Текст книги "Вознесение черной орхидеи (СИ)"
Автор книги: Extazyflame
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)
Может, все это больше не имеет абсолютно никакого значения!
Глава 21
Она грубая. Шершавая и неудобная. При одном ее виде воображение выписывает штрихи пугающих ассоциаций с кровоточащими ссадинами и пережатыми до онемения конечностями. Единственное, что хоть как-то смягчает отталкивающее впечатление – ее красный цвет, который неожиданно приятен глазу.
Она не обещает немедленной боли, как от ремня или же от стека. Такую Эля запечатлела на той самой фотосессии с подвешенной моделью? Непроизвольно дергаю плечами. К подвесам я точно не готова, выкрикну стоп-слово так громко, что разлетятся все птицы в окрестностях его загородного владения. Откуда такая умиротворенная абсолютная уверенность, что оно мне сегодня не понадобится?
– Ты готова? – приглушенный тембр с греховно-соблазнительными оттенками накрывающей власти запускает уже знакомые спирали живого пламени по сплетениям нервов и эмоций. Они проникают в каждую клетку, не оставив шанса контрлагерям обреченной на провал капитуляции, смягчая свою агрессию выстрелами алой эйфории в распускающиеся крылья. Они будут трепетать даже в объятиях грубой дратвы, умножая ощущения, раскрывая, заполняя кровь безграничным доверием к этому мужчине, который в данный момент держит в своих руках мой перевернутый мир, исцеляя его своими прикосновениями.
И кто сказал, что методы исцеления всегда безболезненны и соответствуют исключительно твоим желаниям? Ты поймешь это позже, может, уже совсем скоро, пока же еще доверие борется с осторожностью и робким страхом нового погружения.
С ним я избегаю произносить какие-либо слова, делаю это, когда требуется немедленный ответ, где не прокатит язык жестов. Сейчас же мне достаточно просто кивнуть. В плену его спасительной тьмы я готова на многое, движимая одним желанием – познать эти грани, вскрыть их, выпустив собственных внутренних демонов на свободу.
Звуки от уверенных шагов по паркету – он никогда не торопится. Колени отзываются мимолетной болью на его приближение, женская сущность все еще протестует, сопротивляется захватчику, хотя уже заведомо готова сдаться и расслабиться. Просто так положено. В движении и сопротивлении, отчасти, жизнь. Двигатель. До тех самых пор, пока ты не пустишь в нее кого-то иного – и тогда вашей объединившейся энергии хватит даже для того, чтобы завоевать мир. Надо так мало: просто принять его власть и остаться той, кем ты всегда хотела быть – маленькой, бессовестной и ранимой птичкой под крылом его защитного поля, лишенная какой-либо ответственности за свои поступки. Выбирала не ты, ты сделала все, что могла. И поэтому за капитуляцию никто не осудит. Тонкие игры разума и психологии не исследованы и не поняты до конца, но именно они раскрыли твои крылья. И совсем скоро они не будут мерцать алыми отблесками. Нет, совсем скоро они будут сиять алым свечением вне зависимости от времени суток.
Его дыхание на моей шее в унисон с прикосновением грубой веревки к талии, до рефлекторного сжатия мышц пресса и легкого напуганного всхлипа. Я бы рада избавиться от подобной реакции, ощущая, как внутренне сжимается он сам, легкий намек на расстройство и сожаление, которое моментально скрывает стальная маска настоящего доминанта. Это и не маска вовсе, я уже успела в этом убедиться. Как эти две сущности уживаются в таком потрясающем человеке, не конфликтуя между собой а, наоборот, дополняя друг друга?
По тактильному ощущению бондажная веревка не такая грубая, как могло показаться визуально. Ее прикосновение скорее ласковое, чуть придавливающее, согревающее, в отличие от цепей. Еще один виток ложится на линию выступающего рельефа нижних ребер, чувствую кожей, как затягивается фигурный узел за моей спиной. Щелчок – предположительно, ножниц – и очередная петля стягивается под грудью, завершая свою миссию быстрым узелком по пику позвонка.
Он не произносит ни слова. Молчу и я, слова сейчас абсолютно не нужны. Уже привычный виток ложится поверх груди, достаточно высоко, чтобы не передавить молочную железу, новый узелок более резкий и ощутимый. И все равно, несмотря на это, по телу бегут реки пока еще не разогретой до максимума лавы, увлажняя изнутри всплеском ненасытного желания от его близости и пальцев, которые едва задевают кожу теплыми росчерками.
В шибари есть что-то от магии. В вымеренном течении секунд, в зависших временных петлях пауз перед новым витком, в закреплении заклинания быстрыми узлами, ловцами чувств. Узор веревочных отрезков расцветает рунами в сознании, они уже начали свое действие, запустив самую древнюю программу отношений мужчины и женщины (они увидели свет в те времена, когда подчинение своему мужчине бежало в крови каждой девушки). Ловлю себя на мысли, что ни разу не вздрогнула, хотя затянувшиеся узелки сложно назвать нежными. Покорно опускаю голову, подчиняясь нажиму ладони Алекса, жмурюсь от тепла пальцев, скользнувших вниз по позвоночнику в суховатой благосклонной ласке заботливого и непримиримого Хозяина, повелителя своей нежной рабыни и ее воли. Так кратковременно, что непроизвольно сжимаю губы от внутреннего несогласия с очередной остановкой.
Секунды кажутся вечностью, прежде чем он обходит меня со спины и опускается рядом на одно колено. Неизменный синий костюм в тонкий рубчик, чуть ослабленный узел галстука, непроницаемое выражение еще не окончательно потемневших глаз. Внутренне подаюсь навстречу его ладони, огладившей скулу и задевшую чувствительные рецепторы верхней губы.
– Опусти глаза в пол. Или ты забыла, что я тебе запретил?
– Простите, Хозяин, – протокольный этикет произносится легко, естественно, подобно вдоху и выдоху. Мне не страшно, я заинтригована и расслаблена, поэтому беспрепятственно позволяю свести собственные ладони вместе и покорно опускаю взгляд в пол. Линии паркета плывут перед глазами, мое единственное спасение – в попытке ускорить застывшее время.
Петля стягивает запястья – вроде бы туго, но это не вызывает дискомфорта. Кажется, от веревки веерной раздачей расходятся невидимые лучи желания и предвкушения… хотя готова поклясться, что всему виной его сильные пальцы. Они со вчерашней ночи лишили меня прежнего покоя. Хочется вобрать их губами на полную длину, приласкать языком, задержавшись на сгибе фаланги, скользнув по отполированной глади ухоженных ногтей с легким озорным прикусом кутикулы. Но, согласившись быть с ним, я согласилась и на его правила, которые больше не подлежат обсуждению. Глаза в пол – по умолчанию, недопустимость каких-либо вольностей, и, как бы сильно не колотило желание наблюдать за техникой обвязки моих кистей, мне приходится изучать рельеф паркета.
Узлы намеренно затягиваются грубыми рывками, но, поскольку не причиняют боли, это не имеет никакого значения. Опускаю связанные руки на сомкнутые колени, оставшись снова одна, мучиться ожиданием предстоящего… не от страха или волнения, а лишь оттого, что паузы воруют у меня его присутствие!
– Руки выше! – подчиняюсь властному голосу, не без удовольствия отметив, что натяжение веревки стало ощущаться по-иному. Узлы накрыли позвонки, и это ненавязчивое трение-давление отдалось пульсацией в подрагивающей вагине. Сложенный вдвое отрез гибкого девайса для фиксации захватывает петлей мои связанные запястья, чтобы разделиться на ключицах на два независимых отрезка. Боковым зрением отмечаю, что она очень длинная.
Горячая волна накрывает снова, когда его пальцы прикасаются к коже, вплетая новую веревку в опоясывающие тело петли, формируя два новых узелка рядом с существующими. Я заворожена этим действием настолько, что непроизвольно прикусываю губы, теряя прикосновения. Соблазн повернуть голову, чтобы увидеть, чем он занят за моей спиной, велик, но от попытки пошевелиться… я не могу в это поверить, но впившиеся в тело путы сотрясают приливом бешеного возбуждения! Оно рассыпается бриллиантовыми искрами по сплетениям мышц, усиленное новым росчерком его пальцев ниже спины, которые скользят к межъягодичной впадинке, чтобы тут же перекрыть уязвимую промежность натянутым давлением веревки.
– Привстань на коленях и раздвинь ноги, сейчас же!
Сразу столько раздражающих, возбуждающих факторов! Грубоватая ласка веревки, тепло его сильных пальцев и звенящая власть хриплого от ответного возбуждения тембра! Мужское желание окутывает своим защитным биополем, заставляя приоткрыть ротик в попытке поймать глоток кислорода и унять шум в ушах от подскочившего вследствие возбуждения давления. Я не замечаю холодного металлического прикосновения к перевозбужденным пылающим губкам до тех пор, пока настойчивое нажатие, скольжение по обильной смазке моей истекающей желанием киски не прогоняет беспечный полет по волнам эйфории.
– Что это? Я…
– Не дергайся! – его шепот обжигает мое ушко. – Расслабь мышцы, тебе нечего бояться!
Сейчас это меня не убеждает, я инстинктивно сжимаюсь, не желая вторжения чужеродного предмета внутрь. Кажется, протестующее всхлипываю, не замечая, как губы Александра нежно прикасаются к моему затылку в успокаивающей ласке.
– Тише, моя смелая девочка… Больно не будет… Доверься мне, и ты получишь взамен гораздо больше! – Сильные ладони скользят по напряженным плечам, забирая страх, задевая крылья и расцвечивая их привычным алым огнем доверия, уверенности и сладчайшей неги.
– Что это… – захват пальцев поверх яремной венки с ненавязчивым наклоном назад, поцелуй в уголки губ с транзитом успокаивающего эликсира.
– Путь к твоему раю. Никакой боли… Сегодня только удовольствие. Твое!
Время снова зависает, выравнивая своим хладнокровным нейтралитетом биение напуганного сердечка, позволяя окончательно успокоиться в сильных ладонях своего мужчины. Сладкая пульсация в области давления узелков возвращается, вытесняя незадержавшийся психологический холод, прежде чем решительно киваю, готовая продлить сладкую пытку желанием. Непроизвольно закусываю губы, преодолевая секундный дискомфорт холода стального прикосновения бондажных стрингов ( их название я узнаю позже), ощущая каждой клеточкой дрогнувшей вагины неумолимое вторжение стального шарика. Только сейчас могу оценить искусно замаскированные запреты Александра «не смотреть» и «не шевелиться» (любопытство всегда было для меня одним из сильных пороков), не остается ничего другого, кроме как залпом, до дна, пить эти необычные ощущения, прочувствовав, как чужеродный металл быстро впитывает тепло моего тела, заменяя дискомфорт теплом возбуждающей наполненности.
Не успеваю привыкнуть и раскрутить по нарастающей первые витки спирали чувственного удовольствия, как ткань веревки грубовато врезается в промежность, прямо поверх нежнейших складочек, накрыв клитор стягивающим вакуумом и протолкнув цилиндрический штырь телескопического девайса еще глубже посредством сильного натяжения.
– Закрой глаза! – губы Алекса скользят поверх моих, успокаивая, снимая всхлип неожиданности и изумления. Пытаюсь поймать их, не в состоянии сопротивляться жажде немедленного поцелуя, и едва не всхлипываю снова, когда он отстраняется. Ничего не происходит просто так, его воспитательные методы иногда даже слишком безжалостны, вот как сейчас. Проблеск счастливого облегчения от росчерка пальцев по животу, но тут же понимаю, что это действие лишено подтекста намеренной ласки… или же оно должно таким казаться! Веревочка продавливает кожу, натягиваясь до режущей сладости по налившимся половым губкам и пульсирующему клитору, я с трудом удерживаюсь от искушения незаметно приоткрыть глаза, чтобы наблюдать за плетением узлов по центру опоясывающего тело веревочного обруча. Александр затягивает их резко, эффектными рывками, которые не причиняют боли, но режут нервы легким испугом от подобной внезапности. Там, где новорожденные узелки слегка впиваются в кожу, вспыхивают очаги приятного волнения, отдаваясь эхом в пальчиках ног и пульсирующей вокруг металла вагине. Когда завязан последний, четвертый, я с изумлением ощущаю, что мои бедра мокрые от собственных соков. Подушка, наверное, тоже. Нагретый металл внутри словно пульсирует в унисон с судорожными сокращениями перевозбужденного женского естества, посылая разряды сладкого предвкушения по всему телу. Глаза к этому времени застит красной пеленой плохо сдерживаемой страсти, желание отключает здравый рассудок – я готова кинуться ему в ноги, чтобы умолять продолжить, подвести к долгожданной разрядке, и плохо понимаю, как мой мужчина может оставаться таким невозмутимым и хладнокровным при виде обнаженной связанной девушки, которая готова извиваться на полу от ноющего желания? Меня даже не пугает мысль о том, что он может взять меня тем способом, после которого я едва не потеряла рассудок… Мне даже кажется, что в этот раз боль усилит удовольствие в тысячу раз!
Попытка поерзать, сбросить чары возбуждения отрезана более агрессивным давлением узлов с какой-то новой, совсем незнакомой инъекцией в нейроны напрямую еще более безумного желания в унисон со сбившимся дыханием. Открываю глаза, забыв про все приказы, пытаюсь поймать последнюю нить его взгляда, в поиске ответа на вопрос о том, почему мое тело так реагирует на простое узелковое плетение.
– Расслабься и отдайся этим ощущениям! – глубокий поцелуй с порхающим поглаживанием, усиливший сладкое томление в несколько раз, прежде чем губы обдает легким охлаждающим бризом потери присутствия моего мужчины. Непроизвольно веду кончикам языка по контуру, слизывая тающее прикосновение, испытав легкий укол обиды оттого, что меня бросили. У него свои игры, и в этом Алекс будет верен себе до конца. Затуманенным от бьющего в виски возбуждения взглядом наблюдаю, как он неторопливо, словно забыв напрочь о моем присутствии, опускается в кресло. Картинный вариант с бокалом коньяка уже в который раз заменяет стакан воды. Не знаю, каким именно образом, но это действует на меня мощнейшим катализатором доверия к человеку, который даже в мелочах держит сессию под своим контролем.
– Чувствуешь, как они впиваются в твою кожу, распространяя по телу желание быть взятой… Отдаться мне без остатка? Как тебя затапливает лавиной приятного удовольствия, ты не можешь понять, в чем именно его сосредоточение?
Я не знаю, что именно в который раз уже прожигает мне кровь – давление веревки, полное расслабление… или его голос, наделенный способностью вскрывать вены без единого прикосновения? Яркая вспышка моментального восторга расплывается над впадинкой лобка, достав шрапнелью бесконтрольного вожделения даже изгибы скул. Непроизвольно свожу колени, застонав от натяжения веревки и движения шарика внутри себя. Каждая попытка сменить позу похожа на ветер, развевающий пламя возбуждения. Я не понимаю, решительно не понимаю, почему так происходит, откуда такой прилив сладкой, но беспощадной неги, если он ко мне даже не прикасается больше? Может, все дело в его уникальной способности трогать сердце одним своим глубоким, вдумчивым взглядом?
– На теле человека есть как болевые точки, так и зоны, отвечающее за сексуальное возбуждение посредством даже самой незначительной стимуляции. – Зачем, ну зачем сейчас читать мне лекцию спокойным тоном невозмутимого профессора? Я все равно не вспомню о ней спустя пять минут! – Правильное расположение узлов, как и их особая техника…
Меня выгибает внезапной судорогой обжигающей волны по разгоряченному телу. Пришедшие в движение узелки впиваются в очаги сосредоточения желания под внимательным, испытывающим взглядом Алекса. Мне не важно уже, что именно он говорит, сам тембр усиливает неуемную пульсацию между сомкнутых ножек, которые я умудрилась свести, изгибаясь в своих путах.
– Закрой глаза и позволь им самим сделать свое дело! Просто закрывай глазки и дай этому ощущению заполнить тебя до самых краев…
В этот раз я не могу сдержать стона. Кричу, кажется, в голос, ощутив пожар перевозбуждения во всем теле, далеко от мест прикосновения веревок. Стальной шарик внутри пульсирующей вагины, кажется, увеличивается в размере, растягивая самую чувствительную точку, приумножая ее уязвимую пульсацию в тысячи раз. Каждый укус впивающейся в кожу бондажной веревки царапает легкие росчерком развратного, обезумевшего предвкушения.
Мне ни к чему много времени. Надо просто закрыть глаза и послушаться своего хозяина, отдаваясь этим ощущениям, отставив привычку все контролировать и разбирать по составу. Мне не надо было пытаться угнаться за приближающимся бесконтактным оргазмом… мне надо было перестать это делать, чтобы он не заставил себя ждать!
В такие моменты исчезают границы. Я не замечаю глянцевой прохлады паркета, на который сползла в бешеном желании погасить жар пылающей кожи. Ничего больше не имеет значения, кроме сжатого внутреннего бутона, готового раскрыться в один резкий взрыв-хлопок. Стимуляция беспощадных узелков вытесняет бархат слов мужчины мелодичным перезвоном в ушах, бежит в венах вместо крови неудержимой горной рекой сжигающего удовольствия, сводя внутренние мышцы бедер в спираль вспомогательной судороги. Горизонт закрывает алое зарево приближающейся волны, которая ускоряет свое наступление с каждой пролетевшей секундой, и впервые до одури хочется бежать ей навстречу – но узелки привычно держат, приближая извержения вулканов на моем теле. До тех самых пор, пока мир не замирает миллисекундой тишины на пороге… Именно Большого взрыва!
Он накрывает с головой, резко распуская стянутые в узлы перенапряженные мышцы с пульсирующей инъекцией отката набежавшей волны вместе с гортанным криком, расплавившим голосовые связки и способность осознавать происходящее. Эти фееричные сжатия наделены такой силой, что сдержать эмоции нет никакой возможности! Всхлипываю в перерывах между протяжными стонами-криками, захлебываясь в волнах приумноженной эйфории до последнего сжатия потрясающего оргазма… Не замечая ничего вокруг… Но и не удивляясь, ощутив хватку ладони на затылке.
Он больше не произносит ни слова. Просто поднимает за волосы с пола, грубовато и одновременно бережно – а может, на волне последних затихающих толчков я не замечаю боли. Открываю все еще затуманенные оргазмом глаза навстречу его взгляду, способному остановить время… Новая судорога малахитового окраса гасит пламя затрепетавших крыльев, пока я смотрю ему в глаза, и мне кажется, плету невидимую сеть-мост нашего ментального единения. Волна достигает копчика, расплываясь несколькими ручейками вниз, и тут… Новая судорога. Приливная волна, сжатие до потери фокусировки на глазах Алекса, с новым криком в его губы, изгибом в его руках, которые подхватили, не позволив упасть, чтобы плыть против течения второго, внезапно накрывшего оргазма вслед за не успевшим затихнуть первым!..
Я пришла в себя на диване, в кольце его горячих рук, которые превратили теплый плед в нефункциональный элемент. Кожа немного зудела там, где в нее врезались переплеты шибари от моей предоргазмической истерики, саднила в точке соприкосновения с узелками, но мне меньше всего сейчас хотелось разглядывать предполагаемые отметины. После такого сладкого потрясения сон грозился сморить сразу, и было трудно ему сопротивляться. Хотелось говорить, не замолкая, задавать вопросы, не скрывая восторга, но я просто отключилась в его объятиях, подумав о том, что бездарно теряю субботний вечер, поскольку завтра вечером придется снова расстаться до следующих выходных…
Сегодня был прекрасный день. Он начался с самого утра, когда я, выспавшаяся и еще слегка смущенная вчерашним марафоном, потянулась на белых шелковых простынях и открыла глаза. Невольно спрятала под подушку руку, елозившую по постели в поисках тела, которое хотелось обнять, так как на данном этапе подобный жест собственницы показался сильным даже для меня.
После вчерашнего я еще могла смущаться?! После капель горячего воска, четырех оргазмов, готовности принять уготованную роль мое личико окрашивалось румянцем? Это я смеялась в душе, брызгая в глаза водичкой из сложенных ладошек, намеренно оставив дверь открытой? Это я обиженно надула губки, выпрыгнув из ванной в одном полотенце поверх талии, на восхищенно-умиленный взгляд Алекса? Я шутливо вырывалась из его объятий и уворачивалась от поцелуя, который жаждала ощутить, пряча счастливую улыбку за маской растерянной девчонки? А еще бесхитростно скрестила руки на груди, чтобы изобразить дискомфорт от холода – такая вот хитрость, и уже в следующий момент трепыхалась в рукавах его рубашки, прижавшись к груди, пока он ловко, как пушинку, подхватывал на руки, чтобы унести в мою комнату…
– Одевайся, – прервав долгий поцелуй и отпустив мои запястья, заведенные за голову, мягко распорядился Алекс. – Я пока сварю кофе и приготовлю легкий завтрак.
– А мне можно? Вы же запретили… – я все еще помнила вчерашнюю ночь и холодные приказы, отданные безапелляционным тоном, от которых даже сейчас по позвоночнику скользила ментоловая изморозь. Что-то меняется в глубине его пристального взгляда, я бы назвала это кратковременным испугом – только такие мужчины не умеют бояться в принципе.
– Я запретил это во время сцены! Ты подумала иначе?
Мне приходится слегка оттолкнуть его, чтобы опуститься на кровать, которая никогда не будет использована мной по назначению в этой комнате. Головокружение постепенно таяло, минуя стадию облегчения и перетекая в кисею умиротворяющей нежности с оттенком благодарности. Ее не могло смутить даже напоминание о том, что утром я проснулась абсолютно счастливая, и выполнение установленных правил меня не пугало.
– Честно говоря, да. Вчера именно так показалось.
Сегодня мне легко об этом говорить. Открываясь, доверяя мужчине, к которому уже всколыхнулись в глубине души проблески чувства, не похожего на признательность и симпатию; перекладывая на него ответственность как на сильнейшего, того, кто знает, что с ней делать. И никогда не нарушит.
– Тем не менее ты мне не возразила. Не произнесла стоп-слова. Хотя я знаю, что несколько раз ты хотела это сделать. Почему промолчала?
Если бы я сама могла ответить на этот вопрос, прежде всего, себе! Пытаюсь воспроизвести в уме заранее заготовленную речь, но в этом нет необходимости – он уже проник под мою кожу, считал код потаенных мыслей и эмоций, теперь достаточно взгляда, чтобы прочитать и избавить от необходимости подбирать осторожные слова.
– Сколько раз мне нужно тебе повторять, что ты не должна терпеть и молчать, если какое-либо действие для тебя малоприятно? Почему ты думаешь только о том, как меня не обидеть, забывая о себе? Тебе это кажется настолько трудным?
Несмотря на слегка обвинительную интонацию, я не чувствую себя пристыженной девчонкой. Александр подходит ближе, и мои ладони, подчиняясь запалу бурлящих эмоций, обвивают его поясницу. Трусь щекой о выступающий кубик великолепного торса, сама не понимая: то ли осмелела от развязанных отменой правил рук, то ли это все идет от самого сердца, вокруг которого наворачивает круги ослабевшая, до конца не оклемавшаяся, но такая же настырная сука на букву Л. Счастливо жмурю глаза, когда его ладонь опускается мне на волосы осторожным поглаживанием.
– Не надо провоцировать меня на тест твоих пределов. Хоть раз я хочу его от тебя услышать. Искренне, без игры и попытки мне угодить. Не надо ждать усиленного дискомфорта, любое волнение или сомнение – ты говоришь! Мы договорились?
– Я соблюдаю правила, – даже не лукавлю, вчерашний испуг сегодня кажется несущественным и не достойным внимания. – Не было ничего такого, с чем бы я не справилась…
Отрывистый поцелуй в макушку – с сожалением слышу шум его затихающих шагов, не желая открывать глаза, запоминая, смакуя и продлевая это ощущение. Уже тогда ожидание вечера заставляло кровь кипеть, а крылья – распускаться, оживая яркими красками.
Я никогда не думала, что с таким мужчиной, как Александр, это возможно. Не подходить к плите, потому как он сам умудрялся создавать там гастрономические шедевры (слава богу, на этом его сходство с Димой заканчивалось), позволять заботиться о себе в мелочах – от легкого массажа уставших плеч до долгих душевных разговоров, во время которых я получила много ценных жизненных советов, разглядела те линии поведения, до которых бы никогда не додумалась сама. Мне уже тогда хотелось во многом соответствовать его высокому уровню, и я подсознательно делала все, чтобы вызвать его гордость, но – не теряя при этом свою. Чувствовала ли я сейчас, что наше совместное будущее – не плод заезженного штампами воображения, а свершившийся факт? Может, на подсознании. Просто я остерегалась заглядывать настолько далеко.
В преддверии вечера, положившего начало моей любви к шибари, мы непроизвольно, не сговариваясь, устраняли все грани, законы и догмы. Он умел быть разным, чувствующим, понимающим, таким нежным и властным одновременно. В этот вечер мы, устроившись на удобном диванчике просто смотрели фильм, сюжета которого наверняка не запомнил никто из нас. Этот диванчик спустя несколько часов перешел в атрибут сессионного плацдарма. Боялась ли я его после прошедшей ночи? Я имела все основания. Только врожденная эмпатия шептала о безопасности слишком настойчиво, убаюкивая тревогу, сплетая в запутанный кинбаку нити нашего ускорившегося слияния и проникновения друг в друга.
На следующее утро, которое началось совсем иначе: с восхитительного пробуждения от поцелуев Алекса, и завершившееся феерическим сексом, мы все же отправились на давно запланированную, но так и не реализованную прогулку на квадроциклах. Преодолеть легкий ступор водителя-дилетанта оказалось куда сложнее, чем я думала – где-то только час спустя перестала путать от волнения «право» и «лево».
Последние дни солнечной золотой осени радовали глаз абсолютно равномерным ковром пожелтевшей и начавшей опадать листвы. Зеленые островки напоминания об ушедшем лете практически не встречались, и багряный купол лесополосы, накрытый пологом ослепительно голубых небес, создавал чарующее впечатление и желание любоваться последними осенними красками до бесконечности.
Еще не понимало сознание зловещего подтекста цветов украинского флага, который скоро будет развеваться на киевском Майдане, и где получат ранения двое студентов нашего вуза, а хороший знакомый Елены останется навсегда в списках пропавших без вести. Именно под этой кровавой звездой хаоса во имя свободы начнется наша история, одновременно со страхом за будущее и жизнь друг друга, который не позволит сплетению двух судеб разорваться. Правду говорят, что трудности только закаляют настоящее чувство?
Сейчас же я просто наслаждаюсь прекрасной панорамой полуденных небес глубокой лазури, золотом леса с прожилками красной листвы осин и рябин, забиваю карту памяти телефона сотней фотоснимков – на них листва иного окраса будет напоминать пятна крови при распечатке… Но тревога гасится, списывается на что-то иное, значения чему сегодня не подобрать. И это хорошо, потому как я не лихачу на ухабах, справляясь с несложным управлением так напугавшего недавно квадроцикла, хотя есть желание обогнать Алекса и показать ему язык… и знаю точно, что мне за это, в который раз, ничего не будет!
Мне так быстро надоедает этот опыт вождения, и я кричу от радости, заметив широкую полянку с усыпанным золотой листвой рытвиной, ведущей к оврагу. Алекс благосклонно улыбается на мой детский восторг той самой улыбкой, которая не так давно растопила сердце до основания. Умиление, нежность, и какой-то новый взгляд. Так смотрят на самых дорогих людей, родителей, детей, или же… Я боюсь давать свободу этой мысли, которая так некстати завладела сознанием, добираясь до самого сердца! Если я в это поверю, а жизнь вновь уронит о камни, можно уже не собрать позвонки в прежнем порядке.
– Тебе стоит подумать о том, чтобы получить права! – Слежу за его ладонями, которые как раз стягивают укороченные кожаные перчатки, и меня уже в который раз завораживает самый обычный, лишенный сексуального подтекста жест. Перевожу взгляд на все еще изогнутые в теплой улыбке губы. Так со времен основания земли выглядят влюбленные мужчины? Нет, не смей даже думать о такой вероятности, принимай происходящее, не анализируя и не разбирая на составляющие, Юля! Целее будешь! Тебе ли не знать, на что способна любовь таких мужчин, как он?
Александр слегка сводит брови, фиксируя изменение моего настроения. Но кратковременное сомнение погашено и, чтобы замять неловкость, подбегаю к валу скрытого почти наполовину опавшей листвой оврага.
– Я сейчас скачусь вниз и… без всяких прав! Вы со мной?
Вскрикиваю от неожиданности, когда он в два широких шага оказывается за моей спиной и обнимает за плечи, заставляя стоять на месте.
– Не вздумай, там ручей и камни! Как в детстве находили управу на такого очаровательного чертенка, а? – Вырываюсь из хватки, казавшейся стальной, отбегаю на несколько шагов, привычно зачерпнув охапку желто-красной листвы. Ну и что? Что вы мне сделаете? Даже сейчас… Вот!
Хихикаю в кулак, наблюдая за тем, как желтые кленовые пятиконечники скользят по черной кожаной куртке к его ногам и на землю. Все происходит молниеносно. Сжатие рук на моей талии, вспышка яркого голубого неба и вес мужского тела, вдавившего меня в мягкий ковер опавшей листвы за миг до того, как на лицо обрушивается град несдержанных, но нежных поцелуев. Это ошеломительное ощущение затапливающей нежности и глубины просыпающегося чувства! в ответ смеюсь от радости, не успевая отвечать на тепло его губ и скольжение пальцев по контуру лица… Мне хочется прямо сейчас прижаться еще теснее, прошептать в жаждущие уста «давайте расстанемся только утром!», но как же не хочется решать самой!..
Он все же отвез меня домой глубокой ночью по банальной причине – телефонный звонок, прервавший эти нежные поцелуи и разрушивший шаткие мосты единения перед…. Мне казалось… произнесением каких-то важных слов! Утренний рейс на Мюнхен. Двое суток.
Мне нужна была эта передышка. Первый день я не могла вырваться из цепких объятий восторга зарождающейся влюбленности даже на парах, записывая лекции на диктофон и рисуя в конспектах панораму осеннего леса с двумя абстрактными темными фигурками, которые сплелись на фоне золотого увядания в трогательных, совсем не страстных, как выходило из рисунка, объятиях. Никогда не замечала за собой таланта к изобразительному искусству, и он был совсем далек от признанного идеала, только укрепляющуюся связь начала захватывающих отношений разорвать было невозможно.
С институтскими подругами я готова была обсуждать все что угодно, только не это. Примечательно, что они этого и не требовали. Мы все также вырывались после пар выпить кофе, а то и что-нибудь покрепче, в нашем любимом кафе, совершали налеты на магазины и в салон матери Лекси, готовы были до хрипоты обсуждать модные тенденции, светские сплетни и институтские новости, но тема отношений с Алексом стала негласным табу в приватных разговорах. Был ли виной тому недавний испуг Эли или изнеженность Лекси, достоверно не известно. Иное дело – моя Ленка, с которой я возобновила ежедневное общение по скайпу. С ней я всегда могла откровенно обсудить любые темы, и вечер перед его возвращением не стал исключением.
