Текст книги "Покер с Джокером (СИ)"
Автор книги: Галина 55
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Веселитесь. А навеселились вы себе уже на 105 статью УК РФ. Статью подберем уже в ходе расследования. И это будет зависеть о того, выкарабкается ваш отец или нет. Если нет, то… Сушите сухари, Андрей Палыч. От пяти и выше.
– Хреново работаете, раз повесили всех собак на меня. Все, вы мне надоели. Я имею право на молчание. И больше вы от меня слова не услышите.
– О как. О правах мы все хорошо знаем. Ну, что же, на сегодня мы и правда, закончим. А вот с утра, вместе с адвокатом, побеседуем, – Иван Владимирович закрыл папку и, поднявшись из-за стола, сделал знак оперативникам. Они не стали задержанного бить, просто подхватили как какую-то вещь и поволокли к камерам.
В полуподвальном сыром помещении было холодно и ужасно воняло мочой. Андрея запихнули в камеру к одному из бомжей. Лязгнул замок и все стихло. Сосед по камере спал, отвернувшись лицом к стене, и на новоприбывшего внимания не обращал. Лежанка приняла в свои объятия избитое тело, у Андрея даже не было сил повернуться и лечь поудобнее. Вообще происходящее ему казалось бредом, а все случившееся – кошмарным сном. Ужасным сном. Но увы, проснуться не получалось. А значит, окружающий кошмар был правдой.
Его, Андрея Жданова, обвинили в покушении на убийство. И выбивали нужные показания, не стесняясь ничего.
Андрею, почему-то, очень важно стало вспомнить в подробностях свой визит к отцу…
Комментарий к
* SubvertParadigm – https://ficbook.net/authors/519933
Машенька автор многих криминальных и детективных историй.
========== Часть 24 ==========
Когда отец открыл ему двери, Андрей поразился произошедшим в нем переменам. Тот словно стал меньше ростом, высох и постарел лет на десять…
– Отец, что с тобой? Ты не заболел? – Андрей искренне заволновался, совершенно забыв про все обиды и размолвки. – Может нужно вызвать врача? Или давай лучше поедем в больницу.
Но Павел очень быстро избавил Андрея от иллюзии визита сына к заболевшему отцу.
– У тебя еще хватает наглости спрашивать, что со мной? Дело всей моей жизни катится под откос. Я отдал «Зималетто» долгие годы жизни, вложил в него всю душу, все свои деньги, а теперь наблюдаю его крах, стоило мне отойти от дел всего на пару метров. А ты спрашиваешь, что со мной? – Павел поджал губы. – Хотя, другого я от тебя и не ожидал?
Андрей вдруг понял, что он не уважает отца. Да, любит! Любит вопреки всему. Вопреки тому, что он искалечил мать; вопреки тому, что всегда предавал, а однажды и вовсе продал сына; вопреки тому, что люди для него куклы-марионетки, Андрей все-таки любит отца, очень любит, но не уважает. И поджатые губы Павла сейчас не вызвали желания вывернуться наизнанку, только бы доказать папе, что он его сын, и что он хороший. Сейчас ему хотелось одного – высказать все отцу в глаза.
– Папа, чего ты хотел, зачем просил меня приехать?
– Андрей, я собираю Совет директоров. Нужно чтобы вы с мамой тоже были на нем. Обязательно. Если Александра не остановить, «Зималетто» ждет очень скорый крах. И сейчас не место и не время для обид, Андрей.
– А когда место и время для обид, папа?
– Когда дела выправятся, тогда и поговорим.
– Нет, папа, мы поговорим сейчас. О тебе, обо мне и о маме мы поговорим сейчас. А если после этого у меня будет желание говорить о «Зималетто», то мы поговорим и о нем.
– Андрюша, ты что не понимаешь? Рушится дело всей моей жизни, а тебе приспичило говорить…
– О пустяках, да? Искалеченная жизнь мамы, твое предательство по отношению ко мне – это пустяки? Да, папа? А то, что ты продал мою честь – это тоже пустяки?
– Я не говорил слово «пустяк», Андрей. Но то, что было, было в прошлом. А я тебе говорю о дне сегодняшнем.
– Нет, пап, это не прошлое, нет. Это настоящее. Прошло всего чуть больше двух недель, как ты предал меня в последний раз.
– Я не предавал, я просто ошибся.
– Да не ошибся ты. Ты же никогда не ошибаешься. Ты все просчитал. Сашка президент, я на побегушках. Я всегда смогу подсказать что и как нужно делать. Будет провал – Сашкин провал. Будет успех – Сашкин успех. А фамилия Жданов в любом случае останется незапятнанной. Так ведь? Да пошло все не по-твоему…
– Потому что ты свои амбиции поставил выше дела.
Вот тут у них и произошла ссора. С криком, взаимными обвинениями, с хлопаньем дверью Андреем. Но ни о какой потасовке и речи не шло даже близко.
***
Ромка приехал очень быстро, прошло всего-то чуть более получаса, как в квартире Андрея все начало оживать. Если еще до приезда Романа женщинам приходили в голову самые нелепые идеи, вроде той, что они обе по очереди пойдут в милицию и каждая признается, что это она напала на Павла Олеговича, и пусть тогда разбираются, но Андрюшку отпустят, то как только Роман переступил порог, все завертелось в нужном направлении.
Для начала он поднял по команде «в ружье» весь штат адвокатов «Зималетто».
– Катенька, да как же я сама до этого не додумалась.
– И я тоже не додумалась, – тихонько плакала Катюша.
– Ша, женщины. Не галдим, не мешаем мужчине спасать друга, – Роман наконец-то ощутил свою нужность и полезность. Впервые с момента увольнения из «Зималетто», – Катя, приготовь нам всем кофе, а вы, Маргарита Рудольфовна, хорошо бы парочку бутербродов сообразили.
А вот это было правильной идеей, женщин необходимо было переключить на что-то очень конкретное. Плакать они перестали, занялись делом.
– Катюша, у тебя должна быть сегодня трезвая голова, остался последний этап твоей игры. И Андрюша не простит нас, если мы без него тут все развалим. Слышишь меня?
Катя не очень понимала о чем Роман говорит, в голове, как заезженная пластинка, был крик Андрюши: – Я ни в чем не виноват!
Ромка подошел к ней, развернул ее за плечи к себе и поразился, перед ним стояла та, прежняя Пушкарева, некрасивая, закомплексованная, с потухшими глазами.
– Кать, я обещаю тебе. Чем хочешь могу тебе поклясться, что не пройдет и пяти часов, как Андрей будет дома. И обвинения с него снимут. Клянусь! – И поразился, как быстро глаза у Кати начали оживать, в них появилась надежда.
Не хотел, ох, и не хотел Роман Дмитриевич набирать этот номер. Но видя, как оживает Катюша, поверившая ему, он достал мобильный, набрал заветные восемь цифр и с трудом выдавил из себя первые четыре буквы: – Алло! – дальше дело пошло легче. А под конец разговора он уже улыбался и шутил во всю, безумно радостный, что все-таки позвонил.
– Оленька, так я могу рассчитывать на тебя?.. Да?.. А позвонить я тебе потом могу?.. Тогда целую. – Роман повернулся к женщинам победителем. – Все будет хорошо. Дайте мне только чашечку кофе, плиз.
Катя с Марго, не решаясь расспрашивать Романа о подробностях, со всех ног бросились его кормить и поить. Он уже заканчивал завтрак, когда раздался звонок.
– Да, Олюшка! Чем ты можешь меня порадовать?.. Правда?.. Вот спасибо! Я твой должник!.. Что? Как, когда?.. Почему ты мне ничего не сказала?.. И сколько ему?.. Ну, пока…
Роман отключился от эфира, схватил бутылку виски, нервно скрутил крышечку и приложился к горлышку.
– Рома, что случилось? Рома, – на два голоса возопили бабы. Но он только смотрел мимо них ошалелыми глазами.
– У меня есть сын, Женька. Евгений Романович! А я ничего и не знал. Ему два года, а я и не знал… – наконец сказал Ромка.
– Ромочка, я тебя очень поздравляю. А что с Андреем? – умоляюще спросила Катя.
– С Андреем… с Андреем… С каким Андреем? Ох, твою мать! Простите женщинки, – очнулся Малиновский. – Вы тут готовьте праздничный обед выпускают вашего Андрея, я поехал за ним.
– Подожди, я такси вызову, – быстренько сориентировалась Марго, – ты выпил, не стоит садиться за руль.
На часах было без четверти восемь утра…
***
– Жданов на выход, – сквозь сон услышал Андрей. Что-то было не так, тон милиционера был человеческим, даже заискивающим, что ли?
Андрею стоило огромного труда не только встать со своей грязной и жесткой лежанки, но и вообще приподнять голову. «Если снова будут бить, – подумал он, – я не выдержу. Я просто не выдержу». Пока его вели по коридору он вспомнил о маме и Кате, улыбнулся и сразу скривился от боли. Это было очень больно – улыбаться.
Каким-то периферийным сознанием мозг уловил, что его ведут не в допросную. А куда? А вели Андрея Павловича в кабинет начальника отдела милиции, где его уже ждал адвокат «Зималетто», господин Зимин, и… ничего себе (!) Оленька Свиридова, дочь генерала Свиридова, какой-то очень важной шишки в органах милиции, бывшая зазноба единственного Ромкиного более или менее серьезного романа.
Ольга ахнула, глядя на Андрея, и всплеснула руками. Затем медленно поднялась со стула и танком пошла на начальника отделения.
– Вы понимаете, что работаете тут последние часы? Андрей, следователь тебе представился?
– Да, – говорить, как и улыбаться, было тоже больно, – Жеглин Иван Владимирович. Очень хотел достойно уйти на пенсию.
– У нас тут все записано. Жданов оказал сопротивление, полез драться с двумя…
– Ты эти басни будешь рассказывать папе, а потом суду, ясно? А достойную пенсию этой сволочи я обеспечу. Это тебе говорит капитан Свиридова, – Оля показала на четыре звездочки на своих погонах, – дочь генерала Свиридова, понятно? А сейчас мы едем снимать все побои. И запомни, ушибы почек теперь прекрасно диагностируются.
На выходе из отделения милиции Андрея ожидал еще один сюрприз, подвыпивший Ромка, который стал его усаживать в такси, да так и замер, когда на крыльце появилась Ольга, машинально стиснул Андрея и тот взвыл от боли.
– Мальчики, отпускаем такси, садимся ко мне в машину и едем на освидетельствование.
Ольга помогла Жданову сесть на сиденье, аккуратно пристегнула его, повернулась к Ромке, влепила ему пощечину и скомандовала:
– Что стоишь, садись давай, поехали…
========== Часть 25 ==========
Катюша сидела, уставившись в монитор и не понимая, что она должна сейчас делать. До победы было только руку протянуть и взять, а рука, почему-то не протягивалась, не забирала обещанную победу. В голове назойливой мухой жужжала только два слова: – «Андрей, позвони!» и так по кругу до бесконечности, вернее до звонка телефона. Катя вскочила, бросилась в гостиную, с надеждой взглянула на Марго, говорившую в трубку:
– И как ты себя чувствуешь?.. Да, она здесь… Даю… Катенька, это тебя. Андрей.
Катя схватила трубку, приложила к уху, а сказать ничего не смогла, заплакала. Потом быстро-быстро закивала головой, словно Андрюша мог ее еще и видеть и, наконец, прошептала: – Я очень тебя люблю. И жду, – нажала кнопку отбоя и просиявшими глазами посмотрела на Марго. – Он скоро будет дома! Я пойду работать, хочу, чтобы к его возвращению все уже было готово. Ему сейчас так нужны положительные эмоции. Маргарита Рудольфовна, а давайте сегодня праздник устроим. А? Я сейчас закончу работу и за пироги возьмусь, – и смутилась, что она, как хозяйка, тут развела бурную деятельность, – если вы не против, конечно.
– Знаешь, девочка, я всегда подозревала, что Андрею нужно покупать лотерейные билеты. По одному из них он вон какой выигрыш отхватил, значит везунчик.
– Вы правда так думаете?
– Правда, Катюша, правда! А зачем мне тебе врать?
– Спасибо вам, Маргарита Рудольфовна, я побежала.
– Хоть бутерброд возьми. Вот одни глаза и остались от лица, – Марго критически осмотрела Катюшу, – да и от тела, пожалуй, тоже.
Через двадцать минут все было кончено… Об этом возвестил трубный голос Катерины.
– Мы это сделали! Мы это сделали, – вопила Катька вбегая в кухню, – Магариточка Рудольфовна, мы это сделали! – в возбуждении Катя подбежала к Марго, обняла ее, чмокнула в щеку, и, вдруг, смутившись своим порывом, пробормотала, – извините, – и отошла к столу.
– Это сделала ты, девочка. Ты, а не мы. Я вообще хотела бы с тобой поговорить на эту тему. Да и не только на эту. Вот, например, в кои-то веки ты позволила себе хоть какое-то публичное проявление радости, и тут же за это извинилась. Катя, это что? Комплексы? Или у вас в семье было не принято открытое проявление чувств? У нас это было не принято, если Павел находился дома, а когда его не было мы с Андрюшей очень даже открыто выражали свои эмоции.
– Я не знаю, что вам ответить, Маргарита Рудольфовна.
– Ну, хорошо, а с Андрюшей наедине ты тоже всегда сдержанна?
Катька зарделась, как маков цвет, вспомнив, как она «сдержанна» с Андреем, особенно в постели. Марго внимательно посмотрела на нее, ухмыльнулась.
– Замечательная невестка у меня будет.
– Невестка?
– А ты думаешь, что я позволю сыну упустить из рук свой выигрышный лотерейный билет? Да ни за что! Катюха, давай по маленькой, за мою невестку и ее успех?
– Нет, нам еще пироги готовить, а я после «по маленькой» сразу же усну.
– Ну, как скажешь. Тогда я у тебя поваренком буду. Командуй, шеф, что делать.
***
Ромка и не подозревал, что так бывает. Что ни одни объятия ни одной бабОчки или рыбОньки в мире, никогда не станут слаще и нужнее вот этих двух пухлых маленьких ручек на его шее. Ни одна, пусть даже самая бурная, ночь не сравнится с этим самым восхитительным моментом в его жизни, когда на его щеке был запечатлен первый поцелуй слюнявых и грязных после какао губ, а детский голос тихо спросил:
– Цесно, сто ты мой папа?
– Честно, маленький, честно.
Вот тут сын и поцеловал отца в щеку, и обнял за шею, и прижался к нему всем своим маленьким, толстеньким тельцем. Вот тут Ромка и понял, что в жизни самое главное, вот тут он и заплакал. Не завыл, конечно, по-бабьи, но слезы все-таки покатились. И такую благодарность, такое тепло к Ольге, которая подарила ему, балбесу и раздолбаю, это чудо, почувствовал Роман, что впору было сразу делать ей предложение. Он его сразу и сделал, вот просто не смог представить хоть минуты жизни вдали от этого мягкого, теплого комочка по имени Женька.
– Олька, выходи за меня замуж, а?
– Да ты с ума сошел, – фыркнула Оля, – и не думай даже.
– Почему? У нас ведь ребенок. – Роман растерялся. Сотни нимф готовы были бы отдать все, только бы услышать от Малиновского эти заветные четыре слова, а она, мать его чуда, отказывается.
– Прежде всего потому, что у нас ребенок, я за тебя и не пойду.
– А нельзя ли объяснить попроще, подоступнее, так сказать. Чтобы и такой, как я понять что-то смог.
– А что тебе не понятно? Я не хочу, чтобы мой ребенок…
– Наш ребенок.
– Хорошо, наш. Так вот, я не хочу, чтобы наш ребенок пережил ужас развода родителей. Это понятно?
– А почему ты думаешь, что мы, непременно, разведемся?
– Тоже мне, бином Ньютона. Рома, ты меня любишь? Ты сможешь стать хорошим семьянином и не волочиться за каждой юбкой? Как ты понимаешь, я не собираюсь делить своего мужа с кем-нибудь еще. То, что я хороший следак, ты прекрасно знаешь…
– А это тут при чем?
– При том, что все твои похождения мне станут известны еще до того, как ты выйдешь на охоту, в тот момент, как ты только подумаешь поохотиться. О пьянках-гулянках с друзьями тоже придется забыть, я не собираюсь допускать даже мысли, что Жека будет видеть отца, приползающего домой на четвереньках, причем через день. А теперь скажи мне, Рома, скажи, как нормальный человек, через сколько времени после женитьбы мы разведемся?
Тут она была права, развод был неминуем и с этим не поспоришь.
– Оль, а почему ты не сказала мне, что беременна?
– А ты как думаешь?
– Не знаю.
– Ромка, дети, которых не хотят еще в утробе матери, не рождаются счастливыми. Ты что, очень обрадовался бы моему сообщению? Нет! Прибежал бы деньги на аборт совать. А мне не хотелось, чтобы хоть кто-то желал моему ребенку смерти. Тем более его отец. Так понятно?
Роман вдруг представил, что вот этих маленьких ручек, так сладко обнимающих его за шею больше нет или вообще никогда бы не было, потому, что он настоял на аборте. А ведь он, и правда, настоял бы, наобещал бы Ольге с три короба, она бы и сделала аборт, она его очень тогда любила. И не было бы Женьки… Никогда… Ромка вдруг понял, что у него, как и у всех людей, есть сердце, а иначе, что же так сжалось и заныло слева в груди, только оно – его сердце.
Малиновский высвободился из объятий сына, посмотрел на него очень долгим и внимательным взглядом, вспомнил свои детские фотографии, усмехнулся, мол тут экспертизы не нужны, перевел взгляд на Оленьку. Она стояла возле окна в своей форме капитана милиции вся такая стройная, красивая, уверенная в себе, вся такая-растакая, а еще он вспомнил какой она может быть в постели. Вспомнил, что и бежал-то от нее только потому, что панически испугался того, что сейчас в нем растет и крепнет с каждой секундой. Вспомнил… И понял, что никуда ему не хочется бежать, а хочется остаться тут навсегда, рядом с сыном и Ольгой.
– А если я тебе докажу, что ты ошибаешься? Что никакой развод нам не грозит. Ты обещаешь тогда выйти за меня замуж.
– Я обещаю, что тогда и подумаю об этом.
– А сына-то я могу нав…
– Это твой сын и я совершенно не собираюсь мешать вам общаться.
– Спасибо, Олюшка. Ну, что, собирайся, поехали. Только чур машину ведешь ты, а я Женьку на руках держать буду. Ладно?
– Что с вами, с мужиками сделаешь. Ладно.
За все то время, что у Ромки с Олей шел разговор, Евгений не проронил ни звука, словно понимал, что сейчас решается его судьба.
А мы с вами давайте вернемся на пару часов назад, в квартиру Андрея Жданова, когда его, после освидетельствования и оказания медицинской помощи, Ромка с Ольгой привели к самой двери его квартиры и тактично ретировались.
Андрей открыл дверь своим ключом и замер. В квартире пахло выпечкой и тушеной капустой. «Пироги с капустой, – подумал он, – как в детстве, у бабушки. Но мама не печет пирогов. Неужели Катюша? Вот это подфартило». Жданов тихонько прошел на кухню и застал обрывок разговора между мамой и Катей.
– Катька, я бы сама на тебе женилась, если бы мужиком была, – Марго дожевывала пирожок, глаза у нее были прищурены, как всегда, когда она ела что-то неописуемо вкусное, а рука уже тянулась к следующему пирожку.
– Маргарита Рудольфовна! А-я-я-й! Высоко сижу – далеко гляжу. Не садись на пенёк, не ешь пирожок! Жди Андрюшеньку, вместе скушаешь!
Они обе весело рассмеялись, рассмеялся и Андрей и тут же застонал от боли. Катя с Марго обернулись на его смех. Марго от ужаса вскрикнула и закрыла руками рот. А Катька и вскрикнуть-то не смогла. Как увидела опухшее лицо Андрея красно-синего цвета, так и стала оседать на пол. Хорошо Марго не растерялась, успела ей и стул подставить и воду в лицо плеснуть, и все еще до того, как Катюха могла бы отключиться.
– Ты вот что, милая, кончай тянуть одеяло на себя. Сейчас не тебе, а Андрею помощь нужна. Понимаю, что страшно, понимаю, что волнуешься, мне вон тоже страшно, я же в обмороки не хлопаюсь.
Черт его знает почему, но, после этих слов Марго, Кате удалось взять себя в руки и в обморок «хлопаться» она передумала. Встала со стула, взяла Андрея за руку и молча повела его в душ. Все это без единого слова, потому что если с обмороком она еще смогла справиться, то стоит ей заговорить, как рыданий и воя уже не удастся сдержать. Она это особенно в душе осознала, когда помогла раздеться Андрюшеньке, принесла пластиковый табурет с балкона, усадила его, пустила горячую воду, быстренько разделась сама и начала мыть это любимое, дурно пахнущее тело с ссадинами и кровоподтеками. Андрею было больно от каждого прикосновения мочалки и мочалка была отброшена. Катюша лила жидкое мыло в свою ладошку и осторожно, едва касаясь, гладила ею его избитое тело. Он все равно морщился от боли, морщился даже тогда, когда она чуть ощутимо касалась губами каждой его ссадины и синяка.
Правда никакая боль не помешала Андрею возбудиться, когда Катюша мыла его ягодицы и пах. Слава Богу, по причинным местам Андрея не били, и все у него работало, как швейцарские часы. Желание оказалось сильнее боли и Жданов притянул Катюшу к себе, но сразу застонал, так резко и сильно боль ударила где-то в области почек. И тогда Катя это сделала… Нет, она, конечно читала о минете, но никогда и подумать не могла, что сама когда-нибудь… Об этом и думать-то было гадко и противно.
Но это не было ни гадко, ни противно. И стыдно это тоже не было… Андрей застонал, и на этот раз не от боли.
– Я никогда не говорил, что я тебя люблю. Я просто еще не знал, что такое любовь. Я люблю тебя, Катя.
– Я тоже очень тебя люблю.
А потом Катюха уложила его в кровать, и дала ему обезболивающее, и поила его бульоном, который к этому времени уже сварила Марго, с одного взгляда понявшая, что никакие пирожки, пусть даже самые вкусные, сыну сейчас не осилить, только бульон и протертая курица могут быть осилены им. А потом, Андрюша уснул и Катя с Марго позвонили Ромке и Коле и отменили не только праздник, но и вообще их приход в квартиру Жданова до завтрашнего дня. Пока до завтрашнего, а там будет видно по состоянию Андрея.
Ромка даже обрадовался, подхватил на руки сына и велел его матери собираться уже не на праздник, а в зоопарк. Уж очень ему хотелось поскорее начать становиться отцом.
А вот Колька расстроился. Во-первых, его трудоустройство в «Зималетто», а значит, и встреча с Викторией, откладывалась на неопределенное время, а во-вторых, сегодня снова негде было вкусно поесть.
***
Павел Олегович Жданов лежал в реанимационной палате платной больницы, куда его доставила скорая помощь, вызванная его шофером, с диагнозом «Диффузное аксональное повреждение головного мозга». Лежал в коме, с нарушением ритма и частоты дыхания. Врачи опасались перехода в стойкое вегетативное состояние. Хирургическое вмешательство ему не требовалось, а вот подключить больного к ИВЛ* было бы очень неплохо. А значит, пора было звонить родным Павла Олеговича, пусть оформляют все документы, как положено, и пусть гарантируют оплату лечения, это тоже никому не повредит, ну, а уж если какую-то часть внесут в кассу, так и вовсе будет замечательно.
Звонок раздался, когда Марго с Катей ужинали, а Андрей, чистенький, накормленный, накачанный по макушку обезболивающими и снотворным, а так же удовлетворенный, мирно спал и видел цветные сны. Трубку сняла Маргарита, Катя стеснялась при ней отвечать на звонки, это как будто бы заявлять свои претензии на роль хозяйки дома.
– Маргарита Рудольфовна?
– Да.
– Жданова?
– Да! С кем я говорю?
– Вас беспокоят из неврологического отделения больницы «Экстрамед». Мы находимся по адресу: Габричевского пять, корпус десять. Жданов Павел Олегович ваш муж?
– Да, – Марго встала со стула, нервно заходила по кухне, – что с ним? Мы никак не могли его разыскать.
– У него черепно-мозговая травма, он сейчас в реанимации и его нужно подключать к ИВЛ*. Вы не могли бы подъехать к нам? Поговорим о состоянии больного, а заодно вы оформите все документы и мы вместе решим, как вам удобнее всего будет оплачивать лечение вашего супруга.
– Конечно, конечно. Я буду минут через сорок, самое большое час. – Маргарита положила трубку и лихорадочно стала собираться. – Катюша, будь на связи, остаешься присматривать за Андреем.
– Маргарита Рудольфовна, что случилось?
– Паша в реанимации.
– Какой Паша? – не сразу поняла Катюха.
– Павел Олегович Жданов, мой муж и отец Андрея. Так понятно? – Катя не стала обижаться на Марго, видя, как та нервничает и волнуется.
– Я нужна вам там, в больнице?
– Может и нужна, да здесь ты нужнее.
– А я вам Ромку пришлю, или Кольку, если Роман не сможет.
Марго посмотрела на Катю с благодарностью и вдруг, неожиданно даже для себя самой, обняла ее и поцеловала.
– Спасибо, доченька. Все, я побежала…
Комментарий к
* ИВЛ – аппарат для искусственной вентиляции легких.
========== Часть 26 ==========
До Ромки Катюша не дозвонилась… Откуда ей было знать, что Евгений Романович соизволит почивать на отцовских ручках, а Роман Дмитриевич так будет бояться разбудить кровиночку, что отключит мобильный к чертовой матери, чтобы эти противные бабОчки, рыбОньки сына не беспокоили.
Зато дозвонилась до Кольки.
– Коль, срочно нужна твоя помощь.
– Как покормить друга, так это ни-ни, а как помощь нужна, так и телефон вспоминаем сразу. Правильно?
– Колька, не до шуток. Андрей избитый спит, я ему здесь нужна. А Марго поехала в «Экстрамед», на Габричевского пять, корпус десять. Записывай.
– Мне-то зачем?
– Ты тоже сейчас туда поехать должен. Маргарите твоя помощь может понадобиться.
– Кать, у меня, вообще-то, даже на такси денег нет.
– Ну, зайди к моим, одолжи, заодно посмотри, как они там.
Колька еще поворчал для блезиру, но в больницу все-таки поехал. И это событие для нашего повествования оказалось невероятно важным событием, как бы странно это не звучало. Ну, подумаешь, поехал помочь… Ну, подумаешь, Колька… велико ли дело-то? А вот поди ж ты знай, как оно все потом аукнется. Прав был классик, ох, и прав, когда написал бессмертное:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…*
Разве мог Колька подумать, распуская свой язык и в подробностях описывая всю Катюшину прошлую жизнь ее будущей свекрови, что та, во-первых, сразу поймет с каким треплом они имеют дело, а, во-вторых, решит срочно поговорить с родителями Пушкаревой, чтобы примирить их с дочерью. А вот что из этого выйдет, нам еще предстоит узнать.
Ну, а пока… пока что же? Колька помог оформить все документы, разобрался со счетами и отправился восвояси, оставив Маргариту Рудольфовну возле палаты ее мужа, лежащего в коме и никак ни на что не реагирующего.
***
А не кажется ли вам, что мы, как-то, совсем выпустили из вида нашего дорогого Сашеньку? Не пора ли нам его навестить? Посмотреть чем он занимается, что его волнует? Послушать, о чем он думает? Думаю, что пора… Итак…
Сашка был и счастлив, и бесконечно несчастен одновременно. Счастлив, что ни о каком Совете директоров и речи быть не могло. Какой там Совет, когда Кира в командировке, Кристина где-то мотается, Павел в больнице, а этого ублюдка Андрюшеньку расписали под орех, и лежит он теперь в кроватке да постанывает. Особенно счастлив Александр Юрьевич был от того, что сам, своими руками организовал больничные койки папашке и сыну. Они думали, что он трус. Вот и поплатились за недооценку противника. Да, он струсил, но это только поначалу, а потом все пошло, как по маслу, как по проторенной дорожке поехало…
В тот жуткий день, когда Ветров так неожиданно уволился и Сашка панически испугался, что не сможет отдать долг казино, и что его за этот долг попросту уничтожат, он решился сходить к Павлу Олеговичу. И пошел-то с чистыми намерениями, не как вурдалак какой-нибудь. Все, что ему нужно было, так это денег одолжить. Он отдал бы, видит Бог, отдал бы. Ведь Павел Олегович с отцом друзьями были, к кому же и обращаться за помощью, как не к близким людям? Ведь за долг в казино и убить могут. А у Павла деньги есть, это Сашка знал точно! Да только все пошло совсем не так, как он планировал… К сожалению, а может и к счастью.
Александр Юрьевич подошел к квартире Жданова-старшего и уже протянул руку, чтобы позвонить в двери, но тут услышал крики и ругань. Сашка приложил ухо к двери и ясно расслышал голос Андрея:
– Тебя убить мало за то, что ты с мамой сделал, а ты еще смеешь разыгрывать передо мной моралиста и отчитывать меня. Все, отец, все! У тебя больше нет сына, ты его и предал и продал!
Послышался звук отпираемого замка и Сашка юркнул за мусоропровод, в его планы вовсе не входило встречаться со Ждановым-младшим. Андрей выскочил на лестничную площадку и со всей дури хлопнул входной дверью. Лифта дожидаться не стал, побежал вниз с такой скоростью, словно за ним гнались, где-то внизу хлопнуло дверью и наступила тишина. Вот тогда Воропаев и нажал кнопку звонка. Павел Олегович открыл сразу, словно ждал, что сын передумал и вернулся. Увидел Сашку, поморщился неприязненно.
– А ты что хотел?
– Павел Олегович, я пришел к вам, как пришел бы к отцу, – Александр поддал дрожания в голос, – у меня беда. И если вы мне не поможете, то мне хоть ложись и помирай.
– Ты угробил «Зималетто», ты нахамил мне, а теперь еще пришел за помощью? Ну, ты и нахал, Александр. Говори, что у тебя случилось?
– Мне нужны деньги! Павел Олегович, мне очень нужны деньги, помогите!
– Сколько и на что?
– Сто тридцать тысяч долларов.
– Ничего себе у тебя запросы! И на что?
Сашка думал всего лишь секунду, решил, что сейчас лучше всего будет сказать правду. Ну, или полуправду.
– У вас в компании работал вредитель. Вы знаете, что я уволил Ветрова?
– Нет, не знаю. Когда и за что?
– Сегодня. Сегодня я его уволил. Он… он… – тут голос Александра и вовсе стал дрожащим, как холодец, – он воспользовался тем, что я ему доверял, ведь это же был ваш сотрудник, и подсунул мне несколько чистых бланков на подпись. А потом… потом… потом он проигрался в казино и взял долг в казино под мою подпись. Представляете?
– Как это?
– Да очень просто. Проиграл свои деньги, попросил в долг у казино, назвался моим именем и расписку написал от моего имени. За моей подписью.
– Саша, я конечно не очень понимаю в правилах казино, но у него должны были попросить документы, прежде чем принимать расписку. Этого требует элементарная логика.
– Павел Олегович, меня там не было, я не знаю, как он все провернул, может вступил в сговор с кем-то из казино, суть не в этом. Суть в том, что ко мне уже приходили и мне угрожали. И показывали фотографии трупов. Павел Олегович, спасите, пожалуйста!
– Врешь ты все, – спокойно сказал Жданов-старший, – сам ты и проиграл эти деньги. А теперь наплел мне тут с три короба. Ты, видно, и правда считаешь, что вокруг тебя идиоты.
– Я не вру. Павел Олегович, можете позвонить в отдел кадров и вам подтвердят, что я его уволил.
– Ты уволил? Или он сам уволился? А, Сашенька? Я ведь позвоню Урядову, не поленюсь, не посмотрю, что ночь на дворе.
– Я подписал ему заявление на увольнение. Просто потому, что не хотел поднимать шума.
– Врешь! – снова, как в кабинете взревел Павел. – Врешь! За дураков всех держишь? Да если бы все было так, как ты мне тут наплел, ты бы Ярослава и из кабинета не выпустил, он бы уже в КПЗ сидел, квартирой своей бы за долг рассчитался. Саша, мир – это не твоя комната для игр, где тебе, дурачку, все подыгрывали за папины деньги. Мир за пределами твоей игровой – это место, где тебе самому придется отвечать за твои поступки, и никакие папины деньги не помогут. Знаешь что, скорее всего, произошло? Скорее всего, ты стал заставлять Ветрова вытащить деньги на твой долг из «Зималетто» он отказался и ув…
Больше Павел ничего сказать не успел. Сашку переклинило еще в тот момент, когда Павел упомянул об игровой комнате и назвал его, Александра Юрьевича, дурачком. Даже не дураком, что еще можно было бы стерпеть, а дурачком…
