Текст книги "Покер с Джокером (СИ)"
Автор книги: Галина 55
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Стоп, Кира! Стоп! Давай поговорим обо всем без свидетелей. Виктория, вы можете идти.
Катя постаралась побыстрее покинуть президентскую приемную…
========== Часть 4 ==========
POV Катенька
Боже мой, какой ужас! Нормальный человек не может выжить в этом зверинце. Бедный Андрей Павлович, он живет, как тюрьме. Шаг вправо, шаг влево – побег. Нет, это даже хуже, чем в тюрьме, это, как в психушке, в поднадзорной палате.
За каждым шагом, касающемся его работы, как в лупу наблюдают Павел Олегович – его отец и Александр Юрьевич – брат его невесты и второй претендент на кресло президента. И это сейчас, когда Андрей Павлович и президент-то еще не настоящий, а только лицо, исполняющее его обязанности. Что же будет, если он станет президентом? Мамочка, и врагу не пожелаешь такой «удачи» – быть поднадзорным президентом.
Я не понимала зачем, Андрей хочет стать у руля «Зималетто». При таких условиях… зачем ему это? Еще полчаса назад я не понимала. Сейчас понимаю.
Дело в том, что в моем чулане слышен не только шепот, доносящийся из кабинета Андрея Павловича, но и каждый полушепот, каждый вздох. Час назад я услышала, как в кабинет зашел Павел Олегович.
– Андрей, я хочу с тобой поговорить.
– Да, папа, конечно. Что-то случилось?
– Мне не нравятся ваши с Сашей перепалки. Будь любезен, держи себя в руках. Нам с мамой неприятно, что ты все время ссоришься с ним.
– Я с ним? А не наоборот? Папа, а ты смог бы работать под микроскопом и придирками?
– Саша один из главных акционеров, он имеет право контролировать твою работу, Андрей. Мы с его отцом были друзьями и…
– Вы да. А мы-то здесь причем? И потом, что значит контролировать? Есть устав компании, в котором ничего не сказано о том, что работа президента как-то контролируется, кроме отчетов на совете директоров.
– Ну, знаешь ли! Ты еще не президент, Андрей.
– В уставе так же ничего не сказано…
– В уставе, в уставе. Сын ты мне о букве закона говоришь, а я тебе о духе. Понимаешь?
– Значит, если Сашка станет президентом, я буду иметь право так же дергать его и требовать отчета за каждый его чих, папа?
– Вот об этом я тоже хотел поговорить с тобой, Андрюша, – голос Павла Олеговича вдруг смягчился, словно он готовился сказать какую-то гадость и пытался подсластить пилюлю.
– О чем «об этом», папа?
– Ты знаешь, что отец Кристины, Киры и Александра был моим лучшим другом. Мы создавали компанию в тяжелые времена. Но каждый из нас знал, чтобы не случилось, у него есть друг на которого он может во всем положиться.
– Па, к чему эта лирика?
– Мне хочется, чтобы вся твоя дальнейшая жизнь прошла без ссор и вражды с Александром. Кто бы не стал президентом.
– И к чему ты клонишь, папа?
– Я понимаю твое желание изменить компанию, перестроить ее, вывести на новый уровень. Но… – Павел сделал довольно длинную паузу. – На совете я буду голосовать за Александра.
– Могу я узнать почему? – спросил Андрей и я ужаснулась перемене его голоса. Если бы я точно не знала, что в кабинете никого больше нет, я ни за что не поверила бы, что этот хриплый, сдавленный голос принадлежит тому самому человеку, который умеет смеяться и радоваться жизни, Андрею.
– План Александра мне ближе. Он хочет того же, чего хочу и я – дальнейшей работы компании на существующих принципах, закупка западных лекал и патентов, ориентация на надежные и проверенные методы ведения бизнеса. Я ответил на твой вопрос?
– А может ты, как и всегда, просто не веришь, что у меня что-то получится? И боишься разочароваться во мне? А, папа? Может быть тебе просто проще подрезать мне крылья, чем пустить меня в полет? Тогда ведь не придется снова говорить: «Наш сын никогда бы так не поступил. Ты разочаровал нас с мамой, Андрей. Впрочем, другого мы от тебя и не ждали». Не придется поджимать губы и стыдиться, что у тебя такой никчемный сын!
– Андрюша, ну что за детские обиды? Я не понимаю.
– Папа, могу я попросить тебя всего об одном одолжении? Всего об одном, папа?
– Смотря о чем.
– Не нужно на совете голосовать первым. Не нужно давить своим авторитетом. Пожалуйста, дай мне шанс. Маленький шанс, пусть акционеры проголосуют без твоего на них давления. Ладно?
– Я не могу тебе этого обещать.
Павел Олегович вышел. И я услышала, как скрипнули зубы у Андрея Павловича, более того, я уверена, что он плакал, хотя никаких всхлипываний и шмыганий носом я не слышала. Просто наступила тяжелая, гнетущая тишина, затем Андрей скорее не сказал, а прошептал: – Я докажу тебе, что от меня многого можно ждать. Докажу! Только бы я сумел стать президентом.
Бедный Андрюша, я помогу ему стать президентом, по крайней мере сделаю все, что от меня зависит, чтобы он доказал отцу свою правоту.
Моя жизнь в «Зималетто» тоже была очень далека от райских кущ. Если бы в Германии хоть кто-то сказал мне (даже не в лицо, как здесь, а в спину), что я крокодил, что я монстр, мой адвокат обеспечил бы меня компенсацией на всю жизнь. А здесь, в такой гламурной и рафинированной компании, где каждая мошка претендует называться эстетом, вполне в порядке вещей и унижать и оскорблять людей.
Если бы я хоть чуть-чуть меньше любила Андрея Павловича, я бы и дня здесь не протянула. Неужели все эти Киры, Вики, Милко и Урядовы не понимают, что унижая и оскорбляя человека только за то, что он некрасив и негламурен, они себя в первую очередь унижают и роняют? Наверное не понимают, иначе никогда бы так себя не вели.
Это больно, это очень больно, когда тебе в глаза говорят, что ты уродина. Особенно, когда рядом стоит человек, которого ты любишь.
Ладно, оставим лирику в стороне… Перейдем к голым фактам. Вот уже полторы недели я работаю в «Зималетто». Целых?! Всего?! Судя по насыщенности событий, безусловно целых. Но лучше я все запишу себе по пунктам.
1. На следующий же день, после того, как удалось отменить платежку, Андрею Павловичу понадобилась справка для банка о состоянии дел компании. Он собирался позвонить финансовому директору, но я сказала, что вполне могу справиться с этой работой сама. Причем составила справку так хитро, что кредитный комитет банка без разговоров выделил «Зималетто» кредит.
Сразу же по возвращении со встречи с кредитным комитетом, Андрей Павлович сказал мне, что моя должность не соответствует тому уровню работ, которые я делаю, поэтому с должностью секретаря мне придется распрощаться. У меня сжалось сердце в комочек, одна мысль об увольнении привела меня в ступор. Но Андрей улыбнулся мне своей самой красивой, самой лучшей в мире улыбкой и сказал:
– Что вы побледнели, Катенька? Завтра на пятиминутке я объявлю о своем решении назначить вас своим личным помощником.
– Спасибо, – я очень обрадовалась, больше не придется врать папе! Ура! Но вместе с тем мне стало очень страшно, когда я представила реакцию Киры на мое назначение. – А Кира Юрьевна возражать не будет?
– Катенька, я же вас своим помощником назначаю, а не ее. Так что ей возражать?
Как же… эта всегда найдет аргументы против. Я, конечно, сама виновата, не удержалась, рассказала Тане Пончевой о повышении. А как я могла ей не рассказать? Если бы не она, я вообще бы в «Зималетто» не попала.
Таня рассказала остальным девочкам-секретарям и они решили устроить мне в курилке небольшое чествование. Ну, и конечно же, обо всем узнала Клочкова, слишком бурно меня девочки поздравляли. Виктория вмешалась, начала оскорблять девочек, они в долгу не остались… В общем, все в перевранном виде из уст Клочковой прилетело в уши Киры Юрьевны. Без внимания оставить мое назначение невеста Андрея Павловича не могла. Фурией влетела к нему в кабинет и начала скандал. Меня, прошу заметить, она не стеснялась, словно я пустое место.
– Почему ты назначил это чучело своим личным помощником?
– Я не понимаю, Кирочка, о чем ты? О каком чучеле ты говоришь?
– Вот об этом! – Кира взвизгнула и показала на меня пальцем.
– Это Екатерина Валерьевна, а вовсе не чучело, ты что-то перепутала, Кирюша.
– Я ничего не перепутала. Мало того, что ты у меня за спиной делаешь Бог знает какие назначения, так она еще посмела ругаться на Викторию самыми последними словами и угрожать ей увольнением!
– А что? Это не такая плохая идея, уволить из компании совершенно бесполезного, я бы даже сказал вредного человека. А в то, что Катенька ругалась последними словами, ты меня уж прости, но я не верю.
– Андрей, подожди. Ты что? Ты серьезно? Ты хочешь этому недоразумению в очках доверить судьбу компании? Одумайся, ты в своем уме?
И тут я не выдержала.
– Кира Юрьевна, может быть хватит меня оскорблять? Я тоже человек, хоть вам и кажется, что я чучело, – едва слышно выдавила я из себя и бросилась к себе в чулан.
– Да как она смеет так со мной разговаривать? – завизжала Кира.
– Она еще слишком мягко тебе сказала, за твои художества, – неожиданно зло ответил Андрей Павлович.
– И ты вот так, без последствий оставишь хамство Пушкаревой по отношению ко мне?
– Извини, Кира, но я здесь только одну хамку вижу. И это, увы, никак не Катя. Все, Кира! Этот разговор мы окончим дома. Мне нужно работать.
Двери хлопнули так, что у меня в чулане задрожали стены. Зря он так со своей невестой. Она ведь и правда может проголосовать против него. Вот и получится, что я не помогу Андрею, а только помешаю…
========== Часть 5 ==========
POV Катенька
2. Второе событие, когда Андрей Павлович поступил очень красиво, но очень опрометчиво, описывать вообще противно. Вот как будто бы прикоснуться к чему-то липкому, скользкому, гадкому. Но раз я решила писать в дневнике все, что произошло со мной, то опишу уж и это.
Я остановилась на том, что дверь из президентского кабинета в президентскую же приемную хлопнула так, что в моем чулане даже стены заходили ходуном, оно и понятно… Кира Юрьевна в гневе крушит все подряд. Не успела за ней захлопнуться дверь, как Андрей зашел в мою каморку.
– Катенька, – он взмахнул руками, – ну, вот, так я и знал. Вы плачете! А зачем? Что такого уж страшного произошло, что нужно проливать слезы?
– Простите меня, Андрей Павлович, – я очень очень старалась сдерживать плач, но у меня ничего не получалось.
– Господи! Да за что же я прощать-то вас должен?
– За то, что проболталась девочкам, за то, что не сдержалась и ответила Кире Юрьевне, и за то, что плачу, – тут слезы уже не закапали, а просто полились из глаз.
– А за то, что скончался папа римский Иоанн Павел второй, или за то, что умер князь Монако Ренье третий вы не хотите попросить прощение? Кать, нельзя так тянуть одеяло на себя. Другим холодно будет. Ну, проболтались и что? Все равно завтра на пятиминутке я собирался поставить всех в известность. Прекратите реветь! Нате вот, утрите слезы. – Андрей протянул мне свой носовой платок. – Он чистый, я пока не плакал. А то, что ответили Кире… Нельзя же позволять вытирать о себя ноги. Так что все правильно. Ну, все успокаивайтесь и за работу.
Андрей ушел, я начала успокаиваться, но работать мне все равно не дали, позвонила Танечка Пончева и велела идти в конференц-зал, Урядов собирал весь секретариат. Пришлось идти. Андрей Павлович спросил куда я иду, и я сказала, что Урядов вызывает секретарш в конференц зал.
То, что произошло потом, было так мерзко, что и описывать-то не хочется. Но я постараюсь.
Я вошла в конференц-зал, когда все были уже в сборе. По одну сторону длинного овального стола сидели секретарши, по другую – Кира, Вика и Урядов.
– Садитесь, пожалуйста, – с сарказмом сказала мне Кира, – ну вот, теперь мы начнем. Я пригласила вас всех сюда для того, чтобы положить конец тому противоестественному положению вещей, которое сложилось в нашей компании. Ни я, ни другие члены правления не намерены больше терпеть вашей компании униженных и оскорбленных.
Вот интересно, она читала Достоевского, или выступала на партсъездах? Скорее всего ни то, ни другое, но разговаривала она таким казенным языком функционера, что можно было предположить все, что угодно.
– А нас никто и не обижал. Пока никто, – сказала Ольга Вячеславовна, помощница нашего модельера, женщина лет около шестидесяти, проработавшая в «Зималетто» гораздо дольше самой Киры, и уж точно сделавшая для компании много больше.
– Я знаю, Ольга Вячеславовна, что вас никто не обижал, – ответствовала наш Цицерон в юбке, – однако некоторым так не кажется. Я понимаю, что это происходит от их комплексов. Я понимаю, что в силу своей… своего социального положения или в силу отсутствия глянцевой внешности, – тут она посмотрела на меня, а я опустила глаза, потому, что очень боялась снова не сдержаться и сказать ей прилюдно, что только нувориши, как она, страдающие комплексом «из грязи – в князи», могут с таким апломбом нести весь ее бред, – они не могут не завидовать чужой красоте и положению. Вот им и кажется, что все их обижают.
– Да никому мы не завидуем, – взорвалась Амура, секретарша самой Киры, дитя русско-африканской страсти с холерическим темпераментом.
– А давайте мы ваши возражения послушаем позже. Вы создали ваш женсовет и хотите влиять на вещи, которые вне вашей компетенции.
– Кира Юрьевна, – заговорила Светлана Локтева, секретарша финансового директора, разведенная женщина с двумя детьми, лет тридцати пяти-сорока, – как мы можем влиять…
– Вот именно! Никак! И перебивать меня вы тоже не можете! – в голосе Андрюшиной невесты появился металл, нос задрался выше головы, а слово «меня» она выделила так многозначительно, что если кто-нибудь до этого еще сомневался, что перед нами сидит королева Английская, то теперь, после такого голосового педалирования, нам всем стало ясно – мы удостоились аудиенции у Елизаветы второй. – Господин Урядов, разъясните нашим сотрудникам недопустимость их поведения.
Потом долго и нудно говорил Урядов, но я его не очень слушала. Он вещал что-то про опоздания, про отсутствие дисциплины, про выговора. Но это все было явно не то, чего жаждали услышать уши обиженной мною Киры. Ничуть не смущаясь, она заткнула фонтан Урядовского красноречия своей репликой.
– Но это еще не все. Скажите, Георгий Юрьевич, правление проинформировало вас о повышении Пушкаревой из секретарш сразу в помощники президента?
– Нет!
– Вот! Я бы очень попросила вас, Екатерина Валерьевна, воздерживаться от комментариев о несуществующем повышении.
Яд сочился из каждого ее слова, а это «Екатерина Валерьевна» было сказано с таким сарказмом, словно у таких, как я не может и вовсе быть отчества. И то правда, разве холопам отчества полагались? Наверно именно поэтому я снова и не сдержалась.
– Кира Юрьевна, вам ведь, как никому известно, что мое повышение не вымышлено. Вам же полчаса назад об этом сказал Андрей Павлович. – я думала только о том, чтобы не заплакать, может поэтому мне и удалось выдавить из себя эту фразу. Правда шепотом, но все же удалось.
– Ты хочешь сказать, что я лгу? Нет, дорогая Екатерина Валерьевна, это вы лжете. Запомните, пока вас не утвердили в новой должности члены правления, ваше повышение является плодом вашего больного воображения. А вот ваши угрозы в адрес Виктории – это реальность.
Что тут началось… Девочки грудью встали на мою защиту. Перебивая друг друга, крича и плача, они стали рассказывать Кире, что я никак не оскорбляла Клочкову, что это она сама умудрилась всех оскорбить, а они только в ответ на ее оскорбления отвечали той же монетой. Но что-то услышать может только желающий слушать. Кира слушать ничего не желала. Она уже заранее и дело рассмотрела и приговор удобный для себя вынесла.
– Тихо, – очень жестко сказала Кира Юрьевна, – вы знаете, мои дорогие, гордиться вам нечем. Если вы все нападали на Клочкову, значит у всех и будет выговор. А может и увольнение.
У меня потемнело в глазах… Маша Тропинкина, секретарша с ресепшен, мать одиночка потеряет работу? И кто будет кормить ее сына? И Светлана? У нее же двое детей! Или Танечка? Танечка, которая помогла мне устроиться на работу, сейчас из-за меня должна лишиться своей работы? Нет! Этого не будет! Кире нужна только моя голова! Пусть получает!
– Нет! – закричала я. – Увольняйте только меня. Я прошу никого не трогать!
Двери из президентского кабинета в конференц-зал распахнулись и Андрей Павлович деловой походкой ворвался на наше совещание-головомойку. Этого Кира никак не ожидала.
– Вы позволите мне поучаствовать? – с иронией и скрытым гневом в голосе спросил он.
– Андрей, мы работаем с персоналом. Я не думаю, что тебе нужно заниматься подобными вещами. У тебя и так слишком много работы, – Кире очень не хотелось терять лицо.
– Давай я сам буду решать чем мне нужно заниматься, а чем нет, хорошо, Кирочка? Значит так, дорогие мои, я хочу подвести итог в этой эпохальной истории. – он сказал это так, что Кира, как впрочем и мы все, уже поняла, что сейчас будет.
– Андрей!
– Кирочка, дорогая моя, я не знаю, какие именно агрессивные выпады и оскорбления были позволены себе в адрес Виктории. Но я точно знаю, что позволены они были в ответ на ее хамство. Виктория, вечно опаздывающая, ведущая себя вызывающе, хамящая всем и оскорбляющая всех, не умеющая даже факса отправить правильно и занимающаяся только склоками, прибежала к тебе жаловаться, Кирочка. И что ты делаешь? Ты не выслушиваешь другую сторону, ты просто начинаешь обвинять всех по Викиному навету. Это справедливо? А тебе не пришло в голову, почему у нас вся рота идет не в ногу и только одна Клочкова в ногу шагает?
И Виктория, и Кира Юрьевна сидели, словно проглотив кол, вытянулись в струнку и даже дышать забыли. Вот каким грозным умеет быть наш президент!
– Вы, Георгий Юрьевич, – продолжил Андрей, – хорошо говорили о выговорах за опоздание. Клочкова опаздывает ежедневно. Покажите мне хоть один приказ о вынесении ей выговора. Не суетитесь, я знаю, что такого приказа нет! Правила, господа, одинаковы для всех. И я, Кирочка, не потерплю привилегий для Виктории только потому, что она твоя подруга!
Андрей уже пошел в свой кабинет, но не доходя до двери полшага обернулся.
– Да, кстати, Георгий Юрьевич, вы не могли бы сегодня же подготовить приказ о назначении Пушкаревой Екатерины Валерьевны на должность помощника президента компании. Я подпишу. За работу, господа.
Андрей эффектно скрылся в своем кабинете, аккуратно притворив за собой дверь. Все стали расходиться. Мы вышли в предбанник и Маша Тропинкина сказала:
– Ну, Андрей Павлович! Ну, Андрей Павлович! Вот это да! Умыл и Георгия, и Киру!
Я бросила быстрый взгляд в конференц-зал, увидела, как вспыхнула Кира Юрьевна, схватила Машу за руку и побыстрее поволокла из предбанника от греха подальше. Увы, но было уже поздно, Кира закусила удила…
========== Часть 6 ==========
Ну, вот мы плавно и подъехали к двум, очень важным для всего нашего дальнейшего повествования, событиям. Вернее даже не событиям, а к двум разговорам происходящим в одно и тоже время в разных местах и у разных людей.
Для начала мне хотелось бы представить вам еще одно действующее лицо. Очень важное лицо, хотя сам он об этом пока и не подозревает.
Давайте знакомиться – Николай Антонович Зорькин. Катин одноклассник, Катин однокурсник, Катин сосед. А самое главное – единственный друг Катюши.
Колька родился хиленьким, слабеньким и на два месяца раньше срока. Отца своего Зорькин никогда в глаза не видел, а мама не очень бы расстроилась, если бы он тогда так и остался в кувезе*, но он не только выжил, он, оставаясь физически очень слабеньким, по умственному развитию на порядок опережал своих сверстников. Дети дружить с ним не очень-то рвались. Во-первых, ему были не интересны все их «салочки» и «войнушки», во-вторых, им был непонятен, а стало быть неприятен этот очкарик, вечно что-то считающий в своей тетрадке с которой он не расставался, ну, а в-третьих, и главных, достаточно было чуть задеть Кольку, как он начинал реветь. Подходила воспитательница, он все ей рассказывал и детям попадало, поэтому они предпочитали обходить его стороной. Все изменилось, когда Кольке стукнуло шесть лет. К ним в дом въехала семья бывшего военного – муж, жена и при них дочка того же возраста, что и сам Зорькин. Она вечно сидела в сторонке от других детей и что-то или читала, или писала. Девочка была некрасивая, худенькая, с кривыми зубами, в очках. Вряд ли такая тоже стала бы смеяться над ним, и он отважился подойти. С этого момента двое очень одиноких детей перестали быть одинокими. У нее появился друг, а у него появилась подруга.
Колька был экономическим гением, как, впрочем, и Катя. Учеба им обоим давалась легко, играючи. Оба любили читать, оба любили математику, оба обожали свою любимую экономику. Правда некоторые отличия между ними все же были.
Там, где Катя была реалистом и понимала, что ничего не упадет в руки само, Колька предпочитал мечтать. Пока Катюша искала рабочее место, Николай ждал, что в одно прекрасное утро работа сама, как-то нечаянно свалится ему на голову. Не свалилась…
Там, где Катя сгорела бы от стыда, но не попросила бы, Колюня действовал нагло и нахраписто. Приходил к Пушкаревым прямо с утра и до вечера рта своего не закрывал. Не в смысле, что болтал без перерыва, а в смысле что ел без конца.
Была между ними и еще одна, или, как говорят в Одессе, две большие разницы. Если Катюша искренне и преданно радовалась каждому Колькиному успеху, то сам Николай любому Катиному успеху завидовал. Да, помогал, да утешал в горе… Но стоило хоть чему-то хорошему произойти в ее жизни, как у Николая портилось настроение и он не упускал случая сделать или сказать что-нибудь, чтобы и Катьке жизнь медом не показалась. Катя этого не замечала, считала что у нее самый лучший и преданный друг.
Вот интересно, преданный – это верность или предательство?.. Быть преданным… Кому-то? Кем-то?
***
После собрания в конференц зале, Катя пришла домой задумчивая, печальная и радостная одновременно. По секрету шепнула Кольке, что ее повысили и она теперь помощник президента. У него сразу упало настроение, но вида он не подал.
– Ура, – громко закричал он, прекрасно понимая, что на его крик не сможет не среагировать Катин отец и ей придется что-то сочинять на ходу. Так и случилось.
– Что здесь «ура»? – спросил Валерий Сергеевич, выходя с кухни. Катя украдкой показала Зорькину кулак.
– Мне зарплату немножко добавили, – заливаясь краской соврала Катерина.
– И это правильно! А в должности не подняли?
– Куда уж выше? Я и так помощник президента.
– А я думал, что ты уже президент! – пошутил отец.
– Ну, чего вы, дядя Валера? Помощник президента это тоже неплохо.
– Кать, а возьми его к себе, – сказал папа, – он нам тут уже надоел, бездельник этот.
– Папа, ты же понимаешь, что такие вопросы решаю не я, а начальник отдела кадров. Колька, пойдем, разговор есть.
Катя утянула друга в свою комнату, где шутливо «настучала ему по голове». Николай был единственным человеком, кому отец беспрепятственно разрешал заходить в Катину комнату. И даже закрывать за собой дверь! Вот каким доверием пользовался Зорькин у отца своей подруги.
– Катя, слушай, а может и в самом деле теперь, когда ты стала помощником президента, ты смогла бы замолвить за меня словечко, а?
– Коль, ты же знаешь, я не умею просить. Да и «Зималетто» – это такой серпентарий, что нормальному человеку лучше туда не попадать, если змеи не отравят ядом, то задушат, можешь мне поверить.
– Тебя же не задушили? Может и я сумел бы выжить. И потом, – Коля мечтательно закатил глаза, – там Вика, а значит я все сумел бы стерпеть ради нее.
Тут нам необходимо сделать маленькое лирическое отступление.
Колька сходил с ума. Натурально сходил с ума. Однажды увидев фотографию Клочковой в одном из глянцевых журналов, он стал одержим этой особой. Никакие Катины увещания, никакие объяснения, что этой дамочке нужны только деньги, а на парня не имеющего платиновую кредитную карточку, машину класса «Mercedes-Benz» и дома на Рублевском шоссе, она и не взглянет, не действовали. Он не перестал бредить Викой и тогда, когда Катя рассказала ему, что из себя представляет эта «милая девушка». В общем, Колька был влюблен… в фотографию Клочковой. Влюблен болезненно, сильно и, как мы понимаем, безответно. У него и так-то не было никаких шансов, а если еще учесть, что Виктория и понятия не имела о существовании предмета, обожающего ее, то становится очевидно, что шансы на ответное чувство давно уже перешли нулевой барьер и сползли в отрицательную величину.
– Колька, опять? Опять Джессика Альба, Бритни Спирс, Дианна Агрон? Да спустись ты с небес на землю, Колька! Не нужен ты ей, этой злобной кукле. И не потому, что ты хороший или плохой, ты самый лучший, Коленька. Правда! Но она и не взглянет на мужчину не только твоего достатка, вернее не достатка, но и на любого другого у которого карманы не топорщатся от денег. Понимаешь? – Катя говорила это и разбирала свою сумочку.
Аккуратно достала носовой платок, который ей дал Андрей Павлович, чтобы она вытерла слезы. Колька схватил платок.
– Ну-ка, ну-ка, а это еще что такое?
– Это Андрей Павлович дал мне, когда я расплакалась.
– Ха-ха-ха! Он попросил тебя вытереть ему туфли?
– Отдай, пожалуйста, – Катя вдруг стала очень серьезной.
– Не отдам! – Николай спрятал платок за спину. – Лучше бы он предложил тебе тормозной жидкости. Быстрее бы слезы остановить можно было.
– Коля, отдай. Вот если бы Вика…
– Так, – вдруг заорал Зорькин, швыряя Кате платок, – я попрошу, пожалуйста! Попрошу, пожалуйста, имя Вики всуе не упоминать больше. Ей, между прочим, тоже не сладко приходится! И нелегко живется.
– Что? Это почему?
– Потому что! Поняла? Потому, что она изначально рождена красавицей. Вот ей и приходится соответствовать этому. Приходится искать соответствующего мужа, работу, связи, машину. Ей очень трудно!
– А другим, значит, плывет это само собой в руки? – очень тихо и очень спокойно внешне спросила Катя.
– Нет, нет, не само! Просто вы, уродины, не питаете иллюзий. А вы вот прямо и к своей цели, напролом. Как танки!
Катька сама не могла потом объяснить, как это у нее получилось, но пощечина, которую она вмазала другу, была такой звонкой и сильной, что он опешил и замолчал.
– Спасибо, Коля. Только знаешь что? С меня вполне достаточно, что такие мерзавки, как твоя Вика и Кира называют меня уродиной. От тебя я этого терпеть не собираюсь. – Катя отвернулась от друга и закрыла платком лицо.
– Ну, конечно, конечно, иногда вы достигаете карьерных высот. Но я понимаю, я прекрасно понимаю, почему Вика и Кира к тебе так относятся. Ты наступила им на горло!
– Я? Коля, ты в порядке?
– Я в порядке! Попытаюсь тебе объяснить. Виктория красавица, ты с этим согласна?
– Допустим.
– А ты, – Колька отодвинулся от Кати подальше, – ну, не так хороша, как она. Согласна?
– Согласна. И?
– И… Вот то-то и оно, что «и»… Ты не красавица, а получаешь повышение, Андрей с тобой советуется, он к тебе прислушивается. Ты хоть понимаешь, что у красавиц наступает когнитивный диссонанс? Им вроде бы как все это полагается по праву красоты, а достается все это тебе, уродине, с их точки зрения, – поспешно добавил Николай взявшись рукой за щеку. – Понятно, что они считают тебя выскочкой, занимающей такое высокое место и на служебной лестнице и возле Жданова незаслуженно! Понимаешь?
– Кажется, да. Ладно, ты прости меня за оплеуху.
– Да и ты прости меня за уродину.
– Мир?
– Мир! Кать, а ты меня познакомишь с Викой?
– Коля, нет! Ничего, кроме несчастья, это знакомство тебе не принесет. Ну, хорошо, со мной все понятно. Допустим, что ты прав. Но они же и друг друга сожрать готовы. Слышал бы ты, что они одна о другой говорят. Это не подруги, это… у меня даже слов недостаточно в лексиконе, чтобы их назвать.
– Зря ты так. Ты познакомь, а там я разберусь сам. Кать, я ведь все равно ее добьюсь, что бы мне для этого не пришлось сделать.
– Может ограбишь банк? Тогда она вся твоя будет, аж пока тебя не посадят.
– Может быть, – задумчиво сказал Николай.
Комментарий к
* кувез – приспособление с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры, для недоношенного или заболевшего новорожденного.
========== Часть 7 ==========
В президентском кабинете было сумеречно и довольно тихо. Друзья переговаривались вполголоса.
– Ничего не хочется, Ромка, вот просто ничего. Нажраться бы вискарика и в коечку.
– Ага, и чтобы рыбонька златовласая где-то там по коечке плавала, периодически на меня заплывала, ублажала бы и снова, хвостиком вильнув, в сине море-океян уплывала бы. Сама… сама… сама…
– Балбес ты, Ромео, ты о чем-нибудь еще, кроме баб, думать-то можешь?
– Могу. Честное слово могу. Кроме баб могу еще думать о бабОчках, рыбОньках и цыпоньках.
– Вот балбес! – беззлобно сказал Андрей, потягивая виски. – Ты бы хоть немного серьезнее стал, нам с тобой скоро в свободное плавание отправляться.
– В смысле? Не понЯл. Это ты о чем?
– Меня тут давеча изволили навестить папА, так оне однозначно меня предупредили, что свой веский авторитетный голос оне отдадут заклятому другу нашему, СашЕньке Воропаеву. Ну, а нам с тобой, стало быть, в свободное плавание.
– Андрюха, большому кораблю – большое плавание. И поплывешь ты по морям, по волнам.
– Я? Ты что? Ты думаешь, что убрав меня, Сашка тебя оставит? А зачем ему нужны вражеские глаза и уши?
– Мда… Шутю я. Как ты мог подумать, что я останусь в компании, если тебя уберут? Оба поплывем в кругосветку. А вот чтобы этого не случилось, тебе, брателло, нужно бежать к Кире, целовать ее во все места. Говорить с ней, убеждать ее и ублажать. Да, да, дорогой, ублажать. А как ты хотел? После того, что было сегодня, только ублажать, иначе ничего не получится. И с Милко нужно будет переговорить.
– Ну, по сравнению с Кирой, Милко просто ангел. Слушай, Ромка, – Андрей вдруг посерьезнел, – последнее время мне стало трудно общаться с Кирой. Очень трудно. Словно мы с ней говорим на совсем разных, вообще не похожих друг на друга, языках.
– Это потому, что ты постоянно с Катей. Честное слово, ну, перестань ты с ней так возиться.
– Ты что, с ума сошел? Ты думаешь, что Кира ревнует?
– Ха! Как пить дать. Послушай, я тебя очень прошу, поезжай к Кире, поговори.
– Какая глупость! Ромка, ты же знаешь, сколько Катя сделала для компании. Я уже не говорю ни о чем другом, но если бы не этот кредит, мы бы просто разорились. Кто его пробил? Катя! Причем здесь ревность? Нельзя же не понимать, что Катенька – это благословение Божье, посланное «Зималетто». Неужели Кира этого сама не видит. А ты? Ты тоже этого не понимаешь?
– Я-то как раз очень хорошо это понимаю, как понимаю и то, что без Кириного голоса, Божье благословение вынуждено будет тоже отправиться в свободное плавание. Или ты думаешь, что Кира не уговорит Сашку вышвырнуть твою Катеньку пинком под зад?
