Текст книги "Вознесение черной орхидеи (СИ)"
Автор книги: Extazyflame
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)
Увы, в таком формате отношений желания сабы хоть и принимаются во внимание, но уж никак не подлежат немедленному удовлетворению. Несмотря на непрекращающуюся эйфорию, я понимала основную суть подобных отношений очень хорошо. Во многом она вызывала возмущение, неприятие, страх и несогласие, но я была слишком тактична (а может, просто напугана), чтобы возражать и пытаться разложить по полочкам, что я буду делать, а чего – категорически не буду. Если я согласилась на подобный формат, мне придется автоматом принять все правила, невыполнение которых, так или иначе, будет наказываться, иногда даже слишком строго. Страх наказаний прочно засел в моем сознании, и пока что приятное тугоплавкое волнение вошедшего в завершающую фазу единения было разбавлено определенными опасениями перейти черту, нарушить закон вещей и вызвать его недовольство. Почему даже это состояние было наполнено выбивающей слабостью и уязвимостью, которая теперь звучала исключительно в положительном контексте?
Негласно правило сексуальной тематической взаимосвязи оставалось действенным лишь на его территории, в стенах загородного особняка, напоминая о себе слабыми отголосками здесь и сейчас, в сетях засыпающего осенним сном шумного мегаполиса. Отсчитывая тянущиеся дни, часы и минуты до следующей встречи, я изо всех сил культивировала в себе хладнокровие, чтобы не потерять особую прелесть ежедневных встреч за чашкой кофе, ужином в ресторане, премьерой фильма и шопингом. Иногда его настойчивость в выборе одежды для меня раздражала. Я понимала, что выгляжу настоящей леди, но такие элементы проявления тотального контроля отчасти царапали мозг. Возражать не смела, так как со спонсорами вроде как и не спорят – так я говорила себе, хотя, на самом деле, причина была в другом. Не панический ужас и даже не страх – разобраться было сложно, и я быстро загасила в себе эти стремления, потому как ожидание встречи при закрытых дверях кипятило кровь куда сильнее.
Вечер пятницы порадовал отсутствием дождя, золотистым закатом и предвкушением, которое не отпускало меня все утро, а к вечеру трансформировалось в плохо скрываемую тревогу. С ним так будет еще долго, я уже умела видеть подобные вещи наперед, непременный атрибут люкс-формата таких изысканно-острых взаимоотношений. Когда тебя снедает острое волнение, время разгоняет свой бег под прессингом беспощадной центробежной силы, поглощая твои минуты, отсчитывая секунды извращенного предвкушения.
Почему я вспоминаю рассказ Рэя Бредбери из «Марсианских хроник», вжимаясь с силой в мягкую кожу сиденья «лексуса»? Жизнь, умещенная гравитацией Марса в один быстро догорающий день с неминуемым закатом жизненного пути уже к вечеру? Когда мне с ним что-то по-настоящему угрожало, и когда у меня отнимали право выбора? В этом мой страх? Взять ответственность за право все остановить самой, когда я хочу надеяться, что он отреагирует моментально на каждый страдальческий вздох или пролитую слезу? Не отреагирует. Не надейся. Потому что ни то, ни другое не есть страдание в данной интерпретации.
Я запуталась. Я даже не заметила, как быстро пролетело время, невольно вздрогнув, когда перед нами медленно поднялась ширма ворот, и так же медленно опустилась, когда мы оказались на территории его владения. Эта праздная неспешность словно была призвана меня успокоить, внушить уверенность в том, что я смогу беспрепятственно уйти в любой момент… если, конечно, захочу.
Мне все еще не удается взять себя в руки, когда мы оказываемся в холле его особняка, похожего на уютный охотничий домик уникальной дизайнерской стилистикой, а его руки галантно помогают мне снять пальто. С сапожками справляюсь сама, хотя пальцы ощутимо дрожат. Не приносит желанного облегчения даже поток ледяной воды на ладони и аромат того самого кофе, «напитка арабских шейхов», которым Алекс так гостеприимно угостил меня впервые на территории своего клуба – я осторожно, словно опасаясь растревожить хищника, прокрадываюсь в гостиную и привычно забиваюсь в угол дивана, поджав под себя ноги, выдавив слабую улыбку, когда на глянцевый обсидиан столика опускается чашечка горько-сладкого афродизиака.
– Моя девочка чем-то напугана? – он опускается в кресло и наклоняется вперед, расставив ноги и сцепив пальцы в замок, а я поспешно трясу головой, заставляя себя держать улыбку. Александр внимательно изучает меня, оценивая каждую эмоцию, самое незаметное движение лицевой мускулатуры, дыхание, которое я пытаюсь задержать. Удовлетворенно кивает, расцепив переплетение пальцев, в небрежном жесте расслабленного хозяина положения слегка задевает ими правую бровь, вместе с благосклонно-понимающей и, вашу мать, довольной улыбкой.
Я молчу. Униженно лепетать «не знаю» не хочется, да и просто нет сил. Неотрывно слежу за плавным росчерком его длинных пальцев по лбу с внезапно ярким бликом золотого Анубиса на печатке.
– Ты же понимаешь, что мы неминуемо будем двигаться вперед, с каждым разом все дальше и сильнее? Ты отдаешь себе отчет в том, что все, что происходит, имеет весьма отдаленную параллель с принятыми в обществе стандартами? Ты понимаешь, что тебе придется добровольно рано или поздно принять всю мою власть без остатка… Заполнить себя ею! Буквально запустить себе под кожу, потому что я намереваюсь сделать то же самое?
Намеренная, провальная попытка меня успокоить? О нет, сегодня это вовсе не входит в его планы. Моя беззащитность стала его «Святым Граалем» в этот вечер. Выбивающая хрипотца уверенного голоса прошивает меня теплой волной.
– Понимаю, – хватаюсь за чашку с кофе в стремлении чем-то занять свои руки, чудом не обжигаю язык и небо судорожным глотком. Сегодня наш разговор-прелюдия оскорбительно краток. Быстрый экскурс хладнокровного инструктора, не более.
– Стоп-слова помнишь? – в голосе нет прежней ласки, а светлый оттенок глубоко проникающих глаз уже прочерчен темными жилками усиливающегося малахита, губы сжимаются в тонкую линию застывшей маски настоящего доминанта. Я могу только быстро кивать. – Отлично. Если тебя напрягает их резкость, ты можешь просто просить, не разрывая сцены. И поверь, я умею слышать, когда категорическое «нет», а когда – «нет, не останавливайтесь». Ты готова?
Попробовала бы я ответить «нет»… прежде всего, самой себе! Я не протестую не потому, что боюсь его и последствий своего отказа, нет – чувство безопасности, слитое с тревогой в одно целое, согревает изнутри, посмеиваясь над выбивающей дрожью. Я еще довольно неискушенная в подобных играх, чтобы это осознавать. Поспешно киваю.
– Допивай свой кофе… Да не торопись так, у нас достаточно времени! Согревайся, иди в свою комнату, сделай, что необходимо. Сколько времени тебе понадобится, чтобы быть готовой?
Пытаюсь произвести в уме математические расчеты, цепляясь за возможность отвлечься от тревоги, но мысли путаются.
– Да, отныне, в этот раз и во все последующие я сам буду рассчитывать твоё время. Хочу, чтобы ты была морально готова. Остальные правила обсудим в комнате. Полчаса, думаю, достаточно?
Я деактивирована сталью хладнокровия его голоса до такой степени, что не решаюсь посмотреть в глаза. Допиваю почти залпом немного остывший кофе, ловко вскочив с софы на ноги. Мне сейчас настолько хочется одного – скрыться в защитных стенах той самой комнатки, где я с прошлого раза оставила свои вещи, что даже не оборачиваюсь назад.
– Стоять. – В его голосе нет угрозы, но я ужалена льдом бескомпромиссной власти. – Ты спросила разрешения?
Твою ж мать. Поворачиваюсь, готовая провалиться сквозь землю от страха и унижения. В его взгляде нет намека на оттенок жалости к моей участившейся аритмии, с замиранием сердца понимаю, что вижу его именно таким, как в тот первый раз, когда испугалась до щемящего желания упасть в поиске защиты к ногам более сильного хищника.
– ПожалуйстаРазрешитеМнеУйти, – скороговорки удаются нам в самые непредвиденные моменты, занятная ирония судьбы. Вздрагиваю, когда он делает шаг вперед, но чудом умудряюсь не отпрянуть и не закричать, когда сухие губы касаются моего лба поверхностным поцелуем покровителя, а ладони несильно сжимают плечи в успокаивающей ласке.
– Вот теперь можешь идти. Я жду тебя там же, где и в прошлый раз.
Мне нужна была эта передышка, чтобы хоть немного успокоиться и взять себя в руки. И даже показалось, что все получилось, когда я, свежая после расслабляющего душа, нанесла легкие росчерки мерцающей пудры на изгибы тела, запахнулась в черный кружевной пеньюар до середины бедра, завязав контрастный белоснежный пояс соблазнительным бантиком. Выглядела самым изысканным подарком, уверовавшая в исключительную власть женских чар ослепляющей юности и сексапильности, когда уверенно открыла дверь в ту самую комнату, где у нас все произошло впервые.
Почти классическая картина заставила меня улыбнуться. Слабый полумрак люминесцентного скрытого освещения незаметен на фоне десятка горящих высоких белых свечей по периметру комнаты. Потрясающий мужчина в неизменном строгом костюме в кресле, разве что бокал коньяка заменил стакан воды – о его правилах относительно алкоголя перед сессиями я не забыла. Я грациозно поклонилась, представив, как трогательно и соблазнительно это будет выглядеть со стороны, и даже не смутилась от холодного спокойствия его изумительного тембра.
– Подойди. Что на тебе?
– Lise Charmel, – бездумно выпалила я, послушно остановившись в паре шагов от кресла. Мне показалось, или я уловила раздраженно-усталый вздох? Его рука потянулась к белому поясу и резковато дернула, развязывая белоснежный бант.
– Я спросил, что на тебе! – царапающий металл подчиняющей интонации пролетел острозаточенным кинжалом в паре миллиметров от дезориентированной Юли Беспаловой, которая, кажется, потеряла дар речи.
– Я не желаю видеть на тебе никакой одежды, саба! Избавься от нее. Сейчас же!
Жар незаслуженной обиды-недоумения гасит мою дрожащую улыбку, царапнув горло тисками слабого недовольства без права что-либо изменить. Сессия негласно началась, как только я переступила порог этой комнаты, и, сама того не подозревая, я совершила ошибку в самом ее начале. Распускаю пояс дрожащими руками и непроизвольно, в немой надежде, бросаю на Алекса умоляющий взгляд. Наши отношения еще на начальном этапе, неужели я не заслужила каких-либо поблажек… Хотя бы его рук на кружевах пеньюара, которые медленно или же резко, рывком стянут его вниз? Разве раздевать партнершу не часть самой захватывающей и эротичной прелюдии?
Я едва не всхлипываю, зафиксировав непримиримый прищур его потемневших глаз. Мне хочется отступить в тень, слиться со стенами, раствориться в романтическом полумраке плацдарма моего унижения, потому как сейчас не имеет смысла ждать помощи или сочувствия от непреклонного хозяина. Понимание? О да, это можно увидеть даже за непроницаемой маской хладнокровного доминанта, но сегодня никто не будет меня жалеть в таких вот основных требованиях. Медленно стягиваю с плеч черное кружевное великолепие, и все-таки дергаюсь всем телом, хотя Александр не повысил голоса ни на йоту.
– Я не собираюсь ждать до рассвета! На колени!
Не оправдавшее надежды оружие соблазна оседает облаком тьмы у моих ног, я инстинктивно пытаюсь прикрыть грудь руками, но его взгляд останавливает меня от этого шага сверкающим лезвием безжалостного давления. Колени легко продавливают мягкую поверхность широкой диванной подушки, а я сильно напугана и дезориентирована, чтобы отметить, впервые в жизни, отсутствие тянущей боли в суставах. Взгляд поднимать не рискую, я боюсь того, что могу увидеть в его глазах. В столь уязвимом раздрае меня можно убить малейшим ментальным посылом.
– Колени шире! Хватит зажиматься!
Режущие пощечины сухих бескомпромиссных приказов хлещут наотмашь ранимое сознание, пока тело, повинуясь ауре чужой властной харизмы, реагирует немедленным исполнением. Уязвимая открытость пугает и согревает одновременно, но я не могу ее распробовать под привкусом настоящего будоражащего страха.
– Теперь поговорим, – я не поднимаю глаз, но чувствую, что он удовлетворенно кивает. – У меня существует несколько правил, обязательных к исполнению. Первое, которое не подлежит обсуждению. Каждый раз, когда ты оказываешься на моей территории, – он замолкает, а мои плечи рефлекторно содрогаются от психологически просчитанной паузы, – раздеваешься до последней нитки. Встречаешь меня голая. Я не хочу больше видеть никаких препятствий в виде одежды, которые отнимают у нас время.
Мне понадобилось куда больше времени, чем осознать сталь выбивающих слов, пропустить их через каждую клетку натянутой нервной системы, залиться краской смущения и натурального отчаяния, которое совсем не аукнулось последующей сладкой дрожью.
– Правило второе. Запомни эту позу, она основная. Я готов дать тебе поблажку, пока твои колени не придут в норму. Если это вызывает сильный дискомфорт, ты мне говоришь и не играешь в великомученицу. Это понятно?
Я все еще придавлена правилом номер один. Незаметно, как мне кажется, качаю головой в немом протесте. Я не хочу, что за на фиг? Все это у меня уже было, я только начала верить, что закончилось, как страшный сон! Он не замечает моего состояния, продолжая припечатывать штампом не подлежащих обжалованию приказов.
– Мне понравилось, как из твоих губ звучит обращение «Хозяин». Как будто вся твоя воля передается мне в одном прочувствованном обращении. Я хочу слышать его постоянно. И учитывая, при каких обстоятельствах ты его так чувственно произнесла, – снова бьющая по ошарашенному сознанию пауза, – я требую, чтобы ты всегда получала мое разрешение на право испытать оргазм, я буду реагировать на него исключительно по своему усмотрению. Кроме того, ты будешь меня благодарить за это сразу по завершении!
Это был контрольный, думаю я, не сумев удержать нервного смешка, но, к счастью, подобная вольность остается без внимания. Захлестывающая боль неприятия и унижения придавливает плечи еще ниже к полу, трансформируясь в одну простую как мир формулу: «Я не смогу!». Это слишком для меня. И кажется, я предельно близка к стоп-слову.
– Вопросы? – скучающий тон бескомпромиссного повелителя моей личной преисподней лишен какого-либо намека на нежность и понимание. Зажмуриваю глаза, ощутив накат подступающих слез. Перестаньте. Вашу мать. Избавьте меня от этого! Если я произнесу первое кодовое слово, это закончится?
Но я его не произношу. Я вообще, кажется, плохо понимаю, что у меня такое есть.
– Голая… я не смогу, наверное. – Беспалова, хватит лепетать невесть что! Одно твое слово, и все закончится, продолжите разговор как нормальные белые люди, причем оба! Но наверное, мою гордость не взорвать никаким ядерным арсеналом. Вот парадокс, униженно щебетать она мне позволяет, а произнести стоп-слово – нет! – Все время… Даже за столом… и…
– На моей территории, я, кажется, ясно выразился.
Улавливаю легкий оттенок ожидания. Но у меня больше нет слов. Вздрагиваю от звона цепи все еще без оттенка возбуждения и предвкушения, забытый страх вырвался на свободу, затопив сухие берега недавней уверенности в незыблемости бархатного Д/с. Команды не следует, и я шиплю от неожиданности, когда его пальцы сжимают мое запястье. Широко раскрытыми глазами наблюдаю, как кисть опоясывает кожаная полоса с неширокими кольцами. Кажется, я понимаю, зачем это… или… почти понимаю?
– Не бойся! – манипуляция с крупной цепью, знакомый щелчок карабина. – Я оставлю достаточно длины, чтобы ты могла их быстро разжать, если будет страшно! Но все равно, говоришь мне, если что-то не так! Ты меня поняла?
Меня не испугала эта мягкая версия оков, я была все еще убита, раздавлена, практически сломлена предыдущими требованиями. Кричала, почти вопила, истекая слезами унижения на ментальном уровне, пытаясь пробить ледяной панцирь внезапного глобального похолодания этим эмоциональным всплеском… Но наверное проще достучаться было до Димы в его не самый благодушный период, чем до Александра сейчас.
– Вытяни руки. Лицом в пол.
Почему я не произнесла больше ни слова, продолжая дрожать от страха и униженно-обреченного отката, беспрекословно выполняя это требование? Щека коснулась холодного паркета, снимая нагрузку с занывшей поясницы, уже закрывая глаза, я ощутила, как в окружающем освещении что-то неумолимо изменилось.
Его шаги, шелест одежды и размеренное дыхание резало натянутые нервы томительным тревожным ожиданием, но я умудрилась не вскочить и не задрожать, когда теплая ладонь надавила на шею, заскользив по выступающим пикам позвонков ласковым движением. На контрасте с недавней психологической ломкой такая ласка могла запросто выбить поток обильных слез, я сдержалась чудом, не препятствуя и не мешая нежному исследованию моего обнаженного тела, смеживая веки до боли в висках в неосознанной попытке спрятаться и закрыться.
Ощущение было… странным. Резкое покалывание точечным замкнутым периметром, похожее на укус и искру бенгальского огня одновременно. Не успела я опомниться или сообразить, что же именно это было, как три вспышки обжигающей мимолетной точечной боли прошили лопатки разрядом пока еще непонятной этиологии. Я попыталась повернуть голову, отметив игру беснующейся тени на полу, и тут же зашипела от новых укусов невидимой шрапнели по абрису выступающих ребер. Боль, которая показалась даже… непривычно-азартной, была недостаточной для того, чтобы я не пошла на поводу у своего любопытства.
Свеча! Вашу мать, расплавленный белый воск! Горячий водопад обжигающих капель, с выверенным до миллисекунды промежутком – перед тем, как обрушиться дождем на мою кожу! Я должна заорать и забиться, наверное, но вместо этого с открытым ртом слежу за широкой белой (явно не хозяйственной!) свечой в его ладони. Пламя превратило ее силуэт в подобие воздушного фонарика, она слегка наклоняется в сторону, подчинившись нажиму пальцев Алекса, и я непроизвольно вскрикиваю от очередных укусов по коже. Мерцание живого огня согревает через эти далеко не ласковые прикосновения, но все настолько непривычно, что шиплю в стиснутые зубы, хотя назвать эту боль неприятной… невозможно! Упираюсь в изгиб локтя лбом, интуитивно понимая, что следует сосредоточиться на этом ощущении, впитать его кожей, прочувствовать до последнего натянутого нерва, пропуская через все сенсорные баррикады, прямо в кровь, до самого сердца… И это даже не сложно. Последующие капли падают, стягивая мою кожу застывающими лужицами, а я не понимаю, почему утихла резкая болезненная отдача – от более высокого положения свечи или от того, что размеренный монотонный промежуток убаюкивает своей цикличностью. Не проходит и пяти минут, как от болевого впрыска под кожу застывающими стяжками восковых капелек по всему телу бегут искры живого огня приливающей энергии, горячих ласковых лучиков которой хватает, чтобы распространиться по телу, зажигая пламенем удовольствия каждый нерв, капилляр и клеточную мембрану! Расслабленное сознание совсем некстати ловит ассоциацию с «лайками» и «смайликами», и я не замечаю, как улыбаюсь в холодный паркет, уже испытывая дискомфорт не от жалящих капель, а от секундного промедления между их падением! Трансцендентное парение прогнало мой страх и униженную плаксивость, я позволяю этой ласкающей эйфории нести себя по течению кристальной воды новых ощущений, даже не напрягаясь и не сопротивляясь, когда сильные мужские руки бережно перевернули меня на спину, разместив скованные запястья над головой. Фактурная тень с единственным светлым пятном бирюзовой рубашки за отсветом слепящего пламени наклоняется надо мной, цепляюсь взглядом за силуэт длинных пальцев перед глазами, как за самую интересную панораму кисти неизвестного художника.
В следующий момент грудь вспыхнула сладким обжигающим пламенем, и я застонала в его губы, скользнувшие неуловимым росчерком по моим скулам. Мерцающее пламя продолжало неистово плясать в его недрогнувшей ладони, обжигая ошеломительным жаром обнаженную плоть моего напрягшегося живота, спускаясь к лобку. Здесь жар стал нестерпимее, острее, и я протестующее всхлипнула, дернув скованные руки над головой.
– Тише, моя маленькая! – пламя свечи колыхнулось в последний раз, ужалив открытые половые губки простреливающей болью восковой капли перед тем, как погаснуть под легким дуновением его губ. Поцелуи свечи застывали на коже, щекоча ее невидимыми стежками, пока я отчаянно пыталась прийти в себя, воссоединив почти потерянную связь с реальностью.
Ноги едва держали, когда Александр осторожно помог мне подняться. Его ладони уверенно нажимали на мои ключицы, позвонки и плоскую впадину живота, счищая восковые капли на пол под моим все еще изумленным взглядом. Уже не было никаких сил удивляться тому, что страх исчез, растаял под жаром пылающей свечи, и я посильнее прижалась к плечу мужчины, когда он подхватил меня на руки. И то, что я обнажена и покорна до невозможности, как и его извращенные правила, перестали иметь какое-либо значение. Я все еще плавала в отголосках ошеломительного ощущения, прелюдии к сабспейсу, который не успел затянуть в пылающие тиски космической бездны, поэтому даже не удивилась, когда оказалась в его комнате, и он опустил меня на постель. Внимательно смотрела, как Алекс медленно избавился от рубашки, потянувшись к ремню брюк, наблюдая за процессом раздевания с релаксирующим интересом. Если бы не прелюдия с воском, я бы сейчас, скорее всего, дрожала и забивалась в угол кровати. Тревога все-таки попыталась напомнить о себе, когда я ощутила всеми мышцами и пылающей кожей вес обнаженного мужского тела на своем, но он был предельно осторожен – минимум давления, лишь слабый оттиск рельефа роскошного пресса на моем животике. Теплые ладони накрыли мои скулы автографом благодарной ласки за то, что я была так великолепна и отзывчива во время одной из вкуснейших БДСМ-практик, – мне не нужно было никаких слов, чтобы понять этот язык жестов.
– Моя девочка такая влажная и горячая! – пальцы беспрепятственно скользнули в вагину, моментально определив сверхчувствительную эрогенную зону внутри, прогладив сжатые стеночки опытной, умелой лаской. Я сдалась на милость своему завоевателю. Окончательно и бесповоротно. Головка перевозбужденного члена так же решительно, бескомпромиссно, без права на милосердие скользнула по разбухшей от прилива крови вульве, исторгнув из моего горла счастливое хныканье. – Ты готова принять своего Хозяина полностью… на всю длину… Сжать своими восхитительными тугими тисками, пока не начнешь сходить с ума от яркого оргазма…
Боже, что он со мной творил в этот момент в полумраке обширной, изысканной холостяцкой спальни? Прожигал мою кровь лазером своего нового логотипа, эксклюзивного бренда, вскипятив кровь афродизиаком сладчайшего безумия всего лишь несколькими словами? Я восторженно охнула, когда член без предупреждения проник в мою истекающую киску одним быстрым ударом, остановившись на миг, давая привыкнуть, растягивая изнутри сладким вторжением. Волна ошеломительного прилива оплела тело дрожью восторга от необычного ощущения, я почти ощутила, как открылась ему навстречу всем своим изголодавшимся существом покоренной альфа-самки в руках абсолютного лидера и живого, близкого сейчас божества. Всхлипнула, ощутив, как он практически вышел из меня – лишь затем, чтобы с последующими толчками снова вонзиться на всю длину серией быстрых ударов. Каждый толчок заставлял меня стонать, извиваясь в тисках его рук, казалось, этой сладкой пытке не будет конца. Боли от резкого вторжения не было и в помине, я сама изумилась тому, как легко приняла его полностью, словно тело покорилось обволакивающему приказу произнесенных слов.
Давно забытые ощущения разжигали извержения тысячи вулканов на моей коже, в каждой подрагивающей артерии, в эпицентре самого сердца, заставляя бедра неистово толкаться навстречу подчиняющей первобытной власти этого мужчины. Каждый далеко не нежный, но такой сладкий толчок внутри суженой от возбуждения вагины сейчас словно выжигал внутри графическую готику клейма принадлежности ему одному, стирая к черту невразумительные граффити прошлого. Откат слепящей, чистой энергии цвета морской воды статическими искрами по тоннелю моей сущности, пронзая тело, навстречу свету и освобождению. Мои пальцы впились в соединительную цепь оков, и это безумие, но чем крепче они держали, впиваясь кожей манжет в беззащитные запястья, тем более свободной и окрыленной я себя чувствовала!
Тугие нити приближающегося оргазма оплели стеночки жаждущего влагалища исступленно-сладким давлением, вызвав неконтролируемую пульсацию внутри… отдачей сумасшедшего желания-возбуждения прямо в мозг, превращая изощренные игры слившихся интеллектов в арену действий без правил под негласным покровительством Эроса. Я едва не заплакала под его пристальным взглядом бескомпромиссного хозяина, когда он остановился в полушаге от того, чтобы вознести меня к небесам на волнах взрыва личной сверхновой.
– Ты моя? – Я едва внутренне не взвыла от этой извращенной паузы-наказания, умоляюще распахнув налившиеся слезами глаза навстречу темно-зеленому от страсти омуту двух глубоких озер. Даже лишившись защитного костюма-маски, совершенно обнаженный, он держал в своем кулаке мою волю, свободу и откликнувшуюся на сладкий тоталитаризм обладания сущность. Единое замкнутое биополе, наш новый мир, наши переплетенные эмоции и чувства достигли своего абсолюта настолько, что я понимала сейчас со всей отчетливостью: он нуждается в этом еще сильнее, чем я в подчинении и сбросе ответственности, и мой отказ сейчас причинит ему боль.
– Ваша, – выдохнула в изгиб плотно сжатых губ повелителя моего желания, тела и души, зажмурившись от переполнивших чувств. Толчок перевозбужденного члена на полную глубину медленным, искусным закреплением своей безоговорочной победы вновь заполнил сознание искрами бушующего восторга.
– Не смей закрывать глаза и уходить в себя, никогда больше! Теперь ты полностью… Окончательно моя!
Теряю контроль, толкаясь вперед, принимая все жаждущим поглощения телом и немым криком покорившегося сознания. Толчки окончательного подчинения, завершающего пика обладания разрывают стеночки вагины сладчайшей дрожью, тисками наверняка болезненного сжатия перед тем, как взорваться…
Я не могу, у меня не поворачивается язык назвать это оргазмом! Это выстрелы на поражение разрядами Эйфории с самой большой буквы, сжатие необъятного космоса перед рождением Вселенной, это гребаная теория Большого взрыва! Мой крик гаснет в его губах, когда новая волна… вашу мать, еще одного оргазма обволакивает напряженный член моего мужчины изнутри усилившимися тисками! Тело пронзает мощная судорога, пока гаснет свет перед моими глазами приливом крови к напряженной сетчатке, с последними затихающими нотами ошеломительного потрясения. Я не соображаю и не осознаю, что слышу такой же точно крик, как и мой собственный… нет. Это, скорее, хриплое рычание удовлетворенного хищника! Сверхчувствительная кожа транслирует в мышцы пресса разряд сладкого тока от щекочущих струек эякулята, когда Алекс, остановившись в самый ответственный момент, кончает мне на живот. Несколько терпко-горьких капель все же долетают до моих губ, и я жадно слизываю их подрагивающим языком, ничего не соображая и не задумываясь о том, что же именно делаю.
Тепло его щеки на моей согревает, расслабляя, успокаивая… От моих ненормальных конвульсий во время оргазма кожаный браслет соскользнул с правого запястья, минуя узкую ладонь, и я, пользуясь правом этой свободы, поддаюсь бесконтрольному порыву, чтобы запустить ладонь в его волосы с тонкими нитями жемчужной седины на висках, пройтись мягким, нежным поглаживанием, успокаивая, выравнивая его хриплое дыхание, стремясь передать весь заблокированный потенциал щемящей ласки через это прикосновение. Кто сказал, что рабыня не имеет права делать это для своего Хозяина? Я буду продолжать, даже если меня за это сейчас же высекут ремнем или каким-нибудь кнутом – киньте в меня камень, если вам это не нужно сейчас!
Спустя несколько минут захват его сильных рук поднимает меня на ноги, перед тем как прижать к себе, расстегнув крепления оставшейся манжеты. Счастье переполняет меня, топит в своих прибрежных ласковых волнах, хочется замурлыкать, подобно сытой породистой кошечке и, когда мои ноги касаются дна душевой кабины, упираюсь ладонями в стену, выпятив назад попку, не желая терять оттиск его тела на своем ни на минуту.
– Ты нарушила правила, дерзкая саба.
О чем он? Пытаюсь повернуться, но хватка на затылке удерживает посильнее воображаемого ошейника.
– Ты не получила разрешения на оргазм и, кроме того, забыла меня поблагодарить!
До меня не сразу доходят его слова. А когда доходят, сжимаюсь от какой-то непонятной обиды и несправедливости. Не поблагодарила? Как вы могли не расслышать, не прочувствовать всю глубину моей благодарности в прикосновении, эликсире затопившей нежности, биении сердца, – причем тут сухие шаблонные слова?
Только что я летала так высоко, обнимая теплые звезды, а сейчас мне просто больно. Струи теплого душа обрушиваются сверху, смывая две одинокие слезинки, покатившиеся по моим щекам.
– Я буду наказана? – голос дрожит. Он не отвечает. Долгие, мучительно долгие секунды пугающего ожидания вердикта, перед тем как изумленно охаю, ощутив, как головка твердого члена вновь прижимается к моему тесному входу, дразнящим движением поглаживая расслабленную вульву, которой не хватало этого прикосновения, чтобы вновь набухнуть приливом желания близости. Страсть нокаутирует недавнюю обиду и легкий испуг, привычно заполняя кровь своим алым мерцанием.
– Мне бы следовало это сделать… Только, боюсь, желание брать тебя и иметь до изнеможения делает наказание отстроченным во времени, моя горячая, ненасытная саба!
Физически ощущаю, как затрепетали стеночки вагины, выбросив гейзеры сока ответного желания. Кажется, я люблю его в этот момент, почти люблю и больше не замечаю ничего вокруг, раскрываясь лепестками возбужденной киски, вбирая в себя головку эрегированного члена, не делая никаких резких движений, потому что есть одно лишь беспрекословное право брать меня и трахать – его!..
Где-то очень глубоко, на задворках моей души, придавленная, почти расплющенная прессом новых ошеломительных ощущений и зарождающегося чувства, беснуется Тьма. У нее глаза цвета черного эспрессо, у нее несовместимые с жизнью сквозные ранения, но она, сука, все равно рвется к жизни, рыщет в потемках, наблюдая издалека за плавающими огнями северного сияния, которые не может достать рукой. Она потерялась между мраком и надеждой на свет, ей никогда не вернуться больше в прежний мир, хотя да, она пытается. А я слишком счастлива, чтобы заколотить ржавые гвозди в купол ее саркофага. А может, дело совсем в ином.
