Текст книги "Вознесение черной орхидеи (СИ)"
Автор книги: Extazyflame
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)
Еще далеко до того, чтобы я предположила себе дальнейшее развитие событий. Скорее всего, оно напугает меня посильнее визита инопланетян. И мои ощущения в кольце его сильных рук с напрягшими узлами сильных мышц имеют мало общего с сексуальным возбуждением – это ощущение тепла и практически счастья… Такая вот ничтожно короткая промо-акция, тизер, трейлер, но достаточно, чтобы показать открывшуюся перспективу, пока еще только одну ее сторону – ту, которая на самом деле сейчас необходима даже в микроскопической дозе. У меня нет сомнений в том, что все остальное не менее прекрасно и чувственно. Я еще остерегаюсь воспроизводить подобное даже в мыслях. Притом если бы даже попыталась, сфера сексуальных отношений никак не выстраивается в логический ряд. Может, потому, что я сейчас в перманентном состоянии ребенка, а не роковой соблазнительницы?
Вечером я попыталась позволить своим предположениям и фантазиям совершить осторожный диверсионный шпионаж в долину запароленного пока будущего. Удалось с трудом, и, устав штурмовать блок собственного сознания, я уснула. Мой фантом, который не собирался убирать руку с пульса естества осмелившейся поверить в чудо Беспаловой, нанес свой удар во сне.
Вряд ли это под силу расшифровать даже Ирине, подумала я утром, шарахаясь от собственной тени и завесив огромное зеркало в ванной. Записывать ассоциации? Ассоциация была одна. КОШМАР.
Во сне я видела просторный зал с ковровой дорожкой по центру… пальцы ощущали шелковистую мягкость перчаток, почему-то белых, но в то же время я смотрела на происходящее со стороны, и все равно видела какие-то отдельные элементы. Фрагмент белой… фаты? Отблеск кристаллов на оборках подола? Того, кто рядом, тоже невозможно разглядеть… взгляд цепляется в необъяснимой тревоге за идеальные стрелки на черных брюках и глянец стильных кожаных туфель… Секундным 25тым кадром – режущая глаз белизна сорочки с черным галстуком-бабочкой. Лица я не вижу.
Что-то заставляет в панике отшатнуться в сторону. Горло затягивает ледяной коркой ужасающего предчувствия. Почему я снова уклоняюсь от...
– Что они в нас бросают? – поворачиваюсь к тому, кто рядом… остроконечный кристалл льда пробивает трахею изнутри, передавив артерию. Я задыхаюсь! Осязаемо, до первых моментальных конвульсий, в панике оглядываясь по сторонам и не замечая ничего. Серая пелена сгустившегося тумана накрывает призрачными щупальцами, они тянутся к горлу, я очень надеюсь, что сейчас все пройдет… Но вместо этого они оплетают деревенеющими на глазах лианами, неумолимо увлекая за собой. Каблуки туфель цепляют дорожку, скользят по мраморной поверхности пола, с усилившимися судорогами конечностей…
Я кричу и, кажется, даже рыдаю, но не просыпаюсь… Очень хочу проснуться, пытаюсь, но не могу – это… реальность? Свет гаснет перед глазами, я из последних сил вглядываюсь в вязкий мрак… Вижу застывших зрителей моего кошмара – они стоят и равнодушно наблюдают за мной, не делая попытки помочь или вмешаться. Взгляд выхватывает протянутую руку того, чье лицо все еще в тени, но она опускается с каждым мигом моего отдаления в смертельный мрак вслед за жестокими лианами…
Я не вижу тебя, я вообще мало кого в этом сне могу увидеть – эмоции не нуждаются в визуальной оценке. У этих удушающих, медленно убивающих объятий – твоя хватка, свойственная лишь тебе одному несовместимость нежного и жестокого подавлении воли. Обновленная кровь в моих венах наливается красноватым свечением, невозможно отвести глаз от этого периода окончательного распада. Еще немного, и тысячи, миллионы черно-алых клеток восстановят свои прежние позиции, запущенные одной командой твоего диктата. И даже этого тебе будет мало. Тройное переплетение лианы сжимается на горле ошейником скорой смерти, и серый туман заполняют клочья непроглядной тьмы… Еще немного, и свет погаснет навсегда, а я ничего не смогу сделать…
«Тебе никогда не сбежать от меня! Только попробуй, я отыщу тебя и сотру эту эйфорию со всех извилин твоего мозга. Будет не просто больно… Захочешь умереть! Но я не дам…»
Я открываю глаза с последним хрипом – кричать уже нет сил… Теплое одеяло сбилось на моей шее удушающим валиком, передавив подобием безжалостной лианы. Сердце взрывается ударной тахикардией, пока я жадно глотаю ртом воздух. После такого трэша о стандартном начале позитивного утра не может быть и речи. Все подчинено автоматизму, состояние испуганного, потерянного ребенка не отпускает ни на миг: душ, приготовление кофе и незамысловатого завтрака. Последние усилие – блокнот и авторучка. Я хочу избавиться от этого наваждения, пусть путь к свободе отнимет все мои силы…
Красная ковровая дорожка… Слава? Успех? Благополучие?
Белые элементы – фата и стразы… Как и черный мужской галстук-бабочка… Свадьба?
Бросок… Кажется, это были канцелярские принадлежности. Летели мимо – война? Обстрел? Угроза? Стремление напугать?
Лианы… Все просто – неволя. Несвобода. (логично, что джунгли и Маугли, но ты сама просила писать первую ассоциацию, которая придет в голову?)
Серая мгла… в тумане нулевая видимость. Отсутствие возможности видеть выход?
Равнодушие окружающих… Чаще всего, увы, жизнь.
Удушье… Разве нужна ассоциация? Она только одна. Угроза жизни.
И протянутая рука. Кто-то пытался меня спасти. Почему прекратил попытки?!
Сама Ирина не станет на следующем сеансе вдаваться в детальный анализ. То есть, конечно, станет, но не всеми своими умозаключениями поделится. Ограничится несколькими фразами: я держусь за прошлое и боюсь его возвращения, потому что все еще не отпустила. И отказ верить в его смерть – психологический блок, отрицание мнимой вины, подсознательное желание получить наказание за это желание оставить все в прошлом. А свадьба и ковровая дорожка – все хорошо, ты подсознательно готова к переменам, к новому защитнику подле себя, хотя и осознаешь, что предстоит преодолеть некоторые трудности, но они тебя во сне не задевают – поэтому под силу их преодолеть. Равнодушие окружающих – это просто контраст на фоне того, кому будет не все равно, а вот протянутая рука – ты ее еще не приняла окончательно, поэтому пока не под силу помочь тебе даже ему. А отсутствие лиц – так ты отрицаешь некоторые очевидные вещи, вернее, определенного человека…
Вроде все лаконично и ясно, но я шестым чувством уловила, что она очень многого мне не договаривает. А уже через несколько минут взахлеб говорила, описывая в деталях некоторые события, кажется, уделив особое внимание обоим сабспейсам и моментам позитивных просветлений. Позже мы пили чай, и Ирина впервые озвучила то, что вызвало во мне попытку рефлекторного сжатия всех защитных створок.
– Ты практически нашла путь к себе. Ты поняла, что тебе необходимо. Проблема одна: тебя привели к этому насильственными методами – и поэтому мозг отрицает твой новый внутренний мир. От этого я тебя уже не смогу вылечить. Потому что совсем не заболевание. Более того, ты поняла это раньше многих.
– Я не хочу быть нижней! – грубо оборвала Ирину, проклиная себя за сладкий ток во всех отделах позвоночника. – Боюсь, ты еще не совсем проникла мне под кожу! Я могу даже с тобой спорить!
Глупая, глупая Юляшка. Чтобы мадам Фрейд обиделась или осадила? По части невозмутимости с ней мог соревноваться только Алекс.
– Но ты без страха доверила себя новому партнеру, который, с твоих же слов, оградил тебя от сильных моральных переживаний – но ты подсознательно просила их больше и больше.
– Мужчины тоже хотят энерджайзера, а не бревно в постели!
– Это разные вещи. Ответь, – ее кошачьи глаза на какой-то момент приобретают хищное выражение. – Когда ты прокручиваешь в памяти особо тяжелые моменты, даже с зеркалами, даже со слезами, разве ты чувствуешь боль? Разве твои слезы выбивает не прочувствованный анализ сладкой беспомощности и высокой эмоциональной пляски? Разве твое сердце стучит от ужаса? А вместе с желанием забиться в угол не появляется сексуальное возбуждение?
Нет, еще не сейчас. Сейчас я еще не готова вцепиться ей в глотку. Но скоро, ей-богу! Потому что правда хлещет по губам и щекам самыми безжалостными пощечинами.
– Ты не виновата. И нет никаких ментальных связей, ты их придумала! Навязать тебе могли все, что угодно, но у тебя всегда есть выбор, принять или оттолкнуть! Юля, ты здесь для того, чтобы осознать, что тебе необходимо, и двигаться дальше. А моя роль – не причинить тебе моральных страданий в ходе нового становления твоей личности. Ты готова сотрудничать дальше?
Не представляешь, как я готова… Даже то, за что захочу тебя убить, станет последним кирпичиком в фундаменте новой меня. Просто пока еще трудно поверить!
Что до Александра… Сближение шло полным ходом, как бы я этого ни отрицала и ни отказывалась признавать. Нет, он не давил на меня и не форсировал события. Все было на уровне знаков, которые я с искусно наигранным упрямством-испугом отказывалась замечать. Случайное сжатие пальцев на подлокотнике водительского сиденья. Дуновение горячего дыхания на моем затылке. Ласкающий сканер взгляда, значение которого понятно любой дочери Евы на подсознательном уровне. Эта забота в мелочах, чего только стоил один взгляд на мое открытое декольте под порывами сырого ветра и уверенно завязанные узлы шарфа на моей шее на стоянке академии… Половина студентов точно выпала в осадок. Он уже сейчас укрывал меня своим биополем по праву сильнейшего даже от порывов осеннего ветра – ничего не требуя взамен, но уверенно искореняя из сознания засевший там образ, который я так не желала отпускать! При каждой последующей встрече он стал целовать меня в губы быстрым, почти целомудренным поцелуем, обнимая за плечи и, готова поклясться, всегда внутренне напрягаясь и сжимая ладони, когда что-то грозило этому помешать. Приручение, то есть, правильнее, приучение к себе рассекало круги трассы жизненной «Формулы-1» с незаметным пока ускорением. А еще мы много говорили, как правило, во время ужина (несколько раз в ресторане престижного уровня, где я хладнокровно справилась со столовыми приборами и этикетом, хвала Гуглу). С ним было интересно говорить на разные темы: литература, кино, даже сгустившаяся политическая ситуация в стране, метания главы государства между ЕС… Фак! Евросоюзом и братьями-россиянами… Мой уровень самообразования и начитанности позволял поддержать любой разговор, пусть, выходя утром из книжного магазина с книгами Макс Фрай ( это женщина!) и Сэлинджера, я говорила, что прочту их исключительно от скуки за несколько вечеров. Самообман был обречен на провал. Мне не нужно было умничать и сыпать цитатами. С ним я могла легко говорить на эти темы, ощущая, как повышается самооценка и замыкаются клеммы особого духовного единения, первооснова для предстоящего прорыва… и только тогда, когда я буду к этому готова!
Второй поцелуй был таким долгожданным, как бы я этого ни отрицала! Мне уже сейчас хотелось переложить ответственность за него на его сильные плечи. Во многом моему настроению, состоянию свободного парения способствовал третий сеанс у Ирины, на котором она со сноровкой матерого спецназовца отстрелила чувство вины и самокопания. Я допивала белый чай и с удивлением прислушивалась к себе. Говоришь, нижняя сущность? Она назвала это более заумным термином, но я его в который раз не запомнила. Нижняя так нижняя. Попытки заставить себя насильно фантазировать о роли госпожи вызывали оскомину на зубной эмали и желание скривиться. Осознание своих истинных желаний – наоборот, теорию мини-взрыва кипящих огненных разрядов. Сабмиссивная маза до кончиков идеально прокрашенных ногтей? Пусть! Это стало источником жизненных сил, зачем отрицать? Осталось слететь еще нескольким блокам, Ира Милошина знала свое дело. Но, как сама любила повторять, быстро не будет.
«Мир огромный открывает двери. Чистый. Добрый… Я ему не верю» – веселый бит этой мелодии пока не истребить и не заткнуть… Этой осенью рано начали желтеть листья. Преимущественно зеленые лиственные кроны Лесопарка кое-где горят золотом скорого увядания, и кажется, что их достигли лучи яркого солнца с затянутых серой мглой неприветливых небес.
– Американские горки? Комната страха? Что мы еще не обкатали в парке Горького? – шутит Алекс, заметив, как я в очередной раз восторженно прижалась к тонированному стеклу, наблюдая за окружающим пейзажем, который сменяется за окном с беспощадной скоростью.
– Не хочу сегодня… – поворачиваюсь, стараясь понять его истинное настроение… Едва не начинаю хлопать в ладоши, когда автомобиль прижимается к обочине у развилки нескольких тропинок вглубь лесополосы.
– Завяжи шарф и пойдем. – Надуваю губки, дав ему очень хороший повод сделать это самому. Сердце делает очередной кульбит и пускается в пляс, а я рассматриваю свой французский маникюр, как музейную картину, изо всех сил демонстрируя бесстрастность – опять так близко его глаза… в которые я не готова смотреть при подобных обстоятельствах. Боюсь не вынести незнакомой прежде эйфории.
Шум ветра в кронах деревьев, треск веточек и желудей под подошвой кроссовок, приятный аромат грибной сырости перекрывает запах смолы немногочисленных сосен. Здесь так спокойно, что я, впервые не раздумывая, отдаю свою ладонь в предложенную руку, может, внутренне вздрогнув от подзабытой уверенности в правильности и адекватности происходящего. Сегодня этой девочке хочется веселиться, она даже без своих каблуков в 12 сантиметров, наверное, ей впервые за долгое время так беспечно весело и тепло. Я ничем не руководствуюсь и ничего не ожидаю, когда вырываю ладошку и вприпрыжку отбегаю на несколько шагов вперед.
– Ты думаешь, не догоню? – если бы малышка Юля Беспалова в этот момент увидела себя в зеркале, наверняка бы заметила, что наши взгляды стали поразительно похожими. Как и улыбки. Как и интонация произнесенных слов. Как и стук сброшенных масок о глянцевую поверхность пола. Догонишь? В своем дизайнерском прикиде за несколько штук евро и блестящих кожаных туфлях не меньшей стоимости?
– Неа! – не заморачиваясь анализом того, что именно делаю, просто показываю ему язык… И, кажется, не собираюсь убегать, хотя по законам игры, наверное, стоило бы… Чего, спрашивается, удивляться тому, что уже через несколько секунд ощущаю спиной ребристую поверхность сосны, нежный залом обеих рук о ствол хвойного дерева… Накрывающую силу мужского тела – так быстро, что нет времени на испуг и протест… ладно. Сдаюсь. Нет желания сопротивляться!
Я снова смотрю в его глаза. Последний рубеж, непобедимый бастион в смертоносном хаосе, который распахнул свои двери только мне одной и только в этот момент. Опускаю ресницы следом за его взглядом, сместившимся к моим губам, прекрасно понимая, что сейчас произойдет, и ожидая этого с аритмичным нетерпением… Мои губы в этот раз просто не подчиняются разуму. А язык впервые одержим стремлением ответить, изучить, просканировать, восполнить пробелы прошлого поцелуя… В этот раз настойчиво-властного, с легким прикусом каймы, от которого вздрагиваю всем телом, беспомощно зажатая в сладких тисках с переплетением ласкающих пальцев на моих запястьях, почти агрессивного от обнажившейся страсти. И в то же время достаточно властного и успокаивающего, чтобы не появилось у меня желания вырваться и пуститься со всех ног… Впервые за долгое время нажимы на болевые точки доверчиво открытых губ запускают сверхскоростной транзит в солнечное сплетение, в низ живота с рефлекторным сокращением мышц и погасшего под напором чужого языка стона. Именно та реакция, которая и должна была быть на такой поцелуй! Затылок вдавливается в шероховатый рельеф сосновой коры, острые грани расколотой древесины цепляют мои рассыпавшиеся волосы, а губы зажаты в самых желанных тисках чужих губ, которые пьют мою волю и вместе с тем отдают собственную до последнего вздоха, до финальной пульсации критической точки. Перешагнем ли мы сегодня этот рубеж? Хотя, видит бог, очнувшись через время в его объятиях, оглядывая просвет серых небес сквозь кроны колышущихся от ветра деревьев глазами, застланными сладкой пеленой, я с изумлением поняла, что не остановила бы его, даже реши он прикрутить меня к дереву своим ремнем и дать первый урок под названием «как правильно мне принадлежать». Моя голова доверчиво уместилась на его плече, а ноги не чувствовали опоры – все потому, что он умудрился поднять меня на руки.
– Все хорошо? Сможешь идти? – «Надо же, какая вопиющая самоуверенность с вашей стороны!». Не хочу я шевелиться. Я готова позволить ему донести меня до машины, и непонятно, что же останавливает, скорее всего, подсознательное желание не преодолевать прыжками новый этап. Скорее всего…
…Могла ли я, лежа на каменной столешнице хаммама под артобстрелом двух пар зловредно-любопытных глаз, сейчас рассказать им об этом и позволить все опошлить фразами в стиле «не натерла горло?» или «сколько раз за ночь тебя отфритюрили»? Примечательно, что наедине с каждой из девочек я бы могла спокойно рассказать о поцелуях и о том непередаваемом спектре эмоций, который испытала, и они бы выслушали меня с ненаигранным почтением, восхищением, не скрывая свой романтический уклад сущности под вопросами «а какой длины». Но здесь царило негласное правило. То ли «когда мы вместе, никто не круче», то ли «я типичная оторва, даже круче тебя». Причем в подобной ситуации шла негласная борьба за одеяло между Элей и Лекси, я формально оставалась наблюдателем. Они весело самоутверждались за счет меня. Упражнения в остроумии продолжались, и два посторонних человека, раскатывающие скраб по моей и Ленкиной распаренной коже, были для них просто элементом теплокровного декора.
– Зачем тебе кофе? Мы еще в парилку собирались, – грубовато ответила я на попытку Эли выяснить, не предлагал ли новый бойфренд связать меня обувными шнурками и отшлепать языком.
– Прошу прощения за вмешательство, но в этом случае вам противопоказана парная с высоким температурным режимом, – деликатно проинформировала моя массажистка. – Максимум сорок градусов.
– Вот и жди теперь, думай, что я сделаю с кофе! – пригрозила Эля, которая собиралась рискнуть с температурой в 700С. На ближайшие полчаса я была избавлена от их атак – такая температура не располагала к душевным разговорам. Но стоило только нам, освежившись в прохладной воде бассейна, вернуться в крытое патио, где уже предусмотрительно ожидал большой кофейник и восточные сладости, Эля перешла в очередное контрнаступление.
– Нет, ты, конечно, думай что хочешь. Но я тебе, кажется, говорила, что он из себя представляет, или напомнить?
– Ну, а чего ты вообще там отиралась? Развязала бы модель с криком «да здравствует свобода!», сфотографировала бы хозяина этого бардака крупным планом на доску почета ближайшего отделения милиции, зажала Дениса в угол с требованием дать показания против – что мешало-то?
– Ну, мне там никто не угрожал… просто…
– С таким гонораром ты бы и сама согласилась на обвязку? – Лекси расхохоталась, а я ощутила триумф победительницы, как легко, оказывается, можно перевоплотиться из жертвы в охотника. Но чтобы наша знойная лезгинка сдала свои позиции?
– А вот тебе не кажется это странным? Он словно подбирался к тебе… Я и не поняла сразу, но вы теперь постоянно вместе! Юль, психолог, рестораны, а то твое платье…
– Ну, понравилось мне платьице в витрине… Я же не думала, что он запомнит и купит!
– Да он приручает тебя! Дрессирует потихоньку! Кстати, психологичка… Она тебе не вбила в голову, что он твой царь и благодетель и ты обязана отблагодарить?
– Эля, ты такое скажешь… Это же Милошина! У нее запись на год вперед, а гонорары! Ее вся Европа знает, она творит чудеса… Даже маман в свое время не смогла попасть к ней на прием! – внезапно впрягается Лекси. – Да эта не позволит себе такой косяк…
– Юлечка, а ты ей лично платишь? – прищуривается Эллада, с грацией гейши разливая кофе по маленьким чашечкам. – Вообще-то, платит тот, кто заказывает музыку…
Я вспомню эти слова совсем скоро. Именно так мне покажется в наш следующий сеанс психотерапии…
– Ты пей, кофе потрясающий. Да, Лекс? – хитро улыбается Эля. Что они снова задумали?
– Надеюсь, ты не подмешала туда пентотал натрия… – это действительно гастрономический шедевр. Здесь его готовят на раскаленном песке по оригинальному рецепту, который является ноу-хау салона. Все это успела рассказать мне будущая наследница бьюти-империи, которая пока что прожигала беззаботную жизнь и мало беспокоилась за расписанное наперед светлое будущее. Я, кажется, даже пошутила, что мы могли бы стать конкурентами, согласись я на Димкино предложение… только, наверное, Лекси этому б обрадовалась – какое счастье, двум подружкам будет о чем поговорить за чашечкой чая! А клиентов мы делить не будем, правда, Юля? Мы их попросим по четным числам ходить к тебе, а по нечетным ко мне, да?
…Я выпила кофе под пристальным взглядом обеих подруг.
– Целовались? – наклонилась к уху Лекси, пока Эллада отнюдь не нежно вырвала из моих пальцев чашечку с кофейной гущей на дне. Да эти две сегодня способны думать о чем-то еще, кроме секса? Неосознанно улыбаюсь, ощутив в реальном времени осязаемый нажим его губ, прерывистое, несмотря на стальной самоконтроль, дыхание в полуприкрытые губы, а затем с подчиняющим скольжением по пульсирующей коже в на сжатых запястьях…
– Ну, что и требовалось доказать, – с видом триумфатора заявляет Эля. – Съешь лимон, от твоей улыбки сейчас бассейн вскипит. – Непонятно, как она увидела, что я улыбаюсь – мои флюиды на тот момент наверное бились о мозаичные стены хаммама и рикошетили мини-бумерангами по сознанию девчонок. Сама же Эллада что-то рассматривала на блюдечке и на дне пустой чашки, и ее припухлые губы сложились в трубочку под маской изумления.
– Попала ты, Беспалова, – с непередаваемым трагизмом выдохнула она. – Это просто полный писец… Не может быть…
– Тебе вредно долго находиться в парилке, – проигнорировав укол тревоги, огрызнулась я. – Вот, уже молотые зерна нашептывают тебе правительственные секреты.
– Смотри сама. Что ты там видишь?
– Скраб для тела! – продолжаю игнорировать ее обеспокоенные глазищи, а Лена перехватывает инициативу, отбирая чашку.
– Это же… Обручальные кольца!
– Много ты понимаешь, дитя зазеркалья. Это наручники как минимум!
Я стараюсь не показывать любопытства, смотрю на рельефные разводы кофейной гущи. При очень большом полете фантазии там действительно можно разглядеть подобие пересеченных замкнутых окружностей. У Димы на ладони я тоже когда-то разглядела дельту Амазонки, было бы больше времени, точно увидела б пирогу с туземцами. Поворачиваю чашку по кругу, прищурившись… С этой стороны можно увидеть два силуэта и один похож на женский… Нервно хихикаю, осознав, что умудрилась разглядеть даже фигурку ребенка.
– Я вижу кровь и бензопилу… Нет… о боже… труп девушки с надписью на лбу «Магометовна»… – отставляю чашку, все еще веселясь, но и раздражаясь понемногу. – Эля, может, хватит фигней страдать? Все самое страшное со мной уже случилось! Ты теперь в каждом мужчине рядом будешь видеть серого волка?
– Ты без меня знаешь, как он умеет очаровать… Но после Димы в руки аналогичного извращенца?!
– Мне кажется, ты утрируешь!
– Юль, – вмешивается Лекси. – Когда меня ломало по всем параллелям из-за Вовика, Элька увидела по гуще, что он приползет обратно. И машину, кстати, тоже!
В следующие несколько минут я имею прекрасную возможность наблюдать, вернее слышать, как Эллада говорит по телефону на грузинском языке.
– Бабушка, – с пиететом информирует на ухо Лена. – Она потомственная гадалка на кофейной гуще у нее. Расшифрует любые знаки!
– Насколько я знаю, увидеть на дне «ламборгини» не значит получить его в подарок. Это говорит лишь о скорости… как известии… или стремлении к дорогому и красивому… – Помимо воли замолкаю, посмотрев на Элю. С нее слетела показушная спесь дорвавшегося до власти прокурора-обвинителя. В больших восточных глазах растерянность… Но слава богу, без ужаса и решительности.
– Юль, ты действительно так… хорошо его знаешь? – тихо спрашивает она, наливая себе новую порцию изумительного кофе. – Я понимаю, просто если человек живет такими интересами… Мне трудно это понять… Скорее всего, это тот еще диктатор…
– Мы идем сегодня с вами на всю ночь в клуб или нет? – прерываю ее рассуждения. – Отвечай. Идем?
– Конечно… разве ты передумала?
– Внимание, вопрос, уважаемые знатоки. Ты где-то видишь цепь, которая меня туда не пустит? Мой телефон разрывается звонками с требованием «быстро домой»? Я слезно упрашиваю папочку отпустить деточку на дискотеку?
Я намеренно не говорю им, что этот вопрос был согласован… если можно так сказать. Я просто ответила на вопрос, какие же у меня планы на субботу, правду. Я хочу оторваться на полную катушку, есть возражения?
Их не было. Было только одно условие – никаких такси, пришлю за вами Дениса. Отчасти поэтому Эля так взбесилась, что перешла в атаку, хотя я ей не призналась, что стала причиной сверхурочной работы ее бойфренда.
– Я просто почему спрашиваю… Похоже, наша ванильная прелесть, – кивок на Ленку, – была права. Это кольца. Хотя и наручники имеют похожее значение…
– Эль, ты с дуба рухнула. Ну какие кольца? Ты в своем уме?
– Когда ты сказала, что Димка сделал тебе предложение, я впала в легкий ступор. Решила посмотреть что да как. Кофе действительно показал свадебный пир и союз…
– Не твой кофе теперь рыдает в подушку и не спит ночами!
– Но он никогда и не врет. Теперь я думаю, что просто не рассматривала вариант, что это будет кто-то другой и совсем скоро…
– Еще и скоро? Дурочка…
– Если я окажусь права, сделаешь меня ведущим фотографом на своей свадьбе!
– Только гостьей и подружкой невесты. – Мне хочется беспечно хохотать. Шутка с кофе удалась на славу. – А пока я холостая и свободная, как ветер, предлагаю отбросить виртуальное будущее и сосредоточиться на реальном настоящем. Кто что надевает в клуб, чтобы мы не выглядели тремя близняшками?..
Глава 16
Почему жизнь такая непостоянная и, отбросим сантименты, такая сука? Нет, я, конечно, понимаю, что за рассветом всегда следует закат, темная ночь, снова рассвет, если повезет – солнечный, волнующий, заряжающий позитивом на весь день… Но почему моя жизнь – это проклятый «Луна-парк» с обилием аттракционов, которые даже не раскачивают, подобно качелям, из стороны в сторону под равномерными усилиями толкающей ладони фатума, а швыряют то вверх, то резко вниз, запуская ненормальную аритмию, которая когда-то точно прикончит молодое и здоровое сердечко?
Я так хотела вырваться из замкнутых серо-черных стен своей одержимой депрессии! К тому же несравненная Ирина Милошина заставила меня поверить в грядущие перемены! Почти подвела за руку к принятию себя и осознанию особой, уникальной роли в этом мире, той самой, к которой многие идут годами, но так и не приходят – не находят отчаянной смелости разобраться в себе, признать свое истинное «я», прижимаясь к своду незыблемых общественных законов, шаблонов и постулатов. Можно ли их за это винить? Таким уже не пояснить, что их скрытые тайные желания абсолютно нормальны и приемлемы, это законы эволюции, прописанные на уровне первобытных инстинктов. С мужчинами-охотниками все понятно, но разве не было гордых и величественных амазонок, упоминание о которых встречается в культурном наследии многих народов?..
Мы взорвали ночной клуб одним своим появлением. Знакомиться с кем-либо не было ни цели, ни желания. Цель была одна: стоптать каблуки на танцполе до жжения в подушечках пальцев, до отчаянного стремления оставить все былое здесь, в замкнутом периметре одного из крутейших ночных клубов Харькова, до приглашения от администрации выступить танцовщицами гоу-гоу. Никто не напился до визга и не уснул в салате, сложно было отбрить армию желающих познакомиться, но мы расправлялись с ними безжалостно.
– Ты не знаешь, что теряешь, бейба! Поверь, не пожалеешь! А кому ты звонишь?
– Маме, мой сладкий. Попрошу испечь шарлотку и заварить чай. Ты ей понравишься, она уже достала упреками, что я никак не выйду замуж!
– Крошка, мне как воздух необходим твой телефон, – ржачная попытка отзеркалить мою небрежную позу по законам НЛП, – иначе я потеряю покой и сон…
– Это паралич лицевых мышц или попытка изобразить улыбку Роберта Патиссона?
– Ты покорила мое сердце,дай мне свой телефон, – я сейчас заплачу, – открой в него мне дверцу!..
– Он на прослушке СБУ, свали к соседнему столу, там точно твой контингент, а твой тренер пикапа мошенник-импотент!
– Давай начистоту, вы взрослые девочки, мы состоятельные мальчики, поехали к нам?
– Вы подкатываете к даме без цветов? А как вы одеты? Вы что, забыли побриться? До свидания!
В ту ночь мы не боялись ни бога, ни черта. Мы бросали вызов всем обстоятельствам и запутанным страхам, всем попыткам навязать нам скучные стереотипы и нормы непонятно кем придуманных законов. Мы ставили лазерные метки потрясающей уверенности в собственной правоте, пока еще в стенах клуба, на всем, к чему прикасались, усилием мысли или взгляда. Каждая из нас была завоевательницей обновленного мира в борьбе за собственный рай под флагом беспечной свободы. Я больше не боялась задеть в каждом, кто желал провести со мной время, сторону его личного темного закоулка своим отказом или вызывающей наглостью. Может, потому, что чужие черные крылья уже распахнули надо мной свой защитный купол, убаюкали легкой анестезией, продолжая вживлять под кожу армированные нити умиротворяющего покоя и непреклонной уверенности в том, что меня больше никто не тронет. Наверное, девчонки чувствовали то же самое под влиянием эндорфинового полета от завязки новых и хорошо забытых старых отношений. Мои губы пылали под незаживающей меткой новых поцелуев Алекса, и было настолько легко и хорошо, что я не стала задумываться, почему метка Димы сейчас казалась столь ненадежной. Может, потому, что во мне уже поселилось желание ее срезать, уничтожить, рассосать рубцовую ткань до полного уничтожения? И плюньте мне в лицо те, кто скажет, что у меня не получалось. Это было тяжело. Засыпала с неохотой, зная, что во сне мне обеспечен очередной вынос мозга, но с каждой новой ночью я, словно заядлый геймер WOW, приобретала все больше новых средств самообороны и загадочных артефактов, которые позволяли стать сильнее и неуязвимее. Обвинения моего фантома бились о сталь новых сверкающих лат пейнтбольными шарами, раскрашивая их в цвет радуги мазками одержимого художника, отчаянными муками творчества непризнанного при жизни мастера экспрессионизма. А я пока еще робко улыбалась в ответ на его доводы, просьбы, ультиматумы и угрозы, осторожно смакуя новую силу, которая пока что только тянулась к свету цветочной стрелкой лианы орхидеи Phalaenopsis Black Butterfly. Нежный, еще уязвимый для жестокого мира джунглей Борнео бутон нового соцветия даже не начал набирать окрас цвета ночи, но готов был вскоре раскрыться сверхзвуковым хлопком всеми шестью лепестками. Они смогут ужалить ядом гораздо большей концентрации, чем токсин ее сестер. Их черная аура могла ломать судьбы и сдвигать параллели с меридианами одним фактом своего существования. Новый цветок был призван стать тотемом в сердце избранного человека, и горе тому, кто посягнул бы на экзотическую красоту этой уникальной драгоценности.
