Текст книги "Научи меня всему (СИ)"

Автор книги: Cold February

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Что-то вы рановато. Рассвет еще не скоро.

– Вообще-то он через десять минут, – скептически тянет Локи, недвусмысленно намекая, что кое-кому необходимо бы быть внимательнее. Он пристально оглядывает Сигюн с ног до головы, останавливаясь на сжатых кулаках и плотно поджатых губах. Он серьезно интересуется: – В чем дело, милая?

Сигюн всполошенно дергается, поднимая круглые как блюдца глаза.

– А… ничего, – но наталкивается на суровый прищур и побежденно выдыхает. – Я не понимаю, что должна делать… Просто встать в воду и стоять?

– Именно, – хмыкает он.

– Разве она не должна сосредоточиться на течении реки и… – Сиф ловит насмешливые взгляды мужчин и замолкает.

– Ты что действительно верила в эту чепуху, когда проходила омовение? – потешается Локи. – Уморительно.

Она раздраженно и непонимающе сводит брови. Тор понижает голос до заговорщицкого шепота:

– Это на самом деле просто традиция. Когда мы с Локи проходили омовение, то…

– …кто-то пытался прижать рыбу ногой ко дну и в итоге шлепнулся, – скалится Локи.

Он получает хмурый взор Тора, не предвещающий ничего хорошего.

– Не выводи меня, брат!

– А ну-ка угомонитесь, – осекает их Сиф.

Она поворачивается к дочери, чтобы любовно обвести ее лицо ладонью. И внутри застывает удивление. Потому что в ранее перепуганных глазах теперь пляшут смешинки. Она хмыкает и говорит:

– Пора.

Сигюн сдавленно выдыхает. Стягивает с себя накидку и отдает матери, вставая под морозный ветер в одном тонком платье. Кожа мгновенно покрывается мурашками от холода. Сигюн стискивает зубы. А будет еще холоднее… Она сбрасывает легкие сапожки и ступает на влажные камни. Через ступни тут же пробирается склизкая мерзлота. Инстинкт требует немедленно обхватить себя руками. Она внезапно приоткрывает рот, кое-что вспомнив, и спрашивает, ненамеренно оборачиваясь именно к Локи:

– Как далеко мне заходить?

– По колено будет достаточно.

Его лаконичный ответ и едва заметный приподнятый уголок губ поселяют где-то глубоко внутри крохотный ободряющий огонек. Сигюн благодарно кивает и, развернувшись к реке, делает первый шаг. Погружает ноги по щиколотки в ледяную воду. Длинный подол тут же намокает и неприятно прилипает к коже, изрядно мешая движению. И чем дальше Сигюн заходит в Тунд, тем ноги больше немеют. Она опускает взгляд вниз и натыкается лишь на отблескивающие красками Биврёста волны, неприятно бьющие бликами в глаза. Те, точно вуалью, прикрывает водную гладь и оттого кажутся еще ярче.

То ли от холода, то ли от неудобства возникает ощущение, что путь неимоверно долгий. Но проверить – сколько до берега – и обернуться не позволяет предвестие некого позора за сие действие. Сигюн коротко усмехается. Вряд ли это встанет рядом с выходкой отца, но все же. Показаться в дурном свете, особенно сейчас, – страх, который парализует не меньше озноба.

Сигюн с удивлением дергается, когда водная гладь касается чувствительных коленей. За своими размышлениями, она даже не замечает, как выходит, вероятно, на середину Тунд. Раньше Сигюн никогда не задумывалась о том, что река Асгарда такая мелководная. Или неглубоко только в этом месте? Она мысленно делает себе пометку: спросить об этом позже у Локи.

Локи, неотрывно следующим за ней взглядом. Он складывает руки на груди и раздраженно выдыхает. Все это ему не нравится…

– Ты ведь сделал это специально, – не спрашивает, утверждает полушепотом неожиданно приблизившаяся Сиф.

Он хмурится и, даже не шелохнувшись, отвечает:

– Не понимаю, о чем ты.

Она только хмыкает.

– Спасибо.

Плотно сомкнутые губы чуть дергаются. Как будто ему сдалась ее благодарность… Он разом напрягается, когда мысленный отсчет в его голове останавливается на полуночи.

Сигюн поднимает голову к горизонту, привлекаемая яркой неожиданной вспышкой. Слегка ослепляющей. Так что приходится зажмуриться, а затем и вовсе закрыть глаза. По телу проходится непонятная теплая волна, и голову заволакивает какая-то странная эйфория… Сигюн делает глубокий вдох, отпуская собственные предплечья, и сводит пальцы в замок. Шум десятков водопадов тут же вторгается в сознание. Стоящее на горных массивах царство богов просто испещрено ими. Их настолько много, что Сигюн даже на уроках географии не пыталась запомнить все многочисленные названия. Но сейчас ей кажется, что она слышит каждый из них. Каждое движение водного потока. Каждый шелест листвы. Каждую трель колокольчика, колыхаемого ветром. Ветром, путающимся в рыжих локонах и пробирающимся в ушные раковины. Он доносит призрачный недовольный и разнервничавшийся голос отца: «Как-то она там слишком долго…» Сигюн слышит шумный вдох, предвещающий громкий крик и следом перебивающее яростное шипение: «Даже думать забудь! Совсем спятил?!» Она тепло усмехается. Слышит его короткое и приказное «Дай сюда!» и трепыхание небрежно вырываемой плотной ткани. Слышит четкие размашистые шаги, каждый из которых отдается в голове звонким всплеском. Все приближающимся и приближающимся… Она слушает его как завороженная, пока с оглушительным вздохом не вздрагивает. На плечи ложится шерстяная шаль. А ворчливый баритон гласит:

– Уже почти час прошел. Ты здесь до скончания веков стоять собралась?

Сигюн с каким-то трепетом, все еще не отойдя от наваждения, оборачивается. Как-то чересчур по-кукольному наклоняет голову вбок. И скашивает взгляд вниз. В голове пробегает завистливая мысль: в отличие от нее, Локи вода даже до края высоких сапог не доходит. Сигюн резким толчком возвращается в реальность, когда ее с явным раздражением подхватывают на руки. Как утопающий за ветку, Сигюн хватается за широкие плечи. Локи тихим негодующим шипением бурчит себе под нос:

– Так и знал, что что-то пойдет не так…

– Все так, – она усмехается и крепче обхватывает его шею, утыкаясь носом в плечо.

Ее окидывает подозрительный прищур.

– Если скажешь, что это была уловка, дабы заставить меня тебя нести, – сброшу прямо в воду.

– Это не так! – Сигюн боязливо оправдывается, на всякий случай усиливая хватку. Делится с ним с восхищенным придыханием: – Ты не поверишь, но я сейчас слышала весь Асгард!

Изреченные мысли звучат абсурдно, но у нее больше не находится слов, чтобы описать минувшее ведение.

– Верю, – как-то невесело хмыкает Локи.

Он остается молчаливым весь путь, пока не ступает на берег и не говорит Тору с насмешкой:

– Забирай свою дочь, истеричка.

Локи бросает короткий взгляд на удаляющуюся спину брата с ношей в виде дочери и обеспокоенно мешающуюся под ногами Сиф. Поворачивается с каким-то напряженным взглядом к медленно ползущему вверх по небосводу светилу. Сигюн таки это прочувствовала… Он хмыкает. Ну, по-другому и не могло быть. Омовение предполагает единение царского ребенка со всей планетой. Тор, даже дурачась, испытал то же самое в свое время. Локи усмехается.

А вот он – нет.

***

Ближе к полудню Сиф ведет Сигюн в самое сердце Гладсхейма: к огромному золотому залу, из полов которого воздымается кверху на несколько этажей Великий Ясень. Иггдрасиль. Второй этап инициации производит не такое большое впечатление: Сигюн бывала в этом зале не раз и обошла Сердце Девяти миров вокруг несчитанное количество раз. Единственное, что происходит впервые: ей разрешают до него дотронуться. Прикоснуться ладонью к многотысячелетней коре, жаркой, как живое тело.

***

Сигюн просыпается от настойчивого поцелуя в плечо. Голая спина в тесном объятии прижимается вплотную к мужской груди. На лицо налезает глупая счастливая улыбка. Ухо обдает властный шепот:

– Вставай.

Она с протестующим стоном утыкается обратно в зеленую подушку. Локи насмешливо фыркает и снова целует, впиваясь в шею, вызывая сладостное мычание. Ухо опаляет жар его дыхания. Он вновь требует:

– Вставай, маленькая рыжая бестия.

– Не хочу уходить… – Сигюн невольно улыбается от его обращения. – Давай я останусь у тебя, и мы будем заниматься любовью весь день.

Локи поворачивает ее голову за подбородок к себе и плотоядно усмехается:

– Не искушай меня!

Она с опасливым вздохом выкарабкивается из его объятий и поворачивается спиной, свешивая ноги с высокой постели. Платье вместе с остальными предметами гардероба остается там же, где их вчера с нее подло стянули, – на полу. В очередной раз теперь собирать все это…

Локи, рассевшись на краю кровати, застегивает последний ремешок на кожаном сапоге. Он мановением руки подзывает племянницу, чтобы помочь застегнуть треклятую, ненавистную им всеми фибрами души молнию, что никак не поддавалась вчера в запале страсти.

– И все же… – Сигюн подает голос. – Не легче тебе приходить ко мне, а не наоборот? – намекает она на то, что это ей надо позарез возвращаться в свои покои под утро, а не ему.

– Я уже говорил тебе, милая. Велик риск, что мы попадемся, – он оставляет короткий поцелуй между лопаток и, развернув, притягивает Сигюн к себе. – Как ты будешь объяснять своей матери, к примеру, мои волосы в своей постели? – он усмехается. – Скажешь, что развлекалась со служанкой?

– Нет, – она пакостливо фыркает. – С Брунгильдой.

Локи в секунду меняет веселое выражение лица на опасный прищур.

– Я же несерьезно! Успокойся, – быстро оправдывается Сигюн.

– «Не серьезно», говоришь?..

– Локи!

– По-моему, я слишком многое тебе позволяю…

Она весело крутит головой в отрицании, и он ехидно ухмыляется, вздергивая брови и как бы говоря: «Нет?». Локи поднимается, разворачивая ее за плечи, и подталкивает к двери.

– Пойдем. Нужно вернуть тебя на место, пока наша вездесущая царица не заметила пропажи.

Сигюн слегка воровато вкладывает свою ладонь в его и переплетает пальцы. Ее крохотная рука тонет в его огромной. Локи хмыкает, а Сигюн вдруг задумчиво интересуется:

– А если мама придет однажды раньше? Как мне объяснять ей мое отсутствие?

– Лучше об этом даже не думай, – жестко пресекает он и поводит плечами.

С чего вообще такие вопросы?

Он под покровом невидимости доводит ее до покоев и возвращается к себе. Прямиком в свой кабинет, за стол с очередными бумагами. Вот только мыслями Локи остается где-то точно не здесь. Он раздраженно отпихивает пергаменты в сторону и подпирает голову. Сжимает костяшки пальцев до хруста. Чувство непонятной грядущей неприятности накатывает с новой силой.

***

Нифльхейм – мир первопредок – встречает царскую семью Асгарда вечной ночной тьмой, бесчисленными звездами на небе и потоками сияния, точно лентами света брошенными в небосвод. Встречает пустыми и безжизненными горными вершинами и простирающимся до горизонта каньоном. Вот и весь скудный мир – обиталище норн.

Сигюн, все еще дрожащая от восторга из-за первого перемещения через Биврёст, вертит теперь головой, отмечая каждую детальку нового мира и, кажется, пропускает тот момент, когда немногочисленная процессия начинает движение к ветхому дому, врезанному в скалу. Сигюн как-то разочарованно интересуется:

– Это и есть знаменитый Чертог Судьбы?..

– Первый взгляд бывает обманчив, – весело подначивает отец, возглавляя неспешную колонну.

Прямо следом за ним ее мать, а за спиной неспешно двигается Локи. Она невольно оборачивается, бегло окидывая его взглядом. После утреннего прощания он ведет себя странно… Сигюн слишком хорошо знает его, чтобы с уверенностью утверждать: что-то его гнетет. Хотя единственная, кто здесь должен волноваться, – это она. И она волнуется. Все внутри безумно колотится, с каждой секундой совершая невообразимый кульбит и переворачивая органы. Связывая их тугим путающимся узлом. Кем она будет? Какой богиней? Нет. Кто она уже есть? Сложный вопрос, учитывая, что Сигюн ни в чем не преуспела за свои немногие годы. Ни в магии, ни в стрельбе, ни в чем еще бы то ни было.

Тор едва заносит кулак над каменной дверью, как та сама беззвучно отворяется, приглашая гостей ступить внутрь зияющей черноты. Он пожимает плечами, точно не случается ничего необычного. Но для Сигюн необычно здесь все. Ее буквально ошеломляет огромное пространство, что оказывается скрыто за неприметным глазу домишкой. Высокие – сплошь каменные – колонны уходят так высоко вверх, что не видно конца. Вместо потолка лишь полная всепоглощающая темнота.

Возглас отца заставляет Сигюн вздрогнуть:

– Мы пришли! – эхо грубого баса раздается со всех сторон, давя на черепную коробку. Хочется с усилием потереть виски.

– Зачем было так орать… – недовольно шипит Локи. И его шипение тут же подхватывает вездесущее эхо, превращая в зловещую мантру. – Мы же в доме у норн. Они и так это знают.

– Верно, – насмешливый голос заставляет всех обернуться.

И тут же сморгнуть невесомую пелену от осознания, что они уже отнюдь не в обширном зале, а в маленьком храме с возвышающимся алтарем. Сигюн не удерживается от любопытства и бросает взгляд через плечо. Но он утыкается лишь на Локи и скрывающийся за его спиной каменный коридор.

– Тебя это удивило, Сигюн? – добродушно интересуется женщина, вызвав леденящую дрожь. – Меня зовут Верданди, – она протягивает руку, призывая вложить в нее свою.

Ни эта норна, ни помещение, ни ситуация, не внушают Сигюн никакого доверия… Она натыкается на ободряющие взгляды родителей, не решаясь смотреть вновь назад, и сглатывает. Она выступает вперед. С какой-то опаской все же вкладывает свою ладонь в чужую. Ее тут же стремительно начинают вести в центр, к алтарю, отрывая от единственной моральной поддержки. Верданди чуть оборачивается, жестом прося оставшихся следовать за ними. Но стоит Локи сделать шаг, как на грудь ложится чужая рука. Он в удивлении устремляет взгляд на норну. Скульд. Молодая девушка улыбается. Она тихо шепчет, отталкивая его обратно ко входу в коридор:

– Тебе лучше остаться здесь, Бог Коварства.

То, что вначале кажется Сигюн алтарем, на самом деле оказывается массивным колодцем с бурлящей водой. Каменный Колодец Вирда{?}[Исто́чник Урд – в скандинавской мифологии один из трёх источников, текущих под корнями мирового дерева Иггдрасиль, непосредственно связанный с норнами.]. Она слышала о нем как-то от Локи. Вот только, если здесь колодец, то должна быть и его хозяйка… Стоит об этом подумать, как в добавлении к руке Верданди на плечи ложатся старческие морщинистые кисти. Урд, догадывается Сигюн, даже не поворачиваясь. Обветшавший голос норны шелестит мудрыми нотками прямо над ухом:

– Посмотри в колодец, дитя.

Не то чтобы это было странно… но все происходит настолько стремительно и в какой-то ненормальной спешке, без каких-либо объяснений, что кажется: единственное, чего норны хотят на самом деле, – это поскорее избавиться от царевны асов. Никакого трепета от встречи с великими хранительницами Судьбы не происходит. Сигюн усмехается про себя, послушно следуя указаниям Той, Что Есть. Она ожидает чего-то. Но ничего не происходит… Ничего, пока ее вторую руку не обхватывают пальцы третьей норны. Скульд шепчет ей, оторвавшей взор от кипящей воды:

– Не отвлекайся.

«Было бы от чего…» – мысленно хмыкает Сигюн. Но тут же себя затыкает.

Ее обдает жаром кипящей воды, так что приходится прикрыть глаза. А когда она их открывает, хочется провалиться на месте. Потому что в каждом бурлящем и быстро исчезающем пузырьке отражается часть ее жизни. Сигюн внутренне цепенеет, понимая, что все ее страхи, сокровенные тайны и желания сейчас просматриваются тремя верховными богинями. И Локи… он тоже там есть. В большинстве пузырьков. Остается утешать себя тем, что колодец слишком глубок, и родителям в нем просто ничего не может быть видно. Но… но он… Он же должен был знать, что так будет… Нет. Он именно знал, что так будет.

«У меня плохое предчувствие».

Едва слышимый шепот норн выводит Сигюн из онемения, поднимая волоски дыбом:

– Вер…

– …но…

– …сть.

Она со сжавшимся сердцем поднимает голову. Изумрудные глаза встречают ее дрожащий взгляд с посланием, которое с позавчерашней ссоры содержат в себе. Посланием, ставящим их двоих на край обрыва. Посланием, которое Сигюн сейчас усердно старается не читать:

«Мы знаем, милая. Ты и я. Мы знаем правду».

– Так что? – спрашивает Тор, нахмурившись.

– Богиня Верности, – радостно оглашает Верданди.

– Верности? – переспрашивает Тор.

Дочь поднимает на отца глаза с каким-то неведомым ранее страхом. Он уточняет:

– Верности чему?

Чему его дочь может быть так самозабвенно верна, что это встало в ее сан как богини?

– Кому, – глухо отвечает Сиф.

Сигюн дергано переводит взгляд на осуждающий материнский. Она застывает. К горлу подступает накатывающая истерика. Сигюн с какой-то надеждой рывком возвращается глазами к Локи. Но натыкается лишь на пустое место.

========== Часть 17 ==========

Сигюн запоминает произошедшее смутно и неясно. Все плывет и вертится так быстро, точно резко начинают листать книжку-картинку. У ее родителей завязывается громкий спор, в котором Сиф таки доносит до Тора, что нет: «верность» в понятии их дочери никак не относится к верности Асгарду. И нет: ее «верность» Локи выходит далеко за пределы отношений «патрон-протеже». Иначе почему он, в конце концов, сбежал?! Сигюн просто закрывает уши руками. Она шепчет срывающимся в истерику голосом сквозь слезы, чтобы они все это прекратили. Но, кажется, ее слышат только норны. Которых ругань Асгардской четы изрядно так раздражает.

– Ожидание не лучший выход, – шепчет Скульд у Сигюн под ухом.

Урд недовольно вздыхает, и спустя секунду асов резко выталкивает из пространства храма на пустошь Нифльхейма. Калейдоскоп сменяет очередную картинку, оставляя на этот раз царскую семью в гордом одиночестве мертвого мира. В тишине. В раздоре. Сигюн упирает глаза в иссохшую землю. Медленно отлепляет от ушей ладони и опускает вдоль туловища. Судорожно сжимает пальцами ткань нарядного платья. Она физически ощущает на себе прямой взгляд родителей. Немой. Раздосадованный. Преданный. Точно они оба видят свою дочь в первый раз. Молчание давит не хуже молота, опустившегося на наковальню. Ведь разделяющего кинжала между ними, смягчавшего боль, сейчас нет. И весь груз вины за обман всплывает сейчас на поверхность.

Никто из них не хочет первым начинать разговор. Страх. Ими всеми правит сейчас страх подтвердить свои опасения. Сигюн – что родители в ней разочарованы. Сиф – что она не смогла уберечь свою дочь. Тор – что оказался ужасным отцом и супругом, не внимающим словам жены. Брат – что вновь оказался обманут братом.

Но по иронии именно Тор зарывает пятерню в длинные волосы и прочищает горло. Именно Тор задает дочери главный вопрос:

– Я спрошу прямо… – по его голосу ясно, что он колеблется и неуверен. Хотя и понимает, что все факты, увы, на лицо. – Сигюн, в каких вы отношениях с Локи?

– Я… – язык не поворачивается произнести два из трех судьбоносных слова. Но для того, чтобы понять, что именно таит в себе дочь, не нужно быть мудрецом.

Тор сжимает и разжимает кулаки. Бегло заглядывает через плечо на отвернувшуюся Сиф, прикрывающую рот ладонью. Всегда сильную и гордую Сиф, что сейчас успешно скрывает рыдания. Он сводит челюсти и делает сиплый самоуспокаивающий выдох. Не повезло ему с братом… Тор подходит к дочери и заключает ее в стальные объятия. Прижимает за голову к широкой груди и оставляет на оцепеневшей макушке отеческий поцелуй.

Он говорит:

– Это ничего… – во всегда твердом тоне сейчас нерешительность. – От Локи стоило ожидать подобной выходки. Твоя мама была права, когда говорила, что нужно было тебя от него ограждать.

Какой выходки?.. Сигюн слабо отстраняется и все еще с опущенными глазами вертит рыжей копной из стороны в сторону. Он совсем ничего не понял! Нет…

Нет. Нет. Нет.

– Вернемся домой. Хеймдалль! – Тор широко запрокидывает голову вверх с громким криком: – Забери нас!

***

Это все похоже на кошмар, от которого никак не получается проснуться.

Сигюн вышагивает ряд бесконечностей по передней своих покоев. Даже не пытаясь зайти вглубь. Так и мечется перед дверьми в коридор. Ее буквально сюда втаскивает стража по приказу родителей, которым надоедает слушать прорезавшийся голос дочери после прибытия на родную планету. Все ее попытки оправдать деяния Локи оказываются бесполезными. Ее просто никто не хочет слушать. Никто не хочет брать ее слова в расчет. В глазах Тора и Сиф их дочь – подло обманутая бедная девочка, попавшаяся в одну из сетей Бога Коварства.

Вот только это не так.

Сигюн точно знает, что это не так…

Она останавливается. Пальцы с раздражением вытирают проступившие слезы.

Хуже всего, что она не уверена. Из-за его побега она не уверена. Останься Локи в храме норн и прими разоблачение как факт, все было бы проще. Их конфликт с ее родителями был бы проще. Но Локи не был бы Локи, если бы остался. Это в его природе. В его сути. Сбегать. Укрываться. Чтобы строить новые и новые коварные планы. Но даже от осознания этого на сердце не делается менее больно. Острая игла сомнения прорывает хрупкую оболочку.

Фрейя была права: их не примут. Локи был прав: пути назад нет.

Сигюн падает на софу и опускает голову себе на руки. Она всего лишь полюбила… А сделала этим своим близким так больно. Ее близкие сделали ей больно. В горле застывает рвущийся крик. Какой-то болезненный замкнутый круг… Из которого не выпутаться в одиночку. Сигюн бессильна. Да. Тошнотворнее всегоей именно из-за того, что она бессильна. У нее нет ни права голоса. Ни веса своего слова. Ни власти. Ни признания. Она всего-то р е б е н о к.

Сигюн вздрагивает и резко поднимает голову, когда двери покоев растворяются. Ее мать заходит в переднюю, жестом прося стражу снаружи все так же никого не впускать. Сигюн вскакивает с места, разъедаемая желанием оправдаться.

– Мама, я!..

– Как давно? – холодно интересуется Сиф.

Сигюн замирает на полуслове. В глазах матери она видит не что иное, как усталость и полное разочарование. Разочарование, на самом деле относящееся ни разу не к ней. А к самой себе. Только вот Сигюн воспринимает его на свой счет. И горестно поджимает губы. А Сиф, между тем, продолжает:

– Как давно все это продолжается?

– С того дня, как я сбежала, а вы не могли меня найти, – глухо отвечает Сигюн, устремляя взгляд в пол. – Меня нашел Локи. И я призналась ему.

– И… – Сиф пересиливает свое нежелание знать эту правду, – и как далеко у вас все зашло?

Сигюн молчит. Лишь раскрывает рот и отводит взгляд, переполненный смущения. Это повергает ее мать в шок.

– Поверить не могу… – она потрясенно оседает на софу напротив и зарывается пальцами в волосы.

Сигюн остервенело закусывает губу в попытке не разреветься.

– А я ведь догадывалась…

«Знала», – иронично хмыкает Сиф про себя.

Знала, но ничего не делала. На что-то надеялась. Тешила себя слепой неоправданной верой в бывшего соратника, с которым сражалась сотни лет плечом к плечу. Позволяла радостным речам Тора о воссоединении с братом усыплять свою бдительность. Продолжала позволять дочери падать с распростертыми объятиями в руки монстра. Да. Она знала.

– Только все поверить не могла, что моя дочь настолько глупа, чтобы купиться на обаяние Бога Коварства, – Сиф делает паузу. – И что он позволит себе так далеко зайти.

– Мам, я…

– Помолчи! – она строго пресекает надрывистый выпад. – Ты уже достаточно натворила и наговорила, – она медлит. – Отцу пришлось рассказать совету об этом. Не представляю, что нужно будет сделать, чтобы обелить тебя перед старейшинами… но я это сделаю! Потому что ты моя дочь! – она добавляет чуть погодя: – Локи изгнан.

Сигюн резко поднимает округлившийся взгляд.

– Да, изгнан. Так что забудь о нем. Тор лично дал распоряжение Хеймдаллю не выпускать тебя из Асгарда даже после совершеннолетия. Не навсегда, естественно… – она вздыхает, понимая, что продолжать сейчас не имеет смысла. – А Локи лишится головы, если сунется сюда. И поверь мне, его любовь к собственной шкуре перевесит желание с тобой увидеться.

– Но мама! Изгнание?! Вы ни в чем не разобрались и даже слушать меня не хотите! Он же ничего не сделал!

– «Не сделал»?! – переходит на яростный крик Сиф. – Действительно! Скажем ему спасибо, что ты не беременна! – она судорожно выдыхает, проклиная себя за несдержанность. – Сигюн… я прекрасно понимаю, что мои доводы для тебя сейчас пусты… но послушай! Локи – манипулятор! Он выстраивает все так, дабы ты думала, что сама от начала до конца принимала решения. Поэтому он и зовется Богом Коварства! Его власть над умами обширна. Он не раз обманывал и твоего отца, и меня, и даже твоего деда!

– Ты не понимаешь! – в отчаянии всплескивает руками Сигюн. – Я знаю его гораздо лучше, чем ты или папа! И он был искренен со мной!

– Разговор окончен, дорогая.

Сиф устало прикрывает глаза и направляется к выходу. Она приказывает себе быть сильной и оставаться глухой к все более распаляющейся в мольбах дочери.

***

Сигюн выбивается из сил, пытаясь выплеснуть весь шквал эмоций в энергию. В действие. Но бесполезные метания по комнатам мало чем помогают. Она оседает на кровать, тяжело дыша. Теперь она еще и пленница. Мать сажает ее под домашний арест, отдав запрет: «Не выпускать царевну из покоев». Только какой в этом смысл, если теперь и так пойти некуда. Сигюн абсолютно нечего делать в этом дворце, кроме как скитаться по золотым коридорам-лабиринтам.

– Думал, застану тебя, утопающей в слезах, а ты бушуешь как злая фурия. У-у-у!.. Мне даже страшно!

Насмешливый баритон заставляет Сигюн дернуться как от электрического разряда. Она застывает на месте, не веря своим глазам. Локи хмурится и качает головой.

– Что, даже не обнимешь?

Он кривится с наигранным стоном, когда в него буквально слету впечатывается юное тело и стискивает в своих объятиях. Нервы у его маленькой племянницы сдают, и она заходится плачем. Локи только вздыхает и собственнически прижимает ее к себе. Запечатывает на рыжей макушке долгий поцелуй. Он ожидает чего-то такого. Какой-то такой душераздирающей картины. Но встретиться с этим воочию оказывается слишком болезненно. Хочется попросить прощения за то, что вот так просто покинул ее в самый ответственный момент. Но язык не поворачивается. Все, что остается, – продолжать молча успокаивающе гладить Сигюн по вьющимся волосам. Шептать «все будет хорошо» – не в его стиле. Да и «все хорошо» точно не будет. Оно уже все настолько плохо, что дальше некуда.

Тогда. В храме норн. Локи ожидал какого-то подвоха судьбы. Символического ножа в спину, намекнувшего бы Тору и Сиф об их с Сигюн отношениях. И предчувствие неисправимого только усилилось с просьбой Скульд. Скульд. Не просто норной. Богиней Будущего. Ее просьба-приказ остаться у выхода, быть может, спасла ему жизнь. Голову от рефлекторного броска секиры так точно. Да. Локи ожидал подвоха. Но не такого огромного. Не такого прямого факта, который все выложил подчистую в завуалированных словах: «У царевны Сигюн роман со своим дядей – Богом Коварства».

В ту секунду, как он прочел по губам норн вердикт, он понял, что нужно бежать без оглядки. Что время совершить запланированное и давно откладываемое в долгий ящик пришло. В ту секунду, как он прочел по губам норн вердикт, он понял, что все тайное стало оглушающей явью. Сложить два плюс два для вечно подозрительной Сиф будет довольно просто. А там уж и донести Тору.

Богиня Верности. Верна лишь тому, кто ей ближе всех. С кем она проводит время чаще всех. О ком говорит чаще всех. Кем восхищается больше всех. Верна своему патрону. Но соль в том, что быть верной своему учителю настолько, чтобы возвыситься до сана богини, невозможно. Привязанность должна быть глубже. Чувства должны быть глубже. Такие, что заставят умереть, если потребуется. Возложить жизнь к ногам другого. Окончательно и бесповоротно отдать всю себя. Совершенно не думая о последствиях. Судьба оставляет Сигюн «вечным ребенком» именно для этого. Теперь Локи понимает это ясно и четко: только дети могут быть слепо преданы предмету своей любви.

Ее истинная суть повергает его в шок. По одной только причине. Он, Бог Коварства, ее не заслуживает. Насколько сильно нужно любить, чтобы в таком малом возрасте заочно отказаться от всего ради него?! Локи не понимает. Он отчетливо осознает лишь, что никогда не сделал бы подобного ради нее. Даже, если бы знал, что она будет его единственной и самой сильной любовью. Но теперь… теперь он просто не может повернуть назад. Оставить ее одну. Оставить ее где-то не рядом с собой, не при себе. Оставить на бесконечные сердечные терзания от того, что его нет рядом. Да и, кроме того… Грязно и мерзко, но его природа Бога Коварства просто ликует. В Локи играет радость. В Локи играет потаенное неконтролируемое счастье и превосходство. Самодовольство. В Локи играет любовь.

Он усмехается. Это лучше, чем тысячи признаний в любви, – осознавать, какой обладает над Сигюн властью. Впервые кто-то выбирает его. Целиком и полностью его со всеми ошибками и ужасами содеянного за плечами. Принимает таким, каков есть, с сутью вечного лжеца. И не пытается исправить.

Нет уж. Раз Локи выбирает себе эту женщину (пусть даже она его племянница), он от нее не откажется. Ни теперь. Ни впредь. Никогда. И пусть не сейчас… но он сделает все, чтобы получить ее целиком и полностью со всеми заявленными правами. В конце концов, Сигюн с самого своего детства принадлежит ему.

– Тебя изгнали… – она тихо всхлипывает, когда плач сходит на «нет».

Заволоченные соленой влагой голубые глаза воздымаются кверху: к его. Локи стирает слезинки большим пальцем.

– Это ожидаемо, – он иронично кривится в лице и чуть склоняет голову вбок.

Сигюн как-то нездорово и ошарашенно округляет глаза. Локи чувствует грудной клеткой, как ее сердце пропускает удар. Она дрожащими губами спрашивает:

– Тебе… смешно?!

Он делает сиплый усталый вздох.

– Милая… я был готов к этому с самого начала. В отличие от тебя, я прекрасно знал, на что иду.

Сигюн поджимает губы и понуро опускает голову. Да, действительно. В отличие от нее, Локи всегда четко видел картину. Не погрязал во влюбленных иллюзиях, считая, что все само собой как-нибудь разрешится. В Сигюн смешиваются два чувства одновременно: вины и торжества. Ее мать неправа: Локи пришел увидеться с ней, несмотря ни на что. А значит его чувства неложные! Она шепчет едва слышно:

– Прости…

– Только не вздумай снова реветь! Посмотри на меня, – он властно возвращает себе ее взгляд, поднимая рыжую голову пальцами за подбородок. – Ты ни в чем не виновата. Это просто случилось, ясно? И это нужно пережить. Тебе. Мне. Тору. Сиф с этим справится куда быстрее, я уверен.

– Ты не видел маму, – Сигюн хмыкает. – Она была в ярости.

– Не сомневаюсь, – надломленно улыбается Локи. Но его больше волнует другое: – А как отреагировал Тор?

– Даже не знаю… спокойно?..

Он поджимает губы с нервным смешком. Вот это его и пугает… Тор не умеет реагировать спокойно. Нужно будет успеть начать говорить до того, как секира снесет ему голову.