Текст книги "Надейся (СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Ветка попробовала добавить танцу фигуру.

Халдир, похоже, сразу забыл о Трандуиле и его девицах, и поддержал. Ветка восхитилась, и прошептала:

– А так?

И Халдир тоже успел, понял движение слету.

– Это более резко, чем танцуем мы, но замечательно, – сказал он. – Еще?

И Ветка, указывая руками и взглядом, намекая, куда и как пойдет движение, повела танец дальше.

Эльфы вокруг расступались, давая им больше простора и разглядывая новый вариант привычного движения; Ветка же никак не могла оторваться взглядом от глаз Халдира, который ловил и подхватывал каждое па.

Музыка отчего-то стала чуть тише, и Ветка обратила наконец внимание, что они завершают танец прямо перед троном – одни. Остальные эльфы разошлись.

Ветка посмотрела наверх, на сапоги Трандуила, затем на Халдира, и сделала низкий реверанс партнеру.

– Ты замечательно танцуешь, Халдир! Спасибо.

– Ты замечательно показываешь. Спасибо и тебе. Это танец твоей родины?

– Можно сказать и так.

– Чудесное дополнение к привычным фигурам, – сказал Трандуил. – Может, ты, Ольва, покажешь нам еще какие-нибудь иноземные танцы?

Ветка смотрела на короля эльфов…

– Может, что-нибудь поживее?

– Пожалуй. Мы редко танцуем быстрые танцы, возможно, твой нам понравится.

«Мы вообще не танцуем, а присохли там к стулу».

Две девушки наверху что-то взволнованно зашипели, но Владыка остановил их движением руки. Ветка еще помаялась, и пошла к музыкантам.

Долго объяснять не пришлось. Эльфы схватывали на лету все, что касалось музыки и ритма. У Ветки, у которой немного зашумело в голове, возникло стойкое ощущение, что чердак ее ныне тих, но неспокоен; а также что сейчас будет второе публичное позорище, ничуть не менее оглушительное, чем конкур. Вокруг нее собралось три или четыре пары, которые внимательно слушали объяснения, подпевали, пританцовывали – четче, четче ритм, сердилась Ветка. Эх, каблуков нет…

И наконец…

Музыка заговорила так четко, как будто незримый певец старательно выводил слова:

Когда-то россияне

Ванюши, Тани, Мани,

Танцуя на гулянье,

Открыли новый стиль.

Штиблеты и сапожки

Под русские гармошки,

Под бересту и ложки

Прославили кадриль…

Ветку подхватил Халдир…

И девушка решила, что в самом деле успешно спятила – эльфы танцевали. Танцевали кадриль. После первого же припева в круг встал весь зал – даже те, кто ранее танцевал отдельно.

Кадриль моя сердечная,

Старинная, но вечная,

Фабричная, колхозная,

Смешная и серьёзная…

И когда музыка закончилась, Ветка отбила Владыке русский земной поклон, чуть не потеряв свою диадему.

Ее тянуло хихикать, и она думала, что, как минимум, развеселила почтеннейшую публику.

Владыка не смотрел вниз, беседуя со своими девами. А вот эльфам, которые вышли в круг, понравилось.

Ветка, из которой вдруг выпустили весь кураж, как воздух из шарика, ответила на объятия и поцелуи, вымученно согласилась, что да, танец что надо, и побрела на свежий воздух.

Она вышла из зала. Небо накрыло мир звездным куполом. Снег почти прекратился – лишь отдельные пушинки летали в морозном воздухе.

Пушинки.

Ветка вспомнила, как пушинки из разрубленной подушки садились на густые ресницы эльфийского короля.

Ее снова кто-то обнял, коснулся губами губ… Ветка ответила; незнакомый эльф в винно-красном кафтане, пахнущий ромашкой, водяной лилией и дубовым листом, растворился в окружающем пространстве. Ветка вышла к большому фонтану и села на край.

Фонтан не работал, и, видимо, давно, хотя и был наполнен водой. На поверхности воды и на дне лежали побуревшие листья, а края оказались выщерблены временем. Мрамор потемнел. Сердце Ветки сжалось – эльфы и впрямь уходили. Схватки с тьмой не давали этому народу свободных досужих рук, чтобы держать в порядке ту красоту, которую когда-то сотворили.

Из дворца доносились звуки кадрили.

– Смешной танец, – холодно сказал хорошо знакомый Ветке голос.

– Ты не смотрел.

– Все, что надо, я отлично вижу.

– Какое совпадение, я тоже, – горько сказала Ветка. – Скажи, ты ведь знал про коня?

Трандуил выпрямился и поднял голову навстречу снежинкам, ласкавшим его щеки.

– Ты была такая забавная. Такая самоуверенная. У тебя не было ни малейших сомнений. А между тем, сомнения были бы полезны. Ты решила тягаться с мужчиной, который с детства бился верхом. И в чем? В ристании. Да, мне был очевиден результат. Пойдем.

Ветка встала и поплелась за высокой фигурой, окутанной мантией. Трандуил прошел в сторону от выхода из дворца – здесь, во внутреннем дворе, мощеном огромными плитами камня, стояла широкая приземистая повозка, на которой находился какой-то груз, плотно завернутый шкурами. Трандуил положил ладонь на повозку.

– Завтра мы отправляемся в Дейл. Ты поедешь?

– Конечно, – Ветка завороженно всматривалась в очертания… Это же…

– Трандуил, это же… такое ПВО? Орудие противовоздушной обороны? Установка «земля-воздух», я правильно поняла?

– Правильно. Это стреломет. И четыре черных стрелы также доставлены. Их привез из Лориена Халдир и его сопровождающие.

– Ты… мне… поверил?..

– Да.

– Трандуил, ты чудо!

– Я, – Трандуил посмотрел на Ветку со всей высоты своего роста, – Владыка и отец своего народа, и я сделаю все, чтобы его защитить и оберечь. Мои чувства сказали мне то же самое, что и твои слова. И я принял решение. Мы попробуем убить чудовищ, когда они пожрут гномов и выберутся из Эребора.

Ветке на мгновение стало пусто и страшно на душе… но Торина не так-то просто пожрать, подумалось ей вдруг. Авось чудовища да подавятся.

– Трандуил… можно спросить?

– Спроси.

– Я… я хотела сказать, что у меня все так поменялось… я хотела спросить: ты колдовал тогда, когда я… рассказала тебе о своем прошлом?

– Совсем немного. Иначе пришлось бы потратить на этот вопрос слишком много времени.

– Понятно, у бессмертного нет на меня пары часов, – буркнула Ветка. – Надо было обойтись пятью минутами. Принято. Пожалуйста, скажи, что ты сделал? Поясни, мне очень нужно… ну, для завершения геш… процесса.

Трандуил поразмыслил, подставив пушистым снежинкам и сверкающим огонькам ладонь. Потом сказал:

– Ты строила здание, но в основе его лежали страх и боль. Это порченный кирпич. Его следовало заменить на радость, уверенность и спокойствие. На страхе и боли ничего хорошего не выстроишь, а ведь речь идет о твоей жизни. Страх и боль позволяют строить только темное здание, темную судьбу. Иногда в человеке или в бессмертном не понять, что именно надо переделать, чтобы получилась гармония. А в тебе было видно. Ты сама очертила слабое звено, взяла его в тиски… но никак не могла вовсе выкинуть из строения, перестать на него опираться. Так понятно? Да, пришлось ударить по этому кирпичу. А теперь – живи.

Ветка смотрела на Трандуила во все глаза.

– Владыка, я смотрю, ты хорошо знаешь, о чем говоришь.

Эльф сдвинул брови. Настроение его переменилось мгновенно, как будто в небе сгустились грозовые тучи и засверкала молния.

– Осторожнее.

– А ты, ты сам разве не строишь свою жизнь на страхе и боли? На воспоминаниях о потерях, на страхах новых потерь, на боли утраты? Или мне показалось?

– Осторожнее!

– Маленький–маленький такой кирпичик. В основе такого шикарного дворца, – прошептала Ветка.

Ей казалось, Трандуил ударит ее, но ее словно что-то тянуло за язык, не давая умолкнуть; хотя разговор этот она представляла себе совсем по-другому.

– И жить тысячи лет, не надеясь даже, что боль угаснет со смертью! Потому, что затем будет благословенный в своей неоднозначности Валинор и чертоги Мандоса… что, кстати, самый простой выход, не так ли? Но почему-то пока на этом люке написано «выхода нет»?..

Трандуил вдруг сбросил напряжение. И из гневного и темного сделался полностью закрытым и неповторимо величественным.

– Ты угадала высший замысел творца. Я размышлял ранее, отчего Эру, сотворив эльфов, народ совершенный и живущий вечно, все же сотворил еще и людей, чья посмертная стезя ведома лишь ему. И понял, что вечная жизнь дает подчас и вечную боль; а человек может надеяться на забвение в кончине, на сладостный сон. Дав много боли и испытаний человеческой жизни, Илуватр дал вам и многие шансы на счастье. Это вправду преимущество человека. Равно как и неизвестность, ждущая впереди.

– Но, – и тут взгляд Владыки стал холодным, совершенно змеиным и чуть невменяемым, а глаза как будто побелели, отдав голубизну, – это не значит, что хоть кто-то из благословенного народа променяет свою жизнь на краткие человеческие дни.

– Но такое случалось. И даже вошло в легенды. И вела тех, кто отказывался от вашего уникального долголетия…

– Любовь… – Трандуил резко отвернулся и пошел прочь, не оборачиваясь, и высоко подняв голову.

Ветка смотрела вслед, и думала, почудилось ей это слово, сказанное синдой, или она его додумала.

Смотрела.

Смотрела…

И сорвалась, побежала следом; Трандуил уже успел уйти, широко шагая, почти до входа в бальную залу…

Ветка с размаха чуть не влепилась в его спину, затормозила; Трандуил повернулся – взлетела мантия, и уже по силе этого разворота было видно, что Владыка весьма не в духе… и Ветка вцепилась двумя руками в его узкую сильную кисть, вцепилась так, что наверняка сдавила его пальцы кольцами, и потянулась, заглядывая Королю в глаза.

Трандуил резко нагнулся и поцеловал Ветку – жестко, сомкнутыми губами.

Ветка отшатнулась, и ударила эльфа по щеке… Ахнула, схватилась за собственные щеки, и помчалась прочь.

========== Глава 24. Зима ==========

Домчавшись до своей комнаты, Ветка в бешенстве уставилась на свою руку. Она была так зла, что готова была просто пооткусывать пальцы – да как она могла? Это же просто традиция, и они уже были почти на виду… или совсем на виду…

Традиция!

Ветка ударила рукой о стену – так, чтобы было больно, и ничком упала на ложе, которое она две ночи делила с выздоравливающим Мэглином.

Он сейчас придет. И успокоит. И скажет, что все хорошо, что все всё поняли, что завтра ей с утреца отрубят голову, и попытка обосноваться в новом мире успешно закончится. Или что никто ничего не видел, и с утреца Трандуил отрубит ей голову, потому что не может снести такого обхождения от смертной женщины, от человека. Или что после публичного позора, на глазах у послов Лотлориена и Ривенделла…

Вывод получался тот же самый.

Да почему? С какой стати?.. Что на нее нашло?..

Ветка вспомнила кадриль сердечную, и взвыла с новой силой – отчего-то задним числом ее внедрение русских народных традиций в культуру эльфов показалось особенно идиотской эскападой. Было же ощущение неправильности, как будто она старалась почерпнуть в прошлом что-то, чего ей недоставало в настоящем… будто пыталась каким-то образом бросить мостик через пропасть – я не безродная сиротинка, у меня вот – кадриль. Русская. Московская.

Сорвала диадему, шмякнула о стенку. Украшение зазвенело и заскакало по полу, но не повредилось.

Пробежала круг по комнате, снова повалялась по ложу – итог оставался тот же самый. Она нахамила в лицо Трандуилу, и дала ему пощечину, так и не сказав, собственно, то, что собиралась.

Она ударила лесного короля по щеке.

Мэглин не пришел.

К утру, к концу бессонной и крайне неприятной ночи Ветка уже была уверена, что скоро ее поведут на казнь. Бежать? Куда? Зачем?

С рассветом ее зеленоглазый друг наконец появился.

Мэглин зашел без стука, оттопырив кожаную занавеску комнаты локтем.

Развернулся и положил на кровать рядом со сжавшейся в комочек, зареванной и голодной Веткой кучу доспехов и одежды, завернутые в ярко-желтый плащ. Сам Мэглин уже был полностью одет для похода или боя.

– Твоя лошадь снаружи. Мы выступаем, как только встанет солнце. Одевайся.

– Мэглин…

– Я надеюсь, ты разберешься, а нет – я подожду снаружи и помогу.

– Мэг…

– Никогда, ни при каких условиях не сокращай и не коверкай имя эльфа. Лучше переспросить столько раз, сколько требуется, чтобы запомнить.

Ветка, вне себя от ужаса, уставилась на лицо Мэглина – она привыкла, что он выглядит на тридцать человеческих лет. Сейчас перед ней стоял зрелый мужчина, возможно, уже подходящий к черте старости, которую Ветка воспринимала как проходящую вблизи пятидесяти.

– Я… до такой степени… все настолько плохо?..

– Лучше бы ты ударила меня. Хоть била бы всю ночь, раз у тебя так несдержаны руки.

– Мэглин… я уже и так себя изгрызла, – жалко проныла Ветка.

Мэглин помолчал, но не смягчился.

– Одевайся.

Крылом пролетел плащ, когда Мэглин развернулся и вышел.

Ветка с полминуты стояла над свертком неподвижно, решая, что делать. И делать ли что-то вообще.

Еще через пятнадцать минут она вышла – подтянутая, полностью облаченная. Под глазами резкие тени, лицо мятое.

Кто подготовил для нее эту новую одежду, а главное, доспехи, пусть и не полные, как на рыцарских статуях средневековья – она не знала, но каждая вещь легла идеально по мерке. Поножи поверх сапог, наручи, оплечье, легкая кольчуга, пояс, и меч с ремнем и портупеей. С плеч стекал желтый плащ, одежда под доспехами – из плотного сукна, кожи и стриженой овчины, мягкой, как ткань. Шлем Ветка держала в руке. А на голову надела диадему Торина.

Перед ее домиком Мэглин удерживал в поводу тонкую, подвижную кобылку – светло-соловую, с белым хвостом и белоснежной гривой, также снаряженную в поход – удобное седло с высокими луками, толстый войлочный подклад под седло.

Ветка подошла прямо к Мэглину, и сказала, глядя в его изумрудные, темные сейчас, как вода в лесном озере, глаза:

– Хороша же дружба – немного оступился, и больше не друг. Я не делала ничего такого, что можно было бы списать на злость, ненависть, предательство. В конце концов… вылетело у меня из головы, что у вас такой праздник. Я думала… он просто… мы там…

Мэглин помолчал.

Протянул Ветке повод:

– Ее зовут Зима. И она для тебя.

Повернулся спиной и неспешно пошел к главным воротам дворца.

Ветка автоматически провела рукой по подпруге – подтянута ли, и вскочила в седло. Послала лошадь за эльфом шагом.

– Ты можешь доехать с нами до Дейла, и там воспользоваться гостеприимством людей.

– Это ты мне от него передаешь? Чтобы я добралась до Дейла, и свалила восвояси?

– Я просто предполагаю. Я думал, Ольва, думал почему-то, что, может, ты тот редкий человек, который может с нами ужиться. Сколько бы ему ни было отпущено. Не с кем-то одним, как моя жена, а со всеми нами.

– И значит, слегка дав по морде Трандуилу, я дала по морде всему великому эльфийскому народу Сумеречья?

– Во-первых, да. А во-вторых… – Мэглин остановился примерно там же, где вчера – о, только вчера! – перед балом рассказывал Ветке про любовь в разных ее видах.

– Во-вторых, Трандуил не только мой правитель. Оба моих сына уже давно ушли из этих земель, и мое сердце, как сердце каждого, кто терял, тоскует и ждет встречи. Но когда я вижу Трандуила, я вижу маленьких мальчиков, темненького и светленького, бегущих босиком по теплым плитам двора… которые впервые садятся на лошадь, хватают луки, мой или Ороферов, и пробуют стрелять, не набрав еще в руках достаточной силы. Я был самым скромным и незаметным из лаиквенди, но мой старший сын и Трандуил родились в один месяц, и Орофер решил растить мальчиков вместе. Трандуил – мой ребенок, мое дитя, вся моя любовь и вся гордость в нем, и пусть тебя не обманывает то, что мы показываем другим. А сейчас Трандуил… он одел свое сердце броней, и эта броня вросла в него вместе с осознанием его высочайшей доли и долга. И вот, – с горечью сказал Мэглин, – единственный чувствительный участок, пожалуй, и остался. И в него пришелся удар.

– Здорово, – сказала Ветка. – Драматично, прочувствованно. Ты прости меня, Мэглин, но пока ты говорил, я как раз успокоилась. Грош цена его доспехам, они из хрусталя или пергамента, а не из мифрила. Если ладошкой такой дуры, как я, можно достать до живого.

Мэглин посмотрел на Ветку и, не говоря ни слова больше, пошел дальше.

Ветка въехала на широкий двор. Армия готова была выступать, но Ветка ехала мимо воинов, закованных в одинаковые доспехи – с половиной, может, она перецеловалась вчера – как будто под покровом тумана, под покровом молчания. Эльфы затихали и чуть отстранялись. Ветка поняла – никаких иллюзий. В этом улье опять все всё знают.

Ветка проехала мимо обоза и мимо стреломета, мимо воинства. Мэглин где-то затерялся – девушка двигалась одна, в ненавязчивом, но отчетливом отчуждении, в перекрестье равнодушных взглядов. Шлем она пристегнула к седлу, и была с непокрытой головой, на которой сверкала желтая диадема.

Ветка увидела командиров – Трандуил был в выправленных после прошлых боев серебряных с легким чернением доспехах, в серебряном плаще, стекающем до земли; на лбу сияющий венец. С ног до головы забранный драгоценным военным серебром эльфов, он разговаривал сейчас с Халдиром, облаченным в золоченые доспехи и алый плащ, Лантиром и другими военачальниками, имен которых Ветка не знала. Из-за плеч Владыки торчали рукояти парных мечей.

Ветка направила лошадь прямо на Трандуила. Не доезжая метров десяти, остановила Зиму, спрыгнула и пошла.

Эльфы, что-то весьма оживленно обсуждавшие, вдруг затихли. Расступились. Трандуил стоял, держа в руках старинный свиток – то ли с картой, то ли с чертежом. Завидя Ветку, он выпрямился, вскинул голову; свиток, тугой от времени, скрутился, и Трандуил отдал его Лантиру.

Ветка шла, не ощущая своего тела ниже пояса. Как будто ног не было – она просто знала, что они должны там переставляться, чтобы двигаться. Подошла, почти упершись носом в кольчугу на груди Владыки. И встала на одно колено, низко опустив голову, еще бы пять сантиметров – и уткнулась бы в пряжку ремня макушкой.

Молчание вокруг Ветки говорило громче самых истошных криков. Эльфы молчали… и это молчание менялось. Сперва оно было ледяным, чуждым, недоверчивым и осуждающим. Потом что-то изменилось; Ветке казалось, что она так стоит вечность, и девушка готова была стоять дальше.

Рука Трандуила, затянутая латной рукавицей, осторожно опустилась ей на плечо. Доспех еле слышно звякнул о доспех.

И Ветка почувствовала, как молчание стало теплым, как вчерашние поцелуи.

Изо всех сил стараясь удерживать лицо спокойным, Ветка подняла взгляд на Трандуила.

Владыка ничем не напоминал гламурного подонка, каким иногда казался, когда разваливался на троне, когда небрежно цедил слова или играл с украшениями, отобранными в Эреборе. Сейчас это был суровый, чуть уставший мужчина, который не имел ничего общего с расслабленным юнцом, вальяжно разгуливающим в короне и мантии. Все черты: тонкий, резко очерченный нос, полные, твердые губы, и даже льдистые сапфировые глаза под пушистыми ресницами – все это было другим… настоящим.

– Я принимаю твои извинения, хотя хотел бы услышать их вслух, – ровно сказал Трандуил, и Ветку повело от глубокого баритона.

– Прости меня. Прости за… за пренебрежение вашими обычаями, за обиду, которую я нанесла тебе при всех. Я…

– Достаточно. Ты можешь ехать с нами, и оставаться с нами, сколько захочешь.

Ветка поднялась – ей все равно приходилось смотреть на его подбородок задрав голову. Потом она поняла, что стоит близко… очень близко, а вокруг – эльфы, выжидательно глядящие на эту сцену. И поспешно отступила, кивнула, отступила еще, и направилась к своей лошади.

Около двух часов, двигаясь вместе с воинами, Ветка пребывала в странной прострации. Если ранее учителя и говорили ей о том, что такое внутреннее молчание, и называли это пред-состоянием пробуждения особой силы, иньской силы человека, которая позволяет действовать изнутри энергетики и побеждать любого врага – Ветка не понимала, что это такое. Не думать удавалось в лучшем случае во время медитаций, ну минуту, ну две. А тут ей досталось два часа полного внутреннего молчания. Наверное, все дело в чистом воздухе и посте…

И когда наконец мысли снова начали выстраиваться в логические структуры, Ветка сочла, что теперь равна мастерам нейгун. Лишь бы не пришлось это проверять на практике.

Ветка изучила шею и уши выданной ей некрупной кобылки – и поняла, что, например, впервые в жизни едет на собственной лошади. Повертела головой – никто не обращал на нее какого-то особого, специального внимания. Но Ветке снова было комфортно среди эльфов.

Она тронула повод лошадки, ускоряя ее – и поехала вдоль растянувшегося воинства, разыскивая Мэглина. Однако из знакомых лиц первым попался Лантир. Ветка не любила брюнета, но лучше он, чем никого, к кому можно было бы обратиться по имени.

– Лантир, насколько длинным будет переход?

– Мы идем, ориентируясь на скорость пеших воинов и обоза, – сказал красавец брюнет. – Путь до Дейла у конного отряда или всадника налегке занимает целый день, если в пути ничто не задержит. У пешего войска – два дня, но так как у нас тяжелый груз, мы переночуем в пути дважды, и придем позже, но не изнуренные.

– Спасибо, что ответил.

– Рад помочь, – ровно ответил эльф.

Еще через два часа Ветка начала думать, что ее седло из великолепной кожи набито острыми камнями. Еще через два начала стараться ехать поодаль, так как ее голодный желудок громко ворчал. Сами эльфы ничего не ели. И к концу перехода девушка решила, что шаговые конные походы – это совершенно не ее, и не напрасно в свое время она не стала покупать путевку в горный Алтай.

Когда наконец воинство начало располагаться на ночлег, Ветка была в самом хвосте – там, где оставались лишь пара повозок обоза и пешие воины. Она едва дождалась, пока с одной из повозок ей дали пару тонких листочков лембаса, запила несколькими глотками вина, и на уставшей Зиме зарысила туда, где, по ее мнению, располагались отцы-командиры.

Шатер Трандуила уже установили, и вокруг, как и в прошлый раз, ставили легкие палатки для некоторых из его военачальников. Ветка видела, что это вопрос то ли случая, то ли выбора – Эйтар собирался ночевать на повозке, Лантир и вовсе под открытым небом, положив голову на седло (видимо, благодаря такой привычке он и успевал за всем и за всеми следить, подумалось Ветке). Лориенские эльфы и эльфы Ривенделла поставили себе отдельные шатры.

Ветка бродила в поисках Мэглина. Вот и знакомая палаточка – видимо, если тебе несколько тысяч лет, трудно менять привычки.

Ветка сунулась внутрь – Даэмара не было, только в углу лежал невзрачный серый плащ, в котором обычно ходил следопыт; Мэглин снял те доспехи, которые мешали бы спать, и устраивался на ночлег.

– Можно к вам?

– Можешь лечь посередине, – сказал Мэглин. Он снова походил сам на себя. – Сними доспехи, брось в середину плащ, и спи. Завтра будет веселье ничуть не интереснее сегодняшнего – еще один длинный переход.

– Трандуил меня простил, а ты нет?

– Трандуил никогда не простил бы тебя, если бы у тебя не хватило ума начать извиняться публично, – сердито сказал Мэглин. – Насколько я знаю Владыку, такого он не спускал никогда и никому.

– Публично ошиблась – публично извинилась, – сказала Ветка.

– Ты поставила его в точно такую же ситуацию, как с Эллениль и Тиллинель. Король не мог оттолкнуть тебя и показать свое истинное отношение – ситуация обязывала простить. Иначе его собственный народ счел бы его чрезмерно взбаламошным и предвзятым.

– Ну простил же?

– О валар, ну откуда ты на наши головы?.. Ладно.

– Ну простил же!

– Ты еще на одной ножке попрыгай. Или станцуй эту… как ее. Кадриэль.

– Да хоть фламенко. Я сейчас, возьму у кого-нибудь кусочек мяса, и сразу к тебе. Ты же разрешишь об тебя погреться?

– Ты полоумная, Ольва. Тебе говорили? И совершенно невоспитанная.

– Более того, – сказала Ветка, – я и не хочу воспитываться. Ну вот только руки буду держать при себе.

Ветка расседлала лошадь, отыскала у одного из костров жареного зайца, выпросила лапку, вернулась к Мэглину и уснула сразу, как только он обнял ее.

– Ты самый лучший, ты самый теплый, ты самый белый и пушистый, только очень строгий иногда… Мэглин, не пугай так меня больше, никогда не пугай, никогда не пугай.

Мэглин еле слышно рассмеялся, и крепче стиснул руки.

***

Ветка проснулась от настойчивого желания выйти на воздух, и, осторожно выкрутившись из-под рук Мэглина, выползла из палаточки. Воздух был морозным, и Ветка мгновенно замерзла, трусцой отыскивая место уединения. Благо, эльфийская обувь, хоть и не подходила для кадрили, позволяла прямо в ней и спать.

Травы и ветки были покрыты пышными шапками изморози, и, в занимающемся утре, казались бриллиантовыми. Обхватив себя руками за плечи, Ветка не смогла не залюбоваться.

Там, в далеком далеке, подумалось ей, у нее уже был участок земли. И на нем сараюшка – бытовка, если она правильно помнила. Они ездили туда с мамой, мама сажала клубнику и цветы. Ночевали, хотя и боялись – на забор денег не было… топили буржуйку. Ветка, по идее, унаследовала этот участок, но так и не оформила его юридически. И ни разу там не была после смерти мамы.

Но ей всегда нравилось просыпаться за городом – вот так. Выскакивать на утреннюю прохладу, в туман летом, в сухую изморозь, если они вдруг приезжали осенью, в мамин день рождения – и встречать рассвет, первые его минуты.

Сейчас Ветка не могла взять в толк, почему забросила участок.

Она потрогала хрупкие цветки белых кристаллов на веточке – и они превратились на ее пальце в крошечную капельку.

– Не любая красота прочна, да, Ольва? Некоторую тронь – и ее нет.

– Как ты так подкрался?.. Даже одежда не шебуршалась…

– Эльфы могут не шебуршаться, когда хотят.

– Я, я… я…

– Я передавал с Мэглином, что ты можешь поужинать у меня.

– Я отобрала у каких-то славных ребят зайца, – сказала Ветка, – Мэглин считает, что я слишком невоспитанная. Трандуил, ты… вы… ты…

– Я пока тебя не понимаю, – спокойно сказал Трандуил. Он был в широкой мантии, полностью подбитой мехом, и ему явно было тепло.

– Я бы еще раз… Ну вдруг. Я просто от неожиданности. Это… знаешь… присловье такое. Жизнь моя – когда хочу, тогда и буду дурой. Я и так понимаю, что не умна по вашим меркам… не сильна… не умею ездить верхом… не… э-э… словом, ничего особенного, корявый человек. Просто я представить не могла, что ты захочешь меня… э… поздравить с наступлением зимы.

– И ты вообразила, что я тебя просто поцеловал? И ударила меня за это? – голос Трандуила звучал ровно.

– Я, я… меня не так часто целовали.

Трандуил отвернулся. Потом повернулся снова к Ветке, скинул мантию, и окутал девушку меховым облаком. Сам Владыка остался в тонкой шелковой рубахе, водой обтекающей торс.

– Можно спать, время пока есть. Иди и накрой Мэглина. И сама согрейся, на тебя страшно смотреть – вся синяя. Почему ты вечно таскаешь диадему Дубощита? Почему не надела шлем? После выезда из Сумеречья уже могут быть нападения орков и варгов. Одно ты должна помнить.

– Я помню… отлично помню. А диадема… это… это…

– Ну?

Ветка набралась храбрости.

– Торин Дубощит подарил мне ее – и это первый в моей жизни подарок… от мужчины.

– Который что-то значит?

– Я не знаю, – растерялась вдруг Ветка. – Мне в голову не приходило… может, талисман… получается, что диадема и нунчаки – все, что у меня есть своего. Остальное мне дали в Сумеречном Лесу, включая последнюю рубашку, включая… лошадь. Спасибо.

– Иди спи, – Трандуил растворился в морозном утре.

========== Глава 25. Маг ==========

Воинство короля лесных эльфов Трандуила вышло к Дейлу в намеченный срок. Тут их ожидал сюрприз – расчищенная площадка и разбитый лагерь, аккуратно выставленные палатки из плотного сукна и даже подготовленные костры и котлы для воды и приготовления пищи… но вне черты города.

Дейл встретил эльфов плотно закрытыми воротами.

Трандуил остановил лошадь, оглядывая лагерь… и в этот момент из Дейла выехала небольшая кавалькада – Бард и несколько его помощников.

Король Дейла изменился – отросшие волосы перехвачены темным шнурком, кафтан по фигуре неброский, но из дорогого сукна, на плечах короткий плащ на меху. Ветка была так рада его видеть, что невольно чуть послала лошадь, и выехала почти вровень с Трандуилом, хотя и в стороне от него.

– Приветствую тебя, Бард Лучник, ныне король Дейла, – сказал Трандуил. – Вижу, ты думал о нашем приезде.

– Приветствую тебя, Трандуил, король Сумеречного Леса, – ответил Бард. Взгляд его на секунду остановился на Ветке. – Прошу разместить твоих эльфов здесь, в этом лагере.

– Ты стал бояться пускать эльфов в Дейл? – зловеще ухмыльнулся Трандуил. – Отчего такие перемены? Помнится, однажды ты говорил, что наши обозы спасли твоих людей.

– Опасности сейчас нет, – сказал Бард. – В Дейле всего в достатке. Пойми меня, великий король… только-только настал мир, и я не хочу волновать город. Пусть люди сочтут, что вы шли не сюда, а просто следуете своим путем, и лишь остановились возле Дейла. По крайней мере, пока я не пойму, какая нужда привела тебя сюда. Потому что, прости, после вашего беспримерного героизма в Битве пяти воинств, и огромных потерь, видеть тебя так быстро и снова с воинами – навевает тревогу. Все знают, что ты редко выбираешься из своих чертогов, простирающихся под холмами Сумеречья…

Трандуил размышлял. Видно было, что он согласен с доводами, и одновременно раздосадован подобным приемом.

– Что ж, мы примем твое гостеприимство в таком виде, – и король махнул рукой. – Тебя же я буду рад видеть в моем шатре, когда его установят. Пока следуй за мной.

Трандуил поскакал на бряцающем доспехами Герце к обозу. Бард последовал за ним, воспользовавшись моментом, чтобы снова глянуть на Ветку и улыбнуться ей.

Но вернулся Бард Лучник после осмотра главного груза эльфийского воинства мрачнее самой мрачной тучи, и на улыбки уже не тратился. Шатер раскинули; эльфы Ривенделла и Лориена, а также Трандуил, пять или шесть его военачальников, Бард и его люди скрылись там.

Ветку чуть было не вдуло за ними, но она вовремя остановилась, и, привязав Зиму, пошла приласкать важного, преисполненного осознанием высочайшей миссии и частично закрытого плетеным металлом Герца, отдыхающего под бархатной зеленой попоной до земли. Поразительно, как эта лошадь вспомнила все, ради чего выводили ее породу – достойная стать, неукротимая сила, агрессия, проявляющаяся в атаке, и беспримерная верность своему всаднику и господину. Голдшлегер Герцег совершенно точно стал своим в Средиземье.

А она?..

День подошел к концу, стемнело. Ветка заползла в палатку к Даэмару, который едва установил ее, и сразу рухнул внутри – спать. Но пришел Мэглин, и строго окликнул девушку:

– Ольва! Только ты видела, что делалось под горой. Прибыл Митрандир, зовут и тебя.

Ветка послушно поднялась – как же, без неугомонного деда тут ни одна тусовка не обходится, – и отправилась в шатер Трандуила.

Чуть отросший встрепанный хаос светлых волос венчала бесценная диадема с желтыми камнями. Тело облегали доспехи и воинский эльфийский кафтан под ними, который закрывал ноги до сапог, но оставлял спереди разрез для шага и верховой езды. С плеч стекал желтый плащ. Прямая, собранная, Ветка вошла в шатер Трандуила.