Текст книги "Надейся (СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Когда мне было двадцать три, у мамы случился сердечный приступ, и она умерла в больнице. Я до сих пор считаю, что виновата в ее смерти. Я решила жить так, как будто я воин, как будто идет война, и умереть только тогда, когда убью орка. Я попрощалась с мамой, разорвала отношения со всеми, кто нас когда-либо бросил, и стала жить своим умом. Так, чтобы некогда было думать. Задумываться. Вспоминать. Лелеять слабость.

– Но постепенно, – мягко сказал Трандуил, – ты начала думать, что, убив орка, ты захочешь и сама жить дальше, только не знаешь, как именно?

– Да. Орк… женился. Пьет. У него машина, двое детей. Дети меня отчего-то не останавливают. Я хотела убить его так, чтобы видеть его глаза.

– Чтобы он умолял пощадить?

– Нет, просто напомнить. Я же знаю, что он, скорее всего, скажет. Что невелика важность. Что рано или поздно это случается со всеми женщинами, что он просто чуть ускорил события, что никто от этого не умирает. Так вот, умирают. Моя мама, например. Мама поняла, что у меня не будет такого будущего, как она хотела. После смерти мамы у меня остались только учителя боевых искусств и лошади. И я сделала это своей жизнью. Но я была готова в любой момент… в любом месте… исчезнуть. Нигде не брала на себя серьезных обязательств. Вот.

Ветка была предельно напряжена. Горло сводило. Зачем она это рассказала? Осталось только залакировать историю живописаниями досуга у орков, и все. Исчерпывающий портрет героини.

Больше ей нечего о себе сказать. Она вывернулась перед чужим, невероятно далеким властным эльфом наизнанку.

– И как тебе собственная история? – мягко спросил Трандуил. – Она ужасна? Она отвратительна?

– Я… не… знаю… после Эребора… когда на пустоши тлели горы трупов… когда гномы несли своих павших нескончаемой чередой… после Азога… она… моя история…

– Ну?

– Владыка… история не сахар. Но…

– Я знаю про твою историю главное, Ольва. Дай мне руки.

Ветка выдернула ладони из подмышек, и протянула их Трандуилу. Пальцы дрожали.

Синда взял руки в свои, мягко сжал. Поймал взгляд Ветки. Выровнял биение своего сердца с ее, и негромко проговорил:

– Это все в прошлом. Этот свиток твоей жизни дописан, свернут, опечатан, и отправлен на полку. Мы не можем его сжечь – в нем корни твоей стойкости. Но мы можем понимать, что прошлое больше не властно над тобой, и делать следующий шаг.

– Вы говорите, как… как… – Ветка нервно рассмеялась.

– Не нужно сопротивляться мне.

– Как же мне плохо, – прошептала девушка.

– Встречный ветер позволяет на него опереться, – сказал Трандуил. – Когда ветер стихает, остается лишь упасть… или найти новое равновесие. Твой ветер стих, Ольва.

Ветка вдруг с надеждой уставилась на Трандуила. Потом потянулась, вынула руки из его ладоней, и обняла Владыку. Неуверенно, потом крепче, потом прижалась носом к шее. Замерла. Голова у нее кружилась, Ветку вело.

– Так, – сказал Трандуил, и в его голосе была легкая усмешка. – Это больше, чем я думал предложить тебе.

Владыка разомкнул ее руки.

Встал.

– Обдумай то, что ты сказала сама себе. То, что я сказал тебе. И спасибо за коня.

Трандуил вышел.

В очаге потрескивал огонь, и комната начала медленно наполняться теплом.

========== Глава 20. Мэглин ==========

Иногда выдается день, когда время останавливается.

Кажется, что бесконечно долго в хрустальном воздухе падают снежинки, пушистыми бриллиантами украшая листья и замерзающие осенние цветы.

Когда некуда и незачем торопиться – старые дела закончены, и можно просто смотреть на бегущую в чашах каскада воду, на пылающий огонь в маленьком очаге, на птиц, дерущихся из-за ярко алеющих ягод.

Ветка сидела, завернувшись в пуховое одеяло со своей кровати, на выступе корня возле дома – и смотрела. Просто смотрела, время от времени прихлебывая вина.

Ее вещи, которыми, оказывается, она постепенно начала обрастать, снова перенесли из голубых покоев сюда – неразговорчивый эльф лишь улыбнулся ей, оставил сверток и корзину с пищей и вином, и ушел.

Игрушка исчерпала себя. Все, что могла, она сделала – Владыке больше не была интересна пустая пластиковая форма, начинку из которой он вытряхнул. Ветка вспоминала автобусные остановки и кухню, которую она так и не переклеила пленкой; подземные московские дворцы и парящие в воздухе православные храмы, вечную нехватку денег и радость, когда удавалось получить подработку в кино. Например, в костюмном фильме.

Как сейчас.

Отчего она решила, что это все по-настоящему? Может, она приложилась с Герца, и попросту бредит в больнице?

Маленькая лесная птаха слетела на одеяло. Все перышки, тонкие лапки, тонкий клювик – все было таким настоящим. Таким настоящим, какими Ветке никогда не казались ни ржавые разводы на потолке ее однушки, ни шапочные приятели по ассоциации каскадеров, по конному миру или съемкам.

Гламурные мальчики на съемках. Ну да.

Если предположить, что все это бред, понятно, откуда взялся светлый образ Трандуила, криво усмехнулась Ветка.

У нее не было времени как следует вспомнить оставленное позади прошлое. Как будто какая-то сила постоянно бросала ее все вперед и вперед, все дальше в этот мир. А что, если обернуться?..

Птичка перелетела ближе, и начала склевывать крошки изумительно вкусного хлеба – не лембаса, а свежайшего пирога, которые пекли при дворе Трандуила. С ягодами, рыбой, грибами. Эльфы-пекари. Эльфы-конюхи. Эльфы-ткачи и портные. Уборщики. Разве такое бывает?

А воины – они все. Каждый может отставить пышное тесто или отложить тонкую иглу и спокойно достать из-за кресла меч или лук.

«Я ведь даже не размышляла на тему, можно ли вернуться. Единственный раз я сказала, что хочу домой, – а было ли это правдой? А всерьез вообще ни разу не думала».

Зачем? В душный город? К кому? Ты ото всех отгородилась каменной стеной.

Этот орк Костик… он того не стоит. Ветке стало чуть гадливо и даже немного стыдно за себя – такое ничтожество занимало все ее помыслы, всю ее душу столько лет.

Так поддаться страху и отчаянию… так купиться на мысль о мести.

Ветка охотно соглашалась с тем, что не самая умная, не самая красивая, не самая молодая или богатая. Словом, везде – не самая. Все, на что была сделана ставка – сила. Сила духа, сила тела. А оказалось, что сила – мнимая величина. И в плане духа ты – то, что ты есть. И в плане силы жизнь найдет, чем тебя приструнить.

Как могло так оказаться, что каждый и каждая тут – сильнее Ветки? Положив десять лет на то, чтобы добиться исключительной для девушек ее возраста и комплекции силы, скорости, гармонии… здесь она едва вытягивает общий средний уровень. Она никто, и звать никак.

Даже Герцег выбрал сильнейшего. Даже он.

«Или я как-то не так понимаю силу. Может, она в чем-то ином».

Ее больше никто не звал, никто не приходил. Ветка понимала, что неизменная корзина с едой ей будет предоставляться, но…

Идти во дворец самой? Просить у Трандуила… говорить Трандуилу… что? Чтобы что-то сказать или попросить, надо сперва понять, что.

Можно попросить лошадь – только свою, только себе, и начать заниматься. Можно попросить лошадь… и уехать отсюда. Куда? К Торину, убивать драконов? К Барду, поднимать из руин разрушенный город? С Бильбо в Шир – он собирался вернуться домой по весне? Просто путешествовать по этому миру?

Ветка со спокойной совестью просидела так весь день после соревнований, которые случились достаточно рано поутру. И второй день тоже. Она занималась делом, которое невозможно сделать – пыталась силой мысли подвинуть собственную судьбу в сторону, которая также пока не была выбрана. К счастью, эти тщетные внутренние усилия перебивались приступами жалости к себе, самоуничижения, размышлений о далеком и недавнем прошлом, о Герце. И только одно оставалось бесспорным – необъяснимое понимание того, что прошлое и вправду больше не властно над ней. Ощущение свободы опьяняло. И Ветка снова и снова оборачивалась – а там не болит. Подумав на иные темы, снова оборачивалась – а там не болит! Фигура дамы психотерапевта, с которой Ветка общалась долгие годы, точнее, слушала – та вещала, девушка впитывала – рассыпалась прахом, и ветер уносил суровый силуэт убежденной мужененавистницы, ставший даже отчасти немного смешным.

***

Мэглин стоял в иссеченных доспехах, но прямо и горделиво. Одежда и плащ были покрыты грязью и засохшей кровью; каштановые волосы спутались, лицо исцарапано, и лишь изумрудные глаза оставались живыми и яркими.

– Не следовало так себя изнурять, – сказал Трандуил, не спускаясь с трона. – Вы могли позвать подмогу.

– Мы уничтожили все гнездо, – ответил Мэглин. – Расчистили лес близ Холодных Водопадов. Моя стража справилась.

– Ты рисковал сам и рисковал своими эльфами, рисковал неразумно, я не могу такого одобрить. Но что уж теперь. Радуйся, что все живы. Я хочу, чтобы ты отправился к Ольве. Она все еще живет у каскадов во внешних палатах.

– Это что, военное поручение, Владыка? Чем я заслужил такую… особую милость?..

– Тебе не помешает отдохнуть. Она поможет тебе восстановиться. А ты отвлечешь ее от невосполнимой утраты.

– От невосполнимой?..

– Да, – Трандуил заулыбался, изучая перстни на руке. – Ее конь теперь мой.

– Ты отнял лошадь у человеческой женщины, Трандуил?

– Не отнял, а честно выиграл в игре, которую она предложила сама. А что тебя беспокоит? Это королевская лошадь. Ей она ни к чему. В конце концов, дам другую. Разумеется, пока она не станет королевой Дубощита, но тогда у нее появится выбор достойных животных, я полагаю. Внутри горы лошади очень ценятся, и их там полным-полно, – съязвил лесной король.

– Мы двигались налегке, – горько сказал Мэглин. – И намного опередили эльфов Ривенделла. Но они уже в Сумеречном Лесу. Владыка, какая королева Дубощита? Я понял, что они везут, и лишь догадываться могу, какое ужасное горе может постичь наши края. До Ольвы ли?

– Ну а что же с ней делать? Запереть в темнице? Выгнать в Дейл? Вам будет хорошо… вместе. У нее рана в душе, у тебя, видимо, на теле. Судя по тому, как ты стоишь передо мной, и не одна. Ступай.

– Ты шлешь ей… развлечение, Трандуил?

– Занятно, – сказал Владыка. – Мне кажется, что ты пререкаешься со мной. Просто ступай к каскадам и восстанови там силы. Я пришлю целителя туда. Туда. Ты меня понял? Очень скоро мы выступаем в Дейл, и, если ты успеешь выспаться и излечиться, ты поедешь со мной. Как обычно. По правую руку.

– Владыка, а где Даэмар?

– Он отбыл с особым поручением, надолго, я полагаю.

– Вы лишили меня друга, и…

– И?

– И отправляете к Ольве?

– Ну это ты у нас был женат на человеческой женщине, – тонко усмехнулся Трандуил. – Полагаю, тебе будет вполне комфортно. Ты хорошо понял мой приказ?

Мэглин с полминуты смотрел на своего короля… потом низко поклонился, и вышел.

– Дай ей шанс вернуть долг, – громко сказал Трандуил ему в спину. – Мне надоело, что тебе все должны. Пусть она повозится с тобой, и не чувствует себя обязанной.

Мэглин дернулся, как будто Владыка ткнул кинжалом.

Прошел, бряцая поврежденными доспехами, во двор и вскочил на лошадь, которую еще не успели расседлать. Через секунду он выехал за пределы внутренних покоев и дворов из главных ворот, и направился к каскадам.

***

Ветка с неохотой сделала зарядку… именно зарядку, а не провела тренировку; и испробовала импровизированного глинтвейна. Она оставила бутылку вина вблизи очага, но так, что сладкое вино нагрелось, а стекло сосуда при этом не лопнуло. Вот если бы тут оказался кувшинчик из голубых палат – можно было бы приготовить напиток погорячее.

И приготовилась отдыхать, подманивая на крошки птиц. Нехитрые занятия последних пары дней, и много сна – наверное, так хорошо спалось от свежего вкусного воздуха Средиземья, Сумеречного Леса – наконец отчасти успокоили ее.

Ветка пригубила вино.

На тропе, огибающей дворец, появился всадник.

Ветка замерла – столько подробностей разом она заметила в фигуре эльфа и в походке лошади.

Оба с ног до головы были забрызганы кровью и грязью. Лошадь прихрамывала. Масть ее не была видна; всадник в посеченных доспехах ехал, понурившись, держа шлем в руке. Разорванный плащ клочками свисал с плеч. Пара смотрелась, как вырвавшаяся из ада.

Ветка встала и сперва чуть попятилась, затем поставила бокал и двинулась вперед.

Всадник тяжело спрыгнул; лошадь добрела до каскадов, и сунула морду в одну из чаш. Ветка уже стояла поблизости, не зная, надо ли вмешаться. Приехавший отстегнул подпругу, и бросил седло, а следом и уздечку прямо на траву, потом повернулся к Ветке…

– Мэглин! Мама дорогая!

– Приютишь? – как-то тяжело сказал эльф и начал крениться. Гордо выстояв у Трандуила, он лишился сил здесь.

– До комнатки ты дойдешь?

– Я надеюсь, у тебя тепло? – бледно, но вполне искренне улыбнулся зеленоглазый лаиквенди.

– Я натопила, конечно, пойдем! – Ветка чуть замешкалась, и все-таки подсунулась под забранную наручами и оплечьями руку. – Ты ранен?

– Несомненно, но я несколько дней не снимал доспехи. Ты готова к разным вариантам?

– Конечно, дурачок! Я помогу тебе всем, чем только смогу… я только не знаю, где целители, а полотно у меня тут есть… а почему ты не поехал во дворец? Мне казалось, вы с Трандуилом…

– Даэмар уехал. Я эльф лесной, предпочитаю выздоравливать на природе, а не в душном дворце. Так что, если ты не возражаешь…

– Нет. Что ты, мы поместимся! Да и других пустых комнат вокруг полным-полно…

Мэглин и Ветка прошли кожаную занавесь; эльф немедля тяжело осел в кресло. Поник.

Ветка не сразу сообразила, что делать, бестолково метнулась влево-вправо, потом начала потихоньку разоблачать лесного стражника. Плащ. Наручи, ремни, соединяющие доспехи на плечах и груди, латная броня и чешуя кольчуги…

Много дней в бою, не снимая доспехов; несколько ядовитых укусов, кровь, мелкие загноившиеся раны, и пара ран покрупнее – там, где жвало паука распороло бок и бедро – комнату наполнил тяжелый аромат марки «Дух войны», серия «Полевой госпиталь». Ветка закусила губы – ей казалось, Мэглин то ли умрет, то ли уснет сейчас в кресле.

– Слушай, я уложу тебя, чуть оботру и уложу, и потом попробую найти целителя…

– Не надо… не уходи.

– Хорошо…

– Дай попить…

– Господи, какая же я дура! Ты проси, что надо – я же жила одна, никогда ни за кем не ухаживала, и не помню, как надо…

– Вот и вспомнишь…

Кожаный полог на входе резко отдернулся – в комнату Ветки вошла прямая, как игла, Синувирстивиэль, вся в белом на сей раз. В белом и сверкающем. В руках у целительницы была огромная корзина, в которой Ветка с облегчением увидела свернутую чистую одежду и много полотна – надо думать, материала для перевязки.

Эльфийка бросила взгляд на Мэглина, и сдвинула тонкие четко очерченные брови:

– Зачем ты уехал из дворца? Там я помогла бы тебе быстрее… Владыка сказал, что серьезных ран нет.

– Серьезных нет… я немного отравлен, и несколько дней не мог промыть укусы. Прости за небрежение, светлая.

– Безалаберные, бестолковые мальчишки, – Синувирстивиэль вела себя так, словно Ветки тут нет, – ты можешь встать? Или мне промывать твои раны здесь?

– Дай мне пару глотков мирувора, и я сам вымоюсь в водопаде…

Целительница посмотрела подозрительно, как будто Мэглин выпрашивал сто граммов спирта и огурец, но затем сжалилась.

– Ладно. Это будет проще всего.

Ветку красавица, похоже, записала в мебель, и вела себя так, словно ее тут нет.

Девушка терпеливо дождалась, пока Синувирстивиэль осмотрела все раны, выдала требуемую стопку волшебного бальзама, после которой Мэглин и вправду тяжело поднялся, и, взяв пару полотнищ, отправился к каскадам, ступая босыми узкими ступнями по заиндевелой траве и лесному опаду.

Ветка чуть смягчилась к строгой эльфийке, когда увидела, как та бережно стягивала с Мэглина сапоги, встав на одно колено. Сверкая одеждой, шитой каменьями, в ослепительно белом платье, затянутом в талии узорчатым парчовым поясом…

Мэглин мылся минут пятнадцать, прополаскивая под потоками воды длинные каштановые волосы, и сам с усилием промывая раны, выдавливая из них скопившуюся сукровицу, убирая грязь. Казалось, тело эльфа светится под потоками прозрачной воды; хотя она всегда была достаточно теплой для умывания, душ уже требовал от Ветки решимости и усилия над собой. Мэглину, похоже, было просто не до температурного режима. Он вымылся, обернулся в полотно, и пошел обратно – Ветка тем временем вынесла из комнаты все доспехи, грязную одежду, решив разобраться с этим позже. Под склад подошла соседняя пустующая комната. Эльфы не селились вплотную – другое жилье располагалось метрах в сорока в таком же искусственно выращенном дупле.

Мэглин растянулся на кровати. Синувирстивиэль тщательно осмотрела и окончательно очистила раны.

– Да, яд, действительно, отравляет тебя. Самая глубокая рана на бедре. Если бы ты не изнурял себя и отдыхал, ты был бы в лучшей форме. Я приду завтра, а пока перевяжу тебя и оставлю отвар – не ешь, пей лишь воду, вино и отвар трав, телу надо выводить яд. Завтра я решу, следует ли тебе потеть в купальнях, и что мы будем делать дальше.

– Спасибо, Виэль. Ты будешь шить?

– Пока рано… возможно, завтра. Яд еще сочится с краев раны. Она… сможет менять ночью повязки?

– Не переживай, все сделаю.

– Мэглин, она тебе точно поможет?

Мэглин вдруг легко рассмеялся, посмотрев на обеих женщин. Глаза его искрились.

– Виэль… все будет хорошо. Я пришел туда, где со мной будут возиться всю ночь. Честно.

Эльфийка повернулась к Ветке и поджала губы. Ветка сделала то же самое.

– Ладно. Предположим, так оно и будет.

Целительница встала и подошла к девушке.

– Вот это, – сказала она, – весть-трава. Зажги ее, если Мэглину сделается хуже. Возможно, нандо прав, что остается тут – это благое место, тут многим становится лучше на душе или телом. Я бы предпочла его видеть во дворце. Но ты не упусти, если вдруг что. Иногда яд идет к сердцу, и тогда надо торопиться. Просто пошли мне весть.

– А каковы признаки, что яд идет к сердцу? На что надо смотреть, что замечать?

– Тело делается горячим, как огонь, а дыхания не хватает, – мрачно сказала Синувирстивиэль. – Тело сухое, лишенное пота, а руки ледяные, словно с мороза, и сырые. Запомни. Одну ночь, я очень надеюсь, даже человек может провести без сна и с вниманием.

– Я уже сказала, не волнуйся. Спасибо.

– Ну, я помогаю не тебе, – эльфийка повернулась к Мэглину, и взгляд ее стал теплым, – а ему. Мало кто у нас не любит этого лаиквенди. У него редкостное по силе света сердце, даже для перворожденных. Так что, если уход будет тебе в тягость – тебя с легкостью от него освободят.

========== Глава 21. О любви ==========

– Она очень хорошая, – сказал Мэглин, когда кожаная занавеска опустилась на место. – Строгая, но замечательная. Как ты понимаешь, у эльфов хватает времени узнать все друг о друге.

– Мэглин… что мне надо делать? Накрыть потеплее, проветрить, сделать попить?

– Пить я буду постоянно. Подвинь столик ближе… и ложись спать. Видишь, как быстро ты сумела отдать мне долг, – хитро усмехнулся Мэглин. – Я помог тебе, ты помогла мне.

– Что помогла – будем говорить, когда эта… девица-красавица тебе зашьет рану, и скажет, что все позади. Она сказала, менять повязку?

– Я сам смогу. Она будет промокать ядом и гноем – надо снимать полотно, выносить за дверь, так как яд сжигать в очаге дома не стоит, и класть новую повязку. Вон там мазь в фиале, полотно Синувирстивиэль тоже оставила.

– Промывать водой?

– Можно и просто менять повязку.

– Тогда никакого «сам», – сурово сказала Ветка.

– Ольва… скоро стемнеет, – зеленоглазый эльф ласково улыбался, – ступай в соседние… в соседнюю sambe… разожги огонь, и спи. Мне уже намного лучше.

Ветка посмотрела на Мэглина внимательнее. Он действительно улыбался, вроде бы так же легко и расслабленно, как всегда. Но глаза его были темными, а зрачки огромными. Лесной эльф уловил ее взгляд и опустил ресницы, обессиленно откинувшись на подушки.

Ветка встала и вышла.

Через двадцать минут она, чуть запыхавшись, вошла назад, затащив холодное, немного отсыревшее одеяло, пару подушек и покрывало из соседней комнатки; набросила покрывало на кресло, раскидала все остальное по полу, и уселась напротив Мэглина.

– Если я захочу спать, лягу на полу. Печка маленькая, и по полу дует, но у вас такие одеяла шикарные, что это не страшно. Мэглин, что происходит?

Эльф не отвечал, лишь перекатил голову по подушке.

– Мэглин?

– Извини, дружок…

– Воды?

– Я не смогу сейчас пить… чуть-чуть позже… минутку…

– Ты сам говорил белой гюрзе, что за тобой будет уход, и прогоняешь меня?

Мэглин встал, тяжело, шатаясь – полотно, которым он обернулся вместо купального халата и полотенца, разом упало. Эльф сделал пару шагов к двери. Ветка бросилась следом, но ее остановила узкая горячая ладонь.

– Я сейчас.

И впрямь, через минуту воин вернулся и рухнул без сил. Ветка поскорее накрыла его одеялом, и ласково подоткнула края.

– Вина…

– Мэглин! Я не понимаю!

Эльф выпил полбокала и откинулся назад. Помолчал. Потом зашептал:

– У эльфов есть предание, дружок, или поверье, а если хочешь – традиция… мы редко любим, но любим верно. Благородные синдар вообще завели привычку говорить, что их сердце раскрывается лишь раз, и затем долгие тысячелетия остается в счастье рядом с родным сердцем, или в тоске о нем…

– Мэглин! Причем тут любовь? Я уже ничего не понимаю…

– Ты поймешь… ты… – Мэглин забылся тяжелым сном.

Ветка мгновенно проверила арсенал – отвар, вино, чистая питьевая вода; повязки, мазь. Пощупала лоб, залезла рукой к повязке. Мэглин сделался жарким, но потным, а не сухим – руки и ноги его не холодели, и Ветка судорожно вспоминала, что же делать при потении. Это хорошо или плохо? Раскрывать и протирать или оставить, как есть? В конце концов, дождалась, пока нандо чуть остыл, а дыхание его стало ровнее, и убрала одеяло. Намочила тряпицу в теплой воде, греющейся на очаге, протерла тело эльфа. Потрогала царапины и раны поменьше – также воспаленные, бордовые – смазала их мазью. Потом увидела, что повязка на бедре намокла чем-то тяжким, бурым; осторожно поддела ее и выкинула за дверь. Ветку затошнило. Тело Мэглина было прекрасно, но рана, с сочащейся серой слизью, выглядела чудовищно. Девушка продышалась, вернулась, ловко прилепила новую повязку с порцией целительной мази, вытягивающей отраву.

Мэглин тяжело спал.

Эльф даже сейчас был прекрасен – как будто статуя, но статуя живая. И в расслабленном виде его тело было совершенным и рельефным – Ветка вообразить не могла, что такое возможно. Не удержавшись, провела рукой от ключицы по плечу, по бицепсу и вниз – по предплечью до самой кисти… подержала руку, такую изумительную по форме, и такую жесткую от оружия. Пальцы Мэглина беспомощно легли в ладонь Ветки. Она замерла… Потом словно опомнилась – схватила одеяло, укутала эльфа.

Следующие полчаса у Ветки ушли на подробное визуальное изучение остроконечной ушной раковины. Ветка даже решилась провести по уху пальцем – оно слегка дернулось. Но Мэглин не проснулся.

Он проснулся позже, и тут же начал пить. Выпив несколько бокалов, шатаясь, ненадолго вышел, и опять обессиленно рухнул на кровать. Повязка снова намокла.

Так повторялось еще два раза – тяжелый сон, перевязки, и наконец цвет лица Мэглина стал походить на обычный. Ушли лихорадочные пятна на скулах, перестали гореть темно-вишневым губы.

– Ну теперь ты пойдешь спать? – ласково прошептал он.

– Никуда не пойду. Меня, в конце концов, твоя Вреднэль не поймет.

– Тогда расскажи мне что-нибудь.

– Лучше ты, – сказала Ветка. – Ты у меня на подозрении.

– Что?

– Не сходится, – злорадно сказала Ветка. – Совсем не сходится. Ты прямо с битвы едешь сюда. Вот прямо вообще – даже лошадь не сменил. Можно сказать, падаешь мне в ножки. Сюда является целительница с багажником медицинского барахла – то есть она знала, что исцеляться ты будешь тут. И в то же время проговаривается, что ты уже был во дворце. Тут у вас везде первозданная природа, не только у каскадов. Даже внутри дворца. Колись.

– Можно водички?

– Держи.

– А теперь вина?

– Да, конечно…

– А теперь отвар… и, мне кажется, пора заменить повязку. Давай я сделаю сам, а ты иди спи? Ты еще успеешь выспаться.

– Мэглин!

– Тогда я засну.

– Я же не отстану.

– Что?..

– Ой, вот таки этого мне не надо! А еще ты начинал нести пургу про любовь. Я же вижу, что ты меня не любишь.

– Как ты можешь это видеть? И я начинал говорить вовсе не о тебе.

– Оригинально. Ну так, может, продолжишь? Ты остановился на том, что синда заморочились на теме любви конкретно.

– Хорошо, – Мэглин словно принял какое-то решение. – Слушай, дружок. Эльфы действительно не похожи на людей, и действительно любят редко. Лучше, в самом деле лучше, для нашей души – единственный раз на всю жизнь. Мы разные, а какие разные – просто так не объяснишь. Мало кому из людей удается понять перворожденных. Но все же случается и по-иному. И не так уж редко. И у синдар тоже, чего бы они ни говорили. Я о любви. Тоска по утраченному возлюбленному может смениться новым светом нежности души, и не будет опорочена или предана. Проще… подпустить к своей пустоте… кого-то другого, не того, кем был твой любимый – например…

– Например, эльфу человека, – недоверчиво сказала Ветка.

– Да, дружок.

– Так. Ну, допустим. Я, скажем, вообще была не в теме, что вы любите один раз. Но уже рада, что это не так – если один раз… и бесконечная жизнь… спятить можно.

– Все народы, живущие долго, таковы…. Гномы тоже. Они сотворены по-иному, их творец о любви и вовсе не особенно думал. Вот у них второй раз сердце практически никогда не открывается. Учти. А эльфы…

Ветка вдруг спросила:

– Слушай… а Даэмар?..

– Я люблю его всем сердцем…

– А-э-э?

– Мы провели многие столетия в одной палатке. Привыкли друг к другу, стали роднее братьев. Я люблю его, он не тяготится мной. Много раз мы засыпали, рука в руке… но мы же говорим о другой любви?

– Слава валар!

– Водички дай?

– Конечно, прости! Дай посмотрю… нет, пока рано, а то мази не хватит, гюрза жадная мало оставила…

– Не обзывайся на Виэль. Слушай лучше. В том случае, если любовь возникла с человеком, эльф намного переживет своего любимого.

– Это понятно. Будет возить его на каталке, жевать мясо, когда выпадут зубки…

– На самом деле, это не весело, Ольва. Я был женат два раза. На эллет… которая родила мне двух сыновей, когда дети еще приходили к эльфам, и время наше не повернулось к закату. И на человеке.

– На женщине?

– Поэтому Владыка и поручил мне заботиться о тебе еще тогда, в первую встречу… поэтому я помогал тебе после пленения у орков. Я знаю очень много о человеческих женщинах. Я делил с любимой почти всю ее жизнь, длинную для человеческого века, короткую для эльфа.

– С любимой номер два?

– Да, дружок. Это была… другая любовь. О такой не складывают легенд. Все было очень… просто. Фелла жила в одном из человеческих поселений, и я лишь однажды показал ей Сумеречный Лес. Я приходил под покровом ночи, и оставался, пока не наступала следующая. После я выстроил ей дом на опушке леса, дальше от поселения. Научил разбираться в растениях, цветах. Мир тогда был моложе, и звери служили ей. Но валар не дали нам ребенка, и, уже сделавшись в летах, она отказалась от меня и взяла на воспитание двух сирот. Я приходил все реже, и однажды сказал, что больше не приду совсем. Но меня позже разыскала девочка – тогда выросшая уже. Она сказала, что любимая умирает, и хочет попрощаться. Фелла уже ничего не могла говорить. Ты сама можешь представить себе древнюю, почтенную и немощную человеческую старость. Я пел ей несколько дней… пока не увидел в ее глазах, что она готова и больше не боится. Я многое увидел в них.

Ветка подала попить, поменяла повязку на ране.

Молча. Затем:

– А что с первой женой?

– Орки… она ждет меня в чертогах Мандоса в Валиноре. Погибнув, все эльфы попадают туда, и много тысячелетий спустя вместе с гибелью Арды развеются навсегда и окончательно. Моя яркая звездочка умирала у меня на руках, она уходила от раны, и благословила меня – велела искать свое счастье и не хранить непременную верность. Мы были вместе совсем недолго, наши дети остались у меня на руках малышами.

– То есть… если тебе воткнуть кинжал в грудь, ты окажешься в приятном месте с любимой первой женой в компании?

– Не кажись более грубой, чем ты есть. Я знаю, каковы люди. Каковы женщины. Я знаю, как вы ранимы, встречаясь с зеркалом изо дня в день, – прошептал Мэглин.

– И именно поэтому ты пришел сюда выздоравливать? Поправь меня, я не вижу логики. Объясни мне. Я рада тебе, Мэглин… ты, наверное, самый близкий, кто у меня есть во всем Средиземье. Я бы в любом случае сидела возле твоего ложа, носила бы тебе вино бутылками и даже попробовала бы спеть. Но я не понимаю.

– Ты отдаешь сейчас мне долг… за Лилейное озеро. Это необходимо, Ольва, чтобы у нас не было незримых связей. Чтобы ты была свободна от меня, я от тебя. Я не смогу больше… не смогу еще раз…

Ветка сидела, нахохлившись.

– Это твоя идея, или белокурого поганца?

– Что?

– Трандуила?

– Это необходимо… прости, я должен поспать…

– Знаешь что, – сказала Ветка, – ничего у него не вышло. Если он хотел разрубить то, что, может, нас связывает – он ошибся. Потому что никакая это не отдача долга. И более того. Я и не считала, что что-то прям особо тебе должна. Я считала и буду считать, что ты мой друг. Я поняла про любовь и жену. А дружить ты с человеком пробовал?

– Несколько раз, – улыбнулся Мэглин, взял Веткину руку и крепко ее сжал. – Но о дружбе мы поговорим позже…

Видно было, как утомился Мэглин. Утомился и задремал – каштановые волосы змеями разметаны по подушке, глаза закрыты.

Сам он с горечью молчал – молчал о том, о чем, собственно, и желал бы предупредить Ольву, но не посмел. Пока не посмел.

Тем временем тяжелая кожаная занавеска зашевелилась – поднялся ветер. Ветка видела, как в крошечном очаге мечется пламя – встала, подкинула дров. Высунула нос наружу – ей показалось, что уже сумерки, серые предутренние часы. Но небо потемнело так, что не было видно ни звезд, ни луны – раздался тяжкий грохот, от которого, казалось, содрогнулся дворец, и обрушился ледяной предзимний дождь. Время сухих заморозков прошло – шла настоящая непогода.

Ветка плотнее задернула дверную занавеску, проверила запас сухих дров в углу на изящной подставке. Вернулась к Мэглину.

Тот спал, но спал неспокойно – эльфа знобило. Тело теперь стало холодным, плечи сотрясала дрожь. Мэглин метался, голова его перекатывалась по подушке, путая волосы. Раз или два девушка услышала слабые стоны.

Ветка призадумалась. Потрогала пучок весть-травы. Еще раз ощупала тело Мэглина и переменила повязку с целебной мазью. Подбросила дров. Разделась до пояса, оставшись в тонких шелковых штанах, и залезла под одеяло к эльфу.