Текст книги "Держи Меня Крепче. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Душка Sucre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Ван Лав. Держи меня крепче. Часть вторая

Шер гнал так, словно катастрофически опаздывал на собственные похороны, когда у них там, на кладбище, уже вовсю звенел погребальный колокол, лишь немногие, самые близкие друзья, заговорщицки переглядывались, будучи в курсе, что этот персонаж с критическим чувством собственного необузданного Эго никогда не опаздывает: он либо приходит, либо нет.

Мысли его были стремительны, как сиганувшие с балконов самоубийцы, что влекло за собой почву для ассоциирования себя Мишелем Вальяном и, как следствие, экстремального разгона. У светловолосого парня были на то определенные причины. А именно: нежданное заточение братца-акробатца. Он даже не знал точно, чего хочет: толи спасти его от рук "братанского правосудия", толи… убить. Да и в голове бегущей строкой начала прогоняться брошенная Оливером последняя фраза, сказанная после того, как Шер отдал ему лист с текстом: "Что, ни дня без строчки, ни часа без интрижки? Даже не знаю: радуешь ты меня или огорчаешь, крошка…"

После этих слов хотелось со всей дури зазвездить усмехающемуся Олли, но Артем прекрасно знал, что не прав, и еще знал, что ни за что больше не подойдет к своей (уже не своей) малышке…

Но все же позвонил – сам. И еще больше усугубил положение вещей.

Думать об этом не хотелось совершенно, так что он вновь начинал обмусоливать в своей голове поступок друзей, который не лез ни в какие рамки восприятия. Их глупые догадки смешили (но как-то по-черному), что уголки его губ подрагивали, а в глубине души эхом раздавался мефистотельский смех, и одновременно с этим заставляли набегать на лицо подозрительно-набухшим тучкам, из которых норовили вырваться Капитошки. Идиотская идея с пытками Оливера ему и боком не лежала, казалась абсурдной и вздорной. Но сами фанки-маны, кажется, считали себя великими гениями тысячелетия. И это несмотря на то, что с ними был благоразумный Дэн – единственный, у кого из членов команды была голова на плечах и кто никогда не пускался в подозрительные авантюры; хотя с этих безумных мальчишек станется уложить Ванильного в багажник, предварительно воткнув в рот кляп и связав руки-ноги.

Илья, сидя на заднем сидении, пытался уговорить водителя сбавить скорость, ровно до того момента, пока не узнал, что же произошло. Крамольный захват друга-предателя был ему не по душе, так что он, перебравшись вперед, сменил позиции приоритетов и стал подгонять Артема.

Его бодрый трёп был прерван нетерпеливым звонком Джавы. Артем, промахнувшись по кнопочке, включил громкую связь.

– Эй, скоро еще? – вскричала трубка голосом раздраженного Сергея.

– Скоро, оркестр с цветами можно не подавать, – буркнул Шер.

– Ну, спасибочки, браза, – ехидно поблагодарил Сергей, затем трубку из его рук выдрал Малик и очень недовольно поддел Артема:

– От какой из сестричек едешь, Казанова?

– В смысле?

– В смысле, мы в курсе, что Соня и Королева Весны сестры.

– Правда? – округлил глаза Илюха, воззрившись на чересчур спокойного Шера. Адски спокойного. Показушно спокойного.

– И что? – фыркнул водитель, поддавая газу. – Встречаюсь-то я не с Соней.

Он уже хотел сбросить, но с той стороны трубку перехватил Владимир и стал, в своем обычном репертуаре, нагнетать панику:

– Где вы? Идиоты! Тут кошма-а-ар, что твор…

Затем его крик оборвался, кажется, кто-то сунул ему в рот свой протухший носок – послышалось брезгливое фырканье, звук битого стекла, возня, затем трубка сама собой замолкла. Артем лишь задумчиво вертел ее в руке, другой придерживая руль.

– А Матв в курсе, что вы встречаетесь? – задал провокационный вопрос Илья.

Пребывавший в состоянии задумчивости Артем не сразу понял, о чем его спрашивает друг:

– Кто?

– Кто-кто… Егор – их братик.

– Ты что, он меня прибьет, – усмехнулся Артем.

– Подожди-подожди, выходит, Королева Весны – его двойняшка? – Илью постигло озарение.

– Ага.

В этот момент из ближайших кустов выскочили два запыхавшихся блюстителя дорожного эскадрона, лениво теребя в руках радар и посох правопорядка.

Сей вандальный агрегат вызвал в душе Охренчика бурю негативных эмоций, так что, притормаживая, он принялся мастрески плеваться нецензурностями, словно его скромная персона гордо маячила на вершине хит-парада по плевкам и так же горделиво-скромно придерживала удачно пристроившийся на черепушке, как воронье гнездо, лавровый венок в честь попадания имени сего индивидуума в Книгу рекордов Гиннесса, причем, как минимум, троекратно.

Фотограф, в свою очередь, больше, чем глупым поступком идиотов-друзей и тем, что они не могут к ним быстро попасть, был расстроен фактом, что у него не имелось с собой даже советской «мыльницы», чтобы заснять драгоценные кадры, которые можно было бы загнать в газету, где он подрабатывал на полставки, в рубрику «Полезные советы». Он уже даже заголовок придумал – «Как отболтаться от козла в погонах» (благо, это еженедельное издание цензуру терпело), оставалось только договориться с напарницей-журналисткой, имеющей подвешенный язык, а уж фотки с красавцем-другом он бы подогнал, но… Но за отсутствием приличного средства фотографирования (у него и телефон полностью разрядился) пришлось лишь прикусить губу? Пробормотав обреченно: «Гайцы…», – и просто молча наблюдать, нервно оттарабанивая трясущимися от недовольства руками барабанную дробь.

– Сержант Прохоров! – приставил к козырьку руку, подбежавших «зеленый» ДПСник. – Можно Вас на минутку?

– На минутку? А ты успеешь? – проговорил себе сквозь зубы Артем и опустил окно, широко улыбнувшись пацаненку в погонах, в глазах которого не по-детски плескалась алчность. И, уже вслух: – Да, конечно. Какие-то проблемы, командир?

От невольного «командира» юнец возгордился и почувствовал себя на вершине мира:

– Ну, если Вы не считаете проблемой скорость под двести километров в час… – он многозначительно обвел его тачку взглядом, явно намекая на зелененькие откупные.

Но Шер был слишком зол, чтобы сюсюкаться с сержантиком и зло отчеканил:

– А Вы не желаете проверить мои документы? А вдруг моя малышка угнана?

С Прохорова денежно-возбужденный настрой как ветром сдуло. Он стал подмечать всякие детали, которые, безусловно, говорили о том, что перед ним крупная шишка в криминальном мире. Таким образом, сержант заприметил нервные постукивания Ильи по приборной панели, сопоставил их с маниакальным взглядом водителя и сделал соответствующие выводы: два нарика украли тачку. У него тут же забегали глазки и голову стали посещать фривольные картинки о повышении и переводе в отдел поимки преступников – уж что-что, а быть ДПСником в сорокоградусные морозы или в сорокоградусную жару гораздо хуже, чем сидеть в кондиционируемом офисе, вяло перебирать бумажки и, потягивая кофе, создавать вид бурной работы мозга.

– Предъявите документы! – срывающимся голосом потребовал Прохоров, а его пухлый напарник, зачуяв неладное, трясущимися руками стал доставать из кобуры пистолет.

– Эй, вы чего, парни? – забеспокоился Артем, только сейчас осознавший, что ездит на чужой машинке. У него этот факт вообще из головы вылетел, словно вода сквозь решето.

– Молчать! Документы!

– Может, договоримся?

Илюха забарабанил еще сильнее, Шер паниковал, но виду старался не показывать.

– Документы! И выходим из машины, подняв руки!

– Слушай, командир, – принялся уговаривать служителя дорог Артем, – я же говорил это не в серьез, а в совещательном порядке…

– Из машины! И друг пусть тоже выходит!

Собиравшийся похихикать над неудачником-другом Илья стушевался:

– А я-то за что?

Крик Прохорова сорвался на визг:

– Из машины! ВОН! Руки на капот, наркоманы!

Дальнейшие заверения об ошибке и неверном понимании друг друга сошли на «нет», документы с влиятельной фамилией Охренчик, как и телефоны, ключи, подозрительные пакеты, полетели в вещдоки за фантастической догадкой блюстителей правопорядка о подделке; руки недавно крутых брейк-дансеров оказались в наручниках, а сами они, шипя на мир благим матом, еле теснились в немедля приехавшем «бобике».

До самой глубокой ночи мы просидели у порога двери: Стас, прижав к груди папину фирменную блинную сковороду; я, натужно тараща глаза в глазок, пытаясь разглядеть, что же делает на лестничной площадке Феоклист и какие действия предпринимает по извлечению своих обидчиков из «крепости»; дядя, выскочивший к нам, заслышав надрывное треньканье старинного полуразрушенного мною в прошлый раз старинного телефонного аппарата (который я без зазрения совести вновь шибанула с комода, «удачно» влетев в него своим многострадальным лбом), прижимающий его грохнутый корпус к мерно вздымающейся груди в такт своему испуганно колотящемуся сердцу.

Выглядел Макс, мягко говоря, неважно. Его кудрявые волосы неслыханным образом стягивала неоновая резинка, которая по-дискотечному лучилась в полутемном коридоре, подсвечиваемая теплым вечерним отсветом, когда солнце еще не село и даже в ус не дуло, но небо приобретало местами загадочный рыжеватый отсвет, который еле попадал в прихожку от окна сквозь тонкий узорчатый тюль с кухни. Данный аксессуар для волос был модным хитом сезона среди школьников, в основном, одногодок Сони и Стаса, как нашему любимому графоманчику рассказали в магазине, беспощадно загоняя товар за бешеные деньги. Продавщица, приехавшая из узбекской глубинки и говорящая на малопонятном диалекте девушка, в нем великого писателя упорно не замечала, и благодаря своим заложенным генами торгашеским способностям, приводила аргументы к покупке, наивно предполагала, что Максим при помощи стильного прикида пытается омолодиться. Хотя на самом деле Максим интересовался товаром исключительно из-за того, что взялся за новую книгу, включающую описание различных субкультур. Поэтому он, ведясь на треп не в меру болтливой торгашки, купил кучу нелепого барахла, включающего яркую одежду, на которую случайно пролили «Юпи», заметили сей недопустимый факт и, решив, что терять уже нечего, полностью замочили в нем – настолько она была яркой. К тому же эта одежда была рваной, странного фасона – с отсутствием какого-либо чувства стиля у дизайнера в принципе. Кроме резинки в качестве аксессуаров он накупил и украшения…

В целом, опуская свой взгляд ниже сцепленных волос, можно было увидеть такое: подведенные фиолетовым карандашом глаза, окрашенные блестками бакенбарды, свежий пирсинг под губой; рокерский или, вернее, мазохистско-садистский ошейник с шипами на шее; рваный местами мешок в качестве майки с глубокими (невероятно глубокими) вырезами для рук; под майкой желтая футболка, облегающая тело настолько сильно, что казалась второй кожей; широкие мешкоподобные штаны, обвешанные железными висюльками; над покрытыми татуировками руках – различные браслеты, напульсники с нецензурными выражениями на иностранном языке; на ногах тяжеленные военные ботинки.

Представителем какой конкретно субкультуры является дядя понять мне .было не дано, тогда он, гордо выпятив грудь, к которой прижимал телефон, просветил меня, заставив полностью удостовериться, что все две дядюшкины извилины окончательно заблудились в его голове ища выход и прочно завязались морским узлом:

– Я эмо-бой! – указал он на себя пальцем.

Мы со Стасиком нервно переглянулись, попытавшись не заржать в голос, все же засаду на лестничной клетке никто не отменял.

– Па-а-ап, ты уверен? – еле сдерживаясь, поинтересовался братишка, когда я вновь приникла к глазку, чтобы спрятать улыбку, предательски захватившую расслабленные мышцы лица, и стала прислушиваться к всхлипываниям-завываниям, которыми решили порадовать уши всех соседей, Сера и Грипп, устроив бесплатный концерт по заявкам. Любители халявы должны оценить.

– Есть сомнения, сынок? – с чувством собственного достоинства вопрошал дядя. – По-моему, ты не слишком подвержен современным течениям, Станислав. Знаешь, тебе бы не помешало разбавить жизнь, добавив в нее чуточку реализма.

Стасику улыбаться резко расхотелось, так как в словах отца он услышал намек на то, что Макс, делая ссылку на родительские права, может отобрать у своего живущего в кибер-пространстве чада единственную радость в жизни – мощнейший компьютер с шестиядерным процессором Intel Core i7 Extreme с тремя видеокартами, общим объёмом оперативной памяти двадцать четыре гигабайта, и жесткачом, который может хранить на своих просторах до двух терабайт различной информации.

Откуда я все это знаю? Просто всю среду, четверг и пятницу с утра до ночи слушала восхищенные дифирамбы этому зверю, который, кстати, так просто не упрешь – он весит более тридцати килограмм (и это только системник), в исполнении Стаса, наконец-то накопившего нужную сумму (хотя что-то мне подсказывает, что ему в этом сильно подсобил мой папандр) и собравшего себе друга своими руками. Своего монстрика братишка нежно любил. Так что он, подключив философское мышление и вспомнив умные словечки из курса психологии, которой решили мучать бедняг-десятиклассников попечители родительского совета вкупе с учительским составом и членами представителей РОНО, включив ее в школьную программу, выдал:

– Папа, реализм – это больно. Все жизненные истории имеют неблагоприятные финалы. Жизнь – это, вообще, штука бессюжетная, но идейная – вспомни попытки коммунизма. И ты, рожденный в советском союзе, обрекаешь меня на жалкое существование?

– Сынок, – не ожидавший пламенной речи от своего неразговорчивого дитятки Макс немного растерялся и воззрился на него двумя пытающимися срубить друг друга пешками. – Значит, – его вдруг настигло озарение, – ты считаешь, что влачишь жалкое, – тут его голос сорвался на визг, вторя эху двух неугомонных бабок с первого этажа, – существование?

А чего они, собственно, орут? Вроде как ведь не знают, что Фео торчит тут, или, наоборот, слишком хорошо его знают и заранее за меня переживают? От этих мыслей стало еще страшнее. А потом на сцену вылезли еще два «модных» персонажа – копии нашего гопника. Эх, не зря у меня было предчувствие.

– Да, отец, – Стасик понурил голову, а я, будучи в теме их жесткого разговора, решилась разрядить напряженную обстановочку:

– Кажется, нас сейчас убьют…

– Что?

– Почему?

Вскричали оба представителя сильного пола, все не расставаясь со своими трофеями: со сковородой и телефонным аппаратом. Правильно делаете, молодцы, в случае чего все этим можно огреть гоп-троицу.

– Просто… У нас гости, – прозвучало как в дешевом американском боевике, которые так любит Леся, будто компанию отморозков нарко-дилеров накрыли в их притоне дяденьки с автоматами за лажовый товар.

– Какие еще гости? – бледнея, поинтересовался дядя.

Он отодвинул меня в сторону и жадно припал к глазку. Я бы на его месте побоялась, вернувшись к той же теме дяденек с автоматами… А вдруг они приставили дуло к глазку и выстрелят, лишая любопытствующего и глаза, и мозгов?

От дурных мыслей стало боязно и я вжалась в стенку.

Стасик убежал в комнату и вскоре вернулся, зажимая в руках маленькую черную вещицу, похожую на диктофон.

– Хочешь записать наши предсмертные разговоры? – понимающе взглянула я на средство для записи звука.

– Ты о чем?

– Диктофон – отличная идея, потомки смогут доказать, что это не было самоубийство и вытребовать денег по страховке.

Дядя между тем притих и внимательно оглядывал пространство

– Какая ты меркантильная, – хмыкнул Стас и продемонстрировал мне вещицу: – Это шокер.

– Чтобы шокировать одним своим видом? – иронизировала я напоследок, не веря, что такая маленькая фигнюшка может спасти нас против банды, измордованной опытом уличных драк, да и не только уличных. Хотя в их случае сила не была аргументом – аргументом служил арсенал, запрятанный во всевозможных карманах, подкладках и прочем, который для них являлся жизненно необходимым, ведь будучи гопником со стажем никогда не знаешь, где заночуешь: толи у кого-нибудь на хате на полу среди пустых бутылок, подставив под голову табуретку, толи в родном КПЗ.

– Чтобы шокировать током, – с умным видом пояснил мне Стас, сделав, и, думаю, не в первый раз, вывод, что его сестричка, стоя в очереди за наивностью, свою очередь за ум пропустила.

– А-а-а… – протянула я, решив его не разочаровывать, пусть и дальше пребывает в четкой уверенности уникальности своего интеллекта над другими, как и вся остальная раса с наличествующей хромосомой Y, как и Артем…

Вместе с пришедшим на ум именем мое лицо посетила героиня детской позитивной песенки о временном смещении положения губ, то есть улыбке. Лицо в неподходящей ситуации стало дебильно-идиотским, тут уж братишка полностью уверился в прогрессирующем у меня синдроме, который, судя по названию одной из многочисленных книг дяди, был невероятно утопичен: «Синдром дауна – fenita la comedia, добро пожаловать в трагедию!«

Стас, от всего сердца пожалев меня, или все же для того, чтобы полностью заверить округу в своей гениальности, надгробным внушительным камнем вставил свою следующую фразу:

– Ну, Лен, вот так работает, – и устремил свою чёрную штуковину со страшным названием электрошокер прямо к притягивающей взор синей майке на теле папы. Думаю, он сам не понял, что натворил даже тогда, когда возглас дяди, словно резкий обрубленный глас вопиющего в пустыне, огласил прихожку и стих, заставив заглохнуть двух шушукающихся и причитающих старушек, шушукающихся гопников, выбежавших поглазеть на зрелища соседей и даже прибежавших из соседнего двора любителей сплетен.

– Ой! – синхронно выпалили мы, когда обездвиженное тело его папаши грохнулось на пол к нашим ногам, звякнув выпавшим из рук телефоном.

В дверь настоятельно позвонили. Потом постучали. Затем стали стучать и звонить одновременно, вводя нас в ступор своей какофонией звуков, а мы, как два суслика в засаде, замерли и даже сдвинуться с места не могли. Дядя лежал, не шелохнувшись и не издавая ровно никаких звуков.

В этот момент, за дверью предприняли последнюю попытку к стуку. Не подействовало, тогда входная дверь, сопровождаемая рвущимся из жерла грудной клетки криком «Ки-йа-а!«, грохнулась прямо на бедного дядю. Сверху ее оседлал мой недавний знакомый из «Crazy World» – ВДВшник, пытаясь придавить Макса своей мощью. За его спиной маячил Сеня с камерой (я начинаю подозревать его в том, что он полтергейст), Грипп с Серой, троица в «Адидасе», лузгающая семечки, интеллигентный дедулька, Артур Елизарович, с восьмого, потрясавший до сего момента на них своей антикварной тростью с инкрустированными в нее драгоценными камнями и ругая за сор. Парням было, мягко говоря, не до него, хотя его тросточка привлекла их внимание всерьез и надолго.

Нарушала возникшую тишину только непрошибаемая Сера, громко нашептывая боевой подруге в слуховой аппарат:

– Вот. Именно из-за этого твоего хмырёныша Пирожкович и не хочет с тобой встречаться!

– Ась? – не расслышала ее Грипп, которая случайно выдернула аппарат и пропустила все мимо ушей.

Сам Пирожкович, то есть Артур Елизарович, которого вся местная молодежь, а нахватавшись у них, и все остальные жители района звали за спиной Артуром Пирожковым (но он, судя по всему, о своем прозвище знал, но виду не подавал), был очень удивлен, услышав ее слова, что даже забыл, что ругает молодежь и застыл соляным столбом, глаз не спуская с пребывающего в шоке ВДВшника, который, кажется, только что убил дядю, а локаторы свои настроив на бабулек, но больше ничего интересного ему услышать суждено не было.

– О Господи, купи ты уже этой своей старой карге барабанные перепонки! – возмущенно проорала Сера ее внучку, который мастерски незаметно выхватил трость у Артура Пирожкова и прошествовал мимо смущенно кряхтящего десантника, имеющего некоторую слабость к закрытым дверям в квартиру, пристроившись около Стаса.

Сеня, как самый умный, молчать не стал и важно ответил старушке:

– Серафима Игнатьевна, это, – он кивнул в сторону пихающей в ухо слуховой аппарат Агрипины, – не моя карга.

На что обе пенсионерки возмутились и захлебнулись в нахлынувших возмущениях.

– Вы? – наконец-то ко мне вернулся голос, и я в полной мере удивилась посетившему мои родные пенаты брутальному военному.

– Я! – не менее удивленно возопил ВДВшник, будто я застала его за прелюбодеяниями с гамадрилами.

– А что Вы здесь делаете? Вы что, следите за мной? – обличающе прошептала я, одновременно пугаясь до потери сознания.

– Я? Слежу? – начал зычно, как это принято в рядах вооруженных сил, орать шкафоподобный детина, но, вспомнив, что сейчас он на гражданке, смягчил голос, чтобы я не сдохла от ужаса. – Нет-нет, я всего лишь пришел, чтобы… чтобы… отблагодарить!

– Оу, – только и смогла сказать я. – А зачем тогда Вы убили нашего дядю?

– Убил? – вот же, каждое мое слово вопросительно повторяет. Нет, у него и правда, с интеллектом проблемки. – Кого? – он стал осматриваться, упорно не замечая самого главного.

– Да! Дядю! Смотрите, он не дышит, – я устремила указательный палец на прижатого к паркету здоровенной дверью Максима, который, конечно же, не был мертв – такого медведя так просто на поезд с конечным пунктом «Тот свет» не отправить.

Десантник активизировался, почесал клешней черепушку и быстро убрал дверь с бессознательного Макса. Он чуть не грохнулся в третий на сегодня обморок от увиденного прикида «эмо-боя», но сдержался, лишь губы его предательски прошептали : «Мама». Он окинул нас, меня и Стасика, видавших всякое, взглядом, убедился, что мы в страну несознанки отправляться не желаем, и, взяв себя в руки, подскочил к Максу и проверил пульс. Только тогда его лицо разгладилось и он облегченно вздохнул:

– Живой…

– Все равно неясно, зачем вы к нам прип… то есть пришли, – продолжала я гнуть свою линию.

– Да я здесь, чтобы отблагодарить Вас за вашу доброту и благодетельность.

Как-то оно странно выглядело. Я бы могла понять, что он хотел меня отблагодарить после того, как я отогнала от него жуткую молодящуюся бабулю, но после того, как я бросила его в глубоком обмороке? Тем более дверь вышибать? Он серьезно? А может его тоже электрошокером обработать?

– Хорошо, спасибо, – вымолвила я, придвигаясь к братишке.

– Пожалуйста.

– Вас, наверное, дочка прислала, да?

– Кто? – не сразу понял ВДВшник. Как только его родные терпят, такого тугодума. Он не перестает меня удивлять глубинами природной, то есть натуральной, человеческой глупости. Хотя мой муженек тоже вроде интеллектом не блещет. – А, да. Точно. Дочка моя добра сердцем, как и Вы, Елена Родионовна.

– А откуда Вы знаете, как меня зовут? – мое сердце забилось быстрее, чувство, что творится что-то неладное, заполнило меня. Я, уже не осторожничая, кинулась к Стасу, за его спасительную спину, но на моем пути двумя вражескими крейсерами стояли обморочный Максим и Феоклист: об первого я благополучно споткнулась, а второго снесла с ног, повалившись на него сверху. Он, сориентировавшись за сотую долю секунды, откинул под комод трость, перевернулся, подмяв меня под себя. Муравейник нереализованных гормонов вновь воскрес в его больших янтарных, с шоколадной крошкой в радужках, глазах, которые разглядывали меня сквозь опрокинувшуюся на лицо челку темных волос (я думала их бреют на зоне), а татуированные руки немедля стали лапать меня за ягодицы, шепнув в лицо: «Чика, давай взорвем!«

В тот момент, когда я, вспыхнув как маковое поле, готова была расцарапать ему возбужденно-радостный фэйс, меня одной рукой за шкирку вытащили из-под Фео и, как только я прекратила бултыхать ногами в воздухе, поставили на ноги:

– Елена Родионовна, я знаю, где Вы живете. Неужели Вы считаете, что с подобными знаниями я не могу знать, кто здесь живет? – убедительно сказал десантник, чем заработал мое еще большее недоверие.

– И кто здесь живет? – спросила я, а Феоклист, приободренный взглядами друзей, показывающих ему большие пальцы над головами стоящих в дверной проем Серафимы и Агриппины, поднявшись с пола, стал приближаться ко мне, хитро подмигивая. Он, наверное, думает, что я с ним заигрываю. Вот же олух. Надо будет мейк-апчик смыть и показаться ему на глаза – тогда точно отважу от своей беспечной персоны.

Внучок Гриппа собственническим жестом положил свою тощую длань мне на талию и вытянул губы в трубочку, чтобы чмокнуть. Я скривилась и чуть не отправила наружу утренние блинчики и обеденные бутерброды. ВДВшник заметил действия моего соседа, впрочем, вместе со Стасиком. Так что комплекс «на тебе сковороденью прямо в рыло» – «отхвати кулак-молот прямо в то место, куда ешь» оказал поразительное убойное действие, и теперь у нас было два «бездыханных трупа», скромно пристроивших свои тельца посреди коридора.

Повизгивающие бабки тут же метнулись реанимировать ребенка, приговаривая, что все вокруг бездушные сволочи, чокнутые бабуины, и вообще, у нас не квартира, а палата номер шесть.

Отмер Пирожкович, который стал озираться по сторонам, заметив пропажу своей вековой рухляди:

– Украли! Ироды украли! – стал он потрясать на оставшихся двух гопников теперь кулаками. В общем, кулаки у него были внушительными. Зачем ему нужна была трость, никто не знал, видимо, для порядку – ведь у каждого уважающего себя пенсионера-интеллигента, который еще не достиг радостей маразма, она была.

Но наш Пирожок был мужчиной хоть куда. Поговаривали, что в молодости он занимался шпионажем и состоял на службе у самого верховного вождя, а сохранился так хорошо, словно его искупнули в формалине, потому что с глубокого детства занимается восточными единоборствами. Но это были лишь слухи, хотя его подтянутая форма, озорной мальчишеский взгляд, подбородок взрослого самца орангутанга, практически минимум морщин давали на это повод. Он был похож на американского актера, который, кстати, некогда играл роль Джеймса Бонда. Шарму ему добавлял даже цвет волос – цвет белоснежного снега на вершинах Альп, куда он, по слухам, ездит время от времени, чтобы погонять на лыжах. Особо фантазерские соседи, думали, что он катается на сноуборде, а еще каждый год летает на Окинаву, чтобы присутствовать в качестве жюри на мировых соревнованиях по карате, айкидо или еще чему-нибудь, в общем, название единоборства варьировалось. Эти экстремальные наклонности не вязались с интеллигентным видом Артура Елизаровича, но все как один считали, что он хочет отойти от прошлого, поэтому и прикидывается, так что в его случае фраза «Старость не радость» не имела никакой основы. Ему больше подходило дополнение: «А сплошной восторг».

После выкриков Пирожка, двое дружков Фео, выкрикнув ему: «Не скрипи – не заржавел!« – сорвались и кинулись вниз по лестнице, хотя трости у них не было, но, чувствую, они уже кого-то из набежавших соседей грабанули, лишив выходной пары носков, так что им было чего бояться.

Прыткий дедок рванул за ними следом, напрочь сметая свою маскировку. Сера с Гриппом, оторвавшись на этот момент от «бедного разнесчастного ребенка» многозначительно переглянулись и жуть как хотели сигануть следом, но дитё требовало контроля, иначе «сумасшедшие соседи убьют его ненароком».

Сеня разрывался на части. Прямо буквально разрывался, как та самая макака, которой надо было и к умным, и к красивым.

– Значит так, – проигнорировав творящиеся вокруг беспорядки, будто ничего и не было, ВДВшник стал отвечать на мой вопрос: – Квартира записана на имя Матвеева Родиона Александровича. Прописаны в квартире девять человек. Право обладания собственностью имеют девять человек: сам Матвеев Родион Александрович, его родной брат Матвеев Максим Александрович, дети Матвеева Родиона Александровича: Матвеев Егор Родионович и Ох…

– Стоп!!! – заорала я что есть мочи, дабы он не произнес мою новую фамилию, которой я щеголяла уже неделю, а Сеня окончательно убедился, что сделал правильный выбор, оставшись обозревать наш скромный уклад. – Мы все поняли. Вы из Интерпола, – ну, или какая организация в России занимается безопасностью граждан и имеет базу данных с подробной информацией на каждого, – или ФСБ: пароли, явки.

ВДВшник был круто огорошен. Я поняла, что попала в цель.

– Я не занимаюсь шпионажем. Я просто пришел отблагодарить, – гордо сказал он и полез в карман, – и вот, вернуть, – он протянул мне мой пропуск в общежитие, который я, кажется, вместе с деньгами случайно сунула в карман и потеряла. На нем было и имя, фамилия, отчество, и даже два адреса: проживания и прописки.

Почему на моем пропуске был записан второй адрес? Это я его сама написала, чтобы в случае утери вернули, даже подписала: «Спасибо за находку, очаровашка». Надпись носила чисто психологический характер: некто находит пропуск, вертит его в руках, обнаруживает адрес, читает, что он очаровашка и просто не имеет другого выхода, как вернуть, иначе он автоматически перестает быть очаровашкой.

В общем, теперь я осознала, что круто лоханулась.

– Э-э-э… Спасибо. А дочка ваша почему тогда не с вами? – последняя попытка, а вдруг я все-таки не лох?

– Она… в машине, – натужно проскрипел он сквозь зубы.

Ну, все. Я лох. Какой-то день открытий…

– Понятно. Спасибо Вам, э-э… – его имени я не знала, а он приходить мне на помощь и называться не собирался.

Он еще немного постоял, груженный благодарными речами, словно турист с рюкзаком размерами превышающим его собственный, сконфузился, пожимая мою руку и учапал прочь, оставив за свой стойкий шлейф убойного одеколона.

Меня, застывшую на пороге и разглядывающую сумрачно уходящие вниз ступени, по которым спускался ВДВшник (лифт вновь не работал), окликнул Стас словами, что вызвал скорую. На полу заворочался Макс, усаживаясь на попу с видом жертвы криминальной сводки, которой трепанировали череп особо жестоким способом – ну а что, шишак размером с куриное яйцо – это мощно.

Он еще с полчаса возбухал, истерично бегал вокруг зеркала, укорял всех и вся, что он из него вышибло гениальность и он теперь посредственен, как крышка унитаза, что он деградировал в одночасье и сам себе напоминает бактерию в эндо-среде. На наши заверения, что он, как и был, так и остается гордостью нации, он внимания не обращал, а потом и вовсе скрылся в своей графоманской мастерской, вывесив на двери записку: «Кто потревожит: пробудит во мне зверя. Учтите, уживаются во мне две личности: дятел и кролик. Пробудите первого – задолбаю, второго – …». Через пару секунд одумался и, с видом затравленного суровой Белоснежкой гнома высунул руку, сорвав позорное предупреждение, которое висело в дни его добродушных настроений, вместо него вывесив другое: «А не погреться ли вам в крематории?».

Греться мы не желали, так что к нему в комнату не совались и тихо-мирно дождались скорой помощи, врачи которой, завидев Гриппа, похватали тапки в зубы и готовы были убежать, пока мы их не уверили, что вызваны они не к ней, а к ее внуку.