Текст книги "Слёзы Лимба (СИ)"

Автор книги: Dante Maro

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

– Господи! Господи… – девушка судорожно сжимала его многочисленные раны, но кровь неумолимо выливалась из мужского тела наружу, покрывая все вокруг алым цветом. – Эрван… Нет… Нет…

– Ты… убила меня… Это ты… Это сделала ты…

– Нет… Замолчи. Ничего не говори.

– Ты убила нашего ребенка. Ты сделала это ради денег. Как же я тебя ненавижу. Ты продала себя, как последняя шлюха. Я никого не любил так, как любил тебя. Но ты выбросила мое чувство, чтобы спасти себя и только себя.

– Я люблю тебя. Я очень тебя люблю, – сквозь слезы прошептала она и как можно крепче прижала окровавленное тело парня к себе, чувствуя, как тепло покидает юношу и вряд ли сможет вновь вернуться к нему. – Почему это случилось именно со мной? Почему именно меня поставили перед таким выбором? Я не хотела этого. Я пыталась все исправить. Я пыталась искупить свою вину перед тобой. Но не смогла.

Девушка прервалась, так как снова почувствовала, как нечто вязкое вырывается из ее легких наружу. Сжавшись от кашля, она выпустила из своих рук бездыханное тело юноши, но тут же прервалась, так как услышала, как кто-то закрыл распахнутое настежь окно и включил торшер, ослепивший девушку своим ярким теплым светом.

– Боже! Татьяна! Что произошло? – голос Петра быстро привел ее в чувства и помог избавиться от того панического состояния, которое парализовало тело еще пару минут назад. – Сейчас… сейчас. Я вызову скорую и полицию. Подожди минуту, моя хорошая. Подожди немного, – Петр заботливо погладил жену по голове, и Татьяна сквозь полуобморочное состояние заметила, что едва муж коснулся ее тела, как его рука покрылась кровью.

Девушка посмотрела назад, где только что лежало бездыханное тело Эрвана, и замерла, как статуя, видя, какая картина открылась ее взору.

У входа в спальню лежало мохнатое тело крупной дворовой собаки, донельзя изрезанное ножом, рукоятка которого до сих пор торчала из толстого меха, пропитанного свежей дурно пахнувшей кровью. Но зверь смотрел прямо на нее, и его взгляд казался таким живым и таким преданным, что создавалось ощущение, что глаза несчастного животного не встретили смерть и пытались передать Татьяне загадочное послание, которое она должна обязательно разгадать.

– Спасибо, что приехал так быстро, Себ, – Петр пожал Себастьяну руку, едва тот перешагнул через порог квартиры, в которой уже все пропиталось ароматом крови и недавней смерти невинного существа. – Я просто не знаю, что думать обо всем этом.

– Я сам был в шоковом состоянии, когда ты мне позвонил. Рад, что ты обратился именно ко мне. Местная полиция вряд ли бы что-то из всего этого сделала.

– Я просто в курсе вашей работы с Татьяной. Поэтому мне показалось, что это может быть связано с каким-нибудь из ваших расследований.

Полицейские и эксперты тем временем заполонили гостиную и стали со всех сторон заниматься изучением изуродованного тела собаки, забрызгавшего стены и мебель запекшейся кровью, от которой доносился смрад, вызывавший самое настоящее головокружение. Себастьян успел про себя заметить, что обычно свежие трупы так не пахнут, такую вонь могут разносить только уже начавшие разлагаться тела, пролежавшие долгое время на солнцепеке. Но прошло слишком мало времени, чтобы запустился процесс гниения. Детектив с неуверенностью прошел в гостиную и тут же невольно поморщил нос, понимая, что долго находиться в этом помещении без поступления чистого воздуха будет невозможно.

– Откройте, пожалуйста, окна. Петр, надеюсь, ты не против? – Себастьян отдал поручение молодому пареньку в полицейской форме и посмотрел на хозяина квартиры, зная заранее, что тот не возражает, так как по лицу Петра стало с первых минут видно, что тот и сам не прочь вдохнуть свежего кислорода.

Петр как-то испуганно кивнул, словно его испугала просьба Себастьяна, и, с ужасом поглядывая на труп собаки, прислонился к стене, стараясь смотреть куда-нибудь в сторону.

– Случай чем-то напоминает тот, что мы наблюдали месяц назад, – Ларри сделал какую-то заметку в своем блокноте и, оторвав свой взгляд от жертвы убийства, посмотрел на Себастьяна, ожидая увидеть на его лице хотя бы какие-нибудь эмоции, но тот будто не знал, о чем думать.

– Какая связь может быть с тем убитым азиатом и этой зарезанной собакой?

– А почему убийца подложил тело именно в квартиру человека, который занимался расследованием в психиатрической клинике? Это странно, ты не находишь?

– Но собаку зарезали, причем было совершенно порядка десять ударов в область груди. Смотри, – Себастьян встал на корточки рядом с жертвой и стал водить указательным пальцем по следам от ножевых ранений. – Так же пес лежит на спине. Обычно собаки умирают на животе, а тут он лежит в такой позе, будто животное до этого стояло на ногах и просто замертво упало на спину, как человек.

– И обрати внимание на глаза. Тебе не кажется, что у собаки очень странный взгляд, – Ларри с любопытством заглянул в замершее глазное яблоко мертвого животного и даже осмелился слегла коснуться его, будто желая удостовериться, что пес и правда мертв. – Он будто живой. Я когда увидел эти глаза, даже подумал, что пес еще жив. Но после таких ранений вряд ли кто-то спасется. Если только робот.

– Да, действительно странно. Кстати, Петр, где Татьяна? – Себастьян посмотрел через плечо на мужа своей напарницы, встретившись с его взглядом полным ужаса.

– Сидит на чердаке. У нас в шкафу есть скрытая дверь, ведущая наверх. Там стоит пианино. Она не стала вас дожидаться и, ничего не сказав, пошла туда и сидит, не двигаясь. Я не стал ее трогать. Татьяна в шоковом состоянии. Пусть успокоится.

– Пойду, проведаю ее, – Себастьян кивнул Ларри и направился в сторону спальни.

Увидев распахнутую дверцу платяного шкафа, откуда доносился легкий прохладный ветерок, Петр подошел к нему и увидел доносящийся из глубин тяжелого предмета мебели свет керосиновой лампы. Мужчина освободил путь, слегка сдвинув в сторону висевшие на вешалке костюмы Петра, и вошел в узкий проход, лицезря перед собой небольшую деревянную лестницу, ведущую наверх. Поднявшись, Петр оказался в просторном помещении со слегка косым потолком, из-за чего ему пришлось слегка нагнуться, чтобы не задеть головой балки. Около маленького окошка, неплотно прикрытого ставнями, стояло большое пианино, на крышке которого расположилась яркая керосиновая лампа, подарившая всему вокруг теплый приветливый свет. Татьяна сидела на стульчике рядом с музыкальным инструментом и молча смотрела на клавиши, будто пыталась заставить себя сыграть что-нибудь, но ее пальцы судорожно сжимали колени и не желали двигаться с места.

– Я никогда не играла на нем, но этот музыкальный инструмент напоминал мне о человеке, которого я когда-то очень сильно любила. Эрван часто играл мне и делал это потрясающе. Удивительно, что его талант так никто и не заметил. Он пытался научить меня, но у меня не выходило сыграть даже первые ноты. Слишком непослушные пальцы достались мне от Бога.

– Странно, что ты заговорила о Боге.

– Моя мать была очень религиозной женщиной. Но она так и не окрестила меня.По странной причине. Видимо, хотела, чтобы я сама сделала выбор, во что мне верить. До шестнадцати лет я была по-настоящему верующей. Хотя на шее не висел крест. Господь был для меня едва ли не вторым отцом, я ощущала его присутствие каждый раз, когда молилась. И когда он был рядом, я чувствовала себя защищенной. Но в один прекрасный момент на моих глазах автобус, наполненный женщинами и детьми, сорвался с моста в воду. Все погибли. Мне было всего четырнадцать, когда я впервые увидела столько мертвых тел. Их небрежно бросали на мостовую, когда вытаскивали из воды. А я стояла и смотрела, пока не достали последнего ребенка. Это была девочка. В красивом белом кружевном платье и с длинными вьющимися косичками. Она была похожа на спящую куклу – настолько красивой была ее внешность. И я возненавидела Бога за то, что он посмел отнять жизнь у невинных детей. И Господь умер для меня на многие годы, я перестала верить в его защиту, в неизмеримую силу. Он казался мне эгоистичным, кровожадным. И постепенно слово Бог начало ассоциироваться у меня с чем-то лживым и неправильным.

– Но сейчас Господь снова с тобой.

– Я не знаю. Но я чувствую его присутствие, его голос. Он снова спасает меня. Но есть ли в этом смысл? Ради чего он делает это?

– Расскажи мне, что случилось этой ночью? Ты видела того, кто принес тело этой собаки к тебе в дом?

– Ты когда-нибудь видел во сне или в своих видениях умерших людей, которые были тебе дороги? Они пытаются с тобой заговорить, а ты даже не понимаешь, что они имеют в виду.

– Не знаю. Возможно, такое было, но я этого не помню.

– И я не знаю, видела ли я их или нет. Кажется, что видишь что-то на самом деле, ты даже ощущаешь это, как наяву, но потом осознаешь, что перед тобой обыкновенная иллюзия, мираж, не имеющий ничего общего с реальным миром. Такое странное ощущение.

– Ты изменилась за эти два месяца.

– Возможно, – с улыбкой посмотрела на него та. – Я стала смотреть на вещи по-другому. Рядом со мной любимый муж, и я перестала находиться в собственном доме одна. Должно было наступить счастье. И когда я его обрела, мои стены вновь покрылись кровью. А ведь мы совсем недавно покрасили их, краска даже не успела до конца высохнуть. И снова каждая комната пронизана ароматом смерти. Что я сделала? Почему этот человек так поступает со мной? Что ему от меня нужно?

– Мы обязательно выясним это. Сейчас тебе лучше отдохнуть. Ты перенесла серьезное потрясение. Необходимо прийти в себя. Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты была в безопасности.

– Ты снова говоришь это, но ничего не меняется. Я устала терпеливо ждать и надеяться, что моя жизнь волшебным образом наладится. Я за свои тридцать три года совершила немало ужасных поступков, о чем буду жалеть всю жизнь. И за все придется ответить сполна. Невозможно спрятаться от собственных грехов, рано или поздно они напомнят о себе. Но я благодарна Богу за то, что он мне подарил два месяца спокойной жизни. На короткое время мне показалось, что прошлое наконец-то оставило меня в покое и подарило шанс начать все с нуля. Но я ошиблась. Снова…

Медсестра направлялась в палату, где лежал Джордж, неся ему поднос со слегка остывшей едой. Она не торопилась, так как знала, что пациент практически ничего не ест и вряд ли сделает это сейчас. Обычно тот съедал что-то небольшое из принесенного завтрака, но потом молодой человек только спал, ни на что не реагируя. Уже почти два месяца никто его не навещал. Единственный человек, которого он видел за последние несколько недель, была медсестра, приносившая ему еду. Раз в пять дней врач делал ему все необходимые процедуры, но Джордж не видел лица этого человека. Он запомнил только эту молоденькую девушку со светлыми волосами, в руках которой был тяжелый поднос с едой.

Сейчас был вечер. В коридорах пусто: весь персонал покинул свой пост раньше времени, так как не видел смысла здесь долго засиживаться. Это сказывалось на здоровье пациентов, так как многим из них требовалась круглосуточная помощь, но так как многие, кто лежал здесь, были забыты обществом, то и врачи не особо трепетно относились к их состоянию. Лишь эта медсестра переживала за каждого прибывшего в ожоговый центр и часто разговаривала с ними, даже если те не слышали ни единого ее слова. Возможно, благодаря ей многие из лежавших здесь остались живы и вовремя получили необходимую помощь, так как бывало часто, что состояние кого-либо резко ухудшалось. И только эта невидимая для персонала медсестра вовремя сообщала дежурному врачу о случившемся, предотвращая печальные последствия. Ее называли ангелом, посланником Бога, но сама она себя таковой не считала. Девушка старалась быть для всех обычной и открытой, что доставляло ей незабываемое удовольствие.

Палата Джорджа Майлза находилась в самом конце. Она помнила, в каком состоянии этого человека доставили сюда еще полтора месяца назад. Многие окрестили его мертвым, считали, что такие ожоги быстро убьют молодого мужчину, но тот, всем на удивление, пришел в себя и даже смог разговаривать. Один раз к нему приходила женщина, которая, как оказалось, была его коллегой по работе. Но больше медсестра ее не видела. Да и вообще никого из близких Джорджа девушка больше не встречала в этом здании. Ей казалось несправедливым, что такого хорошего светлого человека так незаслуженно забыли и вынудили гнить в этом неприятном месте, пропахшем медикаментами и вонью немытых обгоревших тел.

С чистотой в здании тоже были большие проблемы. Раньше здесь работала уборщица, но потом ее убила обыкновенная простуда. Старушка умерла в кладовке, пытаясь достать моющее средство. Вскоре выяснилось, что у пожилой женщины были воспалены легкие, и ни один из врачей это не заметил, хотя она обращалась к ним с жалобами неоднократно. Теперь молодая медсестра взяла обязанности мытья полов и вытирания пыли на себя. Это не доставляло ей большого труда. Сначала она разносила еду, потом помогала пациентам принять необходимые лекарства, удалявшие на какое-то время их мучения, а затем проходила по двум этажам со шваброй и тряпкой, смывая грязь и пыль и облегчая всем присутствующим дыхание.

Девушку никто не знал по имени, ей обычно называли либо «ты», либо «эй, подойти сюда». Поэтому она стала медленно забывать, что ее зовут Люси. Она жила в больнице, так как здесь находились люди, ставшие для нее самой настоящей семьей. Родители Люси были убиты на войне. Они работали в госпитале, излечивали раненых. Но в один прекрасный момент в здание госпиталя попал разорвавшийся снаряд, убивший всех в одночасье. Ни один человек, находившийся в здании в тот момент, не смог спастись. Госпиталь был деревянным, поэтому из лап огня вряд ли кто-то сумел бы выбраться, даже если бы на это было время.

Люси подошла к двери, ведущей в палату Джорджа, и осторожно толкнула дверь ногой, так как руки были заняты тяжелым подносом.

– Джордж, а вот и я. Надеюсь, хотя бы сегодня ты хорошо поешь. Тебе нужно поправляться. А то ты так сильно исхудаешь.

Девушка вошла в палату и не сразу заметила, что поднос с едой выпал из ее рук, с громким звоном приземлившись на пол. Люси замерла на месте, не смея производить даже малейшее движение, страх полностью парализовал ее тело и не желал отпускать девушку ни на секунду.

По всей комнате были разбросаны окровавленные бинты, которые еще недавно покрывали каждый сантиметр тела пациента. Джордж лежал на мокрой от крови и воды простыне полностью обнаженный и без эмоций смотрел на потолок, будто разглядывал там нечто интересное и приковывавшее взгляд. На теле молодого человека больше не было ни единого ожога, кожа Джорджа блестела от чистоты и свежести, будто кто-то совсем недавно тщательно вымыл ее с мылом. На месте полностью облысевшего черепа теперь красовалась густая шевелюра, мокрая от воды. Когда Джордж заметил присутствие медсестры, то медленно повернул голову в ее сторону и с удивлением вздернул бровь, будто не понимал, зачем девушка сюда зашла.

– Я… я должна сообщить об этом, – дрожащим голосом произнесла медсестра, медленно отходя назад, боясь оторвать от Джорджа свой взгляд. Она успела заметить, насколько великолепным его тело стало, и эта красота начинала пугать, так как создавалось ощущение, что Джорджа заново создал искусный скульптор, вдохнувший в умирающую плоть новую жизнь. – Это… просто невозможно. Такого не может быть.

– Почему ты напугана? – с удивлением спросил Джордж, медленно и осторожно садясь на край мокрой от воды кровати, будто делал это в первый раз в своей жизни. – Что это за место?

– Ты в ожоговом отделении. Тебя доставили сюда с серьезными повреждениями кожи почти два месяца назад, – Люси не знала, почему до сих пор стоит на месте и отвечает на вопросы внезапно сбросившего старую кожу молодого человека.

– Правда? Странно. Я ничего не помню. Помню только, как пришел в свою комнату, где меня ждал человек, желавший со мной поговорить. Но что было потом…

– Я… приведу сюда врача. Хорошо? Пожалуйста, никуда не уходи, – девушка с трудом справлялась с чувством ужаса и непонимания всего происходящего. Она, запинаясь об осколки разбившейся посуды, повернулась в сторону выхода и боязливо вышла из палаты, боясь смотреть назад и встречаться взглядом с этим пугающе красивым молодом человеком. Тот с любопытством смотрел в ее сторону и как-то по-мальчишески улыбался, будто вокруг него происходило нечто забавное.

====== Глава десятая. Ложный звонок. ======

Морозный декабрьский воздух приятно обжигал ее бледное, лишенное эмоций лицо, острыми мурашками пробегал по всему телу, проникая даже в самые утепленные участки. Но Татьяна не обращала на холод ни йоты внимания, она неподвижно стояла посреди двора неподалеку от своего дома и завороженно смотрела на небо, полностью уйдя от реального мира и погрузившись в глубины затемненного произошедшими в эту ночь событиями сознания.

Легкий ветер смахивал с ветвей редких деревьев белоснежные шапки снега и, словно сахарной пудрой, посыпал сверху девушку, покрывая ее легкое осеннее пальто блестевшей в свете фонарей крошкой. Улицы были полностью безлюдны, даже свет в квартирах абсолютно везде погашен, словно жители города покинули это место навсегда, боясь, что и в их дома проникнет запах крови. Лишь уличные фонари продолжали преданно разгонять ночную мглу и дарили девушке свое теплое свечение, словно желали стать для нее солнцем и согреть ее онемевшее от холода тело. Она была одета слишком плохо для такой погоды, но для нее это было совершенно не важно. Ей вполне хватало ночной рубашки, в спешке застегнутого пальто и сапог на толстом невысоком каблуке, чтобы стоять посреди усыпанной свежим снегом улицы и смотреть на чистое звездное небо, что было большой редкостью в ее жизни. Татьяна так долго не видела звезд, что глядела на них, как на незнакомцев из другого измерения. Она была так увлечена любованием ночного небосвода, что не заметила, как рядом с ней возникла женская фигура и остановилась рядом.

– Себастьян мне все рассказал. Они уехали в полицейский участок, чтобы как можно быстрее предоставить все сведения об этом происшествии. Ребята сделают все возможное, чтобы выяснить, какая тварь совершила подобное, – охрипшим голосом произнесла Сьюзен и выпустила изо рта клубы горячего воздуха, которые на минуту зависли над ней в виде маленьких облаков и вскоре растворились где-то в темноте спавшего города. – Я приехала сразу же, как узнала. Там уже все ребята из отдела стоят на ушах. Они готовы снова открыть дело. Так что, твоя теория, что Анна не виновна, может стать реальностью. Прям подарок от убийцы.

– Как думаешь, куда попадает человек после смерти? – прошептала Татьяна, так и не оторвав свой уставший безжизненный взгляд от неба. – Мой отец считал, что мы все становимся звездами после ухода из этого мира и занимаем определенное место на небосводе. Он говорил, что самые светлые люди становятся частью созвездий, а грешники настолько тусклые, что без телескопа их невозможно разглядеть. И я в это верила. Хотя мать пыталась заверить меня, что это всего лишь пьяные бредни отца. Возможно, она была права. Но его слова до сих пор звучат в моей голове. Папа свято верил, что после его смерти я без каких-либо трудностей найду его на небе, и его свет будет всегда указывать мне путь.

– И какая звезда привлекает тебя больше всего?

– Я не знаю. Не могу разглядеть в них своего отца. Его свет не дошел до моих глаз, растворился в темноте. Когда он умер, в мою жизнь проникло зло. Из-за него я потеряла любимого человека, ребенка, маму. Он отнял самое дорогое, но при этом оставался в моем сердце. Только согревает ли отец меня или одаривает мертвым холодом?

– Но ведь он любил тебя. И у тебя был шанс жить счастливо. Ты сама виновница своих несчастий. Ведь не он заставил тебя уйти от Эрвана и убить не родившегося ребенка.

– Ты пришла сюда, чтобы обвинять меня?

– Нет. Просто ты винишь во всем других людей, но своей вины видеть не желаешь. Это неправильно, Татьяна. Ты говоришь, что начала искать Эрвана, чтобы выяснять, что с ним случилось, так как терзала себя чувством вины за случившееся. Но я не вижу, чтобы ты ощущала себя виноватой. Ты строишь из себя жертву. И будто хочешь кому-то отомстить. Я ведь права?

– Я уже не знаю, кто я и что я такое. В моей жизни утратился смысл.

– Ты сама уничтожила свой смысл восемь лет назад. И ради чего? Ради матери, которая до конца своего пребывания в этом грязном мире была при деньгах и ходила в золоте? Я ведь работала с тобой очень долгое время и видела эту женщину. Ей было совершенно плевать на тебя.

– Ты не права. Она любила меня. И делала все, чтобы я была счастлива.

– И где это счастье? Где оно? Я вижу разочарованную жизнью девушку, которая в любой момент может наложить на себя руки. Тебе всего лишь тридцать три года. Куда делась Татьяна, в которую с первого взгляда влюблялись мужчины? Ты даже перестала ухаживать за собой. Так нельзя жить! Перестань жить в прошлом. Если зло вторглось в твои покои, то встреть его с поднятой головой, а не стоя на коленях перед ним.

– Ради чего?

– Ради Петра, меня, Себастьяна, Джорджа. Мы всегда находимся рядом с тобой, ты нужна нам живой и здоровой. Мне больно смотреть, как тебя нечто разрушает изнутри. Ты будто умерла, но почему-то не желаешь покидать тело. Вернись к нам. Раньше в тебе было столько уверенности в себе. А сейчас передо мной стоит потерянная забитая в угол женщина, разочарованная в жизни. Я стану помогать тебе, если ты начнешь помогать себе. У тебя появился шанс завершить расследование. Так воспользуйся этим. Сам преступник бросил тебе в руку самый настоящий козырь.

– Как мне поможет мертвая собака? Как?! – в голосе Татьяны мелькало отчаяние, но оно могло быть не замеченным, так как скрывалось под толстым слоем усталости и безразличия. – Я больше не желаю участвовать во всем этом. У меня нет на это сил. Если вчера я была готова завершить начатое, то сейчас не вижу смысла.

– Ты уходишь из детективного бюро?

– Да. И не пытайся меня отговорить. Себастьян прекрасно справляется без меня. Моя любовь к работе осталась во временах «Призрачного фотографа», сейчас этого авантюризма во мне больше нет, он умер этой ночью. Прости, Сьюзен. Я стала для всех лишней. Мне затыкают рот, меня отстраняют от расследования. Даже если сейчас вернусь в агентство, то буду декорацией. Себастьяну нужна слава, пусть забирает ее себе.

– В тебе говорит отчаяние.

– Нет. Во мне говорит правда. Но эту правду никто не желает слышать.

– Я тебя не брошу, Татьяна. Не дам тебе гнить, сидя дома. Мы через столько с тобой прошли. Нас несколько раз едва не убили, тебя уже не должны пугать смерть и кровь.

– А они меня и не пугают.

– Я, кажется, знаю, что тебе поможет.

– И что же это?

– Есть одно эффективное и старое лекарство от грусти. Но оно работает только зимой и только при наличии снега.

– Так, не вздумай, – Татьяна подняла перед собой руки, пытаясь отговорить Сьюзен от затеи, и впервые за все это время на ее лице промелькнула улыбка.

– А я все равно сделаю. Ты же меня знаешь, – Сьюзен нагнулась и зачерпнула рукой горсть снега, превратив ее в плотный шарик, после чего со звонким смехом запустила его в Татьяну, не дав ей возможности увернуться.

– Ах ты, – получив снежком прямо в спину, Татьяна неожиданно поддалась веселью и ответила подруге таким же образом, запустив в нее крупный снежок и попав прямо в голову.

Сьюзен ойкнула и едва не упала на ягодицы, но успела удержать равновесие и слепить новый снежок, но не успела сделать бросок, так как Татьяна уже запустила в нее второй снаряд из колючего снега. Девушки начали по-детски смеяться и бегать по двору, кидаясь друг в друга слепленными второпях снежками, изредка промахиваясь. Они напоминали маленьких девочек, которые не знают ничего о горестях мира и просто плывут по волнам мирной спокойной жизни, заливая всю округу своими радостными и полными жизни эмоциями. Сьюзен быстро поняла, что ее затея получила большой успех, и Татьяна наконец-то предстала перед ней в том образе, в котором она так хотела ее вновь увидеть. Рыжеволосая женщина снова смеялась, в ее глазах после долгой спячки проснулся самый настоящий огонь. Она на мгновение забыла обо всем плохом и стала обыкновенным и открытым человеком, какой Сьюзен ее полюбила во время их совместной работы. Но то, что происходило с Татьяной сейчас, пугало темнокожую женщину не на шутку. Будто некая невидимая сила высасывала из Татьяны жизненную энергию и превращала в полуживое существо, отдаленно напоминающее человека. Кожа рыжеволосой девушки в последнее время приобрела бледно-зеленый оттенок, словно та чем-то болела, но пыталась играть роль здорового человека. Но сейчас, во время игры в снежки на лице Татьяны промелькнул легкий румянец, который на белоснежной коже был довольно сильно заметен даже в темное время суток.

– Все, хватит. Ты сейчас меня закопаешь в снегу, – Сьюзен упала в сугроб и закрыла лицо руками, чтобы Татьяна, не дай Бог, не запустила в нее еще один снежок.

Татьяна засмеялась и упала в снег рядом с подругой, облегченно выпустив изо рта густой пар, который в виде облака улетел куда-то ввысь. Женщины еще какое-то время лежали в мягком сугробе и смотрели на бесконечные бусины звезд, которые, на удивление, были такими крупными и яркими, словно женщины смотрят на небо где-нибудь за городом.

– Я впервые вспомнила детство. Такое удивительное чувство, – произнесла Татьяна, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. – Я даже согрелась. Снег будто стал горячим подо мной. Все-таки твое лекарство и правда эффективное.

– Я же говорила. Иногда побыть в шкуре ребенка полезно. Мы во взрослой жизни уходим в проблемы с головой, но забываем, что радостные моменты валяются у нас прямо под носом. После тридцати лет слепнем и видим только серые тона.

– Да, ты права. Я и правда ослепла. Перестала видеть красоту мира. Я видела столько смерти за свою небольшую жизнь, что стала считать, что все хорошее в этом мире – обыкновенная иллюзия.

– Все мы – обыкновенная иллюзия. И все, что происходит вокруг нас – иллюзия. Мы живем в таком мире, где есть возможность делать выбор. А мы этим пользуемся неумело, как трехлетние дети. В прошлом за людей думал правитель, а сейчас, когда мы можем думать сами, никто не хочет мыслить правильно и свободно. До сих пор ждем, что должен появиться какой-то смысл жизни, заранее прописанный путь судьбы. А зачем жить, если все, как мы считаем, прописано за нас? Ведь выбирать, куда идти и что делать, это такой дар. Даже золото по сравнению со свободой выбора и мысли – черная субстанция, как нефть. Поэтому тебе сейчас нужно сделать выбор. Если Эрван действительно жив, то ты можешь его спасти. И только ты. Потому что веришь в это. Вера делает нас сильнее. Тобой движет любовь, поэтому не пытайся убить это великолепное чувство в себе. Не смей. Никогда. Не поддавайся страху и отчаянию. Выбрось эти понятия из головы. Ты сильная. И обязана оставаться такой до самого конца. Что бы ни случилось, не сдавайся.

– Сьюзен, ты самая лучшая, – на Татьяну вновь нахлынули слезы, но на этот раз они были легкими и полны приятных эмоций.

Девушки крепко обнялись, лежа на снегу, и не заметили, как вдвоем заплакали, даже не зная, по какой причине.

– Почему ты не появилась раньше?

– Это моя самая большая ошибка, – Сьюзен улыбнулась и вытерла с красной от холода щеки Татьяны застывшую слезу. – Но теперь мы будем снова вместе. Поэтому не смей уходить из агентства. Без тебя мне там делать нечего. Все детективы, с которыми я сотрудничала, были самыми настоящими напыщенными индюками, которые строят из себя непонятно что. А ты такая простая, такая живая и доступная, что работать с тобой одно удовольствие.

– Теперь мы опять втроем. Ты, я и Себастьян. Золотая троица.

– Ну, Себастьян плохо вписывается в нашу команду из-за своей эгоистичности. Но он умеет добывать информацию из пустого стакана, ты стоить безумные теории, я же хорошо стреляю и никогда не промахиваюсь, хотя сейчас после нашей игры в снежки усомнилась в своих способностях.

– Что будем делать?

– Утром тот несчастный алкоголик достанет мне информацию, где искать твоего молоденького блондина. И мы тут же отправимся за ним. Но будет трудно вытащить его оттуда.

– Да… У нас нет никакого разрешения. Если босс закрыл расследование, то мы не имеем права что-либо делать. Иногда я жалею, что у нас не частное агентство.

– Да, подчиняться в таких делах кому-то сверху – самое ужасное, что можно только придумать. Зато тебе достают интересные дела. Хотя ты чаще создавала эти дела сама.

– Создавала. Но последнее расследование вывело меня из себя. Нет никаких зацепок. Еще и за решетку посадили невиновного человека. Я могла это предотвратить, но Анна не дала мне это сделать, хотя я чувствовала, что она на моей стороне. Если бы ты ее увидела, то сразу бы поняла это. В этой женщине нет ничего плохого, она лишь защищала человека, который был смыслом ее жизни. И сейчас эта теория получает сильные аргументы.

– Тебя же похитили два месяца назад.

– Да. И пытались утопить в озере неподалеку от психиатрической клиники, где я проводила расследование вместе с Себастьяном, который решил неожиданно мне, так скажем, помочь.

– Видимо, у него не было интересных дел, если он полез вместе с тобой в один котел.

– Я еще не до конца понимаю, почему он решил тоже взяться за это дело. Возможно, ради славы, ведь это было громкое дело во всех смыслах этого слова. Я пыталась не вмешивать туда средства массовой информации, но Себастьян дал журналистам раздуть из этих убийств настоящую сенсацию. После войны такие кровопролития должны были воспроизвести среди гражданского населения настоящий фурор. И он случился. В зале суда был поразительный аншлаг. Кто не смог там поместиться, стояли на улице. Я до сих пор не знаю, как смогла протиснуться в здание. Анну со всех сторон проклинали, требовали ее казни, даже называли убийцей детей. Видимо, желтая пресса тоже постаралась. Сам Себ был слегка шокирован, видя, какой эффект произвело это расследование. Возможно, весь этот кипишь добрался даже до большой земли. И понятно, почему меня отстранили от расследования, когда узнали, что я пытаюсь найти улики, опровергающие виновность Анны. Но сейчас у меня появился настоящий страх. Тот, кто совершил те убийства, интересуется мной. И я просто по-настоящему опасаюсь за свою жизнь. Если я бы отказалась от расследования, он, скорее всего, оставил бы меня в покое.