Текст книги "Слёзы Лимба (СИ)"

Автор книги: Dante Maro

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

– Так, подожди. У меня, кажется, в багажнике была подушка. Попробую ее подложить под тебя, чтобы ремень плотно прилегал к твоей груди, – произнесла Татьяна и, устало вставив ключ в замок, открыла багажник автомобиля.

– Я знаю эту машину! – девочка в почти кромешной темноте умудрилась разглядеть детали автомобиля и радостно захлопала в ладоши, хихикая. – Мой папа возил меня на ней вместе с мамой.

– Правда? Это просто удивительно. Значит, у меня такая же машина, как у твоего папы… А сколько же тебе лет, принцесса? Ты кажешься слишком смышлёной для своего столь небольшого возраста.

– Мне скоро исполнится шесть. Но меня до сих пор называют малявкой, хотя я намного умнее людей, которые это говорят. Ронни даже читать и писать не умеет, а я уже все это делаю. Конечно, не так как взрослые, но книжки, подаренные мне папой, я читаю сама. Мама много работает, но вечером мы с ней много занимаемся уроками. Она говорит, что хочет, чтобы я стала образованной женщиной.

– Твоя мама замечательный человек, не забывай, что ты для нее самое дорогое, что может быть на всем белом свете, – произнесла Татьяна и с улыбкой показала девочке найденную в багажнике мягкую подушку. – Вот, теперь намного лучше, – женщина подложила мягкий предмет под Эмми, и теперь ремень плотно прилегал к дочке Сьюзен.

– А у вас есть парень?

– Ты задаешь довольно взрослые вопросы, моя дорогая, – удивленно взглянула на девочку та, сев рядом с ней, чтобы поправить ее сползший с шеи шарфик.

– Я люблю взрослые вопросы. Ронни говорит, что я слишком мала для этого, но я так не считаю. Иногда мне кажется, что мне больше годиков, чем ему. Он такой дурак!

– Ну, с этим я с тобой соглашусь…

– Так у вас есть тот, кого вы любите?

– Да. Есть, – с некой грустью произнесла Татьяна, погрузившись в глубокие раздумья.

– Он хороший парень?

– Да, он очень добрый и светлый человек, – улыбнулась та, глубоко вздохнув.

– А почему он не с вами?

– Я причинила ему много боли, вряд ли он еще что-то чувствует ко мне.

– Вы очень хорошая. Вряд ли на вас можно обижаться.

– Может быть. Мы все совершаем какие-либо ошибки, о чем потом сильно жалеем… Эмми… Я хотела тебя спросить. Ронни не обижал тебя до моего прихода? Почему ты сидела в ванне?

– Я не люблю запах спиртного. От него плохо и тошнит, – поморщила нос та. – Когда мама дома, Ронни никого не приводит и не пьет, сидит на диване или гуляет до поздней ночи. Но когда та уходит, то он начинает проказничать. Ронни – мерзкий капризный ребенок!

– Все мы дети, в той или иной степени. Ладно, нам нужно ехать. Ты не голодная?

– Голодная, но совсем немножко. А куда мы поедем?

– Пусть это будет сюрпризом. Хорошо? – блеснув глазами, прошептала та и погладила девочку по черным, как смоль, кудрям. – Тебя надо покормить. Мы заедем по дороге в одно мое любимое кафе. Там и поужинаем. Хорошо? А то ты уже бледненькая.

– Моя мама считает, что в кафе ходят только те, кому некуда девать деньги, – с пугающей серьезностью проговорила девочка. – Но там делают вкусный горячий шоколад. Я люблю его.

– Тогда мы с тобой закажем сразу две чашки твоего любимого напитка. Договорились? – девушка погладила девочку по щеке и как можно быстрее села за руль, но перед тем, как завести машину повернулась в сторону Эмми, чтобы удостовериться, что та удобно сидит. – Я и сама проголодалась, пока добиралась до вашего дома. Не думала, что твоя мама так далеко живет от центра города.

– Папа говорил, что мы будем жить в большом доме около озера. Но потом он уехал.

– Уехал? А почему?

– Мама сказала, что он отправился на поиски подарка для меня в страну фей и должен в скором времени вернуться, чтобы забрать нас из этого места.

– Страна фей… – задумчиво прошептала Татьяна, понимая, что ее мозг просто кипит от эмоций.

Ей не хотелось показывать этой милой общительной девочке свои горестные мысли, она старалась говорить с ней как можно более спокойным радостным тоном, но, вслушиваясь в свои слова, осознавала, что в ее голосе невозможно не заметить дрожь и фальшь.

К счастью, девочка была слишком мала, чтобы понять все то, что так тщательно скрывала от нее Татьяна. Поэтому девушке было намного легче вести с ней диалог. Она не хотела разговаривать об измене своего мужа с женщиной, которую Татьяна все эти годы называла лучшей подругой. Но желание понять, что произошло между теми людьми, в результате связи которых возник прекрасный ребенок со смуглой кожей, было невыносимым.

Теперь многие факты ее жизни вставали на свои законные места. Объяснялись долгие разъезды Петра, внезапное исчезновение Сьюзен с ее должности полицейского. Все непонятное обрело ясность. Шесть лет она была в неведении, даже не догадывалась о том, что ее муж жил двумя жизнями. Татьяна подозревала измены, но думала, что они не выходят за рамки обычного секса на одну ночь без обязательств. А теперь этот мужчина предстал перед ней в совсем другом свете. Она больше не восхищалась им, не чувствовала от него защиты, Петр представился ей слабым эгоистичным человеком.

Едва Татьяна взглянула на те условия, в которых обитала эта очаровательная девочка, как тут же стала люто ненавидеть мужа, понимая, каким тот оказался подонком, если не смог, имея большие средства, обеспечить дочь хорошим жильем. Он трусливо сбежал к своей законной жене, сделав вид, что Сьюзен и его родной ребенок никогда не существовали.

Теперь Татьяна знала, почему Петр и Сьюзен так переглядывались друг с другом во время их недавней встречи. В их взглядах будто читалась сильнейшая обида и вопрос, почему они оказались в такой непонятной неравной ситуации. Может быть, Петр не собирался отказываться от дочери? Но это не отменяло того факта, что за шесть лет этот подонок не удосужился переселить свою дочь из того барака, в котором она живет с матерью.

Татьяна не ощущала никакой обиды, лишь облегчение от того, что смогла вывести девочку из этого неблагополучного района, куда никогда не позволит ее вернуть. И женщина с изумлением осознала, что почувствовала к Эмми доселе неведанные ей материнские чувства, от которых на ее глазах даже заблестели слезы. Она всю жизнь мечтала ощутить это тепло в груди, эту большую ответственность перед маленьким человеком. И если Сьюзен погибнет, а Петр не пожелает вернуться к дочери, то Татьяна возьмет на себя роль матери. Она решила это в тот самый момент, когда девочка вышла к ней в саже и грязной одежде. Девушка с трудом не заплакала, увидев, в каких условиях содержался ребенок. И до сих пор не верила, что ее муж, которого она сейчас люто ненавидела, позволил, чтобы невинное создание так страдало, прячась в крохотной комнатушке от распивавших спиртные напитки нелюдей.

– Все будет хорошо, – произнесла Татьяна, смотря вперед на заснеженную дорогу. – Теперь все будет хорошо.

Сьюзен не могла заслужить обиду со стороны Татьяны, она не была достойна такой участи. Татьяна даже не пыталась почувствовать что-либо плохое по отношению к этой женщине. Она считала ее настоящей мученицей, заслуживающей похвалы, так как та ни разу за шесть лет не попыталась за счет мужика, нежданно оплодотворившего ее, спасти свое критическое финансовое положение. Возможно, два года назад Сьюзен еще получала какую-то поддержку от Петра, так как тогда ее лицо просто сияло от счастья, но сейчас жизненная обстановка темнокожей женщины вызывала только слезы. И она молчала. Лишь когда ее жизнь могла в любую минуту оборваться, Сьюзен осмелилась обратиться к своей лучшей подруге за помощью. И она попросила у Татьяны только одно: позаботиться о ее дочери, назвав только имя.

И узнав обо всем, Татьяна даже на секунду не возненавидела Сьюзен. Наоборот, стала любить ее еще сильнее, так как понимала, что та ни в чем не виновата. Зачем винить ее в предательстве, если та, фактически, не предавала Татьяну вовсе. Девушка больше ничего не чувствовала к Петру, этот человек стал для нее бесформенным пятном на планете Земля, поэтому факта измены не было. Лишь появилась лютая ненависть к мужу, так как он посмел подвергнуть риску жизнь невинного создания.

«Сьюзен, почему ты молчала? Почему мне ничего не рассказала? Я бы все поняла, простила в одночасье… Зачем ты мучила себя и собственную дочь? Зачем унижалась перед каким-то Итаном, пытаясь найти хотя бы какого-либо мужчину, способного обеспечить тебя средствами? Почему позволила Петра засунуть себя в пропасть? Я ведь помню, как вы смотрели друг на друга. Вы делали вид, что между вами ничего не было. Но ведь ты в тот момент прочувствовала столько эмоций, ты ненавидела Петра, но осмеливалась проявлять доброту по отношению к нему и ко мне, женщине, не дававшей ему уйти к тебе. Думаю, он ушел от тебя, потому что любил меня. Но ребенок не должен страдать. Эмми не виновата в том, что между вами шесть лет назад вспыхнула страсть».

Спустя двадцать минут Татьяна услышала тихое сопение девочки, та мирно спала, прижав подбородок к плечу. Девушка с трудом удерживала себя, чтобы не отвести взгляд от дороги и не начать любоваться спящим невероятно красивым ребенком, который даже не подозревал о том, что сегодня ему удастся встретиться со своим отцом, вернувшимся из долгого странствия по прекрасной стране фей.

Для этой девочки Петр был героем, она не знала всей правды, и Татьяна боялась разрушить в ее хрупком сознании идеализированный образ отца. Она помнила, как ненавидела своего папу после того, как он чуть не потопил ее семью и заставил дочь пожертвовать собой ради недолгого, но искреннего счастья матери. И Татьяна не хотела, чтобы Эмми почувствовала те же отрицательные эмоции. Пусть Петр так и остается для нее хорошим и светлым человеком, ведь у того еще есть крошечный шанс исправить ситуацию.

Но девушка больше не сможет называть себя его женой, отныне ее сердце больше не привязано к нему и никогда не восстановит эту связь. Еще вчера она верила в то, что их любовь обрела новую жизнь, но сейчас от этого прекрасного чувства не осталось ни следа.

====== Глава тринадцатая. В темноте. ======

Мятный аромат, словно оголодавшая ядовитая змея, заполз с помощью извилистых изящных движений в его ротовую полость и своей горечью докрасна обжог все горло, будто при контакте с вязкой слюной он приобрел облик кипятка. Когда горький запах достиг самих легких и до краев наполнил их, вытеснив кислород, Эрван внезапно открыл глаза и понял, что вместо привычного дыхания им овладел надрывный кашель, не желавший просто так отпускать его.

Восстановив уровень кислорода в легких, юноша осознал, что лежит на каменном полу, покрытом чем-то зеленоватым и желеобразным, отчего руки чуть ли не полностью прилипли к земле. Присмотревшись сквозь полутьму, молодой человек в ужасе понял, что пол покрывала наполовину высохшая кашица, состоявшая из пережеванных растений и сгнивших кусочков плоти. Именно от этой непонятной субстанции и шел такой неприятный приторный аромат, вызвавший у Эрвана приступ кашля, который не утихал до сих пор.

Здесь было настолько мало света, что молодой человек не сразу смог понять, где находится. Но когда он пожелал подняться с липкого пола и выяснить, что это за место, то ноги не пожелали его слушаться. Нечто твердое связывало окоченевшие от морозной сырости конечности и не давало телу принять вертикальное положение.

– Черт подери, что здесь происходит? Где я? – в панике прошептал Эрван и попытался избавиться от тугой веревки, связывавшей ноги, но та была настолько крепко завязана, что обмороженные пальцы не были в силах справиться с, казалось бы, небольшим узлом. – Твою ж мать! Сука! – юноша обессилено упал на спину и тяжело задышал, понимая, что весь его организм стремительно терял силы, отчего было затруднительно даже пошевелить пальцами руки.

Он ничего не помнил. Происходящее воспринималось чем-то бессмысленным и несуществующим, поэтому какое-то время Эрван просто лежал и ждал, когда этот странный пугающий кошмар растворится перед ним, и в глаза, наконец, ударят первые лучи восходящего солнца. Но постепенно пришлось принять тот факт, что все это происходит в реальности и не является плодом воображения. Тогда что могло случиться за тот вечер? Каким образом он переместился из теплой уютной палатки сюда? Не было никаких обрывков тех событий, что могли бы объяснить юноше причины его пребывания здесь.

Перед глазами все плыло, мятный аромат медленно лишал рассудка и погружал в глубокий мрачный сон, но Эрван старался не закрывать глаза, хотя с каждой минутой это давалось с огромным усилием. Вскоре начали мерещиться какие-то голоса, перешептывания, они будто ходили вокруг него и незаметно посмеивались, даже не пытаясь оказать хотя бы малейшую помощь. Но юноша был так слаб, так беспомощен, что его больше ничего не волновало. Он желал только спать. И ему больше не хотелось противиться сну, Эрван сдался и прыгнул в лапы Морфея, который с ехидной улыбкой потянул несчастного молодого человека в свое царство.

– Не спи! Не смей спать! Это убьет тебя, идиот! – неожиданно где-то поблизости кто-то по-змеиному зашипел, отчего Эрван сумел прогнать навалившийся на него сон и широко распахнуть от удивления свои большие голубые глаза, которые забегали в разные стороны, пытаясь найти невидимого говорящего.

– Кто здесь? – слабым охрипшим голосом произнес юноша, тяжело дыша, так как из-за смрада, исходившего от пола, кислорода в этом тесном помещении стало критически мало.

– Я рядом, парень… Слева от тебя, – прошипел голос, после чего некто застучал кулаком по чему-то металлическому.

Эрван послушался невидимого собеседника и повернул свою непослушную тяжелую голову в сторону громких звуков, и слабый свет осветил невысокого пузатенького мужчину, сидевшего неподалеку за ржавой тюремной решеткой. Тот вцепился короткими пальцами в окислившиеся от сырости металлические прутья и попытался протиснуть между ними свои лысую покрытую веснушками голову, но та оказалась слишком большой, и лишь его горбатый красный нос смог оказаться в одной камере с Эрваном.

– Как тебя зовут, малой? – поинтересовался мужчина и ойкнул, так как ударился носом о прутья, когда снова засовывал его в свою маленькую камеру.

– Эрван, – прохрипел тот и снова закашлял, когда сделал очередную попытку встать с пола. – Что это за место?.. Как мы здесь оказались?

– О, пацан, тебе лучше не знать. Тебе еще повезло, так как ничего не помнишь. А я увидел за эту ночь столько, что такое даже в кошмарном сне не приснится… Они убивают. Убивают зараженных.

– Зараженных?

– Вчера вечером сюда причалил корабль. На нем был какой-то рыбак, привезший к этим берегам испанку. И эти парни каким-то образом это почуяли, и согнали сюда, как скот, всех, кто был на том судне. На моих глазах вчера расстреляли и сожгли пятерых ребят.

– Вы были на том корабле?

– Нет. Я чинил маяк прошлым вечером. И видел, как они пробрались на корабль и вытащили оттуда всех, кто там был. Возможно, боялись, что я кому-нибудь расскажу. Поэтому пока жив. Но как ты здесь оказался?

– Я приплыл как раз на том корабле. Мы высадились еще днем. Но находились неподалеку. Нас сначала удивил тот момент, что корабль так и не уплыл.

– Видимо, как раз днем у них кто-то скончался от этой болячки. Думаю, капитан подал сигнал бедствия. А те парни быстро их нашли.

– Кто эти парни?

– Не знаю. Но с ними лучше не шутить. Думаю, они решили, что таким образом смогут остановить эпидемию. Хотя сами были без средств защиты. Те, кто начал харкать кровью, на моих глазах были застрелены прямо в голову, потом около заброшенной церкви разожгли костер и в нем сожгли убитых. Меня после этого заперли здесь. Но я спал, поэтому не заметил, как тебя сюда принести. Думаю, кто-то им сказал, что ты был тогда на судне, поэтому тебя тоже схватили.

– Но почему у меня нет воспоминаний о тех событиях?

– Я тоже не помню, как меня схватили. Очнулся только около костра, когда расстреливали зараженных. Но потом нашел на шее вздутие. Мне кажется, нам вкололи что-то вроде снотворного, чтобы не было проблем.

– Черт, – выругался Эрван и снова сделал попытку снять с ног веревку, но та намертво присосалась к коже и даже не сдвинулась ни на йоту в сторону. – Черт!

– Эти парни мастера по узлам. Так что зря тратишь силы.

– Я не собираюсь сидеть здесь и дожидаться, пока меня какие-то психи кинут в костер! Надо выбираться отсюда!

– Меня посадили сюда еще с каким-то мужчиной. От него жутко пахло рыбой. Потом через пару часов, когда откуда-то сверху начал появляться лучик света, и я смог впервые за ночь увидеть руки, то те парни ворвались сюда и утащили того беднягу куда-то. Потом я заснул, а когда проснулся, то увидел тебя.

– Вы сказали, что ночью здесь была кромешная тьма. Тогда откуда доносится этот свет?

– Когда меня сюда тащили, было слишком темно, я так ничего и не разглядел. А фонари у этих парней были слишком блеклыми, света хватало, чтобы видеть, что лежит под ногами. Но тогда мне удалось заметить, что мы спускались по какой-то лестнице. И, как я понял, мы находимся либо в самой заброшенной церкви, либо где-то рядом с ней. В годы войны на нее сбросили снаряд, все здание сгорело, остались только каменные стены, крыша полностью провалилась. Но обычно в таких строениях имеются подземные помещения. Думаю, нас могли запереть как раз где-то под землей.

– Значит, это дневной свет, – посмотрел на потолок Эрван, но источник света находился слишком далеко, и не было возможности разглядеть, из какого места он доносился, так как повсюду стояли полуразвалившиеся колонны и кирпичные стены, мешавшие более тщательно оценить обстановку.

Но это не помешало юноше выяснить, что они с его собеседником сидели в одной из многочисленных тюремных камер. Сама камера была разделена еще на две части решеткой, отчего создавались довольно тесные квадратные островки, огражденные со всех сторон. В самих камерах не было никакой мебели или даже подстилки для сна. Лишь голый пол, залитый вязкой вонючей субстанцией неизвестного происхождения.

Эрван похлопал себя по карманам, в надежде найти свой драгоценный портсигар, но его, к сожалению, там не оказалось.

– Что ты ищешь? – удивленно спросил мужчина. – Зря стараешься, они наверняка обыскали все твои карманы. У меня был пистолет и перочинный нож. Эти гады все забрали.

– У меня в кармане брюк был портсигар. Там находились спички. Я мог бы ими поджечь веревку, она сухая, загорелась бы сразу.

– Хочешь сам себя сжечь что ли? Думаю, у нас нет никаких шансов. Не знаю, как ты, а я лучше подожду смерть тут. Все равно мне осталось не очень долго. Здесь нас вряд ли кто-нибудь найдет. А эти парни не станут нас кормить. Так что просто смиренно жди, когда придет твое время.

Эрван старался пропускать слова мужчины мимо ушей и все мысли направил на идеи, которые помогут ему выбраться из этого жутковатого места. Юноша потрогал пол еще раз, чувствуя неподдельное отвращение от прикосновения вязкой жидкости к своей ладони, и потом потер грязные пальцы друг о друга. Те стали скользкими, будто их только что окунули в бутылку с растительным маслом.

«Можно обмазать веревку этой дрянью. И если все пройдет хорошо, то моим ногам удастся выскользнуть из заточения. Господи, пусть у меня все получится!» – произнес про себя молодой человек и стал с бережной тщательностью обмазывать веревку зловонной субстанцией.

Когда Эрван закончил, то, глубоко вздохнув и собрав последние силы, вцепился руками в веревку и стал тянуть ноги в свою сторону, а саму веревку, наоборот, от себя. Он чувствовал, как этими действиями беспощадно сдирает кожу на лодыжке, но, несмотря на невыносимую режущую боль, Эрван не останавливался и, стиснув зубы, пытался высвободить свои ноги, но веревка будто намертво примерзла к конечностям и даже не собиралась отделяться от них. Но вскоре юноша почувствовал, что его действия начали обретать хоть и маленький, но успех, и обмотанная вокруг ног веревка чуточку сдвинулась в сторону.

– Давай! Еще немного! – не выдержав боли, закричал Эрван и начал давить на веревку еще сильнее, понимая, что кожа сползает вместе с ней, так как все его руки уже покрывались горячей кровью. – Давай!!!

– Дурак! Что ты делаешь? – ужаснулся мужчина.

Эрван громко выдохнул и обессилено упал на спину, понимая, что у него попросту не осталось сил продолжать освобождать свои окоченевшие от холода ноги. Тяжело и надрывно дыша, он пытался снова сесть и продолжить стягивать веревку, но смердящий запах словно высасывал из него всю энергию, да с такой жадностью, что перед глазами замелькали цветные круги, полностью окрасившие темноту окружавшего пространства своими яркими абстрактными образами.

– Я должен это сделать, должен, – едва слышно прошептал юноша. – Не хочу умирать. Я прошел через многое и не могу просто так сдаться.

– Как знаешь. А мне легче не тратить свои силы. Все равно нам никогда отсюда не выбраться. Мы обречены. Если мы здесь, то испанка уже наверняка течет по нашим венам.

– Нет.

– Мы вступали в контакт с зараженными. Так что у нас всех осталось не больше суток. Эту заразу ничем не убить. Она убивает самых сильных. Слабых старается обходить стороной. Поэтому я не буду ничего делать. Вдруг повезет.

Эрван судорожно облизывал губы, пытаясь подарить им хотя бы немного влаги, но слюна практически полностью испарилась и приобрела вид чего-то желеобразного и донельзя соленого.

Молодой человек не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он обнаружил себя лежавшим в этой подземной тюремной камере со связанными ногами. По дневному свету, просачивавшемуся сюда сквозь небольшие щели на потолке, можно было предположить, что уже середина дня, возможно, начало вечера, так как летом дни довольно-таки длинные и определить время по солнечному свету не так-то просто.

Он думал о Джордже. И винил себя за то, что начал думать о нем только сейчас. Они долго планировали эту поездку, надеялись отдохнуть и полностью снять с себя напряжение, полученное в большом городе, насладиться тишиной. Парни так редко общались в последнее время, что иногда казалось, что те совсем ничего не знают друг о друге. Джордж пропадал в мастерской, Эрван же добывал нужные материалы по его заказу и помогал искать клиентов, рассылая рекламные объявления. На это не уходило особо много сил, к тому же их деятельность приносила гораздо больше дохода, чем работа поваром в какой-то забегаловке. И жить стало гораздо легче. Но их отношения с Джорджем стали больше походить на обычный секс по ночам и парочку ласковых слов между делом. Если раньше они работали вместе и могли на кухне болтать часами, то сейчас каждый занят своим делом и времени на общение не осталось совсем.

Но как всегда их желание провести хорошо время омрачилось некими неприятными событиями. Желая отдохнуть от людей, они оказались в их плену.

Если эти странные личности желают предотвратить эпидемию, то почему поступают с больными таким жестоким способом? И если они не защищают себя от болезни хотя бы марлевой повязкой, то больны ли они? Или в их руках попала доселе неизвестная вакцина против смертельно опасного гриппа? Хотя вряд ли. Иначе бы они начали лечить заболевших, а не сжигать их, как ненавистных ведьм. Тогда почему они еще не заразились? Ведь если верить словам этого мужчины из соседней камеры, те личности никак себя не ограничивали от зараженных людей и охотно вступали с ними в физический контакт, так как им приходилось брать тела руками и кидать в кострище.

Эрван уже не сомневался, что его смогли принести сюда без особых усилий, так как ему вкололи огромную дозу снотворного или даже наркотического вещества, действие которого ощущалось до сих пор, так как в теле присутствовала сильная ломка и слабость, сменяемая сонливостью. После неудачных попыток избавиться от веревки Эрван решил не мучить себя и стал просто выжидать счастливого момента, которого, конечно, может никогда не быть. Он невольно осознавал, что отчаялся, как этот мужчина, спавший неподалеку за ржавой решеткой.

Что случилось с Джорджем? Где он сейчас? Смог ли избежать смертельной участи? Эрван боялся думать о плохом. Джордж всегда учил смотреть даже на самую критическую ситуацию с оптимизмом, и Эрван сейчас следовал его совету. Он старался верить, что рано или поздно удастся придумать, как выбраться из этого душного мрачного места и не попасть в лапы к тем, кто его сюда принес. Но чем больше он думал о хороших вещах, тем обильнее Эрвана посещали неприятные панические мысли. Юноша понимал, что до мурашек боится за свою жизнь, впервые ему так хотелось бороться, но на это попросту не было сил. Он не чувствовал ног, их будто некто незаметно отрезал и оставил оставшееся тело Эрвана гнить в этом отвратительно пахнувшем месте.

Ему хотелось спать. Уйти от реальности. Но страх помогал пребывать в ясном сознании, хотя даже оно уже было окутано густым непроглядным туманом. Он ощущал стоны пустого желудка, жжение потрескавшихся губ. Даже было желание облизать этот влажный смердящий пол, но чувство отвращения помогало не поддаваться опьянявшему отчаянию. Эрван изредка делал попытки стянуть веревку с ног, но кожа слезла настолько сильно, что уже невозможно было терпеть боль от невольно наносимых себе увечий. Благо от холода неприятные ощущения были не такими яркими, но даже так Эрван ощущал их всеми молекулами истощенного организма. Иногда даже приходилось прикусывать нижнюю губу, чтобы не позволить крику вырваться изо рта. Хотя вряд ли удастся издать хотя бы крошечный едва тихий звук. Жажда превратила всю ротовую полость во что-то каменистое и обжигающе горячее, словно в рот налили кипяток, но вода даже не смогла смочить горло. Машинально он глотал комочки засохшей слюны, но это давалось с таким трудом, что потом он перестал их глотать вовсе и просто держал рот открытым, надеясь, что хотя бы крошечная капелька воды упадет на язык откуда-нибудь с потолка и подарит немного желанной влаги.

– Я медленно схожу с ума… Мне так хочется спать, – прошептал молодой человек и невольно прикрыл свои отяжелевшие веки, надеясь их никогда не открывать, так как чувство боли во всем теле было попросту невыносимым. – Я хочу спать… Мне просто нужно закрыть глаза… И все пройдет… Вся боль… Все исчезнет… Нужно лишь закрыть глаза…

– Круг должен замкнуться, – где-то неподалеку раздался чей-то притягательный мужской голос, обладатель которого явно направлялся в сторону камеры с какими-то еще посторонними личностями.

Эрван понял, что проспал довольно большой промежуток времени, так как дневной свет больше не освещал эту подземную наполовину разрушенную тюрьму, а вместо этого темноту разгоняли электрические фонарики, ласкавшие своим холодным свечением кирпичные стены, все быстрее и быстрее подбираясь к тому месту, где лежал молодой человек. Юноша с трудом сдержал крик от боли, когда попытался поправить свои затекшие и онемевшие от сырости и холода ноги, забыв, что те были им же самим ранены. На месте содранной кожи образовалась шершавая бардовая корочка, местами потрескалась и доставляла тем самым еще больше неприятных ощущений. Вряд ли удастся встать на ноги, даже если снять веревку. Поэтому Эрван просто лежал и слушал приближавшиеся голоса.

– Ваш сын знает, что мы держим его друга здесь? – спросил первого говорящего кто-то идущий рядом.

– Нет. Он пока не должен ничего знать. Слишком рискованно раскрывать все наши карты именно сейчас. Осталось совсем немного. И круг замкнется. Нам нужно лишь еще немного крови. Тогда свобода снова потечет по нашим жилам.

Эрван подполз с помощью рук к углу тюремной камеры и прижался спиной к стене, облегченно вздохнув от новой принятой позы. Тело так затекло, что даже малейшее движение с наслаждением разносило по всему организму застывшую кровь, щекоча каждый сантиметр кожи.

– Я вас пока оставлю. А вы займитесь нашими гостями. У нас мало времени. Приступайте, – вновь произнес притягательный мужской голос, и по звуку шагов стало понятно, что его обладатель покидает это мрачное место.

Оставшиеся же продолжили приближаться к месту, где все это время находился молодой человек и ждал своей злополучной участи, осознав, что у него в данный момент времени нет ни малейшего шанса убежать отсюда. Что-то высасывало из него силы, делало беспомощным и лишенным ясного ума. Все события прошлого хаотично спутались в голове. Мелькали сцены войны, человеческие крики, звуки взрывов, а затем все это сменялось великолепным смехом кого-то знакомого и чьими-то добрыми словами, смысл которых растворялся в глубинах сознания. Он не хотел думать, что с ним сделают этой ночью, он лишь хотел, чтобы все это поскорее закончилось, даже если этим концом станет смерть. Юноша видел смерть столько раз во всех ее обличьях, что уже ничуть не боялся присутствия этой особы в черном длинном плаще с капюшоном и косой в руке. Поэтому Эрван считал последние секунды, стараясь приблизить встречу со своей погибелью, которой будет под силу избавить молодого человека от всех людских страданий.

Мужчина в соседней камере так и лежал неподвижно, как-то странно запрокинув голову назад, словно пытался заглотнуть как можно больше кислорода. Неизвестные личности осветили бледного Эрвана фонарем и ухмыльнулись, но после отвели луч искусственного источника света и направили его на спавшего мужчину.

– Я думал, он протянет еще денег, – с издевкой в голосе сказал один из них и вытащил из кармана связку ключей, после чего ловко открыл камеру, где находилось тело мужчины, и кивком головы предложил второму войти туда вместе с ним. – Уже четвертый за вечер. Что-то они стали дохнуть, как мухи.

– Скажи спасибо, что мы нашли среди этих развалин крематорий. А то пришлось бы опять дышать горящей мертвечиной. Я никогда не забуду тот запах, который исходил от их заразной мертвой плоти. Даже кусок хлеба после этого не лез в горло.

– Ты все равно один из них, так что тебя это не должно волновать, – усмехнулся тот и с обреченным вздохом схватил мертвого мужчину за окоченевшую руку, которая была такой твердой и неподвижной, будто это статуя из гипса. Второй быстро подоспел и взял труп за правую конечность. После чего мужчины потащили тело в сторону выхода, волоча его по земле, как что-то ненужное.

– Постарайся пока никому не рассказывать о случившемся. Это довольно хрупкая для общества тема, пусть об этом знаем только мы и правоохранительные органы, – Доктор Ломан погладил Джорджа по плечу, после чего громко кашлянул и поставил на кухонный стол бутылку хорошего виски и пару глубоких рюмок. – Тебе надо выпить, успокоиться.

– Двое суток. Прошло двое суток. И никаких новостей, – закрыв лицо ладонями, прошептал Джордж и опустил голову вниз, судорожно качая головой. – Я видел трупы. Много трупов. На том корабле лежали тела троих матросов. Все были застрелены в голову.