Текст книги "Переговоры (ЛП)"

Автор книги: Glare

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Ох, Энакин, – выдыхает Оби-Ван.

Ничто даже примерно не сравнится с тем неподдельным ужасом, который охватывает Энакина.

Он резко вскидывает голову, когда Оби-Ван толкается снова со странным звуком, и эффективно сталкивает его с себя, отправляя на пол в переплетении одеял. Упав на простыни, Энакин заправляет опадающий член в штаны и закрывает лицо руками, будто пытаясь подавить приступ рвоты от мысли, что он в полубессознательном состоянии, очевидно, решил не тянуть и лечь под Оби-Вана Кеноби. Чуть раздвинув пальцы и не отрывая рук от лица, он смотрит поверх края кровати, наблюдая, как Кеноби утирает кровоточащий нос краешком простыни. Кеноби выглядит недовольным таким поворотом событий.

– Какого черта с тобой не так? – кричит Энакин, чувствуя, как по коже ползет ощущение прикосновений Кеноби.

Оби-Ван поднимает взгляд на него, и выражение его лица меняется на явно самодовольное.

– Ты ни разу не сказал «нет», Эни, – мурлычет он.

Поскольку рядом больше ничего нет, Энакин кидает в него подушку. Никакого особенного эффекта это не производит, но тем не менее свои намерения он выразил.

***

Единственное, что ухудшает секс с Кеноби, это то, что он отказывается выпускать Энакина из постели в следующие несколько дней. Если верить его словам, то от обилия хождений раны на ногах, оставшиеся после его непродуманного побега, могут открыться заново, а он бы предпочел, чтобы на ковре не оставалось его кровавых следов – вот уж спасибо большое. Энакин хотел бы возразить, что от кровати до гостевой ванной идти дольше, чем до основной ванной, где он бы очень хотел сейчас быть, но время, проведенное в кровати с Кеноби, неожиданно приносит свою выгоду.

Первое – и самое главное – это то, что Кеноби не распускает рук. После их резко прервавшегося взаимодействия в вечер побега Энакина, он, кажется, с радостью считается с желаниями Энакина и касается его, только когда помогает ему дойти до туалета. Кроме того, он не спит с Энакином в одной постели, вместо этого соорудив себе рядом с кроватью гнездышко из вещей, прежде лежавших в ванне. Энакин подозревает, что все это для того, чтобы лишний раз не искушать самого себя, а не попытка прислушаться к желаниям Энакина, но он не собирается смотреть в зубы дареному коню. Если Оби-Ван не хочет снова получить в нос, то пусть будет добр держать дистанцию.

А еще Кеноби радостно оставляет его одного в течение большей части дня, приходя только когда Энакин зовет его или чтобы принести попить и перекусить. Энакину это кажется подозрительным, он-то ожидал более серьезных последствий своего храброго побега, но возможно, Оби-Ван считает, что то состояние, до которого он себя довел, вкупе с унизительной помощью в дрочке – само по себе достаточное наказание. Это не говоря уже о ярких засосах на шее, на которые ему приходится смотреть каждый раз в туалете – благодаря тому, что зеркало висит в стратегически важном месте.

Все меняется на четвертый день, когда Кеноби исчезает в гардеробной и появляется, держа в руках одежду – слишком приличную для ношения в доме.

– Куда-то собираешься? – спрашивает Энакин, кромсая в тарелке яичницу, которую ему принес Оби-Ван, пока тот, раздевшись до белья, надевает брюки.

– У Ардва запись на сегодня, будут снимать шину, – отвечает Оби-Ван, застегивая пуговицы на рубашке и заправляя ее в брюки. – И нам нужны еще продукты. Мы скоро вернемся. Надеюсь, ты не собираешься снова калечить себя, пока меня нет?

Энакин кривится от его тона.

– Ага, как-нибудь переживу.

Сейчас ему больно даже стоять. Он не собирается придумывать новый план побега: пока он не может даже по залу пройтись, не опираясь на Кеноби, как на трость.

– Хорошо. – Оби-Ван подходит к кровати, и Энакин вздрагивает, когда он наклоняется. Он запоздало понимает, что Оби-Ван тянется за Ардва, а не за ним, но уже слишком поздно, и он не может двинуться дальше, когда Кеноби чуть разгибается и легко целует его в макушку. Как будто они такая домашняя парочка, а не… ну, чем бы они там ни были. – Тогда увидимся вечером.

Он уходит, и Ардва радостно ворочается у него на руках.

Первые три часа – по подсчетам Энакина – все хорошо, но потом он слышит, как открывается входная дверь и кто-то начинает бродить по нижнему этажу. Ушки Трипио встают торчком от звука, убеждая Энакина, что это не его галлюцинации, вызванные отвыкшим от общества воображением, и собака спрыгивает с кровати, чтобы все разузнать. Для возвращения Кеноби еще слишком рано, но и не похоже, чтобы у них были гости. Энакин вздыхает, решая пойти и посмотреть, откуда шум. Он понятия не имеет, кто бы мог вломиться в хижину посреди леса, но он уверен, что если Оби-Ван вернется и обнаружит кого-то в их доме, то прольется чья-то кровь.

Ковылять вниз по лестнице – пытка, и он крепко держится за перила, но ему удается спуститься. Кто бы ни забрался в дом, он решил проверить кухню, потому что оттуда слышно, как открываются и закрываются ящички под отчетливый шелест упаковки чипсов. Из всего обилия вещей, которые можно было бы украсть, злоумышленник решил выбрать именно картофельные чипсы. Энакин обычно не тот, кто спрашивает о криминальных подвигах других людей – он сам творил странные вещи, когда был подростком, – но вламываться в чужой дом ради пары горсток чипсов – это определенно странный выбор.

Зайдя за угол, Энакин сталкивается лицом к лицу с девочкой-подростком. У нее темная кожа, темные глаза и обесцвеченные волосы. Красная куртка, которая ей велика, болтается на ней, свисая гораздо ниже пояса джинсов. Бесстыдно усевшись на чистом столике Кеноби и запустив одну руку в пачку, она смотрит на Энакина с выражением полного недоумения.

Подозрительно прищурившись, она вытаскивает руку из пачки и показывает на него, держа чипс между пальцев.

– Ты не Оби-Ван, – заявляет она.

Энакин неловко переступает с ноги на ногу, стоя в дверном проеме.

– Я Энакин. Я… – он пытается найти подходящее слово, – парень Оби-Вана.

Твою мать. Он пожалеет об этом.

Она осматривает его с ноги до головы, будто оценивая.

– Понимаю его. Ты милый, – решает она. – Должно быть, ты правда нравишься Оби-Вану. Он сюда годами никого не привозил.

– Эм… спасибо?

– Без проблем.

Девчонка закидывает чипсину в рот, а потом выуживает еще одну из пачки и бросает ее Трипио. Тот крутится возле ее ног, радостно виляя хвостом от подачки. Предатель.

– Не хочу показаться грубым, – начинает Энакин, когда тишина затягивается дольше, чем его хрупкое терпение может выдержать, – но ты кто?

– Асока Тано, – она спрыгивает со стола, забирая чипсы с собой. – Я живу неподалеку. Папа отправляет меня проведать Оби-Вана иногда. Он вроде как отшельник, знаешь? Пло волнуется.

Энакин уверен, что никто не живет неподалеку от этой дурацкой хижины, но Оби-Ван еще в первый день упоминал соседей, живущих в паре миль отсюда. С трудом верится, что девочка могла пройти так много.

– Ты не будешь против, если я посмотрю у вас телевизор? Пло отключил наш, пока нас там нет, и еще не успел его настроить.

– Видимо, нет?

– Круто.

Асока проходит мимо него в гостиную, плюхается на диван, располагаясь с комфортом. Ее знание расположения комнат наводит на мысль, что она бывает здесь довольно часто, и Энакин предполагает, что именно это Оби-Ван и имел в виду, когда говорил, что убьет любого, кому Энакин расскажет о его положении. Это тоже слишком просто: ни один подросток сейчас не ходит без телефона. Быстрый звонок копам – и Энакин будет на свободе. Единственная проблема обнаружится позже, когда Кеноби несомненно избежит наказания (потому что почему нет?). Энакин знает, что не стоит сомневаться в его способности решать вопросы, связанные с ним самим. Если бы Энакин убедил Асоку вызвать полицию, Оби-Ван бы без заминки отомстил ей за то, что она украла его любимую игрушку. Энакин не может подписать ей смертный приговор ради собственного эгоизма.

Поэтому он садится на диван рядом с ней, испытывая облегчение от того, что больше не стоит на ногах. Трипио присоединяется к ним, сворачиваясь на оставшемся свободном месте, пока Асока переключает каналы в поисках чего-нибудь интересного. Она останавливается на каком-то боевике, и Энакин внутренне радуется тому, что она не выбрала сопливую мелодраму, которые так нравятся девочкам ее возраста. Он не уверен, что смог бы вынести это сейчас, а наверх он, черт возьми, без помощи Оби-Вана подняться не сможет.

– Ты сказала, что Оби-Ван уже давно сюда никого не привозил? – спрашивает Энакин, надеясь, что в его голосе не слышно любопытства. Он вдруг понял, что ничего не знает о личной жизни Оби-Вана, несмотря на то, что был его соседом три года и пленником – три недели.

– Ага, со времен Сатин, – отвечает Асока, не отводя взгляда от телевизора. – Они встречались с тех пор, как были… подростками или вроде того? Она постоянно приезжала с ним сюда.

– Что с ней случилось? Оби-Ван говорил о ней раньше, но без подробностей.

– Она умерла примерно через год после его отца. Я не знаю всю историю, мне было примерно пять, когда это случилось, но, видимо, она была слишком заметным политическим активистом. Разозлила не тех людей, я думаю, и ее убили на одном из ее митингов.

– Это ужасно.

– Ага. Пло говорит, что они тоже были там с ней, чтобы ее поддержать. Он и Оби-Ван. Они были очень близки, до того как все это случилось. В одно мгновение она была в порядке, а в следующее – истекала кровью на его руках, и никто ничего не мог сделать…

Подтянув ноги к коленям, Энакин замолкает, переваривая новую информацию. Он знает, что ему не должно быть жаль человека, который его похитил, изнасиловал и запутал настолько, что он уже не уверен, что правильно, а что нет. Но даже так – он сочувствует Оби-Вану. Это ужасная история, особенно при том, что она произошла так скоро после смерти его отца. Оби-Ван уже убивал тогда или смерть Сатин стала очередным событием в цепочке, превратившей Оби-Вана в того, кого знает Энакин? И осталось еще третье имя, которое упоминал Кеноби: Сири. До сих пор ничто не указывало на ее появление, но Энакин начинает понимать, как обстоят дела с людьми в жизни Оби-Вана. И ему не нравятся перспективы бедной Сири.

– Как долго вы с Оби-Ваном вместе?

– Примерно месяц, мне кажется, – отвечает Энакин. Увидев удивленный взгляд Асоки, добавляет. – Мы дружили несколько лет, но встречаться начали совсем недавно.

– О. А он, кстати, где?

– Моему другому псу, Ардва, сегодня снимают шину. Оби-Ван предложил отвезти его. Они скоро вернутся.

– Нормально будет, если я подожду его возвращения здесь? Хотелось бы его увидеть, но я всегда могу прийти завтра или еще когда.

Энакин быстро обдумывает вопрос. С одной стороны, он абсолютно уверен в реакции Оби-Вана на то, что Асока и Энакин проводят время вместе. И даже если она ему знакома, она остается потенциальной угрозой его основной задаче по сохранению Энакина. Негативная реакция могла бы очень быстро привести к жестокости, которой Энакин для Асоки не хотел бы. С другой же стороны, идея об общении с кем-то, кроме Оби-Вана, слишком привлекательна, чтобы с ней бороться. Собаки, конечно, хорошо, но они не очень-то умеют разговаривать.

В конце концов он решает рискнуть.

– Я не против.

– Здорово, – говорит Асока, лучезарно улыбнувшись ему, прежде чем снова вернуться к телевизору. Энакин успокаивается ко второй половине дня и чувствует себя более готовым к возвращению Оби-Вана.

***

О приезде Оби-Вана первым их предупреждает Ардва, влетающий в гостиную, пользуясь своей свободой движений, запрыгивающий на диван и прямо на Трипио, вовлекая того в легкую потасовку, несмотря на ограниченное пространство. Асока соскакивает с дивана, чтобы избежать тычков их лап, но Энакин вынужден оставаться на линии огня из-за своих травм.

– Энакин? – он слышит, как Оби-Ван, заметно обеспокоенный, зовет его. – Как ты спустился…

Он появляется из-за угла раньше, чем успевает закончить предложение, и застывает на месте, видя стоящую посреди комнаты Асоку, с чистым восторгом смотрящую на собак. Энакин уже не обращает на них внимания, вместо этого – ищет в Кеноби знаки того, что он не рад ее присутствию. Энакин попытается вмешаться, если ему придется, но он бы предпочел, чтобы всей этой ситуации не было вообще. В его нынешнем состоянии от него пользы мало, но он может выиграть достаточно времени для Асоки, чтобы дать ей приличную фору.

Кеноби напряжен, смотрит подозрительно на Энакина и Асоку, будто ждет какой-то засады. Энакин изо всех сил старается успокоить его, заставляя себя выглядеть спокойно, но его расслабленность, кажется, бесит Оби-Вана еще больше. Его спокойствие подозрительно, а в последний раз, когда Энакин вел себя подозрительно, Кеноби получил по голове сковородкой. Значит, новая тактика.

– Оби-Ван! – приветствует он, вынуждая Асоку отвлечься от собак. – Ты вернулся.

Асока смотрит на Оби-Вана, и ее теплая улыбка находит новую цель.

– Оби-Ван! – она бросается через комнату к нему и крепко его обнимает. Кеноби требуется секунда, чтобы ответить, его разум явно озабочен подозрительностью происходящего, но в конце концов он обнимает ее за плечи и легонько сжимает. – Прости, что пришла без предупреждения, но твой парень сказал, что будет нормально, если я дождусь твоего возвращения…

После этого вечер перетекает в рассказ Асоки о событиях ее жизни, произошедших с тех пор, как они виделись в последний раз. Она, видимо, подружилась с новенькой в школе, Райо, и случайно подожгла химическую лабораторию мистера Фисто. Снова. Они едят еду навынос, принесенную в гостиную Оби-Ваном, под веселую болтовню Асоки. Тот замечает нежелание Энакина двигаться. Кеноби никогда не позволяет себе расслабиться, но он выглядит гораздо более спокойным, сидя на диване рядом с Энакином, словно физическая граница между ним и Асокой.

Асока извиняется после ужина, сообщив, что ей нужно добраться до дома до темноты, и оставляет их вдвоем на диване.

– Если ты сказал ей хоть что-нибудь, я убью ее, – рычит Оби-Ван, поворачиваясь к Энакину, когда входная дверь закрывается с тихим щелчком. – Наше с ней знакомство никак не скажется на моей способности сделать все, что потребуется, чтобы удержать тебя здесь.

– Я ничего ей не сказал, Оби-Ван, – вздыхает Энакин. – Она просто хотела тебя увидеть, так что я сказал, что она может подождать тебя здесь.

– Ну и о чем же вы говорили весь день? О твоей захватывающей жизни?

– Мы смотрели кино и туповатые детективные сериалы. Я указал на несколько ошибок… Она считает, что из меня бы вышел неплохой детектив.

Это должно было стать колкостью, обвинением, но Оби-Ван встает с дивана и начинает выкидывать обертки так, будто эти слова ничего не значили.

– Как жаль, что в твоем случае это не сработало, – презрительно усмехается он.

Остаток вечера проходит в напряженной тишине.

========== 11. ==========

Напряжение от визита Асоки сохраняется еще несколько дней. Энакин рад, что ее возвращение откладывается из-за снега, плотным одеялом укрывшего все вокруг, потому что он не уверен, что она была бы в безопасности у них при том, как ведет себя Кеноби. Из-за этого же Энакин держит собак подальше от него, чтобы тот не поддался своей странной неудовлетворенности. Он всегда относился к собакам хорошо, и никак иначе, но Энакин сейчас не готов идти на неоправданный риск.

Оби-Ван ходит по хижине, словно хищник в клетке, и это сравнение кажется Энакину метким, как никакое другое. Он бы с радостью обвинил его в том, что он так задумчив, поскольку обдумывает месть Асоке, и об этом Энакин размышляет за его спиной, но вряд ли Оби-Ван настолько глуп. Энакин изучил его мысли, хотя бы косвенно, за последние три года. Он знаком с картиной преступления куда дольше. Дикий, голодный блеск в глазах Кеноби так же знаком ему, как взгляды дюжины других подозреваемых за последние годы. «Необходимость», – вот как это назвал Оби-Ван, кровожадность, чуждая всему остальному населению; хитросплетение травм и личных патологий, которое превратило этого человека в своего рода охотника – хищника высшего порядка.

Переговорщик всегда следовал своему ритуалу. Это не зависело от того, насколько плоха погода или насколько велики риски в том или ином выбранном месте. Каждый год, словно по часам, три человека умирают ужасной смертью и выставляются напоказ, словно отвратительные подношения, в известных местах. И все это заканчивается до Рождества. Пока он не был в состоянии отслеживать наступление определенного дня, находясь в этом заключении, Энакин примерно сопоставил прошедшие недели и пришел к выводу, что праздник уже очень близко.

Имея за плечами только двух из трех жертв и истекающий через пару дней срок, Оби-Ван чувствует давление от незавершенного цикла. Он напряжен, отстранен и неразговорчив. Энакин обнаруживает, что болтает о пустяках, только чтобы избавиться от гнетущей тишины. Он достает Кеноби, пытаясь расшевелить и вытащить из глубин его разума. Иногда это срабатывает – обычно когда его попытки сопровождаются физическим контактом, – но в другое время Оби-Ван только огрызается, грубо посылая его, и скрывается в подвале на несколько часов. Энакин туда никогда не заходил, Кеноби ясно дал понять, что ему нельзя, когда он начал часто спускаться вниз, и у него не было никакого желания нарушать это конкретное правило. Чем бы Оби-Ван ни занимался, чтобы избавиться от своей фрустрации, Энакин определенно ничего не хочет об этом знать.

Но за свою жизнь ему не страшно. На самом деле мысль о том, что Кеноби может причинить вред ему, даже не возникает в его голове. При всей своей жестокости, при всей своей агрессивности, он вымещал злость на Энакине, только когда у него больше не оставалось выбора. Но все равно, когда Кеноби однажды утром громко поднимается по лестнице и входит в спальню, держа в руках несколько бутылок воды и батончиков мюсли, сердце Энакина пропускает удар. Он наблюдал за тем, как тает первый снег, с растущим пониманием, в глубине души зная, что Кеноби что-нибудь предпримет, как только сможет.

– Оби-Ван? – с подозрением спрашивает он, но тот проходит мимо него, оставляя все принесенное на полу в ванной. После он собирает постельные принадлежности, на которых Энакин спал до этого, с пола и уносит их на прежнее место – в ванну. Энакин выбирается из кровати, отходя к двери, когда Оби-Ван выходит из ванной. – Оби-Ван, что ты?..

Кеноби вытягивает руку, подзывая его.

– Иди сюда.

Энакин пятится с каждым шагом, что Оби-Ван делает навстречу.

– Я туда не пойду.

– Эни… – это предупреждение. – Это только на одну ночь. Я вернусь утром, и все будет нормально. Вот увидишь. Мне просто нужно, чтобы ты подошел сюда.

– Нет! Я офицер полиции, Кеноби! Черта с два я позволю тебе просто запереть меня, чтобы ты смог уйти и… и убить кого-нибудь!

Кеноби дотягивается до него, когда он пытается увернуться, ловя его уже за дверью и затаскивая обратно в спальню. Энакин дергается в его руках, стараясь изо всех сил усложнить Оби-Вану задачу и не позволить затащить туда, куда тот хочет. Несколько раз ему почти удается ускользнуть, но Энакин больше привык преследовать, нежели быть преследуемым. Никакие полицейские курсы самозащиты не смогут подготовить к тому, что командовать тобой будет твой серийный-убийца-бывший-сосед-нынешний-сожитель.

– У нас тут не демократия, Энакин, – ворчит Кеноби, когда наконец отпускает его, грубо затолкав в ванную.

Энакин тяжело оседает на плитку, но все-таки поднимается на ноги и старается успеть к двери до того, как Оби-Ван ее закроет. Он не успевает – она захлопывается, как только он касается ее, и Энакин понимает, что Кеноби подсунул под ручку стул, когда та упрямо отказывается открываться. Черт его возьми.

– Оби-Ван! Ты не обязан этого делать! – кричит Энакин через дверь, потому что другого выбора у него нет. – Оби-Ван, пожалуйста!

– Нет, обязан, Энакин, – слышит от в ответ. – Ты знаешь, что обязан.

– Но ты не должен! У тебя есть я, я здесь. Я никуда не уйду. Ты сказал мне, что после встречи со мной ты начал убивать, чтобы уберечь меня. Но теперь мне ничто не угрожает! Здесь меня никто не достанет. Ты убедился в этом.

Повисает зловещая пауза, а потом Оби-Ван рычит:

– Да. И я продолжу это делать.

– Нет! Оби-Ван! – Энакин долбит в дверь, отчаянно крича ему пожалуйстаостановисьнеделайэтогопожалуйста, но не получает никакого ответа. Он слышит, как Кеноби покидает комнату, слышит его шаги на лестницу, и все его просьбы улетают в пустоту.

Невозможно понять, сколько времени Энакин кричал до хрипоты, потому что в комнате нет окон, но в конце концов он обрушивается на дверь, чувствуя в горле такую боль, будто он ел стекло. Колени подводят его, и он соскальзывает на пол, подтягивая ноги к груди и обвивая их руками, пока глаза жгут слезы.

Что он за человек, если позволил этому случиться? Почему он не понял, что Кеноби из себя представляет? Они столько лет были соседями; он провел бессчетное количество ночей в его доме вместе с ним. Неужели он действительно был настолько ужасным копом, что так долго не замечал, что человек, которого он преследовал, жил у него под носом, а он даже не подозревал? А теперь, когда он знает об этом, когда Кеноби выкрал его, чтобы тот жил в его собственном уголочке вселенной, какой от него толк? Он никак не может связаться с людьми снаружи, чтобы помочь им. Какая от него польза, если он даже не может удержать Оби-Вана от убийства очередной жертвы?

Впервые с момента, когда началось это мучение, Энакин сворачивается в клубок и позволяет себе плакать по всему, что он потерял.

***

В какой-то момент его ошарашивает довольно ужасающая мысль: а что, если Оби-Ван не вернется? Что, если его убьют, ранят или арестуют?

Мысль о том, что Кеноби наконец будет вынужден оставить его в покое, должна быть приятна. При других обстоятельствах, Энакин уверен, это стало бы облегчением. Но в нынешнем положении все иначе: он заперт в ванной, еды и воды хватит на день, и он знает, что при аресте Оби-Ван не выдаст его местонахождения. Он воспринимает Энакина как что-то, что принадлежит ему, и он не позволит кому-то его забрать.

Проблема с едой станет острой очень скоро, тогда как бутылки он может заново наполнять водой из-под крана. Конечно, понадобится время, чтобы он умер от голода, но стоит подумать о собаках. Энакин слышит, как они скулят в спальне. Что случится с ними, если Оби-Ване не вернется? Неизвестно, сколько времени понадобится Асоке, чтобы прийти снова или, если она решит подняться наверх, чтобы найти Энакина, а собаки могут умереть от голода и обезвоживания гораздо раньше. Неизвестно, как много еды и воды им оставил Кеноби.

Его сердце сжимается от мысли, что они трое останутся здесь, погибать в этой хижине, и, прежде чем он осознает, он вскакивает на ноги в поисках выхода из ванной. В идеальном мире он бы просто выбил дверь, как его и тренировали. Но дверь в ванную открывается внутрь, и Энакин скорее сломает себе ногу, нежели сможет действительно выбраться, даже если попытается. Однако есть другой вариант.

Раз дверь открывается внутрь, то Энакин может легко добраться до петель, если решит заняться ими. У Энакина много талантов, и, хотя у него никогда не было особых успехов в школе, у него есть бесконечный запас практических навыков, которые оказались неоценимыми во время его службы. Он может собрать компьютер из хлама, завести машину без ключа и, о да, Энакин Скайуокер может снять дверь с петель. Все, что ему нужно, это подходящие материалы.

Здесь есть отвратительная деревянная фигура рыбы, прикрепленная к стене; Энакин неделями пялился на нее, стараясь заснуть в ванне. Он подходит к украшению, пытаясь увидеть, на чем оно держится. Если повезет, то там окажется своеобразный крюк, с помощью которого оно крепится к гипсокартону. Если бы Энакин только мог добраться до него…

Рыба отрывается от стены с вызывающим смутное удовлетворение облачком пыли из штукатурки и гипсокартона, но там же, конечно, обнаруживаются крюки, на которых она изначально держалась. Очистив один из них, он идет к двери, забирая сомнительное украшение с собой. Оно совершенно не похоже на молоток или отвертку, но должно сработать. Его руки в порезах от случившегося разрушения, потому что рыба и крюк разодрали его кожу в кровь.

Он помещает крюк под петлю, надавливая на рыбу до тех пор, пока шарнирный болт не сдвигается настолько, чтобы Энакин мог взять и выкрутить его. Серьезно, почему он не додумался до этого раньше? Хотя на самом деле Оби-Ван бы точно услышал шум и не позволил бы ему закончить. Это веская причина, наверное. Неважно.

Он повторяет действия с другими петлями, и поскольку теперь дверь ни на чем не держится, ему нужно только пару раз хорошенько дернуть за ручку, чтобы выбить стул и перевернуть дверь. Энакину приходится отойти, чтобы его не задело падающей дверью, но короткая вспышка беспокойства стоит новообретенной свободы.

Снаружи обнаруживаются Ардва и Трипио, с любопытством глядящие на то, как Энакин выкарабкивается из ванной, переступая через устроенный беспорядок. Они приветственно виляют хвостами, когда он гладит их, размазывая по шерсти кровь и пыль. Ни один из них не обращает на это внимания в борьбе за ласку Энакина. За окнами все еще темно, а это значит, что Кеноби отсутствует еще даже не полный день. Столько паники из ничего.

Вздыхая, Энакин идет вниз вместе с собаками. Трипио разорвал брошенную в гостиной подушку – первый приступ, вызванный тревогой, с тех пор, как они приехали сюда. Очевидно, не только Энакина взволновало отсутствие Оби-Вана. Входная дверь закрыта только на защелку, так что Энакин открывает ее и надевает зимнюю куртку Кеноби, которую тот стал оставлять на крючке у двери. Ардва и Трипио не терпится выйти наружу, и они вылетают во двор, чтобы размять лапы и сходить по своим делам, пока Энакин стоит на крыльце и обдумывает варианты действий.

Оби-Ван обещал вернуться утром. Энакин мог бы пойти и сейчас, и, возможно, он добрался бы до города до его возвращения. Он мог бы попросить помощи, полиция бы дождалась прибытия Кеноби. Это жизнеспособный вариант и вполне привлекательный. Ну или хотя бы должен таким быть. Энакину бы стоило уцепиться за возможность сбежать, но на улице довольно холодно. Даже сквозь плотную куртку Кеноби он чувствует жалящие прикосновения зимнего холода. Каждый выдох остается в воздухе облачком пара, и значит, прогулка будет долгой.

Он мог бы попытаться сбежать или… он мог бы просто подождать. Должен быть другой вариант, кроме похода по горе. Он мог бы забрать собак в дом и свернуться на диване с ними, смотря прилипчивую рекламу до возвращения Кеноби, а потом придумать более легкий вариант побега – потом, не посреди ночи на холоде. Это действительно звучит гораздо лучше, чем отморозить себе задницу, и не имеет абсолютно никакого отношения к смутному чувству вины, появившемуся от перспективы окончательно обмануть доверие Оби-Вана.

Так что он свистом подзывает собак, запуская их в дом и заходя следом. Он не сдается; он лишь ждет лучшую возможность. Однажды Энакин сбежит отсюда. Но все-таки сейчас его ждет распотрошенная подушка, которую стоит убрать, и телевизор, который стоит посмотреть.

***

Звук подъезжающей машины будит его, оповещая о возвращении Оби-Вана. Собаки соскальзывают с него и спрыгивают с дивана, лая по пути к входной двери. Энакин, все еще сонный, идет гораздо медленнее. Без Кеноби он толком не спал, но он старается не слишком задумываться над этим.

Когда собаки выскакивают за дверь, Оби-Ван уже вышел из машины и стоит, оперевшись на закрытую дверь, зажав сигарету в зубах, видимо, только прикурив в утреннем свете. Энакин не видел его курящим, за исключением пары раз, с тех пор, как они приехали в хижину, и это позволяло думать, что это не регулярная привычка. На самом деле это, скорее всего, часть цикла.

Одежда Кеноби покрыта засохшей кровью, и Энакину стоило бы поинтересоваться, есть ли какой-то божок в давно забытой религии, который посредством своего божественного вмешательства помогает Оби-Вану избегать дорожных полицейских. Судя по размеру и количеству пятен, Энакин предполагает, что он точно не остановился на одной жертве этой ночью. Ему жаль тех офицеров полиции, которым придется убирать место преступления, но он слишком устал, и у него нет сил на злость. Он разозлится после того, как сможет выспаться.

– Ты всегда куришь после того, как убьешь кого-нибудь? – спрашивает Энакин, медленно спускаясь с крыльца и подходя к Кеноби. Ардва и Трипио теснятся у его ног, но он не обращает на них внимания. Его взгляд прикован к Энакину. В его глазах еще виден голодный блеск, но теперь он даже близко не такой яркий, как был до отъезда. Пока что чудовище накормлено.

– После секса я тоже курю, – отвечает он с нечитаемым выражением лица. – Я хочу знать, как ты выбрался из ванной?

– Наверное, нет, – признается Энакин, запоздало понимая, что он забыл умыться после прошедшей ночи, и торопливо сует руки в карманы.

Кеноби, как всегда внимательный, все равно замечает движение. Он отбрасывает окурок и тянется к его рукам, беря за запястья и вытягивая ладони обратно. Осматривает критическим взглядом, замечая запекшуюся кровь и штукатурную пыль, и вздыхает.

– Пойдем, Эни. Давай-ка помоемся, ага?

Оби-Ван, поразительно спокойный для человека, который только что обнаружил, что пленник, которого он оставил, вырвался из своей камеры, за руку ведет его обратно в дом. Возможно, наказание последует позже; Кеноби, скорее всего, устал так же, как и Энакин, если не больше. Энакин хотя бы поспал пару часов. Они ненадолго останавливаются у двери в спальню, куда Оби-Ван заглядывает и вздыхает снова, увидев разрушения, прежде чем отвести Энакина в их ванную.

Энакину бы стоило рассердиться, когда Кеноби заходит следом, включая воду и настраивая комфортную температуру. Но он не может. Вместо этого он испытывает странное облегчение оттого, что не останется один. Оби-Ван вернулся, и с ним все в порядке; Энакин не останется наедине с дикой природой Набу.

Они раздеваются – из-за усталости обоим не до скромности, – пока комната заполняется паром. Тут немного тесновато для них обоих, но каким-то образом это срабатывает. Первые несколько минут они просто стоят под струями воды, стекающей с них розовыми потоками и уносящей за собой упрямую, въевшуюся грязь. То, что остается на коже, стирается мыльной мочалкой. Энакин не сопротивляется, когда Оби-Ван моет его. В волосах – шампунь и кондиционер, и он бережно распутывает его кудри пальцами. К моменту, когда они выбираются из-под душа, Энакин уже тяжело опирается на Кеноби.