Текст книги "Марионетки в зазеркалье (СИ)"

Автор книги: Extyara

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

========== Глава 9. Кредит доверия ==========

У двери кабинета доктора Пасседа Чуя притормозил, чтобы ещё раз всё обдумать. Игнорировать находку он никак не мог, но посоветоваться о том, как лучше поступить, ему было особо не с кем. Исключая одного человека, которому Чуя отчего-то парадоксально доверял. Хотел доверять, по крайней мере сейчас. Ещё раз взвесив все «за» и «против» и осознав, что выбора у него нет, Чуя тяжело вздохнул и постучал в дверь. Услышав уже привычное «войдите», он ухватился за ручку и потянул дверь на себя.

– Доброе утро, мистер Накахара, – поздоровался доктор Пассед. – Вы так внезапно позвонили, случилось что-то серьёзное, полагаю?

– Здравствуйте. Прежде чем мы начнём, – Чуя старался говорить спокойно, – мы можем побеседовать как врач и пациент?

– Имеете в виду врачебную тайну? – догадался, о чём он говорит, доктор Пассед.

– Да, – Чуя кивнул, – конфиденциальность беседы.

– Хорошо, – легко согласился доктор Пассед. – Присаживайтесь, – предложил он, указывая на стул напротив стола, – поговорим.

Чуя ещё раз кивнул, опустился на стул и, вынув из кармана прозрачный пакетик с двумя кукольными глазами, положил его на стол. Доктор Пассед опустил глаза, с полминуты внимательно рассматривал содержимое, потом поднял взгляд. Выражение его лица при этом не изменилось.

– Выпали из кармана плаща Дазая, – через ещё пару минут молчаливой игры в гляделки не выдержал Чуя.

– Вы никому не сообщили, я полагаю? – поинтересовался доктор Пассед.

– Никому, – вздохнул Чуя.

– Пришли советоваться? – предположил доктор Пассед.

– Вы сами говорили мне не делать поспешных выводов, – заметил Чуя.

– Вы столь рьяно следуете моим советам, – рассмеялся доктор Пассед. – Мне льстит.

– Я доверяю вашему мнению, – несколько недовольно отозвался Чуя.

– Вот как, – протянул доктор Пассед. – Тогда, пожалуй, это скорее дружеская беседа, – он усмехнулся. – Вы хотели узнать моё мнение по поводу причастности Дазая Осаму к убийству мисс Рестлс, так?

– Да, хотелось бы послушать, что вы думаете на этот счёт в связи с моей находкой, – подтвердил Чуя.

– Обычно у любого убийства есть свой подтекст, иногда явный, иногда скрытый. Кто бы ни совершал убийство: ревнивый муж, напуганная жертва, маньяк, имеющий чёткий профиль жертв, или просто психически неполноценный человек, разделить причины можно на два типа. Убивают или в награду, иными словами, во спасение, или в наказание, – доктор Пассед откинулся на спинку стула и, сцепив пальцы в замок, положил руки на стол перед собой. – Для Дазая Осаму смерть не является мерой наказания, скорее наоборот. Для него это своего рода благо. Как мы уже предположили с вами, тёплых чувств к мисс Рестлс он не питал, следовательно, и награждать её ему не за что. Тем более Дазай Осаму воспринимает в положительном ключе добровольный уход из жизни, где каждый решает сам.

Он вполне мог испортить бейджики, подложить кнопки, даже бродить по саду и стучать в окно, дабы напугать мисс Рестлс, но её убийство, а я по-прежнему убеждён, что это не суицид, точно не его рук дело. К тому же он умён, умнее, чем хочет казаться. Он бы не оставил таких очевидных улик. Тот, кто совершил это, явно не боится возмездия и открыто демонстрирует свою безнаказанность, – доктор Пассед кивнул на кукольные глаза на столе, – ещё и оставляет послания, похоже.

– Постойте, – прервал его размышления Чуя, – вы же вроде говорили, что никогда лично не беседовали с Дазаем и не видели его истории болезни, почему вы так уверены в его мировоззрении?

Доктор Пассед с минуту молча его рассматривал, словно оценивая перед тем, как принять важное решение.

– За день до отбытия на объект я запросил информацию по Дазаю Осаму у одного знакомого, занятого в этой сфере бизнеса, так как предоставить мне какие-либо данные официально наши работодатели отказались. Процесс затянулся, и, ознакомившись с полученными сведениями, я хорошо понял, почему. Так или иначе, информацию я получил через посредника буквально пару дней назад, когда в клинику доставили новых пациентов. На всякий случай спрошу вас, мистер Накахара, вы хотите узнать о прошлом Дазая Осаму?

– Это поможет мне понять его взгляды на жизнь и причины особого отношения ко мне? – отозвался Чуя.

– Несомненно, – кивнул доктор Пассед. – Однако в комплекте идут и сведения об одной организации, знания о которой могут оказаться опасными.

– Последние события тоже безопасными не назовёшь, – заметил Чуя. – Если вы готовы доверить мне полученную информацию, я готов слушать.

– Ваша правда, – вздохнул доктор Пассед, – здесь и сейчас мы все в одной лодке. И лучше, чтобы среди экипажа было больше союзников.

Он достал из кармана маленькую чёрную флешку, подключил её к ноутбуку и, развернув его монитором к Чуе, пододвинул ближе.

– Полистайте, там много фотографий и электронных копий документов, а я пока вкратце вам перескажу суть, – произнёс доктор Пассед. – Несколько лет назад существовала некая частная психиатрическая клиника для детей-сирот. Это был и приют и лечебница сразу. Клиника существовала целиком и полностью за счёт средств, предоставленных в качестве пожертвований от частных лиц, политиков и предпринимателей. Со стороны чистейшая благотворительность – помощь сиротам с отклонениями в развитии и психике. С такими не готовы работать обычные приюты, таких никто не возьмёт в дом. Само собой, любой человек, готовый взять к себе приёмного ребёнка, предпочтёт здорового больному и инвалиду.

Клиника находилась на самообеспечении: свои повара, сторожа, садовники, уборщики, воспитатели, врачи и сестринский персонал. Большая территория, несколько корпусов, раздельные общежития для мальчиков и девочек. Там дальше найдёте фотографии, территория действительно внушительна и огорожена не хуже военной базы.

– Так зачем обычной частной клинике и одновременно приюту для детей такая автономность? – просматривая фотографии внушительного забора и зданий, сделанные со спутника, поинтересовался Чуя.

– Потому что под фантиком зачастую оказывается совсем не то, что указано на обёртке, – отозвался доктор Пассед. – И частная клиника на деле являлась шестьдесят девятой исследовательской лабораторией.

– Хотите сказать, там ставили опыты над детьми? – недоверчиво покосился на доктора Пасседа Чуя, поднимая глаза от ноутбука.

– Именно так, – подтвердил тот. – Во все времена опыты над людьми эффективнее всего продвигали медицину во всех областях. И, несмотря на то, что во все времена это считалось аморальным, запрещалось и влекло за собой серьёзные наказания, власть имущие никогда не упускали возможностей.

Скажу больше, шестьдесят девятая лаборатория была не единственной в своём роде, где занимались подобными исследованиями. Некоторые дети, пережившие эксперименты там, направлялись в другие взрослые клиники, поддерживающие этот проект и предоставляющие для этого соответствующие условия. Одной из них являлась и местная бывшая лаборатория, которая сейчас исполняет роль тюрьмы для заключённых, задействованных в исследованиях и научных изысканиях компании.

– Вы сказали пережившие? В ходе исследований в том месте дети умирали? – изумился Чуя.

– Да, основой исследований, проводимых в шестьдесят девятой лаборатории, было планомерное взращивание в разуме подопытных потребности в самоубийстве.

– Это звучит безумнее всего того, что вы сказали до того, – признался Чуя. – Кому и зачем может понадобиться нечто подобное?

– О, мистер Накахара, причин может быть множество. От так любимой кинорежиссёрами и фантастами темы создания идеальных бесстрашных исполнителей, которые не только не боятся смерти, но и стремятся к ней, получая как желанную награду, до пресловутых исследований связи между областями мозга и самого факта совершения суицида с точки зрения протекающих при этом психических процессов.

Каковы бы ни были цели исследования, это был весьма длительный проект, и в нём было задействовано много детей. И не все из них были сиротами из приютов. Некоторые частные лица, занятые в этом проекте, занимались тем, что выкупали детей у многодетных и малоимущих семей за приличные суммы денег. Разумеется, на бумагах это было обычным оформлением детей в приют. Родители подписывали отказ от родительских прав, а деньги со сделки получали иными путями. Это продуманная финансовая схема. В этой области я плохо разбираюсь, а потому не возьмусь пускаться в размышления о стабильности работы этой системы. Так или иначе, она имела место быть.

– Даже если всё это действительно так, – вновь поднял глаза от копий документов на экране ноутбука Чуя, – как маленьких детей, среди которых были психически нездоровые, вынуждали самостоятельно совершить самоубийство?

– Это была сложная система, основанная на воспитании отличного от нормального мировоззрения, тесно завязанного на мифологии. Именно поэтому шестьдесят девятая лаборатория работала с детьми, а не с подростками или взрослыми людьми. Все испытуемые, достигшие шестнадцатилетия, признавались уникальными образцами и переводились в другие клиники для дальнейших исследований.

Дети, как известно, весьма доверчивы и восприимчивы. В раннем возрасте их мировоззрение строится на основе сказок, рассказанных или прочитанных им родителям. Именно взрослые рассказывают детям об устройстве этого мира, и последние не ставят под сомнения их слова, веря даже в самые невозможные вещи.

А потому основой этого проекта стали мифы. Древние сказания и легенды, реально существующие уже многие века, сами по себе вызывают восхищение и доверие куда больше ничем не подтверждённых на ходу вымышленных сказок. На территории лаборатории находилось небольшое озеро, слишком мелкое и заболоченное, чтобы носить такое громкое название, но для детей это было именно озеро.

Во многих древних культурах существовало представление о том, что озёра – это священные места, где обитают боги. Погружение в озеро означало, с одной стороны, смерть и разрушение, а с другой – возрождение и восстановление. Поверхность озера, его гладь имеет значение зеркала и олицетворяет покой, созерцание и размышление, а в отрицательном аспекте – бесплодные фантазии, бегство в мир иллюзий. Кроме того, это глаза земли, через которые жители подземного мира могут видеть наш мир. Озеро символизирует идею «уровней» – вода всегда связывается с отношениями между глубоким и поверхностным, внешним и внутренним. И в подтверждение неоспоримой связи этого конкретного водоёма с загробным миром на дне его находились человеческие останки. Были ли они настоящими или муляжами, я не знаю, но для детей это были самые настоящие человеческие кости и черепа, целые скелеты на дне среди водорослей, камней и ила.

Рядом с водоёмом посажен ясень – большое ветвистое дерево, глубоко уходящее корнями и имеющее раскидистую крону. Это дерево, произрастающее у врат в другой мир, соотносилось с древом мира. Иггдрасиль – мировое древо из германо-скандинавской мифологии – исполинский ясень, соединяющий землю и небо, пронизывающий миры. Разумеется, дерево у озера не может быть тем самым древом мира, однако вполне может считаться его проекцией в нашем мире. Его корни уходят глубоко в землю, оплетая останки, его крона поднимается к небу, в ней до поры до времени прячутся души, чтобы с ветром или дождём покинуть наш мир и перенестись в иной.

Там, на флешке, вы всё это найдёте, если почитаете: изображения, фотографии из старинных книг, свитков, манускриптов разных культур и эпох. Символика разных народов в разные времена во многом сходится и тесно переплетена. Не ясень, так другое дерево, но древо мира или жизни присутствовало в мифах разных культур, так же и с водоёмами, в частности с озёрами.

Психотерапевты, работавшие с детьми, убеждали тех, что всё самое дорогое и ценное, чего они лишены в этом мире, можно отыскать в ином. И чтобы оказаться в нём, нужно совершить переход через врата. Соответственно, расстаться с жизнью.

Изначально, самым простым способом, какой находили дети ближе к девяти– десятилетнему возрасту – повешение. Украв с незапертых складов моток верёвки, испытуемые вешались на самой близкой к земле ветке ясеня. Смерть максимально близкая к вратам и древу жизни. Некоторые топились, некоторые – пытались сброситься с крыши. Однако последний способ часто приводил к инвалидности, так как здания на территории были недостаточно высокими. Дети ломали конечности, в худшем случае повреждали позвоночник, что усложняло проведение дальнейших исследований. С некоторых пор стала вестись активная пропаганда «правильного» самоубийства, не доставляющего проблем окружающим.

– В таких условиях должно было насчитываться пугающе большое количество жертв, – Чуя наткнулся на фотографию ясеня, где на ветке болталось не меньше десятка обрезков верёвки, привязанных к ней. На земле лежало накрытое простынёй пугающе маленькое тело. – Куда же девались тела? Не могли же они топить останки в озере до бесконечности?

– На территории имелось собственное кладбище, – ответил доктор Пассед. – Как вы правильно заметили, количество жертв было действительно немалым, потому изначально гробы закапывались вертикально в узких глубоких могилах, а сами кресты и могильные камни ставились поверх в целях экономии места.

Позже тела и вовсе перестали хоронить. Лаборатория сотрудничала с одним частным лицом – мастером-кукольником. Мастер изготавливал куклы на заказ по фотографиям. Куклы были максимально похожи на детей. Их хоронили вместо погибших, тела же утилизировали. Не спрашивайте, каким именно способом, этого я не знаю. Возможно, кремировали, возможно, частично продавали под видом донорских органов. Не представляю, как далеко это могло заходить, однако имеются копии документов, где мелькает фраза об утилизации биологических отходов.

– Это просто отвратительно и чудовищно, – отозвался Чуя, отодвигая от себя ноутбук, ощущая острое отвращение ко всему, что только что увидел и услышал. – Почему вы так уверены в достоверности этой информации? Всё это напоминает нездоровую шутку, разве могло что-то подобное существовать столь долгий срок и успешно функционировать?

– К сожалению, как бы я сам ни хотел опровергнуть существование подобного места, помимо доверия к источнику, предоставившему мне эту информацию, у меня имеются и другие подтверждения достоверности всего этого, – негромко отозвался доктор Пассед.

– Вы принимали участие в этих исследованиях? – чуть осипшим голосом высказал предположение Чуя: во рту резко пересохло.

– Нет, – опроверг его предположение доктор Пассед. – Во-первых, я был тогда ещё слишком молод для научной деятельности подобного масштаба, во-вторых, в мои моральные принципы не укладывается подобная экспериментальная деятельность. – Он отпер ящик стола и вынул оттуда стопку писем, перетянутую бечёвкой. Развязав её, он протянул их Чуе. – Я переписывался с одной из испытуемых почти пять лет. Здесь все письма, что она писала мне, некоторым из них уже больше двадцати лет. В них вы найдёте подробные описания и заболоченного пруда с человеческими останками на дне, с морским чудищем полубогом, и ясеня, соотносящегося к древу мира. Рассказы о кладбище и кукольных похоронах. И если всё это ещё как-то можно было бы списать на навязчивые идеи и галлюцинации, вызванные болезнью, помимо этого там также есть описания некоторых мелочей, которые невозможно счесть простым совпадением.

– Но если эта переписка велась настолько давно, как вы оказались связанны с кем-то из испытуемых в столь засекреченном месте в таком юном возрасте? – искренне удивился Чуя, забирая потрёпанные конверты из рук доктора Пасседа.

– Потому что девушка, с которой я переписывался, была мне родной сестрой, – ответил тот. Поймав на себе его полный немого изумления взгляд, доктор Пассед вздохнул и продолжил. – Моя младшая сестра Саманта была больна шизофренией с детства. Первые симптомы проявились в возрасте восьми лет, мне тогда было неполных десять. Мать не желала признавать, что её дочь мучает такой же недуг, как и её сестру и, как позднее выяснилось, бабушку. Всё же шизофрения – наследственная болезнь.

Родители купили дом за городом. Там, в полной изоляции от мира, мы прожили чуть дольше года. Я занимался на дому, посещать школу мне запрещали, Саманта и вовсе всё время проводила среди своих иллюзий и фантазий. Без должного наблюдения и лечения ей, разумеется, становилось только хуже. Со временем мать стала подыскивать частную клинику, чтобы не предавать огласке болезнь Саманты. Так она и вышла на этот приют для психически больных детей.

– Не могли же ваши родители добровольно отдать своего ребёнка в такое место, – ошарашено произнёс Чуя. – Даже не зная всей правды об этом месте, отдать своего ребёнка в приют для психически нестабильных детей...

– Моя мать была ведущим фармацевтом в одной крупной и влиятельной фирме, работающей на мировой рынок. Она не могла допустить никаких слухов о подобном недуге, который мог возникнуть и у неё самой. Родители не только отдали Саманту в тот приют, они ещё и подписали соглашение, включающее в себя отказ от родительских прав. Последний раз, когда я видел свою сестру, мне было одиннадцать, ей – девять.

– Это... вам тяжело пришлось, – тихо произнёс Чуя, не решаясь открыть теперь конверт, что держал в руках.

– Я начал учиться на психотерапевта именно по этой причине. Тогда я был ещё достаточно наивен, чтобы полагать, что сумею найти способ вылечить свою сестру. Я съехал от родителей сразу же после поступления в медицинский университет. И с тех пор больше с ними не поддерживал контакта. Тогда мне казалось, что об этой переписке, что велась через почтальона, которому я платил сущие копейки за передачу писем, откуда взяться у ребёнка серьёзным деньгам, знали только мы с Самантой. Теперь-то понимаю, что это было просто ещё одним любопытным экспериментом для шестьдесят девятой лаборатории.

– Что случилось с вашей сестрой? – задал Чуя вопрос, который абсолютно не хотел задавать, но должен был.

– Она умерла в возрасте пятнадцати лет. Утонула по официальной версии. Утопилась, я полагаю.

– Простите, я не должен был поднимать этой болезненной темы, – тихо произнёс Чуя, отложив так и нераскрытый конверт. – Примите мои соболезнования.

– Не вы, а я поднял эту тему, – вздохнул доктор Пассед, поднимаясь с места. – Это было давно, и я уже пережил эту трагедию. Сейчас же мы, возможно, находимся в довольно опасной ситуации, и нет времени горевать о том, чего уже никак нельзя изменить.

– Мы? – поднял на него глаза Чуя. – Мне казалось, мы начинали наш разговор с возможных проблем Дазая.

– Однако это не означает, что только ему что-то может угрожать, – отозвался доктор Пассед. – Вернёмся же к тому, с чего начали наш разговор. Я обещал вам рассказать о той части прошлого Дазая Осаму, о которой у меня есть сведения.

Итак, до четырёх лет он находился в приюте при женском госпитале для пациенток с отклонениями в психике. Изначально эта больница была построена для лечения женщин в периоды регрессии, когда им требовался постоянный уход и наблюдение. Приют же при госпитале был для детей этих пациенток. Позже госпиталь был закрыт, и приют получил статус самостоятельного государственного учреждения. Однако несколько лет назад он был окончательно упразднён, и большая часть детей, что содержалась в нём, была определена в уже известную нам частную клинику.

Возможно, между этими событиями даже имеется связь, но никаких доказательств, кроме домыслов, у меня нет. – Доктор Пассед развернул к себе ноутбук и, отыскав там нужную папку, продемонстрировал ему личное дело Дазая с прикреплёнными фотографиями. – Если прочтёте целиком, убедитесь, что при поступлении в шестьдесят девятую лабораторию Дазай Осаму был абсолютно здоров.

Попал он туда в возрасте неполных четырёх лет. Уже в семь лет его забрал под попечительство его нынешний опекун – довольно известный хирург. Проводит сложнейшие операции на головном мозге и держит несколько частных клиник. Дазай заинтересовал его своим неординарным мышлением и довольно высоким уровнем интеллекта для ребёнка своего возраста. На каких условиях Дазай Осаму был передан на попечительство, я также не знаю.

Здесь есть лишь информация о клиниках, где позднее он наблюдался в подростковом возрасте, так как неоднократно предпринимал попытки совершить самоубийство. При всём при этом, ни одной из них он сам не довёл до конца. Врачам же он объяснял, что искал способ совершить идеальное самоубийство. И вот здесь его слова целиком и полностью соответствуют концепции воспитания в лаборатории. Аккуратное безболезненное самоубийство, которое никому бы не доставило проблем.

– Он ведь пробыл в клинике всего три года, – пробегая глазами электронные копии документов, заметил Чуя. – Неужели такого короткого срока было достаточно для того, чтобы внушить это на уровне необходимости?

– Как я уже говорил, для добровольного лишения себя жизни у каждого испытуемого была своя цель. Всё то, что они утратили, или чего лишены в этом мире, они смогут получить в другом, пройдя через врата.

В возрасте неполных пяти лет Дазай Осаму упал в озеро. Не специально и не с намерением утопиться. Он просто поскользнулся и свалился в воду. Плавать он не умел, а потому, очевидно, начал тонуть. Его спас мальчишка всего на год его старше. Нырнув, он вытащил его из воды. Именно он и стал той самой целью для Дазая Осаму. К сожалению, о том ребёнке у меня нет никаких данных. Только одно их совместное фото, – доктор Пассед открыл нужное изображение.

С фотографии на Чую смотрел голубоглазый мальчишка лет шести с вьющимися рыжими волосами, поразительно похожий на него в детстве. Он держал за руку пятилетнего Дазая, прячущего глаза за длинной чёлкой и старающегося спрятаться за ним и в тени дерева одновременно. За спинами у них раскинулся небольшой пруд, берега которого поросли камышом, на воде покачивалась ряска.

– Это совершенно точно не я, – сообщил Чуя, поднимая глаза на доктора Пасседа. – В этом возрасте меня уже усыновили. Я хорошо помню приют, где находился. И даже как-то возвращался туда побеседовать с воспитателями.

– Разумеется, это не вы, хотя внешнее сходство поразительно, – отозвался тот.

– Но Дазай же не может этого не понимать, верно? Я даже по возрасту не вписываюсь, мы с ним погодки.

– Я полагаю, вы стали для Дазая Осаму новой целью. Живой и доступной в этом мире, интересной и реально достижимой, нежели погибший много лет назад ребёнок, о котором у него остались смутные воспоминания. Насколько я могу судить из предоставленных мне сведений, у него была копия этого фото, и он сжёг его незадолго до того, как изъявил желание принять участие в этом проекте. А так же – работать именно с вами, когда его кандидатура заинтересовала наших работодателей. Не могу точно сказать, где и когда вы столкнулись, возможно, это не было даже полноценной встречей, и он просто увидел вас где-то, но вы однозначно произвели на него сильное впечатление.

– Хотите сказать, что если я подниму вопрос о причинах его заинтересованности, используя, как аргумент, факты из прошлого, всё закончится возобновлением попыток суицида? – устало потерев переносицу, поинтересовался Чуя.

– Это один из наиболее вероятных исходов, – подтвердил его опасения доктор Пассед.

– Вот дерьмо, – выдохнул Чуя, рассматривая фотографию. – А знаете, доктор Пассед, – чуть погодя вновь заговорил он. – Это место на фото очень похоже на то озеро, в которое упал Дазай несколько дней назад во время системного сбоя. Слишком похоже, – тихо повторил Чуя, ощущая, как по спине пробежала волна мурашек от дурного ещё не оформившегося предчувствия. – Ладно, не могут ли эта фотография и все документы быть намеренной фальсификацией? Слишком уж парадоксально схожая ситуация, вам не кажется?

– Однако Дазай Осаму сам рассказывал вам, что чуть не утонул в детстве, – заметил доктор Пассед.

– Да, но он ничего не говорил о том, где это случилось, и даже о том, кто его спас, – возразил Чуя. – Я, конечно, могу предположить, что он намеренно не стал вспоминать об этом ребёнке, потому что решил вычеркнуть его из своей жизни, но всё же, нереальное совпадение.

– Или не совпадение, – негромко отозвался доктор Пассед. – Я задумывался о том, что часть документов может быть поддельной. Вы не читали писем, что писала Саманта, среди них есть одна с виду очень незначительная деталь, за которую я зацепился, разбирая все эти данные. А именно номер лаборатории.

– Шестьдесят девять? – припомнил Чуя. – Что необычного в этом числе?

– С виду ничего, но если учесть специфику работы исследовательского проекта, к которому относилась лаборатория, её номер не случаен. Вы ведь не считаете, что в нём было задействовано аж шестьдесят девять, или больше, объектов, – пожал плечами доктор Пассед. – Когда я задумался об этом, я наткнулся на небольшой документ, где упомянуто было шифрование задействованных в проекте объектов через связь с нумерологией.

Число шестьдесят девять в духовной нумерологии символизирует человека одновременно как личность и как духовную сущность, союз души и тела. Союз, в котором борьба за главенство прекращается только в момент физической смерти. Шесть с языка чисел переводится как материальное начало. Девять символизирует человеческую душу. Она живёт другими ценностями и действует по другим критериям во времени и пространстве.

Суть этого числа заключается в том, что оно вбирает в себя все причины и следствия нашей жизнедеятельности. Если с человеком наблюдаются какие-то отклонения на физическом плане бытия и сознания, значит, причину надо искать на духовном плане. В этом суть нумерологии данного числа: все причины происходящего с нами лежат в духовном мире, а все следствия в материальном.

Если задумаетесь, то вполне сможете рассмотреть в этом описании схожесть с принципами воспитания и исследовательской деятельностью лаборатории. Главным принципом был поиск недостижимого в материальном, через иные пространства и миры.

Упоминание шестьдесят девятой лаборатории я нашёл и в старых архивных документах, тогда не придал этому значения и вспомнил только теперь. Помните тот рисунок Дазая Осаму на полях вашего блокнота, о значении которого мы гадали?

– Да, перевёрнутое на бок число шестьдесят девять, – припомнил Чуя, – так мы решили. И номер на двери он тоже пытался перевернуть, назвав его неправильным, но как это вообще связано с лабораторией?

– Вот, прочтите этот отрывок, – доктор Пассед открыл один из конвертов, достал чуть пожелтевшие листы бумаги и протянул ему, указав, где нужно читать.

Письма Саманты напоминали дневниковые записи безумца, сдобренные хаотично расположенными жутковатого вида рисунками на полях и в самом тексте.

– Кто-то оторвал номер на стене у запасного входа восточного крыла и прибил его сикось-накось. Его видно только со стороны пруда, потому что его закрывают кроны деревьев. Теперь он похож на рыбок, – вслух прочёл Чуя и поднял непонимающий взгляд на доктора Пасседа.

– Я долгое время не понимал, о чём она пыталась сказать, что за номер похожий на рыбок, – произнёс тот, вновь листая фотографии. – Пока не наткнулся на эту, – доктор Пассед вновь развернул ноутбук.

На фотографии была запечатлена обшарпанная стена здания. Небольшую дверь, видимо, того самого чёрного входа, частично заслоняли разросшиеся деревца и лохматый кустарник. Рядом красовался повёрнутый набок номер шестьдесят девять. Чуя достал из кармана и пролистал свой рабочий блокнот. Сравнил рисунок и изображение на фотографии, они оказались идентичными.

– Дазай Осаму, вероятно, немало времени проводил у пруда, раз умудрился свалиться в воду. Да и та фотография была сделана под деревом недалеко от берега. Именно оттуда, по словам Саманты, и видно было перевёрнутый номер здания. Если всё остальное вполне можно было подделать, то такую крохотную деталь, вряд ли кто-то сумел бы предугадать, – заметил доктор Пассед.

– Даже если принять во внимание прошлое Дазая и сложившееся под пагубным влиянием у него мировоззрение, это никак не объясняет, как у него в кармане оказались кукольные глаза, и не аннулирует его причастности к происходящим событиям, – устало заметил Чуя, пытаясь хоть как-то упорядочить мешанину мыслей в голове.

– Относительно этого у меня тоже есть, что вам рассказать, мистер Накахара, – заметил доктор Пассед, – и показать, – с этими словами он достал из ящика стола и положил на стол небольшой кукольный глаз. – Вчера, когда я вернулся в клинику вечером, – произнёс доктор Пассед, предупреждая его вопрос, – первым делом столкнулся с дежурной медсестрой. Она сообщила мне, что одна из пациенток сильно чем-то напугана.

Из разговора я выяснил, что ей в руки попало старое фото из здешних архивных документов, – он вручил Чуе чёрно-белую фотографию, на ней привязанному к медицинскому креслу пациенту проводили какую-то процедуру. – Это фотография проведения лоботомии, – пояснил доктор Пассед. – Пациентка обеспокоилась, что ей будут проводить то же самое лечение. Я успокоил её словами о том, что это устаревший и вышедший из обихода не оправдавший себя метод, и потом поинтересовался, откуда она взяла фото.

Вот тут и начинается самая любопытная часть. Она рассказала мне о мужчине в плаще, которого встретила в клинике у восточной лестницы. Его самого она не видела, лишь отбрасываемую им тень: он стоял за углом напротив окна. И я бы счёл это навязчивой галлюцинацией, да вот только конкретная пациентка единственная в этой клинике не страдает шизофренией. Я намеренно включил её в список пациентов, чтобы отсеивать навязчивые обоюдные галлюцинации от реальных фактов, искажённых сознанием моих пациентов. Да и фотография не могла возникнуть из воздуха.

Я просмотрел записи камер наблюдения, журнал дежурного у ворот за последние сутки, но ничего не обнаружил. Никто посторонний не был на территории. Мой кабинет абсолютно точно был заперт, и все остальные вещи я отыскал на своих местах.

Папка, из которой была украдена фотография, лежала на подоконнике. А этот самый глаз я отыскал в пустой кружке из-под кофе, стоящей рядом.

– Как кто-то мог проникнуть в запертый кабинет и потом ещё пройти по коридорам в восточное крыло, оставшись незамеченным ни камерами, ни персоналом? – отозвался Чуя, рассматривая кукольный глаз на столе.

– Окно было открыто, – ответил доктор Пассед. – Прямо рядом с окном моего кабинета находится пожарная лестница. Я полагаю тот, кто украл фотографию и подкинул кукольный глаз, поднялся по ней и воспользовался открытым окном. Даже одной створки ему должно было более чем хватить для этого. В восточном же крыле есть запасной выход на случай пожара, возможно, он воспользовался именно им, чтобы проникнуть в саму клинику. Как он вскрыл замок, я не знаю. Быть может, воспользовался отмычкой, может, у него были ключи. Замок там самый обыкновенный. Произошло это после полудня, что совершенно точно исключает причастность Дазая Осаму, так как в это время он находился на допросе, и я тоже там присутствовал, и могу это подтвердить.