Текст книги "Надейся (СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Она прижалась к широкой спине – так плотно, как только смогла, до последней клеточки, крепко обняла его, и чуть враспев забормотала всякую ерунду – все подряд, что приходило ей в голову. «Мэглин, ты такой хороший, просто замечательный, ты сейчас согреешься, и всякая бяка уйдет, будешь новеньким и сильным, как раньше, все ранки твои заживут, и ты перестанешь забивать себе голову ерундой, и будешь счастливым, и жить будешь долго-долго, и расскажешь, где твои сыновья, они тоже наверняка классные, вот честное слово, из эльфов и людей ты самый замечательный, самый добрый, самый заботливый, я таких никогда не видела, я так рада, что мы познакомились, спи крепче, выздоравливай, я буду рядом, и плевать мне на то, кто кому чего должен, я просто знаю, что я тебя никогда не брошу, и ты меня не бросишь, какие у тебя классные ушки остроконечные, а что, вы умеете их настораживать, и наверное и слышите и видите лучше людей, вот видишь, ты уже согрелся, это хороший сибирский метод – так у нас в холодных странах люди делили одну болезнь на двоих, и она быстро проходила, спи, мой замечательный, я здесь, ты скоро поправишься»…

И Ветка уснула сама – прижавшись носом к шее Мэглина. Эльф не казался больше ни холодным, ни горячим, ни липким от пота.

Наутро Ветка проснулась от голосов, беседующих на дивном наречии. Она лежала на кровати одна, плотно укутанная одеялом. Ледяной ливень за окном сменился густым снегопадом – Ветка увидела падающие снежинки, и это придало всему, что происходило, особый оттенок сказочности, изменив звуки, изменив освещение.

Синувирстивиэль уже заканчивала зашивать рану на бедре Мэглина – он сидел хоть и без штанов, но в рубахе. На столике стоял легкий завтрак – несколько плотно закрытых горшочков и свертков, пахло свежими пирогами.

– Я бы не рискнула отправлять тебя в поход, – перешла на вестрон целительница. – Ты еще слаб. Еще хотя бы четыре-пять дней…

– А есть ли у нас эти дни? Я не отпущу Трандуила одного.

– Ты лучше говори – не отпустишь без себя. Перестань возиться с ним, как с ребенком, просто потому, что он дружил в раннем детстве с твоим старшим сыном. С ним будет Лантир, и Эйтар, и множество других эльфов, в том числе, ривенделлцы. Лорд Элронд прислал достойнейших. И из Лотлориена прибудут те, кто везет стрелы… возможно, сам Халдир. Останься здесь, если желаешь – с ней, и просто отдыхай.

– И не подумаю, Виэль. Ты видишь, я здоров.

Синувирстивиэль посмотрела прямо на Ветку и… улыбнулась ей.

Ветка чуть с кровати не упала от изумления.

Открытая улыбка… эльфийской девы? Ей? Ветке? Улыбка была столь тепла, а лицо строгой Виэли так осветилось нежностью и лаской, что девушка чуть было не улыбнулась в ответ.

– Я впервые вижу, чтобы люди так использовали целительные приговоры,– сказала Синувирстивиэль. – Ты справилась, девочка, и лучше, чем я могла себе представить. Ты в самом деле открыла сердце, и использовала женскую силу и ласку, чтобы помочь Мэглину.

– Я не умею целить, – буркнула Ветка, дотягиваясь до сорочки. – Этот метод у нас назывался сибирским аспирином, в отличие от еврейского аспирина. Мне Иваныч… рассказывал… когда он служил в Приморье, так лечились, причем не обязательно женщинами. Мужчины тоже могли. Как бы делишь болезнь пополам. Так что эта… ласка тут не при делах. Просто… ну… от другого тела согреваешься глубже.

Оба эльфа смотрели и улыбались.

От сладостности этой сцены у Ветки заломило зубы.

– А еврейский аспирин? – задала профессиональный вопрос Синувирстивиэль.

– Просто крепкий куриный бульон. Из желтой старой страшной домашней курицы. Варить надо несколько часов.

– Тогда именно его я и принесла в горшочке, – улыбнулась целительница. И чего она раньше казалась такой гадкой? – Завтракайте. Сегодня ведите себя осторожнее. Мэглин… Ольва. Следите за повязкой. Я все зашила, но все равно мазь надо менять часто. Теперь это заживляющая мазь. Яд ушел. Я оставлю… вас.

– Синувре… сивирстиву… Виэль, нет никакого нас. Я не совсем понимаю, что происходит, но мы с Мэглином друзья. Я тоже его люблю, как и все, как друг, – сказала Ветка.

Эльфийка рассмеялась – по комнате просыпались хрустальные бусы на серебряный поднос…

– Я подберу у мастериц и пришлю вам зимние одежды и одежды для бала. Если Владыка не сорвется с места сегодня, завтра будем встречать зиму.

– А послезавтра… – прошептал Мэглин. – Послезавтра…

========== Глава 22. Бальное платье ==========

Небо сделалось зимним и седым. И чистым – драконов не было видно. Трандуил не раз и не два думал, что, возможно, и перегнул палку, оповещая Лотлориен и Ривенделл – но то, о чем ему сообщила Ольва, подтверждали и его чувства, и его сны – тяжкие, сложные. Он ощущал снова забившееся сердце зла там, под горой – пусть и не располагался Эребор в Сумеречном лесу, но все же был достаточно близок к его границам.

Короля тревожило, что из тоннелей, проложенных червями-оборотнями, не исходит никаких орочьих отрядов – равнина между Эребором и Дейлом была мирной и тихой, как в какие-нибудь давние и добрые волшебные времена. Это указывало Трандуилу на зло, которое может заново стягивать силы под влиянием единой воли.

Но пока пустошь Смауга попеременно засыпало первым нестойким снегом, который сдували ветра с гор и озера. И была она тиха и спокойна.

Король эльфов собрал не две сотни, как думал вначале, а три. Эльфы готовились отпраздновать наступление зимы, Ночь танцующих снежинок, или же Ночь лунного серебра, и отправиться к Дейлу.

Дейл рос и хорошел – тому поспособствовало и золото гномов, и управление мудрого короля. Несмотря на то, что времени прошло совсем мало, люди Дейла полностью восстановили стены града, двое врат – восточные и западные, и занимались домами и улицами – в зимнюю пору на земле делать было нечего. Однако Дейл закупил и скот, и лошадей, и пони, и провизию. Бард оделял всех по справедливости и присматривал почти за каждым жителем Дейла – а это было не так легко, уцелевших оказалось семь тысяч жителей.

Почти в каждой семье были потери, и Бард выступал теперь также главным сватом и тамадой на свадьбах, собирая разбитое прежнее в новое целое. Гуляли ярко, по несколько свадеб в день – чтобы праздниками и угощениями скорее изгнать тягостные воспоминания о Битве Пяти Воинств.

На письмо, что вблизи города скоро появятся эльфийские дружины, Бард ответил приветливо, но осторожно – он не видел необходимости в таком событии, но между строк прочитал, что, возможно, у короля Леса была веская причина явиться, а потому и не сопротивлялся.

Также ожидалось, что в эту поездку Трандуил и Бард более детально обсудят новые торговые договоры.

На весну Бард планировал начать и восстановление Эсгарота, на сей раз на берегу. Крошечный остров, который в прошлом был сердцем Эсгарота, погиб под тушей дракона, и Бард более не желал доверять благополучие своих людей непрочным сваям.

Эребор хранил молчание. В него раз или два входили караваны пони, затем его покинули Железностопы Даина, двигаясь с неслыханной поспешностью для гномов и унося золото. Ходили слухи, что по дороге остатки Даинова воинства сильно беспокоили орки, но вблизи Эребора воинственные гномы прошли без помех и исчезли в горах.

В то же время явилась вереница гномов из Ториновых чертогов – половина рода осталась в Синих горах, половина вернулась в вотчину. Гномы, числом около двухсот, мужчины и женщины, вошли внутрь Эребора… и все снова затихло.

Трандуил не слал письма Торину, и Торин также молчал. Бард не знал, что происходит под горой – если работы в Дейле были видны всем желающим, то гора была постоянно и плотно закрыта, врата встали на свое место и более не открывались.

Не вернулась в Лихолесье и Тауриэль.

Прилетел Корхаур, величественный подчиненный Гваихира, и занял место на Вороньей высоте. Люди не видели его – за пищей орел летал на другую сторону горной гряды. Но прибывший Халдир и эльфы Лориена подтвердили – леди Галадриэль обеспокоена происходящим, и именно она просила великого короля орлов отрядить воина для надзора за Эребором. Ничего дельного Халдир сказать не смог – видения в зеркале Галадриэль были на сей раз особенно туманными, но роковым образом касающимися, несомненно, Трандуила. Пересказать их попробовал Митрандир, явившийся вместе с черными стрелами. Удачным рассказ не вышел.

Прибывшие из Ривенделла эльфы доставили на тяжелой повозке стреломет – он был поломан, но мастера Элронда починили его перед отправкой. Стреломет был плотно укутан кожами. Также из Ривенделла приехал и Даэмар – и сообщил, что в данный момент Леголас находится там, и пребывает в полной безопасности. Он обрел новых друзей, и пока что остается в благословенном краю лесов и водопадов.

Видения Галадриэль относительно него самого ничуть не обеспокоили Трандуила – он уже знал два десятка таковых, канувших в небытие. Большинство предречений волшебницы сбывались… за исключением тех, которые оказывались неверны. А вот то, что на границах Сумеречья разом затихли все пауки и злобные твари – это Трандуилу совершенно не понравилось, и он вдвое усилил кордоны перед своей планируемой отлучкой. Настроение его улучшилось – он получил новости о сыне, подтверждение своих опасений насчет драконов от Белого совета, оружие и поддержку орла.

***

Следующие сутки после ночи, когда пошел снег, Ветка рассказывала Мэглину русские народные сказки… и все о Голдшлегере Герцеге – его привычки, спортивные достижения и много-много других подробностей, которые Мэглин слушал, иногда смеясь, а иногда непочтительно засыпая на самых драматических моментах. Он никак не прокомментировал то, что Герц теперь принадлежит Трандуилу… и никак не утешал Ветку. Она сама себя утешала.

Еще через день Ветка и Мэглин собирались на бал. Ветка хотела было отвертеться… но Мэглин спросил, не боится ли она Трандуила, и вопрос был решен. От Синувирстивиэль им доставили сверток с одеждой, и Мэглин принялся облачаться.

– Ольва, – спросил он вдруг. – Ты так уверена, что я не люблю тебя, отчего?

Ветка, которая решила одеться позже, поперхнулась вином.

– Ну, ты сам сказал, и даже добавил, что второй раз с бурно стареющей женой ты не потянешь.

– Ты сказала об этом раньше, чем я рассказал тебе.

– Ну-э-э… – Ветка призадумалась. А какие она знает критерии любви? На что, в самом деле, она опиралась? После анализа эмоциональной шелухи вывод остался любопытный, но неожиданный для самой девушки.

– Ты э-э-э…

Мэглин ждал, стоя вполоборота и разбираясь с доставленной одеждой. Его прежнюю, рваную, перепачканную и изуродованную, унесли вместе с доспехами.

– Ну?

– Не нукай, не запряг. Ну, мы спали вместе, и ты э-э-э… не проявлял желания. Ты купал меня голую в озерке. И тоже ничего. Я бы э-э, заметила. И вчера. Мы же сегодня спали снова вместе, а ты уже не так уж и болен.

– Интересно, – Мэглин усмехнулся, проводя гребнем по волосам. – То есть ты определяешь любовь как веление плоти? Это одно и то же? И по-твоему, влюбленный мужчина проявляет это веление, лишь только ему представится возможность? Или ты считаешь, что я так дурно управляю телом, что не совладал бы с собой?

– Это сложно, – сурово сказала Ветка. – Сложно все, о чем ты говоришь и спрашиваешь. Целое дело.

Мэглин повернулся с интересом.

– А если желание проявляется без любви? Любовь – чувство духовное, притяжение фэа. История эльфов знает случаи невероятной любви, когда двое любящих никогда и ни разу не соединились и даже было, что они и не нуждались в этом. Голос плоти – другое. Иногда он говорит весьма громко. Но это не будет любовь. Моя плоть молчала – и ты сделала выводы и о моей душе тоже?

– Ты меня запутал совсем, – пробормотала Ветка. – То есть эльфы могут… это… спать без любви?

– Эльфы вплетены в ткань Арды. Мы любим все живое, и всю жизнь, что есть здесь. Мы творим искусство, это наша миссия и предназначение, хотя мы и воюем – оружие есть следствие искажения Арды, следствие диссонансных нот творения, хотя и оно по-своему прекрасно. Каждый делает что-то так, как никто другой – печет хлеб, которым мы завтракали, шьет одежду, которую мы сейчас наденем, играет, поет, слагает стихи, танцует. Во всем, что мы делаем здесь, в этом мире, в каждом жесте или движении есть наша любовь к миру и к красоте. Если люди, которые пришли после нас, младшие дети Эру Илуватра прекрасны – отчего бы не восхищаться их красотой? И не стремиться прикоснуться к ней?

– Ты меня прости, Мэглин, но это ликбез какой-то, только в очень сложной форме, – сказала Ветка. – У меня в голове все уже попуталось. То вы любите один-два раза, и можете физически… эээ… нуу… только с одним, ну двумя живыми существами за всю жизнь. То оказывается, что в случае любви физическая близость не обязательна, но зато может быть от любви отдельно, как потакание голосу плоти. И для более тесного общения с красотой, Арды, надо думать. И часто так бывает?

– Иногда, – легко сказал Мэглин. – Не часто. Смотря о ком речь. Каждый решает этот вопрос по-своему. Я могу рассказать лишь о себе. Я говорил о двух девах, о двух моих женах. Была третья. Я провел с ней всего ночь. Это было в огромном городе людей, а я не хотел, чтобы меня видели. Я наугад забрался в окно комнаты… а к вечеру туда пришла она, это оказалась ее спальня. Я не знаю ее имени. Я не знаю, стал ли отцом полуэльфа. Я уходил, и никогда не собирался туда вернуться. Я оставил ей свой талисман – зеленый камень на шнурке, и просил передать ребенку, если он будет. Это было всего раз, Ольва, но было.

Ветка сидела, сжав в руках какую-то вышитую тряпицу, которую она перед этим изучала, и смотрела на Мэглина широко раскрытыми глазами.

Ветка видела не его, а юную, немного пухлую девушку… только-только вступившую в пору зрелости… с волосами до ягодиц, нежную, бережно хранимую матерью – вот малышка поднимается в свою спальню… там все в стиле прованс – кружева и милые вышивки, белое и голубое, и еще плюшевые мишки… А в затемненном углу беззвучно притаился красавец эльф. Зеленые глаза, длинные волосы, стать…

– Ольва-а! Ау!

– Вот это да, – с завистью прошептала Ветка. Помотала головой. Мэглин беззвучно хохотал, и, с трудом успокоившись, заговорил дальше.

– Вообще-то я рассказывал тебе, как я ужасен. Как ужасны могут быть мужчины, даже эльфы, – объявил он.

– Мэглин, три дамы за пять тысяч лет, или сколько там тебе, – сущая ерунда, – сказала Ветка. – Если ты, конечно, коварно не утаил еще, например, одну. А тебя я теперь люблю еще больше, – и помотала головой, отгоняя острое сожаление, что не она была той юной горожанкой.

Мэглин посмотрел на Ветку весело и изумленно, потом фыркнул. Оправился и повернулся.

Ветка молниеносно вернулась в реальность.

Мэглин был одет в узкие узорчатые сапоги цвета бронзы, которые заканчивались как раз на границе с изумрудным кафтаном, шитым бронзовой нитью и мелкими сверкающими камнями.

Узоры по кафтану шли в виде листьев лилии и камыша. Вниз были надеты узкие штаны темно-коричневого цвета, а под кафтан – сложно скроенная рубаха из тонких полотен белого и светло-зеленого цвета. Как обычно, в разрезе рукава кафтана, рукав рубашки, украшенный позументом, спускался практически до пальцев, образуя старательно вышитый клин. На пальцах – перстни. Волосы гладко расчесаны и заплетены возле лица в тонкие косы – по три с каждой стороны. Косички Мэглин закрепил зажимами, на лоб надел бронзовый венец, а ворот кафтана украсил светлой серебряной брошью в виде цветка лилии, из-под которого выглядывали два золотых листочка и длинные переплетённые стебли. На кресле лежал подбитый белоснежным мехом изумрудный бархатный плащ – недлинный, также до верхнего края сапог, с капюшоном. Ветка, которая видела Мэглина либо в полевой, либо в боевой одежде и доспехах, открыла рот, мельком пожалев о потерянном кевларовом шлеме с таким удобным ремнем под подбородком.

Мэглин был хорош и голым, и пока выздоравливал – в легких брюках почти без вышивки, в рубахе; и в доспехах, но сейчас перед Веткой стоял сказочный принц, способный соперничать с самим Трандуилом. Мэглин смотрел прямо на Ветку.

– Ты просто обалденно выглядишь! – в конце концов выдавила она. – После бесед про любовь и близость – то, что надо. Я даже не могу до конца осознать, что сегодня делила с тобой одно одеяло.

– Мы очень любим праздники и хорошую одежду, – улыбнулся Мэглин. – Я думаю, тебе тоже стоит переодеться. Я подожду снаружи, не торопись.

Ветка кивнула и занялась собственной одеждой.

Спустя час (пообещав десять минут) Ветка выскочила наружу.

На сей раз приготовленное ей платье было без обычного разреза спереди, хотя тонкие брюки вниз полагались и под него. Белые сапоги с серебряным тиснением были полностью закрыты длинным подолом из многослойного белого и желтого шелка. Узкий лиф из узорчатой золотой парчи облегал стан, а широкие рукава свисали почти до земли. Ворот стоял торчком, а вдоль узкого вертикального разреза спереди шла драгоценная вышивка.

Ветка чуть ли не впервые в жизни пожалела, что остриглась – но короткую стрижку компенсировала диадема Торина Дубощита, сверкающая и сияющая. Тот, кто подбирал Ветке наряд, точно знал о существовании украшения.

Правда, на пальцах не было перстней, на запястьях – браслетов, и уши у Ветки также не были проколоты, но… она ощущала себя сказочной принцессой. Это было словно первое прикосновение взросления, когда девочке в двенадцать лет хочется встать на каблуки и взять мамино свадебное платье – То Самое, Настоящее Первое Бальное Платье.

В руке Ветка держала парчовую накидку на меху… и замерла, растерянная, напряженная.

Мэглин улыбнулся, отслонился от дерева. Подошел, встал рядом. Вытянул руку:

– Вот так.

Ветка положила свою руку на руку Мэглина… робко спросила:

– А у тебя рука не устанет?

– Ну, это только для торжественного начала бала, – усмехнулся лесной стражник. – Дальше все будет намного проще.

Ветка дернулась:

– Нет, я все-таки не могу, давай я останусь…

Но зеленоглазый эльф поймал ее за кисть руки:

– Так ты трусиха?

И Ветка молча пошла за ним. Пошла, привыкая к ощущению ткани, обнимающей ноги; к ощущению стана, туго затянутого тканью драгоценного платья, к короне на голове. Виват, костюмные фильмы далекого прошлого.

Уже вблизи врат Мэглин остановился.

– Ольва… будет бал. Будет… Владыка. Ты выглядишь, как чудесная иноземная принцесса. Ольва…

Ветка безмолвно уставилась на Мэглина. В голове ее с трудом доваривалась круто замешанная каша.

– Слушай, ты так долго разъяснял мне обычаи и традиции эльфов… я так понимаю, что Трандуил бабник, каких поискать? Ты хотел объяснить, что у вас, и как? Предостеречь меня? Так я…

– Отчасти… насколько возможно, Ольва. Но нет, не бабник.

– Он… мужеложец?!.

– Великие валар, нет, откуда у тебя все время идеи о мужчинах с мужчинами?.. Я знаю о таком, иногда такое случается, но это столь постыдно, что… словом, нет.

– Тогда что?

Мэглин помолчал.

– Трандуил хранит верность супруге, хотя она, уходя родами, и не просила с него вековечной клятвы. Вблизи него всегда нежнейшие и прекраснейшие из дев. Но он, не произнося вслух своего намерения хранить телесную чистоту, ни разу не…

Мэглин взглянул на горящие морготовым огнем очи Ветки, и тяжело вздохнул.

– Я тебя никогда не пойму… ты ни разу не отреагировала так, как я ждал, дружок. Пойдем. Сегодня ты будешь моей дамой. И не брыкайся, если я вдруг тебя поцелую. Такой вечер. Помни, моя плоть в надежных руках, и она тебе не грозит.

Ветка скисла от смеха, и повисла на локте Мэглина.

– Великий Эру, надеюсь, что в штанах все-таки… в надежных штанах.

========== Глава 23. Бал ==========

Ветка смотрела на все, что происходило вокруг – на дворец в праздничном убранстве, на лес, на теряющие последние листья деревья и даже на звездное небо – широко раскрытыми глазами.

Мэглин успел объяснить ей, что на нескольких самых больших полянах вокруг дворца, и в главном дворцовом зале, и во всех поселениях эльфов, которые есть в Сумеречном Лесу, сейчас готовятся начать праздник. Выбраны музыканты, и везде – Королевы бала, которые будут управлять танцами и торжеством.

Кроме чертогов, разумеется. Во дворце управителем бала будет сам лесной король, Владыка Трандуил.

Вокруг полян поставили столики с легкими закусками и винами – каждый вынес один столик из своего дома, и получилось достаточно.

– У нас такой способ подавать угощение тоже есть, – сказала Ветка. – А нам обязательно идти в чертоги, или может… на какой-нибудь поляне останемся?

– Я иду в чертоги, – сказал Мэглин. – И вроде как мы уже обсудили с тобой этот вопрос?

И Ветка затихла, поддавшись очарованию вечера.

Все встреченные были прекрасны, как… как эльфы.

Очень скоро Ветка поняла, что ее роскошное платье – не лучше и не хуже большинства нарядов, которые были на гостях в этот вечер. И Ветка, которая вообще не была тряпочницей по природе, просто любовалась на легкие силуэты, летящие платья в пол, вышивку, мерцающее шитье и переливы мехов; слушала приглушенный смех, и везде видела сияющие глаза – глаза созданий, бесконечно радующихся тихому вечеру и пышным снежинкам, которые падали с темно-синего неба.

Вперемешку со снежинками кружились какие-то маленькие огоньки, то собираясь в завитки, то разбегаясь – Ветка попробовала поймать один, но он словно прошел сквозь ее ладонь.

Ветка думала, что, когда они с Мэглином войдут в зал, все сразу ахнут. Но вокруг было так много прекрасных пар и эльфов с эльфийками поодиночке, что их собственное восшествие осталось незамеченным. Ветка крепко держала Мэглина за руку – не за всю руку, а за два пальца, как будто она была маленькой девочкой, а он – отцом.

– Как красиво…

В тронный зал допустили изморозь – и верхушки колонн серебрились инеем. Но было тепло, хотя сквозь потолок волшебным образом и пролетали снежинки. Зал выглядел и укрытым, и полностью проницаемым для ночи, звезд и для снега – и это было невыносимо красиво.

Трандуил, в сверкающем белом и синем, сидел на троне – так высоко, словно парил над залом. Двумя или тремя ступенями ниже Владыки стоял незнакомый Ветке эльф со светлыми волосами, и еще чуть ниже двое темноволосых, видимо, на сегодня особо приближенных к лесному королю.

Но вот на небе, несмотря на снегопад, проглянул яркий месяц, едва-едва наметившийся тонкий серп растущей Луны.

Трандуил встал. В руке у него был небольшой колокольчик; король позвонил, привлекая внимание – зал затих.

И Владыка заговорил.

Ветка не понимала ни слова, но радовалась звукам низкого голоса и изумительно красивого языка. Пока король говорил, а потом и пел, Ветка видела, как огоньки, собравшиеся в зале, описывают круги вокруг него, и вокруг всех гостей, и словно сгустились и умножились числом.

Но вот песню Трандуила подхватили музыканты. Голос его звучал бархатным баритоном, в который сперва вплелись ноты, взятые арфами; затем включились другие музыкальные инструменты, и затем король умолк, а играла лишь музыка. Все словно ждали чего-то.

– Padarhiw! Gellam! – громко сказал вдруг Трандуил, и широко раскинул руки – мантия взлетела серебряными крыльями. И добавил на вестроне:

– Зима пришла! Ликуйте!

И повернулся к блондину, который стоял там, наверху у трона. Повернулся… и поцеловал того в губы.

Мир Ветки успел перекувыркнуться несколько раз, пока она не ощутила на своих губах прикосновение губ Мэглина – легкое, едва-едва. Завертела головой – эльфы, мужчины и женщины, поздравляли друг друга, и касались губами губ. Мэглин хохотал – очень искренне, но совершенно беззвучно. Ветка насупилась. Не предупредил! Нарочно не предупредил!

Совершенно незнакомый эльф спокойно взял ее за плечи, и, ласково заглянув в глаза, коснулся устами уст. Ветка замерла… Мэглин отошел от нее, и так же поздравлял и обнимал… и целовал эльфов и эльфиек, находившихся поодаль.

Трандуил тем временем приложился к губам обоих брюнетов, и все трое стоявших у его трона спустились в зал, а сам Владыка опустился в кресло, чуть сполз по трону, и закинул ногу на ногу.

Ветка подумала, а что будет, если она сунется к кому-нибудь малознакомому с поцелуями – но ее саму целовали и целовали. Легкое прикосновение, новый запах волос и одежды – ягоды, лес, цветы, зелень, вода, новый взгляд – глаза в глаза – и снова, тихие поздравления на незнакомом языке, и новые прикосновения к устам.

– Это торжественная часть, – сказал Мэглин, возвращаясь к Ветке откуда-то из недр зала, – сейчас все поздравят тех, кого желают, и начнутся танцы. В любой момент можно выпить вина или поесть – столы стоят вдоль стен. И поцеловать того, кого хочешь, можно в течение всего вечера.

– Ты знаешь… это так красиво… вправду чувствуешь, что вы – единый народ! Я… мне так понравилось!

– Так иди и целуй еще, – усмехнулся Мэглин. Из полутьмы вынырнул Даэмар, прекрасный, как бог, в темно-синем и светло-желтом. Мэглин и синда обвили руками предплечья друг друга, и поцеловались – так, что у Ветки снова зародились какие-то нехорошие подозрения. Мэглин поймал ее взор, рассмеялся, сказал следопыту несколько слов. Тот уставился на Ветку с любопытством, потом потянулся и поцеловал, пожалуй, чуть крепче, чем другие. Его губы имели вкус терна и вина.

Только Ветка размякла и собралась сама начать проявлять активность, как из полутьмы зала, подсвеченной свечами, Луной и огоньками, появилась стройная дева, прекрасная, как богиня… Ветка узнала Тиллинэль, но, прежде, чем сумела среагировать, Тиллинель точно так же, как и другие эльфы, обвила ее предплечья своими руками, и прикоснулась к губам в поцелуе.

Поцелуй затянулся.

Девушки жгли друг друга взглядами – так, что эльфы вокруг начали обращать внимание; раздались смешки; мягкие крепкие руки развели барышень. Ветка вытерла губы – мало ли, яду напускала. Тиллинель тоже. Тиллинель ушла с Галионом, а Ветку на всякий случай придерживал Мэглин.

Тиллинэль пахла розой и лимоном.

Ветка тем временем приметила движение на лестнице трона – к Трандуилу поднималась… Эллениль?.. Эльфийка, которая судила соревнование за Герца наравне с мужчинами. Белоснежные и розовые одежды, тонкий стан, захваченный чем-то нестерпимо сверкающим… Дева словно проплыла над ступенями, не споткнувшись и не теряя горделивую осанку. Владыка приветливо встал навстречу, нагнулся для поцелуя, и снова сел, приняв прежнюю позу. Эллениль осталась наверху, опустившись на пол у трона. Видно было, что эллет, подняв глаза к Трандуилу, просит его о чем-то.

– Танец клянчит? – невольно спросила Ветка. Мэглин улыбнулся.

– Скорее всего, да. Если ты хочешь поздравить Владыку, тебе придется идти туда. Видишь, ему досталось сегодня всего четыре поцелуя.

– Это намного больше, чем ничего, – фыркнула Ветка. – Нет уж, я туда не полезу. А скоро танцы?

– Скоро…

И снова – теплые незнакомые руки и поцелуи. А вот и эльф со светлыми волосами, который первым поздравил Владыку. Прикоснувшись к губам Ветки, он не торопился отпускать ее.

– Леди Галадриель говорила о тебе, Ольва. Я Халдир, и прибыл сюда из Лориена.

– Я рада знакомству, – шепнула Ветка. Губы Халдира имели вкус земляники, а волосы пахли фиалкой и скошенной травой.

– Леди не все ясно о тебе, – продолжил Халдир. – Могу я пригласить тебя на танец?

– Я не знаю ваших танцев.

– Я поведу…

Ветка обернулась – не надо ли, например, по этикету спросить разрешение у Мэглина, но тот уже ушел в сторону, и лобызался с эльфами и эльфийками поодаль.

– Ладно, с удовольствием. Может, расскажешь мне, каких еще чудес ждать от праздника?

– Обычно – никаких, – рассмеялся Халдир. – Поздравления, вино, вкусная еда и танцы. После того, как взойдет одна из особенно почитаемых нами звезд, самые отважные могут пойти купаться – по преданию, сегодняшняя вода может подарить дополнительную неуязвимость в бою. Вот, пожалуй, и все. Наступление зимы – очень традиционный и чопорный праздник, летние куда как озорнее.

– Страшно даже представить, – сказала Ветка.

– Ты думаешь, мы не умеем веселиться, если подобно гномам не поем сомнительных песенок и не устраиваем побоища едой? Посмотри, всем хорошо, – Халдир повел рукой вокруг. И вправду – эльфы смеялись и радовались, целовали друг друга, а первые пары уже закружились в танце.

Снова возник Мэглин. Спросил:

– Халдир, ты встанешь в круг с Ольвой?

– Конечно.

– Тогда я приглашу Синувирстивиэль.

Халдир кивнул, и повел Ветку в середину зала – так, как показал Мэглин, вытянув руку и положив руку Ветки вдоль нее.

Танцы сменяли один другой – и не трудные, и не слишком простые. Ветка не считала, что особенно одарена в хореографии – но, как и все, кто снимается массовках, стремилась хотя бы научиться ритмично двигаться. Халдир передал ее другому эльфу… тот еще одному. Когда Ветка насытилась танцем и новыми прикосновениями новых губ, она стала примечать – эльфиек было тут много меньше, чем эльфов.

И ей снова вспомнилось все, что она слышала об угасании дивного народа.

Тем временем возле ног Владыки сидела уже и Тиллинель. Ветка подумала, что попозже розарий, видимо, станет еще пышнее, и злорадно фыркнула. Эльф, который вел ее в это время в танце, удивленно поднял брови, – но Ветка улыбнулась и поцеловала его, извиняясь за собственные мысли, не относящиеся к танцу.

На пару кругов явился Мэглин.

Снова появился Халдир. Он спрашивал Ветку о простых вещах – любит ли она купаться, и какое время суток предпочитает; нравятся ей звезды или же солнце, пыталась ли она в детстве потрогать радугу. Такие вопросы мог бы задать искренне заинтересованный мужчина… но у Ветки создалось впечатление тщательно заполняемого досье, и она отвечала невпопад, и смеялась, и пила предложенное вино.

– А что, – спросила Ветка на очередном туре танца, – король так и будет сидеть там?

– Возможно, он не хочет, чтобы его зацеловали, – усмехнулся Халдир. – Каждый захочет поздравить Владыку, если тот спустится в зал.

– И танцевать не будет?

– Мне кажется, он не может себе этого позволить, – сказал Халдир. – Печальная история Тиллинэль и Эллениль известна – обе эти девы отдали свои сердца королю. Но он не ответил ни одной из них. А если он спустится сюда, ему придется выбрать ту, с которой он будет танцевать первой. Это может… может ранить другую.

– Ну туда первая вскарабкалась розовая, так что логично, что ее, – сказала Ветка, – ее надо пригласить. Кто первый встал, того и тапки.

Халдир рассмеялся.

– Мне уже рассказали, что ты наслышана о характере Тиллинель. Так что не думаю, что Владыка решится.

– Было такое, насчет характера.

Ветка прислушалась к музыке. А ведь похоже… похоже на фигурный вальс. Эльфы, между тем, танцевали как поодиночке, так и в небольших хороводах, обвив руками предплечья друг друга, так и парами.