Текст книги "Мне уже не больно (СИ)"

Мы сидим в машине Ильи и слушаем Фрэнка Синатру, поющего о непрерывном снегопаде и домашнем уюте. Я устроился на пассажирском кресле рядом с водительским, а Карина позади меня. На улице действительно метет так, что за сплошной стеной белого я даже не вижу Илью, отошедшего на другую сторону улицы к окошку Макдональдса.

– Ты уверена, что мы поступаем правильно? – спрашиваю я, задумчиво глядя на то, как крупная снежинка, врезавшись в лобовое стекло, скукоживаясь, медленно тает и стекает стылым ручейком к дворникам. – Ульяна вряд ли бы одобрит, если узнает.

– А ей и не надо знать, – отрезает Карина, без особого интереса листая глянцевый журнал. – Она, упрямая и самоуверенная, решит, что справится со всем сама. Но это не так.

Я собираюсь сказать, что вряд ли с таким справимся мы, но замечаю в зеркале заднего вида хмурое опухшее от слез лицо Карины. Какой бы легкомысленной она ни казалась, ради друзей она действительно способна на многое. Что заставляет задуматься, а поступил бы я также, попади в беду близкий мне человек?

Прихожу к выводу, что для Карины и Ильи я сделал бы все, что потребуется. И их разрешение, конечно, мало бы меня волновало в таком случае.

Водительская дверь открывается, впуская в салон уличный холод. Илья неторопливо устраивается за рулем, но под моим недовольным взглядом скорее захлопывает дверь. Карине он вручает двойной чизбургер и апельсиновый сок, а мне шоколадный маффин и большой стаканчик капучино.

– Где мое спасибо? – спрашивает Илья деловито. Я с готовностью тянусь к его холодным губам. Что и говорить: нам обоим до смерти нравится целоваться.

– Фу, а можно не при мне? – с напускным возмущением тянет Карина.

Какое-то время мы сидим, поедаем фастфуд и ждем, изредка воюя за право переключать каналы на радио. Спустя полчаса из торгового центра выходит Ульяна, оглядывается по сторонам, заставляя нас с Ильей машинально пригнуться, и направляется торопливым шагом в сторону автобусной остановки.

Отлично, Ульяна. Куда же ты едешь совсем одна, без водителя, на общественном транспорте?

– Едем за ней? – спрашивает Илья неуверенно.

– Ага.

Ульяна садится в автобус, устраиваясь на свободном месте у окна, и Илья выезжает на дорогу. Пока мы петляем по дорогам города, то сбавляя скорость, то вновь нагоняя автобус, я чувствую себя до невозможности глупо. Как персонаж шпионского детектива, проверяющий всех подозреваемых из списка и изо всех сил пытающийся не раскрыть свое инкогнито. Лучше бы готовился к контрольной по химии, честное слово.

– Куда она едет? – спрашиваю я у Карины. Она гуглит остановки пятидесятого автобуса и пожимает плечами:

– На юго-запад.

– В спальный район? – предполагаю, изо всех сил стараясь не думать о другом приходящем на ум варианте. – К Воскресенскому или тому немому мальчику, у которого она куратор?..

– Или к офисным высоткам, – добавляет Илья, озвучивая худшие мои опасения, и на краткий миг оборачивается на Карину. – Какая там конечная?

– «Город», – отзывается она глухо.

Идиотское название для автобусной остановки, но сейчас я думаю совсем о другом. В том районе находится громадный офисный комплекс, принадлежащий компаниям Милославских и Громовых. Дурное предчувствие заставляет сердце забиться чаще, а все мысли разбегаются перед той, что грохочет жутким откровением в пустой голове – отец.

Отчаявшийся, не привыкший к тому, что за независимость приходится бороться потом и кровью. Опустивший руки, быть может, разочаровавшийся в слабости единственного сына. Сегодня утром за завтраком он казался особенно отрешенным и уставшим. Я судорожно вспоминаю выражение его лица, углубившиеся от грустной гримасы носогубные складки и морщинку между мученически сведенных бровей – это ли не лицо человека, который настолько устал от борьбы, что готов переступить опасную черту?

Илья замечает по моему застывшему взгляду, что на уме у меня сейчас догадки одна хуже другой, и говорит мягко:

– Дим, не паникуй. Мы еще ничего не знаем.

– А что тут знать? – шепчу, наблюдая за тем, как Ульяна выходит на остановке «Город». Она накидывает на голову отделанный пышным мехом капюшон и быстрым легким шагом направляется по небольшой аллее в сторону трех высоток, подпирающих собою сизое вспухшее от снежных туч небо. – И без слов ясно, к кому наше шпионское расследование ведет.

Мы выходим из машины и, выдерживая приличное расстояние, идем за Ульяной. Карина для конспирации надела широкополую черную шляпу и солнцезащитные очки, на Илью напялила мое дизайнерское серое пальто из последней осенне-зимней коллекции, которое сидит слишком плотно и нескладно на его широких плечах. А я, недолго думая, залез в папину дачную куртку камуфляжной расцветки, в которой он на охоту с друзьями ходит.

– Конспираторы, блин… – шиплю сквозь зубы, утыкая нос в воротник вязаного свитера.

Мы вертимся у дверей еще пару минут после того, как за ними скрывается Уильяна, а затем, приняв вид естественный и небрежный, заходим следом. У стойки ресепшена останавливаемся, чтобы взять пропуск.

– Здравствуйте, Дмитрий Тимурович, – блондинка-секретарша приветственно мне улыбается и с нотками легкого ничего не значащего флирта спрашивает: – Вы по делу или просто заглянули проведать?

Надо же. Левая сторона моего лица все еще опухшая, на мне запачканная грязью куртка на три размера больше нужного, нос покраснел от холода, а симпатичная девушка все равно смотрит на меня с нескрываемым интересом. Магия вне Хогвартса.

– По делу, – холодно отрезает Илья. Взглядом его сощуренных карих глаз, кажется, можно убивать.

Секретарша, глянув на него с обиженным недоумением, снова оборачивается ко мне:

– Вам на какой этаж?

Я улыбаюсь ей, пытаясь доброжелательностью этого жеста сгладить грубость Ильи, и спрашиваю:

– А вы не знаете случайно, куда направилась девушка, которая зашла буквально за минуты две до меня? Она моя подруга, удивлен ее здесь видеть. Хотел нагнать, поздороваться.

– Как же, знаю, – радостно отзывается секретарша. – У нее личное приглашение от босса.

– Отлично, тогда нам три пропуска к Громову, – нетерпеливо вмешивается Карина, положив руки на стойку. Секретарша удивленно качает головой:

– Нет, вы не поняли, не к Тимуру Игоревичу. К Олегу Павловичу.

Мы с Ильей и Кариной переглядываемся с одинаковым изумлением во взглядах.

– К Милославскому?

– Да.

От удивления у меня слова застревают в горле. Кончики пальцев немеют и отзываются болезненным покалыванием, когда я непроизвольно с силой сжимаю ладони в кулаки.

– Тогда три пропуска к нему, – хмыкает Илья и хмурит светлые брови.

– Нет, Илья, – я тяну его за рукав пальто, добавляя хрипло: – К нему-то мы как раз и не можем. Для этого мне бы самому потребовалось личное приглашение Милославского. Здесь я вправе подниматься только на этажи нашей компании.

– Все верно, – секретарша вновь улыбается, но на этот раз уже безжизненно и дежурно, будто мы наскучили ей. – Дмитрий Тимурович, хотите, я вас с ним соединю?

Этого только не хватало.

Под предлогом срочного дела врываться к Милославскому и требовать от него внятных объяснений.

– Нет, спасибо… В другой раз.

Мы отходим к лифтам, отрешенно наблюдая за тем, как прозрачные кабинки, набитые сотрудниками, плавно трогаются с места, то двигаясь вверх и скрываясь под высоким потолком офисного атриума, то вновь опускаясь, чтобы выпустить и принять новые потоки людей.

Я готов провалиться сквозь землю от стыда, но в этот момент я испытываю громадной силы облегчение от осознания того, что мой отец не причастен к шантажу.

– Как думаешь… – Карина снимает свои темные очки и смотрит на меня внимательно и грустно. – Как отреагирует Алик, когда узнает, что его отец… Ну…

– Узнает, что его отец что? – раздается прохладный вопрос.

Мы резко оборачиваемся.

У лифта стоит Алик. В деловом темном костюме, с пузатой папкой бухгалтерского отчета в руках. Он прищуривает серые глаза, оглядывая всех нас по очереди, а потом спрашивает вкрадчивым обманчиво сладким голосом:

– И что это вы трое здесь делаете?

Комментарий к 5. Вне подозрений

* – “…Фрэнка Синатру, поющего о непрерывном снегопаде и домашнем уюте” – речь идет о песне “Let it snow”

========== 6. Никита ==========

Самое забавное, что Леша до сих пор не заметил ничего подозрительного.

Два раза на неделе я оставался ночевать у Алика, теперь почти постоянно пропадаю вместе с ним после школы, домой возвращаюсь с откровенными засосами на ключицах и под кадыком, а брат даже бровью не повел. Тему Алика и семьи Милославских он обходит за десять верст, поэтому вывести его на откровенный диалог не удается. Если честно, я даже не знаю, с чего начать этот разговор.

Поэтому и сейчас на смс «Сегодня дома?» я отвечаю кратким «Неа», тут же убирая телефон в ящик рабочего стола Алика.

В сотый раз окидываю взглядом его кабинет.

Все еще чувствую себя здесь неловко, как будто сам работаю в гигантском офисном комплексе, принадлежащем Милославским, и теперь меня вызвали к начальнику на ковер. Хотя и должен, по идее, чувствовать себя хозяином положения.

За отсутствием спустившегося за документами Алика устроился в большом кожаном кресле, решаю задачки по алгебре и изредка, уходя мыслями от домашней работы, прислушиваюсь к едва различимой болтовне секретарши в смежном помещении. Даже капучино пью во второй раз, нещадно эксплуатируя кофе-машину.

Подумать только, из этого самого кресла Алик наряду с отцом верховодит всей компанией.

Задумываясь об ответственности, которая лежит на его плечах, я начинаю представлять, могла ли наша жизнь сложиться иначе. Если бы Алик смог найти меня после той драки в четырнадцать. Мы бы ввязались в новую потасовку, наставили бы друг другу цветастых гематом. Быть может, подружились бы. Вместе гоняли бы в баскетбол после школы.

Отец Алика вовремя бы заметил маниакально-депрессивный психоз жены и положил бы ее в клинику. Она бы никогда не сбила моих родителей на трассе. У меня были бы действующие ноги.

Мы с Аликом бы росли в полных семьях. Он бы отказался наследовать бизнес отца, потому что его помощь бы не потребовалась.

И в этот самый момент мы бы встретились в кафе или на баскетбольной площадке, куда каждый из нас пришел бы после уроков в своих школах. Обычные подростки с обычными подростковыми проблемами. Быть может, мы бы впервые поцеловались, осознав за нашей дружбой нечто большее, чувственное и заставляющее сердце биться быстрее. И я бы оттолкнул Алика, смущенно сказав, что я «не из этих». Он бы невыразительно хмыкнул, поджав губы, и тогда я, не задумываясь, потянулся бы поцеловать его сам.

А еще – я был бы выше.

Эта мысль заставляет меня улыбнуться.

В Алике метр восемьдесят семь, а во мне – метр девяносто. Его бы точно взбесил этот факт.

И вслед за этим я думаю с неожиданным душевным подъемом: еще обязательно взбесит. Как только я встану на ноги и посмотрю на Алика слегка сверху вниз. Наша жизнь не хуже и не лучше из-за того, что сложилась именно так. Просто где-то в параллельной вселенной существуют два парня, один из которых никогда не становился у руля торгово-производственной империи, а другой никогда не терял способности ходить. Зато в настоящей версии есть Алик Милославский, рано повзрослевший, рано научившийся совсем недетским вещам. Который однажды встретился с Никитой Воскресенским и вылечил его от хронической тоски и ненависти к жизни.

Я дергаюсь, когда открывается дверь.

Заходит Алик, а следом за ним плетется Дима в какой-то безразмерной куртке для охоты. Громов чуть опухший после болезни, и он чем-то настолько встревожен, что в первые несколько секунд меня не замечает, а когда наконец встречается со мной глазами, лишь серьезно кивает и садится в кресло у входа.

– …Я уже сказал, что мой отец не имеет никакого отношения к шантажу, – Алик продолжает прерванный разговор, обращаясь к Диме, но смотрит при этом на меня с каким-то странным выражением и слегка хмурится. Мне становится неуютно под этим взглядом – складывается впечатление, что Алик за что-то на меня сердится. – Ульяна сейчас у него лишь потому, что хочет попросить помощи.

Дима недоверчиво фыркает.

– Почему бы ей не обратиться к своим родителям?

– Может быть потому, что Ульяна не хочет, чтобы они знали о ее откровенных фотках? – ядовито спрашивает Алик.

Я ничего не понимаю.

В первый раз слышу о том, что Ульяна находится сейчас наверху, с отцом Алика. В первый раз слышу о каких-то фотографиях.

Алик вздыхает, присаживаясь на край стола, за которым я сижу. Скрещивает руки на груди и произносит уже мягче:

– Дима. Мы тебе не враги.

Громов опускает взгляд на свои ботинки и тихо бормочет:

– Я уже не знаю, кто мне враг, а кто нет. Не знаю, на кого можно положиться… – он проводит ладонью по встрепанным темным волосам. – Веришь или нет, но я хочу лишь спокойствия для своей семьи.

– Как и все мы, – замечает Алик. Он оборачивается на меня все с тем же странным непонятным выражением во взгляде и тут же прячет глаза.

– Нет, – возражает Дима со спокойной лишенной издевки улыбкой. – Ты никогда не хотел только этого. Тебе надо всегда быть наверху. Или жизнь начинает казаться тебе скучной и ничего не значащей.

Я слышу искренность в его словах и сам прекрасно понимаю, что то, о чем говорит Дима, чистейшая правда. Алик живет борьбой за первенство, и статичное спокойствие явно не про него. Эта мысль, вырванная из ровной череды аксиом и выставленная на свет, вселяет в меня смутное беспокойство.

Алик игнорирует слова Димы и лишь произносит уверенным тоном:

– Мы поможем Ульяне. Я знаю, это Карина попросила тебя не спускать ситуацию на тормозах. Так вот, можешь передать ей, что мы с отцом и Антоном лично проследим за тем, чтобы фотографии не просочились в сеть.

– Спасибо, – Дима поднимается из кресла и делает шаг к двери.

Уже взявшись за ручку, он оборачивается и быстро произносит:

– Приятно было повидаться, Никита.

Я вспоминаю о том, что Дима просил Ромашку не трогать меня. Мне Алик рассказал после их с Романовым драки. И я при всем желании не могу теперь чувствовать и капли былой ненависти по отношению к Диме.

– Взаимно, – улыбаюсь, и Громов, неуверенно улыбнувшись в ответ, уходит.

Алик отстраняется от стола и поворачивается ко мне лицом, криво усмехаясь.

– Вы теперь с ним лучшие друзья или что-то типа того? – спрашивает он шутливо.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – оскорбляюсь слишком явной попытке увести тему подальше от только что случившегося разговора. Алик тяжко вздыхает, потирая пальцами переносицу. – Алик, какого хрена? Мы же, кажется, договорились, что ты не будешь ограждать меня от всего, что происходит вокруг?

– Дело не в этом… – слабо пытается возразить он, но я лишь фыркаю:

– А в чем же?

Милославский хмуро смотрит на меня и молчит. Он не хочет лгать, но и сознаваться в том, чего пообещал не делать, не хочет тоже. Я понимаю теперь, что недовольный взгляд Алика, когда они разговаривали с Димой, относился к нежеланию впутывать меня в новую историю.

– Ты не сможешь держать меня вечно в сувенирном стеклянном шарике, – произношу я с нажимом. – Тебе либо придется научиться мне доверять, либо твоя мания держать все под контролем станет реальной проблемой в наших отношениях.

Алик удивленно вздергивает брови.

В его серых глазах зреет раздражение.

– Вау, – произносит он голосом, сочащимся ядом. – Ты ставишь мне ультиматум?

Меня ощутимо задевает его тон с явным намерением выместить злость в до обидного глупой ссоре. Я даже жалею на секунду, что не могу встать и, демонстративно хлопнув дверью, выйти из кабинета. Для того чтобы убраться отсюда, проигнорировав его выпад, мне пришлось бы совершить ряд бесхитростных манипуляций – подтянуть к себе за ручку коляску, стоящую чуть поодаль от кресла, перелезть в нее, попросить Алика отойти, а потом, быть может, попросить придержать мне дверь.

Поэтому я выдыхаю, стараясь взять себя в руки, и ровно произношу:

– Вижу, ты завелся не на шутку. Ссориться с тобой я не хочу. И продолжать разговор в таком духе не хочу.

Алик стоит вполоборота ко мне, упрямо вздернув подбородок, и разглядывает картину на стене.

– Отлично, – говорит он с напускным безразличием. – Предлагаю не принимать опрометчивых решений… Мне надо будет отлучиться по делам, а ты позвони моему водителю, попроси подбросить тебя ко мне.

Я молча киваю.

Не спрашиваю, по каким это делам он собирается отлучиться из офиса, как не говорю и того, что ехать к Алику не собираюсь. Я слишком зол на него сейчас, чтобы играть по его правилам.

Алик открывает шкаф, снимает и вешает на дверцу пиджак, надевая кожанку. Я опускаю взгляд, проклиная себя за то, что думаю не о том, что Алик поступает по-детски, а о том, насколько он красив в таком небрежном одежном сочетании – кожанка поверх рубашки.

– До вечера, – бросает он сухо, даже на меня не взглянув, и выходит за дверь.

А я, дождавшись, когда его шаги стихнут в отдалении, достаю свой телефон и набираю смс Леше: «Сегодня ночую дома».

*