Текст книги "Надейся (СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Он сперва кашлянул… потом проговорил:

– Позвольте мне подать еще идею. Птицу послать к Радагасту мы сможем, но скоро он не прибудет, хотя и не уехал еще слишком далеко. А что, если ее все же отвести в сокровищницу? Ты все верно рассказал, Гэндальф. Но что, если все же она не коварная посланница зла… а напротив?

– Что ты имеешь ввиду? – спросил Торин.

– Как ни крути, она спасла Трандуила, что мне все равно, и тебя, что для меня уже намного важнее, – сказал Двалин. – Она несла на себе знак дракона, и у нее желтые глаза, в которых… в которых… играют огоньки пламени. Но она первая заговорила с тобой о драконьем потомстве. Таркун сказал уже позже, и как о великой тайне. Так может, она тут волей валар, и пришла не уничтожить Эребор, а помочь нам? Помочь оберечься от большего зла, чем уже побеждено, возродить род Дурина? Мне кажется, Торин, если мы втроем приведем ее в сокровищницу, то увидим, имеет ли злато власть над ее душой. Сможем понять про Ольву больше.

Ветка только тяжело вздохнула. Делайте уже, что хотите.

– Ты, волшебник, – вопросительно сказал Торин, – если мы найдем драконов… или с Ольвой случится ужасное превращение… ты сумеешь ее остановить?

– Полагаю, да, – не слишком уверенно ответил Гэндальф. – Но посмотреть на ситуацию со стороны, предложенной Двалином, я не удосужился… равно как и Трандуил, ошеломленный этим рисунком, рассматривал лишь опасности и возможные хитрости Врага. Ольва странная девушка, этого у нее не отнять.

– Тогда пойдем, – сурово сказал Торин, и встал, положив руку на эфес меча. Свой роскошный посох, который, в отличие от волшебника, Торин носил лишь для проформы, он оставил тут.

Ветка невольно приметила, что он все же чуть ниже ее ростом.

Сокровищницу после разорений Смауга оградили огромными дверями, снятыми с других залов. Работа тут кипела в самые первые дни – пока пылали печи, пока не иссяк запас угля, который пока некому было добывать, огромное помещение, с комнатами и анфиладами, буквально заварили со всех сторон, превратив в один огромный сейф. Этой работе уделили даже больше сил, чем восстановлению великих врат. Сейчас на страже около сокровищницы стоял величественный Глоин и с ним Дори. Вход в сокровищницу остался достаточно высоким и широким, чтобы проехала повозка, но был забран гигантскими тяжеленными дверями, сплошь выкованными из металла.

Увидев Торина, Ветку, Гэндальфа и Двалина, оба гнома заулыбались, и начали отпирать хитроумные замки и засовы.

– Пойдете с нами, – мрачно буркнул Торин Дубощит. – Запремся изнутри. Нам надо кое-что… проверить.

Тяжелые створки приоткрылись, пропуская волшебника, девушку и гномов, и захлопнулись. Глоин с секирой встал у огромного засова изнутри.

Ветка огляделась. Просторное помещение, которое располагалось в одном из нижних ярусов Эребора; здесь были выстроены арки, мосты и анфилады, и имелось несколько боковых залов, поэтому можно было говорить не об одной сокровищнице, а о нескольких. Когда-то они, возможно, были разделены дополнительными дверями и дополнительной стражей.

Для любования Трору выстроили тут площадку, нависающую над основной сокровищницей; на ней стоял тяжеленный, целиком отлитый из золота трон. Под потолком висело несколько громадных отполированных дисков, призванных преумножать свет и игру сокровищ, и позволяющих залить помещение – по сути, подвал – ярким светом.

Местами виднелись длинные языки копоти, оплавленные каменные арки, следы гигантских когтей.

По стенам до самого потолка тянулись широкие балконы, многие из которых были обрушены.

Ветка повертела головой и спросила:

– Золото с самого начала тут лежало вот так? Навалом?

– Первоначально, – ответил Торин, – все было аккуратно разложено, все на своем месте и на своем уровне. Камни и особые драгоценности, вроде отобранных жадными эльфами, в шкатулках и сундуках. Все учтено, все распределено по стеллажам. Внизу были лишь монеты. Смауг стащил и обрушил все в одну кучу, чтобы почивать на ней.

– И какова глубина слоя золотых изделий в самом… толстом месте?

– Там, где хозяйничал Даин, никакая! – воскликнул Торин, и указал рукой в угол, ближайший к воротам – там, и вправду, золото было разобрано полностью, оголился каменный, гладко тесаный пол.

– Торин, – укоризненно сказала Ветка, – у меня скверный глазомер, но мне кажется, ты и десятой части своих сокровищ не раздал. А ведь это и Дейлу, и Железностопам. Эльфы вообще золота не взяли.

– Какие добрые, – проворчал Двалин.

– Помощь, которая покупается за деньги, не может быть дружеской, – жестко сказал Торин. – Мы заключили перемирие, но истинный лик моих союзников мне известен. Таркун?

– Я не вижу ничего, что меняло бы ее тут, – ответил Гэндальф. – Я по-прежнему в замешательстве. Будем звать Радагаста.

– Я поднимусь? Похожу? – спросила Ветка.

– Иди.

– А вы поройтесь, где глубже… кто их знает, драконов… если допустить существование магии… яйцо может быть как небольшим, так и здоровущим, – проворчала Ветка.

Девушка легко взбежала по лестнице в расчищенном Даином углу наверх, на одну из галерей. Прошлась, посмотрела на сокровищницу сверху. Подняла и повертела в руках какое-то золотое изделие.

– Торин… – тихо сказал Двалин. – Твое сердце не может обманывать.

– Я не всецело уверен, что слышу свое сердце, – ответил Торин. – Она желанна мне, как никогда не была желанна ни одна дева. Но я не готов сделать ее своей королевой. Не готов доверять ей судьбу народа Эребора. Теперь я хочу больше узнать о ней.

– И поэтому прогнал ее от Фили?..

– Торин Дубощит, – торжественно начал Гэндальф, и тут…

Ветка вышла на край длинной полуобрушенной анфилады. Высокая, с открытой шеей и ключицами, в пылающем желтом платье, туго обтягивающем талию, с короткими волосами цвета лунного света, она стояла, расставив ноги в черных блестящих сапогах чуть шире, чем пристало деве, и с высоты любовалась на сокровища. Света сейчас было недостаточно, но вдруг откуда-то пахнул сквозняк, огни факелов вспыхнули ярче и затанцевали, и отсветы заиграли в полированных дисках. Прямо в Ветку ударил сноп света, который отразился от шитья на ее платье, от бляхи на ремне, обтягивающем тонкую талию. Ветка смотрела вниз, но вот она подняла голову и устремила взгляд на Торина и других гномов, и на волшебника.

– В ней нет зла, – сказал Гэндальф.

– Мне кажется, она майа, – прошептал Торин. – Мне с самого начала показалось так. Еще тогда, на льду. Майя, пришедшая спасти Эребор.

Если бы Ветка слышала это, она долго смеялась бы на темы «имидж решает все» и “наивного средневековья”. Но волшебника не обманешь; а зрячее сердце короля, призванного вести за собой народ – тем более.

– Я вижу! Вон там! – Ветка показала в угол. – Что-то странное!

Двалин двинулся в указанном направлении первым. Продвигаться по сокровищам не так-то просто; Гэндальф зашел сверху, а Торин, Двалин и Дори пробирались в указанное Веткой место. Разрывая монеты и слитки мечами, они с трудом и нескоро, но откопали три округлых предмета, очертания которых высмотрела Ветка. Каждый из этих предметов был примерно по середину бедра гнома.

– Чудеса… – прошептал Гэндальф.

Торин с Двалином вместе попробовали хотя бы сдвинуть с места один из предметов – не вышло.

– Выглядит как сплошной слиток золота, – сказал Двалин, ударив с размаху по поверхности находки. Молот отскочил, и зал наполнился тяжелым гулом и рокотом. – Но слиток золота такой величины мы с Торином унесли бы без труда. А это не можем даже подвинуть.

– Великая опасность открылась нам в Эреборе, – с нажимом произнес Гэндальф.

– Драконьи яйца, – сказала Ветка убежденно.

========== Глава 11. Майа наугрим ==========

– Самое главное, – прошипел Торин, – пока что – ни слова Даину и его воинам. Найденное останется здесь. Что нам делать, Таркун?

– Никогда я не видел такого чуда из чудес, – сказал Гэндальф. – И я не уверен, что мы сможем убрать отсюда яйца. Мне нужно говорить с Галадриэль. Отчего чудовище оставило это здесь?.. Отчего оно позволило остаться гномам в Эреборе?..

– Вылупятся, и будут жрать гномов и золото, пока не вырастут большими-пребольшими, – сказала Ветка. – И злющими-презлющими. В моем мире известны были такие истории, когда детеныши чудовища были практически неуязвимы и злобны, и росли очень быстро. Пустив в Эребор гномов, и оставив тут достаточно золота, Смауг обеспечил еду потомству.

– Похоже на правду… – прошептал Гэндальф.

– Мы найдем способ поднять яйца, и перенести их куда-нибудь, – сказал Двалин. – Кили уже почти ходит, и с ним эльфийка. Придется ему идти на поправку быстрее. Ольву оставим с Фили, нам каждая пара рук будет нужна. Только вот куда их тащить? Эти яйца?

– В самые нижние галереи, – сказал Гэндальф. – К сердцу горы, в холодные погибшие чертоги, в отработанные шахты. Дальше от золота. И чтобы проход был неширок, и его можно было завалить.

– Если подумать, – сказала Ветка, – вылупление может замедлить или предотвратить холодная вода. Драконы же создания огня?.. Есть у вас тут подземные реки? Вода струится в горе повсеместно.

– Великие праотцы, я думал, наши испытания позади, – прошептал Торин.

– Ну, вы живете на такой славной Арде, – сказала Ветка, – что, с моей точки зрения, все только начинается!

***

Ветка сидела с Фили, и кормила того с ложечки.

Все гномы Торина ушли, сказав Даину и его Железностопам, что отправились производить ревизию в сокровищнице. Зная отношение Торина к отвоеванным ценностям, Даин поверил. Все затруднения были разрешены, и все, что Даин желал, было уже подготовлено; действия кузена выглядели понятными. Ушел и Кили, опираясь на Тауриэль. Та метнула на Ветку хитрый, уже не такой злобный как раньше, взгляд.

– Какие они? Ну… они?

– Здоровые, – тоже шепотом ответила Ветка. – Золотые. На ощупь горячие, Торин и Двалин трогали только в перчатках. Ты главное не волнуйся, твое дело – лежать тихо.

– Ну конечно, – зашептал рыжий. – Я тут лежу пластом, а они там…

– Шшшш!

– А они там такое делают! А если что, я тут так и останусь лежать, как… кусок бревна?

– Ну Фили, ты так тяжко был ранен… хотя гномам, воинам и особенно принцам о ранениях не говорят… что твое дело – лежать и выздоравливать. Еще есть хочешь?

– Нет.

– Отлично… – Ветка поставила на стол миску, вытянула руку Фили из-под одеяла, положила себе на колени.

– Сейчас будем восстанавливать чувствительность пальцев… Это называется массаж. Я не знаю, больно тебе или нет. Поэтому лучше как-нибудь давай мне понять. Сильно или слабо, больно, приятно, неприятно.

– И сразу поможет?

– Если каждый день, утром и вечером, то через месяц поможет, – серьезно ответила Ветка.

Оин описал ей весьма серьезную картину ранения Фили; молодой гном, по человеческим меркам, был не жилец. Он не мог сам сесть – его прибинтовали к широкой доске, обернутой шкурами овец; открытые раны успешно затянулись, но Фили не следовало поднимать или перемещать, пока срастались позвонки и кости. Половина тела пока не двигалась, хотя пальцами обеих ног он, как и показалось Ветке, шевелить мог. По гномским меркам, ситуация была тяжелой, но не угрожающей жизни. И Ветка через некоторое время убедилась – никто не сомневался, что Фили встанет и будет сражаться, как раньше. Просто нужно время.

Ветка тщательно размяла пальцы, ладонь, вспоминая то немногое, что ее учителя говорили о восточной медицине (вот клуша, не прислушивалась почти). Тщательно растерла широкое запястье, предплечье; руку, бицепсы до самой тугой повязки, скрывающей торс парня.

– Не сильно? Не слабо? Сожми мне руку. Не больно?

– Все нормально, – ответил Фили, и улыбнулся – весело, солнечно. И хитренько. У-у, какой! Ветка мысленно прыснула, решив, что за таким девчонки должны ходить просто косяком.

– Как это дядя тебя рискнул со мной оставить?

– А что такое? – Ветка вместе со стулом перебралась на другую сторону ложа Фили. С этой рукой дела обстояли хуже – гном даже не мог удерживать ее на весу.

– Вдруг я к тебе начну приставать?

– Да ты уже начал, вон какой шустрый.

– Значит, не отрицаешь, что Торина это может волновать?

– Вот ей богу, его сейчас совершенно точно волнуют яйца, – ответила Ветка. Фили фыркнул и чуть покраснел.

– Какая ты… языкастая… не пристало деве!

– Ну, я сама решу, что мне пристало, что нет. А если надо будет в туалет, ты, пожалуйста, до Бильбо не терпи. Заодно и это… посмотрим…

– Ну, я сам решу, терпеть мне или не терпеть! Спеть тебе нашу гномскую песню?

Ветка злорадно ухмыльнулась. Достойный ответ в виде неиссякаемого запаса русских похабных частушек, которые страстно любил Иваныч, у нее имелся.

– Ну давай, начинай!

Спустя несколько перепевок хохотали навзрыд оба. Ветка еще и сгоняла стресс, оставшийся после подозрительных бесед Торина и Гэндальфа; Средиземье, думалось ей, это тебе не прогулка по парку.

Культурных барьеров при восприятии песенок друг друга не возникло; более того, и эрудированность и вокальные данные позволили выступать на равных. Фили было больно хохотать, и Ветка прижимала его перебинтованный торс руками – чтобы не сильно сотрясался. Пришел Бильбо и посмеялся просто за компанию.

Потом Ветка, несмотря на протесты, помассировала гному обе ноги. Фили чисто отмыли лекари, и возня с ножищами сорок шестого размера никаких неудобств не доставила. Ветке было очень огорчительно видеть такого крепкого парня беспомощным. Фили во время массажа едва сдерживался от пошлых шуточек, но все же молчал, подкалывал изредка и невредно.

Самой конфликтной процедурой оказалось причесывание волос, усов, бороды, подравнивание и заплетание.

Ветка носила длинные волосы в далеком прошлом, но всегда хвост – плести не умела. Учиться пришлось сходу, а потому, когда явился Торин, запыленный, уставший, а с ним еще два гнома, на широком ложе Фили шла веселая возня. Фили и Ветка чертыхались, ругались друг на друга понятными и непонятными словами, Фили называл ее безрукой ведьмой, а Ветка принца рыжим чудищем. Девушка грозилась взять ножницы и сделать прическу а-ля Двалин, и побрить лицо а-ля Трандуил…

Когда Торин остановился рядом, оба затихли.

– Ну я рад, что вам весело. Фили, тебе еще нужна помощь? Впрочем, с тобой останутся Нори и Оин.

– А почему?..

– Ольва нужна мне, – тяжело сказал Торин.

Фили притих и только смотрел – задорно и печально одновременно.

Ветка встала.

– Торин, я…

– Просто пойдем со мной, ладно?

– Просто? – прошептала Ветка и покосилась на Фили. Тот ободряюще кивнул – ступай, не съедят – и подмигнул. Торин шагал широко; дошел до своих покоев, вошел внутрь. Прошелся влево-вправо; Ветка, подумав и понаблюдав за его манипуляциями, села в широкое мягкое кресло.

– Ольва… нам надо объясниться.

– Я думала, ты извиниться хотел. Вы же вроде меня реабилитировали… оправдали, – сказала Ветка.

– Я хотел бы сказать… хотел бы сказать… что никогда не причиню тебе вреда.

– Ты это уже говорил, – буркнула Ветка.

– Расскажи мне. Я хочу знать. Что с тобой случилось.

Ветка отметила утвердительный тон короля – он не спрашивал, он требовал.

– Сначала ты. Что с яйцами?

– Они несказанно тяжелы, – проговорил Торин. – И вправду полны злой силы. Проклятие осталось в Эреборе, и не кануло вместе со Смаугом в воды озера. Мы с трудом сумели водрузить верхнее яйцо на тележку, которую пришлось для этого делать из сплошного камня и железа. На руках даже все мои гномы вместе со мной, исключая раненых принцев, не сумеют отнести это порождение Смауга в нижние галереи. Будем пробовать везти. Катиться оно не будет из-за веса. И Оин утверждает, что яйца стали горячее. Мы торопимся, как только можем, но сейчас всем вместе там делать нечего – надо доработать тележку, иначе она просядет. Теперь ты.

– Я не могу об этом говорить. Печать молчания лежит на моих устах, – тут же выдала Ветка домашнюю заготовку. – Я поклялась убить обидчика, и до тех пор не скажу ни слова.

– Если это Трандуил, тебе не исполнить задуманного, – покачал головой Торин Дубощит. – Если ты, конечно, не майа.

– Дался тебе Владыка, ну при чем тут он? – поморщилась Ветка. – Или это просто привычка все на него сваливать?

– Ольва, – Торин встал прямо перед Веткой. – Я не готов позвать тебя под венец.

– А надо? – с ужасом спросила девушка. Торин присмотрелся.

– Я… я обнимал тебя. И целовал. Я показал тебе, как ты мне дорога. Я не целовал женщину больше ста лет.

– А я вообще никогда не целовалась, – сказала Ветка. – Твой поцелуй был первым.

Торин вздрогнул и замер, глядя Ветке в глаза.

– Как?..

– Так. Можно обидеть и без поцелуев. Ну включи фантазию, – мрачно сказала Ветка.

– Ольва…

– Я не люблю те воспоминания. Давай вернемся в настоящее? Я, кажется, поняла. Ты король, и должен привести достойную королеву, способную родить детей. Это должна быть гномская женщина. Но Торин, у моего народа не принято так поспешно жениться. Зато нет ничего предосудительного в том, чтобы… дать время сблизиться, узнать друг друга, – Ветка сама не верила в то, что говорит такие вещи, – и быть вместе, но оставаться свободными, совершенно свободными в любых решениях. В любых. Я не готова быть королевой. Совсем. Но…

– Но? – прошептал Торин.

– Я готова… попробовать… если ты не будешь меня пугать… и торопиться… я знаю, мужчинам это трудно… прости, что я такое говорю. Я за себя не вполне отвечаю. Прости.

Ветка отошла и уставилась в зеркало, мерцающее за огнем светильника. Сначала бездумно, а потом более внимательно.

В зеркале проявилась совершенно незнакомая ей девушка.

Намного более красивая, чем Ветка помнила себя когда-либо.

Ветка смотрела во все глаза, и начала понимать, отчего волшебник усмотрел в ее вполне обычных карих глазах отсветы драконьего пламени.

Она менялась! Не внешне. Изнутри.

Из темноты возникли руки Торина с драгоценной диадемой в руках. Это было украшение, предназначавшееся когда-то некоей гномьей красавице. Торин отобрал его в сокровищнице для Ветки.

Руки тихо водрузили венец из желтых топазов, желтого золота и бриллиантов на голову Ветки. Лицо Торина, резкое, мужественное, проступило в зеркале рядом с лицом девушки.

– Ты отважная, – шепнул Торин. – Мало какая женщина рискнет сказать такое. Но ты ведь и не человек, ты майа, верно?..

– Ничего божественного в себе не замечаю, – шепотом и совсем тихо сказала Ветка, разглядывая отражения.

Сердце ее остановилось и затем словно пошло на взлет, начав биться все чаще и сильнее. Торин мягко повернул ее к себе и тоже совсем тихо сказал:

– Обещаю. Не пугать. Не торопиться. Может и трудно, но я смогу.

И Ветка потянулась к могучему королю гномов.

Пылали светильники – два, оставляя спальню подгорного короля почти темной. Ложе было застелено чистым полотном и шелком. Слуг не было тут – Торин ушел утром из разобранной кровати, и она дождалась его вечером. Углы тяжелой, кованой или резной из вековечного дуба мебели, выступали в свете огня.

Торин подхватил Ветку на руки и, не торопясь нести к ложу, поцеловал. Она обняла шею гнома, и неуверенно, сомневаясь, сняла с его головы корону. Положила на столик, за которым висело зеркало.

– Моя майа, – выдохнул Торин Дубощит.

Ветка сейчас не размышляла – она слушала его дыхание и смотрела в синие, как небо над Эребором, глаза; в глаза, которые заглянули в ее душу после самой настоящей битвы, в глаза мужчины, который подарил ей первый поцелуй – и с ним надежду. Ей отчаянно хотелось доверять, даже после того, как он столь быстро переменил свое отношение к ней под влиянием слов волшебника… хотелось.

Торин сделал два шага к кровати, посадил девушку на ложе; сбросил тяжелый полушубок, расстегнул пояс, наручи; и остался в темно-синей рубахе из плотного сукна. Ветка не торопилась разоблачаться, точнее, ей не пришло это в голову. Пока ей было так хорошо таять в колючих, долгих поцелуях короля-под-горой, пропускать между пальцев его великолепные волосы, запоминать звуки дыхания, запах; слушать телом движения рук.

Торин целовал Ветку, удерживая ладони у ее плеч, поглаживая лицо, короткие волосы цвета луны. Венец упал, и никто не поднимал его. Ветка приоткрывала глаза – и видела его рядом, так близко; все морщинки, все волоски широких бровей… и он видел – она смотрит, не прячется от поцелуя; а в этом поцелуе для Ветки сейчас была вся жизнь.

И король верил – эту деву до него не целовал никто. Никто и никогда. Так ли важно, что с ней еще случилось?..

Шея, плечи – Торин осторожно приучал Ветку к своим касаниям, к ощущению плотных, сильных сухих ладоней на теле. Потянулся, снял ремень с широкой блестящей пряжкой. Ветка вздрогнула, но не возражала, хотя Торин и ощутил, как напряглись ее мышцы. Это напомнило ему ласку, которую принимает битая собака – уши прижаты, взгляд исподлобья; каждая жилка в теле девушки, вне ее воли, говорила ему – не бей, погладь; не бей, погладь… и при этом ждала удара.

Узбад сел, снял обувь с себя, с Ветки – стянул ее удивительные узкие сапоги с застежками. Уложил Ветку прямо в платье на ложе; лег рядом сам. Что-то шептал – успокаивал, обещал оставаться рядом, защитить от всего на свете. Ветка тянулась – еще поцелуев, еще, еще, но тело ее продолжало сжиматься под ладонями гнома.

Торин гладил, не снимая платья – грудь, узкую талию, длинную ногу в плотных штанах. И целовал, целовал, не останавливаясь. Ему было этого мало, очень мало. Но узбад обещал. А мужчина все понял.

Ветке хотелось большего. Теперь она могла сказать это определенно. Чего именно – не понять; теснее слиться с твердой ладонью, глубже запустить пальцы в густую гриву с седыми прядями, сильнее прижать голову короля к своей груди…

Торин стащил рубаху. Ветка и представить себе не могла, что он такой громадный. Железные мышцы ходили могучими буграми; грудь поросла густым волосом, спускавшимся куда-то к ремню штанов. Плечи – посечены в десятках битв. Зажившие шрамы накрест пересекают один другой… и сила, огромная сила, которую сейчас узбад сдерживал – ради нее.

Торин ласкал ноги Ветки, пробравшись пальцами под юбку. Огонь в светильниках угасал, метался; Ветка, не разрывая поцелуя, прислушивалась, как рука Торина поднимается бедру. Выше. Еще выше… и, наконец, прикоснулся пальцами к тонкой черной ткани – той чудной одежде, для которой он не знал названия.

В этот момент Ветка дернулась и кубарем скатилась за кровать.

Как ни нежен и романтичен был момент, Торин рассмеялся. Без злобы, с теплом; он ждал чего-то похожего, и нашел реакцию куда как более приемлемой, чем в прошлый раз.

– Забирайся. На сегодня достаточно, – и уложил Ветку рядом, набросив поверх них обоих покрывало. – Можешь даже не раздеваться. Скоро рассвет, мне надо идти… грузить яйца, Моргот их побери…

И вроде бы заснул.

Но Ветке не спалось.

***

Пробуждение Фили было очень, очень ранним.

Ветка растолкала его ни свет, ни заря. Бомбур тихо спал около двери.

– В туалет надо? – сурово спросила Ветка. Девушка была полностью одета, в своем желтом платье, в добротной меховой куртке, плотно застегнутой; возле двери стояла котомка.

– Д-да…

– Давай. Попить надо?

– Н-не откажусь… а что случилось?

– Все спят, – сказала Ветка, – всем надо выспаться. А ты можешь доспать днем. Я не умею писать рунами Арды. Я оставлю тебе устное послание Торину. Это важно.

– Ты… ты что же?

– Я сейчас уеду. Заберу одного из пони, которые остались там, внизу, на которых возили припасы из Дейла, – сказала Ветка. – Кроме того, я забираю подарок Торина и немного монет, которые нашла в его спальне. Буду должна. Но судя по сокровищнице, от него не убудет. Запоминай. Запоминаешь?

– Да, но…

– Прости меня, пожалуйста. Ты самый лучший на свете. Но пока я не справилась со своим прошлым, я не могу быть с тобой. Пожалуйста, стань счастливым, ищи свою королеву гномов. Я вернусь, как только смогу. Если только смогу. И если буду тебе еще нужна. Запомнил?

– Ольва!

Ветка серьезно посмотрела на Фили. Нагнулась, поцеловала его в губы – просто чмокнула, не дав ухватить себя здоровой рукой.

– Выздоравливай, Фили. Надеюсь потанцевать с тобой. Ладно?

========== Глава 12. Дейл ==========

Ранним утром, на небольшой лохматой лошадке, после оживленной перепалки со стражниками Даина, стоявшими у ворот, Ветка выехала из Эребора.

К большому широкому седлу, из-под которого, как показалось Ветке, едва торчали уши и хвост ее нового приятеля, был приторочен дорожный скарб, собранный девушкой в основном в ее собственной комнате. Большое покрывало из овчины, свернутое тугим рулоном, кое-какая одежда впрок.

Желтое платье с высоким разрезом спереди позволяло спокойно ехать верхом. Меховая куртка из шкур какого-то драгоценного зверька, которую Ветка состряпала из широкой короткой шубы, отлично согревала – на Средиземье опускалась зима.

На куртку Ветка накинула широкий серый плащ, найденный Двалином где-то в недрах Эребора. Девушка уже смекнула, что в этом мире лучше путешествовать по возможности инкогнито, и что плащ никогда и ни в какой ситуации не помешает – это и палатка, и одеяло, и маскировка, и теплая одежда, и защита от дождя.

Особенно для тех, кто в пути.

Ветка чувствовала себя предательницей.

Она знала точно, что Торин будет в гневе, а может, и в отчаянии. Волшебник уехал, как только началась возня с перекатыванием яиц; он сказал, что пришлет сюда Радагаста, а сам вернется тотчас, как навестит Галадриэль. Так что Торину будет и некогда, и некого послать за ней. Даже если он и захочет. Пока же Ветке показалось, что этот удивительный синеглазый мужчина столь горд, что обида его может оказаться куда сильнее, чем желание ее вернуть.

Ветка тихонько вздохнула. Она отъезжала от Эребора галопом, и затем по мере сил лохматого конька цокала неспешной рысцой по едва заметной, но уже начавшей оживать дороге, которая петляла в холмах и перелесках, соединяя Эребор и Дейл.

Гора всегда оставалась позади, и вот чудеса – чем дальше отъезжала девушка, тем величественнее и грознее выглядела.

Город же то пропадал за поворотами, то снова открывался, залитый золотыми лучами осеннего солнца.

И хотя руины пока оставались руинами, что-то поменялось, как будто тлен забвения и серый пепел, оставленный драконом, был сметен со стен заботливыми руками.

Дейл оживал.

Ветка думала о Торине. Она не заснула ни на минуту, и в конце концов сбежала – от невыносимого стыда. Ей показалось, что она ведет себя столь мелочно, и столь унизительно – он воин, герой, прошедший через неслыханные страдания, совершивший множество подвигов; а она – закомплексованная дурочка, которая просит его «не торопиться». Если бы она могла… если бы она была нормальной женщиной… Торин восстанавливал бы возле нее силы, и может, это помогло бы ему. Ветке пока не приходило в голову, что это – вот то самое, и не выговорить! – может нравиться и ей. Поцелуи да, а прочее надо перетерпеть, так как это всегда боль, отвращение, использование и унижение мужчиной женщины (в иное она не верила). Днем тебя могут уважать, и даже может немножко любить, а ночью… ночью вот такие приколы.

Ветка даже не помыслила о том, что сейчас она, оторвавшись от тех, кого уже засчитала друзьями, в незнакомой стране едет в незнакомый город. Не пришло в голову напугаться или начать себя накручивать – голова была занята славными комплексами, наработанными давным-давно.

Ветка не видела себя со стороны, хотя и догадалась, что она уже отличается от той, что была ранее.

Если бы она посмотрела на огромную пустую равнину, где кое-где валялось начинавшее ржаветь орочье оружие – о, она бы смогла многое понять. О себе и о своих силах. Но Ветка думала о широких плечах короля, о его тяжелой каменной мускулатуре, синих глазах.

Ветка тяжело вздохнула. И не думать невозможно, и думать невыносимо.

Ладно.

Ветка подобрала повод – что необученная скотина тут же восприняла как сигнал остановиться; тогда девушка сломала веточку – сигнал, понятный всем лошадям, во всех мирах. Пушистик навострил небольшие меховые уши, и бодро потрусил, выбивая из дороги пыль вместе с изморозью.

Врата Дейла горделиво блистали на положенном им месте, что пока что никак не компенсировало проломов в стенах слева и справа. Стража стояла пестрая – и мужчины, и женщины вперемешку. Ветка, не считая нужным беспокоить петли врат города, подъехала к пролому, который охраняли дама средних лет и небольшой мужичонка, но все же уже не с вилами или граблями, а с мечом и алебардой, в кирасе, и крикнула:

– Можно проехать в город? Я хочу остановиться на каком-нибудь постоялом дворе, и передохнуть.

– Дейл пока разрушен, – отвечала ей женщина. – Посторонних не пускаем, надо спросить правителя!

Ветка вспомнила стройного черноглазого мужчину, который сверху показался ей забавным на совещании королей.

– Барда?

– Или кого-нибудь из старшей стражи. Кто ты и откуда?

– Я прибыла из Эребора. Меня зовут Ветка. Бард должен вспомнить… меня. Скажите ему – Торин, Трандуил, лед, девушка.

– Жди здесь.

Ветка бросила повод на шею Пушистику, и расслабилась, одновременно поглядывая на совсем молодого лучника – мальчишку, который стоял наверху на обломке стены, нацелив на нее стрелу, лежащую на натянутом луке. Ох, и досталось в последней битве всем – и гномам, и людям, и эльфам.

Стражники разошлись – да, так и есть, тот самый брюнет. Правда, одежка не такая помпезная, как на встрече королей, но и не такая зашмыганная, как на озере, когда Бард поднялся туда с Трандуилом.

– Это вы!

– Я, – ответила Ветка.

– Что вы тут делаете?

– Хочу отдохнуть день-два в Дейле, и дальше отправляюсь в Сумеречный лес. Мне нужны карты, кое-какие припасы. У меня есть деньги. Немного… но есть.

– Впустить, – коротко сказал Бард, и стражники посторонились.

Ветка ехала по узкой улице города… и наслаждалась.

Везде были очевидные доказательства недавней битвы. То валяется орочий шлем, то видны посеченые мечами камни, и высохшая, побуревшая лужа крови внизу…

Туши троллей, варгов, орков и прочей нечисти, как знала Ветка, помогли вынести из Дейла эльфы. Люди ходили по улицам – много; лица светлые, исполненные надежды. Такое ощущение, что даже тех, кого в войну постигло несчастье, уверились в начале новой, лучшей жизни.

Бард придерживал Пушистика за повод. И рассказывал. Здесь главная площадь, здесь восстанавливается ратуша, и пока живет он со своими детьми; здесь лазарет – раненых и покалеченных осталось очень много. Всеми ими занимаются врачеватели, которых уже успели привезти из других людских городов – вместе с первыми припасами.

Но Ветка думала о другом.

В Эреборе она не могла оценить, как сильно ее гнетут полутемные помещения (хотя гномы и говорили, что позже будет много света), каменные стены, своды над головой, отсутствие окон, воздуха, хотя затхлости нигде и не было.

Она сиживала подолгу на балконах города-горы, разглядывая горизонт, и даже не предполагала, как утомилась в просторных подземельях. Как не хватало ей лошади, дороги; ощущения открытого воздуха, свободы движения; как утомили суровые Железностопы, приземистые, недружелюбные, совсем непохожие на ватагу Торина Дубощита.