Текст книги "Марионетки в зазеркалье (СИ)"

Автор книги: Extyara

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Если Дазай не причастен ко всему этому и, возможно, даже не догадывался о содержимом своих карманов, тогда кто и зачем подкинул это ему и вам? – окончательно запутался Чуя.

– Я мог бы предположить, что кто-то хочет подставить Дазая Осаму, но тогда не представляю, зачем было бы подкидывать и мне что-то подобное. Однако сейчас я заметил кое-что, чего не мог приметить раньше, – доктор Пассед взял со стола кукольный глаз и поднял на уровень своего лица. – Цвет радужки подкинутого мне глаза совпадает с моим. Я не обратил на это внимания, но посмотрите, – он указал пальцем на один из тех, что лежали в пакетике на столе.

– Голубой, как у меня, – отозвался Чуя, – это всё ещё может быть совпадением, – заметил он.

– Какого цвета глаза у вашего напарника? – поинтересовался доктор Пассед.

– Карие, – не задумываясь, отозвался Чуя.

– Два – ещё совпадение, – усмехнулся доктор Пассед, разворачивая второй кукольный глаз с коричневой радужкой к Чуе, – три – уже статистика.

– Хотите сказать, это послание адресовано не только Дазаю, но и мне? – вздохнул Чуя, – но ведь я мог и не найти этих глаз.

– Думаю, ваш напарник рассказал бы вам о находке. Хотя не исключаю, что мог бы и промолчать. Так или иначе, это лишь предположение. Мы можем лишь строить теории о том, что убийца пытался к чему-то привлечь наше внимание, или просто сказать этим, что следит за нами. Намекнуть о том, что кто-то станет следующей жертвой. Или заставить нас гадать и рассуждать об этом, отвлекая от чего-то другого.

Можно предположить многое, мы всё равно не будем уверены в достоверности наших выводов, но ясно одно: нам явно стоит быть предельно осторожными и осмотрительными во всех своих действиях и решениях. Всё происходящее, кажущееся нам несвязанным между собой, может оказаться неслучайным.

– Предполагаете, кто-то и здесь решил поставить эксперимент? – рассматривая кукольные глаза в пакетике, спросил Чуя.

– Это слишком громкое заявление, – заметил доктор Пассед.

– Но вы допускаете такую возможность? – отозвался Чуя.

Доктор Пассед промолчал, ни подтвердив, ни опровергнув его слова. Он аккуратно сложил письмо и убрал обратно в конверт, вновь перевязал их бечёвкой и убрал в ящик стола.

– Я бы не хотел пока показывать Дазаю эту находку, не думаю, что он их видел, – помолчав, произнёс Чуя. – Могу я на время оставить их у вас?

– Хорошо, – негромко ответил доктор Пассед и, забрав пакетик со стола, убрал его в карман. – Обещайте мне не совершать опрометчивых поступков, – попросил он. – И всё, что сегодня тут прозвучало, останется между нами. Надеюсь, вы ещё помните об этом?

– Конфиденциальность, – криво улыбнулся Чуя, – помню, я сам вас об этом просил. Я постараюсь не натворить глупостей, – вздохнул он, поднимаясь со стула и направляясь к двери. – Позвоните мне, если вдруг ещё что-то обнаружите, – попросил Чуя, стоя уже на пороге, – раз уж мы в этой лодке союзники против неведомой угрозы.

– Аналогично, – мягко улыбнулся доктор Пассед, – берегите себя, мистер Накахара.

В комнате царил полумрак. В тонкой полоске блёклого света медленно оседали крохотные пылинки. По полу между обломков белеющих костей ползали змеи, почти беззвучно рисуя гибкими чёрными телами замысловатые узоры в пыли.

Большая птичья клетка с витыми вогнутыми внутрь прутьями одиноко стояла на низком столе. На самом её дне, под тонкой деревянной жердью, покоилась кучка неприглядно серых пёрышек.

Прислонённое к стене зеркало в массивной резной оправе было наполовину укрыто плотной чёрной шалью. Тяжёлые кисти медленно тянули её к земле. Во всё расширяющемся прогале, ведущем в недра зазеркалья, отражалась женщина.

Покачиваясь в плетёном кресле, она баюкала в стянутых тернием руках, пронзённых шипами и кровоточащих, крохотную серую птичку. На столе рядом, закреплённые на рогах козлиного черепа медленно оплывали свечи, капая воском на недописанное письмо. Глазницы его были так же пусты и черны, как и её собственные.

До его сознания донеслась приглушённая трель телефона, Карл нехотя разлепил глаза. Голова гудела. Звук доносился, словно через толщу воды, осознание происходящего догоняло его с сильным запозданием. Трель повторилась. Медленно, словно всё ещё во сне, Карл протянул руку и принял входящий вызов.

– Доброй ночи, – донёсся до него приглушённый голос Честера Харта.

– Доброй, – негромко отозвался Карл, отчаянно борясь с желанием зевнуть.

– Похоже, я разбудил вас? – предположил мистер Харт.

– Я задремал за разбором документов, – ответил Карл, – так что ваш звонок пришёлся весьма кстати. Случилось что-то серьёзное, что вы звоните мне в половину второго? – поинтересовался Карл, прищурившись и рассматривая в темноте стрелки настенных часов.

– Если вы сейчас дойдёте до палаты Александры, то обнаружите на посту под книгой мистера Гарда связку из двух ключей. Один из них от двери палаты, второй – от пожарного входа в восточном крыле, – отозвался мистер Харт.

– С чего вы вдруг передумали? – поинтересовался Карл.

– У меня появилась возможность, и я решил предоставить её вам, – ответил мистер Харт. – Вы вправе проигнорировать её. Я бы так и поступил, учитывая последние тревожные события на объекте.

– Я приму во внимание ваше мнение, – пообещал Карл.

– Помните, профессор Пассед, вашу безопасность в этом мероприятии обеспечиваете себе лишь вы сами. Подумайте хорошо, прежде чем принять решение. Доброй ночи.

========== Глава 10. Фантасмагория ==========

Ещё с минуту Карл рассматривал слабо светящийся дисплей. Когда тот потух, он поднялся на ноги, умылся холодной водой, смывая сонливость и возвращая ясность мыслей. Упускать предоставленного шанса он, само собой, не собирался. Перед уходом Карл предусмотрительно запер окно и сам кабинет.

Длинный коридор был слабо освещён лунным светом, льющимся в окна. Их резко очерченные контуры бледными квадратами на полу сменялись тёмными пятнами чуть разбавленного сумрака.

У палаты Александры на столе охранника горела настольная лампа. В тонущем в сумраке коридоре этот отсвет казался болотным огоньком: манящим и опасным. Последние пару метров Карл преодолел почти беззвучно. Поймал себя на мысли, что крадётся точно вор, и, усмехнувшись, протянул руку к оставленной на столе корешком вверх раскрытой книге. Ключи оказались на обещанном месте, как и было сказано, два. Решив, что более массивный от запасного входа, Карл взял второй и отпер палату.

– Доброй ночи, доктор Пассед, – негромко поздоровалась Александра ещё до того, как он перешагнул порог.

– Доброй, – отозвался Карл. – Не спится?

– Мне казалось, сегодня случится что-то интересное, – ответила та и, выпустив край шторы, обернулась.

На этот раз её волосы были распущены и свисали почти до нижнего края спинки коляски. В полумраке комнаты они казались бордовыми.

– Увидели что-то интересное во дворе? – проследив взглядом за покачнувшейся шторой, поинтересовался Карл.

– Вы же помните уговор, – усмехнулась Александра, – прогулка за историю.

Она развернула коляску и подкатила её к открытой двери. Обернулась и склонила голову чуть набок, прищурившись и хитро его рассматривая. На минуту Карлу пришла в голову мысль, что этот лисий взгляд не предвещает ничего, кроме грядущей беды.

Возможно, у Александры никогда и не было нужных ему ответов. Эта женщина очевидно больна и выдаёт свои иллюзии за реальность, да и верит в них не меньше, чем в существование этой комнаты и её содержимого. Возможно, Честер Харт был прав в своих предупреждениях. Возможно, но во дворе под ворохом листвы был спрятан люк, ведущий в подземный тоннель. В ящике его стола лежало три кукольных глаза, а на подоконнике – папка с личным делом отнюдь не случайного пациента. Тело мисс Рестлс уже утром собирались перевезти на материк и передать родным с соболезнованиями. Дело закрыли этим вечером, признав случившееся самоубийством.

– Позволите? – мягко поинтересовался Карл, крепко сжимая ручки инвалидной коляски.

– Извольте, – рассмеялась Александра, поправляя шаль и складывая руки на коленях.

Карл легко толкнул коляску вперёд и выкатил в коридор. Почти бесшумно вращались большие колёса, тонкие спицы отбрасывали длинные переломанные тени. Всякий раз, когда лунный свет из незашторенных окон падал на неё, волосы Александры словно вспыхивали алым костром.

Добравшись до лестницы, Карл удобнее перехватил ручки и, чуть наклонив коляску, покатил вперёд и вниз. Александра запрокинула голову, волосы её шевельнулись, и он невольно вспомнил медленно растекающуюся по столу кровь. Откуда явилось это воспоминание, сказать точно он не мог, но видение яркой красной лужи, катастрофически быстро разрастающейся, и крупных тяжёлых капель, срывающихся вниз на пол, забрызгивая его, так и стояло перед глазами.

– Доктор, у вас есть братья? – тихо поинтересовалась Александра.

Наваждение рассеялось, Карл тяжело моргнул и сфокусировал взгляд на её карих глазах, внимательно изучавших его лицо.

– Нет, – ответил он, наконец.

Лестница кончилась, и Карл вернул коляску в нормальное положение, мягко опустив на все четыре колеса.

– Сёстры? – вновь поинтересовалась Александра.

– У вас вдруг появилось настроение на задушевную беседу? – осведомился Карл, оставляя её у окна.

– Прогулки в тишине это совсем не весело, – заметила Александра, поглядывая на залитый лунным светом двор и оранжевые шарики фонарей. – Тишина изматывает. Многие говорят о покое и блаженной неге, но тишина – это изощрённая пытка, особая мука. Она словно иглами вонзается под кожу, опутывает болезненным пологом, душит, травит, иссушает. И со временем твой собственный голос становится всё тише и тише, ты будто стираешься из этого мира. С губ срывается слабый шёпот, потом неясный хрип, а затем ты и вовсе немеешь. Вслед исчезает и внутренний голос, мысли цепенеют, тяжелеют, оседают на дно сознания. Уже через полгода тишины ты начинаешь казаться себе заживо погребённым даже в ярко освещённой комнате, – она замолчала, всё также неподвижно глядя в окно.

Карл провернул ключ, и замок тихо щёлкнул. Александра моргнула, словно просыпаясь от сна наяву.

– Мне казалось, задушевные беседы – ваш профиль, доктор, – ласково улыбнулась она.

Карл не ответил. Выкатив коляску во двор, он запер дверь и медленно двинулся вдоль самой кромки деревьев, огибая фонтан, от которого тянуло влагой и холодом. Александра вновь поправила шаль, укутывая плечи, поймала пальцами одну из лохматых кистей и стала рассматривать её, поворачивая из стороны в сторону.

– Так всё же сестра? – прервала она повисшее молчание спустя несколько минут.

– Сестра, – эхом отозвался Карл, глядя поверх её головы на тени, разливающиеся чернильными лужами под деревьями и кустарником.

– Младшая или старшая? – тут же поинтересовалась Александра.

– Младшая, – вновь не стал он вдаваться в подробности.

– А у меня младший брат. Занятно, – Александра откинулась на спинку коляски и опустила голову на самый её край, макушкой задевая его пальцы. – Младшие всегда такие ласковые, послушные, нежные. Хочется всю жизнь видеть их рядом, опекая и охраняя. Ведь кто, если не ты?

Карл молчал, она продолжала крутить в руках кисть от шали, пушистая бахрома скручивалась и разлеталась в стороны, подобно нитям фейерверка в ночном небе.

– Вы разлучены сейчас? – спросила Александра, когда он довёз её до края дорожки и повернул коляску.

– Да. Можно и так сказать, – ответил Карл.

Этот разговор вовсе не был приятной задушевной беседой, не нёс в себе ни крупицы полезной информации и лишь будил давние болезненные воспоминания. Однако Карл не торопил её, не задавал интересующих его вопросов, так как отлично понимал, что это совершено бесполезно: она не заговорит, пока не решит, что время пришло, пока путаница мыслей в её голове не примет нужную, одной ей ясную, структуру.

– Мы тоже, и я ужасно скучаю по брату, – призналась Александра, она вдруг вскинула вверх тонкие руки и чуть подалась вперёд. – Я хотела бы увидеть его и обнять крепко-крепко, – она загребла руками холодный осенний воздух и обняла себя за плечи, стискивая пальцами шаль. – А вы, доктор? – тихо спросила Александра. – Вы хотели бы сейчас обнять свою сестру?

– Больше всего на свете, – искренне ответил Карл раньше, чем успел задуматься над заданным вопросом.

Александра обернулась и смерила его очень внимательным взглядом. Потом резко отвернулась и вытянула руку, указывая на деревья чуть поодаль от фонаря.

– Там, – отчётливо произнесла она. – Я видела человека в плаще там. Всякий раз, когда он появлялся во дворе клиники, он появлялся из-за тех деревьев.

– И когда последний раз? – негромко поинтересовался Карл.

– День назад в полдень, – не задумываясь, отозвалась Александра. – Отвезите меня, пожалуйста, к фонтану, если хотите осмотреть это место ближе прямо сейчас, – негромко попросила она.

– Зачем? – после минутного колебания уточнил Карл.

– Хочу поправить волосы, а зеркала у меня с собой нет, – Александра обернулась и ласково улыбнулась, накручивая прядь на палец.

Карл не стал спорить, легко толкнул коляску дальше по дорожке, завершая круг до фонтана, и оставил её там. Александра чуть подалась вперёд, улыбнулась своему отражению и принялась разбирать волосы на пряди, причёсывая их пальцами и рискуя намочить в воде.

Карл не стал ей мешать. Он медленно побрёл к указанному месту, время от времени оборачиваясь и проверяя, не удумала ли Александра выкинуть какой-нибудь фокус, но она сидела у фонтана и медленно сплетала волосы в тугую косу.

Указанное ей место оказалось тем самым, где накануне он обнаружил люк, ведущий в подземный тоннель. Для того чтобы в этом лишний раз убедиться, Карл даже разгрёб листья носком ботинка, пока не рассмотрел в неверном свете железную ручку. Он сделал несколько шагов вперёд, достал из кармана телефон и осветил тёмные стволы деревьев. Два из них росли настолько близко, что сплелись, образуя общую крону. На морщинистой коре, где стволы максимально близко сходились, Карл заметил насечки. Переплетаясь, тонкие линии расходились от центра, образую неровную паутину.

Карл обошёл деревья по кругу, но так больше ничего и не обнаружил. Когда он вернулся к дорожке, Александра уже ждала его. Она подкатила коляску ближе и теперь сидела, запрокинув голову и глядя в звёздное небо. Губы её шевелились, словно она пыталась пересчитать далёкие холодные огоньки.

– Вы закончили? – поинтересовалась она.

– Да, – ответил Карл. – Думаю, нам пора возвращаться.

– Возвращаться? Да, – задумчиво отозвалась она, – отвезите меня, пожалуйста, обратно в палату.

Всю дорогу до двери и вверх по лестнице Александра молчала. Только когда они вновь оказались в тёмном коридоре, где слабые отсветы луны пугали расползающиеся повсеместно тени, она вновь заговорила.

– Доктор Пассед, вам знакомо ощущение чужого пристального взгляда в спину? – поинтересовалась она.

– Думаю, оно всем знакомо, – предположил Карл.

– Да, наверное, – Александра склонила голову набок, длинная коса шевельнулась, как большая змея, затаившаяся в тени. – Как паучьи лапки, что касаются кожи. Сотни крохотных паучков бегут по спине вдоль позвонков. Сверху вниз или снизу вверх. Неустанно скользят, перебирают махровыми лапками. Снова и снова, опять и опять, днём и ночью, на рассвете и на закате, – она поёжилась, повела плечами, будто пытаясь избавиться от неприятного ощущения. – Здесь это чувство не оставляет меня ни на минуту.

Карл остановился у двери и отпер палату.

– В комнате только вы, некому следить за вами, кроме мистера Гарда, – произнёс Карл.

Александра ухватилась за колёса и проворно закатила коляску в комнату, пока он не успел её коснуться. Она резко обернулась у самого стола, отблески лампы отражались в её карих глазах. От цепкого пристального взгляда Карлу стало неуютно.

– Бабочки – предвестницы беды, доктор Пассед. Если вам снятся беспокойные сны, вам стоит принять лекарство.

– Не помню, чтобы я жаловался на кошмары, – мягко улыбнулся Карл, закрывая дверь и запирая её на замок.

– Вам и не нужно, вы выглядите, как утомлённый человек. Вы движетесь вперёд машинально, без цели, наугад, и вокруг вас вьются белоснежные бабочки. Они садятся на кожу. Они лишь кажутся невинно-хрупкими. Их тонкие клыки вопьются в ваш разум, иссушат мысли, оставят только пустой каркас, и гулкое эхо будет блуждать внутри вас, – Александра резко замолчала и откинулась на спинку, закрыв глаза.

Со стороны могло показаться, что она задремала. Карл вернул ключи обратно под книгу, и уже намеревался уходить, когда она снова тихо заговорила.

– Доктор, – шёпотом позвала она, – зачем вы здесь? Почему не покинете это разрушающееся место?

– Здесь есть люди, которые на меня рассчитывают, – ответил Карл, рассматривая её силуэт сквозь прутья решётки.

– И как долго вы будете продолжать брести в никуда?

– Пока есть те, кому я могу помочь, – Карл мягко улыбнулся. – Спокойной ночи, Александра.

Она промолчала. Он постоял ещё с полминуты, рассматривая лунные блики на полу, и медленно пошёл обратно к своему кабинету.

– А кто поможет вам? – донеслось ему вслед.

Карл не остановился.

Так, не оборачиваясь и ни о чём толком не думая, он добрался до кабинета, провернул в замке ключ и зашёл в душную комнату. Распахнув окно, Карл ещё несколько минут рассматривал пустой двор клиники, голые ветви деревьев, лунные блики на воде в фонтане, узкие дорожки. В стекло ударилась невесть откуда взявшаяся осенью бабочка. Она упала на подоконник, тонкие крылья её подрагивали. С минуту она лежала без движения, а потом внезапно вспорхнула и исчезла в темноте.

Густой туман стелился под ногами, затапливая парковые дорожки. Он неустанно струился, словно молочно-белое море. Пенистыми гребнями клубился у скамеек и невысокого кустарника, волнами накатывал на чёрные стволы деревьев.

Чуя брёл, наугад отыскивая дорогу. Натыкаясь на выныривающие из туманного моря смазанные силуэты прохожих, кутавшихся в плащи и прятавших лица за широкополыми шляпами. Они появлялись из промозглой сырой взвеси, чтобы тут же исчезнуть в ней же.

Деревьев вокруг становилось всё больше, тени густели. Ночь, как капля чернил, обронённая в стакан с молоком, окрасила туман в грязно-серый. Под ногами шуршала листва, пружинила, проседала. Всякий раз, когда его нога ухала вниз, сердце подскакивало к самой глотке, заходясь в тревожном биении. Небо над головой в косматых тучах – отражение туманного моря вокруг: ни проблеска света, лишь размытые серые клочья.

Пахло сырой землёй, ночью и гнилью. Промозглый воздух был пронизан осенней прохладой, словно нитями невидимой паутины раскинувшейся и опутавшей всё вокруг. И всякий раз, когда он касался её, тело охватывала дрожь, мурашками разбегаясь по коже.

Деревья теснились вдоль сужающейся дороги, больше теперь напоминавшей тропу, переплетались стволами и ветвями, образуя причудливые арки, заслоняя беззвёздное небо. Чуя брёл почти вслепую, вытянув вперёд руку, чтобы не наткнуться на дерево, нащупывая ногами опору под мягким шевелящимся пологом теней.

Из тумана ему навстречу вынырнул куст, усыпанный серыми бутонами скованных льдом роз. Их нежные лепестки были покрыты тонкими острыми белыми иглами морозной наледи.

Чуя коснулся ближайшего самыми кончиками пальцев и, ощутив, как холод пробирается под кожу, отдёрнул руку. Он шагнул вперёд и оказался в огромном розарии. Светло-серые и тёмные чайные розы застыли на колючих ветвях, напрочь лишённых листвы. По ним змеились причудливые белоснежные морозные узоры.

Под ноги ему осыпались кроваво-красные ягоды брусники. С каждым его шагом алые брызги вплетались в туманное марево. Вскоре всё вокруг заволокла бледно-алая мутная дымка.

Чуя ускорил шаг, кутаясь в лёгкую куртку в тщетной попытке спрятаться от ночной сырости. Он почти бежал, спотыкаясь о переплетения корней под ногами, цепляясь за острые колючки. Дорога резко свернула в сторону, и перед ним предстала высокая беседка, больше напоминающая огромную птичью клетку. Витые прутья поднимались из земли, переплетаясь, образовывали узоры и сходились в одну точку. У самого верха раскачивались на серебряных нитях паутины тонкие терновые жерди.

В самом центре на усыпанной лепестками незабудок земле сидел Дазай. Бинты опутывали его голову, закрывая один глаз, теряясь в растрёпанных волосах. На его шее болталась оборванная верёвка, затянутая петлёй. Чуя подошёл ближе. Заслышав его шаги, Дазай поднял голову. Бинт напротив закрытого им глаза багровел, пропитанный кровью. Красные капли скатывались по его щеке, повисая на подбородке, и срывались вниз. Дазай протянул вперёд руки. В его ладонях в пригоршне синих лепестков лежало глазное яблоко. Зрачок то расширялся, поглощая радужку, то сужался, превращаясь в чёрную точку.

Чуя резко открыл глаза. Мягко мерцал перед ним монитор рабочей станции. Похоже, он задремал, подложив под голову папку с материалами. Чуя посмотрел на часы, стрелки замерли где-то между пятью и шестью. Тупая боль отдавалась в затылке, пальцы затёкших рук неприятно покалывало, во рту пересохло. Чуя медленно выпрямился и потянулся. Поднялся на ноги и прошёл на кухню. Жадно, словно сутки не пил, он опустошил половину бутылки минералки и только потом обратил внимание на царящую в доме тишину. Чуя выглянул в коридор, плаща и обуви Дазая не было. Видимо, тот куда-то ушёл и не стал его будить.

Чуя обошёл дом и, убедившись, что никого, кроме него, нет, отпер неприметную дверь кладовой. Он сдвинул коробки, следом пыльный плетёный коврик и потянул за ручку, открывая дверь в полу, ведущую в тёмный подвал. Он обнаружил её совершенно случайно вечером минувшего дня, когда решил сложить в кладовую старые инструкции по настройке рабочей станции, что захватил с собой на всякий случай с прежнего места работы, чтобы те не мешали под рукой и не мозолили глаза.

Широкие деревянные потёртые ступени уходили в темноту. Чуя достал маленький карманный фонарик, включил его и направил луч вниз. Лестница упиралась в вымощенный каменными плитами пол. Дальше во тьму вёл широкий коридор.

Чуя закрыл дверь кладовой и спустился вниз. Ступени тихо поскрипывали под ногами, отзываясь на каждый его шаг. Стены тоннеля были укреплены деревянными балками. Свет фонарика выхватывал из темноты то железные крючья, торчащие из стен, то почерневшие от сырости, прогнившие деревянные ящики, сваленные в кучу в углу, то нити паутины, то обрывок верёвки, брошенный прямо на полу и вытянувшийся вдоль тоннеля.

Чуя не успел далеко отойти, как тоннель вильнул в сторону. На стене едва различались следы стёртой краски. Как бы Чуя ни старался, прочесть надпись, ему не удалось. В стене у угла он рассмотрел кладку. Грязно-рыжие кирпичи, перепачканные цементом, сильно контрастировало с серой каменной стеной тоннеля. Чуя протянул руку, чтобы коснуться кладки, с помощью которой, видимо, скрыли дверь или ответвление тоннеля, и только тогда заметил, что забыл надеть перчатки, поспешив исследовать подвал, пока Дазая нет поблизости.

Чуя досадливо поморщился, но возвращаться не стал. Оставив поворот за спиной, он двинулся дальше, освещая себе дорогу. Тоннель уходил вниз под небольшим уклоном, воздух стал тяжёлым и влажным, на стенах в щелях и трещинах видна была зеленоватая плесень.

Вскоре Чуя наткнулся на узкий дверной проём. Сама дверь отсутствовала, остались лишь обломки проржавевших петель. Перешагнув высокий порожек, Чуя оказался в небольшом слабо освещённом каменном мешке. Запрокинув голову, он обнаружил круглый люк вверху на высоте не меньше трёх метров. Сквозь узкие прорези в нём проникал дневной свет.

Через разломанные и местами раскрошенные плиты под ногами пробивалась бледная почти белая поросль. Чахлые побеги тянулись к слабому свету. В углах залегли тени, в выбоинах и углублениях скопилась вода, образуя грязные мутные лужи.

В темноте напротив едва угадывались очертания двери. Чуя посветил фонариком, луч света выхватил из темноты большую железную дверь и засов в припаянных к ней петлях. Чуя сделал пару шагов вперёд, желая рассмотреть её поближе, когда камень у него под ногами резко ушёл в землю. Раздался громкий щелчок, с душераздирающим лязгом с потолка вниз сорвалась толстая решётка, перегораживая дверной проём за его спиной. Чуя рванулся назад, ухватился за прутья и дёрнул на себя. Решётка не поддалась, тогда он попытался толкнуть её в обратную сторону, наваливаясь плечом, что не принесло никакого эффекта. Он резко выдохнул и отдёрнул руки. Ладони его были покрыты коричневыми хлопьями ржавчины. Чуя вытер их о штанины, пачкая одежду, подхватил с пола обронённый фонарик и направился к противоположной двери.

Замочная скважина, как и ручка, на ней отсутствовала. Единственным запором, судя по всему, служил тяжёлый засов. Эту дверь можно было открыть только с этой стороны, если вообще можно было открыть. Чуя ухватился пальцами за влажное покрытое склизкой плесенью железо и попытался приподнять засов. Но сколько бы усилий он ни прикладывал, тот и не думал сдвинуться хотя бы на миллиметр: ни вверх, ни в какую-либо сторону. Решив, что он припаян намертво, Чуя оставил эту затею, вновь вытер скользкие пальцы об одежду и окинул взглядом камеру.

Из стены торчали узкие железные скобы. Импровизированная лестница вела вверх и начиналась с высоты полутора метров. Чуя убрал фонарик в карман, ухватился за нижнюю скобу и попытался подтянуться, упираясь ногами в стену. Ботинки скользили по заплесневелым камням. Он рывком подался вперёд и вверх, отталкиваясь от стены, и ухватился второй рукой за расположенную выше железку. Подтянувшись на руках, Чуя вновь упёрся ногами и перехватился. Когда он, наконец, сумел поставить ногу на самую нижнюю скобу, он дал себе время отдохнуть. По стене напротив его лица медленно ползали некрупные чёрные слизни.

Чуя зажмурился, глубоко вдохнул влажный воздух, выдохнул. С досадой прикусил губу: во рту обосновался привкус гнили, и избавиться от него сейчас не было возможности. Крепко держась за чуть ребристые холодные влажные скобы, Чуя поднялся к самому люку. Просунув пальцы в щели, он ухватился и попытался сдвинуть крышку в сторону, но ему удалось лишь чуть приподнять её. Он ещё несколько раз с силой толкнул, но что-то удерживало её с противоположной от больших петель стороны, вероятнее всего, замок.

Чуя устало вздохнул и смахнул лезущие в глаза волосы тыльной стороной ладони, чтобы не перепачкать ещё и лицо. Он не представлял, где находится люк, и есть ли смысл звать кого-нибудь на помощь. Дорога обратно была перекрыта решёткой, телефон остался в доме.

– Чуя? – услышав раздавшийся совсем близко голос Дазая, он вздрогнул от неожиданности и прислушался: не показалось ли.

Дазай позвал его ещё раз, видимо, вышел искать, не застав дома.

– Я здесь, – отозвался Чуя, вновь хватаясь за решётку и толкая крышку люка.

Поблизости послышалось шуршание листвы под ногами Дазая.

– Здесь – это где? – с недоумением поинтересовался тот.

– Вниз посмотри, – велел Чуя, когда ботинки напарника оказались в его сильно ограниченном поле зрения, растопырил пальцы и пошевелил ими.

Дазай подошёл ближе, присел на корточки и разгрёб руками опавшую листву. Мелкая труха осыпалась Чуе прямо на голову.

– Ты как там оказался? – спросил тот, касаясь его пальцев, после холодной промозглой камеры и скользких мокрых скоб, они показались ему почти горячими.

– Потом расскажу, – пообещал Чуя. – Я пробовал сдвинуть люк, но его что-то держит с твоей стороны. Наверное, какой-нибудь замок или засов, посмотри, можно ли его открыть.

Дазай отпустил его пальцы и молча зашелестел листвой, а потом и вовсе пропал из виду.

– Что там? – выждав с минуту, спросил Чуя.

– Замок, попробую сбить, – отозвался Дазай, вновь появляясь в зоне видимости с увесистым камнем в руках.

Где в саду он отыскал такой солидный валун, Чуя не предполагал, да и думать об этом ему сейчас как-то совсем не хотелось. Он отпустил крышку люка, крепче ухватился за скобы и сдвинулся чуть в сторону.

Дазай размахнулся и опустил камень на дужку замка, от удара по всей подземной камере прошёлся гул, дробясь и отражаясь эхом от стен. Чуя зажмурился и стиснул зубы: гул, рождаемый каждый ударом, казалось, звучал внутри его головы. Сверху ему на волосы осыпалась мелкая труха, земля, хлопья отслоившейся ржавчины.

Наконец, железо лязгнуло в последний раз. Дазай подцепил и поднял крышку, петли издали тихий скрежет. Чуя ухватился за протянутую ему руку и позволил тому фактически вытянуть себя наружу.

Оглядевшись по сторонам, он убедился, что оказался в дальнем углу своего сада. Дазай какое-то время наблюдал за ним, а потом протянул руку и стряхнул труху с его волос.

– Оставь, – отмахнулся Чуя, – я просто сейчас приму душ и всё это к чертям смою.

– Так ты расскажешь о своём приключении? – вновь спросил тот.

– Я нашёл в кладовой дверь, ведущую вниз в подвал, – чуть понизив голос, ответил Чуя, – И решил его обследовать. Прошёл недалеко и угодил в какую-то камеру. Путь назад перекрыла решётка, и я стал искать другие способы выбраться. Дальше ты знаешь.

– Почему не дождался меня? – поинтересовался Дазай, заглядывая в круглое отверстие в земле и рассматривая частично освещённую камеру.

– Любопытство перебороло, – ответил Чуя.

Ухватившись за ручку, он вернул крышку на место и подгрёб ногой опавшую листву, прикрывая её.

– А ты где был? – поинтересовался он, разворачиваясь и направляясь к крыльцу дома.

– Ходил в столовую обедать, ты же уснул и ничего не приготовил, – голос Дазая прозвучал укоризненно.

– Я тебе не личный повар, – заметил Чуя.

– Но мне нравится, как ты готовишь, – привёл Дазай, вероятно, веский, по его мнению, аргумент. – В столовой было много народу, и очень многие рассказывала про женщину с длинными волосами, – внезапно сменил он тему. – Якобы видели её вечером или утром в парке, когда ещё туманно, а кто-то и в своём саду. Когда же окликали, она разворачивалась и убегала. Кто-то видел её с куклой в руках. Некоторые утверждают, что слышали, как она негромко смеётся.

– В первую очередь мне в голову, разумеется, приходит Элизабет Эмпт: слишком уж много её фото я видел в последние дни. Но под такое скудное описание очень многие могут подойти.

– Элизабет – преступница. Даже если она и принимает участие в исследовании, наверняка находится под круглосуточной охраной в камере. Не думаю, что оттуда так просто сбежать, – пожал плечами Дазай. – Скорее уж напоминает намеренное подражание.

– Только вот кому это могло понадобиться? – вздохнул Чуя. – О ней ведь мало кто знает, вроде как. Да и работающие здесь люди – специалисты в своих областях. Трудно представить, что кто-то станет так дурачиться, хотя никогда не угадаешь, что может внезапно прийти человеку в голову.