Текст книги "Дорожная Пыль в стране магов"

Автор книги: Дорожная Пыль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Сэсэ покачал головой. – Меня больше пугает как раз другое. Вдруг Бог и Дьявол – два лица одной сущности? Представь себе! Как подумаю, у меня мурашки по спине бегут.

Дорожная Пыль начал немного нервничать. – С чего ты взял, с чего ты взял, не могу понять? – повторял он.

– С чего я взял, говоришь? – недовольно продолжил Сэсэ, – Да, хотя бы с того, что у Дьявола слишком мало оснований для существования. Что мы можем назвать в оправдание его космических действий, в его стремлении уничтожить человечество? Зависть? Гордыню? Ну, это же смешно для таких усилий! В основании вселенской борьбы лежит зависть! – засмеялся Сэсэ. – Да, и с чего бы ему дались эти люди? А? Потому что это любимые игрушки Господа? Так что ли? Не-е-е-т! Он нам необходим, этот персонаж, нам самим. Мы горды и спесивы и одновременно ничтожны и слабы. Как нам без Сатаны? Допустим, какой-то пьяница не может победить в себе порок пьянства. Он ничтожество? Ни в коем случае! Он борется с Сатаной в себе. Понимаешь? Он борется со всемирным злом. Ты думаешь легко победить всемирное зло пусть и в себе? А вчера он весь день не пил. Не больше, не меньше, он победил дьявола на один день. Во как! Можно вообще вступить в сатанисты и превратить свои пороки и слабости в СЛУЖЕНИЕ. Через Сатану мы превращаем свою ничтожность в величие. – Сэсэ помолчал, потом вздохнул и продолжил. – Помнишь, мы говорили о том, что Бог может искушать и делает это постоянно. Вот скажи мне: когда он это делает, он кто? Когда он искушает, прельщает, обольщает, он кто? Что молчишь? А ведь это давление просто необходимо для людей. Подумай сам, может ли развитие человека и человечества обойтись без него, без этого давления обольщением. Мне иногда кажется, что это обольщение для сознания, что внешняя среда для выживающего организма. Но тем, кто обольщён, кто уже попался, Бог как раз не нужен. Так что не смеши меня. Зачем вам Бог, если вы неизменны? Ты думаешь, его волнует, как вы уложили кирпичи при строительстве очередного дома? Его интересуете вы, но вы не интересны. Вы просто развлекаете себя даром жизни и при этом требуете к себе серьёзного отношения.

– Хорошо, может быть, ты расскажешь мне, как надо жить, чтобы изменять себя? Разве для этого не достаточно просто жить? – начал злиться Дорожная Пыль. – Все эти разговоры о воинах, о сверхчеловеке, о просветвлённых... Каждый говорит о чём-то своём, у каждого свои цели, идеи и методы. Чёрт ногу сломит. Разве нет? Вот ты мне скажи конкретно: чего мне не хватает, чтобы стать воином? Что есть в вас, чего нет во мне?

Сэсэ засмеялся и добродушно толкнул локтем Дорожную Пыль.

– В тебе есть всё, что есть во мне. Разве ты не видишь? – продолжал смеяться он. – В тебе есть тело, разум, воля, душа и дух. Даже самый продвинутый воин имеет всё, что имеешь ты, и наоборот.

– В чём разница?

– Разница в том, что у тебя всё это, как...как растопыренные пальцы. Ты же сам об этом говорил? Каждый палец сам по себе. Ты полон противоречий, слабости, неудовлетворённости, потому что твои пальцы не хотят знать друг о друге. Вернее, это ты позволяешь им не знать. Если ты соберёшь их в кулак, ты станешь воином, просветвлённым, сверхчеловеком – называй как угодно. Твой дух укажет тебе цель, твоя воля сформирует несгибаемое намерение достичь эту цель, твой разум найдёт пути к цели, твоя душа защитит от ошибок, а твоё тело поможет двигаться к этой цели. Вот и всё.

– Послушай, но это же так непросто,..., ну, непросто это...

– Я не говорю тебе, что это с необходимостью просто, потому что в тебе это всё есть. Я говорю тебе, что это просто необходимо. Это необходимо и тебе и всем вам. Вы выносите всё вовне, пытаясь решить проблемы вне себя, потому что это протез для вашей инвалидности, потому что вы не целостны. Я тебе даже более скажу. Вся ваша цивилизация – это один большой протез. То, что вы называете развитием и прогрессом, это просто возня с протезом. Если бы вы достигли целостности, вам бы не понадобиласть вся эта чушь. Вы бы увидели и осознали, насколько феноменальны ваши возможности, и вам стало бы смешно от всех этих проблем цивилизации.

– Перспективно, ничего не скажешь, – прервал монолог Дорожная Пыль. – Чтобы сжать пальцы в кулак, надо иметь эти пальцы в нормальном виде. У меня, например, палец воли – вообще обрубок, палец разума торчит в другую сторону, а на пальце тела ногтя нет...

– Не волнуйся, как только у тебя начнёт формироваться кулак, как только твои пальцы начнут приближаться друг к другу, так все они начнут выправляться. Ты уж поверь мне. Все наставления истинных учителей сводятся к одному: как сжать кулак. И не важно, будет ли это кулачище богатыря, или кулачок младенца: ты станешь тем, чем должен стать. Потом ты можешь наращивать свой кулак, но это уже другая песня.

– Ну, и как же всё это сделать? Как начать изменяться? Ну, в смысле в этот кулак.

– Много чего надо для этого, но начинать надлежит с изменения всей системы ценностей, а через них и морали. Все ценности  должны быть заточены на изменение человека. Понимаешь?

– Не совсем.

– Возьми, например, такую ценность, как свобода. Свобода изменяющегося человека и неизменного человека – это совершенно разные вещи. Вот вы стараетесь менять человека в детском возрасте, подстраивая его под общество и под себя. Разве у вас свобода для ребёнка и для взрослого это одно и то же? Это очень серьёзная тема. Не знаю, готов ли ты к ней?

     Дорожная Пыль задумался. Он искал выход из тупика, в который его загнал Сэсэ. Наконец он прервал свои размышления.

– Ладно! Давай начнём с простого. Я хочу тебя в лоб спросить: Бог есть или нет?

– Тебя, что, моя вера интересует или аргументация?

– И то, и другое, конечно.

– Во-первых, вера – это вообще не вопрос для обсуждения. Жизнь любого живого существа, осознает оно это или нет, основана на вере.

– Я тебя не понимаю, – растерялся Дорожная Пыль.

– Вот стоит шкаф, в шкафу висят мои штаны.

С этими словами Сэсэ подошел к шкафу, открыл его и вытащил на обозрение вешалку со штанами.

– Смотри, я эти штаны снова помещаю в шкаф и закрываю дверцу. Скажи, в шкафу есть штаны?

– Ну, есть, – Дорожная Пыль насторожился.

– А с чего это ты взял!? –  заулыбался Сэсэ. – Нет совершенно никаких оснований считать, что там мои штаны. Да, я 1215 раз открывал шкаф и находил в нем штаны, но отсюда совершенно не следует, что и на 1216 раз штаны будут там. Я и ты просто верим, что штаны там. Верим, понимаешь? Мы очень сильно верим, даже очень-очень сильно верим, но всё-таки это просто вера. Действия любого существа предполагают веру и основаны только на вере.

– Но вера в штаны и в Бога – это разные вещи,  и, к тому же, наука позволяет нам от веры постепенно переходить к знанию.

– Боже мой! Где ты набрался этих речёвок!? Они выскакивают из тебя, как чёртик из табакерки! Во-первых, учёные – это самые верующие люди. Каждый учёный сначала предугадывает результат своих исследований, вернее, он ему открывается. Вера в этот результат или в того, кто открыл к нему доступ, заставляет его тратить колоссальные силы на доказательство теоремы, на постановку эксперимента или на что-то подобное. Конечно, иногда его подстерегает неудача, но новое прозрение даёт новую, не меньшую веру. Без веры научные результаты не могут быть достигнуты. Во-вторых, о божественных штанах. Убеждённость, что штаны по-прежнему находятся в шкафу,  равносильна следующим двум утверждениям веры:

– то, что поддерживает восприятие нами мира, по-прежнему и без перерыва работает и вчера, и сегодня, и завтра;

– это поддержание нашего восприятия энергии мира по-прежнему идентично у всех участников эксперимента со штанами.

Перечисленные мною утверждения касаются божьего промысла, поэтому вера в штаны в шкафу означает, что мы верим: бог по-прежнему с нами и поддерживает наши представления о мире. Так что, дорогой мой, без веры в бога мы даже пукнуть не можем.

– Ладно, ладно. Хотя ты и не убедил меня совсем, но чуть-чуть поколебал. Раз в споре истина не рождается, давай, переходи к своей аргументации.

– Если ты хочешь иметь самые строгие аргументы, тебе надо обратиться к математическим доказательствам Бога, которые берут свое начало аж от Фомы Аквинского.

– Неужели существуют и такие!? – удивился Дорожная Пыль.

– Да, представь себе. Знаешь, я не математик, а врач, поэтому мне эти игры не близки. Хочу лишь заметить тебе, что когда события мира в виде причин и следствий образуют длинные цепочки, когда мир приспосабливается к новым условиям, тогда у всякого возникает ощущение целесообразности свойств и событий, являющихся результатами таких цепочек. Возникает предчувствие присутствия какой-то внешней мудрости и даже чувство благодарности за те испытания, которые позволили тебе приобрести то, чем ты дорожишь. Поэтому я бы не взваливал на Бога ответственность за каждого, за любую цепочку причин и следствий. Для меня лично идея Бога позволяет закрыть модель мира в части непознанного и непознаваемого. Этим я и ограничиваю свою аргументацию.

– Сэсэ, твоё представление о Боге – какая-то технологическая заглушка для пробелов в модели знаний. Для меня это слишком утилитарный подход. Меня это не устраивает.

– Что же тебя устраивает? Церковная икона с изображением седого старичка, сидящего на облаках?

– Я не верю в газообразное позвоночное. Меня, например, устраивает что-нибудь вроде тезиса Канта. Помнишь, он говорил, что для него доказательством существования Бога является: «Звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне». Ну, если первая часть про звездное небо не очень, то второй аргумент весьма убедительный.

– А чем тебя звёздное небо не устраивает?

– Видишь ли, аргумент про звёздное небо сродни чему-то вроде: «Ух, ты! Ничего себе». Это скорее эмоциональная реакция на громадность и невероятную взаимосвязанность, в которой столько всего …   На это Канту можно было бы заметить: это не вселенная большая, а ты маленький. Но вот с нравственным законом не так. Если мне скажут: «Убей этого ребёнка – или мы убьём тебя», отвечу: «Нет!». Я не могу переступить нравственный закон во мне даже для спасения собственной жизни. Это полностью противоречит выживанию и не может быть сформировано эволюционно само собой. Размышляя над этим, я пришел к выводу, что существование нравственного закона многие тысячелетия может быть обеспечено только Богом. Но мои разговоры с тобой и членами твоего семейства расшатали мою убеждённость, так что сейчас я в некотором смятении.

     Сэсэ сидел задумчивый, уставившись в одну точку. Наконец, он перевел взгляд на Дорожную Пыль.

– Очень может быть, – тихо сказал он, – что «нравственный закон во мне» – это ушедшие в подсознание нахмуренные брови отца.

Дорожная Пыль обалдело смотрел на него.

-... П-послушай, если это так, то у меня вообще ничего не остаётся.

Неожиданно Сэсэ улыбнулся:

 – А, знаешь, Дорожная Пыль, я ведь тебе подкину одну идейку для поддержки штанов твоей веры. Ты в курсе, что все люди во сне иногда летают? Так вот, я одно время даже опрашивал знакомых: кто как летает, кто как взлетает и приземляется. Интересная картина получается: вроде как опыт полётов носит объективный характер; больно уж идентичность высока. Но здесь, на Земле, такой опыт получен быть не может. Вопрос:  где и как получили его души живущих людей? Поразмысли над этим, а сейчас тебе пора собираться: тебя ждут другие маги и первый из них – Кэкэ. Думаю, он тебе поможет; во всяком случае, говорят, он один из ведущих теоретиков по вопросам мироздания.

     Сэсэ разложил на столе карту и подробно описал путь к жилищу Кэкэ. Дорожная Пыль перерисовал маршрут, после чего Сэсэ вручил ему рюкзак, заранее подготовленный домочадцами. Они обнялись, Дорожная Пыль вышел из дома и уверенно зашагал по тропинке, по которой он уже однажды ходил с Ма.

– Стой! Стой! –  услышал он женский крик. Дорожная Пыль обернулся: по тропинке к нему бежала Лю.

– Ну, ты... ну, ты, – задыхаясь, пыталась она сказать,– ну, ты и поросёнок! Почему с нами не попрощался!?

– Так никого ж не было.

– Мы ходили на озеро полоскать бельё. Мог бы нас и подождать. Но теперь нельзя возвращаться; это плохая примета. Слушай, ты же к Кэкэ идешь? Да?

Дорожная Пыль мотнул головой в знак согласия.

– Хочу предупредить тебя, поэтому и бежала за тобой. А ты думал, чтобы попрощаться!? Вот и нет! Имей в виду, Кэкэ – маг особенный и малопонятный. Он у нас как Гудвин из книги «Волшебник изумрудного города»: много слухов, но мало достоверной информации. Если то, что мы слышали о его силе, правда, это может создать большие проблемы в твоей жизни, вплоть до угрозы смерти. Ты не воин, и это в разы увеличивает опасность.

– Ты хочешь сказать, что он агрессивный и злой?

– Совсем нет. Понимаешь, подобное притягивает подобное, и поэтому сила мага притягивает силу мира, а сила мира выражает себя в сильных событиях.

– Лю, выражайся яснее.

– Вот, например, плавать в озере нетрудно. Всегда можно лечь на спину и отдохнуть. Плавать в стоячей воде может всякий, но скорость перемещения невысока. Плавать в реке сложнее, но передвижение быстрее. В горном потоке перемещаешься очень быстро, но, чтобы выжить в нём, нужно иметь большую силу. Быстрее всего плавать в водопаде, но выжить в нем могут единицы. Так вот, ты у нас озёрный пловец, а Кэкэ, возможно, водопадный экстремал. Находиться с ним рядом очень опасно, независимо от его характера. Теперь понял?

– Понял. Что же мне делать!? Сэсэ меня об этом не предупреждал.

– Он не хотел тебя пугать, тем более, что этот факт непроверенный.

– Может быть, это пустая болтовня и слухи?

– Может быть, но рядом с ним часто видели фею Правды, и это, честно говоря, нас напрягает. Не то, чтобы мы боимся, но опасаемся.

– Лю, ты меня пугаешь. Я иду за знаниями, а не за смертью.

– Слушай меня внимательно. Фея Правды – вздорная женщина. Недаром говорят «горькая правда». Ничего хорошего от встречи с ней большинство магов не получали. Такая ведьма находиться рядом с никчёмным магом не будет. Это уж точно.

– Откуда ты знаешь?

– Она – двоюродная сестра Ма, моя двоюродная тётя. Прошу тебя, если её встретишь, не ссорься с ней, не перечь, уходи от конфликтов и старайся наладить с ней хорошие отношения. Если что-то вдруг с тобой случится, она, возможно, сумеет нас вовремя оповестить, и мы сможем тебе как-нибудь помочь или... или ... спасти.

Её глаза наполнились слезами, верхняя губа задрожала.

– Вы и так мне здорово помогли, особенно ты, Лю.

Здесь она не выдержала и заревела. Она плакала как ребёнок, всхлипывая и растирая ладошками мокрые глаза. Дорожная Пыль обнял её и нежно гладил по голове, пытаясь успокоить. "Боже, как она одинока, – думал он. – Её любовь к миру не взаимна, это – неразделенная любовь. Действительно, «это не предназначение, а проклятие». Чтобы как-то её успокоить, он поцеловал Лю в лоб и сказал:

– Лю, не волнуйся. Я сделаю всё, как ты сказала. Я охмурю эту ведьму. Ведь ты знаешь, мне нравится голая правда.

– Дурачок, – сквозь слёзы улыбнулась она, приподнялась на цыпочки и своим дыханием нежно прикоснулась к его небритой щеке.

12. Великий и ужасный

                       Тот, кто глубоко исследует свою душу,

                           так часто ловит себя на ошибках,

                           что поневоле становится скромным.

                           Он уже не гордится своей просвещенностью,

                            он не считает себя выше других.

                                                             К. Гельвеций

    Вечерело, когда Дорожная Пыль преодолел вторую речку. По его оценке, он мог добраться до Кэкэ в начале ночи, но эта перспектива не выглядела заманчивой: появиться на ночь глядя в неизвестном месте у незнакомого человека, да ещё и уставшим? Нет. Лучше появиться утром, а за день всё как-нибудь образуется. Он выбрал на берегу большой шхеры недалеко от устья речки красивое место и стал распаковывать рюкзак. Заботливые руки  Ма  предусмотрели всё: спальник, топорик, спички, кусок печёного мяса, хлеб, лук, чай, сахар. По-видимому, у неё был богатый опыт путешествий по безлюдным местам. Дорожная Пыль развёл костер, поставил котелок с водой, рядом на разогретый камень положил мясо и пошёл нарубить лапник, чтобы выложить им место для сна. Закончив все дела, он искупался, поел и, забравшись в спальник, быстро заснул.

     Проснулся Дорожная Пыль ранним утром, когда выход солнца только наметился над горизонтом красной подсветкой. Справа висела Луна, и Венера сияла особенно ярко. Он мысленно провёл плоскость через точку рассвета, Венеру  и себя – это была плоскость вращения Солнечной системы. Луна в эту плоскость не попадала. Отсюда очевидно следовало, что Луна не образовалась вместе с Солнечной системой. Это был совсем другой процесс: либо её когда-то захватила своим притяжением Земля, либо она сама была родом из Земли. «Как легко прийти логически к тому, к чему человечество шло веками, – думал он. – Казалось бы, всё так очевидно... Чёрт, этот проклятый внутренний диалог почти всегда ведёт к одному и тому же – к поддержанию чувства собственной важности».

     Для того, чтобы остановить диалог, он решил полностью сосредоточиться на звуках. Это ему удалось. Утренние звуки леса умиротворяли. Дорожная Пыль встал и решительно собрался продолжить путь.

     Двигаясь быстрым шагом, он старался придерживаться скал. Это позволяло, с одной стороны, меньше вымокнуть от росы, а с другой – уменьшить вероятность попадания ноги в расщелину между камнями, предательски прикрытую мхом и травой. Довольно скоро он вышел на грунтовую дорогу, по которой и пошёл влево, согласно плану Сэсэ. Километров через пять снова свернул с дороги влево и, миновав оконечность какой-то шхеры, оказался перед большим пятиэтажным кирпичным домом, стоящим среди скал, покрытых хвойным лесом.

     «Как мне найти Кэкэ»? – думал он. Немного поколебавшись, Дорожная Пыль решил, что местный Гудвин вполне может проживать в квартире с  номером 13. Он нашёл первый подъезд, поднялся на четвертый этаж и позвонил. Никто не отозвался. Нажал на дверную ручку, дверь открылась, и Дорожная Пыль оказался в квартире с небольшим коридором и одной комнатой. У балконного окна стоял черноволосый с проседью мужчина невысокого роста, плотного телосложения и заворожённо смотрел на стекло, о которое бились две жирные мухи. Похоже было, что хозяин квартиры даже не заметил гостя. Дорожная Пыль нарочито кашлянул.

– Не подскажете, как мне найти Кэкэ?

Мужчина резко повернулся к нему лицом, ничуть не удивившись его появлению.

– Никак не могу понять психологию этих мух, – виновато сказал он. – Они всё время пытаются пролезть в комнату, чтобы потом биться о стекло. В чём смысл? Как думаете?

– А что тут думать!? – удивился Дорожная Пыль. – Они просто пытаются улететь; стекла не видят, вот и бьются.

– Слишком наивно, слишком. Они же сюда пробирались? И ведь очень хотели, но о стекло не бились. Ты видел когда-нибудь мух, бьющихся о стекло с той стороны!? А!? То-то же... Тогда почему, пролезая сюда, они были хитры и изворотливы, а, покидая помещение, превратились в идиоток? Нет, что-то тут не так, дорогой мой.

– Может быть, они лезут в комнату в надежде найти что-нибудь съестное, но разочаровавшись, пытаются покончить с собой?

– Не думаю, чтобы их отчаяние было столь велико. К тому же у меня на столе лежит преотличный бутерброд. Так разочароваться в жизни!? Не думаю... Не думаю... Да, вы проходите, садитесь, понаблюдаем ещё.

– Да-да, спасибо. Премного вам благодарен. Но я Кэкэ ищу. Знаете его?

– Знаю. Какая разница? Не с этим их поведение связано, – задумчиво подытожил хозяин квартиры.

– Я всё-таки про Кэкэ хотел...

– Я Кэкэ, я, – перебил его мужчина, – но это не продвигает нас ни на йоту.

– Послушайте, может быть,  они просто так, из любопытства?

– Нет, дорогой мой, не всё так просто. На вот, смотри, – с этими словами он взял пластмассовый поддончик и высыпал в него из банки опарышей. Те немедленно  поползли в разные стороны, но через некоторое время собрались у одного края, пытаясь перелезть через него. Кэкэ развернул поддончик, и картина повторилась.

– Видишь! Видишь! – запальчиво говорил он, – Они все ползут на юг! Но они же не птицы. Зачем им это надо!? Что ты..., вы скажете?

– Уму непостижимо! Они ползают-то еле-еле. Для них движение в любом направлении ничего не даёт. Зачем такая избирательность?

– Вот именно, дорогой друг! Если с опарышем ни черта не понятно, то что говорить о взрослых, состоявшихся мухах!?

   Тут его взгляд остановился на Дорожной Пыли, и до Кэкэ наконец дошло, что он не знает своего гостя.

– ... И-извините, вы ко мне?

– Да. Меня послал к вам Сэсэ.

– Сэсэ!?... Дурацкое имя.

– Вот и я говорю.

– Я не знаю никакого Сэсэ.

Но тут его растерянность прошла: видимо, он снова подумал о мухах.

– Какая разница? Сэсэ, не Сэсэ! Вы мне симпатичны.  К тому же, вы хорошо разбираетесь в мухах.

– Я!? – Дорожная Пыль присел от удивления.

– Конечно. Иначе, как бы у нас получился такой содержательный  дискурс.

– Ну, хорошо..., хорошо. Честно говоря, я пришёл к вам поучиться, понять мир и всё такое.

– Так здорово же! – хлопнул его по плечу Кэкэ. – Оставайтесь у меня, будем наблюдать, разговаривать. Вы сами маг какой специализации?

– Я не маг. Обычный человек с помойного мира.

Кэкэ задумчиво закатил глаза.

– Бывал, бывал у вас. Давненько, правда. Подзапустили вы мир-то. Да-а-а... И грязновато как-то. Ладно, идите в ванную, а я что-нибудь на кухне сварганю.

Стоило Дорожной Пыли открыть в ванной кран, как в  неё с криком: «Стойте! Стойте!» ворвался Кэкэ. Дорожная Пыль испуганно закрыл кран.

– Что случилось!?

– Извините меня. Я совсем забыл о нём.

– О ком?

– У меня в ванной паучок живёт. Понимаете, он такой странный, всё время паутину плетёт прямо в ванне. Я его вначале совсем не понимал: в ванной комнате темно и  насекомых нет. А уж внутри самой ванной вообще безнадёга. О какой охоте можно говорить!? Я и мыться перестал, чтобы его не трогать; но стирать-то надо! Вот  я раз в неделю ловлю его и пересаживаю в другое место, чтобы спасти от горячей воды. Он меня за это ненавидит.

– За что, собственно, он вас ненавидит!? Вы же его спаситель.

– Ну, как же вы не понимаете!? Раз в неделю приходит огромный монстр, ломает его с таким трудом построенный дом, хватает самого и переносит чёрт знает куда, чудом оставив в живых. Он же про воду ничего не знает! Да, что я вам рассказываю!? Все мы так же укоряем Господа за напасти, забывая, что, может быть, он спасает нас от гибели.

– И что же? Он каждый раз возвращается назад?

– Представьте, да! Сначала я думал, что это следствие патриотического настроя. Любовь к родным местам, так сказать. Но теперь я точно знаю, что он это делает из эстетических соображений. Понимаете, огромная ванна, почти невидимая паутина и он, практически парящий над белоснежной бездной... А!? Каково!? Эстет хренов!

– Скажите, Кэкэ, вы, что, энтомолог?

– Нет, я антрополог, немного этнограф. Не вижу большой разницы между изучением жизни людей и других существ.

– Сэсэ меня очень заинтриговал одной разновидностью существ. Может быть, вы о них что-либо знаете? Он называл их гадёнышами.

Кэкэ на секунду задумался.

– Да-да, я понял. Речь идет о володарасах. Их ещё называют летунами. Это разновидность неорганических существ с высоким уровнем осознания. Вам-то что до них!?

– Как же? Они питаются нашим осознанием. Они лишают нас будущего.

– А ну-ка, подойдите к зеркалу и посмотрите себе в глаза. Так-так! А теперь скажите громко: «Они лишают меня будущего». Ну!?... Чувствуете, фигня какая-то!? Лишить вас будущего можете только вы сами. Летуны – замечательный стимул, чтобы стать воином. Суть заключается в том, чтобы, во-первых, сохранить их подарок – язык, и, во-вторых, стать для них несъедобным. Для этого нужны всего лишь железная дисциплина и отсутствие чувства собственной важности. Вот, собственно, и всё! – радостно заключил Кэкэ.

– Да, уж... Проще не бывает. Вы все говорите о собственной важности. Интуитивно я понимаю, о чём идет речь, но, чтобы её победить, нужно точно представлять, что это за тварь такая.

– Собственная важность –  это тысячеголовый глист, паразитирующий на нашей психике. Она может принимать тысячи различных форм, в зависимости от человека и обстоятельств: от банальных спеси и гордыни до изощрённой жалости к себе. Можно сказать, это внешний разъём, через который наша энергия может выходить вовне. Этот разъём – наше персональное приобретение. Что пенять на летунов!? Они просто к нему подключаются. Конечно, они участвовали в его создании, но сейчас он наш. Поставь на него заглушку: твой разъём – твоя заглушка. Вот и вся недолга.

– Сэсэ мне говорил, что я не стану воином. Может ли «не-воин» поставить заглушку?

– Может. Но, если «не-воин» поставит заглушку, значит, он – воин. Впрочем, быть или не быть съедобным, выбор каждого из нас.

– Допустим, я съедобный, что я теряю в сравнении с воином?

– Быть съедобным – форма несвободы. Ты не сможешь по своему желанию путешествовать в другие миры, ты не сможешь делать многие вещи, так как тебе для этого не будет хватать энергии осознания.

– Меня учили, что свобода – это осознанная необходимость.

– Кто мог учить вас такой глупости!? Странно: свобода – это осознанная несвобода... Хм, выверт какой-то! Получается, что заключенный в одиночной камере, знающий, за что сидит, признающий свою вину и справедливость возмездия, самый свободный человек? К тому же получается, что свобода – это только особенность познания. Например, известно, что у материального тела шесть степеней свободы. Стало быть, пока мы не осознали этот факт, подобная свобода отсутствовала? И, вообще, зачем нужно бороться за свободу? Можно просто осознать необходимость несвободы, и всё, – Кэкэ задумчиво сел на диван.

– Может быть, вы и правы, и я не свободен, но я – не воин, а в ваш мир через дыру прошёл!

– Ты прошёл через дыру как кусок дерьма.  Ты всплыл здесь не по своему желанию. Ты был не свободен. Ты был во власти дыры. Это она транспортировала тебя своей силой... Ладно, что я на тебя набросился!? Мойся на здоровье. Сейчас я поймаю этого пижона.

С этими словами он прошёл в ванную комнату, нагнулся, и через некоторое время на его ладони уже сидел паучок. Кэкэ держал его нежно, как близкого друга.

– Пойду, отнесу его на кухню. Там мух больше. Пусть подзаправится.

13. Математический Бог

                    Весь предшествующий  опыт убеждает нас в том, что природа представляет собой реализацию

простейших математически мыслимых элементов.

                                                          А. Эйнштейн

      На следующий день Кэкэ пригласил гостя прогуляться по окрестностям. Дорожная Пыль с радостью согласился: он полюбил эту северную природу, особенно здесь, рядом с огромным пресноводным энергетическим аккумулятором тепла и ветра, изменившим северные ландшафты, придав им суровый, неприступный и одновременно экзотический вид. Они вышли из дома и почти тут же оказались в еловом лесу, выстланном зеленым мхом. Неспешно двигаясь вверх, уже через несколько минут Кэкэ и Дорожная Пыль оказались на скалистом обрыве, с которого открывался прекрасный вид на дом Кэкэ. Обрыв был выше крыши дома, где-то на уровне семиэтажного здания. Они сели на краю обрыва, наслаждаясь солнцем, воздухом и гранитной бездной.

– Ты, наверное, хочешь от меня узнать что-то не только о мухах? – спросил Кэкэ, глядя вдаль.

– Да. Но я ничего не знаю и поэтому ничего не могу спросить.

– Ты намекаешь на то, чтобы я начал с начала, которого ты не знаешь, и закончил концом, которого ты не ждёшь? Хитёр бобёр, – Кэкэ закатил глаза вверх, как бы рассматривая облака. Пауза длилась недолго. Наконец, он махнул рукой. – Как гуманист, прощу на первый раз тебе эту наглость. Был бы ты магом, тебе несдобровать...

     Ты знаешь, что такое математическая теория? Ладно, я тебе напомню. Прежде всего, математическая теория включает в себя набор аксиом. Аксиомы – это недоказуемые истины теории. Мы просто считаем их верными либо в силу их очевидности, либо по соглашению. Потом в математическую теорию входит набор правил, с помощью которых из этих аксиом мы можем получать теоремы – новые истины теории. Обычно под набором правил понимают принятые математиками способы правильного мышления. Какие способы правильного мышления допустимы, а какие – нет, это вопрос философский, и здесь, как водится, у профессионалов нет  согласия. Причин к тому много, но итог таков: единого мнения о допустимых способах правильного мышления нет, а значит, нет и единой математики. Есть фрагментированная область математического знания. Ну, да бог с ней.

     Представление математического знания в виде аксиом и правил вывода позволяет доказывать новые теоремы, используя которые можно доказывать ещё теоремы; и так до бесконечности, получая всё новые и новые математические истины. Здесь, как обычно, тоже есть место для споров.  Одни говорят: раз все истины теории можно получить из аксиом с помощью правил вывода, стало быть, все теоремы теории уже содержатся  в аксиомах и лишь извлекаются из них с помощью правил вывода.  Другие же утверждают, что доказательством новых истин создается новая информация. Я держусь того мнения, что для Бога имеет место первая ситуация, а для человека – вторая. Что ты завис? Я непонятно объясняю? Хорошо, давай так.

     Возьмём геометрию Евклида. Аксиомы и правила вывода позволяют получать теоремы, которые описывают свойства пространства. Мы можем взять любую истину евклидовой геометрии и опытным путём проверить те соотношения, которые она описывает. Говорят, что у этой теории есть модель, в данном случае – окружающее нас пространство. Когда есть модель, в которой выполняются аксиомы теории, в ней  автоматически выполняются и все истины, известны они нам или нет. По существу, модель реализует теорию и все ее истины. Тот, кто сумел создать модель, сумел выполнить все истины теории  и одноактно представить их. Ты знаешь, кто у нас ведущий специалист по моделям? Не будем всуе упоминать его имя. Если же модели нет, то наш удел – кропотливо, шаг за шагом доказывать всё новые и новые теоремы теории, расширяя свои познания.

     Кэкэ наклонился, собрал несколько ягод брусники и закинул их себе в рот.

– Обожаю бруснику! Идеальная приправа к мясу, – удовлетворённо улыбнулся он, – О чём я там говорил? А-а-а! Понятное дело, аксиоматизация любой области знания позволяет представить её в необыкновенно компактном виде. Поэтому элегантность, завершённость и практичность этого подхода сделали его эталоном научной строгости. По этой же причине аксиоматизация различных знаний о нашем мире стала важнейшей задачей науки. Когда я говорю об аксиоматизации некоторых знаний о мире, я смотрю на эту часть мира как на модель некоторой математической теории и пытаюсь сформулировать аксиомы этой теории. Понятно?