Текст книги "Покер с Джокером (СИ)"
Автор книги: Галина 55
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
А потом они точно за него, за Коленьку, возьмутся. Нет! Он не такой дурак, слава Богу, он еще не успел ничего рассказать Сашке. Значит он им не враг! Он же их не предал. Правда? И Колюня поплелся в свой кабинет.
А если бы задержался еще на немного, то увидел бы, как из кабинета шефа вышли трое, совершенно не похожие ни на Жданова, ни на Малиновского, ни на Катю – единственную Колькину подругу… А следом за ними не вышел, а, фигурально выражаясь, выполз и сам Сашенька. Бледный, с испариной на лбу и с чуть подрагивающими руками.
– Марина, пригласите ко мне Зорькина и Урядова. Если разыщете Киру, тоже пригласите ее ко мне.
========== Часть 33 ==========
Николай никак не мог разорваться. Очень хотел, но не мог. Вот когда он в полной мере понял выражение одной задницей на двух стульях сидеть. Второй час в кабинете президента шло заседание, так называемых, приближенных к его высочеству лиц. И, даже если бы Зорькин прямо сейчас выехал в штаб-квартиру Жданова, то к семи часам он все равно не успел бы. А заседанию еще ни конца, ни края видно не было.
Повестку дня Колька тоже никак не мог понять, чего от него ждут, тем более было не понятно. Воропаев все кричал и приказывал Урядову навести в «Зималетто» порядок, почему-то настаивал на увольнении какого-то Потапкина, пропустившего к нему посторонних. Для разбора полетов вызвали этого самого Потапкина и тут Николай такое услышал, что впору было как в детстве поднять руку, отпроситься в туалет и сбежать. Сбежать как можно дальше и из компании вообще, и от ее президента в частности.
– А как я мог их не пустить? Это же уголовный розыск! – сказал Потапкин.
Как оказалось, те трое, которые были давеча в кабинете Воропаева, были вовсе не Пушкарева со товарищи, а были… Господи, произнести-то и то страшно… господа из уголовного розыска. Сашка все причитал о каком-то капитане Свиридовой, вспоминал Романа Дмитриевича, от которого она передала ему привет, непечатным словом. А уж какими эпитетами он награждал Жданова, так про это и вовсе говорить стыдно.
Все это ладно бы. Но вот чего от них хотел Александр Юрьевич понять было невозможно. Он все требовал ответа, есть ли у Урядова или у Зорькина знакомые в уголовном розыске, потому что его связи погорели. Да, да, так и сказал: – погорели! Потом все кричал на какого-то Жеглина. Потом проклинал Павла Олеговича…
В общем, Колька сделал вывод, что Воропаеву просто страшно, и он вызвал их к себе, чтобы не быть в одиночестве, ну, может еще, чтобы публика для его стенаний была. Поэтому Зорькин решил отключить свой мозг от происходящего, и только изредка махать головой, и говорить сочувственные слова.
Наконец, в девятом часу ночи Сашка смилостивился над подчиненными, и тут уж Николай ни секунды не размышлял, что ему делать. Даже про Вику, которая ждала его в его кабинете, забыл, прямиком вылетел на улицу, поймал такси и поехал к Жданову домой. Он решил все честно рассказать и повиниться, он решил раскаяться и вернуться, так сказать, в лоно, но… Я же вам говорила, не Колькин сегодня день был. Нет не Колькин.
В штаб-квартире никого не было. Совсем никого… И это было очень странно.
***Вам, конечно же интересно, куда подевались обитатели шумной Ждановской квартиры? Интересно? Тогда слушайте.
Когда Роман рассказал все, что он видел в «Зималетто», все заговорили разом. Все, кроме Кати. Нужно знать Ромку, чтобы понять, что это был за рассказ, эпизод со снятыми трусиками и спущенными штанами он описывал в особенно ярких красках, наслаждаясь смущением Катюши и репликами Елены Александровны: – Ой, да как же так можно? Ну, Колька, ну и охальник. Нет Коленька не такой, это эта девица его развращает… и так далее…
Зато, как только Роман Дмитриевич стал серьезным, и сказал, что по его глубокому убеждению, Николай перешел на сторону врага и назвал причины по которым он сделал такие выводы, тут всем как-то не до смеха стало.
– Причин может быть две, или более. Первая лежит на поверхности – Зорькин нас попросту продал. Не важно за что. За сладкий пряничек, или за тухлые бабки зеленого цвета. Деньги ему были очень нужны и он их получил.
– Да с чего ты взял, что у него есть деньги? – возмутилась Елена.
– Тетечка Леночка, если бы вы видели то, что видел я в его кабинете, вы ни за что не задали бы этот вопрос. А что из себя представляет наша Викуся мы знаем. Без пачки зелененьких к ней и не подойти, а уж чтобы она попой танцевать начала…
– Роман, – Марго хохотала, – пощади Леночку, видишь, как она покраснела.
– Так она что же, – у Пушкаревой-старшей даже голос сел, – проститутка?
– Ну, что ты, Ленок. Викуся у нас не какая-нибудь проститутка, Викуся у нас птица высокого полета, она у нас содержанка.
– Боже мой, с какой ужасной женщиной связался Коленька, – всплеснула руками Катина мать, не очень понимая, что такое содержанка.
– Рома, переходи ко второй причине, – тихо попросила Катюша.
Ей было неловко, ей было не по-себе. Если Колька их предал, значит, нет у нее больше друга. Значит, она, она одна виновата будет, если весь их план пойдет прахом.
– Вторая причина – шантаж! Этот… вот не хочется материться… Николай Антонович не записал на диктофон как Сашка заставлял его сделать фальшивый отчет. А отчет сделал! Ну, представляете, как Санек теперь может его шантажировать? Представляете, что этот… заработал себе еще и срок! Да в довершение всего пытался меня уверить, что диктофон мы ему бракованный подсунули. Андрюха, помнишь, мы его проверяли?
Андрей кивнул и украдкой взглянул на Катю. Она сидела ни жива, ни мертва. Мало того, что ей сегодня предстояла встреча с Кирой (но об этом я чуть позже расскажу), так еще и лучший друг ее предал.
– Вот уж безголовый или безрукий парнишка. То ли включить забыл, то ли не сумел включить. Короче, он сегодня в девятнадцать нуль-нуль прийти должен, вот мы с ним и поговорим.
Но Колька не пришел ни в девятнадцать «нуль-нуль», ни в двадцать. И квартира Ждановых начала опустевать…
Ромка позвонил Ольге, но та не отвечала, видно еще работала. Тогда в нем проснулся папа и он поехал к няне, чтобы забрать сына и побыть с ним вечер дома вдвоем…
Елена решила поехать домой к мужу, может он уже поутих и ей удастся с ним нормально поговорить. Катюша вызвала маме такси и вышла ее проводить до машины.
– Катенька, неужто все, что о Коленьке говорили – это правда?
– Не знаю мама, да и не об этом я хотела с тобой поговорить. Мам, ты скажи, тебе Андрюша нравится?
– Ну, видный парень, конечно. Только, Катюша, вот, что меня смущает. В народе ведь как говорят? Красивый муж – чужой муж! Как бы он гулять не начал.
– Мама, Андрей меня любит. Я это точно знаю, я это чувствую. Он меня любит.
– Ну, знаешь, сегодня любит, завтра разлюбит, жизнь, она такое дело. И что потом? Разводиться?
– Мама, не телевизор же покупаю, чтобы гарантию требовать. А ты знаешь, что Андрюша венчаться хочет?
– Вот как? Ну, тогда, наверное, и правда это серьезно. А ты не боишься, что ты из простой семьи, а они вишь какие – элита!
– Не боюсь, мамочка. Я с Андрюшенькой ничего не боюсь, – в это время подъехала машина и Елена Александровна уехала.
Третьей квартиру покидала Маргарита Рудольфовна. Она ехала навестить мужа. Как раз с восьми вечера на дежурство заступал его лечащий врач и Марго надеялась подробно расспросить его и о состоянии Павла, и о прогнозах на его будущее.
Ну, и, наконец, Катя с Адреем. Куда же они могли отправиться, тем более, что Жданов еще слишком плохо себя чувствовал? Их пригласила к себе… Кира. Да-да, та самая Кира Воропаева. Кира Юрьевна.
Ну, допустим, не их, а только Андрея… Ну, допустим, не пригласила, а умоляла приехать. Катя просила Андрюшу съездить, ведь если все правда, то он не простит себя потом, если не поедет. Но Жданов настоял, чтобы они поехали вместе.
Во-первых, потому, что ни на секунду не поверил, будто Кира и в самом деле лежит прикованная к постели, под капельницей и вообще вот-вот отдаст Богу душу. И все, чего она хочет, так это в последний раз взглянуть в глаза любимого. Во-вторых, потому, что, как он заявил Катюше, он, мол, побит и синюшен, и не понимает, как его любимая женщина может отпустить его одного в таком состоянии. Ну, а в-третьих, и главных, потому, что намеревался продемонстрировать Кире свою невесту, свою любимую, свою Катеньку.
========== Часть 34 ==========
– Андрюшенька, ну, пожалуйста. Я посижу в машине, подожду тебя. Ты только не сердись, но мне неудобно. Вот представь, на одну минуточку допусти, что ей и правда плохо, а тут еще я появлюсь. Кира же вообще от всего этого может и Богу душу отдать. Это не очень-то гуманно. Разве я не права?
– Ты не права.
– Это почему же я не права? Ты только представь, что ты лежишь избитый, а я прихожу к тебе с кем-то. Да нет! Не просто с кем-то! С твоим врагом, с Воропаевым, например, и говорю тебе, что вот, мол, Андрюша, познакомься – это мой жених.
Андрей резко затормозил, Катька даже стукнулась слегка головой о боковое стекло.
– Никогда не смей больше не только говорить, даже думать такое не смей! Поняла? Я знаешь какой ревнивый? Я от одной мысли, что ты приходишь с кем-то, пусть даже не с врагом, а с другом, вон хоть даже с Малиной, Отелло становлюсь. Придушить могу и даже не спрошу: молилась ли ты на ночь, Катерина? И вообще… С завтрашнего дня пойдешь на курсы вождения!
– В огороде бузина, в Киеве дядька… Какое отношение имеют курсы вождения к нашему разговору?
– Большое! Может я хочу подарить тебе машину, ты об этом не подумала? А может я всегда хочу к тебе приставать? А когда я за рулем, мне это сделать очень трудно. А так красота будет! Ты машину ведешь, я тебя по коленке глажу.
– Так авария будет, а не красота.
– Ну, правильно! И даже душить тебя не нужно будет. А ты говоришь, что никакого отношения твои права не имеют к нашему разговору.
Катя засмеялась, распахнула пальто и потянулась к Андрею. Это было впервые, и он даже зажмурился, не поверив, что это правда. Что его скромная, маленькая, тихая девочка сама проявляет какую-то инициативу. Она всегда очень охотно откликалась на все его поползновения, ей нравилось заниматься с ним любовью, в процессе была абсолютно раскована и бесподобна, умудряясь каким-то непостижимым образом совместить нежную застенчивость и стыдливость с необузданной страстью, но чтобы Катюха сама предложила себя, так этого никогда не было, да еще в общественном, можно сказать, месте. Видно, родители с детства внушали ей всякую советскую чушь о поведении женщины.
Стекла Ждановского джипа были затемненными, они с Катей видели всю Москву, оставаясь для нее невидимками, и Андрей решил, что Кире будет полезно подождать его еще немного.
Это было восхитительно и очень остро. Казалось, что они несутся на Андрюшином джипе Чероки на предельной скорости куда-то туда, в будущее… А, впрочем, так оно и было. Ведь если бы они не летели в это свое будущее так восхитительно и остро, то никогда не родилась бы у них Анна Андреевна. Кто угодно другой был бы вместо нее, но их чуда, их Анечки не было бы уже никогда… Андрей потом не раз и не два будет вспоминать, как Катька захотела Анюту, и даже иногда будет намекать, что неплохо бы заняться изготовлением какого-нибудь Олега или Валерика где-нибудь в самом центре Москвы.
Но все это будет потом… А сейчас Андрей уже подъехал к дому своей бывшей невесты.
– Ты уверена, что не хочешь пойти со мной? Спрашиваю в последний раз.
– Я очень хочу пойти с тобой. Я ведь тоже ревнива и мне будет очень не по себе, зная, что ты там с ней наедине, но мне кажется, что если ей, действительно, плохо, то мое появление здоровья ей не прибавит.
– Ладно. Тогда мы с тобой вот что сделаем, я позвоню тебе от Киры, просто нажму кнопку твоего вызова, и ты будешь слышать все, что происходит.
– Ты с ума сошел? Я никогда ни за кем не подглядывала, никого не подслушивала и начинать этому учиться не собираюсь.
– Да? А если меня нужно будет спасать? Если у Киры в квартире засада и меня заманят в ловушку? Если я войду, а там двое амбалов и представитель ЗАГСа? И меня женят на Кирюше без моего согласия, тогда как? Вот, значит, ты какая, как изнасиловать меня в моей же машине, так это «пожалуйста», а как спасти из западни, так я – не я и хата не моя?
– Ну, если ты так ставишь вопрос, – засмеялась Катерина, – то мне придется начать учиться подслушивать. Будем считать, что я на боевом задании.
– Люблю тебя. – Андрей чмокнул Каюшу в нос, отдал ей ключи от машины, объяснил как ее ставить на сигнализацию, тяжело вздохнул и скрылся в подъезде…
Звонка не было долго, очень долго, слишком долго, или может Катюше, действительно, ревнующей Андрея к Кире, это только так показалось. Наконец, ее мобильный зазвонил и она услышала:
– Ты чего так долго не открывала?
– Господи, Андрюша, что у тебя с лицом?
– Ничего страшного, уже заживает. Так чего не открывала? Я уже хотел вызывать МЧС, думал, мало ли, померла, а ты вон какая вся, живее живой и при марафете.
– Я же не могла тебя встретить не приведя себя в порядок. Правда ведь?
– Не знаю. Мне казалось, что если человеку плохо, то ему не до приведения себя в порядок, а если не так уж и плохо, то он, пригласив кого-то, приведет себя в порядок заранее. Но это все ерунда, проехали. Так что у тебя случилось, Кирюша, зачем ты меня хотела видеть так срочно?
– Я только сегодня приехала из командировки.
– Поздравляю! И все же?
– Андрей, нам нужно серьезно поговорить.
– Не понял! Ты же сказала, что очень больна. Для разговора с тобой я бы ехать не стал. Ну, что, тогда пока.
– Да погоди ты. Я сказала, что больна, потому, что не хотела говорить тебе по телефону, что я… я… Андрюша ты только не волнуйся, но я… я…
– Ну, говори, что же ты? Небось хочешь мне сообщить, что беременна. Так? – Воропаева кивнула. – Кирочка, ничего страшного. Для начала мы пойдем к гинекологу. Да не к твоему, а к маминому. Если гинеколог подтвердит твою беременность, ты решишь что делать дальше. Я поддержу любое твое решение. Захочешь сделать аборт? Пожалуйста! Захочешь рожать? Снова «пожалуйста». Но в этом случае ты должна знать, что я все равно даже не подумаю на тебе жениться. Ребенку дам фамилию, алименты, буду помогать растить. А захочешь, так мы с моей женой его можем и просто забрать себе. В этом случае мы с тебя никаких алиментов требовать не будем.
– С кем? С женой? С какой женой? Жданов, ты бредишь?
– Почему это сразу брежу? Сегодня она моя невеста, а к тому времени, как ты родишь, станет уже женой.
– Андрей, зачем ты мне врешь? Нет у тебя никого, я узнавала! Ты даже на тусовках не появлялся все это время. Ты мне так мстишь за то, что я проголосовала за Сашку, да?
– Какая чушь! Мне все равно за кого ты проголосовала. А на тусовках меня, действительно, не было все это время. Я просто не мог покинуть постель моей любимой женщины. Нам с ней тусовки только мешают быть вместе. Да, Кирюша, ты не меняешься. Не успела приехать из командировки, как начала шпионить за мной. Ромки, кстати, тоже не было на этих тусовках. У него тоже появилась любимая женщина, да еще и сын в придачу.
– Что за бред ты сейчас несешь? Какая невеста? Какая постель? Ты нарочно, хочешь сделать мне больно?
– Катюша, – громко сказал Андрей и Кира посмотрела на него, как на ненормального, – я же тебе говорил, что ты мне будешь нужна. Давай, поднимайся, второй этаж, квартира направо от лифта. – Андрей сунул руку в карман, отключил мобильный и посмотрел на недоумевающую Киру. – Видишь ли, Кирюша, мы с невестой можем телепатически общаться. Вот посмотришь, она сейчас придет. Кстати, огромное тебе спасибо, если бы ты не выгнала из «Зималетто» нас с Пушкаревой, мы никогда не поняли бы что просто созданы друг для друга.
Раздался звонок в дверь.
– Я же тебе говорил, что у нас телепатия, – сказал Андрей и пошел ко входной двери, чтобы открыть ее.
Из прихожей раздался какой-то шепот, но слов Кирюша разобрать не могла. Наконец, Жданов вошел в комнату держа за руку какую-то очень симпатичную, стильную девицу с короткой стрижкой. У Киры вырвался вздох облегчения, значит про Пушкареву – это была шутка. Так может и эта девица всего лишь шутка, игра, желание Андрея отомстить ей, сделать больно?
– Вот, Кирочка, разреши тебе представить мою невесту. Екатерина Пушкарева. Та самая, из-за которой ты заставила меня разорвать нашу помолвку. Ну, Кирюша, что ты стоишь столбом? У тебя гости. Так предложи нам что-нибудь выпить, что ли. Я пить не буду, а вы с Катюшей вполне себе можете выпить чего-нибудь легкого. Глоток хорошего красного вина никак ведь не повредит ребенку. Правда?
Кира присматривалась к девушке очень внимательно, у той были, конечно, какие-то черты, напоминающие Пушкаревские, но в целом эта девчонка никак не была похожа на то пугало, которое носилось по «Зималетто».
– Ты… Вы… Вы, правда, Катя? Катя Пушкарева?
– Да, пока Пушкарева, но Андрей говорит, что это не надолго. Говорит, что совсем скоро я стану Ждановой. И Маргарита Рудольфовна говорит то же самое!
Андрей не узнавал Катюху, с таким вызовом, так смело, с таким чувством собственного достоинства она разговаривала с Кирой, что любо-дорого было посмотреть. В Катьке его раздражало только одно – ее толстовство, ее «непротивление злу» не то, что насилием, а вообще ничем. Но то, что он видел сейчас… это была какая-то другая, незнакомая ему Катя. И она ему очень нравилась.
– Даже не надейся, что тебе удастся окрутить Андрея. Даже не надейся. Чем ты его взяла? Небось залетела? А потом шантажировала?
– Ну, что вы, Кира Юрьевна, я не пользовалась вашими методами. Не бегала за ним, не следила, не навязывалась и беременной, кстати, тоже, как вы, не прикидывалась. Хотя… кто его знает, может я уже и беременна несколько часов. – Катя улыбнулась своей красивой белоснежной улыбкой идеально ровных зубов, вспомнив, как Андрей застонал, а спустя несколько минут прошептал, что он не был аккуратен, но чтобы не случилось, он этому будет рад. – Это он меня уговаривал стать его женой. И он, и мама его, и Малиновский – все меня уговаривали. И вчера я дала Андрею…
– Андрею Павловичу!
– Ну, может быть для вас он и Андрей Павлович, для меня он Андрей, Андрюша, Андрюшенька. Так вот вчера я дала Андрюше свое согласие стать его женой.
– Кирочка, это правда. Мы поженимся. Как только я стану президентом «Зималетто», мы с Катей отпразднуем свадьбу.
– В таком случае ты никогда не станешь президентом «Зималетто». Я поговорю с Павлом Олеговичем.
– Увы, Кирюша, ты этого сделать не сможешь. Папа в коме. На него напали и проломили ему череп.
Глаза у Кирюши расширились от ужаса.
– Кто напал, когда? Что с Павлом Олеговичем?
– Кто напал? Хороший вопрос! Им сейчас занимается уголовный розыск. Когда? Пока ты была в командировке. Что с папой? Я тебе уже рассказал. Прогнозы неутешительные, он может остаться парализованным навсегда.
– Какой ужас!
– Да, Кирюша, это ужас. А когда выяснится, кто организовал этот ужас вместе с моим избиением, боюсь, что ты будешь еще в большем изумлении. Ладно, Кира, мы поехали. Мама, наверное, уже дома и ждет нас.
– Так вы что, живете вместе?
– Да, Кирочка. Я тебе не врал. Я, действительно, полюбил, и я, действительно, женюсь. – Андрей приобнял Катю и они пошли на выход. – Да, Кира, на когда мне назначить очередь к гинекологу?
– Не нужно никакой очереди.
– Вот и хорошо! Надеюсь, что это твоя последняя попытка помешать мне жить своей жизнью.
– Можешь не надеяться. Этой свадьбы не будет. Это говорю тебе я – Кира Юрьевна Воропаева, – сказала Кирюша, как только за Андреем закрылись двери.
========== Часть 35 ==========
Сказать, что Ольга хохотала, это не сказать ничего. Она едва успела добежать до туалета, иначе от хохота с ней могла бы приключиться неприятность. А, согласитесь, что это не комильфо, если взрослый человек в милицейской форме, с четырьмя звездочками на погонах, да еще дочь высокопоставленного милицейского чина описывается, словно дитя малое. Никто не спорит, было от чего и хохотать, и писаться, но надо же как-то себя сдерживать, правда?
Выйдя из туалета Оленька подошла к Ромке, спящему на полу, и осторожно тронула его за плечо.
– Просыпайся, чудовище, и ступай в душ. Немедленно!
Ромка ошалело вскочил, огляделся, принюхался и, тоже захохотав, скрылся в душе. Оля подхватила спящего сына на руки и понесла его в детскую, раздела, обтерла с головы до ног влажными салфетками, немного подумала. Затем принесла теплой воды в мисочке и, стараясь не разбудить, вымыла ему голову. Вот теперь можно было переодевать малыша и укладывать спать.
Роман вышел из душа в Ольгином халате, свою одежду ему пришлось забросить в стирку. Кажется, сегодня он все-таки останется ночевать здесь, а может даже Оля сжалится над ним, да и откроет «доступ к телу». Он же сегодня такого натерпелся, что это просто будет не по-человечески, не утешить его. Тем более, что с того самого дня, как Ромка увидел своего сына, он вел себя как монах, давший обет безбрачия. Ольга возникла на пороге кухни. Материализовалась из ничего, из ниоткуда.
– Ромка, а кто убирать в прихожей будет? Я? Так я не свинячила.
– Я, как-то, тоже не свинячил!
– Ну, иди разбуди Женьку, пусть убирает, раз это он насвинячил. Роман! Быть отцом – это не только сюси-пуси и козу ребенку сделать. Я разрешила тебе забрать Женьку у няни и побыть с ним для того, чтобы ты понял, что ребенок – это не развлекуха. И это здоровый ребенок, а когда Женечка болеет, он вообще становится невыносимым. Понимаешь?
– Он что, когда болеет швыряется всем, что попадается ему под руку?
– Да, а ты откуда знаешь?
– Сыночка, – растекся Роман по кухне восторженной слюной. – Оль, у тебя есть какие-нибудь треники, я сейчас переоденусь и все уберу. И пол помою. Это же надо! Мне мама даже температуру в детстве не мерила. Если я начинал все расшвыривать, значит болел. И Жека такой же! Такой же, Оль! – Ромка говорил и убирал одновременно.
– Никто и не сомневался. Все самое гадкое Евгений мог у тебя перенять, больше не у кого. Ты не можешь себе представить, что он вытворяет.
– Могу! И что?
– Как-то воспитательница взяла его на руки, а он свою шаловливую ручонку сразу запустил ей в декольте. И было ему тогда год и четыре. Причем, глянь какой эстет выискался – няньку за старческую грудь не хватает, а молоденькую воспитательницу, так за милую душу! Ты чай будешь, чудовище?
– А виски нет?
– Ромка, я не держу виски в доме. Женьке еще рановато, а других мужиков здесь не бывает.
Вот тут Романа и накрыло с головой. Значит, пока он развлекался со своими бабОчками и рыбОньками, пока он куролесил и в ус себе не дул, Ольга растила его «сыночку», того самого, который в год и четыре месяца хватает молоденькую воспитательницу за грудь и швыряется всем, чем ни попадя, когда заболевает. Отказавшись от своей, личной жизни… Ни разу не позвонила, ни разу не попросила помощи. Одна.
Ромка вон всего один вечер с ним провел, и чем это закончилось? Мальчишка ухайдакал его так, что он посадил Женьку на горшок, дал ему шоколадку в руку и уснул рядом с ним на полу. Видно и сын уснул прямо на горшке сидячи, иначе как бы он оказался на полу с голой попкой, с зажатой в руке шоколадкой и весь в содержимом горшка, лежащего на боку. Ромке тоже содержимого досталось, вон даже вещи в стирку пришлось забрасывать. И ведь даже не проснулся! Ни от влаги, ни от запаха. Понятно, чего Ольга так хохотала, увидев папу с сыном спящими на полу среди содержимого горшка.
А Оленька одна с сыном справляется, и даже мужиков в доме у нее не бывает. Ромке захотелось всего и сразу. И плакать, и смеяться, и целовать Олю, и любить ее, и защищать ее, и быть всегда рядом, и надавать ей по физиономии, что она ничего ему о Жеке не сказала, и срочно делать сыну сестру… Вот как его накрыло…
Он решительно вымыл руки и подошел к Ольге, резким движением поднял ее со стула, забросил на плечо и понес в спальню. И все это без единого слова. Оля не сопротивлялась, видела, что с Ромкой происходит что-то серьезное, что-то не обычное, что-то очень глубокое.
А потом они лежали тесно прижавшись друг к другу, и молчали, и каждый думал о своем. Ромка о том, что они обменяют их две квартиры на одну большую, а может и дом купят, чтобы малым было где бегать. А Ольга о том, что она все-таки до сих пор любит это чудовище…
И только утром капитан Свиридова вспомнила, что она полная и окончательная идиотка. Мало того, что снова попалась в сети обаяния своего мучителя, так еще и о главном забыла.
– Ромка! Просыпайся! Слышишь, чудовище! Просыпайся немедленно.
– А? Что? Что случилось? – Роман сквозь сон обнял Ольгу, – Ольга, я так не играю. Ты снова ко мне пристаешь, а я хочу спать… Солнышко, ну еще чуть-чуть, а потом я весь твой!
– Подъем! – Взревела Ольга.
Ромка вскочил, как ошпаренный, встал по стойке смирно, вот только трусы натянуть забыл. И Ольга снова покатилась со смеху.
– Рома, во-первых, сейчас Женька прибежит. Я не хочу, чтобы он тебя видел в моей постели. А во-вторых, я из-за тебя забыла все на свете.
– Я такой, из-за меня многие головы теряли.
– Да замолчи ты, хвастун, я тебя когда среди дерьма увидела, так все и забыла. Ладно, не дуйся, я шучу. Ром, я знаю, кто покушался на жизнь Павла Олеговича.
– Я его знаю?
– Почему его, а не ее?
– Не знаю, вряд ли это была женщина.
– Знаешь.
– Александр Воропаев?
– Да, Воропаев.
– Сам? Или нанял кого?
– Сам.
– Вы его взяли?
– Да.
– Ольга, одевай Женю, я отвезу его в ясли и поеду к Андрею.
– Мы вместе отвезем сына в ясли и вместе поедем к Андрею. Там есть один неприятный нюанс, нужно его прояснить.
***Девятью часами раньше…
Еще с порога Катя поняла, что с Маргаритой Рудольфовной что-то не так. Она вроде и улыбалась, и разговаривала с ребятами и даже шутила, а в глазах была такая тоска и боль, что не только Катюше, но и Андрею стало совершенно ясно – что-то случилось.
– Мам, ты не хочешь поговорить?
– О чем, Андрюшенька?
– Может вы хотите поговорить наедине? – тихо спросила Катерина.
– Нет, деточка, что ты. Ты теперь член семьи и решать мы все должны вместе.
– Так что случилось, мама.
– Ой, Андрей, тут столько всего навалилось, что и не разгребешь за один раз.
– Значит будем разгребать постепенно, Маргарита Рудольфовна. Вы начните рассказывать, а там видно будет, что делать.
– Паша… – Маргарита вся как-то сжалась, – сынок, папа пришел в себя.
– Слава Богу! Так чего ты такая? Это же хорошо, что отец пришел в себя, это же здорово! Ура!
– Андрюша, папа говорит, что никакой Сашка к нему не приходил. Что ты был последний, кого он видел…
========== Часть 36 ==========
Первый звонок в двери раздался ровно в семь утра. Если учесть, что спать Катя с Андреем легли только около четырех часов утра (Андрюша все не мог взять в толк за что отец с ним так поступает, а Катя все твердила про какую-то ретроградную амнезию, и уверяла жениха, что Павел Олегович еще все вспомнит, и расстраиваться совершенно не из-за чего), а Марго так и вовсе до шести утра не могла уснуть, то станет понятным, насколько долгожданным был первый посетитель квартиры Ждановых.
Катенька глянула на экран домофона, чертыхнулась про себя и открыла двери.
– Ты ничего не перепутал? Тебе было сказано прийти вчера в семь часов вечера, а не сегодня в семь утра.
– И это вместо приветствия? Вместо того, чтобы сказать, что ты соскучилась по старому другу? – Колька попытался за шутками спрятать свой страх и тревогу.
Не получилось. Именно этот его шутливый тон и послужил детонатором взрыва.
– Знаешь-ка что, старый мой друг, а подожди-ка ты меня на детской площадке. Я сейчас переоденусь и выйду к тебе поговорить. – Катюша стала закрывать двери перед Колькиным носом.
– Кать, ты чего? Я же даже кофе с утра выпить не успел, спешил очень. А ты меня за дверь? Друзья так не поступают!
– Ногу убери и жди меня на улице, здесь тебе не ресторан, кофе тебе подавать никто не собирается. Понятно?
– Так может нам и разговаривать не о чем?
– Может и не о чем, но мы все же поговорим. И не вздумай сбежать! Сбежишь – пожалеешь, что на свет родился.
Катя закрыла двери перед самым носом ошалевшего Зорькина и метнулась в спальню.
– Кто там пришел, солнышко? – заспанный, с помятой от неспокойного и недолгого сна Андрей попытался открыть глаза. Это ему не удалось и он снова провалился в царство Морфея.
Катюша поцеловала его в щеку, быстренько написала записку, что она ушла на пробежку, положила ее на подушку и прошла в кухню, где сварила себе большую чашку кофе, сделала бутерброд и вышла на улицу.
– Вот спасибо, Пушкарица. Все же ты настоящий друг! – Колька протянул обе руки, чтобы сразу взять и кружку, и бутерброд.
Катя сделала шаг назад, демонстративно откусила хлеб с сыром и колбасой и запила глотком кофе.
– Друг? Нет, Коленька, я больше не та Катя-дура, которой ты лапшу на уши вешал, а я ее снимала, варила и тебя же ею кормила. Ну, как же! Ты же единственный друг! Знаешь, Зорькин, о таких друзьях, как ты, и говорят, что с ними врагов не нужно.
– Катя, да что случилось-то? Я тебя не понимаю! – Колька провожал глазами каждый откусанный кусочек и делал глотательные движения вместе с каждым глотком Катюши.
– Уй, мадам! Натурально, вы не понимаете…* А не будешь ли ты так любезен сообщить, Николай… друг мой Колька, куда это ты пропал, отправленный на задание, и почему не только не появлялся и не звонил, но еще и на звонки не отвечал?
– Кать, понимаешь…
– Ну, давай, давай, Коленька, соври что-нибудь оригинальное. У тебя же было столько времени на подготовку.
Колька решил идти ва-банк, то есть сказать всю правду, но в последнюю секунду «Остапа понесло. Он почувствовал прилив новых сил и шахматных идей».**
– Понимаешь, Катя, я хотел полностью изобличить Воропаева. Пол-нос-тью! – Зорькин сказал последнее слово нараспев и так многозначительно, что не знай его Катюха так хорошо, как знала, вполне могла бы поверить. – Для этого мне нужно было внедриться в самую глубь, стать ближайшим соратником Александра. Понимаешь?
Катя сделала очень серьезное лицо и кивнула. Колька, ободренный первым успехом, сразу протянул руку к кружке с кофе, но Катюша была начеку и в тоже самое мгновение поднесла кружку к своему рту.
– Я уже был очень близок к его разоблачению, я даже хотел завербовать бывшую секретаршу Андрея…
– Андрея Павловича!
– Что?
– Для тебя не Андрея, а Андрея Павловича.
– Как скажешь. Ну, вот… Я только начал вербовать Викторию, как явился Роман…
– Роман Дмитриевич!
– Может мне еще и тебя называть Екатерина Валерьевна? – все-таки взорвался Колька.
– Без сомнения, но об этом позже. Продолжайте, Николай Антонович, я с большим интересом слушаю вашу ложь. Мне безумно любопытно какую степень олигофрении вы мне ставите. Легкую, соответствующую диагнозу «дебильность»? Умеренную? Тяжелую – «имбецильность»? Или глубокую – «идиотия»?
