Текст книги "Концепция силы. Юлька (СИ)"

Автор книги: Джиллиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

9

Люда остановилась на углу школы, где нет окон, огляделась и вытащила из кармана куртки мобильник.

– Господин генерал! Докладываю: диверсия прошла благополучно, противник ни о чём не подозревает и счастлив безмерно!

– Ты уверена, что она тебя не раскусила?

– Ну, Олег Владимирович, за кого вы меня принимаете? Я сыграла роль деловой женщины просто гениально. Никаких сантиментов о прошлом – всё внимание товарам и ценам.

– Что она взяла?

– Почти всё. Деньги, как вы и говорили, у неё были. Чуть-чуть только призаняла.

– Значит, он ей уже заплатил…

– Олег Владимирович, я во вкус вошла. Может, ей ещё и косметику принести? Помаду там, тени, а то у неё страшненькие.

– Что значит – страшненькие?

– Ну, помада из дешёвых, с губ расплывается. Карандаш у неё явно грубоват и нестойкий… Ещё бы ей неплохо было ресницы подчеркнуть. Я уже знаю, какую тушь можно предложить…

– Честно говоря, я бы предпочёл, чтобы на её губах вообще помады не было.

– Ну, так это вы. А девушке…

Серая ворона тяжело села на ветку боярышника в двух шагах от Люды. Сначала девушка от неожиданности вздрогнула: не так часто вблизи увидишь эту птицу. А приглядевшись, оцепенела: ворона немигающее смотрела на неё влажными глазами, а из полуоткрытого клюва капала мутно-красными шариками кровь.

– Люда, что-то случилось? Почему ты замолчала?

– Олег Владимирович… Тут… В общем, потом…

– Нет, сейчас.

– Птица здесь, ворона. Кажется, больная…

… Влад замкнул последнюю паутинку. Видимая его неподвижному взгляду паутина медленно осветилась розовой пушистой волной к центру пересечения и так же медленно обвисла. Всё. Первый есть.

… Люда судорожно вздохнула. Чёрные глаза вороны внезапно поблёкли, и птица, неловко раскинув чёрно-серые крылья, провалилась сквозь кустарниковые ветви к корням дерева. Девушка машинально шагнула к ней посмотреть. Неподвижное тело вороны с нелепо раскоряченными крыльями застряло в ветвях. Люда без раздумий подняла птицу, сложила крылья вместе («Бедненькая, хоть лежать будешь спокойно!») и припрятала в густом кустарнике со стороны газона. Лишь бы мальчишки не заметили.

– Олег Владимирович, она умерла. Жалко.

– Ты там не стой. Иди к машине. Приедешь – всё расскажешь подробно.

И Люда поспешила к машине, где её ждал один из сотрудников фирмы.

–

… Сальные волосы крысиными хвостами спускались к его лбу, не столько пряча обширные залысины, сколько подчёркивая их, а заодно обнаруживая странную форму головы – форму перевернутой груши. Кроме того у пьяницы, копавшегося в мусорном ящике на задворках небольшого кафе, на плосковатом лице недобро поблёскивали такие жен плоские, будто вдавленные свиные глазки. Бомжем его никто не назвал. Скорее, он являлся тем безработным, кто уже давно махнул на себя и на мир рукой и живёт теперь от пособия к пособию, а между ними промышляет сбором пустых бутылок и банок, а то и тем, что плохо лежит. И всё это во имя одной всепожирающей цели – выпить. Этого пьяницу жена вчера в очередной раз выгнала из дому. Сама она получала пенсию, и он искренне не мог понять, почему, почему бы её не расщедриться хоть в день пенсии и не отметить его бутылкой. Желание жены «жить как все» казалось ему по крайней мере странным. За каждым домашним предметом он ясно различал сияние бутылки, отнюдь не пустой. И вчера вечером жена застукала его набивающим карманы чайными ложечками из кухонного шкафчика…

И вот он висит на проржавевшей стенке «мусорки», разгребает выворачивающее вонючее дерьмо, и ага, вот что-то блеснуло…

Он нетерпеливо раскидал отходы, осторожно вытянул за горлышко бутылку и разочарованно швырнул её обратно. Надбитая. Не возьмут. Он постоял у «мусорки», машинально продолжая обыскивать глазами её поверхность, один раз искоса зыркнул на женщину, пересекавшую двор. Попробовать присоединиться к тем, кто поудачливее?..

Он нерешительно сделал шаг от мусорного ящика и внезапно согнулся от резкого удара в живот. Ничего не соображая, дёргая широко раскрытым ртом от боли и тараща светлые глазки, быстро краснеющие от слёз, он никак не мог разогнуться: боль ворочалась в животе и пожирала его изнутри. Потом подломились ноги, и он упал коленями в грязную жижу, бензиново-разноцветную, и дёргался, пока не рвануло по глазам чем-то остро-фиолетовым…

Он медленно разгибался, затем неожиданно пластично перетёк из коленопреклоненного положения в стоячее. Минуты назад дряблое и одутловатое, лицо его резко обострилось, превратившись в маску самодовольного, но озлобленного превосходства. Он внимательно оглядел свои руки, потрогал своё лицо, и недовольная гримаса тенью обвеяла маску, когда существо в человеке поняло, какую телесную оболочку обрело.

Выходя из тёмного двора на предвечерне туманные от сероватой мороси улицы, он оглянулся. Глаза его блеснули кошачьим сполохом, но не желтоватым или зеленоватым, а неоново-фиолетовым.

… Юлька открыла дверь, толкнула её и внесла в квартиру две битком набитые сумки.

– Это кто там пришёл? – задорно спросила мама.

– Ты всё равно не поверишь! – в тон ей откликнулась девушка.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим!.. Голос весёлый, не устала, да?

Мама появилась из кухни, вытирая руки полотенцем, и остановилась.

– Юленька, что это? Богато как смотрится! Красота-то какая… – шёпотом закончила мама. – Повернись-ка, посмотрю сзади… Господи, откуда такая красота?

– Это ещё что! Ты сюда посмотри! – Юлька распахнула плащ и притопнула ботинками.

На изумлённые причитания мамы из зала выглянул отец. Крепко, как припечатал, обновку одобрил и поинтересовался, не голодна ли дочь.

Мама бросилась было на кухню, но Юлька, с трудом и в спешке освободившись от обувки, потащила сумки к себе в комнату, и мама, разрываемая необходимостью накормить дочку и желанием утолить своё любопытство, не выдержала и присоединилась к Юльке. И было полчаса рассказа и демонстрации вещей.

Потом Юлька ела – и рассказывала заново. Она была готова повторить повествование о странном и волнующем происшествии, так богато одарившем её, только бы постоянно озабоченная нехваткой денег в семье мама продолжала восторженно ахать. «А послезавтра – аванс! – радостно напоминала себе Юлька. – Наши-то дали в долг именно под аванс! А деньги, припрятанные от Владова аванса можно потратить завтра, в методический день! Идём по книжным! Ура! Живём. В общем, здорово».

Зайчишка сидел на кровати и снисходительно смотрел на гору вещей перед своим носом. Гору надо было перебрать и разложить по ящикам и по вешалкам. Юлька не утерпела: влезла в джинсы, надела мягкий, в малиново-чёрную полоску джемпер с высоким воротником – и побежала к маме напроситься на комплименты. Мама поахала и тоже не вытерпела, пошла за Юлькой в комнату – ещё разок полюбоваться вещами, солидно обсудить, что носить, с чем и когда. Пока шли, Юлька ещё придумала: «Ха, я теперь богатая! Пойду завтра – и куплю тот дорогущий журнал по вязанию, насмотрюсь – и свои вещички довяжу!»

Идиллию прервал телефонный звонок из прихожей. Юлька поспешила к телефону и вдруг прозрела, поняла, что звонит Олег, и поняла, что именно он…

– Это ты? – зловеще пробормотала она в трубку, боясь, что услышит мама.

– Наверное, я, – безмятежно отозвался Олег. – Если это ты.

– Зачем ты это сделал?!

– Чтоб ты зря деньги не потратила.

Юлька чуть дар речи не потеряла. Нахал!

– Алло! Куда пропала?

– Кто тебе разрешил решать за меня!

– Тебе не понравилось?

– Мы всего один день виделись, а ты уже командуешь мной!

– Ну, если проблема только в одном дне, мы можем встретиться и сегодня, и завтра, и послезавтра. И обрати внимание: ты же считаешь себя вправе отчитывать меня, несмотря на один день нашего знакомства.

– Ты прекрасно понял меня. Не переворачивай.

– А пошли гулять, о смиренная и покорная?

– Если я и выйду к тебе, то только затем, чтобы врезать тебе хорошенько и за вещи, и за смиренную и покорную! Он ещё шутить изволит!

– Интересно, какая из вещей так повлияла на твоё боевое настроение? – задумчиво вопросил Олег. – Так. Ты надела джинсы. Вполне возможно. А драться удобнее, если есть мягкий свитер. В котором из них ты сейчас? Не в красно-чёрном ли?

– Я сейчас орать буду, – пообещала Юлька, – громко и пронзительно.

– А всё-таки?

– Хочешь проверить? – с вызовом и в полный голос спросила Юлька и услышала в его голосе искреннее сожаление:

– Насчёт вещей-то проверить? Хотелось бы, да работы невпроворот.

– А сам приглашал погулять…

– Слышу печаль и разочарование в голосе. Но время-то только пять. Как насчёт семи вечера?

– Нет! Мне надо подумать. У меня тетради. И вообще я стирку затеяла! – рассердилась Юлька, вынужденная второпях искать предлог для отказа.

– Думай. Проверяй. Стирай. Я вечером перезвоню. Пока?

– Пока.

Она уловила в его голосе улыбку и улыбнулась сама. Бессовестный. Но – внимательный… А потом – озадачилась: «И что теперь делать с вещами? Отвезти – адреса не знаю… Где-то читала – нельзя отказываться от мужских подарков. А это – подарки? И виделись-то всего ничего. Он вообще не имеет права дарить мне чего-либо! И почему он назвал меня смиренной и покорной? Шутка? Или намёк на будущие отношения? Да я ему покажу смиренную и покорную!»

Мама уже закончила развешивать и раскладывать вещи в Юлькином шкафу и, может, поэтому вспомнила:

– Да, чуть не забыла с этими хлопотами… Приезжал какой-то молодой человек, Алексей, сказал, что от Влада. Привёз картинки для тебя. Я их тебе в твой стол положила.

– Алексей? – несколько удивилась Юлька. В кружке Алексей – самый заносчивый тип да ещё, как девушка подозревала, величайший сноб из всех виденных ею людей. Чтобы он заехал к ней лишь завезти отксерокопированные страницы, Владу, видимо, пришлось немало потрудиться, уговаривая его.

– Болезненный какой-то, – рассеянно продолжала мама, собирая своё вязание в корзину, которую всегда таскала с собой по комнатам. – В дом и не зашёл даже. Лицо каменное. Ни здравствуйте, ни до свидания… Только: «Юлия дома? Отдайте ей, пожалуйста, листы. Влад передал». Только отдал, огляделся, как будто плакать хочет, и побежал вниз.

Про себя Юлька громко хмыкнула, но матери ничего не сказала. Мама всегда всех жалеет, всегда найдёт причину оправдать невежливое поведение… Теперь Алексей перестанет в упор видеть Юльку, зная, в каком районе она живёт и в какой квартире. Ну и плевать!..

По странной логике воображение предложило ей картину: Алексей паркует свою машину у дома Влада; одновременно подъезжает роскошная машина Олега, которого Алексей откуда-нибудь знает как ровню себе; Олег открывает дверцу – из машины выпархивает Юлька в короткой собольей шубке, накинутой на лёгкое платье – как героиня одного итальянского сериала – и лето! Обязательно лето! – и небрежно кивает ошеломлённому Алексею, после чего в прелестных туфельках на высоких каблучках опять-таки впархивает в дом. Вот только что делать в таком наряде в комнате для медитаций?..

А интересно, машина Олега – роскошная? Юлька же в таких вещах не разбирается.

В ящике стола, в котором бы впору раскопки производить и время от времени выуживать на свет Божий нечто оригинальное, забытое, но очень нужное (ну, когда-нибудь понадобится!), прикрывая всю свалку, лежали листы с пентаклями.

Юлька выдвинула ящик на всю длину, и мурашки зябко рассыпались по всему телу: неужели мама видела её ночные художества? Но нет. Обычно мама старается не заглядывать в её вещи: «Господи, от беспорядка в твоём столе меня удар хватит!» Да и чудовища притаились в папке, куда девушка их с утра засунула…

Новый зигзаг мыслей: «А если появление моих кошмариков связано с рисованием пентаклей? Не-ет… Я же читала пояснения к ним: приворожить удачу, на денежные дела, на гадания… Нет, не может быть. Всё-таки они последствия чего-то другого. А почему последствия? Может, наоборот причина? Так, заканчиваем болтать.».

Юлька зажала коленями корзинку для мусора и начала точить карандаши. Папка осталась нераскрытой. «Карандаши-то я приготовлю. Но, может, пока чем другим заняться?» И она мысленно просмотрела своё хозяйство: под столом корзина для вязания и большая коробка: в ней давно надо порядок бы навести – что-то из начатого вязания оставить, что-то распустить; на нижней полке шифоньера стоят два огромных пакета, тяжеленных от собранной за годы макулатуры – статей и иллюстраций из разных журналов, давно бы надо разобрать эти завалы, расклеить по карточкам и альбомным листам и пользоваться ими на уроках, да только ведь пока гром не грянет – мужик не перекрестится: Юлька лихорадочно клеит нужное только тогда, когда подходит нужный урок. А так – руки не доходят. «Копуша ты и барахольщица!» – усмехнулась Юлька себе и вздохнула, обернувшись на книжный шкаф за спиной: там, на одной полке, на сегодняшний момент собран весь Кинг, которого она нашла по магазинам, открой любую страницу – ухнешь в чтение с головой…

«Ну нет, – вздохнула девушка, – лучше быстрей закончить с пентаклями. Если уж Влад Алексея уговорил – значит, основания торопиться были».

10

Когда пришла пора укладываться спать, как ни странно, много чего было уже сделано: и связано приличное количество рядов последнего рукава к свитеру, и склеено несколько карточек, и – что самое важное – перерисованы и раскрашены все пентакли. Юлька собрала книги и тетради на послезавтрашний день, проверила ручко-карандашное хозяйство.

«Тянешь время, голубушка?» – поняла она и нехотя взялась за папку. Теперь, когда она примерно представляла, что происходит по ночам, рисунки вызывали у неё и любопытство, и опаску. Но что делать дальше, за какой кончик дёрнуть, чтобы запутанная неразбериха оказалась стройным архитектурным произведением, в котором присутствует здоровая, нормальная логика, всё объясняющая?.. Юлька ещё раз бегло просмотрела листы и покачала головой. Памяти зацепиться не за что… Девушка взглянула на разостланную постель, терпеливо ждущую её. На зайчишку, укрытого по пояс одеялом.

Спасительный звонок избавил пока от необходимости решать проблему.

– Добрый вечер, солнышко. Я не слишком поздно?

– Если ко мне обращаются ласково, значит, чего-то хотят от меня. Я, вообще-то, к этому привыкла, – едко сказала Юлька. – Чего хочешь ты за своё «солнышко»?

– Великолепно! Так, приступим к анализу ситуации. Я изучил твоё расписание и нашёл в нём одну странность: на завтра у тебя уроков нет. Почему?

– Это называется методический день.

– Да? И с чем его едят, этот методический день?

– В методический день мы, учителя, должны повышать свой методический уровень, – нудным голосом начала Юлька, – работать со специализированными газетами и журналами, штудировать новые пособия и учебники по предмету и так далее.

– Откуда у меня ощущение, что ты о чём-то умалчиваешь?

– А ты порасспроси поподробней свою шпионку, – не замедлила с ответом Юлька, – уж она-то пед закончила, всё знает.

– В таком случае, подожди немного, солнышко, я ей перезвоню, – обрадовался Олег.

– Эй-эй-эй! – испугалась Юлька. – Мне спать пора, а разговор и так затягивается. Говори прямо, что именно хочешь узнать.

– В какое время завтра ты свободна?

– С утра я хочу погулять по книжным магазинам, к обеду домой, а вечером у меня кружок.

– У Влада?

– У Влада.

– Кафе-мороженое у «Детского мира» знаешь? Наверняка. В одиннадцать я буду там.

– Ладно.

– Тогда спокойной ночи, солнышко.

– Подожди, Олег!

– Слушаю.

– Понимаешь, мне нужно решить один вопрос. Причём и да, и нет почти равнозначны. Если нет – останется неизвестность. Если да – возможно, что-то узнаю, но только возможно. Косноязычно, наверное, объясняю… В общем, я думаю сыграть. Реши за меня: да? Или нет?

– Да, незамедлительно ответил Олег.

– Спасибо.

– Спокойной ночи!

Возвращение в комнату после ответа Олега внесло некоторые изменения в подготовке ко сну: зайчишка под громкий вздох Юльки отправился в кресло, а последние три листа вырваны из альбома и разложены на письменном столе. Забравшись под одеяло, Юлька повозилась, выбирая позу поудобнее, и прошептала: «Господи, благослови, чтобы всё прошло хорошо…»

Сначала сон не приходил, и Юлька встревожилась, почуяв на ступнях ног вкрадчивую и неприятную щекотку первых признаков бессонницы. Пришлось срочно вспоминать рецепты от неё и выбирать самый приемлемый, когда и спать хочется, и делать для этого уже ничего не хочется – вставая. Самым лучшим оказался совет Влада: «Обнимите себя за плечи – они обычно холодные – и закройте веки. Но – смотрите, смотрите на картинку перед глазами. Поймайте движение или предмет, пусть даже намёк на предмет и старайтесь не выпускать его из виду». И Юлька сосредоточилась на внутреннем взгляде и… плавно въехала, вплыла в темноту…

– … Дура!

Под ладонями лицо – мокрое, скользкое, холодное. Какая-то странная поза – коленки перед глазами, спина во что-то неудобно вжимается. Сверху – на голове и свешиваясь на колени – мягкое, сухое, непонятное. Но не страшное. Страшное осталось там, за криком, ставшем захлопнутой дверью. Сердце грохотало пожарным набатом – будто запоздалое эхо. Тело сотрясала такая дрожь, что девушка не могла остановиться и взять себя в руки. И больше всего поражало, что такое на самом деле может быть: всего лишь какая-то дрожь – и нельзя успокоить тело, совладать с ним. Рассудок уже забыл причину испуга, а тело продолжало помнить.

Оказалось, что сидит в кресле, а игрушку накинула сверху, чтобы заяц обнял её всеми четырьмя лапами – и защитил?.. И не может Юлька не только сердце и тело унять, но никак не справится и со ртом, судорожно распяленным в плаче.

Онемевшие от напряженного сидения в кресле ноги Юлька опустила на пол медленно. Стянула с себя игрушку, отложила в соседнее кресло.

Обыденный свет торшера устоялся в комнате. Всё как обычно. Наверное, только свет насыщеннее жёлтым цветом, а тени гуще и черней. Но ведь со сна да поздней ночью всегда так. Кстати, который час?.. Девушка встала на ноги. Ощущение из непонятных: будто стоишь на матерчатой зыби с плохими пружинами, которые то и дело едут то в одну, то в другую сторону.

Три. И десять минут. Четвёртый час.

Девушка оставила будильник под кроватью и неуверенно зашагала к письменному столу. Села, сложив на коленях руки, в которых недавняя крупная дрожь всё ещё отдавалась подрагиванием…

Перед сном она вырвала из альбома три листа. На столе лежало четыре. Чтобы получить четвёртый, она разодрала пополам крепкую альбомную обложку и рисовала на чистой стороне.

Опять чудовища. Кошмары из кошмарных снов. Жуткие и яркие от сочетания контрастных цветов. И карандашами она поработала здорово: на месте некоторых, особенно усиленных линий рисунок блестел, словно Юлька пользовалась не карандашами, а жирными мелками. Отчётливо было видно, что рисунки сделаны наспех – нет, даже стремительно. Но бумага не помята, не разорвана.

Юлька оглянулась на зайчишку, но не успела полностью отвести взгляд от чудищ, как что-то вновь её зацепило, точно боковым зрением она рассмотрела то, чего раньше не замечала. Вполне возможно. Теперь ей все эти кошмарики казались очень знакомыми. Неужели боковым зрением она уловила часть сна? Навряд ли. Тогда бы рисунки вызвали у неё (она была уверена в этом) ту же реакцию, остатки которой она обнаружила у себя, едва пробудившись.

Или более уместно слово «очнувшись»? Тогда и боковым зрением не уловилось, а «приблазнилось».

Привычная игра со словами настолько успокоила, что Юлька оживилась. Начали возвращаться обычные ощущения, и тут Юлька поняла, что замёрзла. Не то чтобы продрогла, а просто кожа стала зябко холодной. Немудрено. Сидит же она без движения, в одной короткой маечке и трусах. Она представила себе чашку – кофе? Чая? – достаточно горячей воды и заторопилась: натянула штаны (первая и последняя попытка сшить что-нибудь по «Бурде») и домашний джемпер, а к ним – со вздохом удовольствия – тёплые носки с горячей батареи.

Всё, готова. Теперь крадучись, чтобы не дай Бог хоть одна доска скрипнула, на кухню. Юлька с детства привыкла, что мама очень чутко спит, а проснувшись, снова заснуть не может. Так что теперь, изучив все коварные доски пола, Юлька умудрилась почти пролетать их. И если и раздавался шорох, то оттого лишь, что в ином месте доски прогибались. В первые годы после переезда в новую квартиру, по настоянию мамы, папа много раз перестилал полы и добился, что скрип почти пропал. Но «почти» осталось… Ладно, ничего. Юлька благополучно миновала коридорчик между кухней и комнатой.

– Ух ты…

В освещённой комнате не всегда увидишь, что творится за окном. Но отсюда, из тёмной кухни, окно показало сразу: в квадрате уютного дворика бушевала настоящая снежная метель. Ничего себе – конец октября… Долетавшие в спешке до карниза, большие мохнатые снежинки уже торжественно опадали на пушистый сугроб, скрывший нижние поперечины оконной рамы… Околдованная бесконечным хаотичным движением, девушка не сразу стряхнула наваждение.

Термометр за окном застыл на нуле, и Юлька с неожиданной грустью подумала, что к обеду белое великолепие, скорее всего, растает. И занялась приготовлением чая. Чашка под девизом «на всякий случай» всегда стояла в её комнате, поэтому от Юльки требовалось только вскипятить воду в кофейничке. Греть кипячёную не хотелось, ждать тоже не любила. Но как-то сразу утешилась, что наблюдение из окна за метелью позволит безболезненно переждать время кипячения.

А во дворе было на что посмотреть. Прихотливые изыски врывавшихся сюда вихрей (дом стоял буквой «г») в тихом углу рассыпались на веера, растворяясь в снежной глади. Вторая половина дома и дом напротив спали полностью – ни огонька в окнах. Только сильная лампа фонаря дёргалась от беснующегося ветра, добавляя к снежному хаосу в воздухе безумство резких света и теней.

От неожиданности Юлька стиснула руки на груди. Среди вихрей, чуть подальше от дороги перед домом, стоял мусорный ящик, еле угадываемый под занёсшим его снегом. Откуда-то извне, словно из метельных круговоротов, соткалась чёрная фигура и помчалась-полетела к ящику. Секундой позже следом за ней метнулись ещё две – в развевающихся тёмных одеждах. Все три фигуры облепили ящик, задвигались вокруг него сонными муравьями – ветер рвал в стороны чёрные лохмотья на них. И вдруг отлепились и так же, втроём, будто уловив несущее движение ветра – с ним и в нём – полетели к арке между домами… Чёрные лохматые птицы в серо-белой ночи…

Кофейничек гудел и булькал. Юлька машинально выключила газ и снова с замиранием сердца повернулась к окну. Но опустевший двор так и оставался опустевшим. Она прикрыла кофейничек крышкой и бесшумно пробралась в свою комнату. «Одно к одному», – подумалось угрюмо. Умом она понимала, что три фигуры – это либо старушки, которым на жизнь пенсии не хватает, а по свету стесняются искать в мусоре, либо бомжи. И тех, и других она не раз видела промышляющими по «мусоркам». Но три часа ночи… Но пробуждение после кошмара… И очень уж эти неизвестные походили на ворону…

Юлька осторожно тянула горячий кофейный напиток и смаковала мысль о том, как завтра, нет, уже сегодня, она пойдёт гулять и купит настоящий кофе – и растворимый, и молотый. Молотый она будет варить по утрам, а растворимый пить, когда душе вздумается. Родителям кофе нельзя – давление, зато мама обожает какао и растворимые чаи в гранулах. «Какие завтра у мамы глаза будут! – мечтала Юлька, но, глядя на листы с жутковатыми рисунками, с обидой обращалась к ним: – У, морды бессовестные! Не будь вас, я была бы такая счастливая!.. Не забыть бы новый альбом купить… Кстати… Вчера я проснулась, закончив их рисовать. И даже не проснулась, а просыпалась – не спеша, постепенно. А позавчера и сегодня резко. Почему? Сны разные?»

Призрачный голос прозрачно и коротко что-то проговорил в гулком пространстве.

Юлька закрыла глаза, чтобы явственнее ощутить мелькнувший в памяти обрывок сна. И – вспыхнула, как от пощёчины, услышав: «Дура!» Вот оно – слово, от которого она проснулась! Усилием воли заставила себя не открывать глаз и снова и снова вызывать к жизни слово, будто выплюнутое разгневанной женщиной из сна.

С закрытыми глазами же нащупала пачку бумаги для записей и привычно быстро начала воспроизводить фрагмент сна: «Я совершила или совершаю нечто, чего делать нельзя. Появляется женщина. Я вижу её мельком. У неё тёмные, рыжеватые волосы. Она злится на меня и кричит…» Юлька попробовала вызвать образ женщины перед внутренним взглядом, замерла на миг и дописала на отдельном листочке: «… и кричит: „Возьми чёрный маркер, дура!“»

Кофейный напиток остыл и стал противным.

Юлька застыло смотрела на стол, где живописно валялись вперемешку толстые альбомные листы и тонкие странички для записей. Сгрести всё это в охапку и вывалить перед Владом – реши загадку по своему ведомству! Может, хоть спать нормально буду.

Записанный на бумаге крик продолжал отчаянно звенеть в ушах. «Возьми чёрный маркер, дура!»

Есть сны символические, есть сны о настоящем и будущем. Это – символика? Маркер-то она купит. Кажется, он часть снов, результат которых – нарисованные чудовища. Надо проверить. Тогда и Владу рассказывать необязательно.

А каким боком здесь пристроился зайчишка? Почему именно с ним нет той бессонницы, которую она одну и помнит по прежним ночам?

Листочки, на которых она писала с закрытыми глазами, полетели в мусорную корзинку, а блокнот с первым пойманным за месяц сном вновь водрузился на своё место на книжной полке. Рисунки перекочевали в папку, а Юлька принялась составлять на завтра список необходимых покупок: «Кофе. Какао. Чаи. Чёрный маркер. Альбом. Цветные карандаши». Она заколебалась и добавила: «Зайти в магазин „Офис-центр“». Кто-то любит различную галантерейную мелочь – Юльке нравились мелочи канцелярские: привлекательные блокноты, оригинальные тетрадки с обложкой-фотографией известного художника; невообразимых форм ластики и много ещё чего. В общем, предвкушение четвергового загула по книжным магазинам смягчило напряжённое лицо девушки. «Олег был прав, устроив мне роскошный праздник вещей. Если у него есть такая возможность, если ему самому понравилось, с моей стороны будет настоящее жеманство, если начну мямлить: да не надо, да неудобно… Он же не переживает. Он захотел сделать мне приятное – и сделал. И я ему сделаю приятное. Приду завтра в кафе и буду жутко милой. Бе-е-ездна любе-е-езности! – вспомнилась блеющая фраза, и Юлька усмехнулась: – А сейчас – обними одинокого заждавшегося тебя зайчишку – и баиньки!»

И Юлька пошла баиньки и, устроившись на мягкой игрушечной лапе, мирно уплыла в мирный, спокойный сон.