Текст книги "Дорожная Пыль в стране магов"

Автор книги: Дорожная Пыль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Подожди, Кэкэ, – прервал его Дорожная Пыль. – А с чего это ты вообще решил, что в основе мира должны лежать аксиомы?

– Ну, маги это видят непосредственно. Но можно дать и логическое объяснение.

     Скажем, математическая физика – хороший пример попытки аксиоматизации знаний о мире. Или вот ещё, – с этими словами Кэкэ встал, несколько раз присел и снова уселся на ствол поваленной сосны, – вот ещё так можно смотреть. Берём известные нам законы, составляющие нашу модель мира, добавляем к ним аксиомы математики, с помощью которых выражаются эти законы, и получаем промежуточную на данный момент аксиоматику мира. Конечно, хреновую: место истинных аксиом занимают познанные нами следствия; но уж какая-никакая. Мы можем только двигаться к истинной аксиоматике мира, уточняя известные законы и переходя к более общим.  Разумеется, если бы мы знали истинные аксиомы мира  и имели  инструмент, который по ним мог  создавать модели, то мы могли б создавать миры, подобно Самому…, – и Кэкэ закатил глаза вверх, показывая туда же большим пальцем. – Но вот теперь пришло время задать себе такой вопрос: насколько произвольно можно выбирать аксиомы из уже, допустим, известного списка, чтобы при наличии необходимого аппарата получать реальные модели мира? Здесь есть несколько важных моментов.

     Во-первых, желательно, чтобы аксиомы были независимы. Другими словами, ни одна из выбранных аксиом не должна быть лишней, без которой можно обойтись: этим минимизируется их необходимое число. Хотя, когда они зависимы, ничего страшного тоже не произойдёт.

     Во-вторых, аксиомы должны быть непротиворечивы. Это значит, что из выбранных аксиом нельзя вывести некоторую истину и одновременно её отрицание. Понятно, что у противоречивой системы аксиом модели быть не может, так как  реальная модель не может быть такой и не такой одновременно. Известно, например, что математическая логика имеет непротиворечивый набор аксиом.

     Наконец, необходимо знать, полна или не полна система аксиом. В полной системе аксиом для любого правильно построенного утверждения можно получить доказательство либо его истинности, либо его ложности. То есть, в отношении любого факта теории можно установить, истинен ли он. Например, математическая логика имеет полную систему аксиом. В неполной системе существуют такие факты теории, в отношении которых нельзя установить их истинность или ложность. Это означает, что к исходным аксиомам можно добавить  такое недоказуемое утверждение или его отрицание и получить две разные теории: у одной  присутствует указанное утверждение, а у другой – его отрицание. Если теперь перейти к модели теории с неполной системой аксиом, то при наличии такого недоказуемого утверждения уже приходится иметь две модели, соответствующие двум новым теориям. Вот и получается, что неполные теории как бы расщепляются на множество теорий и соответственно требуют множество моделей. Ну, что я тебя ещё не утомил? – поинтересовался Кэкэ. – Эти начальные вещи ты должен хорошо понять, чтобы не мучить меня потом лишними вопросами.

     Он встал, постоял в задумчивости, потом снова сел, и снова встал. Было видно, что он хочет что-то сказать, но не знает как. Наконец, он сел, подышал на стёкла очков и протёр их вынутым из кармана платком.

– Тут такое дело... Не знаю, стоит ли тебе сейчас говорить об этом...

– Говори, конечно. Я же ради этого и пришёл к тебе.

Кэкэ внимательно посмотрел на Дорожную Пыль, как бы оценивая на глазок его возможности.

– Как бы тебе сказать... Я, видишь ли, по молодости не очень доверял тому, что скажу тебе сейчас. Во-первых, хочу сказать о непротиворечивости. Курт Гёдель показал, что непротиворечивость арифметики нельзя доказать средствами самой арифметики. Но арифметика реализуется в окружающем нас мире и не только в нашем. Значит, она непротиворечива. Это понимают все, хотя доказательства мы пока не знаем. Итак, получается, что оно обязательно есть, хотя и неизвестно нам.

– Так здорово же! В чём проблема?

– Ты наверное плохо понял меня. Давай ещё раз. Арифметика непротиворечива. Так? Это доказательство не может быть получено средствами самой арифметики, но оно как бы есть. Значит, важнейшая информация об арифметике, в данном случае о её непротиворечивости, находится как бы вне арифметики. Но тогда и информация о теории, представляющей мир, зачастую находится вне этой теории. Ты понимаешь, что это такое? Важнейшая информация о мире, который является воплощением некоторой теории, не может быть получена только исследованием этого мира. Для ее получения мы должны обращаться к чему-то более высокому, не от мира сего.

– Ты про Бога, что ли?... Слушай! Может быть это и есть то самое доказательство непротиворечивости арифметики?

– Не понял. Ты о чём? – удивился Кэкэ.

– Ну, как же? Арифметика реализуется в нашем мире? Да! Наш мир существует? Да! Противоречивый мир мог бы существовать? Нет! Значит, арифметика непротиворечива! И все эти рассуждения, как ты видишь, находятся вне арифметики. Ну, как тебе такая мысль?

– Ну, ты даёшь! Во ученичёк свалился на мою голову! Не сидится им на помойке и всё тут. Ладно. Мы вернёмся к этому. Обязательно вернёмся. Теперь о неполноте. Тот же самый Курт Гёдель показал, что арифметика неполна. То есть в ней есть такие утверждения, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Он даже построил такие утверждения. Так вот, они очень странные. Вернее не так. Они отражают известные логические парадоксы. И по началу создаётся впечатление, что этим всё и ограничивается, и что всё это очень искусственно и не по делу. Шли годы, я знакомился с другими доказательствами, другими интерпретациями. Моё мнение менялось. Сейчас я серьёзно отношусь к этому. Это не выверт и не экзотика. Вот что я хотел тебе сказать. Для того чтобы что-то изменить, нам пришлось бы пересмотреть саму логику. Таких безрассудных смельчаков я не знаю. Это всё равно, что бросить вызов Господу.

– Слушай, у тебя как-то странно получается: говоришь об арифметике, а потом РАЗ (!) и перепрыгиваешь на мир. Не очень-то сопоставимые масштабы. Не кажется тебе? Может быть в этом ошибка?

– Хорошо, давай, ещё раз вернёмся к миру как модели системы аксиом. Возьмём арифметику с ее аксиомами Пеано. Арифметика точно и безусловно реализуется нашим миром. Ты можешь это проверить на яблоках, спичках, калькуляторах или как ещё тебе заблагорассудится. Вообще невозможно себе представить мир, в котором она не выполняется. Если захочешь, я потом как-нибудь тебе это поясню. Итак, аксиомы арифметики входят в множество аксиом мира. И получается, что если уж у арифметики есть эти проблемы, то и в более сложной системе аксиом, включающей арифметику, они есть и подавно. Поэтому любая система аксиом мира неполна. Тут и к бабке ходить не надо. Что это значит для самого мира? Итак, в теории есть недоказуемое утверждение, а значит, в миру ему соответствует неопределённое свойство. Понимаешь? В реальном мире, который соответствует неполной системе аксиом должны быть неопределённости, когда ты принципиально не можешь понять, что же там на самом деле, потому что на самом деле там именно неопределённость Ты мне ничего не хочешь сказать? – спросил Кэкэ и вопросительно посмотрел на Дорожную Пыль. – Ладно,– махнул он рукой, – проехали. Эти неопределённости могут разрешаться с помощью какой-нибудь системы выбора. Что это значит? Это значит, что, как я тебе говорил, недоказуемое утверждение можно добавить к системе аксиом. А можно добавить его отрицание. И мы тогда получим две различных системы аксиом, которым будет соответствовать два уже немного различающихся мира. Но это породит новые недоказуемые утверждения, потому что неполнота системы аксиом означает невозможность вычерпать недоказуемые истины простым их добавлением к аксиомам. В миру это будет отражаться в виде расщепления мира на два новых. Итак, принятие решения по неопределённости удваивает количество миров и порождает в них новые неопределённости. Вот так и происходит развитие мироздания: уточнение, принятие решения, расщепление, появление новых неопределённостей, и так по кругу. Так что существование множества миров в мироздании совершенно необходимая вещь. Да, что я тебя убеждаю?! Ты же сам прямой свидетель этого, – хлопнул себя по коленкам Кэкэ.

Дорожная Пыль хотел спросить что-то важное, но видимо никак не мог сформулировать это. Так часто бывает: хочешь спросить что-то важное, а спрашиваешь какую-то глупость. Наверное это происходит потому, что плохо понятое важное даже при изменении одного слова легко превращается в глупость.

– Вот хочу тебя спросить, – выдавил, наконец, из себя Дорожная Пыль, – Почему бы Господу не иметь одну модель аксиом мира? Очень частную, но одну?

Кэкэ засмеялся, встал и отряхнул с брюк хвойные иголочки.

– Ну, ты фрукт! Сам прошёл между мирами, а тупишь не по-детски. Как бы тебе сказать? Иметь один мир ему не очень интересно, скучновато и невыгодно.

– Не понял?

– Вот смотри. Чтобы запускать спутники, нужны космодром, глобальная система управления, посадочный комплекс и многое другое. Будешь ты пускать один спутник в год или тысячу, всё это надо иметь и оплачивать. Поэтому, если уж ты пускаешь спутники, надо стараться запускать их как можно больше; только так и сэкономишь. Тоже и с мирами. Понял? Конечно, я шучу, но лишь отчасти. Немецкий математик и философ Готфрид Вильгельм Лейбниц сформулировал принцип максимального разнообразия.

     Этот принцип означает, что Господь реализует всё, что может быть реализовано и не противоречит существующему. Этот принцип трансформируется в различных науках по-своему. Например, в биологии – это теория гомологических рядов Вавилова. Это биологическое подтверждение тезиса Лейбница. Вот ещё пример. Математика – весьма абстрактная наука. В ней можно встретить массу теорий, зачастую не связанных с жизнью и имеющих чисто  интеллектуальный интерес. Но вот чудо, которое никто не может объяснить. Практически любая математическая теория в конце концов оказывается необходимой для описания каких-либо явлений мира. Фантастика! Замечательное подтверждение тезиса Лейбница! Так что, дорогой, Господь с необходимостью поддерживает множество миров. Ах, да! Миры нужны и для того, чтобы такие, как мы, могли путешествовать по ним. Теперь понял?

– Что-то пить хочется, предусмотрительно перевёл разговор Дорожная Пыль.

– Тогда вставай. Тут рядом родничок из под скалы пробивается. Маленький такой, но вода вкуснющая! Я недавно окопал его и обложил камнями, чтобы вода набиралась. Пошли.

   Они прошли буквально сто метров и оказались у скалы, где под ёлкой пробивался родничок. Правда, вода в искусственно созданной ванночке оказалась мутной и непригодной для питья. Кэкэ даже расстроился.

– Вот же гадёныш, – почёсывая подбородок, сказал он. – Сейчас жарко. Так, понимаешь ли, какой-то хорёк приходит сюда купаться. Вон, посмотри, его следы. И купается он так конкретно, что муть стоит несколько часов. Получается я ванночку для него сделал.

– Не расстраивайся – дом-то рядом. Паучка ты от ванны, а хорька ванной спасаешь. Какая разница, согласись? Кэкэ посмотрел на Дорожную Пыль, улыбнулся и они не спеша стали спускаться вниз к дому.

14. Правдивая легенда

                                                      Нам  надо держаться вместе,

                                                      Чтобы не висеть по одиночке.

                                                                 Бенджамин Франклин

         После прогулки и интеллектуальных посиделок на скале Кэкэ и Дорожная Пыль вернулись  домой. Дверь им открыла женщина лет пятидесяти, стройная, сухощавая, с узким лицом и густыми светло-русыми волосами. Совершенно очевидно, что в молодости она была неотразимой красавицей, хотя и сейчас её привлекательность никуда не делась, лишь приняла слегка подвяленный вид. Никакого макияжа, острый взгляд ясных, подвижных глаз.

     «Везёт же мне здесь на красивых женщин, – подумал Дорожная Пыль, – просто эстетическое удовольствие получаешь, как паучок из ванны».

Сразу же с порога Кэкэ был вручен пакет с мусором, и он покорно проследовал на помойку. Женщина оценивающим взглядом посмотрела на Дорожную Пыль: «Так! Это что за алкаш!?»

– Я не алкаш, я – Дорожная Пыль, человек помойного мира. А вы, позвольте, кто?

– Меня зовут Люция. Я иногда захожу сюда проведать этого, с позволения сказать, мага, прибрать и что-нибудь ему приготовить.

– Так вы домработница? Можно я буду звать вас Люсей? Мне так привычнее.

– Домработница – это у вас там, на помойке, а Люська – это кличка собаки. Никогда не смей меня так называть!

– Хорошо Люся, как скажете. А вы нерусская?

– Я, кажется, тебя предупреждала, – грозно нахмурилась она. – Ты что, вздумал со мной шутки шутить!?

– Вы, Люся, наверное злющая прибалтка?  Ну, что, угадал!?

Было очевидно, что сейчас разверзнутся небеса, вспучится земля, и закипит пресное море.

«Чего это меня так заклинило?» – не на шутку испугался Дорожная Пыль.

Неожиданно она отвернулась от него, и было видно, как затряслись её плечи. Она молча смеялась! Наконец, она повернулась к нему, ее глаза искрились смехом.

– Ты и вправду дурак, а я сначала не верила.

– Почему это я дурак!?

– Так разговаривать с феей Правды может либо сумасшедший, либо полный дурак. Ты, вообще осознаёшь свои риски!? От тебя бы уже давно и светящегося яйца не осталось!

– А что, сегодня постный день, и вы дураков не мочите?

– Нет, день сегодня скоромный. Просто мне мои родственницы уже все уши по мобильнику прожужжали: «Пожалей его, не сердись на него, прости его». Что это они за тебя так заступаются!? А!? Разве нынче неурожай на дураков!? Особенно эта, малАя, племянница моя.

– Скажите, фея, почему у вас такой грозный вид и почему вас все боятся или должны бояться? – решил сменить тему Дорожная Пыль. Люция на секунду задумалась и пропустила его в комнату.

– У правды тяжёлая миссия. Кому может нравиться  правда!? Каждый из вас врёт по меньшей мере раз пятьдесят в день и не замечает этого; врёт просто так, врёт с умыслом.

– Если вы инициируете людей к правде, многие уже должны были бы жить не по лжи. Разве нет?

– Дело в том, что ложь нужна не только лгущему. Как раз основным потребителем лжи является наше окружение. Попробуй хотя бы один день контролировать себя и говорить только правду. Ты увидишь, как будут недовольны этим окружающие: они буквально будут требовать от тебя, чтобы ты солгал там, там и ещё там. Вот почему инициация к правде редко даёт плоды. Я как бельмо на глазу в мире магов. Мне пришлось стать очень сильной, чтобы не стать мёртвой. И потом... – здесь она задумчиво замолчала  и досадно махнула рукой, как будто бы собравшись уходить.

– Нет, нет. Подождите Люция! Вы что-то хотели сказать. Не так ли? Давайте, уж, договаривайте.

– Видишь ли, наше восприятие устроено так, что мы не можем непосредственно воспринимать мир, не имея хотя бы самой простенькой системы интерпретации. Мир слишком велик, и система интерпретации как бы снимает сливки восприятия. Мы видим мир лишь в части наиболее важной для нас, для нашей жизни. По мере развития человека от ребенка к старику на его систему восприятия начинают влиять его убеждения о том, как устроен мир. Человек видит то, что считает правильным. Например, какой-нибудь анархист читает анархистские газеты, общается с подобными себе, смотрит соответствующие передачи на ТВ и в итоге в потоке событий он постоянно находит подтверждение своим убеждениям. Тоже самое происходит и с либералом. Любой человек совершает хорошие поступки и не очень хорошие. Если кто-то по каким-либо причинам взъелся на другого человека, то он автоматически начинает замечать и отбирать только отрицательные поступки. В итоге через некоторое время у него формируется ОБОСНОВАННОЕ досье мерзавца. Короче говоря, человек видит лишь тот мир, на который направлен луч фонарика, прикрепленного к его голове. По этой причине у людей разная правда, потому что у них разные  воспринимаемые части мира. В итоге люди обоснованно формируют разные схемы событий, хотя истинные события не укладываются ни в одну из схем. Они открыты для одной информации и игнорируют другую. Они сами искажают мир и создают ложь внутри себя. Осознают ли они это? Принимают ли это в расчет? Нет! Лишь те немногие, что сумели достичь ясности! Люди сами себе выкалывают глаза. Им так удобней жить. Вот почему участь правды совсем не завидна.

– Да, уж, – грустно подытожил Дорожная Пыль, – Я смотрю, в мире магов проблем не меньше, чем у нас. А вот ваша дружба с Кэкэ связана с его правдивостью?

– Нет, она связана с его силой. Кэкэ – великий маг. Пока я вместе с ним, я в безопасности. Да и ему тоже легче и безопаснее.

– Что-то сила его не очень заметна, – почесал голову Дорожная Пыль. – Странный он какой-то: мухи, мироздание, ну, и... вообще...

– Ты ещё не понял? Кэкэ – необычный маг. Исаак Ньютон, величайший физик и математик, главным делом своей жизни считал  работы по теологии, а отнюдь не то, за что его ценят. Кэкэ подобен Ньютону: он не ценит свои магические достижения, из-за которых маги преклоняются перед ним и боятся его. Ему как раз интересны другие вещи, которые большинство считает глупостью или блажью. Это касается и изучения животных, и его исследований в области этнографии и этимологии. Сейчас, например, он работает над изучением происхождения названий поселений магов. Ему даже удалось восстановить одну древнюю легенду.

Она подошла к книжному шкафу и достала оттуда папку с рукописью.

– На  вот, почитай на досуге. Только Кэкэ не показывай.

За дверью послышались шаги, вошел запыхавшийся  Кэкэ. Дорожная Пыль успел спрятать папку за спину. Кэкэ с Люцией ушли на кухню и там несколько минут  шептались. Наконец дверь открылась, и они вышли в комнату. Великий Маг смущенно потупил глаза и даже не сказал, а как будто попросил: «Слушай, нам надо с Люцией отлучиться ненадолго по своим делам. Не скучай, займись чем-нибудь, а мы вернёмся часа через два». Дорожная Пыль про себя улыбнулся и понимающе закивал головой. Чтобы скоротать время до их возвращения, Дорожная Пыль уселся на диван и раскрыл папку.

              Сказание о Лахденпохье, двух братьях и одном богатыре

    Случилось это в стародавние времена, когда солнце было квадратным, а у змей ещё были маленькие ножки.  В то пору земля эта называлась «Очень Северная Карея», а жители, соответственно, очсевкарейцами. Жили тогда на хуторе Риеккала  два брата-близнеца Лахденпох и Лахденнах. Мужики они были ладные, но до работы очень не охочие. Бывало, уже солнце встанет, а они всё по лавкам лежат да лениво переговариваются:

– Ну, что, Лахденнах?

– Да ну, Лахденпох!

И опять молчат. Хозяйство у них, значит, запустело, а из еды были только кистепёрые рыбы, потому как они сами из воды выползали и даже в дом заглядывали. Бывало, заглянет рыба в дом, а кто из братьев её первый увидит, зараз в неё лаптем киданёт. А в лапте-то у каждого камень был. Так вот и питались, так вот и постились.

В тот день, когда мысли Бога стали законами природы, приходит Лахденпох с «до ветру» и говорит:

– А, что, брат, Лахденнах, не жениться ли нам на какой-нидь чудовищно красивой очсевкарейке? И порядок в доме, и каша на столе, и этот..., как его... в тепле?

Задумались братья, закручинились, слёзы льют горючие. Где им девицу такую чудовищную взять!?

     А в те времена в деревне Тиурула жила прекрасная Тиккурила. Бывало, её отец зайдёт в коровник, нюхает, нюхает, а потом позовёт дочку и спрашивает: «Ти курила!?» А она ему: «Что вы, тятенька, такое наговариваете!? Почём вы взяли!?» А сама, значит, курила. А говорила, что нет. Во всём остальном девица знатная: две руки, две ноги и между.

     Прослышали братья об чудесности её и решили посвататься. Позвали сваху, задачу ей оперативную ставят: мол, давай, сосватай нам девку тиурульную. Сваха дивится: где ж это видано – двоих за одну сватать! В таких делах третий – лишний. А братья её успокаивают: «Не боись, карга: третий не лишний, третий – запасной». Тут им сваха и призналась: мол, положил на эту девицу глаз змий поганый по прозванию Хейнясенмаа. Сам он неуравновешенный и оттого злющий, на острове живёт с матушкой своей, великой Пиявкой, матерью всех глистов русских. Загоревали братья: как им змея поганого извести да голубушку свою ненаглядную вызволить? Тут сваха и говорит:

– Помочь горю вашему может только один человек: великий еврейский богатырь Иван Рашидович Вяйномяйнен. В народе его величают Сугубый, потому как он реально сугубый.

– Так где ж нам найти богатыря того!? Да как же нам уговорить его о великой помощи!? – заголосили братья.

– Уговорить-то его просто. Для этого надо вызволить его из беды неминучей. Приковал его змей поганый, Хейнясенмаа проклятый, к скале  Куркиниеми: хитростью заманил, некашерным зельем опоил.

– За что ж он его так, окаянный!? И как же он сумел самого еврейского богатыря-то обмануть!?

– Вот что легенда говорит. Сидел Сугубый 33 года и 3 месяца, сидел за мокруху. Выпустили его с зоны Валаамской, и вернулся он домой другим человеком: ни на муравья не наступит, ни птичку не спугнёт. Однажды ночью залетел в его дом комар-кровопиец и жужжит, жужжит. Сугубый сначала терпел, терпел, горемычный, потом поговорить с ним пытался, но комар, отвяза поганая, фактически игнорировал его инициативы. «Какое некуртуазное амикошонство!» – подумал Сугубый. Вконец извёл его этот членистоногий. Поймал его богатырь, а убить не решается, так как в завязке был, слово богатырское дал. Тогда он в сердцах взял и оторвал у него причинное место за обиды нанесённые.

     С тех пор комары пищать стали и крови не пьют, а только нектар. Комарихи, конечно, пьют; у них и отрывать-то нечего. А комары не пьют. Натешиться-то с комарихами не могут; одно осталось: нектару напился, под лист свалился. И размножаться стали неестественно…, яйцами женскими. Нажаловались они матушке-Пиявке, а она сынка подбила отомстить Сугубому за надругательство. И вот они что удумали.

Сугубый-то себя числил евреем горным. С равнинными ничего общего иметь не хотел. Говаривал часто: «Я – горный еврей, не чета равнинным. У нас, у горных евреёв с издавна иначе. Мы, горные евреи, люди честные, открытые, бога помним, заповеди блюдём».  На этом его и подловили. Пришёл к нему змей на своих ножках маленьких и говорит: «Хочу с тобой, друг, выпить за нас, за горных! Плюнем с горных вершин на равнину, накрошим на них батон, спустимся по-молодецки в долину медленно и чинно!»  Тронул змий сердце Сугубого, доверился он окаянному, и раздавили они по литру Путинки некашерной. И упал богатырь, как подкошенный, и оросил землю-матушку отрыжкой нездоровою. А змий оттащил его к скале Куркиниеми и приковал его цепями тяжелыми. С тех пор прилетают к богатырю каждый вечер комарихи обозлённые и кусают его за то место, что оторвал он. Так  мстят ему за жизнь свою изломанную, за либидо поруганное.

– Да-а-а, дела,– сказали братья. Как же нам богатыря-то вызволить  да змия за антисемитизм наказать?

– Чтоб силу ему вернуть богатырскую, – молвила сваха, –  надо натереть его зельем чудесным. А зелье то в пресном море есть, в этом тайна великая.

– Что же это за зелье чудесное? Говори, карга, коли хочешь жить, – в один голос братья молвили.

– А зелье то есть моча прокажённого дельфина. О, как! – гордо сказала сваха.

– Чё ты гонишь!? – завёлся Лахденпох. – Дельфины, животные морские, не местные.

– Он потому сюда и приплыл, что здесь его братья не водятся, чтоб не заразить кого. Здесь дельфин тот обитает, здесь жизнь свою коротает в одиночестве.

Поверили братья свахе, достали лодку плоскодонную и отправились в море пресное. День плавают – нет ничего. Второй – та же история. На третий день видят, плавник вдали показался: дельфин, значит, приплыл. Прыгнул Лахденнах в воду ледяную и давай кричать, будто тонет. Дельфин животное деликатное, сочувственное, приплыл сразу, Лахденнаха снизу к поверхности подталкивает. Тот его обхватил крепко руками и ногами, и Лахденпох вытащил их обоих в лодку плоскодонную. Приплыли братья к берегу родному, вытащили дельфина на берег, а он не писает – и всё.  Видно, пока плавал, испИсался весь. И стали братья думу думать, как прописать дельфина проказного. Лахденпох говорит:

– А, давай ему в рот нальем пива хмельного.

– Нет, – отвечает Лахденнах, – лучше арбуза дать астраханского.

И стали братья спорить, что быстрее: арбуз или пиво. Три дня эксперименты проводили. К вечеру третьего дня пришли к согласию: арбуз на одну сигарету быстрее пива. Побежали радостно к берегу, а дельфина-то и нет, только баночка стоит майонезная с жидкостью золотистой.

Взяли братья баночку,

Да, сели братья в лодочку,

Да, вышли братья в озеро

Спасать богатыря. Э-э-э-х!

Долго ли коротко, добрались они до Ивана Рашидовича, чресла его волшебным зельем растирают, уринотерапируют, значит. Очнулся Сугубый от вони страшной да как чихнет по-богатырски. Цепи оборвались, братья в воду попадали да утонули.

     Старики сказывали, что отомстил потом Сугубый змею поганому. Сразил его мечом богатырским и освободил от чар прекрасную Тиккурилу. Тиккурила два года печалилась: по году на брата. Потом договорилась с волхвами, и они задним числом нотариально заверили ей брак с братьями. И стала она женою мужнею, и дали ей имя новое женское – Лахденпохья. А то место, где она провела остаток своей жизни, тоже назвали Лахденпохья. Но и по сей день половина жителей этого поселка называют себя Лахденпохцами, а вторая половина – Лахденнахцами.

* * *

Дорожная Пыль закрыл папку. «Кэкэ  чертовски велик», – подумал он и уснул.

15. Мир человека, человек мира, человек-мир

                        В тот самый миг, когда я нашел верные ответы,

                                                  переменились все вопросы.

                        П. Коэлью

    Был жаркий солнечный день; Кэкэ и Дорожная Пыль решили отдохнуть. На небольшом надувном катере они путешествовали по шхерам, проливам и островам пресного моря. Скалы, лесистые островки, бездонные глубины – всё это умиротворяло душу и повышало настроение. Возвращаясь домой, они пришвартовались рядом с гигантской, абсолютно гладкой гранитной скалой, уходящей в бесконечность прозрачной воды. Лучшее место для купания придумать трудно: плавание у подножья таких вертикальных монстров бодрит больше, чем холодная вода. Накупавшись, они вылезли на невысокий  уступ понежиться  на теплом граните и пощипать  еще неспелую бруснику.

 – Послушай, Кэкэ, – прервал молчание Дорожная Пыль, – ты вот мне рассказывал, как аксиомы создают новые миры-модели. А мы сами, и эта брусника, и ее вкус,  и этот запах смолы нагретого леса, и теплый гранит – это всё следствие аксиом?

– Разумеется. Это очень сложная система аксиом; к тому же, она развивается. Тот мир,  в котором мы сейчас нежимся на солнышке, в это мгновение возможно вбирает в себя какую-то  недоказуемую истину или ее отрицание и изменяется, становясь более сложным.

– А как работает этот процесс развития? Кто формирует, задаёт, какие недоказуемые истины включать?

– Чтобы объяснить это, надо начать издалека, так что наберись терпения…  – Кэкэ сел поудобнее, оперевшись спиной на теплый гранит скалы. – Значит, так. Когда первые теории были хорошо формализованы и появились первые компьютеры, у некоторых горячих парней возникла естественная идея написать программу, которая вместо человека доказывала бы теоремы теории. Как известно, дураки мыслят одинаково, поэтому такая идея захватила этих ребят;  я был в их числе, и в качестве объекта эксперимента была выбрана математическая логика. Необходимые программы были написаны и запущены; началось автоматическое доказательство теорем. Мы потирали руки: скоро истины логики повалятся на принтер, и мы подобно инженеру Гарину будем всем этим овладевать и овладевать. Но не тут-то было! Теоремы, которые доказывались автоматически, были абсолютно правильными, но, скажем так, глупыми. Это были банальные истины, не лежащие на магистральных путях развития логики. Через некоторое время стало ясно: для продуктивной работы необходимо знание о направлениях развития и ключевых проблемах логики.

– Подожди Кэкэ, – Дорожная Пыль щелчком сбил муравья с ноги. – Почему автоматическое доказательство теорем всегда не продуктивно? В чём причина? Это совершенно непонятно.

– Видишь ли, для учёных главным и самым интересным итогом развития знания является незнание. Это означает, что самым главным для них является возможность сформулировать новые принципиальные вопросы незнания. Так вот, перевод знания в незнание не поддается формализации и является исключительной прерогативой человека. Именно знание незнания позволяет  делать продуктивный отбор истин.

– Но... Пройдёт время, мы поймём, как человек переходит от знания к незнанию, добавим это к автоматическому доказательству – и всё. Что значит: «не поддаётся формализации»? Не поддаётся сейчас.

– Нет. Ты меня совсем не понял. Развитие знания при автоматическом доказательстве идёт от знания к знанию. Это означает, что на основе уже доказанных фактов теории получают новые факты – и никак иначе. При этом автоматическое доказательство никогда не выходит в своем познании за пределы теории.

     Человек действует совершенно иначе. Его схема: от знания к незнанию – и от незнания к знанию. Это касается не только математики, но и всех наук. Когда исследователь переходит от знания к незнанию, он использует потрясающую способность человека формулировать почему-вопросы. Как он умудряется из бесконечной череды возможностей выбирать значимые почему-вопросы, не понятно. Возможно, когда-нибудь это станет понятно, но это сейчас не важно. Важно вот что.

     Делая это, он использует всю имеющуюся у него информацию: о теории,  о боге, свои представления о красоте и гармонии и ещё чёрт знает о чём. Это не просто каприз, привычка или ещё что-то. Помнишь, я на скале говорил тебе о том, что важнейшая информация о теории зачастую может быть получена только извне теории? Мы заранее не знаем, какие именно сведения извне могут потребоваться, поэтому у человека в дело идёт всё. И получается, что переход от знания к незнанию всегда находится вне теории. Понимаешь? Всегда! Когда незнание получено и почему-вопросы сформулированы, всё встаёт на свои места. Человек становится лучшей машиной по отбору эффективных путей решения.

Вот тут автоматическое доказательство ему очень не повредит и даже наоборот, освободит от рутины. Оно подсовывает ему истинные факты, а он говорит: «Это важно, это ерунда, это интересный путь, надо попробовать». Итак,  только сочетание автоматического доказательства и человека позволяет добиться необходимой эффективности. Разумеется, это касается и всех других  наук.