Текст книги "Xena - The Queen of vampires. Arachne (СИ)"

Автор книги: Elza Mars

Соавторы: Габриэлла Мартин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

========== Пролог. ==========

В свои полные двадцать восемь лет Зена была отлично знакома со смертью. В каком-то смысле смерть была её жизнью.

Ветер подул справа, и ночной бриз донёс солёный запах моря. Это должно было быть приятно, но Зена не обратила внимания. Листья шелестели над головой, и где-то на севере, на типовых чистеньких придеревенских улицах, прилегавших к лесопарку, мужчина кричал на свою собаку, чтобы та перестала лаять.

Зена заинтересовалась, почему лает пёс.

В любой другой деревне это наверняка было бы не более опасное, чем соседский ребёнок на роликах. В Амфиполисе заставить собаку подать голос мог ужас, выползший из тьмы на свет уличных фонарей.

И Зена обязана была его уничтожить. Таково её призвание. Она – Воительница. Она – Королева вампиров.

Деревня Амфиполис в стране Греции как магнитом притягивала те неисчислимые ужасы мира, которые рациональный человеческий разум просто отрицал. А они ещё как существовали.

Мёртвые. Нежить. Тьма. Зло. Затаясь на древних кладбищах в ожидании хищных воскрешений, в лесопарках и на игровых детских площадках, Королева вампиров выискивала мёртвых мертвецов, демонов и даже вервольфов. Однажды она и сама умерла. На миг – до своей реанимации.

Воскрешения…

Как считала сама Зена, она была знакома со смертью слишком близко. Но в чём-то смерть была её жизнью.

Зена затаилась в темноте между деревьями у западной ограды лесопарка и слушала. Не лай собак, не бормотание прохожих людей, не шум ветра в деревьях. Она слушала звуки, выдающие присутствие мертвеца.

Вампира или вампирши.

Кто-то или что-то подстерегало людей в лесопарке. Если Амфиполис был Подземельем Ада, то лесопарк – его охотничьими угодьями. В регулярных обходах Зены это был традиционный пункт остановки. Но в последнее время обходов стало недостаточно. За прошлую неделю в лесопарке растерзали шестерых. Прикреплённый к воротам свиток извещал, что лесопарк закрывается в десять, но его никто не читал. На правила все плевать хотели, и крестьяне то и дело лазили через ограду компаниями или парочками.

Убийства были слишком жестокими даже для вампира. В этих убийствах была ярость, и ни Зена, ни её Король воров Автолик не могли определить её источник.

И вот Зена сидела и ждала. Автолик говорил, что она почувствует близость вампира. Может быть, это только воображение, но ей казалось, что чьё-то приближение она ощущает. Зло. Тьму. Опасность. Жажда крови. Но чтобы она ни чувствовала, ей не удавалось поймать это в фокус, сузить направление. Зена уже просидела в лесопарке часа два и не видела никого, кроме знакомых по деревне крестьян, принявших слишком много тёплого вина.

Она начинала тревожиться и злиться на себя. Ведь пока она тут сидит, этот мертвец может совершать очередное убийство. Просто ждать мало. Надо его искать, охотиться за ним, как он или она охотится за своими жертвами. Совершённые убийства напоминали вампирские, лишь вместо обескровливания жертв находили частично или полностью обглоданными или обгрызанными.

Зена сказала себе, что посчитает до ста и уйдёт.

Вопль раздался, когда она досчитала до семидесяти одного.

– Вовремя, – буркнула Зена и рванулась через лесопарк на звук.

Она перепрыгнула через деревянную скамейку, растоптав поросль жёлтых цветов, название которых не могла вспомнить, и бросилась наискось к деревьям в центре лесопарка возле озера.

Ночной воздух снова прорезал -крик испуганной женщины, забывшей о всякой женской гордости. Крик человека, которого убивают.

Ветви хлестнули по лицу. Зена выскочила из-за толстого ствола старого дуба. И вот мертвец перед ней: губы растянуты над бледным окровавленный горлом бродяжки, глаза которой уже заволокло смертью. Труп лежал на земле посреди поляны. Вампирша скорчилась над ним, как собака над костью.

До своей смерти вампирша была девчонкой не старше одиннадцати или двенадцати лет. Зене показалось, что она её узнала. Может быть, видела когда-нибудь, как она идёт в школу.

Тот случай, когда ничего не скажешь.

Вампирша повернулась к ней, ярко сверкнув огромными жёлтыми глазами. В тусклом свете луны блеснули окровавленные клыки. Девчонка бросилась на Зену, скрючив пальцы с когтями.

Зена завела руку за спину и вытащила из ножен серебристый меч.

– Давай, малышка, – шепнула она. – Мамочка зовёт, пора домой.

***

Хотя Зена никогда не стремилась стать Королевой вампиров, она, к собственному удивлению, обнаружила, что в этой работе оказалась мастером. Когда-то её ужаснула бы даже мысль о том, что она способна на насилие, а тем более на убийство. Но тогда она не знала, что в мире есть вещи, заслуживающие смерти, и только смерти. Миру нужна Королева вампиров. И Зена оказалась Воином.

Её матери было весь и весьма непросто примириться с этим. Зена скрывала от мамы правду сколько могла, а Сирена старалась не замечать очевидных свидетельств, которые могли бы открыть ей истину.

Но в конце концов дьявол вырвался из мешка – почти в буквальном смысле. У Зены не оставалось выбора, и она рассказала всё матери. В определённом смысле это было облегчением – отпала нужда в предлогах и оправданиях. По крайней мере, мать перестала удивляться, почему дочь, часто посещая лесные окрестности, еле-еле справляется с домашними хлопотами. Но в других отношениях это была катастрофа. Нельзя сказать, что Сирена восприняла правду стоически. Далеко не так.

После той ужасной ночи Зена на какое-то время уехала из деревни. Но теперь она вернулась, вернулась навсегда, и им с матерью, хочешь не хочешь, приходилось преодолевать возникшую неловкость во взаимоотношениях.

Они избегали разговоров на эту тему самым тщательным образом. Чтобы уклониться от расспросов матери о том, куда она идёт и какие ужасы могут ей встретиться, Зена чаще всего входила и выходила через окно. На дерево – и в открытое окно. И с каждым разом лазить было всё легче и легче.

***

Зена спрыгнула в свою тёмную спальню – там на краю кровати сидела мать. На миг Зене вспомнилась ужасная ночь, когда она вошла в комнату, а там её ожидал последний мамин любовник, Ной. Та ночь кончилась физическим насилием – для Ноя. Воспоминание смыло, когда Зена заметила на лице матери печаль и увидела, что в руках она держит приз, который девятилетняя Зена выиграла на соревновании по боевым искусствам.

– Здравствуй, Зена, – сказала мать.

– Мам, – отозвалась Зена, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Знаешь, я уже давно собираюсь тут прибраться. Честное слово, завтра обязательно…

Зена осеклась, когда мать встала и зажгла свечу.

На лице Сирены видны были следы слёз.

– Всё, о чём я просила, это только, чтобы ты появилась, – тихо сказала она. – Я не говорила тебе, что надеть, не спрашивала, не приведёшь ли ты случайно кавалера военного вида и с мечом на… на бедре. Я просто хотела, чтобы ты пришла.

≪Опять я оказалась никуда не годной дочерью≫, – грустно подумала Зена. Потом посмотрела вниз и тут же об этом пожалела. На краю кровати лежал пригласительный билет на благотворительную выставку в маминой картинной галерее. Крупным жирным шрифтом там было написано:

СПАСЁМ ПОТЕРЯННЫХ.

Далее шёл текст:

В наши не спокойные времена так много молодых людей не знают, куда пойти. И слишком многие из них идут на улицу.

Будьте сегодня с нами на выставке частной коллекции картин Майкла Кассатта. Потом состоится анонимный аукцион некоторых работ для сбора средств в пользу Амфипольского Приюта Беглецов.

Зена судорожно сглотнула. О сбежавших детях она многое знала.

Майкл Кассатт был известен своими портретами отцов с детьми. Когда одна богатая пара из Италии пожертвовала несколько картин Кассатта на этот аукцион, мать Зены пришла в экстаз. Сирена радостно показывала дочери картины, на которых отцы держали детей на руках, купали, укачивали.

– Посмотри на эту нежность, на эту любовь, – говорила мать, глядя на картины увлажнившимися глазами. И от улыбки, с которой она смотрела на собственную дочь, Зене становилось совестно. Потому что она такой матери не заслуживала. Она так часто её подводила.

Сегодня, например.

Сирена взглянула на неё в упор.

– Сегодня пришло много людей. Мы много денег заработали для приюта. – Голос её дрогнул. – И многие меня спрашивали, где моя дочь. О, я улыбалась и отвечала, что ты занимаешься боевыми тренировками. Зена, я знаю, что у тебя есть твой…долг, но ты же мне обещала прийти.

Зена уставилась на собственные руки.

– Мам…– сказала она. И больше ничего не сказала. Нечего было больше сказать.

– Ложись спать, – устало произнесла Сирена и пошла к двери.

Подавленная Зена села на кровать, ненавидя собственную жизнь.

– Иногда я жалею… – сказала Сирена почти про себя, стоя в дверях, и Зена замерла.

Жалеет – о чём?

Что Зена вернулась?

Мать вышла в коридор, остановилась, полуобернулась – но не обернулась. Будто не могла больше видеть Зену.

– Приходила одна пара – поговорить с работниками приюта, – сказала она в полголоса. – У них девочка пропала, её нет почти неделю. Зовут Тина. Она в седьмом классе. Они страшно переживают. Ты можешь себе представить, каково это – каждую ночь гадать, где твой ребёнок?

По щекам Зены прокатились слёзы.

Тина. Маленькая Тина Стангатовски. Она вспомнила это лицо. В таверне висел свиток:

≪Пропала девочка. Пожалуйста, помогите её найти≫.

Зена точно знала, где она. Точнее, где она была в последний раз. Сегодня ночью воительница вогнала ей лезвие серебристого меча в сердце.

Мать закрыла за собой дверь.

Много прошло времени, пока Зена заставила себя встать и потушить свечу. Потом разделась и забралась под одеяло.

Было уже больше двух часов ночи, когда она смогла уснуть.

***

Это было в три часа ночи. Час волка.

На пристани Амфиполиса Крис де Марко притулился к деревянному столбу и молча смотрел, как господа раздают свитки о новом Амфипольском Приюте Беглецов. Один из них был одет в старомодный костюм. Другой – в плаще или что-то вроде того. По возрасту они годились Крису в отцы. На самом деле один из них и был отцом Криса.

Отца звали Рон, и он был на вид уже очень не молодым. Курчавые чёрные волосы тронула седина. Крис состроил гримасу отвращения. Мог бы хоть одеться получше. Хорошо бы отец был клёвым и умел хорошо выглядеть, как отец Корделии Чейз. И вообще жить бы, как Корделия. Сколько Крис живёт на свете, столько де Марко и бьются в бедности. Отребье из лесопарка, которые живут в дешёвых домах, где жутко пахнет, – мать Криса работает уборщицей.

Крис считал, что именно поэтому Корделия так унижает его на глазах у всех крестьянских друзей. Габриэль – единственная девушка, которая хорошо к нему относилась. В таверне она как-то сказала Крису, что у неё есть способности к бардовским рассказам. Крис так удивился, что язык проглотил и ни слова не мог сказать. Габриэль, наверное, посчитала его ненормальным.

А потом Габриэль была всё время с Корделией, и потому Крис даже не мог подойти и сказать ≪спасибо≫. Теперь вообще не будет случая. Потому что он, Крис, сбежал.

Крис потрогал кинжал, спрятанный за пазухой. На рукояти было выгравировано ≪КИРИС≫, потому что Бэт не знала, как пишется его имя. Кроме одежды, это единственное, что он взял из дому. Бэтти подарила ему этот кинжал на день рождения.

И ещё – чудесный поцелуй, который видел отец.

А уж что папа сказал про Бэтти…

Крис тронул кинжал и проглотил обиду.

Рон де Марко и его лучший друг, Лекс Джонс, раздавали свитки о том, как надёжен приют, и что туда можно прийти, не называя своего имени. И никто к тебе приставать не будет – это гарантируется.

Может, папа Криса в это и верил, но это была неправда. Приди туда Крис прямо сейчас, его засыплют миллионом вопросов насчёт убийств и всякого другого. ВСЯКОГО другого. Например, что он делал все эти месяцы на улице. Они считали возможным тебя судить, эти дурацкие работники и добровольцы Приюта Беглецов. Особенно эти церковные монахи, которые приносили одеяла и еду. Синеволосая бригада. Ещё не зная тебя, они были уверены, что ты сбежал из великолепного замка, от чудесных и любящих родителей. Что это ТЫ испорченный. ТЫ и есть проблема. Они вполне верили, что твоей семье без тебя будет лучше, и что ты правильно сделал, что убежал. Но иногда в них просыпалось чувство вины или что там ещё, и они пытались тебе помочь.

– Эй, Золотистый!

Крис обернулся и увидел девушку в чёрном плаще. Это была Шер, прозванная так за седую прядь. Она утверждала, что увидела как-то встающего из могилы мертвеца, этот мертвец когтями выцарапывался из земли и рвался к Шер, раскрыв пасть, полную острых больших зубов. Так это было или нет, но седая прядь у неё откуда-то была.

Шер и дала ему эту кличку – Золотистый. Ей было не меньше девятнадцати, а ему шестнадцать. Она была его напарницей. Они вместе воровали. Понемножку – так, чтобы прокормиться. У бедных они не воровали никогда. А только у таких, как Корделия Чейз. Или даже у таких, признавался сам себе Крис, которые были похожи на отца. Или этого дурака Лекса в старомодном костюме, папиного лучшего друга из храма. Рон и Лекс. Так забавно, что у обоих короткие имена.

– Что стряслось? – спросил он у Шер.

– Что-то тут творится, друг, – сказала она ему.

Когда она называла его ≪друг≫, он вспоминал, что они просто друзья. Иногда это его слегка огорчало, но заставляло помнить, что он обещал самому себе. Скажи она ему когда-нибудь, что любит его, он бы испугался, потому что это значило бы, что она его оставит. Так действует на людей любовь.

Папе удалось заставить Бэтти Лопес его бросить.

Шер рассказывала:

– Жуткая суматоха там, в лесопарке.

Почти каждую ночь они спали в лесопарке. Бывало, что они находили тихое местечко или заброшенную хижину, но лесопарк был лучше всего, и многие из уличного населения устраивались там на ночь.

– Что за суматоха? Почему? – спросил он, улыбаясь, когда она сунула ему руку в задний карман штанов и поцеловала в лоб. Может, они и не любовники, зато – команда. Она ему по-настоящему нравилась, и это одна из причин, по которой он никогда не вернётся с улицы. Бэтти родители не любили, а Шер они стали бы ненавидеть. А он никогда не бросит её здесь одну.

– Говорят, нашли ещё тела. – Она щёлкнула зубами, будто что-то ела. – Какой-то неизвестный их обгрыз.

Он покачал головой.

– Ужасно.

– Я думаю, надо нам куда-нибудь отчаливать.

Ему стало страшно. Шер когда-то уезжала из Амфиполиса на несколько лет. И вернулась только за неделю до того, как они склеились. Крис не знал, почему его так пугает мысль пересечь границу Греции. Оставаясь в стране, он был вроде как дома. Не то чтобы ему хотелось домой. Но, как он узнал, мир не намного лучше заднего двора его дома.

– Но мы-то пока ничего не видели. Я думаю, ерунда всё это. Военные придумали, чтобы мы туда не совались.

На её лицо набежала тень – то ли боль, то ли неприятные воспоминания – он не знал, что именно, почти всё, что происходило у Шер внутри было от него скрыто. Пусть она не была его девушкой, но он был единственным в мире человеком, перед которым она могла открыться, с кем могла поделиться. Она ему в этом призналась ещё при знакомстве, когда они копались в мусоре Амфипольской таверны, собирая объедки. Он тогда только две ночи как сбежал, и было ему так плохо, что он даже подумывал вернуться.

Сейчас, стоя у Криса за спиной, она дёрнула его за волосы, чуть наклонив его голову назад. Может быть, она с ним заигрывала, но тогда он не знал, что сказать. Они уже полгода были вместе на улицах, и она ничего подобного не делала. Говорила, что называет его ≪Золотистый≫, потому что нашла на мусорке, как закопанный клад. Она говорила, что он ≪найдёныш≫. Была она самой симпатичной девушкой из всех, кого он знал, и рядом с ней он отдыхал душой.

Она дёрнула сильнее – так можно было и пару прядей выдернуть.

– Эй, ты! – крикнул он и тут же добавил: – Извини, но мне больно.

Он всегда был с Шер очень вежлив. Она не обязана возиться с таким сопляком, хоть он выглядел старше своих лет и часто сходил за взрослого. И за то, что она с ним рядом, он был ей безгранично благодарен. Если бы не она, сейчас бы его уже не было. Сомневаться не приходилось.

Шер сзади спросила:

– Чего?

– Ой! – На этот раз будто кто-то сдирал с него скальп. Он полуобернулся и нежно хлопнул Шер по плечу. – Перестань тянуть меня за волосы!

Она склонила голову набок:

– Золотистый, тебе мерещится. – Она вытянула руку, а другая всё ещё оставалась у него в заднем кармане. – Я тебя не трогаю.

– Ну, трогала… Ой! – Он схватился за затылок. – Кто-то меня кусает! – Он наклонил голову: – Посмотри! У меня там что-то в волосах!

– Стой спокойно! – приказала Шер.

– Крис? – спросил Рон низким и напряжённым голосом. – Крис, это ты?

Тот самый голос. Носовой, хрипатый.

– Бежим! – сказал Крис Шер. – Бежим скорее отсюда!

– Крис! – крикнул Рон и побежал за ними. – Крис!

Когда они забежали за угол, на лице Криса отражалась обида. Он, запыхавшись, остановился под уличным фонарём и наклонил голову.

– Наверное, это большой паук, найди его… Ой! Он меня кусает!

– Стой спокойно!

Она стала разбирать его волосы.

Издали донёсся рокот.

– Дождь будет, – буркнула Шер. – Этого только не хватало.

– Ой! – завизжал он, дёргаясь от боли. – Быстрее давай!

– Не вижу… Эй! Стой!

Ослеплённый паническим страхом, Крис побежал наугад, обхватив голову руками.

***

В своём доме рядом с дорогой, Джина Андерсон никак не могла заснуть, ничего не помогало, и она ворочалась в кровати. Джина скорее притворялась спящей, нежели на самом деле.

Она знала, что уже поздняя ночь. И знала, что завтра ей нужно рано вставать, чтобы пойти на работу. Поэтому она ворочалась в постели, решительно призывая к себе сон.

Несколько месяцев назад, в субботу утром, она встретила своего приятеля Автолика, известного под прозвищем Короля воров. Джина знала, что от него разит перегаром и вид у него ужасный, и сделала несколько небрежных шутливых замечаний насчёт того, что он вчера украл. Обычный грек махнул бы рукой, сказал бы что-нибудь невинное – не зря же все дома в Амфиполисе разделяют заборы, но Автолик её удивил. Гречанин на минуту прислонился к стене, глядя на Джину с не поддельным сочувствием, и сказал:

– Я король воров и этим всё объясняется. Я этим живу. Я не говорю вам, как вы выживаете. Но я поступают так, как считаю нужным. Конечно, я мог бы найти работу, но батрачить на кого-то не в моей компетенции. Я сам себе хозяин.

Джина чуть не рассказала ему о том воровстве, которое она ведёт каждый день. Нет, это не дни стали невозможными – ночи. Ночи, когда вертишься и мечешься, когда принимаешь всякую дрянь, чтобы быть способной к работе. Или пьёшь, чтобы перестать чувствовать. Или ищешь чего угодно, только бы избавиться от постоянной, неослабевающей тревоги.

Страх подползал и не отпускал. Страх, что она окажется одна, если не придёт Бритни. Она просыпалась в ночи, звала дочь, звала мужа, и проверяла их комнаты снова, снова и снова. И рыдала в подушку.

Четыре года жизни в аду, ночь за ночью. Но она была человеком, привычным к тяжёлой работе, и знала, что плакать в подушку – не поможет. И хотя Джина больше всего на свете хотела рассказать этому почти незнакомому человеку всю свою печальную историю, она только что-то промямлила насчёт того, что просто тоскует по дочери. И отвела глаза, притворяясь, что не хочет говорить на эту тему. Но она хотела. Очень хотела. И ей пришлось быстро повернуться и уйти, пока гречанин не увидел её слёз.

И только спустя некоторое время они действительно законтачили. Они обсуждали поведение детей, самоубийства, бегство из дому и способах предотвратить это. Джина знала, что Торговая Палата не хочет это обсуждать, но в Амфиполисе побегов из дому и самоубийств среди молодёжи была очень настораживающей.

Тогда эту роль ≪зануды≫, как это называли военные, поручили ей. Она сама настаивала, уверяла, что справится, что не воспримет это слишком близко к сердцу. Она раздавала свитки с информацией о национальных ≪горячих линиях≫ и новом Приюте Беглецов, организованным Роном де Марко – местным жителем, у которого собственный сын был в бегах. Давно пора было уже что-нибудь такое сделать. Может, если бы такой приют существовал, когда сбежала Бритни…

В школу вошёл какой-то парень и спросил:

– Бритни не появлялась?

На Джину нахлынули боль и… да, и стыд. На минуту она лишилась дара речи. Она мямлила, заикалась, потому что не хотела и не могла делиться с этим милым ребёнком своей личной мукой.

Но тут Автолик, сидевший в дальнем углу класса (король воров посещал иногда школьные заведения), прокашлялся и сказал:

– Насколько я понимаю, приют ищет пожертвования? Может быть, организовать сбор средств в их организации? Или в другой подобной э-э… благотворительной организации? Это дело очень достойное.

Разговор ушёл от Бритни, но мальчик всё глядел тревожными глазами. Джина хотела потом с ним поговорить, но потеряла из виду в водовороте людей, устремлявшихся к выходу.

К ней подошёл Автолик и спросил:

– Как вы себя чувствуете?

И пригласил на чай.

И они стали говорить, вторгаясь на очень опасную территорию, хотя гречанин вёл себя очень по-гречески: отстранённо и чуть настороже. Защищая свой собственный мир. И ладно. Джина всё равно никогда не умела рассказывать о своих чувствах. Может, поэтому и ушла из дому Бритни…

Вот тут Джина вспомнила, где она слышала Автолика. Точнее, читала. В свитке. Женщина была убита, и труп найден в крови её любовника. Этим любовником был Автолик.

Противная история.

Это дело вела не она, но узнав, что к ней причастен Автолик, Джина немножко покопала вокруг. Ничего не всплыло. И, кажется, ничего и не всплывёт. Автолику она о своём расследовании не сказала, но этот человек протянул ей руку, и Джина хотела сделать ответный жест. Нет, она ничего не скажет (если он сам не заговорит), пока не найдёт чего-то, что может помочь. Она никогда не говорила Автолику о том, как долго после убийства женщины король воров оставался главным подозреваемым.

Теперь, вспомнив доброту Автолика и то, как мало осталось у неё друзей после распада семьи, Джина решила воспользоваться предложением Автолика заходить в любое время, когда захочется поговорить. Она посмотрела на часы – почти четыре утра. Даже у короля воров-гречанина доброе расположение может иметь границы.

Автолик был королём воров несколько лет. Дочь Джины он не знал. Когда Бритни ушла их дома, Автолик ещё не жил в Амфиполисе. Он не мог знать, каким ужасным ребёнком была Бритни.

Сегодня был её день рождения. Ей исполнилось девятнадцать. Это если она ещё жива.

Молясь, чтобы это так и было, Джина Андерсон выпила хорошего вина в честь дня рождения дочери. Она молила о том, чтобы Бритни объявилась снова.

Один раз. Только один раз за последние четыре года. Через полтора месяца после бегства Бритни в дверь постучали. Один раз.

Стив глянул на Джину и затаил дыхание. Не отводя глаз, он подошёл к двери, откашлялся и хрипло выдохнул:

– Кто там?

На крыльце никого не оказалось, лишь под ногами валялась смятая записка. От слов Бритни, которые были написаны чернилами, Джина упала в обморок.

– Мам, у меня всё отлично. Я жива. Скоро опять напишу.

Джине не удалось увидеть Бритни. Никогда в жизни она не чувствовала такой обиды.

Больше Бритни не писала.

Стива тоже не стало – погиб в уличной драке.

А Джина всё ждала у крыльца, чтобы увидеть лицо своей девочки.

Она глотнула ещё вина, мысленно оценивая степень своего опьянения. Если утром что-нибудь принять, чтобы встряхнуться, всё будет хорошо. Ладно, не хорошо. Хорошо уже никогда не будет, но работать она сможет.

Она поставила бутылку и снова перевернулась на постели. Нет сна. Она подумала о кинжале. Подумала о бутылке. Подумала о своём ребёнке. Затем она встала, оделась и вышла на улицу. Она дошла до дома короля воров и постучала в дверь.

С первого стука дверь распахнулась, будто человек по ту сторону двери ждал.

– Король воров, э-э… Автолик? – тихо сказала Джина. – Извините, я знаю, что уже поздно…

– Отнюдь, – очень вежливо ответил гречанин. – Я только что поставил чайник на огонь.

Комментарий к Пролог.

Амфиполис тут современная деревня, в которой проживают все персонажи, задействованные в фанфике.

========== Глава 1 ==========

Комментарий к Глава 1

Персонажи тут работают в деревенской школе учителями, а по ночам убивают всякую нежить из Подземелья Ада.

Потерявшиеся…, но не забытые. Потерявшиеся…, но не забытые.

Зена проснулась с лицом, мокрым от слёз. Неужели ей снова снилось, что она на дороге?

Она лежала неподвижно, крепко зажмурившись, чувствуя боль, просто поддаваясь ей ещё только на один миг, позволяя ей жечь себя. Потом она вытерла слёзы. Если быть с собой очень честной – а именно такой она была последние месяцы – она знала, что ей это не снилось.

Она надеялась, что слёзы вылечат очень глубокую рану, врезавшуюся прямо в душу. Ту боль, которая терзала её, даже когда она улыбалась.

Так много погибших друзей. Ей вспомнилось лицо Лайкуса.

Даже сейчас мама отчаянно цеплялась за мысль, что Зена совершила какую-то ошибку и поэтому стала Воительницей. Будто Сирена обвиняла её в чём-то, считая, будто пожизненная битва с силами тьмы послана в наказание. Потому что, если судьба Королевы вампиров постигла тебя за плохой поступок, может быть, если ты его исправишь, приговор будет смягчён.

Очень далеко от истины.

Зена знала, что некоторых никогда не касается никакая порча. Когда многого не ждёшь, получаешь всё, что хочешь: мужа или жену, хорошую работу, детишек. Покупаешь в магазине симпатичные магнитики с надписями и лепишь их на холодильник.≪Стоит потратить время, чтобы понюхать цветы≫, ≪Поцелуй повариху≫, ≪Во что веришь – того достигнешь≫. Эти люди ходят в церковные храмы или имеют хобби, как мистер Кэлхун, живущий через дом, который полдня раскрашивает картинки по цифрам. Готовыми картинками он очень гордится, но на самом деле он только наносит краску по нарисованным контурам на свитке. Даже цвета не выбирает. Краски в тюбиках продаются вместе со свитками, и на тюбиках стоят номера.

В жизни Зены ничего подобного не бывало. Не было не единого места, где надо было бы оставаться в пределах очерченных границ.

Бывают люди, у которых жизнь полна радости. Как этот художник, Майкл Кассатт. Он наверняка очень счастливый отец, раз рисует все эти портреты отцов с детьми. Зена легко представила себе, как этот художник купает пухлого младенца или укачивает его на руках.

Потом перед ней возникла Тина Стангатовски, разлетающаяся в пыль.

Нет, не жалость к себе заставила Зену плакать во сне. Она – Королева вампиров, одна на всё своё поколение, стоящая между силами тьмы и остальным человечеством. Она это приняла и с этим жила. Для неё это был своего рода экзорцизм – дать себе возможность почувствовать эту боль и попытаться выпустить её наружу. Отпустить. Но иногда она ощущала, что с каждой слезой теряет больше, чем боль. Она теряет способность глубоко любить, страстно желать…

Зена глубоко вздохнула и остановила плач. Больше она не могла выдержать – сейчас. Просто всегда самое тёмное время – перед рассветом. По крайней мере, так сказали бы люди вроде мистера Кэлхуна или знаменитого художника, рисующего детей. Но для Зены мир становился всё темнее и темнее, а рассвет с каждым днём наступал всё позднее.

В небе раздавались громовые раскаты, угрожая ливнем. Она подумала: а в самом ли деле это гром? Или это предвестие неизвестного ещё зла, спускающегося на землю, с которым ей придётся биться?

Но не это заставляло её плакать. Она приняла свой долг Королевы вампиров. Она не искала способа от него избавиться, не пыталась сбежать.

Больше не пыталась.

Молча смотрела она на то, что осталось от её прошлой жизни. Миссис Гордо, плюшевая свинка и другие мягкие игрушки. Бабочки на дверях и японские зонтики. Кто-то из маминых подруг сказал, что комната очень милая. Разумеется, не догадываясь, что в шкафу стоит сундук с двойным дном, а в нём флаконы святой воды, головки чеснока, вылитые из серебра меч и шакрам с кинжалом и много-много острых отточенных кольев.

Очень мило.

На ночном столике стоял портрет Джоксера и Габриэль. Она слабо улыбнулась. Второй Габриэль в мире не найти, и Джоксеры тоже встречаются не чаще. Милые друзья. Ей с ними хорошо.

Она услышала голоса и слегка поморщилась. У мамы в этот час гости? Или в доме есть что-то, чего в нём быть не должно?

Повинуясь рефлексам Королевы вампиров, она спрыгнула с кровати, натянута халат и сунула в карман серебристый кинжал. Быстрыми неслышными шагами пошла по коридору, останавливаясь и пытаясь предупредить любую возможную опасность.

Она услышала плачь – надрывный, идущий из глубины души. Знакомый плач.

– Мам? – позвала она тихо.

Побежала вниз по лестнице, потом из передней вышла в кухню.

Сирена в плиссированном халате, со спутанными волосами, стояла лицом к Зене. Она обнимала мужчину в чёрном плаще, а тот безуспешно всхлипывал. Зена видела, что этот мужчина цепляется за мать и едва держится на ногах.

– Ангус, её найдут, – сказала Сирена и в упор посмотрела на Зену.

Зена не знала, что делать. Неловко помявшись, она вышла из кухни на цыпочках и остановилась у лестницы.

– Сирена, она такая маленькая! Слишком маленькая, чтобы сбежать! Что-то с ней случилось. Что-то плохое, я знаю, знаю! – Мужчина почти кричал. – Боже мой, Тина!

Зена застыла на месте. Её захлестнуло чувство вины, и ей пришлось напомнить себе, что она не виновата. Девочка, которой была когда-то Тина Стагнатовски, была давно мертва, когда она пронзила серебристым мечом ходячий труп. Не ребёнка этого мужчины она уничтожила. Но она знает, что с ней случилось, и никогда не сможет сказать этого её отцу. Мистер Стагнатовски так и сойдёт в могилу, гадая, что случилось с его милой девочкой. Каждую ночь он будет подходить к окну смотреть, не бежит ли она по дорожке. Он будет вздрагивать от каждого шороха. Всю оставшуюся жизнь.

Зена могла избавить его от этой муки. Она могла сделать это прямо сейчас.

Сердце её гулко билось. Она сошла на одну ступеньку. Ей не полагалось говорить о Подземелье Ада, об ужасах и опасностях, от которых она защищала людей. Будет ли мистеру Стагнатовски лучше, если он узнает правду? Поверит ли он Зене? Или предположит, как её мать когда-то, что она сошла с ума?

– Мы разместим ещё объявления, – ласково сказала Сирена. – И я схожу к Рону де Марко в приют. Если она появится, то они попросят её с тобой связаться.

– А если нет? – уныло спросил мистер Стагнатовски. – Если она не понимает, как мы её любим и как по ней тоскуем?

Всегда ли тоскуют по тем, кто сбежал? Зена ощутила, как на глазах вновь выступают слёзы. Усилием воли она подавила их и стала смотреть в даль, вспоминая дорогу и путь домой.