Текст книги "Почему я ненавижу фанфики (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– А он такой: «Мелкий, у меня есть работа. Я уже вырастил твоего отца, знаешь ли»! Я начал ныть, мол, грустно с няньками и всё такое… и дед сказал, что подарит мне любое животное, какое захочу, лишь бы только угомонился и отстал. Я попросил самую большую собаку в мире. Вот так и сказал: самую большую в мире подавай! Через три дня его личный секретарь привез огромного щенка. И кучу килограммов мяса.

Качнувшись на стуле, Данька опустил взгляд вниз.

– Так Марго завела меня, а квартира превратилась в большой собачий двор. Я был в таком восторге, что просто потерялся в уходе за ней. Даже карате пропускал, чтобы погулять лишний часок.

– Почему «Маргарита»?

– Это её клубное имя. Точнее её зовут Маргарет, «жемчужина». Назвали так, потому что была самой жирной и большой.

Мы немного помолчали. Я подвинул к себе чашку и уставился на собственное отражение в чайной глади.

– Тебе было очень одиноко, да? – сам не ожидал, что скажу это настолько душераздирающе – голос дрогнул, словно я собрался разреветься в голосину.

Резко подняв голову, Данька странно изменился в лице.

– Кость… а ты… ты знаешь, если меня спрашивали об этом, то говорили «офигеть, какой у тебя дед богатый и классный, вот бы мне такого». Почему?

– Что ты такое говоришь… кому понравится так?

Мы притихли. Данька, кажется, избавился от последних симптомов похмелья, но по уши увяз в каких-то размышлениях. Смотрел на свои руки, дышал урывками, даже моргал медленно, как будто пленку жизненной силы кто-то замедлил в два, а то и в три раза.

– То ли ты чертовски проницательный, то ли ты действительно что-то ко мне чувствуешь. Я не знаю, как иначе это объяснить.

– Что? – я оцепенел, стиснув кружку в ладонях. Руки жгло, и это помогало держаться за реальность.

– То, что ты с легкостью раскусываешь меня. Каждый гребаный раз. «У тебя что-то болит»? «Ты действительно любил карате». «Было одиноко?»

– Это очевидные вещи.

– Очевидные только для тебя. Костя, ты не первый человек в моей жизни, с которым я сблизился настолько, что открыл душу. Но… я потрясен.

Я молчал, не в состоянии что-то ответить. Стало жутко – всё это начинало приобретать привкус помешательства. Эй, нам хорошо вместе, но как же родители, как же общество, как весь остальной мир?

Никто и никогда не одобрит того, что с нами происходит. Да хотя бы потому, что Данька до сих пор не встречал никого, кто бы понимал его – люди слепы. Даже если любят, не могут отличить фальшивой улыбки от настоящей, не могут почувствовать чужих эмоций, не могут просто представить, каково это…

Быть одному. Возвращаться в красивый, дорого обустроенный, но пустой дом, где никто не приготовит невкусную кашу, не упрекнет в том, что на голове нет шапки, не поцелует в лоб перед сном.

Где никто не поможет разобраться, в чем разница между гаечным и замочным ключом, не заклеит ссадину на коленке, не научит играть в футбол.

Где никого. Нет.

Перед глазами так ярко встали эти сцены, что горло стянуло холодным горьким узлом. Мальчик, тот, которого я видел на татами… один за уроками, один с грамотой после выигранного турнира, один в больнице с раздробленной ногой.

Отодвинув кружку, я подлез к Дане и обнял его. Если бы я открыл рот и выдавил из себя хоть слово, я бы точно завыл, как раненый кит, а потому повис на нем молча.

Я не мог быть настолько самонадеянным, чтобы заявить, что никогда его не оставлю, но в тот момент хотелось прилипнуть к нему, как пиявка, и никогда не отпускать.

Данька погладил меня по спине.

– Что, салфетки пора нести? Блэкджек, не вздумай меня жалеть. Я не хочу, чтобы ты был рядом из жалости.

– Я с тобой из-за денег, – сказал я, костяшкой пальца стерев влагу с глаза. – Если салфетки, то только с вкраплениями золота.

– Продажная сучка, – фыркнул Данька. Его голос слегка надламывался, и я боялся отстраняться. Если бы увидел что-то похожее на боль, то истерику было бы уже не остановить. – Ты что, ревешь?

– Это всё коньяк, – улыбнулся я. – Не обращай внимания.

Рита поскреблась в дверь, и мне пришлось от Новикова отделиться. Я впустил её сам и вдруг ощутил второй прилив нежности – на этот раз к Маргарет, так долго спасающей Даньку от одиночества.

Протянув руку, я осторожно тронул внушительное пространство между её ушей. Шерсть была чуть прохладной и неизменно мягкой. Ритуся покосилась на меня, как на сумасшедшего, но не сдвинулась с места, видимо, ожидая дальнейшего развития событий.

Безрассудство моё не знало границ. Я склонился и грубовато почесал её за ушами, чем, кажется, ввел в некоторый собачий ахуй. Она-то привыкла, что за столько времени я не проявляю к ней никаких признаков любви или вообще интереса.

– Марго, у нас с тобой были некоторые проблемы, но давай оставим всё в прошлом и начнем сначала?

– Так бы и сказал, что ты просто зоофил и на самом деле давно влюблен в мою собаку, – подколол Данька. – Тебе жратву подогреть? А то остыло уже.

– Ох, кажется он меня раскусил, – заговорчески прошептал я Рите.

От сердца отлегло, зато прилегло к желудку. Захотелось есть. Точнее уже не есть, а жрать.

– А твой дед как отнесется к подобным… новостям, если узнает о нас? – спросил я, когда мы расселись за завтраком. – Закажет меня киллеру?

– Я, если честно, даже представить не могу. Мы с ним видимся очень редко, потому что соблюдаем договоренность – он обеспечивает меня, помогает встать на ноги и получить любое образование, а после забирает в компанию как наследника. Из-за того, что отец пропал, ему пришлось отложить это на кучу лет. Сейчас уже и здоровье подводит, несмотря на врачей, да и надоело ему.

– Выходит, тебе перейдет его бизнес? Чем он занимается?

– Восстановлением и перепродажей антикварных машин и трейдом.

– Звучит внушающе. А сам-то ты хочешь этим заниматься в будущем?

– У меня нет выбора. Я обязан ему всем, что у меня есть. Так что не могу его подвести, – Новиков искренне улыбнулся. Спорить с ним не хотелось, хотя я считал иначе. Но был не вправе затирать Даньке мои взгляды на жизнь и на важность выбора дальнейшего пути.

Завтракали мы молча, и молчание совершенно не тяготило. Наверное, впервые за долгое время в наших чувствах установился режим полного покоя. Плюс, теперь я понимал Новикова ещё лучше.

И знал, что увлечен этим человеком по-настоящему. Замуты с девушками, как и попытки отвлечься, тут не помогут. Так что, будь что будет, решил я.

Будем бороться с проблемами по мере их поступления.

========== 10 – Тот самый день, когда сорвало башню ==========

Только полный идиот не догадался бы, что Никита – человек-западня. Я причислил себя к этой группе немного припозднившись, а именно, увидев жертву, которую мне требовалось осадить по его запросу.

И да, я был не просто идиотом, а из подразряда сказочных долбоёбов, потому что решил всё-таки не отступать от первоначального плана.

Подумал: ну, скажу. Будет или не будет выполнять – не моё дело. Отбрехаюсь и убегу, а бегаю я быстро.

Итак, возле сломанного питьевого фонтанчика, скрестив на груди мускулистые руки и злобно зыркая по сторонам, меня ждал самец спортивной наружности по имени Володар Соломонов.

– Чувак, – нейтрально-мирно начал я, мысленно наметив пути отступления и подкатившись как бы невзначай. – Меня попросили тебе кое-что передать. Учти, я не имею к этому никакого отношения.

«Чувак» сощурился так, что со скоростью уменьшения его глаз сжимался и мой анус.

– С какой стати я должен тебя выслушивать? – спросил Володар.

– Ни с какой. Моё дело – сказать. Остальное меня не касается. Короче, если ты не перестанешь убеждать всех вокруг, что Сапёр – говножуй, с которым не стоит связываться, он устроит тебе проблемы. Он какой-то сынок, поэтому у него есть связи и возможности не дать тебе защитить диплом.

– Чего? – естественно, Соломонов ни капельки не обрадовался таким новостям. – Этот хер смеет мне угрожать, да ещё и через своих шестерок?

– Я ему должен. Просто возвращаю долг.

– Сам-то ты явно счастлив, что обратился к нему за помощью, пятнистый.

– Просто необходимость, – я засунул руки в карманы, пропустив мимо грядок камень в мой огород. – В общем, это всё.

И собрался уйти, но не тут-то было.

– Куда?

Легко подцепив за ворот рубашки, Володар подтолкнул меня к стене. Я не сопротивлялся – в стенах универа всё равно нечего бояться, да и привлекать внимание не хотелось.

– Ты знаешь, как зовут этого ублюдка?

– Я сам… связывался с ним только через… сообщения, – как уже говорилось, врать я не умел. Нихуяшеньки. А потому начал мямлить и бормотать под нос.

– Скажи по-хорошему – и разойдемся.

– Я не знаю! – прошипел я, легко вырвавшись из хватки. В основном потому, что через три аудитории находился деканат, и Володар явно не хотел проблем. – От себя дам совет: успокойся и подумай. Никто не пострадает, если он продаст твоим неуспевающим друзьям пару готовых дипломов. И волки целы, и бараны сыты.

– Это кидалово.

– Доказать можешь?

Соломонов замолчал и отвернулся. Я тоже не горел желанием продолжать нашу высокоинтеллектуальную беседу, поэтому решил поскорее слиться:

– Я не нарывался. Так что извини.

И ушел.

Настроение моё, естественно, было испорчено, а раздражение победило здравый смысл – стоило хотя бы натянуть на лицо улыбку, чтобы не попасть под целебные приёмчики Новикова, но я не мог.

Вся эта история не на шутку меня парила, и вести себя непринужденно не получалось. Но мне повезло. На последних двух парах нас загрузили так, что у Даньки не было никакой возможности завести разговор, а значит, и раскусить. Он был занят графиками зависимостей и устройством транзисторов. И то, и другое давалось ему нелегко. Настолько нелегко, что к метро мы оба шли пришибленные. Благо, Данька принял мою пришибленность за аналогичную своей, поэтому ничего не спрашивал.

Не стоило удивляться тому, что в небольшом аппендиксе-переулке неподалёку от спуска и ряда небольших магазинов поджидала срака в лице трех обворожительных господ.

– Эй, пятнистый, – Володара я узнал мгновенно. Двух других, менее угрожающих на вид, но куда более туповатых на едальники, увидел впервые. – Быстро разберемся и забудем. Будешь хорошо себя вести, вообще без крови обойдется.

– Чего? – моментально взъершился Данька.

Мне требовалось срочно что-нибудь сделать, чтобы не усложнять ситуацию. И я не придумал ничего лучше, чем…

– Иди, – я повернулся к Новикову. – Я догоню тебя.

Вот интересно, существует в нашем городе что-то вроде центра обучения лжи? Потому что мне очень туда надо – не умею я людей убеждать. Не умею!

Тонюсенькая напряженная ниточка понимания протянулась между мной и Данькой. Короткий диалог без слов. Я просил, потому что не хотел втягивать его в этот конфликт, он сомневался.

– Да, красавчик, иди, – ляпнул Соломонов, и невидимая ниточка лопнула. – Будь умницей.

Ну всё, подумалось мне. Жопа, друзья. Приплыли. Песня спета. Трагичный финал. Вперед за гробами на четверых. Пиздец нам всем, Джеки Чан пробудился.

– А повтори, – ровным, пугающе-ровным голосом сказал Данька. Если бы мне пришлось показывать большой публике уровень его самоконтроля, я бы ткнул пальцем на сломанный осциллограф. И на ту линию, которую он рисует. Безколебательную.

Уставившись на Даньку, я потратил очень важный для всей ситуации миг на рассматривание – облизал взглядом миловидный профиль, острые у висков темно-русые прядки, заценил нехорошие тени в уголках глаз и опасную сосредоточенность в глубине зрачков, распавшихся подобно каплям чернил.

Я ещё не видел его таким, даже когда мы отбивались от гомофобов. Это была не злость, о нет. Режим «вижу цель – не вижу препятствий», волна ледяной, уверенной силы человека, который может запросто сломать кому-нибудь хребет.

Активацию режима заметил не я один, Володар тоже оцепенел. А вот один из его дружков оказался менее внимательным. Устав ждать подвижек в столь немногословном диалоге, он додумался положить руку на моё плечо и сдавить так, что я едва сдержал вскрик. Затем последовал короткий удар в бок. Очень резкий, выполненный так, чтобы проходящие мимо люди даже понять ничего не успели. Куда там полицаи, успешно отлынивающие от работы в патрульной машине на расстоянии трехсот метров от места действия.

Боль затащила моё сознание в бесформенное белое пятно.

И пока я тонул в мареве, пляшущем перед глазами, вокруг не раздавалось ни звука.

Данька шагнул беззвучно. Шагнул и с такой силой дал в грудь невнимательному, что парень катапультировался обратно в аппендикс – облюбованное курильщиками местечко, хорошо защищенное от любопытных глаз. Мотнулся куда-то туда и второй дружок, но самостоятельно.

Володар остался.

Наподдав невнимательному, Новиков просто остановился напротив – и я подумал, что любой человек, неспособный себя контролировать, так сделать не смог бы.

Будь он неумелым бойцом или вспыльчивым дураком, он бы затеял драку с полноценным разбиванием носов, кровушкой и бешеной яростью. Но нет. Нет.

В нём сидел мастер кёкусинкай, способный сломать хребет, но не делающий этого только из-за личных правил.

Я аж сам охренел от того, что так легко вспомнил название его боевого стиля. Правильно говорят – мозг в стрессовых ситуациях работает лучше. Пойти что ли о транзисторах почитать?

Пока я тихо хватал воздух, забивший грудную клетку колотьём, они стояли друг напротив друга – Володар и Даня. Думаю, Володар хорошо понимал, кого принял за симпатичного лошка, но отступить ему не давала уверенность в собственных силах.

Едва заметно Соломонов кивнул в сторону аппендикса. Данька никак не отреагировал, но стоило этому качковому детине двинуться, пошел следом.

– Дань, – позвал я. – Не надо…

Но его уже потащили туда силой.

Раздались звуки ударов – всё такие же тихие, сдержанно-тяжелые. Я метнулся следом и зафиксировал в памяти пружиняще-точный замах правой ногой, похожий на атакующий скачок змеи. Между прочим, это была больная нога.

Мне хотелось помочь, но в этом не было никакой нужды. Данька расправился с ними так же быстро, как с невнимательным – в конце концов, когда-то он был чемпионом на татами. Теперь я осознал, что на втором курсе не разозлил его даже на десятую часть сегодняшнего уровня.

Если бы Данька захотел разбить мне физиономию, я бы меньше всего беспокоился о родимом пятне, потому что у меня бы была сломана пара-тройка лицевых костей.

Как только с вражинами было покончено, Новиков явился из тени аппендикса на осеннее солнышко с самым умиротворенным выражением лица, какое только может быть у человека.

Молча подхватил меня под локоть, повел за собой. И я пошел. Я вообще был в таком шоке, что передвижение ног занимало все ресурсы моего мозга.

Дорога была привычная: спуск на эскалаторе, две станции, недолгий путь до красивенького дома через заставленный дорогущими машинами двор. Домофон, седьмой этаж, квартира направо, черная металлическая дверь.

Когда я перешагнул порог, бабахнуло. Оказалось, это Данька хлопнул ладонью по стене над моей головой. Воздух потяжелел мгновенно. Настолько, что я едва им не подавился.

Было странно. Хотя бы потому, что смотрел Даня совершенно нечитаемым взглядом – не злым, не больным, не внимательным, а всё это вместе, в какой-то адовой мешанине.

– Прости, что тебе пришлось… – начал я. – Я пытался…

– Замолчи, – прервал Данька.

Ждать неизвестно чего было невыносимо. На полном серьезе казалось, что сейчас сердце-сердечко откажет к херам и на том всё, досвидос.

Поэтому я собрал всю свою решимость, чтобы справиться с нервами и схватить его за ворот. Притянул ближе, зашипел в губы:

– Хочешь врезать – вперед.

Ниточка, которую я успел уловить возле метро, вдруг сменила цвет и снова натянулась между нами. Опасно загустела кровь, с напором врезаясь в виски, страшно бликнули Данькины глаза, сменившие окрас с омута пьяных чертей на влажную осеннюю листву.

Удар прилетел не оттуда, откуда я ожидал – Данька стукнулся о мои зубы своими и больно прикусил нижнюю губу. Прижал к стене. Как так случилось, что через секунду мы с остервенением целовались, оба благополучно проебали.

Будь я жидкой субстанцией, то стёк бы по стеночке ему под ноги, потому что меня просто накрыло им, его губами, его сильной хваткой, его запахом и теплом его тела. Накрыло, как накрывает наркоманов, наверное, потому что всё остальное ушло на второй план, а на первом остался лишь один-единственный могущественный глюк. Мы были в одежде, а почувствовать тело, обнаженное тело, хотелось просто до помешательства. И лезли-тянули, задирали, стягивали, просто как больные, но толком ничего не добились – потому что важнее всего был этот чертов поцелуй.

В итоге получилось так, что я содрал с Даньки куртку, а он расстегнул моё пальто и рубашку. Лишь окончательно захлебнувшись воздухом – кажется, мы таким неэффективным способом пытались задушить друг друга, Данька пришел в себя. Я как раз боролся с помрачением сознания и болью в боку, так что испытал что-то похожее на разочарование и облегчение вместе. Эдакое разоблегчение.

– Отекает, – Данька коснулся болючего места и зло скрипнул зубами. – Синяк будет.

– Что я, синяков не получал? – прохрипел я.

– Надо с Ритой погулять. Иди в мою комнату и жди.

– Ждать чего?

– Когда я вернусь, чтобы отделать тебя по полной.

Последним шоком стало то, что Марго всё это время наблюдала за нами – стояла и ждала, будто шокированная женушка, при которой муж засосал стервеца-секретаря. Благо, в туалет она хотела сильнее, чем убить меня, а потому прыгнула в приоткрытую щель, едва Данька нацепил на неё намордник.

Дверь закрылась. Я кое-как стащил с себя верхнюю одежду и отправился в указанное место, придерживаясь за несчастные ребра. Злить Новикова ещё сильнее как-то не хотелось.

Мой мозг отказывался принимать всё произошедшее за чистую монету. Я убедил себя, что это просто необычный сон. Присел на диван, а потом и прилег – в боку несносно ныло.

В таком виде меня и застал Данька. В расстегнутой рубашке, полусонного, обессиленного. Мне было лень даже глаза открыть, чтобы взглянуть на него. Отделает так отделает, решил я. Не впервой.

Данька погладил моё плечо, затем плавно перевернул на спину.

– Дай посмотрю. Я много раз видел такие. Главное, чтобы ребра были целы.

Его пальцы невесомыми касаниями прошлись по телу.

– Потерпи, – шепнул он и слегка надавил на место ушиба. Я недовольно мыкнул, но Данька вздохнул с облегчением. – Ребра в порядке. Костя…

Я нехотя открыл глаза. Новиков нависал надо мной, пристально вглядываясь в лицо.

– Что ты натворил? Кто эти уроды, во что ты ввязался?

– А… да ничего серьезного, просто попал под горячую руку. Я выполнил просьбу Никиты и Володар, это тот здоровяк, немного обозлился на меня. Предполагаю, что он хотел узнать его имя и как он выглядит, где учится… но я и сам толком ничего не знаю. Видел в лицо, да, но это всё…

– Я предупреждал тебя.

– Да. Я проиграл.

– Ты идиот, при чем тут спор? А если в следующий раз меня не будет рядом?

– Выкручиваться буду… убить не убьют.

Даня выдохнул и так же медленно вдохнул. Я определенно его бесил. Да куда там бесил – доводил до белого каления.

Склонившись, он вдруг клюнул меня носом в обнаженный живот и потерся щекой.

– Я испугался…

– Даньк, я же не девчонка. Я справлюсь. Драться не умею, конечно, но я многое могу выдержать.

– Рациональные объяснения не сработают. У меня забрало упало и всё. Тишина в голове.

– Нога не болит? Ты ударил его с правой.

– Бить с левой слишком травмоопасно. Она у меня и до аварии была мощнее, так что…

– Можно я буду называть тебя вождь Левая Нога?

Нервы сдали, и Данька заржал мне в живот. От его смеха мурашки разбежались в разные стороны.

– Сильно болит? – постепенно он возвращался к привычному состоянию, чему я был невыразимо рад. Этот новый Даня-оружие, Даня-холодная-решимость меня пугал, хотя и завораживал.

– Нормально, жить буду.

– Давай намажу. Мы им все синяки смазывали после занятий.

Он достал из тумбы какой-то гель в ярком тюбике и выдавил немного на пальцы. Штука эта была чертовски холодной – я аж дернулся в сторону и зашипел, как змея.

– Тихо ты. Полежи спокойно.

Он умолк. Я тоже. Говорить о поцелуе не хотелось. Готов пятку отдать на отсечение, мы оба не понимали, что произошло в коридоре. Это было просто безумие какое-то. Но привкус… едва ощутимый привкус дикости остался.

Данька всё ещё держал руку на моей боевой ране, хотя в этом не было необходимости. Прикрывая, словно так она могла зажить быстрее.

– Прости, – шепнул он. – Я немного переборщил там. В коридоре.

– Это было странно, – сказал я, стараясь не смотреть ему в лицо. – Не помню, чтобы… чтобы мне хоть раз сносило башню. Вот чтобы по-настоящему. Раз и… и всё.

Я прикрыл глаза предплечьем, чувствуя, как краска поползла на шею.

– Угу.

– В какой-то момент я захотел… на секунду, просто как предположение… чтобы всё зашло дальше.

Сев, я вцепился в спинку дивана до побелевших костяшек. Медленно, словно в трансе, протянул руку и коснулся живота Даньки. Он вздрогнул, покосившись на меня с настороженным выжиданием во взгляде.

– Можно кое-что проверю? – неуверенно улыбнулся я. – Только ты не дашь мне в рожу и не разозлишься.

– …Ладно.

Он застыл, боясь шелохнуться. Я опустил руку ниже и поддел пальцами пуговицу на его джинсах. Получилось ловко, стало быть, от стресса я не только умнел, но и с координацией движений справлялся в разы лучше. Тихо звякнула молния ширинки.

Даня молчал. Молчал и, кажется, не дышал.

Слегка прикусив костяшки пальцев другой руки, я скользнул в образовавшуюся складку ткани и всего лишь осторожно погладил его сквозь темную ткань боксеров. Новиков перехватил мою руку.

– Я сейчас очень хреново себя контролирую, – сказал он. – Не рискуй так, если не готов к большему.

Мои внутренности провалились в какую-то бесконечную пустоту. Я просто пытался разобраться в себе, но Данька понял меня раньше, и он оказался прав.

Я был не готов.

Тишина сгустилась. Убрав руку, я прилип к спинке дивана и уткнулся в неё лицом.

Данька приобнял со спины, погладил по лопаткам.

– Не сходи с ума. Сегодня был дикий день, мы оба вымотались и переволновались, отоспимся – всё обдумаем и разберемся вместе. Хорошо?

– Да, конечно. Я просто слегка увлекся.

– Если бы только ты один. У меня такая каша в голове, что без абсента не разгрести. В таком состоянии наворотим дел…

Собрав себя в кучу, я поднялся на ноги. Боль резанула изнутри, растеклась волной по телу. Но, стоит признать, она была не такой сильной, как раньше. Всё-таки чудо-мазюка помогала.

Даня молча оделся, чтобы проводить меня до метро. Когда я садился в вагон, не корчился и не дурачился – смотрел серьезно и внимательно, чем беспокоил ещё сильнее.

Хотя, наверное, он просто волновался, поэтому я не имел права развалиться перед ним и рассеянно помахал на прощание.

Стресс истрепал психику напрочь, так что едва добравшись до своей койки и сбросив одежду в корзину, я обесточился и проспал несколько часов, ворочаясь со скоростью турбины генератора.

Проснулся с жуткой головной болью. Такой силы, что не смог встать и ахал-охал, как девушка девятнадцатого века, придушенная тесным корсетом.

– Тридцать восемь и три, – недовольно буркнула мама, постучав по градуснику. – А я тебе говорила, надевай осенние ботинки. Нет же, «в них жарко». Вставай и вперед в клинику.

– Не-е-е-е-е-ет, – страдальчески взвыл я. – Пусть врач сам приедет?

– Ты, королева драмы, – мать нахмурила идеально выщипанные брови, что смотрелось особенно ужасающе под серо-зеленой маской на её лице. – Не пять лет уже.

Оставалось лишь продолжать драматизировать и валяться, тихо радуясь тому, что не придется сидеть на лекциях. С моей травмой это было бы мучительно.

И слава богу, спутанное сознание не давало возможности много думать. Как показывает практика – с этим у меня с каждым днем возникало всё больше и больше проблем.

========== 11 – Родители, разлука и признания ==========

Комментарий к 11 – Родители, разлука и признания

Ко мне прилетел вопрос, что за “макарена” в рок обработке у Кости на звонке, так вот:

Macarena – Metal cover by Leo Moracchioli

А вот это он поставил на Даньку (потому что это жесть):

El Chombo – Chacarron

Упоминаемая в тексте песня:

Кирпичи – Друг всегда с тобой

– Ты человек-беда. Супергерой-беда, способный попасть в беду всегда и везде, – обласкал меня Данька вечером следующего дня. – Не хочешь основать что-то вроде сообщества? Бедамэны перетянут ваши проблемы на себя…

– Зато у меня сексуальный низкий голос, бля, – прохрипел я. – Расскажите мне, что на вас сейчас надето, дорогой клиент.

– Только секса по телефону с тобой мне не хватало для полного несчастья, дебил, – отбил Новиков. В трубке раздались постукивания и какие-то шебуршения. – Я могу как-нибудь помочь?

– Если хочешь, можешь меня навестить. Заодно и с моими познакомишься, правда, мать сегодня будет к девяти. Только маску купи в аптеке.

– От твоих бацилл и скафандр не спасет.

– Если только целоваться полезешь, – осторожно пошутил я, подтянув одеяло к подбородку. Приятная тяжесть иллюзорно защищала от враждебного мира.

– Знаешь, а я передумал. На мне сейчас футболка с упоротым капитошкой и те джинсы, которые ты терпеть не можешь. И кеды. Синие.

– Не вздумай прийти так ко мне. Это будет ужасная смерть. Но да, я отвлекся… начни с правого кеда. Стягивай его, сексуально развязывая шнурки и представляя, что я делаю это зубами.

– Если у тебя развязались шнурки, друг завяжет их зубами, ведь вы же не враги?

– Теперь переходи к капитошке… погладь… погладь сильнее… о да…

– Блэкджек, ублажать надо клиента, а не ублажаться самому.

– Пошел ты, – я рассмеялся и тут же закашлялся. Кряхтел полминуты – Даня на том конце радиоволны напряженно вслушивался. – Короче говоря, если хочешь – приходи. Сегодня или завтра. Я всё равно на неделю труп. Хочешь угодить моему отцу, принеси в дар воблу и козла.

– Жертвенного?

– Темного нефильтрованного.

– Завтра притащусь в костюме-тройке. С воблой и козлом. Я ничего не забыл?

– Галстук лучше не надевай – попалишься.

– Тэ-э-эк, мама и папа Тесаковы под контролем, а тебе что?

– Мне порошочков возьми. Терафлю или типа того. Мать их как лекарство не признает, а они клёво снимают симптомы.

– Окей, Косте, как всегда, кокаин… ох… и что я должен целую неделю делать с этим микропроцессорным дерьмом, а? Кто мне помогать будет?

– До Соколова докопайся.

– Он объяснять не умеет.

– Значит, будешь страдать, пока я не вернусь, – перевернувшись на бок, я тихо шикнул от боли. Болячка успешно преобразилась в черно-фиолетово-синий след от кулака и продолжала доставлять мне неудобства.

– Ты как?

– Страдаю со всех сторон. Не обращай внимания, мне это на пользу.

– Я хочу тебя кое о чем попросить, – напряженно сказал Даня, вздохнув. – Пообещай, что больше не свяжешься с этим Никитой.

– Ты до сих пор думаешь об этом?

– Думаю. И я не могу оставить всё как есть.

– Ладно, если тебе важно, обещаю, – из глубин сознания ни с того ни с сего поднялась волна нежности. Я начинал привыкать к тому, что Данька оберегал меня со всех сторон и делал это так, что даже запреты казались милыми.

– Завтра в семь?

– Завтра в семь.

– Пока, Профессор Б, выздоравливай поскорее.

– Ага. Конец связи.

Я сбросил и вытянулся во весь рост, чувствуя растекающуюся по телу слабость. Неделя постельного, хах. Получается, минус завтрашний день, почти шесть суток одиночества.

Думаю, небольшая разлука нам обоим пойдет на пользу.

Данька действительно оделся прилично, более того, весьма и весьма дорого. Черная рубашка сидела на нем, словно влитая, идеально обтекая фигуру. В дополнение шли строгие джинсы, дизайнерские часы на запястье. Так что домой ко мне заявился прямо-таки мажор.

Только задорные искры в глазах напрочь разрушали образ – какой тут обольстительный мачо, когда оборотень-долбоёб.

Я же ходил в утепленно-домашнем, а потому почувствовал себя несколько неуютно рядом со столь элитной невъебенностью.

– Пап, это Данька. Помнишь, я рассказывал?

– А, Новиков который? – улыбнулся отец, пожимая ему руку. – Спасибо, что терпишь моего сына.

– Па-а-а-п.

– Я знаю, это нелегко, – продолжал он. Данька моментально подхватил волну, покачал головой и сунул отцу пакет.

– Андрей Юрьевич, я вам рыбку принес, хоть расслабитесь немного. Тяжело, наверное, за ним присматривать?

– Охо-хо, спасибо! Не то слово, лежит, ноет и всё ему не так.

– Знакомо.

Короче говоря, спелись они за считанные минуты, а пара-тройка выпадов в мой адрес лишь закрепила союз. Уже к семи пятнадцати папа был от Даньки в восторге.

– Добрый вечер, – сказал Ньютон, когда мы зашли на кухню. – Добрый вечер. Добрый вечер.

– Ого, говорящий попугай? – изумился Данька. – Он что, различает время?

– Нет, – усмехнулся я, вытаскивая из тумбы кружки. – Он только и талдычит своё «добрый вечер» круглыми сутками.

– Нью-нью, – обиделся Ньютон.

– Значит, одногруппники? – поинтересовался папа, расставляя пиво на столе. – Чем ты занимаешься помимо учебы, Даня? Есть хобби, интересы?

– У меня собака. Забота о ней занимает кучу времени.

– У Даньки мастиф, – сказал я. – Огроменный мастифище.

– Она просто пушистая.

– Да, пятьдесят-шестьдесят килограммов шерсти.

Потихоньку-помаленьку мы разошлись так, что у папы от смеха начало колоть в боку. Убить его искрометным юмором – лучший способ войти в доверие, и Данька справился с делом на ура. Отец оставил нас лишь после звонка мамы и убежал забирать её из фотостудии.

Советом из двух человек было принято решение переместиться в мою комнату.

– О. Как светло, – заметил Данька, с любопытством осматриваясь. – Вот уж не думал, что твоя цитадель будет такой.

– Почему?

– Мне представлялось что-то более… м-м-м… бунтарское?

Данька пошел по кругу, от компа, в сторону кровати и шкафа с книгами. Я уже давно загородил спальное место так, чтобы при входе в комнату меня не было видно. Любил укромные уголки. А кто на открытом пространстве чувствует себя уютно?

– Это – логово дрочера, – предсказуемо сказал Данька, ткнув пальцем в кровать.

– Еще лет шесть назад руку сточил до костей.

– А где плакатики? Сувенирчики? Или верстак хотя бы, ты же любишь колупаться в технике?

Я кивнул на нижние ящики шкафа.

– Всё попрятано. Недавно паяльную станцию у мамы отбивал с таким боем, что теперь всё на замки закрыто.

– Не терпится с ней познакомиться.

Он сел на край кровати. Смотрелся непривычно – весь такой элитный, глянцевый, да ещё и в родной домашней обстановке.

А у меня от температуры потихоньку мозг норовил вытечь через ухо. Да и волнительно как-то было, если честно. В свою крепость я впускал только избранных.

– Как там синяк?

Я приподнял футболку, демонстрируя свой фонарь.

– Ничего нового. Как ты и говорил, синюшное пятно.