Текст книги "Вознесение черной орхидеи (СИ)"
Автор книги: Extazyflame
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)
– У тебя есть тайна, – сняв очки, говорит Костя. Перед этим он внимательно изучил мое лицо, а сейчас, обняв согнутое колено руками, разглядывает лунную дорожку. Я расслаблена до невозможности, но, несмотря на романтический антураж августовской ночи, мысли о поцелуях не желают атаковать мозг. Странно. Вроде бы как парень в моем вкусе, и все к этому располагает.
– Есть. Как и у всех нормальных людей.
– Предлагаю сыграть в игру, – он снимает с шеи платок, и расстегивает цепочку непонятного кулона. Слава богу, там не триксель! – До прилива следующей волны, в чью сторону качнется маятник, тот отвечает на вопрос другого, делится сокровенным.
– О нет, – несмотря на поспешный вскрик, эта идея не кажется такой уже и дикой. Скорее, странной. Я смотрю на него, сощурив глаза. Завтра он уезжает обратно в Киев, и вряд ли мы когда-нибудь пересечемся. То самое стечение обстоятельств, которое я так люблю. Детектор лжи на горизонте не значится, никто не узнает, если я совру или съеду в безопасную плоскость разговора, дав волю своему нескудному воображению.
Он не ждал моего согласия. Я завороженно наблюдала за маятником кулона, фиксируя боковым зрением набежавшую волну аккурат с заносом кулона влево, почти до касания его груди.
– Первый, – мне захотелось рассмеяться. – Нет вопросов… Скажи сам что-то, чего я не знаю!
– Например, почему я до сих пор не поцеловал тебя под луной и не пригласил к себе? Почему мы сидим на пирсе и играем в эту подростковую игру?
– Как вариант, – я пожала плечами, полагая, что знаю ответ. «Ты меня просто не привлекаешь как потенциальный партнер, мои чары отключены за ненадобностью, а ты слишком хорошо воспитан, чтобы переть напролом».
– Даже если мой ответ тебя обидит?
– Если я не в твоем вкусе, я смогу это пережить. Ведь это будет честно.
– Знаешь, и да, и нет, – его улыбка располагала улыбнуться в ответ. – Понятное дело, что все между нами? А то Влад следующим летом меня на порог не пустит.
– В смысле? – сдвинула я брови за секунду до того, как услышать подтверждение своей догадке.
– Юля, я не интересуюсь девочками.
Как я еще не расхохоталась! Может, поняла всеми рецепторами, что он не врет? Стоило догадаться раньше.
– Круто, – я непроизвольно подвинулась ближе, ощутив абсолютную безопасность. – А я уже думала, что мир стал… идеальным, что ли! Что в нем нейтрализовалась агрессия и пошлость с нарушением правил! – он внимательно слушал, пытаясь прочесть на моем лице…может, предвзятость? Или отвращение? Нет, ничего такого у меня не могло быть по определению.
– И, наверное, поэтому так легко с тобой. И да, я восхищаюсь женщинами с идеальным вкусом, это тоже! Работа модельера – тяга к прекрасному!
Расслабление достигло максимума.
– Теперь я, – мы дождались отката запоздалой волны, маятник не успел сделать виток обратно в его сторону. Я готова была ответить, казалось, на любые вопросы, но, когда он заговорил, у меня от подобной проницательности собеседника сдавило горло.
– Что с тобой случилось не так давно?
– Много чего, – поспешно ответила я, надеясь, что не прозвучит требование конкретизировать. Но для Константина эта игра, похоже, значила многое, и я не имела права закрываться и прятаться в ответ на его откровенность.
– Что-то погасило твои глаза, Юль. Трудно объяснить, просто… Просто они пустые!
После его слов время останавливается, зависает плотным вакуумом, который не в состоянии прошить ритмичный плеск набегающих волн. Вряд ли я вообще готова к подобному разговору! Откровенность за откровенность? Это настолько разные вещи, что, когда я, повинуясь небрежно оговоренным, не закрепленным никакими подписями на контракте правилам, начинаю говорить, из моего сбивчивого набора слов мало что понятно. Но там превалирует речевой оборот с ключевым понятием «моя вина», от которого внимательно слушающий собеседник поначалу удивленно сводит брови, а после откровенно сжимает губы, не в силах скрыть, как его раздражает мое показательное самобичевание.
– После выхода «Сумерек» в Киеве прокатилась волна тематических вечеринок, – философски замечает Константин, пока я выбиваю сигарету из пачки, неловко извинившись за то, что ему придется дышать табачным дымом. – Сейчас после бума на «пятьдесят оттенков серого», хочется закричать «не вздумайте!».
Я натянуто улыбаюсь и скептически отмечаю, что не вижу на его лице возмущения.
– Может, это цинично прозвучит, но я родился и вырос в Киеве, в столице больших денег, высоких связей и положения. К сожалению, такие вещи – обычная практика для некоторых власть имущих. В чем ты видишь свою вину, я, как ни пытался, не смог понять. Тебя в этом убедили. Причем искусно, сняв одну ответственность, но не освободив, потому что тут же взамен подсунули иную. Твоей вины в случившемся нет, я бы даже сказал, его тоже. Это попытка все решать при помощи связей и больших денег – но с нашим менталитетом подобное положение вещей стало нормой.
От этого не легче, совсем. Я начинаю жалеть, что согласилась играть в эту игру, кроме злости и спазма сердечной мышцы подобная откровенность не принесла ничего.
– Значит, у нас настолько рабский менталитет, что мы не просто не сопротивляемся подобным вещам. Мы начинаем искать в них подобие удовольствия до тех пор, пока не станет совсем поздно. Пока мы не найдем оправдания чужой вседозволенности. Мир не идеален, аминь.
От этих его слов мне хочется уйти. Выпить успокоительного, уснуть сном младенца и больше не грузить малознакомого человека подробностями своей жизни.
– А может быть, все как раз наоборот, – Костя застегивает цепочку на своей шее, и впервые проникновенно смотрит мне в глаза: – Может, в каждом есть светлая сторона. Я далек от этой субкультуры, просто о ней не слышал только ленивый, но факт особой эмоциональной открытости в подобных отношениях признается всеми без исключения. Мне кажется, ты, может, неосознанно, может, чтобы минимизировать собственный стресс, рассмотрела в нем именно это. Свет. Сторону добра, прости за пафос.
Мне хочется рассмеяться. И снова исчезнуть, чтобы не думать о том, как близка к правде была эта теория, озвученная человеком, которого я больше никогда не увижу… кроме как по телевизору на неделе высокой Моды через год.
Он проводил меня домой, несмотря на протесты, единственное, на чем я настояла, так это на вызове такси для возвращения в клуб. Мало что с ним могло произойти в этом районе ночью.
«Было?» – достанет меня расспросами Лена на следующее утро. «Было», – изобразив довольную улыбку, отвечу я, соблюдая чужую тайну. Утром я буду жалеть, что так быстро сбежала, у меня еще не скоро появится подобная возможность не просто выговориться, но и поверить чужим словам, соскрести еще один слой навязанной вины. Первые проблески осознания правдивости сказанных им слов были для меня еще сильно остры и неприемлемы, чтобы окончательно себе в этом признаться, и я взяла за основу спасительную версию о «минимизации стресса».
Этот случайный знакомый на самом деле сделал для меня в ту ночь очень много. Внутренняя пружина ненужного зажима на кнопке своей вины постепенно распрямляла сжатые кольца, растворяясь во времени, отпуская в свободный полет; я еще этого не чувствовала в полной мере, списывая на атмосферу дома, где «и стены лечат». Что-то изменилось, и не исключено, что в первую очередь во мне самой. Я наслаждалась той жизнью в кругу семьи, которой прежде у меня не было и быть не могло. Отношения с матерью с каждым часом становились крепче и душевнее, я обретала ту самую «маму-подругу», о которой мечтала с детства, завидуя одноклассницам и Ленке. Единственное, чего я не смогла – это поделиться с ней всем тем, что со мной произошло. Она переживала, просила рассказать, но я всегда встречала ее просьбы с душевной улыбкой и рассказами о тяжелых экзаменах и жаре в далеком Египте, которого так и не увидела.
Лето близилось к завершению, а я с маньячным упорством догоняла потерянные дни, в течение которых была лишена этого самого лета, погружаясь давлением чужих рук и воли так глубоко, где не существовало никаких времен года. Там с одинаковым закономерным постоянством обжигал холод арктической зимы, обдавал жаром горячий пустынный сирокко, хлестал дождь со вспышками разящих молний. Временами меня охватывала запредельная злость на Него, сознание услужливо подбрасывало смонтированные ролики, где я не мирилась с тиранией, где избивала его цепями до крови, наносила контрудар на любую провокационную фразу, блокируя любые попытки вызвать во мне страх. Сила неуемного, больного воображения! Эта ненормальная энергия требовала выхода, и не спасал даже бег по утрам, как и заплывы на дальние дистанции с танцами до упаду почти каждый вечер в клубе. Наверное, мне надо было убедиться в том, что во мне ничего не сломалось за самые неоднозначные две недели. Жизнь решила наконец изобразить подобие слабой улыбки, пока еще покровительственной, но мне на данный момент хватило даже ее.
Никто не замечал моего внутреннего надлома, нервной дрожи от голоса заговорившего со мной мужчины, его взгляда или поведения. Однажды я повторила свой фирменный взгляд в упор – тот самый, что напоминал поражающие цель стрелы, спущенные с тетивы натянутых нервов. Надо было доказать себе – я смогу, и никто меня не потащит за волосы в пещеру, прикрываясь эгоистичной мужской отмазкой «ты сама в этом виновата!». Легко не было. Было ощущение, что на моих скулах притаились два агрессивных тарантула, которые ужалят ядом, стоит только опустить ресницы. Итог – разбитое сердце отдыхающего россиянина и новый глоток кислорода в виде уверенности в собственных силах и ощущения безопасности. Ленка радовалась переменам в моем характере даже больше, чем я.
В Крыму лето чувствовало себя вполне вольготно, оно задержится здесь до середины октября. В Харькове уже три дня шли дожди, об этом сообщали Лекси с Элей, требуя моего возвращения как можно раньше, только я не торопилась. Конечно, мне придется вернуться в этот город, где все будет напоминать о нем, бросать учебу из-за трагедии было глупо, но я нырнула с головой в окончание лета, забыв даже про календарь, неумолимо отсчитывающий дни до отъезда.
28 августа вернулся Виктор. Накануне я почти силком уволокла сопротивляющуюся маму в салон красоты, где ей сделали модельную стрижку и комплексный уход от косметолога-визажиста, после чего мы до самого вечера курсировали по торговому центру в поисках наряда. Мама изменилась на глазах, а я впервые ощутила что-то сродни гармонии. Мир вращался вокруг на бешеной скорости, и от этого ощущения кружилась голова.
Второе открытие лета, неожиданное для меня самой, случилось накануне моего отъезда. Отчим сдержал слово насчет эксклюзивного подарка, и я стала обладательницей изумительного арбалета. Что с того, что сломала пару ногтей, пытаясь натянуть тетиву? Кровь скифских амазонок вскипела, стоило взять его в руки, посмотреть на мир сквозь прорезь прицела, и вместе с этим ощущение безопасности и независимости затопило приливной штормовой волной. Окажись у меня этот шедевр оружейной индустрии раньше, как знать, случилось бы со мной все это или же нет. Я с упорством ребенка, вооружившись поддержкой Насти, которая с трудом оторвалась от подаренного отчимом планшета, выдергивала из журналов постеры с изображением звезд и политиков для последующего расстрела завтра на природе.
… Виктор умудрился утопить в озере две стрелы, а мне не нужно было даже пользоваться прицелом, хвала развитому глазомеру – портреты знаменитостей вовсю зияли простреленными глазами и лбами.
– Какая падла приплывет завоевывать Крым, не отдадим! Кончилась эра монголо-татар! – я кружилась по поляне, перевозбужденная охотничьим азартом. – Никому не избежать карающих стрел! Теперь уже точно!
Виктор жарил недавно выловленную рыбу на гриле и по-отечески тепло качал головой. Вопросов не задавал, хотя сразу понял, что со мной что-то не то. Я не была готова рассказывать, о чем ему и сказала, а он только поблагодарил за то, что не стала расстраивать мать. Мы уехали на рыбалку ранним утром, несмотря на возмущение матери – конечно, она по нему соскучилась безмерно, но я выпросила право побыть наедине с человеком, который заменил мне отца.
– Вот же ж ужас, – картинно передернул плечами Виктор, когда я с дьявольской улыбкой приколотила к стволу вербы портрет Мэрлина Мэнсона. – Что это за чудо?
– А, мой бывший парень, поэтому я такая грустная, – я натянула тетиву, упираясь ступней во вспомогательный фиксатор, и, проверив предохранитель, протянула отчиму. – Высади глаз этому несостоявшемуся зятю!
– Юляха, да не умею я этими дикими штуками… Вот родной ПМ, совсем другое дело… – попытался отказаться Виктор, но я по-хозяйски выровняла его руку, умостив приклад на плече.
– Давай. Я не дам рыбке пропасть!
Первая стрела ушла в молоко. Вторая – вонзилась в ствол дерева в полуметре от плаката. Еще две утонули в озере.
– Надо в интернете заказать новый комплект, – я не могла сдержать смеха, а Виктор, казалось, расстроился.
– Ну вот, твой отчим не умеет даже стрелять… Совсем ни на что не годится! – я вздрогнула, и филе карасика, проскользнув сквозь прутья решетки-гриля, шмякнулось на тлеющие угли. Только мне было все равно. Очередной спазм, защемление всех нервов и связок гортани, щемящей сердечной боли со слезами – совсем иными, непохожими ни на что. Я порывисто обняла его за шею, сглатывая эти слезы.
– Нет, не смей говорить так, у меня самый лучший ОТЕЦ. И это ты…
Глава 9
С билетами оказалась напряженная ситуация. Ничего удивительного, учитывая конец лета, 29 августа – студенты и семейные курортники организованно возвращались в родные пенаты, полные впечатлений от отдыха перед школой или вузом. Виктор с твердостью Саши Белого из «Бригады» расставил все точки над «и».
– Эти проблемы – мои проблемы, и решать их за вас буду я!
Так я оказалась обладательницей двух железнодорожных билетов люкс. Почему двух? Отчим, вернее отец (после пикника на природе я его иначе не называла даже в мыслях) не мог допустить нежелательного для меня соседства в замкнутом периметре двухместного купе. Я слегка опешила от суммы, которая равнялась половине цены авиабилета из Симферополя, но испытала прилив нежного тепла, сообразив, что моя любовь к особой романтике поезда и пейзажа за окном, озвученная в разговорах, была принята им к сведению.
Я совру, если скажу, что мне тяжело было расставаться с родными и лучшей подругой, или что я не хотела возвращаться в Харьков. Нет. Я хотела вернуться в этот город, словно он один мог излечить мои притихшие душевные метания, хотя именно там все и случилось. Этот город никогда не был моим, он всегда принадлежал ЕМУ во всех смыслах этого слова. И по праву рождения, и по праву наследия и вседозволенности… во всем! Собираясь покорить первую столицу, большой мегаполис с развитой исторической культурой, я была наивной фантазеркой, чей огонь стремлений так грубо погасили. Хотела ли я этого покорения сейчас так сильно, как тогда, когда впервые спрыгнула с поезда на перрон Южного вокзала? Я впервые не знала, что же будет дальше. Мне хотелось верить, что ничего не изменилось, и прежняя увеселительная колея не позволит мысленно утонуть в хаосе своей потери и измененного сознания. Могла ли я тогда знать, как тяжело это будет, и каким адом станут для меня первые два месяца?
Я буду бояться смотреть в зеркальные витрины бутиков, потому что они будут гипертрофированной копией беспощадных зеркал в моем воображении, и, даже когда попробую задержать взгляд, всегда буду видеть за своей спиной медленно тающую тень. Она станет моим ожившим кошмаром и, как бы ни больно себе в этом будет признаться – спасительным якорем, шаткой опорой, преградой подступающему сумасшествию! Димкин фантом все равно возьмет свое: то, чего не успел по жизни он сам. Я не смогу сопротивляться его хозяйскому вторжению в свои мысли, в свою раскрытую сущность, в свой внутренний мир, который никогда не сможет восстановиться, он обречен стать полигоном для лагерей его экспансии. Я никогда не смогу убедить себя даже в том, что его больше нет в живых! Этого не сможет никто очень долгое время… Я буду ждать. Ловить с одержимостью, сравнимой с недостатком кислорода, любые знаки судьбы, и только чудом смогу не свихнуться. Однажды это закончится – и я бы очень дорого отдала, чтобы финал был ознаменован именно его появлением!
… Ничего этого я еще не знаю. Еду в город, где началась моя устрашающая история, и верю, что в этот раз все будет иначе, я не буду даже вспоминать о нем. Нырну с головой в учебу и беззаботную жизнь студентки-тусовщицы, выберу себе новую жертву (да, в этот раз именно жертву!), выжму из несчастного максимум – может, так удастся отыграться за то, что мне пришлось пережить! Смотрю, как поднимаются и опускаются за окном провода, в сумерках вижу отдаляющиеся огни кораблей в порту, утомленную солнцем степь с островками редких кипарисов, потом – бескрайние поля, спокойное в вечернее время Каховское водохранилище, в котором так ярко отражаются первые звезды. Желание вернуться спорит с желанием скорее приехать в город, который – вашу мать! – я все равно люблю до безумия! То ли в силу особой ауры, то ли как плацдарм для карьерных возможностей (стоп! Не думать о салоне…), а может, просто верю, что смогу, перешагнув через страх, оставить все в прошлом.
Не прошло и полгода, как я стала старше на жизнь.
Я даже засыпаю очень быстро под колыбельные Scillet в телефоне, чтобы открыть глаза с рассветом, за пару часов до прибытия. Что-то меняется прямо здесь и прямо сейчас, атмосфера приближающегося города проникла в кровь, перенастроив реакции на свою ФМ-волну. Эта она направляет мои руки, когда я, воспользовавшись десятиминутной стоянкой поезда, рисую подзабытый хищный smoky, использую стайлер для создания мягких волн на волосах и натягиваю ультракороткие шорты и облегающий топ с воротником под горло, следуя священному правилу – никогда не открывай все сразу!
Изпоезда, вслед за сумкой, меня – почти как принцессу на троне Древнего Египта – выносятсидящей наскрещенных руках двоих встреченных втамбуре попутчиков, и я не могу сдержать смех, увидев сперва ударивший по голове Лекси транспарант с надписью «Юлька, с возвращением!», а потом – их упавшие челюсти. Очаровательно улыбаюсь двум растерянным мужчинам, которые явно хотели предложить свои услуги носильщиков-водителей, и падаю в объятия подруг-одногруппниц.
Похорошевшая Элька, похожая на Клеопатру с ровной линией густой челки и загоревшая до черноты, несмотря на свою чувствительную кожу, Лекси не стесняясь эмоций, поочередно кружат меня по перрону, я даже задеваю ногами прохожих. От их объятий останутся гематомы на ребрах, и к гадалке не ходи!
– Все, вечером в «Аризону», ты купальник прихватила? – щебечет супер-блондинка. – И вообще, я хотела сказать – рано тебе замуж! Особенно, за такого как он!
– Лена, – многозначительно закатывает глаза Эля, – имей уважение к…
Я спешу прервать неблагоприятный поворот разговора.
– Никакой «Аризоны»! Пляжную вечеринку устроим завтра, я с дороги никакая! Сумку разобрать, холодильник затарить, и вообще, просто выспаться!
Кто-то из них хватает ручку моего дорожного чемодана, и я жмурюсь от ощущения обволакивающего тепла, слушая их веселое щебетание.
– Эта, прикинь, наклеила на плакат «Юлi – волю!», и собиралась с ним тебя на перроне встречать! Я сказала, что ее примут с таким политическим лозунгом!
– А что такого? – картинно надувает губки Лекси. – Ты же почти…
Их попытки что-то доказать прерваны моим восхищенным вскриком, когда я осознаю, что Ленка, не прекращая болтовни, нажатием кнопки на брелоке открывает капот розового Nissan Мicra» и легонько опрокидывает туда мой чемодан.
– Лена! Я в шоке!
– Фигня. Я мини-купер хотела! – жмурится от удовольствия подруга. – Так, пошли пропустим по бокалу шампанского за твой приезд и потом отвезем тебя домой!
Улыбка гаснет на моих губах с болезненной отдачей прошлых воспоминаний в районе солнечного сплетения и с острым желанием схватить эту куклу за точеные плечи и трясти до тех пор, пока она не станет серьезной, на крайний случай, не поумнеет!
– За рулем ты пить не будешь. Ты меня поняла?
– Да брось, что от одного бокала… – я сбрасываю руку Лекси с запястья, захватывая ее беспечно-пустые серые глаза своим тяжелым взглядом.
– Мне повторить?
– Ой-ой-ой, а чьи это я слышу в голосе такие знакомые командные нотки, – вскидывает голову Лекси. – Он тебя и смотреть так на…
Эля рядом, вечным ангелом-спасителем.
– Да, Леночка, нотки голоса твоего папули, который настаивал на водителе, их ты слышишь! Мне намекнуть при встрече, что ты собиралась бухать, за рулем и с утра? Юль… Да что ты ее слушаешь, перестань!
Тугая пружина не разжимается, нет, она застывает литой формой где-то в глубинах сознания, задев по инерции сердце с тут же начавшейся аритмией. Я молча открываю дверцу, чтобы сесть на заднее сиденье. Несколько глубоких вдохов, чтобы унять головокружение и непонятный жар острой безысходности. Девчонки притихли, Эля усаживается впереди рядом с новоявленной автоледи, а я просто закрываю глаза и откидываю голову назад, по инерции отметив, что Лекси ведет автомобиль уверенно, с едва уловимой грацией, если это слово можно применить к стилю вождения. Робкий разговор возобновляется лишь спустя десять минут, а я не могу смотреть в окно. В этом городе сотни улиц, десятки центральных, где мы с ним так или иначе успели побывать. Меня подбрасывает при открывшейся панораме «моста влюбленных», и я поспешно отвожу взгляд. Слушаю краем уха рассказ Эли о том, кого из наших одногруппников она видела и чем кто сейчас занят, и больше всего на свете хочу оказаться дома.
Они отпускают меня, только взяв обещание, что завтра вечером мы все соберемся в открытом пляжном клубе «Аризона» на вечернем пати. Я не знаю, что со мной будет завтра, но клятвенно обещаю присутствовать, даже если пресс воспоминаний, оживший в этом городе, придавит к полу, лишив возможности подняться. Я намерена с этим бороться, только… я не знаю как! Здесь все против меня, даже стены квартиры, потому что он последний, кто там находился! Если бы я могла научиться ничего не чувствовать! Увы.
В комнате ничего не изменилось, хотя тетя наверняка приходила сюда не раз и не два, чтобы полить свою оранжерею в мое отсутствие. Перед отъездом я додумалась провести экспресс-уборку, и квартира встретила меня бездушной, словно его взгляд, стерильностью. Все аккуратно по полочкам, ни одной лишней детали. Ловлю себя на мысли, что боюсь здесь оставаться, боюсь воспоминаний, которые сейчас обязательно захлестнут. Мой взгляд прикован к креслу, и я, кажется, слышу шелест бумаги с душераздирающими строчками. Даже отшатываюсь, вспоминая, как эта библия Люцифера полетела мне в лицо.
«Значит, так. Умойся и прочти. Быстро. Не принимаешь эти условия – счастливо оставаться. Принимаешь – уезжаем вместе. Я все сказал.»
Словно в первый раз – смесь ужаса и облегчения от всей ситуации в целом. Да, я боялась того, что он со мной сделает уже совсем скоро, но еще сильнее я боялась перспективы быть изнасилованной оравой отмороженных урок. Тогда я не могла знать, что это был всего лишь театр ради того, чтобы получить меня, не применяя силу, оставить иллюзию моей добровольности и его непричастности, раз уж фишка с салоном не прокатила с первой попытки!
Меня трясет. Я не решаюсь зайти в комнату, бросаю чемодан в коридоре, хватаю клатч с кредиткой и наличкой – да, остается проблема пустого холодильника, я умру с голоду! В крупный супермаркет ехать нет ни сил, ни желания, и я ограничиваюсь мини-маркетом рядом с домом. Толпы людей не пугают, я уже знаю, каким страшным будет мое одиночество в бездушном периметре пустых комнат. Даже дом больше мне не крепость. И зачем я отпустила девчонок?
Я сжимаю зубы, но все же не могу сдержать слезы: льются по щекам, пока я распихиваю продукты по полкам, падают соленой добавкой в чашку свежезаваренного кофе, тушат сигарету. Хрен усну в таком состоянии. Разве что…
Я снова сбежала. Тебе не победить меня, не надейся, только не в этом! Ты можешь хоть прописаться в моей квартире своей незримой обволакивающей тенью, долбаным иллюзионистом, провоцирующим воспоминания, да хоть самим приспешником Сатаны, я не буду играть по твоим правилам! Замерзнешь от игнора, сломаешь себе кости о мои выстроенные для защиты стены, но тебе никогда больше не управлять моим сознанием и всеми возможными эмоциями! Таблетка снотворного действует быстро, мысли путаются, а я лишь злорадно улыбаюсь. Ощущаю поглаживание пальцев на щеке, вопреки логике, теплых, я готова поспорить, что чувствую микроток чужой крови собственной кожей! Мне хочется улыбнуться и протянуть руки навстречу, но нельзя. Я в ярости! Гладь сколько угодно, в свой сон я тебя не приглашаю, нечего там делать! Люблю это состояние полета перед сном – вещи кажутся такими логичными и такими реальными! Выгибаю шею навстречу, перед тем как натянуть одеяло, одним махом убрав усилившийся нажим таких знакомых пальцев. Иди к черту!
Мой сон – моя частная территория. Закрытая, запароленная так, что все пси-криптологи и хакеры мира убьются насмерть, так и не вскрыв эту дверь до конца. Я засыпаю быстро, успев возвести защиту своих оборонительных стен в самую высшую степень, и кажется, мне ничего не снится. Идеальный побег от твоего незримого присутствия, от настойчивых попыток сорвать мои покровы и проникнуть до самой сути беспощадным призраком прошлого, который не желает говорить о себе в прошедшем времени, взяв на прицел настоящее и даже будущее! Ты можешь сбивать кулаки в кровь о шероховатые камни этого бруствера, только ничего у тебя не получится! Твоя попытка управлять уже закончилась плачевно, ты должен меня благодарить, что я не даю тебе наступить снова на те же грабли! Силы сейчас уж слишком не равны, ты не находишь? Отстань, успокойся уже, дай мне жить нормально! Мне в церковь, что ли, сходить? Хотя, зная тебя, правильнее будет обратиться к сатанистам.
Я просыпаюсь с перепуганным криком, сетчатку режет яркий свет алого пламени. Закат! Я ведь даже не подумала о том, что стоит задернуть шторы, вообще не предполагала, что буду спать до вечера! Красное солнце клонится к горизонту, предвещая ветреную погоду, а внезапная аритмия отпускает, словно очарованная этим зрелищем. Мне бы зацепиться за эту красоту природы вместе с вспыхнувшими в сознании строчками «от края до края небо в огне сгорает», и я почти готова это сделать, как вдруг…
Я не понимаю, что происходит! На что это похоже? Да словно в тебя выстрелили в упор дротиком из духовой трубки, только вместо кураре смазали острие концентрированным афродизиаком, и он поразил тебя не точечным попаданием, а лучевой атакой по всем незащищенным после сна фронтам, проникнув в расслабленное сознание, которое оставило свою вахту, залюбовавшись закатом! От остро-сладкой судороги перехватывает дыхание, разгоняется бег крови, атакуя сердечную мышцу, а от попытки пошевелиться… Вашу мать! Шелк ночной рубашки задевает напрягшиеся какого-то черта соски, послав по телу новые спирали почти болезненного желания, а низ живота сводит сумасшедшей огненной судорогой, я даже чувствую микросокращения взбунтовавшихся внутренних мышц. Мне ничего не снилось, я не листала женские или мужские журналы с обилием горячих тел перед сном, я даже в разговоре с подругами не дошла до измерений извечными женскими эталонами… В чем дело?
Я вскакиваю с постели, безуспешно пытаюсь выровнять дыхание – не спасает даже стакан воды. Меня накрывает волной почти зверского желания, самого искреннего и беспощадного, того самого, что не принято признавать, следует гнать, искать способы любой сублимации, только не поддаваться и не допускать! Это ненормально, неправильно, и… вашу мать, восхитительно!
Шелк трется о торчащие соски при каждом движении, разворачивая торнадо чувственных спиралей между ног, они лишь усиливаются при каждом моем шаге! Я из последних сил цепляюсь за мысль: отвлечься, собрать конспекты, посмотреть на сайте академии расписание пар, только прогнать этот одержимый азарт! Включаю компьютер – мне нужно переключиться, иначе я потом сгрызу сама себя за это. Будем реалистами – я знаю, кто тому виной!
Конспекты рассыпаются по полу – так сильно дрожат руки – и это ну никак не отвлекает от неуемного пожара возбуждения! Пытаюсь их собрать, ругаясь во весь голос – так тоже можно дать выход атаковавшей сексуальной энергии, – и недоуменно моргаю, заметив выпавшие из тетради белые листы формата А4. Новая атака сладостного огня в оголенные нервы – я бы рада их спутать с чем-то другим, но не могу!
То ли ночь, то ли раннее утро… Я в состоянии полушока, полуозноба и полушага за черту, мне даже чужой стеб уверенного в себе победителя кажется логичным и приемлемым. Спрыгнуть с пятого этажа? Подписать это кровью? Согласиться на все сразу, заручившись поддержкой ненормальной уверенности – «перевоспитаю»?..
Возбуждение усиливается – эти мысли совсем не отвлекают… они рисуются жаркой прелюдией для исхода этой эйфории в свихнувшемся воображении! Строчки, почти незаметные в сгустившемся мраке пляшут перед глазами ритуальный танец, но я готова поклясться, что они ожили в памяти под прессом накативших воспоминаний! От тех, что могли рассмешить, до откровенно шокирующих – они потом оказались самыми безобидными. Я даже не помнила некоторые из них – на бумаге они показались мне недостойными внимания, а на практике стоили потери собственного «я». Если б еще это могло меня успокоить! Нет, куда там – ассоциативный ряд вливался в кровь, делая ее еще горячее, разгоняя до сверхзвуковой скорости.
«Каждый раз, когда твой хозяин входит в комнату, ты должна ожидать его на коленях, если не было иного распоряжения. Ты должна научиться принимать коленопреклоненную позу с изяществом и грацией, чтобы радовать его глаз!»
«Ты должна благодарить Хозяина за каждый удар, нанесенный тебе, и сдерживать крики, если не было иного распоряжения!»
Твою мать, что происходит? Я не знаю природу этой аритмии, похожей на развороты эндорфиновой спирали, я не могу ничего сделать с этим жаром взбесившейся плоти. Едва не разрываю шелк рубашки, не думая ни о чем, – на пол, на холодную плитку. Ледяной душ до тех пор, пока не кончится этот кошмар, это гребаное наваждение! Кажется, один раз мне уже помогло?..
Я не успеваю переключить регулятор с теплой воды на холодную, автоматически делаю это только до половины – неподвластная разуму и логике сила вжимает меня в стену, не только поспешно развернутыми ладонями, всем телом, до тесного соприкосновения с холодной поверхностью кафеля – его не успела нагреть вода. Скольжу ногтями по бездушному глянцу, к новому залпу неуемной одержимости от шейных позвонков до обнаженных пяток, неподконтрольному желанию потереться о стену. Если я прикоснусь к себе там, кончу в тот же момент…
