Текст книги "Держи Меня Крепче. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Э-эй! – Артем вновь пощелкал перед моим носом пальцами, вытаскивая мое сознание из страны грез.
Его лицо выражало недовольство, а в голове тут же проскочила бегущая строка, извещая, что никаких безрассудных поступков ради меня он совершать не станет.
– Что?
– Я только что рассказывал тебе наш план, о том, как мы познакомились и все прочее. Ты же слушала?
– Конечно, – надеюсь, мои глаза достаточно честно округлились. Хотя, врать я не умею. Леська говорит, что с такими честными глазками, как у меня, даже в торговлю не берут.
– Тогда, постараемся обойдись без эксцессов?
Ух ты, самый умный что ль? Черепная коробка не жмет, нет, Артемка? Специально, наверное, в энциклопедии слово нашел и выучил, чтоб передо мной блеснуть своими глубокими познаниями. Хочется верить, что они не настолько глубоки, и я в них утону.
Но, покорив себя за вредность, вслух я сказала иное:
– Постараемся.
Значит, на повестке дня ужин в семействе Охренчиков! Вот кайф… То есть наоборот. Тут никакие самоуговоры радость от предстоящей перспективы не ссинтезируют. Семейка у Артема еще та, и он еще утверждает, что это у меня сумасшедшие родственники? Псих…
– Ууу! Придурки! Как вы могли ее упустить? – возмущалась в трубку мобильного телефона ухоженная миловидная блондинка чуть больше, чем средних лет.
От негодования она соскоблила лак на указательном и большом пальцах левой руки, а теперь теребила обручальное кольцо, норовя отколупать бриллиант.
– Простите! – виновато пробурчал приглушенный бас из трубки.
– На что мне ваше «простите»? – продолжала она негодовать. – Мне его может быть на камеру заснять и поставить в качестве заставки на экран лэптопа? Или может нафоткать и всю стену потом обклеить? А может вообще магнитиков наделать с «простите» и холодильник обвешать? Где я ее теперь найду по вашей милости, то есть тупости? Как так можно? В прошлый раз вы упустили объект О, а объект А по вашему недосмотру чуть не отправился валить лес в Сибирь.
– Но мы же предлагали вам установить жучки…
– Это подсудное дело, – отрубила женщина.
– Но с вашими связями…
– И слышать не хочу! О, – взвыла она, попутно листая ежедневник – в виду новых обстоятельств ей предстояло отменить ужин в обществе одной известной состоятельной семьи города, встречу с которыми считала важным событием, – и почему я связалась именно с вами? Неужели мой дражайший супруг не мог выделить нормальных людей?
– Простите…
Вся троица мужчин, сидящих в машине перед домом объекта Л, где они и видели ее в последний раз вместе с Анатолием Световым, сыном мэра, представляла собой одну расплывшуюся лужицу. Но, даже вспомнив об этом факте, троицу никоим образом не осенило, и говорить об этом сейчас они не стали.
– Так, значит, план таков. Вы сейчас где? – решительно произнесла блондинка.
– Во дворе ее дома.
– Я сейчас к вам подъеду, и на месте решим что, как и куда. А сейчас я пойду и оторву уши своему мужу, и пусть только кто из охраны попробует встать на защиту… – прозвучало достаточно убедительно для угрозы, так что троица синхронно сглотнула, прочувствовав на себе злость милой, доброй и хорошей, но страшной в гневе, жены босса. – Все, конец связи.
Женщина еще немного потеребила подвернувшийся под руку календарик, затем вновь пролистнула ежедневник, позвонила и отменила встречу, сославшись на срочные важные дела, не соврав, и отправилась вершить расправу над мужем.
Всегда мечтала, что меня будут носить на руках… И вот моя детская тайная мечта, которую я доверяла лишь куклам и дневнику, приобрела реальные очертания.
О да, я имела дурость вести дневник в начальных классах вплоть до того момента, когда его обнаружил дядя Макс и принял за свои рабочие черновики. Уж не знаю, где в тот момент кочевал его мозг (видимо, отправился на лечение в престижный курорт), но я ума не приложу (лично мой мозг всегда со мной – вот и страдаю, пытаясь его приложить, надо бы брать пример с дяди), как он мог перепутать девчачий розовый (спасибо снабженцу-папе), изрисованный всякими сердечками, цветочками и прочими чепушинками дневник со своими каракулями? И ладно бы перепутал, почитал и понял, что взрослый мужчина такое даже под самым красочным кайфом не напишет, даже не придумает – куда уж там напишет, но нет! Мой драгоценный дядечка отчего-то решил, что это его очередная сумасшедшая задумка. Так что вскоре после того случая, как я, изображая сумасшедшую ищейку (то есть упившуюся кофеином белку с бегающими глазами и бьющимся в конвульсиях телом), обрыскивала, переворачивая вверх дном, весь дом по несколько сот раз в день, подключив к этому благому делу все остальное семейство, всех, кроме поймавшего в медвежий капкан музу и спрятавшегося ото всех в своей творческой мастерской Максима, прилавки увидел «замечательный» талмуд – «Взросление лапочки-дочки для кипятильников». Именно что – талмудище, в тысячу с лишним листов – это только текст, где моих записей было около четверти книги, остальное же занимали дядины суперинтересные, интригующие, бесконечно умные и логичные, как считает он сам и его придурки фанаты, комментарии-размышления. Еще около сотни страниц занимали мои и сонины рисунки, которые он очень сильно просил нас нарисовать, наврав, что хочет издать специальный альбом с нашими художествами. Ну, мы же наивные дети, поверили и намалевали ему на предложенные темы много всякой хрени.
Но что самое ужасное в этой истории – это то, что мы узнали про сей реликвийный фолиант. Разумеется, читать это УГ, как обо всех книгах своего любимого братца отзывается мой папочка за его спиной, никто и не собирался (это надо иметь железные нервы, чтобы подобное извращение на собой совершать), но наш дядя поступил хитрее – он собрал нас якобы на семейное собрание по обсуждению того, кто это такой умный, что ванную за собой не моет, но на самом деле, залечив длиннющую речь о современной литературе и о его, дядином, личном «скромном» месте в ней, он начал зачитывать отрывки из своей очередной нетленки. Не скажу о других, но я была в самым контуженном шоке и разве что у меня голос пропал, иначе я бы точно лишила всех разом слуха. Оскорбившись до глубины души, я пожаловалась папе, а потом в компании Егора, Стаса и Сони с удовольствием наблюдала спектакль-экшн «Я убью тебя, брат, твоим же фолиантом». Дядя, бешено вращая глазами и вырывая волосы на своей голове, истошно вопил, призывая брата к адекватности:
– Родя, родненький, не примеряй на себя роль Каина, это статья!
– Я сейчас на тебя роль Эмили Роуз примерю, – орал ему в ответ мой папуля и продолжал гонять Максика.
Уф, как вспомню, так вздрогну…
Но, тем не менее, моя мечта из далекого детства, когда я самым наивным образом ждала принца и в своих скудных фантазиях представляла, что он несет меня, как драгоценную глиняную плошку эпохи династии Мэй (возможны вариации: Муй, Мяй, Мунь, Сунь…), неизвестно какими судьбами дожившую до нашего времени и теперь выставляемую на аукционе Сотбис за баснословную цену, даже несмотря на очевидный идиотизм Максима, который мог своими действиями вызвать в моем впечатлительном сознании кучу комплексов, не умерла и даже осуществилась.
И теперь я возлежу на руках своего принца, обвив руками его шею, который несет меня, ничуть не напрягаясь, на ужин… Нет, в моих мечтах принц нес меня в другом направлении, обратном. Хотя, за неимением альтернативы, и это сойдет. Тем более есть охота зверски, надеюсь, его родители не посчитают меня проглотом.
– О чем задумалась? Боишься? – с ласковыми (!) нотками в голосе (но мне могло послышаться) поинтересовался мой муж. Если бы он интересовался просто ласково, или мегаласково, я бы точно решила, что его подменили инопланетяне, надев его кожу, но так – порядок. – Знаешь, не стоит. В конце концов, все не так плохо.
– Ага, все лучше некуда, – буркнула я, особо не веря в лучшее. Пессимизм стал ажурным плащом опутывать мое тело.
– Не веришь? – он резко остановился, нахмурившись. Я стала поспешно мотать головой – еще чего, второго паникера нам тут не хватало, я и одна с этой ролью справляюсь. Но Шер моими потугами не впечатлился: – Значит, не веришь собственному яхонтовому муженьку?
Я ослышалась или он со мной как бы типа… заигрывает? Шутит? Или это новый вид сарказма? А зачем тогда так умильно щуриться и прилично улыбаться, а не скалиться? Ох, ты ж ежик! Ладно, подыграем.
– Яхонтовому не верю, а вот брюльянтовому… я бы подумала…
– Значит так?
– Ага!
– А если я устрою тебе, – тут он начал меня кружить, – торнадо?
У меня голова начала кружиться, я улыбалась, изображая из себя преисполненную счастья недалекую родственницу жителей домов с желтым фасадом, в общем, как шарахнутая током курица. Артемка от меня не отставал, лыбясь под стать мне. Со стороны – два идиота.
Не одной мне так казалось. Оказалось, за нами стоял и наблюдал лысоватый дворецкий, а потом ему надоело, и он стал покашливать, привлекая наше внимание:
– Кхм, кхм!
В результате, Тёма, не ожидавший подобного подвоха, шуганулся и почти навернулся с лестницы, на вершине которой он имел дурость меня кружить, но в самый последний момент (хотя в подобных случаях каждый момент кажется последним) под предынфарктный вскрик дворецкого ему удалось удержать равновесие и мы, к моей безмерной радости, не полетели считать своими копчиками и остальными выдающимися частями тела ступени, распластавшись наверху.
Дворецкий тут же передумал так брутально ставить себе диагноз и отложил инфаркт миокарда до лучших времен, но рановато, так как Артем был крайне обозлен:
– Веник! Как это понимать? Сколько раз тебе нужно повторить, чтобы ты запомнил, что не нужно ко мне подкрадываться и следить не нужно, и потом начальству своему докладывать тоже не нужно!
– Но я не докладываю Ефросинье Эразмовне и за вами не слежу. Больше.
Пока эти двое выясняли отношения, я пыталась отскрести себя с паласа и первой заметила приближающуюся к подножию лестницы процессию во главе с воинственно настроенной обер-маршалом и фюрером в одном флаконе гестаповских войск фрау Охренчик.
Всего ее армия насчитывала двух человек: кроме нее, Сандал Евгеньевич. Им только знамени со знаком рейхстага в руках не хватало. Хотя другой персонаж выглядел достаточно дружелюбно, все же мамаша наводила шороху в наших рядах оппозиционеров. Даже Веник струхнул, хотя почему «даже Веник», «даже Артемка» в данном контексте будет звучать значительнее.
– Вениамин Аристархович, вы почему кричите на моего сына? – тут же накинулась на бедного дворецкого мамаша моего женатого субъекта. – А зачем вы его уронили? Вы его… били?
– Мама!
– Фрося, милая!
Унисон голосов слился воедино, и только я угумкнула и чуть не подавилась слюной, а еще очень пожалела, что в нашем мире нет магии, иначе я бы прямо сейчас начертила на полу руну перемещения, прыгнула ее и, помахав рукой и бросив на прощание игривое: «Оревуар!«, – скрылась бы в хитросплетениях энергетических линий и складываемых ими узорах.
– А что? – тут же отозвалась мамаша. – Я никому не позволю бить моего сыночка, – и чуть тише: – Кроме меня самой…
– Никто никого не бил, мама, мы просто упали, – пояснил раздраженный Артем, который в лучших традициях своей мамули только что отчитывал Веника. – Случайно.
– То-то я думаю, что у нас дома стадо слонов к марафону осеннему готовится, – решил разрядить обстановку папа моего благоверного.
– Да нет, па, это мой гиппопотамик не удержался и шлепнулся на пятую точку, – ответил ему Артем, теперь, определенно, иронизируя. Типа я такая толстая, что даже ноги меня не держат.
Сволочь. Его даже могила не исправит, куда уж там любовь! Хотя, какая нафиг любовь? Думаю, у него тогда случайно вырвалось, и повторять он не станет, иначе давно бы обрадовал, все-таки человек он прямой.
– Это я гиппопотам? – не знаю, по какой причине переспросила. Возможно, хотела воззвать к его совести, хотя тут никакое жертвоприношение не поможет, чтобы воскресить то, чего нет. А возможно, хотела просто оскорбиться и прилюдно устроить ему бойкот, но он предвосхитил все мои дальнейшие ожидания во сбивчивых извинениях, этот рогатый (нет, я ему не изменяла, но он определенно рогатое парнокопытное) субъект сказал следующее:
– Да, длинновато звучит, язык сломать можно. Быть тебе бегемотиком.
И вновь улыбнулся. Ууу, была бы я каратисткой, ты сейчас бы копил на вставную челюсть!
– Хам, – буркнула я. – И сам ты бегемот. И вообще мамонт. В квадрате. Нет, в кубе!
Последнее прозвучало слишком громко для того, чтобы его маман вновь ополчилась против меня, оставив в покое Веника:
– Грубиянка! Так непочтительно разговариваешь с моим сыном! Позор… – она театральным жестом приложила руку ко лбу и сделала вид, что готовится падать в обморок, заметив, что ее муж на нее внимания не обращает и ловить бездыханное тело супруги не собирается, она продолжила привлекать внимание: – Ах, слава Богу, наша гостья не смогла сегодня прийти, иначе не отмыться нам от этого позора… – Сандал Евгеньевич жену не слушал, заинтересованно разглядывая в окно плывущие по небу перистые облака и поглаживая усы, такое ощущение, что он вообще был в другом мире, мире грез и мечтаний. Но Ефросинью это не устроило – раз уж она решила падать в обморок, то надо завершать начатое до конца: – Кхм! Кхм! Кхм!!! Сандал, ты охренел? – возопила она дурным голосом.
Я шарахнулась и, все еще сидя на полу, угодила в стальной захват Артема, который схватил меня за плечи и стал водить большими пальцами, призывая к спокойствию. А я бы от массажика не отказалась.
Вообще, мне кажется, все испугались, чуть ли не до конфуза в штанах, даже шуганный Вениамин Аристархович чуть не выронил зубной протез изо рта и не распрощался с очками, когда от зычного выкрика хозяйки дома врезался всем корпусом в картину, висящую на стене. В общем, все, кроме Сандала Евгеньевича. Этот непрошибаемый мужик со стальными яй… в смысле, причиндалами (ой, что это я несу?..) лишь пробудился от своих глубоких мыслей и переместил свои сине-голубые, как у Тёмы, глаза с облаков на жену, изображающую из себя мини-версию китайского дракончика.
– Да, дорогая, – полувопросительным, полуутвердительным тоном отозвался он, а жена, которую, наконец-то, заметили, вновь приложила руку ко лбу, закатила глаза и начала падать под обеспокоенные возгласы своего мужа, спешащего ее поймать: – Что случилось? Ох, ах…
Кажется, он в этом деле опытный, так как получилось все не хуже, чем в кино, да еще и с первого дубля. Оскар в студию!
– Ах… Ах… – убиенно вздыхала мама Фрося, не забывая окидывать нас всех своим рентгеновским взглядом из-под опущенных ресниц. Я этого взгляда не замечала и вообще предполагала, что ей реально плохо, так что со свойственной мне широтой души жалела ее и порывалась, уподобившись всем остальным членам этого семейства, пойти помогать ей, но Шер, сам не вставая, не отпускал меня.
– Артем, надо хоть что-то сделать, – вразумляла его я, будучи чрезмерно удивленной его поведению. Это очень странно, что он так пренебрежительно относится к собственной маме. Просто он не знает, каково это, когда ее нет, и нет – я не жалуюсь на то, что у меня нет мамы, я это переношу нормально. Но будь она у меня, я не стала бы уподобляться Шеру и делать вид, что мне на всех, включая ее, класть.
– Успокойся, малышка, – чуть раздраженно ответил он.
– Но ей же плохо, может она ударилась. Отпусти, я пойду полотенце смочу водой…
– Детка, – голосом, как для душевнобольной стал пояснять Артем, – моя мама – старая актриса… – начал, было, он, но его мать, у которой вместо ушей радио-локаторы, по ходу, установлены, расслышала его шепот и, оказавшись вдруг вновь здоровой (спасибо за это парню на небесах), возмущенно завопила, как старенькая милашка-одуванчик бабулька на почте, которой пенсию сократили на две копейки и которая преобразилась в фурию:
– Я не старая!
– Мам, я не возраст имел в виду, а стаж твоего актерского мастерства.
Ефросинья Эразмовна сразу подобралась и встала с рук Сандала Евгеньевича, потом расшифровала сомнительный комплимент сынули и вновь ее лицо приобрело нахмуренность, а глаза устроились на полставки к Зевсу, начав метать молнии вместо притомившегося бога.
– Я не играла! У меня хрупкая нервная система, – достойным голосом поведала она, и не нашлось ни одного желающего с ней поспорить.
Таким образом, она еще минут пять ездила нам по ушам, рассказывая, что нервные клетки не восстанавливаются, а седина не закрашивается (ха, реклама утверждает обратное по обоим пунктам, но я с ней своими великими познаниями делиться не стала), а затем, когда на свой страх и риск Вениамин Аристархович вновь решился напомнить, что «ужин стынет», мы проследовали на кухню, то есть в обеденную залу. Ох, уж эти мажоры… И кухня у них есть размером с футбольное поле, и отдельно обеденная, которая еще больше.
Сама обеденная зала отлично вписывалась в интерьер всего дома, она имела логичность, не в пример комнате Шера, выбивающейся из общих рамок, и представляла собой некую композицию «два в одном»: здесь люди насыщали свои желудки, а также углубляли и эстетическую составляющую своей души – по стенам были развешаны разнообразные картины современных художников вперемешку с работами великих мастеров прошлых столетий. Основной тематикой всех предоставленных в обеденной картин живописи был танец.
Не то, чтобы я была сведуща в искусстве, просто посещать лекции по изобразительному искусству современности и прошлых веков, как будущий архитектор, я должна была наравне с остальными одногруппниками, а потом еще и сдавать чрезвычайно сложный зачет, к которому пришлось готовиться днями и ночами; благодаря этому я стала более компетентной в данном вопросе. Честно признаться, я себе позволяла прогуливать только философию, хотя после того постыдного казуса с прогулами я вообще завязала! Так что я с легкостью узнала работы Ричарда Юнга, Роберта Кумбса, балетное закулисье Александра Шеверского, знаменитые «Три грации» Сандро Боттичелли, серии «Танго» Валерия Беленкина и Леонида Афремова и многие другие, авторов которых я не знала.
Каждая картина здесь имела свою эксклюзивную рамку. Сандал Евгеньевич, заметив мой интерес, решил его развить:
– Леночка, позвольте к вам так обращаться, – он подошел и, галантно взяв меня под руку (учись у отца, Артемка!), повел вдоль картин. – Вам нравится?
– Да, так превосходно…
Хотелось еще по-плебейски поинтересоваться оригиналы это или репродукции, хотя и так ясно, что у них достаточно средств на то, чтобы даже в туалете Джексона Поллока11 повесить.
– Это галерея Ефросиньи, – тепло и не без гордости отозвался муж о своей жене, – она в прошлом была примой официальной национальной балетной труппы Парижской оперы, театра Дворец Гарнье.
– Вау… – совсем разинула я рот от удивления, но тут же спохватилась и исправилась на интеллигентную версию, сперва пробубнив себе под нос «то есть»: – Ах!..
– Я вижу, Вы удивлены, моя дорогая, – довольно ухмыльнулся в свои шикарные усы мой… кхм… свекор.
Кстати, я бы тоже могла вызвать у него аналогичную реакцию – удивление, всего-то лишь поделившись фактом нашего неожиданного родства. Но я же пай-девочка. Не буду доводить нового родственника до предынфарктного состояния.
– Чему же Вы удивлены? – вставила едкое замечание моя… свекровь.
На тот момент я уже даже забыла, почему именно удивлялась, потому что была поглощена перевариванием новых для меня, в особенности, для моего мозга слов – «свекор» и «свекровь», мысленно приклеившихся к моему лбу разноцветными стикерами, наподобие тех, которыми некогда была обвешана вся наша квартира (от пола до потолка, даже еда пострадала от этого стихийного бедствия) во времена интенсивного изучения английского языка Егором. Правда, тогда эти цветные яркие бумажки имели для меня менее содержательный характер – каракули брата на латинице представлялись мне китайской грамотой (или японскими иероглифами – на выбор в зависимости от настроения) и ничего кроме эстетического удовольствия не дарили, но сейчас у этих слов, помещенных на стикерах (не беда, что воображаемых) лично мной, к тому же на родной моему взору кириллице, имелся весьма значимый смысл. Мой язык бы даже посмел повернуться сказать «сакральный», но душа, противоборствуя, остановила свой выбор на определении «шокирующий». Сказать к слову, последнее и одержало верх.
Из состояния глубокой задумчивости меня вывел резкий настойчивый щелчок пальцами элегантной ручки, украшенной ободками колец из драгоценного металла с инкрустированными в них крупными камнями, принадлежащей Ефросинье Эразмовне. А у нее очень красивые руки, молодые. Не любая женщина в ее годах такими похвастает. Я про свои, напоминающие по осязанию наждачную бумагу, вообще промолчу – а это все сказывается моя нелюбовь к перчаткам и варежкам, которые я старательно (хоть и не специально) забываю дома в холодные времена года. Надо бы брать пример с мамы Шера и начать ухаживать за собой, а то, на сколько мне известно, существует в миру такая неписанная истина, как «о возрасте женщины судят по ее рукам». А вдруг Артем, дотронувшись в следующий раз до моих далеких от идеала конечностей, начнет ассоциировать меня со старухой Изергиль? К компании двух прежних стикеров, устроившихся на моем лбу, присоединился новый с лаконичной, написанной каллиграфическим почерком, надписью «крем для рук».
Свой щелчок мама Тёмы еще и озвучила:
– Я, кажется, вопрос задала?!
В то же самое время незаметно подскочивший ко мне сзади Шер завопил прямо в ухо:
– Воздух! Воздух! Вас запрашивает Земля!
Я от неожиданности подпрыгнула и стукнулась плечом о его подбородок снизу, благодаря чему чуть не вывихнула себе плечо, а Артем – челюсть, потому как, по звуку, она у него громко клацнула. Папаша Шера от этой картины умилился и чуть ли не слезу пустил. От беззвучного смеха. Я охнула и начала разминать другой рукой свое поврежденное плечо, так как подбородок у моего благоверного, видимо, из камня высечен, из корунда. Ефросинья попыталась меня оттолкнуть, чтобы оказать первую помощь своему бесценному чаду, но, к моему великому безмолвному ужасу, у нее не получилось воплотить свою благодетельную идею в жизнь, потому что я была перехвачена стальной клешней Шера. Кстати, насчет «стальной» – с каждым днем все больше утверждаюсь во мнении, что мой муж терминатор. Да, понимаю, звучит фантастично, но и Джон Коннор не сразу поверил в то, что его преследует и хочет убить железный человек, специально прибывший из будущего для выполнения этой миссии. Но в этих терминаторских хрониках была замечательная сцена, когда киборг себе руку вскрыл и показал кем, вернее, чем он на самом деле является. Надо бы и Артемку проверить, мало ли… Новый стикер «детализация структуры строения тела А.С. Охренчика» пополнил коллекцию. Ой, что это я несу? Ведь этот киборг прямо сейчас сам устроит здесь показательную трепанацию моего черепа, ну, или, сказав проще, скальп с меня снимет.
Мысленно отсчитывая последние секунды своего бренного существования, я зажмурилась и оказалась полузадушенной в его медвежьих объятиях. Что ж, выходит, он решил избавиться от меня «чистым» способом, не включающим кровавые пятна на паркете его любимой мамочки. Порядочный сыночек.
«Прощай, жизнь!« провозгласил заключительный стикер, а в следующий момент моего обнаженного (этому факту поспособствовало новое платье-маечка), плеча коснулось горячее дыхание, а вслед за ним и легкое прикосновение губами:
– Тебе больно, малышка?
– Нет… – пробормотала я, забыв, что всего пару секунд назад плечо ныло, и купаясь в неге от хаотично марширующих по телу мурашек. – Мне хорошо…
Реклама йогурта отдыхает.
Я медленно открыла глаза и стала свидетелем расползающейся по лицу Артема широкой улыбки.
Неожиданно я вспомнила, что не одна я пострадала и поспешила проявить заботу:
– С тобой все в порядке?
Он медленно утвердительно моргнул:
– Я здоров как бык-осеменитель! – и вновь разулыбался.
Моя рука, которая тянулась к его щеке, чтобы потрепать и продемонстрировать тем самым испытываемое мною сочувствие, сжалась в кулачок, и я поторопилась вырваться из его крепких объятий. Пошляк. То ли я шуганная.
– Фу, Тём! Ты такой… такой аморальный, – не сразу подобрала я правильное слово.
– Не смей оговаривать моего сына! – встала грудью на защиту сына Ефросинья, решив напомнить нам о том, что мы с ним не Робинзон и его верная Пятница, тусящие в одиночестве на необитаемом острове.
Затем она отвесила родной кровиночке смачную затрещину и прошипела сквозь зубы:
– Кто ты?
Шер замялся. Эх, где же Сенька со своей супер-пупер камерой? Такой кадр упустил…
Зато его папандр в очередном спектакле своей супруги участвовать не собирался, поэтому всего лишь безобидно, но жизнерадостно поинтересовался:
– Многих что ль осеменил?
– Вау! У кого приплод? – раздался едкий комментарий со стороны входа, где стояли два известных мне человека – Оливер и моя сестренка Соня.
Не знаю, кто был удивлен больше: я с Шером или эта парочка, но выглядели они более чем ошарашенно, хотя, по-моему, Олли храбрился и свое изумление нам не показывал. Ну, мне так показалось. Хотя вообще-то сложно определить мимику по затылку, а он именно что его нам и демонстрировал, пытаясь скрыться из кухни незамеченным, к тому же утягивая за собой Соню, которая, однако, будто вросла в то место, где стояла. Именно ее фраза и застала нас врасплох.
– Сынок мой размножается, – не растерялся папуля Шеридана, он вообще, по ходу, кайфовал сейчас, видимо, страдая из-за отсутствия юмористических каналов по телевизору, которые суровая хозяйка дома явно отключала, чтобы не развращать умы домочадцев. Да уж, такого каламбура по телеку не покажут. Эксклюзив спэшал фор ю, Сандал Евгеньевич.
– Вы типа молодой дедуля? – выдала Саннетт. – А вы – бабуля? – обратилась она к Ефросинье.
– Всем хай! – перебил ее Олли, присев на корточки и делая вид, что завязывает шнурки; понял, что сбежать не удалось.
– Спасибо за комплимент, – приосанился папа Тёмы, сосредоточив внимание на «молодом». – Я, в принципе, не против, – одухотворенно продолжил он. – Надеюсь, что Артем не пустозвон и порадует нас с женой внучатами. Но, сынок, осеменять всех подряд все же не стоит, – он похлопал окаменевшего Шера по плечу и поприветствовал вновь пришедших: – Да, кстати, здравствуйте, Оливер и Соня. Рад, что вы наконец-то посетили нас с Ефросиньей.
– Ты с ума сошел? – медленно проговорила предполагаемая бабуля.
Сандал не стушевался:
– Но, дорогая, почему же? Разве ты не рада нашему племяннику и его девушке?
– Я не о них говорю, – начала набирать обороты Ефросинья. – Им я очень даже рада: и Оллику, и его нормальной, – она сделала выразительный акцент на данном прилагательном, – девушке.
– О, так вы встречаетесь? – не сдержала я радостный возглас.
– Ну, как бы… – начал объясняться Олли.
Но его перебил самодовольный саркастичный баритон Шера:
– Да. Олли, а разве ты еще не написал об этом в своем Твиттере?
– Родной, ты не обозначил в своем Твиттере, что мы теперь вместе? – обиженно надула губки Соня.
– Я… – начал было Оливер лепетать, но сегодня явно не его день.
– Конечно же он забыл… Ведь столько работы в студии, да и кроме этого… – Артем кинул на меня многозначительный взгляд.
Что он хотел им сказать? И почему Олли так напрягся, а в его глазах мелькнуло нечто такое враждебное, чуждое его милому лицу? Кажется, у парней терки. Интересно, что они не поделили? Вот если бы у Тёмки не было меня, а у Олли Соньки (как же я за них рада, это лучший сюрприз после того, как я узнала, что Егор и Леська вместе, и мой брат не гей), я бы подумала, что они девушку не поделили…
Олли мог бы и не шифроваться со своей любовью. Сразу бы рассказал. А я бы еще раньше за них порадовалась.
– Я так понимаю, ты хочешь взять меня на слабо? – наконец-то избавился Оливер от приобретенного сегодня дефекта речи и перестал быть мечтой всех логопедов мира.
– Прости, что ты сказал? – непринужденно поинтересовался Шер.
Прозвучало это уж совсем неправдоподобно. Вот и Олли не поверил:
– Якобы ты не расслышал?
– Каюсь, иногда я просто не слушаю. Иногда я просто смотрю, как движется твоя челюсть, – правая бровь Артема взметнулась вверх. – Завораживающее зрелище.
– Брейк! – не выдержал Сандал Евгеньевич и решил развеять нагнетаемую обстановку. – Что не поделили? – парни отвечать даже и не подумали. – Как маленькие, ей-богу. Фрося, у нас же званый ужин, а не вечеринка на погосте.
– Меня вообще-то бабушкой назвали, – возмутилась она. – Как ты можешь думать о еде? Ты даже не станешь отстаивать мою поруганную честь?
– Мы живем не во времена молодости Пушкина, так что, прости, но раскидываться перчатками не станем, – как можно более примирительно сказал он. – К тому же, пора бы уже нам и правда внучат нянчить.
– Я же говорю: ты сошел с ума!
– Мама, – настойчиво привлек ее внимание Шер. – Мы с Леной о бэйбиках пока не думали, так что пока можешь не нервничать.
– О ком?
– О детях. О детях пока не думали.
– Что значит «пока»?
Вот же неугомонная особа. Хотя и мне хотелось бы знать, что это значит. Ну же, дорогой, не томи.
– Значит, обязательно подумаем, – совершенно нешуточным тоном сказал он. – Но не сейчас.
– Ты меня в могилу сведешь… – обреченно вздохнула Ефросинья.
И меня, мысленно добавила я.
Оливер с Соней заявление Артемки никак не прокомментировали. Зато мой свекор засиял как найденный бомжом рубль, в котором тот от счастья чуть ли не дыру протер:
– Давай-те же это отпразднуем!
– Мою скорую смерть? – взвизгнула его супруга. – О Боже, Боже, Боже!.. – она картинно приложила ладонь ко лбу, а ее глаза заблестели, наполнившись слезами. – Видеть вас не могу.
«Надеюсь, у нее водостойкая тушь», – промелькнуло у меня в голове прежде, чем она, цокая каблучками, не покинула комнату. Сандал Евгеньевич рванул за ней, приговаривая извинения:
– Дорогая, Фросечка, конечно же, я не это имел в виду!
– Ты спишь и видишь, как на похоронах моих джигу-дрыгу отплясываешь, – доносилось все более и более приглушаемое из залы. – Это невыносимо – даже в собственном доме доверять некому…
Постепенно звуки их ругани, к моему облегчению, совсем пропали – не люблю, когда люди ругаются, хотя, это намного лучше, чем если бы эти двое отрабатывали друг на друге приемы кунг-фу. Да… А у меня живая фантазия. Перед глазами тут же возникли стоящие друг напротив друга призрачные фигуры Сандала и Ефросиньи. Вот Шер в традиционном черном кимоно с повязкой, на которой изображены таинственные японские письмена, просит их друг другу поклониться и дает команду к бою: «Хаджиме». Откуда у меня такие великие познания в области восточных единоборств? Ответ прост – Егорка и не такому научит, так что подобные судейские термины для меня не в новинку. А тем временем воображаемые оппоненты рукопашного боя приступили к схватке: разъяренная тигрица с нахрапу накинулась на спокойного и сосредоточенного, как сидящий в засаде и выжидающий жертву киллер, тигра, сыпля на него всеми ударами, которые знала. Он их методично отбивает, ставя блоки, но в ответную атаку не бросается, раззадоривая ее шуточными выпадами: то хлопнет легонько ладошкой по ее макушке, то поставит щелбанчик по носу.
