Текст книги "Покер с Джокером (СИ)"
Автор книги: Галина 55
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
На Анджелу было жалко смотреть. С каждым Катиным словом она сдувалась, словно воздушный шарик. Гладкое, ухоженное ее лицо отчего-то, будто бы кракелюром, покрылось морщинками, от наглой надменности не осталось и следа, а полные, красивые губы вытянулись в ниточку.
– Так что, Анджела Альбертовна, будем забирать парализованного любовника, или доверим уход за ним его законной жене?
– На кой он мне нужен, я женщина еще не старая, вполне могу наладить свою жизнь!
– Вот и правильно, вот и хорошо.
– А деньги на ребенка? – вдруг грозно спросила мать Альбины. – Ребенка сделал, пусть платит!
– Вот тут вы абсолютно правы. Деньги на ребенка – это святое. Павел Олегович акции свои продал, так что ему никаких процентов по акциям не положено. Деньги, которые он выручил от акций пошли на оплату его лечения, да еще его придется везти в Германию на сложнейшую и дорогущую операцию. Вот такие пироги… Денег нет! И не будет! Он сейчас получит инвалидность, Анджела Альбертовна. И с этой инвалидности вам, обязательно, будет платить двадцать пять процентов.
– А сколько это?
– Ну, это я точно не знаю. Смотря какую группу ему дадут. Может тысячу рублей в месяц получать будете, может чуть больше или чуть меньше.
Шарик сдулся окончательно. В глазах страх, лицо, словно штукатурка местами отвалилась, а руки лихорадочно теребят подол юбки.
– Так не пойдет, – наконец выдавила из себя Анджела, – а на какие деньги я буду ребенка кормить? А сама что есть буду?
– Ну, тут все очень просто. Продадите свою четырехкомнатную квартиру, которую вам Павел Олегович, хоть и на свое имя, но купил. На это он разрешение даст. Купите двухкомнатную – вот уже деньги и появятся. А потом, когда промотаете и их, пойдете работать, вы же еще не вошли в пенсионный возраст. Правда? Да и не заработали вы себе пенсию-то. Ну, значит до смерти работать придется. У вас же профессия в руках, вы швея. Вот и работайте.
– Да я сама на вас в суд подам! – взревела вдруг баба. – Или нет! Я лучше сделаю, я стану продавать свою историю в журналы! Мне будут платить сумасшедшие деньги. Уж я распишу, как Андрея у меня выкрали, как он теперь меня не признает, и как я бедствую, а он не помогает. Вот и посмотрим тогда, как он будет ужом вертеться.
А вот это она зря! Не стоило ей Андрея трогать, ох, и не стоило. Да еще при Катюхе, которая из-за него, любимого, со своими родными родителями, кому прежде и слова-то поперек сказать не смела, рассорилась, из дома ушла. Кольку, друга своего единственного не простила, из своей жизни раз и навсегда вычеркнула.
– Что вы сказали, драгоценнейшая моя? – голос слаще патоки. – Андрея у вас выкрали? А теперь он вам помогать должен? Я не ошиблась? Ну, что же вот мы и подошли ко второму и третьему пункту, по которым вам срок мотать. И срок не маленький. Значит как было дело. Вы легли в больницу по документам Маргариты Рудольфовны Ждановой и родили по ним мальчика. Правильно? Потом вы этого мальчика продали, а потом еще и приходили шантажировать разоблачением, когда и подпоили Павла Олеговича и обманным путем забеременели. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
– Это только твои слова, против моих. А я на анализе ДНК настаивать буду!
– Правильно, настаивайте, увеличивайте себе срок!
– Какой срок? О чем ты? Меня сажать не за что?
– Серьезно? Загибайте пальцы. Вы выкрали чужой паспорт и легли по нему в роддом – это раз!
– Я ничего не крала!
– Будете это доказывать в суде! А уж мы найдем свидетелей вашей кражи! Потом вы продали ребенка Павлу Олеговичу. Вы знаете какой срок дают за продажу детей? У него имеется ваша расписка.
– А он покупал, его тоже посадят!
– Кто его, парализованного, да с его связями посадит? Вы в своем уме? Да у нас адвокатов, как пудры и крема на вашем лице! Ну, что дальше будем продолжать? Чтобы сделать анализ ДНК, нужно письменное согласие Андрея. Угадайте с трех раз, даст он вам его или нет? Идем дальше, все ваши разговоры Павел Олегович записывал на диктофон, так что от статьи за шантаж вам тоже не отвертеться. Ну и последнее. Альбину мы у вас отберем, можете не сомневаться. Ваш образ жизни, тунеядство, частая смена партнеров на глазах у девочки, наши адвокаты и все – вы останетесь без ребенка!
– Напугала ежа голой задницей! Да забирайте! Я что на эту сраную тысячу буду ее содержать? Да на нее в месяц уходит около пяти тысяч!
Катя отшатнулась от Анджелы, как от прокаженной.
– Что вы сказали? Вам и девочка нужна только для денег? Вы не женщина, вы монстр! Правильно Андрей называет вас «эта тварь». Завтра же пойдем оформлять все бумаги на девочку! Завтра же!
– Слушайте, Катерина Валерьевна, если вам так нужна Альбина, так может вы мне заплатили бы сколько-нибудь?
– Мы детей не покупаем и не продаем! Это противозаконно. Решайте, решайте сейчас, вы передаете нам девочку на усыновление или нет? Денег ни на нее, ни за нее вы не получите. И вот еще что, вы опоздали со своей разоблачительной статьей, никто вам за нее не заплатит. Павел Олегович сошел со сцены. Он никому больше не интересен. А тронете Андрея, я вас милостыню отправлю собирать, квартиру отберу, она на имя Жданова куплена, и сядете вы у меня в тюрьму, как миленькая сядете. Это я вам обещаю.
Комментарий к
Мне очень, очень важны комментарии. Хочется понимать, что это кому-то нужно.
========== Часть 46 ==========
Андрей с девочкой остановились в холле гостиницы.
– Альбина, постой секундочку, я позвонить должен. Не возражаешь?
– Нет, звоните, пожалуйста.
– Ага. А ты пока придумай куда мы с тобой можем пойти. И давай на «ты», я же твой брат, а не дядя, а братья с сестрами всегда на «ты».
А что ей было придумывать, она и так знала куда поведет брата, они поедут на Большую Московскую. На этой улице столько всего интересного. Там и планетарий есть, и музей-заповедник, и музей «Золотые Ворота», а самое главное, там, есть Выставочный Центр, а в нем выставка детских рисунков, и на этой выставке есть четыре, целых четыре, ее работы! Ни у кого из детей не выставили столько работ, ну, одну там, или две, а у нее четыре.
И, может даже, когда Андрей увидит, как она рисует, он подарит ей акварель «Белые ночи». Она только один раз пробовала такой акварелью рисовать, ей Марина краски дала, и так красиво вышло, что просто загляденье. А потом этот ее рисунок взяли на выставку и Маринка акварель больше не давала. Альбина просила у мамы купить ей такие краски, но они дорогие, и мама сказала, что это баловство. Да, на свое баловство мама денег не жалеет, вон у нее какие наборы косметики, одних теней больше, чем красок в акварели «Белые ночи». А Андрей, вроде, добрый. Может и купит ей краски.
Девочка тяжело вздохнула, вспомнив мамин инструктаж – ничего не просить, а если что-то предложат, то ни от чего не отказываться, но сделать вид, что неудобно.
Пока Аля, а Андрей про себя называл сестру только так, переживала по поводу красок, Андрей звонил матери в номер.
– Мы с девочкой в холле, ты с нами пойдешь?.. Ладно, тогда мы подождем Катиного звонка, а потом вы с ней к нам присоединитесь… Ма, а ты не хотела бы?.. Вот и я так думаю… Ага. Целую тебя, мамочка, ты у меня самая лучшая.
Андрей дал отбой, наклонил голову и вытер непрошеную слезу. Ему все же очень повезло, что его продали, не оставили у «той женщины».
– Альбина, ну, что? Ты придумала куда меня повести?
– Да, только туда ехать на втором автобусе надо, пешком далеко идти.
– А зачем нам автобус? Я на машине. Ты знаешь, как туда ехать, покажешь дорогу?
– Да. А у мамы тоже есть машина, – неожиданно похвасталась девочка.
Тема была опасной, говорить о ее матери Андрею не просто не хотелось, он боялся говорить на эту тему. Боялся проговориться, сказать ребенку что-нибудь недоброе об «этой твари». Ни к чему это, для девочки это ее мать. Твою мать! Да какая она мать, эта кукушка? Какая бы не была, а ребенку будет больно, как говорится в одной белорусской пословице: – «Кому гадка, а мне матка».
Андрей присмотрелся к девочке. Ну, до чего же красивый ребенок! И похожа на него вот просто копия, только женский вариант. Впервые что-то теплое шевельнулось в душе Жданова. Абстрактное – «сестра», приобретало конкретный адрес.
– Ну, что Алечка, поехали?
– Алечка?
– Да, мне очень нравится называть тебя Алей, а не Альбиной. Но если ты против, то я не буду.
– Я не против. Мне самой не очень нравится мое имя, оно какое-то бесцветное, как альбинос, и холодное, как Альбион. Я его хотела поменять на Алена или Елена. Мне вообще не очень нравится все, что… – девочка запнулась, не зная как выразить мысль.
– С претензией?
– Да, с претензией на что-то другое, такое… Ну, вот смотри, это как воздушный кремовый торт, внутри которого соленые огурцы.
Андрей засмеялся, до того образно и точно Аля выразила свою мысль, и завел мотор.
– Я глупая, да?
– Ну, что ты, маленькая? Ты так здорово все объяснила, что просто умница. Я буду звать тебя Алька. Как тебе?
– Здорово, – взвизгнула девочка, – это что-то чистое, звонкое и прозрачное, как маленький хрустальный шарик, или вода в ручейке.
И снова Андрей поразился образности ее мышления. Удивительно, но он даже гордиться ею стал, вот, мол, у него какая сестренка, умная не по годам.
А вот Альбина не знала, как отнестись к факту материализации брата, да и к нему самому. Это он о ней не знал, а она с рождения была осведомлена, что у нее есть брат. Живет в Москве, купается как сыр в масле, ест золотыми ложечками из серебряной посуды черную икру, а про них с мамой и не вспоминает. Даже то, что брат воспитывался в другой семье, Аля не знала. Думала, что он вырос, уехал в Москву учиться и забыл о них, живет сейчас с папой, который их с мамой бросил и денег почти не платит.
Только недавно мама стала говорить, что скоро все переменится, что папа будет жить с ними. У них появятся деньги и тогда-то уж мама купит ей краски. Алька все ждала и ждала папу, все гадала, какой он, почему он бросил их, а сегодня утром мама позвала ее и сказала, что в школу она не пойдет, а пойдут они по магазинам, купят ей и маме красивую одежду, потому что приедет брат, а с братом Маргарита, ну та, которая ее в школу устраивала, а потом приезжала, когда Альбина болела. Та, которая деньги от отца привозила. Мама про нее еще некрасивые слова сказала и научила девочку, как себя вести, что говорить, о чем молчать. А главное, мама сказала, чтобы брату она не верила и этой Маргарите тоже.
Альке даже заплакать хотелось, вот как ей брат понравился, и имя он ей такое красивое придумал, и вообще глаза у него добрые, и не жадный, кажется. А верить ему почему-то было нельзя.
Андрей остановил машину в начале Большой Московской и огляделся по сторонам.
– Алька! Мы как путешествовать будем? Вначале в кафе и подкрепимся, а потом на экскурсии, или наоборот?
– Я вначале на выставку хочу. Только туда еще немножко проехать нужно.
– Желание маленькой леди – это закон! Ну, поехали, скажешь, когда остановить.
– Вот здесь, вот здесь останавливай, – через пару минут закричала девочка и выскочила из машины едва лишь она остановилась. – Пойдем, пойдем быстрее, – от нетерпения Алька даже подпрыгивала на месте. Наконец, не выдержала, схватила Андрея за руку и потащила на второй этаж Выставочного Центра.
– Аля, ты куда меня тянешь?
– Сейчас, сейчас ты увидишь что-то. Сейчас! Вот, смотри!
Андрей взглянул на стену, куда показывала девочка, подошел ближе, стал внимательно рассматривать рисунки Альбины Тихоновой, пока никак не ассоциируя их с сестренкой. Это было три очень милых пейзажа, написанные детской небесталанной рукой. «Этой девочке учиться бы нужно», – подумал Жданов все еще не понимая, зачем Алька показывает ему эти картинки.
– А теперь сюда посмотри, вот сюда, – девочка показала рукой на другую стену.
Он перевел взгляд на небольшой портрет написанный акварелью и ноги у него подкосились. Работа называлась «Портрет старшего брата». Со стены на Андрея смотрел он сам, таким, каким Альбина Тихонова хотела бы видеть своего старшего брата, с добрыми, проницательными глазами, с мягкой улыбкой и очень светлой душой.
«О, Господи, что за монстры нам с тобой достались, Алечка? Он даже фамилию ей свою не дал!» – подумал Андрей, развернулся и быстро пошел из демонстрационного зала. Алька семенила за ним ничего не понимая. Неужели она нарисовала такой плохой портрет, что он рассердился.
– Андрей, – она впервые назвала брата по имени, но он не остановился, тогда она позвала громче, почти закричала, – Андрей! – и беззвучно заплакала.
Жданов оглянулся, взглянул на плачущую девочку, потряс головой, словно что-то старался вытряхнуть из мозгов или, наоборот, уложить на место, и бросился к ребенку, поднял ее на руки, крепко прижал к себе.
– Прости сестренка, прости. Я не от тебя убегал. Честно. Просто я растерялся. Я даже не знал о тебе, а ты рисовала мой портрет. Алька – это очень красивый портрет. Ну, не плачь, маленькая моя, не плачь, девочка. – Андрей неуклюже поцеловал ее в щеку. Не было у него до этого момента опыта общения с маленькими сестричками. – Знаешь, я хотел бы с тобой дружить.
Альбина обняла его за шею и, теперь уже по-настоящему, заплакала, со всхлипываниями и горючими слезами, с соплями и голосом.
– Ну, прости, Аленька. Я тебя обидел? – она отрицательно помотала головой, – Я тебя испугал? – и она закивала, – Чем я тебя испугал, солнышко?
– Я думала, что ты рассердился на портрет, – плач, – я думала, что он тебе не понравился, – плач, – я думала, что ты от меня ушел насовсем и я тебя больше не увижу, – долгий захлебывающийся даже не плач, а вой.
– Алька, ты не плачь, ладно? Давай мы лучше с тобой клятву дадим!
Слезы девочки высохли мгновенно.
– Какую клятву? – заговорчески спросила она.
– Братскую!
– И сестринскую, – сказала Альбина очень серьезно и шмыгнула носом.
– И сестринскую, – очень торжественно сказал Андрей и едва не прыснул от смеха. – Вначале я тебе поклянусь, а потом ты мне. Ладно?
Аля кивнула. Андрей положил правую руку на сердце.
– Я, Жданов Андрей, клянусь быть тебе Алька хорошим братом. Всегда защищать тебя. Помогать тебе. Баловать тебя…
– И купить мне акварель «Белые ночи», – скороговоркой подсказала Альбина.
– И купить тебе акварель «Белые ночи»! – У Андрея снова защипало глаза. Да твою мать! Талантливая девочка, дочь богатенького папашки должна мечтать, что кто-то купит ей краски? Он сейчас готов был убить отца, фигурально выражаясь.
– Я, Тихонова Альбина, клянусь всегда быть хорошей, слушаться своего старшего брата, любить и уважать его. Андрей, я еще могу за твоими детьми присматривать, и яичницу жарить. Это нужно в клятве говорить?
– Не нужно, – засмеялся Андрей. – Тем более, что детей у меня нет, а яичницу мне невеста жарит.
– Тогда я клянусь приехать к тебе на свадьбу, – Алькины глаза засияли, она никогда еще не была на свадьбах.
– Ну, что, мир, солнышко? Ты больше на меня не сердишься?
– Нет! Я не сержусь. Честно, – и вдруг смутилась, – я очень тебя уже люблю.
– Ты мне тоже нравишься, сестренка.
В это время зазвонил мобильный. Вначале Андрей ничего не понял, кто-то рыдал на другом конце провода. А судя по тому, что звонок был от Катюхи, рыдала именно она.
– Катенька, что случилось? Она тебя оскорбила?
– Не-е-ет!
– Тебе плохо?
– Не-е-е-ет!
– Что-то с мамой?
– Не-е-е-е-ет!
– Тогда прекрати выть и говори членораздельно или мы с Алькой сейчас же едем к тебе.
– Я не оставлю ей девочку.
– Опаньки.. Приплыли! А менее загадочно? Кому и какую девочку ты не оставишь? И почему?
– Я не оставлю Альбину этой твари…
Комментарий к
Простите, что глава вроде как ни о чем. Но я не могла не написать ее.
========== Часть 47 ==========
В одно и тоже время, в одном и том же городе, только в разных его концах, происходили очень интересные, важные, судьбоносные, можно сказать, события.
Тот же день, десять часов вечера, гостиная в номере Маргариты Рудольфовны.
В комнате трое, в спальне еще один человечек…
Алька спала без задних ног, крепко прижимая к себе коробку с акварелью «Белые ночи». А чтобы спать без задних ног, нужно устать как собака. Она и устала. И эмоционально устала, и физически. Да и психологические перегрузки были на грани фола.
Поди в своем одиннадцатилетнем мозгу уложи взаимоисключающие вещи.
Мама сказала, что Маргарита собака, нет, не собака, как-то по другому мама сказала…, а вот… сука и воровка, что это из-за нее у них денег нет никогда, потому что она их обворовывает, и что ей верить нельзя. А тетя Рита дарит тебе ноутбук и все время тебя обнимает, а когда обнимает, то плачет. И от нее так вкусно пахнет духами, а никакой не собакой.
Но мама ведь не будет врать, она сама столько раз наказывала Альку за вранье, и всегда говорила, что врать стыдно и некрасиво, хотя Аля и не врала вовсе, а сочиняла, чтобы жизнь интереснее была. Так не станет же она сама врать? Правда?
Или вот мама сказала, что Андрей про них забыл, что бросил их, как и папа. А Андрюша говорит, что еще совсем недавно слухом не слыхивал, ведать не ведал, что у него есть сестра. И кому из них теперь верить?
А есть еще Катя, которая очень понравилась Альке. Потому что она красивая, такая красивая, что прямо как артистка. Потому, что она очень добрая, вон как к Алечке хорошо отнеслась, то поцелует ее, то обнимет. А еще потому, что не жадная, надо же сколько много подарков Альбине купила, совсем чужой для нее девочке. Только вот Альке очень не нравится, что Андрей все время Катю целует, обнимает, да еще и за руку держит, как маленькую, да еще и сесть рядом с ней всегда норовит? Ну и что, что она его невеста. Невеста – это же не младшая сестра, правда? Это младшую сестру нужно держать за руку, чтобы не потерялась. А взрослую невесту зачем? И тетя Рита на Катю всегда смотрит прямо с обожанием. Аля хотела бы, чтобы и на нее так смотрели.
А еще Андрей спросил хотела ли бы Алька насовсем уехать в Москву. Жить или с тетей Ритой и папой, или с Андреем и Катей. И ходить в художественную школу, по-настоящему учиться рисовать! А еще брат сказал, что она сможет участвовать во всех показах детской линии одежды, как модель, потому что у них, у всех у троих, есть Дом Моды, а она очень красивая и вполне может стать моделью. А не захочет моделью, может стать дизайнером одежды.
– Меня мама не отпустит.
– Отпустит, солнышко, обязательно отпустит. Мама же знает, что тебе в Москве очень хорошо будет, гораздо лучше, чем во Владимире, а все мамы хотят для детей лучшего.
Она, конечно же, очень хотела поехать. Очень-очень. За один неполный день она успела привязаться и к тете Рите, и к Кате, а брата успела и полюбить. Вот только как маму оставить, она не знала. Мама же без нее совсем пропадет. Кто ей будет жарить яичницу или убирать дома, или напоминать, что нужно платить за свет, газ и так далее…
Алька перевернулась на другой бок, не выпуская коробки с красками из рук, причмокнула губами и продолжила свой неспокойный сон.
А пока она спала, в гостиной того же номера происходил очень важный, судьбоносный, можно сказать, разговор.
– Маргошенька, если бы вы слышали, каким тоном она заявила, что ей совершенно не нужна девочка, если за нее платить не будут, ты бы тоже не выдержала и все ей высказала, – сказала Катя, называя свекровь то на «вы», то на «ты».
– Катюха, если бы ты могла себе представить, чего и сколько я от нее наслушалась, у тебя уши бы в трубочку свернулись. Но я всегда знала, что передо мной ягода не моего поля, и никогда не скатывалась до ее уровня.
– Ма, и что? Ни разу не хотелось скатиться? – это уж Андрей спросил.
– Даже в морду дать хотелось, не то, что обматерить. Так что я тебя, Катя, понимаю. Ладно, что мы все о ней? Нам решать нужно как мы будем жить дальше. Сыночка, ты на меня не обижайся, но отца взять на себя на одну я просто не могу. Он быстро меня в могилу сведет, даже если я возьму сиделку, а я ее возьму. Он будет пить из меня кровь пытаясь выведать, что происходит в «Зималетто», он замучит своими советами, указаниями, распоряжениями.
– Маргарита Рудольфовна, я его предупредила, что если хоть одна слеза…
– Кать, кого и когда такие предупреждения останавливали? Нет, конечно, первое время он будет пытаться нормально себя вести. Но хватит его ненадолго. А уж Альбину он и вовсе поедом заест. Андрей, ты же знаешь, как он может из ребенка сделать робота, на себе испытал.
– Мам, ну зачем ты сейчас нас обманываешь? Ведь причина не в этом твоего нежелания жить с папой и Алей совершенно не в этом, я же вижу, что ты чего-то боишься? Чего ты боишься, мамуля? Мы же договаривались, что больше никаких секретов… Так чего ты боишься?
Марго опустила голову, задумалась, Катя с Андреем переглянулись. Неужели существует еще какая-то семейная тайна о которой они не знают? Это было бы ужасно.
– Да, сына, я боюсь. Только не чего, а кого. Я… себя боюсь, Андрюша.
– Мам, ты о чем?
– Понимаешь, я понятия не имею как это происходит, но это мой крест и никуда мне от него не деться. – Марго помолчала еще секундочку. – Вот ты обратил внимание, что с той самой минуты, как я решилась на развод, я ни разу не оставалась с Пашей один на один?
– Нет, не обратил. Хотя вот сейчас, когда ты сказала… Да! Это странно.
– Андрюша, ты не перебивай меня, пожалуйста.
– Так ты же сама спросила.
– Я риторически, чтобы легче было говорить. Так вот, я ни разу не оставалась с отцом наедине. И знаешь почему?
Андрей открыл было рот, но Катя вовремя взяла его за руку.
– Потому что он имеет надо мной какую-то непонятную силу, даже власть. Мистическую власть. Я очень много думала на эту тему и так ничего и не смогла понять. Как я могла бросить чудесного, порядочного человека? Как? Ведь умом я прекрасно понимала, что Александр лучше, порядочнее Паши. Что он меня, действительно любит. Но, стоило отцу поманить меня пальцем, и я развелась с Сашей. А с абортом? Ведь я не просто не собиралась избавляться от ребенка, я очень хотела этого ребенка. Но Паша сказал, и я пошла на аборт, на подпольный, криминальный аборт! Как я могла? Не понимаю! Убить свое дитя и только потому, что какой-то Павел так сказал?
Марго разревелась, Катя гневно глянула на Андрея и подсела к ней, обняла.
– Ну, не плачь, пожалуйста, а то и я сейчас разревусь.
– Хорошо, Катенька, хорошо. Я постараюсь. Андрюша, я всегда тебя очень любила, от всего мира защищала, но от него никогда не могла. Достаточно ему было взять меня за руку и сказать: – «Так нужно, Маргошенька», и все я становилась бандерлогом перед Каа, зомби, роботом. И таяла только от звука его голоса. Так было всегда! И я очень боюсь, что это никуда не делось. И Альбину я защитить не смогу, и себя. Понимаете?
– Я очень хорошо тебя понимаю! Это у них семейное.
– У кого? – не понял Андрей.
– У вас, у Ждановых. Ты такой же, как твой отец – устоять совершенно невозможно, сопротивляться невозможно, защититься невозможно! И таешь только от звука голоса. Ты очень хорошо все объяснила Маргошенька, я тебя понимаю. Еще хорошо, что Андрей такой замечательный, а то и я бы пропала.
Она снова гневно глянула на Андрея, словно он был виновен, что она так его любит. Он не знал смеяться ему или, может быть, плакать, что он так похож на отца. Но одно он знал абсолютно точно – Катя другая. Она даже если и не сможет, то все равно сделает так, как считает правильным. Через гипноз, через любовь, через не могу перешагнет и сделает.
– Знаете, я, кажется, придумала, как мы можем разрешить эту ситуацию.
И Андрей, и Марго с надеждой посмотрели на Катюшу.
– Нам нужно купить большой дом! Очень большой! Чтобы у Павла Олеговича было свое личное пространство. Мы ему там все оборудуем, чтобы ему было удобно, наймем сиделку. И будем его навещать хоть по сто раз в день, чтобы он не чувствовал себя одиноким, – Катя взглянула на Марго и быстро добавила, – кто захочет. А кто не захочет, тот не будет. Тебе, Маргошенька, мы тоже сделаем свое пространство. Чтобы ты могла быть и с нами, когда нам всем этого хочется, но и чтобы ты могла уединяться, когда это нужно тебе. Принимать своих гостей, а может и не только гостей, – Катюша хитро улыбнулась, – ты ведь у нас вон какая еще красавица! А для Альки будет своя комната с душем и туалетом. И мы все вместе будем растить девочку. И все вместе не дадим ее в обиду отцу. Он, кстати, меня побаивается!
Катя уже вовсю улыбалась, рисуя в воображении дом мечты. Заулыбались и Марго с Андреем.
– А еще мы там оборудуем несколько детских, нашу с Андрюшей спальню и кабинет, и столовую, большую и уютную столовую, где будем собираться за ужином и говорить, и строить планы. На земле мы посадим сад, а не какие-нибудь лужайки никому не нужные разобьем.
– И бассейн, пусть небольшой, но бассейн мы обязательно сделаем, – включилась в обсуждение Марго, – и девочке нужен, и нам.
– Да, и бассейн! Я же совершенно не настаиваю на моем видении нашего дома. Все можно обсуждать. Главное, как вам сама идея?
– Как идея? Да замечательно!
– Ты умница, Катюша, умница. Не зря я тебя так люблю.
– Алле, мама, ты ничего не перепутала? Это я ее люблю. Вот прямо сейчас забираю ее к нам в номер и люблю!..
***Тот же день, десять часов вечера, квартира Анджелы Альбертовны Тихоновой.
Она никак не могла осознать происшедшее. Ведь все так удачно шло, так замечательно. А последнюю комбинацию, которую она придумала можно и вовсе было разыграть хоть при дворце какого-нибудь французского короля, и не стыдно было бы за такую красивую комбинацию. И в один миг все полетело прахом.
Анджела налила себе водку не в рюмку, а в большой бокал, выпила ее одним махом. Закусила столовой ложкой черной икры, которую она так любила. Это что же? Теперь прощай икра ложками, красивые шмотки, поездки заграницу? Прощай веселая, беззаботная жизнь? И все только потому, что какой-то мудак вломил Пашке по голове? Это что, справедливо по отношению к ней? Она заплакала. Это еще не были «пьяные слезы», но она старалась… Снова налила себе водку, выпила и только собралась закусить, как раздался звонок в дверь. Анджела быстренько проглотила икру, спрятала еду в холодильник и пошла открывать дверь.
На пороге стояла стройная большеглазая блондинка. Очень симпатичная, но с каким-то лихорадочным блеском в глазах.
– Вы к кому?
– К вам!
– Слушаю вас.
– Скажите, вы сегодня встречались с Андреем Ждановым? Да?
– А твое какое дело? – сказала Анджела и захлопнула дверь прямо перед носом блондинки. Она хорошо помнила, что если хоть слово сольет в прессу, то эта пигалица Катька ее уничтожит. Почему-то женщина безоговорочно поверила словам Катерины.
Анджела налила себе по-третьей, но не успела даже выпить, как снова раздался звонок. Ну, она сейчас покажет этой нахалке, где раки зимуют…
Комментарий к
Мне очень-очень важны комментарии.
========== Часть 48 ==========
Все могло бы быть иначе, если бы выпитая раньше водка не начала сносить крышу Анджелы. Она никогда бы не отворила бы дверь этой блондинке и, уж тем более, не открыла бы свой рот, ибо хорошо помнила, что сказала ей Катя. Не только помнила, но и поверила ей! Но она выпила, а пить ей было нельзя. Вот совсем нельзя пить. Как только Анджела начинала хмелеть, она становилась дурной, беспричинно храброй, наглой и язык ее удлинялся вдвое. Сколько уж неприятностей она пережила, сколько приключений на свою задницу поймала, а вот поди ж ты, снова решила поэкспериментировать.
Быстренько осушив третью рюмку и даже не закусив, она взяла скалку в руки и пошла отворять двери этой наглой журналюжке.
– Ты чего в двери трезвонишь? Ты кто? Журнашлюшка, что ли? – и пьяненько захихикала, найдя такое, как ей показалось, удачное слово.
– Нет, я не журналистка, – чуть испугано ответила блондинка.
– А тогда какого хрена ты здесь делаешь? Ты кто?
– Понимаете, я даже не знаю, как вам объяснить. Я невеста Андрея, вернее была ею.
– Какого Андрея?
– Ну, вы сегодня приходили к нему в гостиницу. Жданова Андрея.
– Ты невеста Андрюхи?
– Я была ею. Но… Но… Но так получилось, что между нами встала одна… женщина. Ужасная женщина. Она нас разлучила. Я не знаю, кто вы. Просто я утром услышала, что Андрей уезжает на два дня вместе с ней. Я поехала за ними. Доехала до гостиницы, где они остановились, узнала в каком они номере. А потом я увидела, как вы с какой-то девочкой пришли к ним в номер, потом Андрей с девочкой ушел, а вы остались с этой жуткой женщиной наедине. Я видела, как вы выходили от нее через два с половиной часа. Я поняла, что и вам она сделала что-то ужасное. Вы пришли к ним такая красивая, такая гордая, а уходили, как побитая собака. Я поехала за вами, проследила вас до самого дома. Потом пообедала, долго гуляла по городу, встретила их Андрея, Катю, Марго и девочку, они были такие веселые, такие счастливые. Меня они не заметили. Я видела, как они забрали девочку к себе в номер. И я осмелилась к вам прийти. Мы нужны друг другу. Я это чувствую.
– Зачем? – Анджела ничего не поняла из объяснений этой блондинистой воблы, как она про себя окрестила гостью. Поняла только одно – она враг ее врага, а значит ее друг!
– Мы нужны друг другу, чтобы вернуть свое.
А вот это Кира (а это была не кто иная, как наша старая знакомая – Кира) удачно ввернула. Вернуть свое Анджела была не против, наоборот, вернуть свое, ну, или то, что она считала своим, Анджела была только за!
– Ну, проходи. Пить будешь?
– Нет, что вы, я поговорить пришла, а не выпить.
– Ну, говори, а я пока выпью.
Анджела налила еще бокал, выпила, открыла холодильник, и так, чтобы гостья не видела, положила себе в рот еще целую ложку икры. Все! Это была та самая граница, которую баба переступила. Четвертый бокал сделал свое дело…
– Тебя как зовут?
– Вика, – на всякий случай соврала Кира, и тоже сделала роковую ошибку, – Виктория Клочкова.
– Садись Вика и слушай. Ой! Горе мое горькое, – запричитала пьяная баба. Они же супостаты, Пашка-то с женой. Настоящие дьяволы.
– Подождите, причем здесь Павел Олегович? Я об Андрее при…
– Ой, Андрюшенька, сыночек мой родненький. Кровиночка моя, отняли тебя у родной мамоньки, забрали тебя ироды себе на потеху, – умывалась Анджела пьяными слезами.
Кире стало понятно, что она пришла не по адресу, что перед ней явно сумасшедшая и пора уносить ноги. Она встала и тихонечко стала пятиться к входной двери. И все было бы хорошо, баба причитала и совсем не следила за действиями Кирюши, да вот беда, входная дверь оказалась заперта на нижний замок ключом, а ключа нигде не было.
Выбора не было, нужно было возвращаться в комнату, и пытаться как-то убедить тетку открыть ей двери. Но тут Кира обратила внимание, что больше не слышит причитаний этой сумасшедшей. Может уснула? Тогда нужно только потихонечку вытащить ключ от двери из ее кармана. И Кира, уже не соблюдая никакой осторожности, вошла в комнату, и тут же получила скалкой аккуратненько между глаз.
