смог бы хотя бы наполовину спуститься с горы.

Раннее детство Энакина прошло в Татуине; в Корусант они переехали за несколько лет до смерти матери. Он никогда не был приспособлен к холодам – особенно таким. Он пару раз упоминал об этом в разговорах с Оби-Ваном раньше. И удивился бы тому, что тот запомнил, если бы не недавно вскрывшаяся одержимость.

Оби-Ван отступает, но не выпускает здоровую руку Энакина из своей хватки. Другая теперь бесполезно болтается, пульсируя от боли, потому что действие лекарств уже закончилось, оставив его в невыгодном положении для еще одной попытки устроить потасовку не на словах. Не то чтобы в ней вообще есть смысл. Кеноби прав: если бы все дело было в его смерти, он бы не вмешался в его проблемы и позволил всему идти своим чередом. Даже при том, что он уже зол, Энакин не сможет взвинтить его настолько, чтобы просто закончить все здесь и сейчас.

Достаточно напуганный мрачной перспективой, Энакин позволяет Оби-Вану отодвинуть себя от пассажирской дверцы. Тот достает из машины извивающегося Ардва, прижимая его к себе рукой, и свистом подзывает Трипио, убежавшего по своим делам. Энакин жалеет, что у Оби-Вана было достаточно времени, чтобы заслужить благосклонность его питомца, который подбегает тут же, высунув язык и радостно виляя хвостом.

Ну хоть кто-то счастлив оттого, сколько свежего воздуха ожидает впереди.

Оби-Ван отпускает Энакина, чтобы открыть входную дверь, когда все в сборе, а потом Энакин обнаруживает себя втянутым в дом. Внутри тоже холодно. Очевидно, что никто не приезжает достаточно часто, чтобы стоило поддерживать тепло постоянно, если верить Оби-Вану, уверенному в том, что вряд ли кто-нибудь сможет их отследить.

– Наверху есть спальня – первая дверь налево, – шумно выдыхает Оби-Ван, снова отпуская Энакина. – Можешь устраиваться, пока я включаю отопление.

– Вау, спасибо. Такая щедрость, – ворчит Энакин и направляется к лестнице, которая виднеется прямо за входом. Оби-Ван наблюдает за ним, чтобы удостовериться, что он добрался до нее, прежде чем скрыться за ведущей в подвал дверью рядом с залом.

Наверху на самом деле четыре двери. Энакин не сразу входит в ту комнату, куда его отправили, он сначала исследует этаж, пока он в одиночестве. Две комнаты , скорее всего, спальни: в одной стоят двухъярусные кровати, в другой – одна двуспальная. Они сейчас не заправлены, просто голый каркас и пыль, но Энакин замечает места, где краска на стенах высветлена неравномерно: там когда висели плакаты и фотографии. Все окна плотно закрыты. За третьей дверью оказывается ванная – такая же неиспользуемая, как и спальни. Ванну от остальной комнаты не отделяет даже шторка.

Четвертая комната – главная спальня – выглядит более обжитой, чем все остальные. Широкая кровать стоит в центре комнаты, с обеих сторон от нее есть тумбочки. Еще тут имеется письменный стол, комод, книжный шкаф, а две двери ведут, скорее всего, в гардеробную и главную ванную. Здесь повсюду видны следы Оби-Вана: книги, лежащие на тумбочке у кровати, бумаги на столе. Энакин готов поклясться, что тот был здесь во время осенних каникул в колледже. Ему хочется посмотреть, что хранится в ящиках стола, но звук шагов на лестнице предупреждает о том, что его уединение подходит к концу и что Оби-Ван уже поднимается к нему. Он быстро встает посреди комнаты, поворачиваясь лицом к двери.

Трипио входит первым, принимаясь носиться по комнате, и запрыгивает на кровать, тут же спутывая простыни и радостно раскидывая подушки. Кеноби входит следом, кривясь от устроенного собакой беспорядка. Ардва снова у него на руках и чувствует себя комфортно. Энакин вздрагивает, когда Оби-Ван закрывает дверь за собой.

– Прошу прощения за холод, – вздыхает Оби-Ван, опуская Ардва на кровать и направляясь к гардеробной. Энакин отшатывается, когда тот проходит слишком близко. – Скоро будет теплее. А пока, я думаю, тут есть еще несколько одеял. Не хотелось бы пока возвращаться в машину…

В следующий момент он появляется со стопкой постельного белья в руках, бросая вещи на пол рядом с кроватью и одну за другой разворачивая на пуховом одеяле. Ардва обиженно сопит и перебирается ближе к изголовью, туда, где одеяла его не достанут. Трипио не двигается с места, привыкший путаться в одеялах за все то время, что он провел с Энакином.

– Какую сторону ты предпочитаешь? – спрашивает Кеноби, расстилая последнее одеяло.

Энакин прищуривается:

– Что?

– Сторону кровати, – поясняет Оби-Ван, добродушно улыбаясь при виде смущенного лица Энакина. – Есть предпочтения? У меня самого – никаких, но некоторые люди…

– Я не буду спать с тобой, – рявкает Энакин, наконец-то складывая два и два.

Кеноби хмыкает:

– Ну, об этом я и не думал. Пока еще рановато. Однако, когда все устаканится…

– Нет! – громко протестует Энакин. – Я о том, что я не буду спать с тобой в одной кровати. Ни сейчас, ни «когда все устаканится», никогда!

Улыбка сходит с лица Оби-Вана.

– Энакин, – холодно говорит он, – у нас обоих была долгая ночь, я бы хотел поспать хотя бы пару часов, прежде чем придется вести Ардва на прием.

– Я тебе в кровати для этого не нужен. Я могу остаться в другой спальне.

– Мне нужно, чтобы ты был где-то у меня на виду, – ворчит Оби-Ван. – Другие двери не запираются снаружи, и в других спальнях есть окна; я не хочу, чтобы ты попытался сбежать и что-нибудь себе повредил, пока я буду спать. Ты можешь или спать в кровати со мной, или я запру тебя в ванной.

– Прекрасно, – фыркает Энакин, вырывая одеяло из рук Оби-Вана. – Тогда, пожалуй, я там и посплю.

Он не ждет ответа Кеноби, просто врываясь в основную ванную и хлопая дверью за собой. В углу установлена большая ванна, и Энакин бросает одеяло в нее. Она недостаточно длинная, чтобы вытянуться в ней, но это однозначно лучше, чем делить постель с Оби-Ваном.

Энакин слышит, как что-то царапает пол, и, когда он пытается толкнуть дверь снова, она предсказуемо не поддается. Кеноби, должно быть, заблокировал ручку креслом. Он не выйдет отсюда, пока Оби-Ван не выпустит его. В руке неприятно пульсирует, и он жалеет, что не попросил у Оби-Вана еще обезболивающего, прежде чем закатывать истерику.

Вздохнув, он забирается в ванну и закутывается в одеяло. Может, стоит попробовать поспать, прежде чем снова иметь дело с Оби-Ваном.

========== 8. ==========

Энакин Скайуокер не создан для того, чтобы быть заложником. Он знает это так же, как то, что Земля круглая, а небо голубое – абсолютно и неоспоримо. Ему нужна свобода, как кислород, наполняющий легкие. Не существует более жестокого наказания, чем быть запертым в маленькой комнате наедине со своими мыслями и что бы там ни соизволил оставить ему Оби-Ван для развлечения, пока его самого не будет. В ванной нет окон, только постаревшие обои, зеркало и парочка обшарпанных природных декораций – видимо, пережитков времени, когда это место занимал Квай-Гон Джинн.

Прошло примерно двадцать четыре часа с его похищения, подозревает Энакин, и, пока не пройдет сорок восемь часов, его не объявят пропавшим, его коллеги, без сомнения, заметили его отсутствие. Квинлан попытался бы позвонить ему вчера вечером, и он бы начал волноваться, когда Энакин не взял трубку. Он знает историю Энакина, знает, что с ним произошло. Весь их участок – а потом и весь Корусант – не знают всех подробностей истории, но, как его напарник, Квинлан знает все в деталях. Как человек, прикрывавший его спину во всех передрягах, он заслужил это уважение. Энакин Скайуокер прошел через тернии и боролся за все, что у него есть; Квинлан знает, что он не бросил бы все, оставив позади. Он может только надеяться, что в конце концов, когда придет время, этой уверенность хватит, чтобы убедить его начальство, что здесь что-то не так.

Когда Оби-Ван ушел выгуливать Ардва, он был достаточно щедр, чтобы оставить Энакину под дверью несколько вещей: сэндвич, бутылку воды, еще постельных принадлежностей и несколько книг. И две таблетки обезболивающего, которые Энакин тут же проглатывает сухими. Вероятно, их будет недостаточно, чтобы продержаться до возвращения Оби-Вана, но тот был достаточно умен, чтобы не оставлять ему весь пузырек, подозревая, что его пленник может выкинуть что-нибудь, находясь в изоляции. И он был бы прав.

Сэндвич выглядит грустно: арахисовое масло на слегка подсохшем хлебе, разрезанном пополам и аккуратно уложенном на бумажную тарелку. Оби-Ван извинился перед ним, уходя, за то, что пока что у них ничего больше нет на кухне, но заверил, что дойдет до магазина во время выгуливания, чтобы купить что-нибудь более подходящее для ужина. Вода той же фирмы, что была у него в квартире. Энакин не касается ничего, несмотря на урчание в животе. Так даже лучше, он думает, учитывая, что последнее, что он принял от Кеноби, было накачано сильными быстродействующими седативными препаратами. Пока нет никаких видимых причин, чтобы Оби-Ван захотел вырубить его снова, – Энакин уже там, где тот хотел его видеть, – он бы не стал так рисковать. Но Энакин не будет ничего есть и пить до тех пор, пока не увидит, как это первым пробует Оби-Ван. А если его замучает жажда, то он может попить из-под крана.

Он затаскивает постельное белье в ванную, кидая его поверх одеяла, которое забрал у Оби-Вана вечером. Он, наверное, не должен быть благодарен за то, что Оби-Ван ему дает, – Энакин знает, что Кеноби этого и хочет, – но после сна в ванне только с одним одеялом он правда счастлив, что теперь у него это есть. Он складывает одеяла и подушки в странное подобие гнезда, и это гораздо лучше, чем спать на голом фаянсе. Даже с включенным отоплением к вечеру температура понизится. Когда начнется снег, а Энакин не сомневается, что на этом холме так и будет, каждый дополнительный слой сверху поможет ему спастись от холода.

Книги Энакин тоже заносит к себе. Это вряд ли тяжелое чтиво – дешевый роман и детективная новелла, которую за пару баксов можно купить на любой заправке. Энакин пролистывает первую книгу; аннотация на задней обложке обещает обреченный на неудачу роман между вампиром и человеческой принцессой. После всего, что он, как оказалось, не знает об Оби-Ване, он стопроцентно уверен, что к такому чтиву Оби-Ван никогда бы не прикоснулся; должно быть, он купил книги специально для Энакина, чтобы тот не заскучал.

Сюжет просто ужасен. Ему жалко деревья, которые были вырублены для того, чтобы кто-то смог напечатать этот кошмар. Главная героиня обманывает опасного и загадочного вампира, который утаскивает ее в свой замок. Она так уверена, что он просто неправильно ее понял. Если бы только она сможет всмотреться в него, заглянуть за его недостатки и ее похищение, она увидит, какой он на самом деле хороший и добросердечный мужчина. Энакин почти смеется, потому, сестричка, это не так работает. Уж он-то знает. Ей было бы лучше с принцем, у которого ее похитили, который ищет ее неустанно, и чтобы он мог убить вампира-тирана.

В конце концов, он дочитывает только до первой секс-сцены – несколько абзацев витиеватой прозы и такого количества метафор для названия члена, что Энакин вообще не знал об их существовании, – прежде чем он хватает страницу и вырывает ее из книги. Звук действует удовлетворяющее, и он с улыбкой смотрит на то, как страничка летит на пол. Поэтому он вырывает следующую и еще одну, пока весь пол не оказывается усеян вырванными страницами, а в руках не остается только пустая обложка. Энакин проделывает то же самое с остальными книгами и получает удовольствие от того, что уничтожает подарки Кеноби.

Когда он заканчивает, ему снова скучно, и он решает порыться в шкафчиках. Там обнаруживается стопка полотенец, принадлежности для бритья (без лезвий) и, под раковиной, распечатанная коробка презервативов с истекшим сроком годности. Энакин пытается не думать об этом – об Оби-Ване, заманившем несчастную, ничего не подозревающую жертву в хижину и в кровать. Особенно при том, что примерно неделю назад он и сам бы с радостью сыграл эту роль. Это дико – то, как быстро может измениться чья-то жизнь. Рассеянно он думает: позволил бы Оби-Ван ему уйти, если бы они переспали вечером после пресс-конференции, или он бы оказался в такой ситуации гораздо раньше.

Мысль о том, чтобы помыться, приходит ему на ум; он не подпускал Кеноби к себе, чтобы тот сменил ему повязку, и из-за этого, скорее всего, может случиться заражение, но он тут же отбрасывает эту идею. Он вытаскивает из ванны все, сооружая что-то похожее на преграду. Оби-Ван к тому же не дал ему сменной одежды. Поэтому нет никакого смысла мыться, чтобы потом снова влезть в ту же грязную одежду, а он точно не собирается сидеть здесь в чем мать родила, зная, что его похититель считает его привлекательным. Это только навлечет проблемы.

К моменту, когда у него заканчиваются все возможные развлечения, Энакин понятия не имеет, сколько сейчас времени или как долго Кеноби отсутствует. По внутренним часам он чувствует, что сейчас что-то между поздним днем и ранним вечером, но кто знает, так ли это. Руку неприятно тянет под полинявшей повязкой, но не так уж сильно, благодаря болеутоляющим.

Энакин со вздохом забирается обратно в ванну и усаживается там, дожидаясь прихода Кеноби.

***

– Ты был занят.

Энакин выглядывает из ванной и смотрит на Оби-Вана, стоящего в дверном проеме с Ардва на руках и висящим на запястье пакетом из магазина и оглядывающего беспорядок, устроенный Энакином. Он одет в соответствии с погодой: черная куртка и не сочетающиеся с ней выцветшие синие джинсы. Вокруг шеи у него повязан шарф, который он еще снял, вероятно, из-за того, что он держит свернувшегося песика на руках. Щеки Оби-Вана розовеют от мороза, волосы спутаны ветром, а губы изогнуты в веселой усмешке при виде бардака в ванной. Энакин бы посчитал весь его облик вполне привлекательным, если бы не впечатляющий фингал под глазом, оставшийся от утренней потасовки, и, знаете, того, что он серийный убийца.

Он так хотел, чтобы Оби-Ван вернулся и развеял его скуку, но вот он здесь, и Энакин хочет, чтобы тот исчез. Забавно, как это работает.

Оби-Ван опускает Ардва, и Энакин осматривает его новую шину. Она голубого цвета и тянется от сгиба вниз, обвивая лапу. Ардва ковыляет к ванне, виляя хвостом, и выжидающе смотрит на Энакина. Тот не может ему помочь, только перегнуться через бортик и потрепать его между ушек, как тот и хотел.

– На твоей одежде нет крови, полагаю, ты никого не убил, пока тебя не было, – презрительно усмехается Энакин.

– Не глупи, Энакин, – хмыкает Оби-Ван, наклоняясь, чтобы поднять ближайшие к двери страницы. – Я только вчера расправился со своей последней жертвой, если ты помнишь. Пройдет неделя-другая, прежде чем мне захочется снова. Может, даже дольше, потому что теперь я могу заниматься тобой.