Текст книги "Научи меня всему (СИ)"

Автор книги: Cold February

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Мама снова устроила тебе разнос с пристрастиями? Поэтому сегодня ты меня сторонишься?

– Скорее, промывку мозгов, – хмыкает он.

В голове прокручиваются все словесные подозрения и угрозы Сиф, пока глаза обследуют каждый открытый участок бледной кожи, оттененной сумрачной синевой. Вблизи. А не на расстоянии через весь Золотой зал. Локи на секунду заклинивает. Во имя Иггдрасиля… Их разница в росте сегодня играет, однозначно, не в его пользу.

– Извини, – Сигюн виновато опускает рыжую голову.

Локи бережно подцепляет пальцем ее подбородок, возвращая взгляд голубых глаз на место. Прослеживает фалангами пальцев оголенную венку на шее и костяшки ключицы с верхними ребрами. У Сигюн перехватывает дыхание.

– Ты сегодня прелестна.

Локи делает неимоверное усилие, чтобы заставить руку остановить движение. И сипло выдыхает сквозь зубы. Он внезапно хватает обеими руками племянницу за талию, усаживая на многовековой гранит. Преднамеренно сменяя себе обзор и поднимая столь манящую мужчин картину выше уровня глаз. Сигюн успевает только ахнуть.

– Зачем?.. – она непонимающе спрашивает, смотря на облокотившегося рядом о перила Локи сверху вниз.

Сверху вниз. Так непривычно…

– Для моего спокойствия, – он расплывчато хмыкает.

Сигюн не смеет допытываться до него больше. Устремляет свой взор на алеющий в свете заходящих лучей мир богов. Поражающее своей красотой и величием зрелище. Но мысли, как ни странно, совсем о другом. О том, кто, как считает ее мать, прямо противоположен этому месту. То, о чем говорит Брунгильда, никак не хочет покидать рыжую голову. Его желание и двусмысленность подарка… Может ли это быть намеком или все же, как Локи и говорил ранее, – лишь идея Фрейи? Это слишком сложные мысли. Влекущие за собой слишком сложные решения. И, если быть честной, Сигюн совсем не хочется их принимать. Ей просто хочется плыть по течению. Вот только оно слишком извилисто в своем русле и испещрено скалами да камнями. А еще, иногда на его пути встречаются водопады. И, если вода из этого водопада выльется в озеро, – течение умрет. Сигюн чувствует, что умрет, если потеряет Локи. Она, веемая необъяснимым желанием, с неким трепетом едва ощутимо касается кончика золотого рога на шлеме. На лицо сама собой налезает пакостливая улыбка. Локи прикусывают губу, чтобы в голос не рассмеяться.

Прямо на их глазах светило Асгарда заходит за горизонт.

***

Стоит ночи накрыть планету богов, как Тор объявляет о начале пира, так что царевне и царскому военному и политическому советнику приходится вернуться в Золотой зал. И все в глубине Локи заходится новым жаром. Золото отражается в ее волосах, в розовых алмазах, так и приманивая взгляд к юному телу. К простодушной лучезарной улыбке, которую хочется почувствовать – прямо сейчас почувствовать – на губах. Он кружит вокруг нее, как коршун, высматривая свою добычу и смакуя ее вкус на расстоянии. Взбудораженный и заведенный.

Но…

Когда настает момент окончания вечера… Локи говорит себе: «Нет!»

***

Локи уходит с пиршества спустя час – для отвода глаз – после того, как Сиф уводит свою драгоценную дочурку. Уже в своих покоях он делает все, чтобы подготовиться ко сну. Но заснуть в итоге так и не получается. Ни мягкая постель, ни ночной полумрак спальни, еще больше сгущаемый полуспущенным балдахином, не наводят сон на хозяина апартаментов. Он так и остается полулежать на широкой кровати в ночных штанах и рубахе, облокотившись о деревянную резную спинку. Если бы его глаза горели, он бы походил на змея, укрывшегося в своем гнезде. Хитросплетенные мысли путаются в голове, постоянно возвращаясь к раскрепощенному образу, коему дала толчок Фрейя.

Локи выругивается. Даже здесь эта своевольная ведьма сумела над ним посмеяться. Напомнить о себе своим немым присутствием в открытых плечах, глубоком декольте и невесомом шлейфе шифоновой юбки, которую так и хотелось задрать повыше. Прямо на треклятом пиршестве. Напомнить о том, что он может смотреть сколько угодно, но не может заявить на племянницу своих прав. Мудрец, если он таковым являлся, сложивший выражение о запретном сладком плоде, зрел в самую суть. Запретное и непостижимое. Это всегда неистово привлекательно и притягательно. Для Локи – особенно. И Сигюн стала одной из этих «особенно». Пожалуй, самой особенной.

Локи нервно облизывает губы. Он думал, что Ванахейм расставит все по своим местам с его желанием, когда отправляется к Фрейе с визитом. Но в итоге делается только хуже, выходя за все рамки приличия. Локи вводит себя в состояние не просто изголодавшегося по женщине, а по всему, что так долго было под запретом. А это прямо перечит его природе Бога Коварства. Бог Коварства должен нарушать правила. И чем больше – тем лучше. Чем рискованнее – тем лучше. Чем строже эти правила – тем лучше. Так требует его нутро. И Локи ничего не может с этим поделать.

Он вздрагивает, когда по телу проходится легкая магическая волна с посланием: «К вам пришли гости». Хищно впивается взглядом в закрытые двери, которые через пару секунд растворяются. И маленький силуэт розовой дымкой проникает внутрь.

– Что ты здесь делаешь? – строго интересуется Локи. – Полпервого ночи.

Он видит под легким светом редких свечей в канделябрах, как Сигюн почти подпрыгивает на месте от неожиданности, наконец найдя взглядом очертания его фигуры под балдахином. Как она дергано пожимает плечами и нервно облизывает губы. Как размыкает их, подбираясь ближе к его кровати, чтобы сказать:

– Я соскучилась.

– Мы виделись несколько часов назад, милая, – глухо парирует он.

– Вот именно, – она играет в обиженного ребенка, обнимая деревянную колонну кровати. – «Виделись».

Локи пристально окидывает Сигюн взглядом, все еще не сменившую наряд. Прослеживает тонкие руки от кончиков пальцев до впалых ключиц и проклинает проказницу-тень, провокационно падающую ей в вырез. Он щурится и скрипит зубами, явно читая ее намерения. Ненормальная. Он приказывает:

– Ступай к себе. Немедленно!

– Что?.. Почему? – Сигюн округляет глаза.

– У тебя с твоей детской влюбленностью совсем другие потребности, нежели у меня, – вот почему.

– Но я не ребенок! – оскорбленно выкрикивает она.

Это вызывает в Локи саркастическую ухмылку.

– О-о-о, еще какой! Маленький. Глупый. И наивный. Иначе бы здесь не стояла.

Сигюн обиженно хмурится и поджимает губы. Почему! Ну почему он все время называет ее ребенком?! Когда же наступит тот час, когда она станет кем-то серьезнее! Почему именно тогда, когда она потратила часы метаний по спальне в раздумьях и переживаниях, лишая себя сна. Когда она наконец решилась.

– Я говорю серьезно, Сигюн. Иди к себе, – он добавляет с наигранной заботой: – Время позднее.

– Можно мне хотя бы поцелуй на ночь? – она, сдавшись, расстроенно фыркает, теснее прижимаясь к колонне.

Локи закатывает глаза. Отставляет руку для объятия, в которое Сигюн сию секунду окунается с головой. Она сбрасывает туфли и залезает к нему на середину кровати, под балдахин. Вздрагивает, когда Локи внезапно сжимает ее слишком сильно, точно ловит в капкан, и рвано выдыхает в ухо. Говорит строго и четко:

– Один поцелуй, маленькая рыжая бестия. А потом ты встанешь и уйдешь. И думать забудешь, зачем пришла сюда.

Сигюн замирает и закусывает губу. Это что, так очевидно? Она выругивается про себя. От стыда просто хочется провалиться. Значит… значит она понимает все не так?.. И он вовсе не хочет ее? Или же нет?.. Локи путает ее, оставляя в глупом раздраженном непонимании. Он ловит ее за подбородок и разворачивает к себе. Упирается в полумраке в голубые глаза опасно-пожирающим взглядом.

– Понять не могу, как такие вещи приходят тебе на ум, – он качает головой, неосознанно поглаживая ее по щеке. – Ты точно дочь своего отца. Оба ставите вперед головы безрассудство.

«Безрассудство». Сигюн повторяет про себя это слово. Она целует Локи тогда, в Йотунхейме, именно потому, что теряет рассудок. Она приходит сюда, именно потому, что в потоке бесконечных мыслей теряет рассудок. Потому что не может даже помыслить, что их связь прервется, так как ему надоела. Так как по своей неопытности чего-то не додала. Не привнесла что-то нужное – ему нужное – в их отношения. Но, кажется, сейчас она делает именно это – надоедает ему своей глупостью.

– Наверно, – говорит Сигюн и сжимает обеими руками его запястье. – Наверно, – говорит Сигюн и, извиняясь за свою выходку, целует его ладонь, – я действительно безрассудна.

– Вон, – сбитым шепотом требует Локи.

Но никто из них так и не двигается с места. Он остается, снедаемый желанием. А она цепенеет от страха. Его внутренний змей только пуще заводится, гипнотическом взором пожирая оленьи глаза. Локи сглатывает, когда взгляд сам собой опускается на приоткрытые губы. Как держать себя в руках, когда «плод» сам приходит к тебе и предлагает себя вкусить?

Локи срывается, впиваясь жестким страстным поцелуем в манящие сладкие губы. Забирается напряженными пальцами в рыжее золото, не давая даже ни единой попытки вырваться, если бы та последовала.

Сигюн дергано вцепляется в ворот неизменно зеленой рубашки. Не то чтобы такой Локи – Локи, действующий от крайности к крайности, – пугает ее (хотя он пугает ее). Но она точно не ждет от него такого сумасшедшего собственнического порыва. Такой необузданной несдержанности. И томящей агрессии, выливающейся постепенно в накатывающую на юное тело и затмевающую разум истому. Истому, сводящую почему-то весь страх на «нет».

Сигюн с тихим стоном в тонкие губы обнимает широкие плечи, седлая мужские колени. Тут же оказываясь тесно прижатой жадной хваткой вплотную. Оказываясь занимательным экспонатом для исследования властных ладоней. Она комкает ткань на мускулистой спине и задыхается, когда ее одновременно подхватывают за ягодицы и пламенно целуют в шею.

Локи внезапно со страдальческим стоном отстраняется. Позволяет дрожащим пальцам убрать со своего лица выпавшую прядь, а жаждущим девичьим губам поцеловать его снова. Он силясь, отодвигает ее за плечи назад и почти надрывным шипением выдыхает:

– Мы не можем…

– Почему? – непонимающе шепчет Сигюн.

Она только крепче хватается за его лицо, чтобы заглянуть в зеленые глаза полыхающие сумасшествием. Он снова путает ее…

– Разве ты не хочешь меня?

Ее слова проваливаются в действенном подтверждении, передаются от языка к языку напрямую. Но Локи вновь отстраняется. Он прекрасно осознает, что говорит следующий бред просто для галочки:

– Не делай глупостей, Сигюн… Уходи, пока я еще способен отпустить тебя…

«Не делай глупостей». Где-то она уже это слышала…

– Я должна сделать что-то, чтобы ты не смог?.. – она пытается угадать его ожидания и неуверенно закусывает губу. Соскальзывает неслушающимися руками по его груди к завязкам рубашки.

Локи шумно выдыхает сквозь зубы, когда Сигюн растворяет запáх рубахи и робко прикасается ладонями к животу. Он ловит каждое ее изменение в лице, когда маленькие пальчики проходятся вверх по мужскому телу, познавая его в первый раз. Локи смотрит на нее долго и пристально. Так дико, что у бедной Сигюн начинают невольно трястись поджилки. Она делает что-то не то?

– А не пожалеешь? – его голос непривычно хриплый и надрывистый, а на губах растягивается такая до боли знакомая коварная усмешка.

Сигюн встречает ее с царской выдержкой и беспокойно бьющимся сердцем. Она говорит:

– Нет.

Локи гортанно рычит. Он резко впивается в алые губы, хватая наглую племянницу зá волосы. Пальцами судорожно рыща по выгнутой спине в поисках треклятой застежки. Он никогда не целовал ее так прежде. Так, что уже через несколько секунд кружится голова и слетает сознание. С такой голодной жадностью. Властью. Локи наконец дергает мелкую бусину-бегунок вниз, кажется, срывая бедную молнию. Быстро забирается руками под сбитую к поясу юбку и тянет ткань вверх, избавляясь от злополучного платья. Он резво подминает ошарашенную такой сменой положения Сигюн под себя. И с удовольствием отмечает, что алмазный верх был надет на голое тело. Он дает себе сигнал чуть помедлить. В глазах полыхает адское зеленое пламя, а губы искажаются в плутоватом оскале. Он медленно качает головой.

– Тор точно убьет меня.

Локи весь обращается в слух, ловя каждую новую тональность, исторгаемую из приоткрытого рта. Длительными и осторожными, скользящими жаром по коже прикосновениями прослеживает нагое тело, пробираясь изящными пальцами под инстинктивно скрещенные на груди руки. Он медленно разводит их в стороны, полностью обездвиживая племянницу и предвкушающе хмыкает, ловя соблазнительный взгляд беспомощной овечки.

– А Сиф сделает это еще раз… – Локи окидывает плотоядным взглядом юное тело, изгибы которого, словно издеваясь, призывно манят своей неоскверненностью. – С особой жестокостью.

Его бешеный, неуправляемый поток давно сдерживаемых желаний и страстей в итоге прорывает плотину. Сигюн заставляет его смешать этой ночью все в едином водовороте: и любовь, и жажду риска, и грех, и безумие, и животное начало{?}[Видоизмененная цитата Джона Фаулза из произведения «Любовница французского лейтенанта».].

Комментарий к Часть 14

Признавайтесь, не ждали R-ку, да?

P.S. Моя девочка стала совсем взрослой… звуки всхлипывания

========== Часть 15 ==========

Сигюн до боли в костяшках комкает болотные простыни, выгибаясь дугой. После сладостной пытки по телу медовой патокой разносится оглушающая эйфория. Точно натянутую струну рывком отпустили. Кровь по венам от этих диковинных ощущений качается сердцем так быстро, что кажется, еще немного – и своим ритмом прожжет всю кожу. Настолько непривычно хорошо, что даже пугает.

Локи с самодовольной усмешкой встает с локтей между ее ног. Стирает большим пальцем излишнюю влагу со рта. Сигюн чувствует – каждой снедающей клеточкой своего тела чувствует, – как он упивается своим превосходством. Он ловит ее взгляд своим темным, заволоченным бездонной чернотой зрачка, поедающего радужку. Сигюн мысленно сжимается в колючий клубок. Еще один совершенно незнакомый для нее Локи.

Он показательно медленно наклоняется к вздрагивающему бедру. Оставляет глубокий поцелуй, от которого Сигюн жмурится и прикусывает губу. И, кажется, потерявшись в своем тяжелом дыхании, пропускает тот момент, когда Локи поднимается на колени и достает откуда-то склянку. Склянку с зельем, происхождение которого она сейчас – даже если бы знала – не смогла определить.

– Открой рот, – он хрипло командует тоном, не терпящим отлагательств. Тоном, которому перечить нельзя чисто из чувства самосохранения.

Локи отмеряет пипеткой-дозатором всего одну каплю. И Сигюн послушно позволяет той упасть на язык. Без каких-либо лишних вопросов.

***

Сигюн резко открывает глаза. Внутри все скручивается, точно ее резко толкнули во сне в плечо. Или вылили ушат воды. Пробуждение с привкусом паники. Лучшего утра просто-напросто не придумаешь. Она тупо упирается взглядом в испещренный звездными узорами потолок своей спальни. Звездными узорами. Потолок своей спальни.

Ч… что?

Сигюн недоуменно вертит головой. Знакомые стены и обстановка подтверждают, что она не сходит с ума. Что она действительно в своих покоях с персиковой и золотистой отделкой. И на своей кровати цвета белого дуба с прозрачной вуалью, ниспадающей с потолка. Но… Локи. И их поцелуи. И то, во что в итоге они выливаются… Это не укладывается в голове. Сигюн ощущает как наяву, что еще секунды назад лежит отнюдь не в своих покоях. И отнюдь не на своей кровати. И отнюдь не одна. Щедрый румянец вмиг застилает бледное лицо до самых кончиков ушек. Так что его от наплыва стыда приходится порывисто прикрыть ладонями. Это самый безумный и реалистичный сон, который мог ей вообще присниться.

– Вы уже проснулись, моя царевна? – прерывает мысленный крик голос молоденькой камеристки. – Боги всемилостивые! Что с вашими волосами?!

Ужас, застывший на миловидном лице, окончательно выдергивает Сигюн в реальность. Она рывком садится и судорожно запускает руки в некогда красиво уложенные локоны. Пальцы путаются в свалявшихся волосах состояния невозможной пакли. Она устало вздыхает:

– Кажется, мне не помешает ванна…

– Определенно, – активно кивает… Ольрун? Да, кажется, ее зовут именно так… – Я одна, потому что во дворце не хватает слуг из-за обилия гостей, – она, смущаясь, по-своему расценивает долгий взгляд царевны.

– О! – округляет глаза Сигюн. – Я вовсе не возражаю. Так даже спокойнее…

Глаза упираются в блестящее бюстье розового платья-подарка от Локи. Она вчера ложится спать прямо в нем?.. Память наотрез отказывается предоставлять этот эпизод из недавних событий. Сигюн хмурится. Такого она не помнит…

– Как скажете, моя царевна… – вновь кивает Ольрун, тоже явно недопонимая, как ее госпожа могла отойти ко сну, не переодевшись.

– Просто… – Сигюн запинается.

Мысли в голове крутятся отъявленной неразберихой, не давая сосредоточиться. Странный сон. Странное пробуждение. Странные… провалы в памяти? Она наспех натягивает притворную улыбку и смущающимся взглядом указывает на платье.

– …я вчера очень устала. Ты же никому не расскажешь?

– Разве я что-то видела? – Ольрун невинно хлопает глазами, явно сдерживая добродушную усмешку.

Сигюн облегченно выдыхает. Не пристало ей врать, но… лучше она разберется в своих проблемах сама и слегка подпортит идеальный – вовсе нет, учитывая ее занятия магией, – образ дочери Тора у себя за спиной, чем будет распространять еще более двусмысленные слухи. Ей повезло, что сегодня к ней направили именно Ольрун. А не стайку «безмозглых – если цитировать Бога Коварства – девиц с языком вместо извилин».

– Вставайте с постели, моя царевна. А я наберу вам ванну.

Сигюн снимает с лица фальшивую маску, стоит Ольрун скрыться за дверьми. Миниатюрная ладонь медленным недоверчивым движением проходится по розовым алмазам. Осязание не обманывает. Хорошо… Возможно, она действительно вчера слишком устала и наплевала на все предрассудки асгардской леди. Зная себя, Сигюн может сказать: так бы и поступила. Она отбрасывает от себя одеяло, свешивая босые ноги с высокой кровати. Спину тут же неприятно обдает холодом, а широкие бретели на плечах почти спадают из-за отсутствия натяжения. Приходится придержать лиф рукой. Сигюн растерянно проводит пальцами другой ладони по расстегнутой спинке платья. И как делала это, она тоже не помнит…

– Вы идете? – слышится такой неуместный сейчас крик Ольрун.

Сигюн с раздраженным выдохом спрыгивает с перин. Холодный пол слегка отрезвляет. Она направляется мелкой поступью прямиком в ванную комнату, а мыслями бродит во вчера. Сигюн точно помнит, как мать отводит ее после бала в покои. Желает сладких снов и удивляется – но не настаивает, – когда дочь просит отослать всех камеристок. А затем в рыжей голове берет бразды правления нервный хаос. Ее посещает совершенно безумная навязчивая идея, которой Сигюн накручивает себя до полуночи. И… и она отчетливо помнит, как натягивает на себя пелену невидимости и сокрытия. Как воровато пересекает до боли знакомые длинные коридоры, ведущие в покои Локи.

В горле застывает ком. Не может быть, чтобы она действительно это сделала…

Сигюн позволяет Ольрун тактично покинуть помещение принятия водных процедур и замирает, загипнотизированная воздушной пеной и собственной сумятицей в голове. Если она это сделала, то почему проснулась не в покоях Локи, а в своих? Сигюн тут же ругает себя за глупость: он бы не совершил такую осечку, позволившую раскрыть их с потрохами. Но… ее пробуждение выглядит как пробуждение после невероятного, ударившего по сознанию сна. Обрывается на значимом моменте, как срезанное воспоминание. Если она это сделала, должно быть что-то посущественнее расстегнутого платья. Что просто кричало бы: «Ты провела ночь с мужчиной»!

И первым «существенным», которое находит для себя Сигюн, стянув платье, становится полное отсутствия нижнего белья. Она медленно цепенеет. Краски «сна» накатывают с новой силой. Где-то в районе живота затягивается тугой комок режущих нервов. Сигюн медленно отставляет правую ногу, чтобы второе «существенное» таки прокричало устами Локи: «Ты провела ночь с мужчиной. Со мной». Слова написаны на ее собственном теле яркой багряной меткой, искусно поставленной, как клеймо: «Отныне и навсегда принадлежит Богу Коварства».

Сигюн с бешено колотящимся сердцем оседает на дно заполненной до краев ванной. Она, и правда, сделала это. Пришла вчера к нему в покои.

– Как вы умудрились сорвать молнию, моя царевна? – причитает проросшая точно из-под земли Ольрун, поднимая с пола розовую причину всех недавних событий. Она причитает: – Какая жалость, – и причитает: – Было такое красивое платье… Может быть, отдать его швеям?

Сигюн отрицательно качает головой, не думая, что это будет хорошей идеей.

– Ох… ну… как прикажете… Тогда я сложу его обратно в коробку и отложу в дальний угол, вдруг вы передумаете, – Ольрун хмурится на секунду. – Вот только никак не могу найти ваши туфли…

– Наверное, закинула куда-нибудь в полусне, – наигранно улыбается Сигюн, прекрасно осознавая, где именно сейчас ее туфли. – Знаешь же, как это бывает…

Ольрун понимающе кивает, откладывая платье в сторону, и наконец замолкает. Наполняет ладони содержимым нескольких склянок, запускает руки с мыльными маслами в медные от воды волосы. А Сигюн совсем не по-царски закусывает ноготок. Упирает полузатравленный-полусчастливый взгляд в еще не лопнувший пузырек мыльной пены.

Она провела ночь с Локи… Со своим дядей.

На губах на секунду замирает усмешка.

Мама ее убьет.

***

Сигюн опирается кончиками пальцев о краешек резной полки царской библиотеки и встает на носочки. Тянется тростинкой вверх. Слишком миниатюрная и крохотная она – слишком высокие и могучие книжные шкафы, выстроенные как один сплошной лабиринт. Если бы не золото сверкающих стен – была бы сплошная темень. Сигюн простирает вторую руку как можно дальше и подушечками пальцев подталкивает корешок увесистой книги. Победно улыбается, стоит толстому фолианту заклинаний встать на законное место с тихим хлопком. И тут же вздрагивает всем телом, когда на талию собственнически ложатся крупные ладони. Ухо обжигает насмешливый приглушенный баритон:

– Разве я учил тебя магии для этого?

– П-просто хотелось сделать самой, – надрывно отвечает Сигюн, вмиг краснея до кончиков ушей.

Не говорить же, что из-за проведенной с ним ночи и умственных терзаний, потоки ее магии сейчас нестабильны. И тело, все еще отлично помня прикосновения, предательски отказывается слушаться как прежде. Сигюн совершенно не готова встречаться с Локи так скоро. Но ее, как обычно, никто и не спрашивает.

Над ухом звучит лукавый смешок. Локи резво разворачивает племянницу к себе лицом и наклоняется почти вплотную. Недовольно отмечает мечущийся от его глаз взгляд. Пальцы жестко фиксируют миниатюрный подбородок.

– Избегаешь меня? – «Жалеешь о своем решении?»

– Что? Нет!

– И поэтому пропускаешь завтрак, – иронично хмыкает он.

К своему облегчению, Локи находит в Сигюн лишь огромный пласт стеснения. Который, вероятно, ему придется снимать слой за слоем усердно и тщательно. Ну или просто содрать с корнями.

– Я слишком долго спала… – она оправдывается, еще гуще краснея.

Это, в общем-то, чистая правда. Как узнает позже, Ольрун по приказанию царицы появляется в покоях только ближе к полудню. Локи скептически хмыкает:

– И как проснулась, сразу направилась в библиотеку.

– Мне нужно было чем-то заняться…

Сигюн надрывно выдыхает. Не то… не то поведение. Не те слова. В чем смысл бегать вокруг да около? Она поднимает глаза и попадает прямиком в капкан пытливого изумрудного взора. От которого – как ни старайся – хочется скрыться из-за неловкости.

– Я просто не знаю, как вести себя с тобой… И боюсь, что случайно нас выдам своим поведением. И…

– И? – наседает Локи, четко осознавая, что вот оно – самое главное.

– И ты дал мне что-то… вчера… так что я ничего не помню…

– Так и было задумано, милая, – с какой-то чересчур довольной улыбкой соглашается он.

Вот почему Локи как можно дольше старается отсрочить момент соития. Потому что в итоге это дитя слишком много думает и поддается переизбытку чувств из-за сплошной чепухи. А ведь он намеренно стирает все самое «страшное» для ее невинного сознания. Локи отвечает на немой вопрос, застывший в ничего непонимающих голубых омутах:

– Первая ночь для женщины малоприятна. Не хочу, чтобы у тебя оставались дурные воспоминания.

– Но…

– Но если тебе так хочется, – скрыто глумится он, – я могу создать другие прямо сейчас… – Локи наклоняется все ниже, прижимая племянницу к полкам.

Сигюн на долю секунды впадает в панику, когда затылок с лопатками впечатываются в многотысячелетние фолианты. Но испуг быстро сминается настойчивым поцелуем. Поцелуем, разливающим по телу приятную негу, подогреваемую воспоминаниями минувшей ночи. Воспоминаниями, заставляющими в опьяненном дурмане прижаться к мужскому телу и обхватить шею ладонями; млеть от усиливающихся поцелуев, становящихся все более страстными. Сигюн невольно стонет в приоткрытые губы, даря только пуще заводящую Локи вибрацию. Она удивленно вздыхает, когда он отрывается от нее и ловко подхватывает за ягодицу. Чтобы через секунду впиться в открытую шею. Пальцы судорожно сминают болотный камзол на широкой спине. Для Сигюн это все выходит за рамки понимания. Она пытается достучаться до него своей неготовностью к таким рандеву:

– Н-нас могут увидеть…

– Не увидят и не услышат, – намекает Локи на неконтролируемое ей сладостное мычание, – даже если подойдут вплотную, – проговаривает он, продолжая исследовать чувствительную кожу.

Локи долгими тянущими поцелуями пробирается к миниатюрному ушку. Сипло выдыхает носом, прослеживая языком контур ушной раковины.

Сигюн умоляюще шепчет:

– Локи… прошу, стой…

– М-м-м, что такое? – он даже не думает прекращать свое занятие, покусывая мочку.

– Н-не здесь, – протестует она, откровенно заливаясь румянцем.

Локи отстраняется, чтобы демонстративно игриво приподнять брови.

– Чем тебе не нравится библиотека, милая? Больше чем уверен, что кроме нас ее никто не посещает.

– Локи! – обиженно канючит Сигюн.

Весь его вид кричит, что над ней бессовестно издеваются. Локи заходится приглушенным смехом.

– Успокойся. Я не буду ничего с тобой делать в таких местах, – заверяет он, целуя племянницу в лоб. – Хотя и не имею ничего против, если ты захочешь, – он криво улыбается. – Знаешь ли, моя девочка, мне действительно теперь сложно сдерживать себя…

Сигюн сдавленно сглатывает, все еще находясь в тревожном состоянии смущения. Но не может не упрекнуть его, обиженно сдвинув брови:

– Снова называешь меня ребенком?

– Для меня ты навсегда останешься маленькой рыжей бестией, сколько бы лет ни прошло, – насмешливо скалится Локи.

Она наигранно фыркает. С задумчивой нежностью кончиками пальцев прослеживает кожу на бледном виске, забираясь по заплетенным косам в длинные черные пряди.

– Дразнишься? – интересуется он с озорным прищуром.

– Нет! – усмехается она.

Губы сами собой растягиваются в широкую улыбку. Сигюн не может этого объяснить, но то, какую власть Локи над ней имеет, просто ошеломляюще. Так что «маленькая рыжая бестия» не может отказать себе в удовольствии соприкоснуться своей улыбкой с кривой ухмылкой Бога Коварства.

***

Сигюн дергает ткань белого капюшона, воровато натягивая почти до самого носа, стоит в толпе асгардсткого рынка пройти мимо дворцовому стражнику. Ее легонько пихают плечом.

– Ты так только больше привлекаешь внимания, – насмешливо шепчет Брунгильда. – Веди себя естественно. Большинство из них тебя в лицо видели только пару раз.

– Очень обнадеживает, – усмехается Сигюн. Ловит бунтарский взгляд из-под точно такой же, только черной, мантии. – Ты-то почему так вырядилась?

– Из-за своей «должности». Благодаря твоему папеньке я теперь местная звезда.

Сигюн приглушенно смеется. Воскресшая валькирия. Живая легенда. Живой артефакт многотысячелетней истории мира богов. «Звезда» для асов – явно неподходящее слово.

Брунгильда внезапно резко сворачивает в сторону, оставляя Сигюн в панике зажатой между тел одиночкой. Полдень – самый пик столпотворения народа, потеряться в толпе здесь можно в два счета. Впереди широкая спина какого-то аса, и за ней не видно дороги, как не видно соседней комнаты за стеной. Сигюн неожиданно хватают за руку и вытягивают в сторону. Она чувствует себя рыбкой, счастливо выскользнувшей из захвата рыбака.

– Держись рядом, потеряшка, – добродушно подкалывает Брунгильда и игриво подергивает бровями.

Ее мозолистую от рукояти меча ладонь только сжимают крепче. Сильная и решительная. Хоть и со своим извечным недостатком, хранящимся в многочисленных бутылках в покоях и фляге на поясе.

Они сворачивают с центральной площади, выложенной кирпичами белого мрамора, и огибают колонну высокой резной арки. Ныряют в крытый каменный переход со сводчатой крышей. Они с большим облегчением покидают мостовую перед Гладсхеймом, минуя широкие ступеньки и переходя на менее оживленную улицу. Здесь уже можно не бояться, что из-за угла вывернет какой-нибудь Локи и устроит разнос решившей сбежать из дворца царевне и покрывающей ее валькирии. Сигюн чисто из интереса осведомляется:

– Долго нам еще идти?

– Почти пришли, малышка, – заверяет Брунгильда. – Вон за тем поворотом, – она кивком головы указывает на очередную каменную арку-ворота.

Точно заслышав ее голос, из-за желтой мраморной колонны выглядывает мускулистая девушка в знакомой черной мантии и с улыбкой машет рукой. Она вместе с подругой учтиво передает поводья двух лошадей и с военным кивком покидает место.

– Новенькие? – Сигюн присматриваясь к незнакомым валькириям. – Не видела их раньше.

– Тёгн и Трима. Только с прошлой недели в ордене, – Брунгильда седлает коня и говорит: – Не волнуйся, не проболтаются. У них пока еще жив страх вылететь из Валькириора, – она делает глоток из фляги, искоса наблюдая, как Сигюн взбирается на бурую лошадь, и усмехается: – Не говорить же им, что их в любом случае оттуда никто не выгонит из-за численного недостатка.

Сигюн тянет губы в усмешке и дергает поводья в сторону тронувшейся Брунгильды. То, что она делает, довольно рискованно. И Локи отнюдь не погладит ее по головке, если узнает. По правде, она даже не может адекватно представить себе его реакцию. Особенно в свете их резко изменившихся и усложнившихся отношений, в которых он почему-то начинает держать ее на коротком поводке. В каком-то смысле, даже душа своим чрезмерным «вниманием». Это не то чтобы раздражает… Это, скорее, обидно. Так что Сигюн просто не может упустить случай развеяться и не воспользоваться предложением Брунгильды: составить компанию и посетить с визитом Фолькванг. Хотя, если быть честной, желание идти наперекор Локи стоит у Сигюн на самом последнем месте. Тот, кто интересует ее, тот, кто становится причиной всей этой авантюры, – Фрейр. Его внешность. Внешность такая же, как у близняшки-сестры Богини Любви. Фрейи… Эта история все еще не хочет оставаться незавершенной для Сигюн, как бы ни хотелось.