Текст книги "Покер с Джокером (СИ)"
Автор книги: Галина 55
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
В таком сметенном состоянии духа Ярослав Ветров и застал Сашку Воропаева поздно вечером в пятницу в его кабинете.
– Ярослав, ты вообще представляешь, что случилось? А ведь мои враги только и ждут, чтобы я оскандалился. Вот увидишь, как быстро меня сместят с моего места. А тогда и тебя уволят. Ты же знаешь, какой Андрей злопамятный.
Ярослав знал, что Жданов вовсе не злопамятный, в отличие от самого Воропаева, но все равно кивнул, соглашаясь.
– Александр Юрьевич, что-то вы за виски держитесь. Голова болит? Может таблеточку? У меня есть очень хорошие, друзья из Швеции привезли.
– Я не люблю лекарства, тем более если они незнакомы мне. Ты мне лучше скажи, ты почему меня не предупредил, что Полянский такая скандальная особа?
– Я этого и сам не знал, Александр Юрьевич, – и не упустил случая вставить шпильку, – у него никогда раньше, ну, при Жданове, не было и намека на скандальность. Они всегда договаривались полюбовно и были очень довольны друг другом.
Как и следовало ожидать, детонатор сработал безотказно. Сашка взорвался.
– Жданов, Жданов, Андрей, Андрюшенька, только это и слышу. Я запрещаю тебе, – Александр перешел на ультразвук, – слышишь? Я запрещаю тебе упоминать это имя в этом кабинете. Понял?
– Да, да, конечно, простите, – поспешно сказал Ветров.
Они надолго замолчали. Воропаев без конца ходил из угла в угол, как загнанный в клетку зверь, да он и ощущал себя таковым. А Ветров выжидал подходящего момента, чтобы забросить еще один шар в лузу. Раз Сашка требует от Ярослава финансового отчета два раза в неделю, значит нужно было искать приработок на стороне. На ловца и зверь прибежал. Ярославу хорошо заплатили за одну приятную не очень пыльную работенку.
– Александр Юрьевич, вы вообще не отдыхаете, так нельзя, вы и так уже пашете тут, как лошадь. Нельзя себя загонять. Вы ведь знаете, что бывает с…– Ветров замялся. – Отдыхать тоже нужно уметь.
– Не умею. Я умею только работать. – Сашка пафосно раздувался. – А ты? Ты умеешь отдыхать? Вот где ты сам отдыхаешь?
– Я? Я человек маленький. Иногда хожу в бары, иногда в казино… – заветное слово было сказано, теперь нужно было ждать заглотит Воропаев наживку или рыбалку придется продолжить.
– В казино? И как? Выигрываешь?
– По разному. Иногда выигрываю, иногда проигрываю. Но всегда остаюсь с небольшой прибылью. Зато какие эмоции, какие переживания, какой азарт. Вот сегодня, как раз, и пойду. Пятница же…
– Ярослав, а я могу пойти с тобой. Хоть посмотрю что там и как.
– Конечно Александр Юрьевич, И то правда, хватит вам тут переживать. Пойдем в казино, немножко выпьем, расслабимся. Посмотрим как люди играют. Сами по маленькой сыграем. Вы знаете, что новичкам везет, – тараторил, как ненормальный, Ярослав, подавая Воропаеву плащ, помогая надеть его и даже застегнуть на все пуговицы…
Комментарий к
* Маргарита Готье – героиня романа А. Дюма “Дама с камелиями”
Мне очень важны ваши комментарии. Ругайте, хвалите, только не молчите.
========== Часть 15 ==========
Андрей скорее почувствовал чье-то присутствие рядом с собой, чем услышал его. И хорошо, что почувствовал, по крайней мере не заорал, когда чья-то маленькая, но довольно сильная рука взяла его за руку. «Катя», – сразу понял он и даже почему-то обрадовался, хотя видеть никого и не хотелось.
– Поплачьте, Андрей Павлович, не нужно держать все внутри. Поплачьте, станет легче. Я никому не скажу. Поплачьте.
– Не буду.
– Ну, и не надо. Ведь ничего же такого страшного не произошло. Пока все живы, все еще можно исправить. Ведь все живы? – Андрей кивнул головой. – Ну вот, значит ничего непоправимого не случилось. – Катя и сама не могла понять, как она осмелилась взять его за руку, как смогла говорить с ним вот так, откровенно и без пиетета, скорее по-матерински, чем как просто влюбленная женщина.
– Случилось. Меня вначале купили, а потом и продали.
– Зато на вас никогда не заключали пари.
– Это правда. Зато меня покупал и продавал родной отец. – Андрей впервые рассказывал это, не понимал зачем и все равно рассказывал, не понимал почему именно ей, а не, например, Ромке, лучшему своему другу. Только потому, что и она несчастна и одинока? Нет! Он вовсе не одинок, просто говорить ни с кем не получается, а с ней получилось… Потому, что пришла, потому что стоит рядом с ним в темной кухне, а еще потому, что крепко и в то же время доверчиво, как ребенок взяла его за руку.
– А на меня заключил пари любимый человек. Что хуже? Вы не выбирали отца, вашей вины нет. Я сама выбрала того, кто меня предал. И виновата во всем я сама. Решила, что меня, уродину, кто-то, действительно, сможет полюбить или хотя бы захотеть. – Катька интуитивно почувствовала, что должна сейчас дать Андрею возможность почувствовать себя сильным и нужным, почувствовать себя чьим-то защитником, а не маленьким и слабым мальчиком, поэтому и прислонила голову к его руке, поэтому и заплакала… Она ведь тоже впервые рассказывала о себе кому-то. Рассказывала правду…
У нее все получилось! Ничего не просчитывая, не строя планов, чтобы такое сделать, что поможет растормошить Андрея, переключить его с его беды на что-то другое, может быть, на чужую беду, Катюша вывела Жданова из состояния, когда в голове постоянно крутится одна и та же мысль, одно и тоже событие. Словно приоткрылась дверца и он увидел в проеме огромное горе этой маленькой женщины. И никто ей не может помочь. Никто, кроме него.
Андрей посмотрел на Катю сверху. Миниатюрная фигурка в темноте казалась почти невесомой и эфемерной, призрачной и прозрачной. Единственное, что Андрей видел четко со своей высоты – это ровненький пробор прямо посередине головы и две заплетенные косички. «Лолита», – еще успел он подумать, а руки уже крепко прижимали к себе ее хрупкое тело, а губы уже без конца шептали: – Это не так, Катя, это не так. Не смей думать, что тебя нельзя любить, не смей думать, что тебя нельзя хотеть. Это не так, Катя, это не так.
Никто из них не заметил, как от проема ведущей в кухню двери отделился чей-то силуэт, растаявший в темноте коридора, никто из них не услышал, как хлопнула входная дверь. Теперь Роман был за друга спокоен. По крайней мере пару дней никуда не сбежит и пить тоже не будет. А вот Катьку жалко. Девчонка, кажется, нашла новые приключения на свою задницу.
А Катька сейчас не нуждалась ни в чьей жалости, потому что даже если это не навсегда, даже если утром она проснется рядом с ним и поймет, что все закончилось не успев начаться, то у нее в жизни это уже было! Вот эти американские горки, когда она взлетала до высот состояния невесомости и падала оттуда в самые глубокие ущелья, когда она горела и таяла в его руках как воск, истекая собственной жаркой влагой и когда превращала в воск его самого, заставляя гореть, и таять, и истекать…
– Это не так, Катя, это не так. Не смей думать, что тебя нельзя любить, не смей думать, что тебя нельзя хотеть. Я снова тебя хочу. Не смей дума…
Они так и уснули в кухне на полу… И утром не было никакой неловкости, потому что еще не открыв глаза он почувствовал рядом с собой молодое горячее и очень хрупкое тело, и все вспомнил, и его рука сама потянулась к ее груди и они снова любили друг друга…
А потом она заварила крепкий и вкусный кофе. И они пили этот кофе сидя на диване в его кухне. И она была похожа на только что вылупленного из яйца цыпленка в его потрясающе модной рубахе за триста баксов, которая доходила ей почти до колен, с длинной тощей шеей, торчащей из ворота его рубахи, с взлохмаченными косичками, растрепавшимися во время оно, слеповато щурящая свои огромные, карие с золотыми искрами, глаза, потому, что ее очки они пока так и не сумели отыскать.
Он готов был дать голову на отсечение, этот эстет, Жданов Андрей Павлович, что никогда еще не видел более прекрасной картины, чем этот страшненький подслеповатый цыпленок сидящий в его рубахе на его диване. И никогда еще никто не был ему так дорог и близок, как эта девочка-женщина.
– Кать, я должен это рассказать кому-то иначе я сойду с ума. Но я не могу. Вот здесь, – Андрей показал на свое горло, – как будто комок стоит и… И слов не могу найти, и молчать не могу. Что мне делать, Катя?
– Я не знаю. Я тоже не могу о себе рассказать. Вчера ночью смогла бы, а сейчас не могу.
– Знаешь, мне кажется, что и я вчера смог бы все тебе рассказать. А сейчас…
– А сейчас вы снова стали Андреем Павловичем…
– Нет, Катенька, нет. Какой я теперь тебе Андрей Павлович после того, что у нас с тобой было. Зови меня Андреем, я больше не твой начальник.
– Хорошо, Андрей, так Андрей. Только разговор у нас сейчас не получается, – Катя низко опустила голову. Возникла неловкая пауза. – Андрей, я пойду домой, ладно? – Катя схватила свои вещи в охапку и побежала в ванную.
Андрей стал собирать свои вещи с пола, в кармане брюк обнаружил ее очки. Как они туда попали? Он не помнил. Он вообще многих деталей не помнил из событий прошлой ночи. Но одно он помнил наверняка, такого тепла, такой нежности и такой страсти у него еще не было ни к одной женщине. Андрей развернулся на пятках и бросился в ванную комнату. Слава Богу, Катя не заперла ее изнутри. Он вошел без стука. Даже не вошел, а влетел. Она не успела скрыть своего зареванного лица.
– Я никуда тебя не отпущу, слышишь? Никуда. Ты мне нужна, не уходи. Мы должны быть сейчас вместе. Подумаешь, мы не можем поговорить в данную минуту… Мы все с тобой преодолеем, и это тоже. Ведь так? Ничего… ничего когда сможем рассказать все друг другу, тогда сможем. Правда?
– Правда. А не сможем, значит тоже не беда. У нас есть дела и поважнее, – глаза у Катерины вдруг округлились. – Ромка!
– Где? – Андрей заозирался.
– Вот и я спрашиваю, где Ромка? Мы с ним вчера вместе приехали. Он пошел в спальню тебя искать, а меня послал на кухню. Я только сейчас об этом вспомнила.
Андрей побежал в спальню, потом по другим комнатам. Ромки нигде не было.
– Кать, Ромка оказался неожиданно тактичным, он растворился.
– Тогда давай знаешь что сделаем? Давай закажем какую-нибудь еду и позвоним Роману. У меня есть план. Хороший план. Ты будешь президентом «Зималетто», Андрей.
***
Впервые с самого первого дня после выборов, Сашка проснулся в добром расположении духа. Выиграл он вчера в казино не так уж и много, но и не копейки какие-нибудь, восемь тысяч долларов на дороге не валяются. Но самое главное не это. Самое главное, что вчера впервые с момента его президентства, он, действительно, расслабился, отдохнул и отключился от мыслей о «Зималетто» и своих промахах.
– Ярослав? Я вот что подумал. А почему бы нам и сегодня не сходить в казино?
– Нет, сегодня я пас. Я свой лимит проигрышей на этот месяц израсходовал еще вчера. Вы-то выиграли, а от меня фортуна отвернулась. И оно понятно, чего ей на меня смотреть, когда рядом вы?
– Ну как знаешь, – Сашка положил трубку и пошел напевая в душ.
Ярослав же набрал чей-то номер. Дождался, пока ему ответит женский голос и сказал: – Он сегодня идет в казино опять… Спасибо… Да, деньги я получил, спасибо.
Александр собирался в казино, как на очень важное свидание к самой любимой женщине. И это понятно, Фортуна женщина капризная, не дай Бог ей не понравиться, отвернется и уже не повернется к тебе никогда. Так что и побриться нужно было, и приодеться, и лучший parfum на себя, любимого, побрызгать.
Встретили его, как родного, предложили прекрасный виски, проводили за вчерашний столик с рулеткой. И тут Сашка сделал для себя первое пренеприятное открытие – в казино не только выигрывают, но и проигрывают. Проиграв почти три тысячи долларов, Александр Юрьевич совсем уж было решил покинуть казино, как к нему подошла очаровательная длинноногая блондинка.
– Нонна, – представилась она безо всяких церемоний.
– Александр Юрьевич, – Сашка галантно поклонился даме.
– Я наблюдаю за вами второй день. Не расстраивайтесь, ну, что же вы… Фортуна такая непостоянная дама, то отвернется от тебя, по вернется. А давайте уйдем от рулетки и сыграем Black Jack – это намного интереснее.
– Вы будете моей путеводной звездой? Моей удачей? – спросил Сашка.
– С удовольствием.
Очаровательная незнакомка и вправду принесла Александру удачу. Он выиграл два раза подряд.
– Вот видите, я говорила, что Фортуна капризна, главное ее не разочаровывать.
Сашка улыбнулся и поставил фишки на соответствующее поле игрового стола. И… проиграл четыре раза подряд. Потом выиграл и поставил сразу большую сумму, которую проиграл. Нонна заметила лихорадочный блеск в глазах Александра, едва уловимое дрожание его рук и сделала знак официанту. Саше принесли приличную порцию виски.
– За счет заведения.
– Спасибо. – Сашка собрал последние, оставшиеся у него фишки и поставил на кон.
– Мммм, да ты умеешь рисковать, – проворковала Нонна.
– Блек-джек, – объявила дилер и придвинула к себе Сашкины фишки.
Он не мог этого так оставить. Просто не мог, уже не мог! Он должен был отыграться, а отыгрываться было нечем.
– Черт, пусто. Так не пойдет, я еще не доиграл. У меня закончились деньги, но я хочу сыграть еще раз. Я хотел бы взять денег в долг. – все, что у него осталось, это его имя, и он его произнес. – Я Александр Воропаев президент компании «Зималетто», мне можно доверять.
– Казино предоставляет вам кредит, распишитесь, пожалуйста.
Сашка расписался… Подпись у него была корявая, неразборчивая со множеством черточек, а это говорит о многом. Ему дали еще пару раз выиграть, потом он пил, брал еще раз кредит и еще, и еще… Потом Нонна растворилась, сообщив кому-то по телефону: – Сто тысяч! В дальнейшем кредите Сашке было отказано, и все было кончено.
– Когда мы можем получить свои деньги, – вежливо спросил Александра невысокий брюнет.
– Завтра! – бросил Воропаев и шатаясь вышел из казино.
Как только он появился на улице, со стоянки напротив едва шурша шинами с места тронулся серый «Nissan Sunny»…
Комментарий к
Глава далась очень тяжело. Катька с Андреем уже и ЗАГС сбегали))) Еле, еле удалось им внушить, что автор все-таки я, а не они.
========== Часть 16 ==========
– Ну вот, вроде бы мы со всем справились. Еду сейчас привезут, Ромка приедет через полчаса, дома убрали. Все. Мы молодцы, мы свободны, можем заняться пока чем-нибудь интересненьким.
– Андрей Пав… Андрей. Мне еще нужно позвонить домой. Я вчера подняла восстание и ушла. Теперь пришла пора расплаты, меня даже из дому выгнать могут. И что мне тогда делать? Безработной, безденежной, бездомной… – Катя вроде бы шутила, но такая безнадежность и тоска были в ее голосе, что Андрею снова захотелось броситься на амбразуры, чтобы защитить Катеньку.
– Не волнуйся, что-что, а крышу над головой и кусок хлеба я тебе всегда обеспечу. Звони, Катюша! Мне тоже нужно кое-куда позвонить.
– Андрей, спасибо, конечно, но хлеб я привыкла есть свой. Ты лучше пожелай мне удачи.
– Удачи! – Жданов недоумевал. Катька – это просто чудо! Кира бы его сейчас измучила вопросами, куда он собрался звонить, потом бурно и театрально благодарила бы за предоставление пищи и крова, а потом решила бы, что его предложение жилья и еды, это предложение выйти за него замуж. А Катька… Ну, Катя есть Катя. – Хочешь, я буду держать тебя за руку во время твоего разговора? Говорят помогает, сам вчера испытал на себе.
Катюша кивнула, взялась за его руку, задержала дыхание и решительно набрала номер. Говорила она недолго, вернее даже не говорила, а слушала, всего и сказала-то, что «Мама, здравствуй» и «Я ни в чем перед вами не виновата и просить прощения мне не за что», потом решительно нажала кнопку «отбой», выдернула свою ладошку из руки Андрея и отошла к окну. Андрей не знал, что ему делать, пойти за ней, обнять, дать понять, что она не одна или не трогать ее, дать ей самой переварить услышанное. Решил подойти, может она забыла, что он у нее есть, и, что она может на него рассчитывать. Подошел, обнял со спины, она положила голову ему на руку.
– Папа назвал меня гулящей девкой, сказал, что…
– Ну, все, моя хорошая, все успокойся. Папа тебя любит. Вы помиритесь.
– Папа меня душит своей любовью. Душит, понимаешь? Душит!
– Мда… твой отец тебя любит до удушья, мой меня задушил не любя. Хорошая же из нас получилась парочка…
– Все, Андрюша, ничего непоправимого не произошло. Все. Ты, вроде, тоже хотел позвонить. Тебе нужна моя рука?
Андрей задумался всего на пару секунд, затем протянул Кате руку и, когда она вложила в его ладонь свою ладошку, решительно набрал номер.
– Мама, ты как?.. Спасибо, что рассказала… Я понимаю, прости… Нет, только «мама»… Я тоже очень хочу тебя видеть… Сейчас Ромка придет… Нет… Нет… Да не оставлял он меня одного… С кем, с кем, с женщиной!.. Какая Кира, мама? Это Катя! Катя Пушкарева, помнишь?.. – Андрей вдруг рассмеялся. Весело рассмеялся, беззаботно. – Я говорил тебе, что ты у меня лучшая?.. Созвонимся, мам. Пока.
Жданов дал отбой, вскочил с дивана, схватил Катюху в охапку и закрутил, как взрослые крутят маленьких детей. У Кати даже голова закружилась, с вестибулярным аппаратом у нее всегда были проблемы.
– Катька! Катька! Ты самая лучшая! Твоя рука – самая поддерживающая в мире и приносящая удачу. Я смог! Я это смог! Катька!
– Андрюша, поставь меня, у меня кружится голова и звонят в двери, нужно открыть.
Он поцеловал Катю в щеку и побежал открывать двери. «Ребенок, – подумала Катя, – совсем еще ребенок».
– Кать! Ты смотри, кто пришел и пришел не так просто, как раз подгадал, когда еду привезут.
– Вот не надо, вот, знаешь, не надо… Я тоже сюда как-то еду приносил, так меня, помнится, и на порог не пустили, еду забрали, а меня пинком под зад. Привет, Катюша, это ты заставила Андрюху стать более гостеприимным? – Ромка шутил, стараясь сделать все, чтобы Катя не почувствовала неловкости при его появлении.
– Здравствуйте, Роман Дмит…
– Опять? Тебе что, память отшибло? Мы же уже перешли на ты. Нет, все же придется выпить с тобой на брудершафт, чтобы ты, наконец, запомнила, как меня зовут. Ну, что, ребятки, – Ромка достал из кармана бутылочку виски, – поехали? Тем более, что закусь уже принесли.
– Тпру… Никто никуда не едет, вы достаточно покуролесили и достаточно времени потеряли. – Андрей и Рома смотрели на Катю во все глаза, это что, мол, еще за командирша такая? Катюша смутилась и сменила тон. – Мальчики, давайте я в конце концов план вам свой расскажу, пожалуйста. А потом делайте, что хотите. Ну, послушайте…
– Катюха, а есть и слушать можно? Или тоже нельзя? – Ромка негодовал.
– Можно, конечно можно.
Катя быстро и четко рассказала этим великовозрастным балбесам суть своего плана и с надеждой уставилась на… Романа. Она, почему-то подумала, что он быстрее примет ее план, чем Андрей. Но ответил ей не Ромка, а именно Жданов.
– Я вот всегда думал, ну, откуда берутся такие умницы, как наша Катя? Какой первоначальный капитал нам нужен?
– Не менее двухсот восьмидесяти тысяч долларов.
– Немало… И это будет закрытое акционерное общество?
– Самое закрытое из всех закрытых!
– И ты просишь нас еще и Николая принять?
– Прошу! Очень прошу. И ему нужна работа, и он нам очень нужен. Он ведь и правда экономический гений.
– Катя, а мы не можем его просто на работу к нам взять? Обязательно нужно делать его акционером?
– Нет, вы меня не поняли. Ни я, ни Коля не будем акционерами. Мы будем у вас работать, только и всего.
– Я не думаю, что это правильно, – вклинился в диалог Роман. – Если он будет акционером, он и работать будет лучше и самолюбию его это польстит. Просто можно дать небольшой процент, не влияющий на решения.
– Это логично, – кивнул головой Андрей. Это очень логично.
– Значит я могу звонить Кольке? – Катя обиделась, но вида не подала. О ней они не сказали ни слова, приняли как должное ее предложение просто работать на них.
– Погоди, – Андрей придержал Катюшину руку, уже набирающую номер, – мы еще не все вопросы решили. Я хочу еще одного человека пригласить с нашу компанию. Во-первых, я верю этому человеку, как себе, а во-вторых, без ее денег, мы не соберем начальный капитал, и, наконец, в третьих, я должен ее обезопасить от произвола ее… впрочем это не важно.
– Ты говоришь о Маргарите Рудольфовне? – догадался Роман.
– Да, я говорю о маме.
– Я «за», – Малиновский поднял руку.
– А ты, Катенька?
– А я всего лишь наемный работник, – обида все же никак не желала бесследно исчезать, вылезла, когда ее никто об этом не просил, – как вы решите, так и будет.
– Опаньки… – Андрей только сейчас понял, что Катя обиделась, – ты чего? Ты на что это надулась?
– Дуются шарики на параде. А я ни на что не надулась.
– Катя, мы просто и не рассматриваем вариант при котором ты не будешь входить в состав директоров. Это само собой разумеется, правда же, Ромка?
– Конечно! И акции у нас будут поделены поровну. Наши деньги, ваши, Катенька, мозги и смекалка.
– Вот-вот. И еще не известно, «кто более матери-истории ценен»*. Кать, я сейчас очень серьезно говорю. Мы говорили только о твоем Николае лишь потому, что о тебе и говорить-то не нужно было. Все было ясно и так. Кстати, а что это за Николай такой? И почему ты о нем так печешься?
– Алло! Отелло, мавр московский, ты свою ревность-то поумерь. Как пошлет нас сейчас Катюша вместе с твоей ревностью и куда мы тогда пойдем?
– Куда пошлют, туда и пойдем, – засмеялся Андрей. – Ну, что, я звоню маме, ты звонишь Коле и собираем всех часов на девять вечера. Лады?
Именно в тот момент, когда Александр Юрьевич Воропаев садился за стол для игры в «Black Jack», в гостиной квартиры Жданова Андрея Павловича началось учредительное собрание по созданию новой инвестиционной компании очень закрытого типа…
Их было пятеро заговорщиков-единомышленников, как им тогда казалось.
Марго, которая сразу и безоговорочно поверила в их затею и двумя руками была «за»…
Андрей, который Кате поверил еще раньше матери и сейчас только прикидывал что делать – продать джип или просто взять ссуду в банке под залог квартиры.
Роман, который скорее будет ночевать каждую ночь в другой постели и потеряет крышу над головой, чем расстанется со своей самой любимой птичкой-рыбкой, со своей ласточкой-машиной.
Николай, который был согласен на все, что угодно, только бы его приняли в компанию этих «небожителей».
И, наконец, Катя, которая не просто верила в успех, но и просчитала его с точностью до последней копейки.
Было принято решение не принимать никаких решений, а встретиться в воскресенье, то есть завтра, в двенадцать часов пополудни в этой же штаб-квартире. Каждый должен был подумать о том, что он услышал, так сказать переночевать с этой мыслью, и назавтра высказать свои соображения.
Маргарита взглянула на часы и куда-то заспешила, Ромка взялся ее проводить до машины.
– Ты еще вернешься? – Андрей, конечно, не жаждал Ромкиного возвращения, он даже был за то, чтобы Ромка и Коленьку с собой прихватил. Но спросить все-таки было нужно.
– Нет, я сегодня на охоту.
– Удачной охоты, Маугли!
– Колька, я могу у тебя пожить немного? – едва слышно спросила Катя.
– Кать, если Валерий Сергеевич узнает, что я тебя приютил, то мне не жить.
– Скажи лучше, что тогда тебе никогда не видать больше маминых пирожков.
– Катька, а Андрей Павлович не может тебя приютить, что ли? Тут вон сколько места. И вообще… знаешь, как твои за тебя волнуются? Ты бы возвращалась домой, а? Куда ты сбежала?
– Коль, иди домой, приходи завтра, к двенадцати.
– Сюда, что ли?
– Место встречи изменить нельзя, – улыбнулся Андрей. Он, как оказалось слышал весь их диалог и, когда Николай ушел, даже не подошел, подлетел к Катюхе с перекошенным от обиды и злости лицом.
– Значит тебе некуда идти, да? Ты у Николая просишь политического убежища и даже не ставишь меня в известность об этом? Я что, выгонял тебя?
– Нет, – Катя опустила голову, – но ты и не предлагал остаться.
– Как это не предлагал? А кто тебе еще утром сказал, что крышу над головой я тебе обеспечу?
– Это не предложение остаться. Как ты не понимаешь?
– Я правда не понимаю. У Николая крышу над головой ты можешь принять, а у меня нет?
– А у тебя нет, – губы у Кати задрожали.
– Это что-то ваше женское? Непонятая женская душа? Катенька, я уже просил тебя, не уходи. Хочешь, еще раз попрошу? Не уходи, ты мне очень нужна, Катя.
Он вдруг заговорил… Заговорил быстро, и нервно, словно боясь, что в любой момент решимость может покинуть его.
Комментарий к
*кто более матери-истории ценен – цитата из В.Маяковского
========== Часть 17 ==========
– Кать, ты только меня не перебивай. Ни вопросами, ни репликами, ни слезами. Я очень боюсь, что второй раз уже не смогу начать. О, Господи, как непросто, как больно…
Андрей прошел к дивану, сел, закрыл лицо руками. Катя молча, опасаясь даже дышать, тоже села на диван. Андрей почувствовал, что она рядом, притянул ее к себе. Так было проще, так было надежнее, так было роднее, словно все оставалось рядом, внутри, в семье.
– Отец с мамой познакомились, когда мама еще была замужем за первым мужем, – безо всякого предисловия начал Андрей. – У мамы, как оказалось, вообще история непростая, но об этом в другой раз. Просто в первый раз мама вышла замуж за человека, которому только позволяла себя любить, так уж получилось… А когда встретилась с отцом, то влюбилась. Впервые в жизни влюбилась, и он тоже влюбился. Но… но… в общем мама была беременна от мужа. И выяснилось это не сразу. Я не очень понимаю, как это, но мама сказала, что так бывает.* И я ей верю. Ей нельзя не верить. Понимаешь, Катька, мама не предатель. Вот и с папой у нее не было никаких отношений пока она не развелась с первым мужем. А потом, когда выяснился срок беременности, то сразу стало понятно, что это не ребенок отца.
Катя, помня просьбу Андрея не мешать ему рассказывать даже своими слезами, только сильно-сильно укусила себя за палец. «Теперь понятно, почему Павел Олегович так к Андрею относится, это не его сын», – подумала Катюша. Увы, не правильно подумала, правда была куда как страшнее… Между тем, Андрей продолжал.
– Папа стал уговаривать маму сделать аборт. Говорил, что ему все равно, чей это ребенок, но еще не время, они еще студенты, нет жилья, нет материальной базы. А срок уже был не маленький. И… и… В общем, в конце-концов папа отправил маму на аборт. Не в больницу… в больницу уже поздно было идти. В больницу мама попала уже потом, когда у нее была перфорация матки.
Катя снова услышала звуки, которые слышала вчера, сдержанные глухие звуки, словно человек невероятным усилием воли загонял свои рыдания внутрь, не давая им вырваться наружу. И не выдержала, даже не заревела – завыла, тесно-тесно прижимаясь к Андрею. Если бы она только могла чем-то ему помочь, если бы могла… Она все бы сделала. Но она не могла, поэтому постаралась как можно быстрее взять себя в руки и успокоиться.
– Прости, Андрюшенька, прости, я постараюсь сдерживаться.
– Ничего, девочка, ничего. Самое страшное из того периода я тебе уже сказал, дальше говорить легче будет. – Андрей посадил Катюшу себе на колени, как маленькую, крепко обнял и продолжил, – Детей у мамы больше быть не могло. Но прошло несколько лет и отцу понадобился наследник. Мама уговаривала отца усыновить ребенка, но ему нужен был его ребенок, его кровь. И он решил купить себе ребенка. Как игрушку, или как новую швейную машину… Тогда еще не было суррогатных матерей, он просто нашел… – Андрей стал задыхаться, – он нашел ту, которая согласилась переспать с ним, забеременеть, родить и отдать ему ребенка. Хотя… какое там отдать… продать! Вот так я и появился. Кто моя биологическая мать, я понятия не имею, и не интересно мне это. Если она смогла меня продать, то… Бог ей судья.
– А Маргарита Рудольфовна?
– А мама очень хотела ребенка, очень, понимаешь? Она так хотела ребенка, что и из детдома могла взять, и полюбила бы его не меньше, чем меня любит. В ней столько нерастраченной любви было, столько нежности. Я не помню, я вообще не помню, чтобы отец со мной беседовал или играл. Только мама. Она так хотела ребенка. Ей не наследник нужен был, ей нужно было кого-то любить. И тогда… мама согласилась, чтобы отец спал с другой, пока та не забеременеет, потом уехала с ней в какой-то небольшой городок, где заботилась о ней до самых родов, а потом приехала со мной. Все наше окружение считало, что мама на срок беременности уезжала за границу и там же рожала. Вот так-то.
Андрей замолчал, он машинально гладил Катюху по голове, а мысли его были где-то далеко-далеко.
– А потом отец меня продал.
– Как это?
– Мне было тогда что-то около восьми, может девяти лет и однажды я увидел, как Сашка Воропаев издевался над детьми, которые ответить ему не могли. Не могли, потому, что их мамы зависели от Сашкиного папаши, а еще потому, что они бы… какая разница почему? Не могли и все. Меня особенно взбесило, когда этот гаденыш над девочкой стал измываться. В общем я его высмеял, а потом ему еще сверху накостылял. Домой я прибежал возбужденный, понимая, что я сделал ну, если не доброе дело, то, как минимум, правильный поступок совершил… Кать, свари кофе, пожалуйста. Что-то мне поплохело…
– Тебе не кофе нужен, – Катя вскочила, – где у тебя аптечка?
– В холодильнике.
– Я сейчас. Андрюшенька, потерпи, подожди, я сейчас, – бормотала Катя и перебирала лекарства, – ты можешь четко сказать что поплохело?
– В ушах зашумело и сердце забилось, как заячий хвост.
– Понятно. А тонометр у тебя есть?
– Да, в гостевой, там мама иногда ночует.
– Все, молчи, я сейчас.
Давление у Андрея было и правда немного повышено, но не до такой степени, чтобы принимать препараты. Катюша решила, что у Андрея кардиалгия и лучше всего будет дать ему «Гербион», относящийся с седативным средствам. И правда, минут через двадцать и давление и пульс пришли почти в норму. За это время Катенька заварила чай с мелиссой, подала Андрею, он сделал пару глотков и продолжил свой рассказ.
– Так вот… Я пришел домой возбужденный и даже радостный. Отец был дома и сразу вызвал меня к себе в кабинет. «Андрей, – сказал он, – то, что ты сделал, это низко и подло. Наш сын никогда бы так не поступил. Мне за тебя стыдно. Впрочем другого я от тебя и не ожидал». Папа поджал губы и замолчал. Знаешь, Катя, эта его фраза… В общем, каждый раз, когда он говорил эту фразу, я готов был вывернуться наизнанку, только бы доказать отцу, что он ошибается, что я не плохой, а хороший. А в тот раз у меня вдруг такой протест пошел. Я не чувствовал своей вины, наоборот, я знал, что это Сашка виновен, а не я. Понимаешь, о чем я?
– Очень хорошо понимаю.
– Я стал перечить отцу, доказывать, что он не прав. И тогда… тогда отец ударил меня по губам. Очень больно ударил… Это было первый и последний раз в жизни, больше отец пальцем меня не тронул. Никогда… Я не знаю, как это тебе объяснить… Дело было вовсе не в боли, точнее в боли, но не в физической. Я вдруг почувствовал, что отец меня предал. Что вместо того, чтобы гордиться мной, от от меня открещивается в угоду этом гаденышу Сашке… Кать, я не буду долго тебя мучить, в общем, отец заставил меня публично извиняться перед этим крысенышем. Именно заставил. Всю жизнь я думал, что он меня предал тогда. А совсем недавно узнал, что неа не предал – продал! За акции! У дяди Юры было шестьдесят процентов акций «Зималетто» и решающий голос. У отца было сорок процентов. После моего извинения у обоих стало фифти-фифти. Так что отцу я ничего не должен. Купил он меня явно дешевле, чем продал мою честь.
