Текст книги "Lover In Low Light (СИ)"

Автор книги: Chrmdpoet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Нет, это не то, что я имела в виду, но да, и это в том числе.

– Я просто куплю новую кровать, мам. Не великое дело.

– И вернёшь свою спальню в студию, – добавляет Рэйвен со своего нового положения: она свернулась в клубок на ортопедическом королевском матрасе, который находится в нескольких метрах от них. – В которую ты до сих пор не даёшь мне войти.

– У меня там работа в самом процессе, – сказала Кларк, поворачиваясь спиной к лучшей подруге и матери, и фокусируется на ближайшем матрасе. Её желудок болезненно стискивает, когда она думает о закрытой двери в своём лофте, и Кларк не может заставить себя посмотреть матери или Рэйвен в глаза. Лгать им обеим трудно, но девушка не может заставить себя больше смотреть на опечаленный взгляд Эбби или слушать ночные мотивирующие речи Рэйвен о том, чтобы блондинка не сдавалась и вернулась.

Больше года понадобилось, что двигаться дальше от «может вы двое снова сойдётесь» до «может, тебе нужно думать о том, чтобы дать чему-то пойти дальше или начать встречаться с новыми людьми», и Кларк знала, что Эбби до сих пор в надежде надеется, что они с Лексой сделают всё так вне зависимости от того, что женщина говорит; она всё ещё волнуется о Кларк, которая до сих пор «пессимистична» в большую часть дней, и Кларк ненавидит заставлять свою мать волноваться. Она знает, что не готова снова встречаться с кем-то, но думает, что, возможно, это – это один из маленьких шажков, которого будет достаточно, чтобы заставить их думать, что Кларк наконец-то начала излечиваться, достаточно, чтобы её семья наконец вздохнула с облегчением.

– К тому же, – добавляет она, – художественный процесс приватен, так что рабочий процесс должен быть таким же.

– Ага, но ты же в конце-концов позволишь мне её увидеть, да?

Вздохнув, Кларк игнорирует вопрос и указывает на королевский матрас за два ряда от неё.

– Что насчёт него?

Рэйвен быстро слезла с матраса и шлёпнулась на другой.

– Чёрт возьми, да, – сказала она, со вздохом опускаясь на него. – Хороший выбор.

– Хорошо, – сказала Кларк, готовая заканчивать со всем этим. – Давайте, значит, брать этот. Мы были в трёх магазинах. Я устала от поиска.

Эбби кивнула, улыбаясь.

– Рада, что мы всё-таки смогли сегодня принять решение.

– Не походит на то, что она реально приняла решение, – засмеялась Рэйвен. – Она уже избавилась от старого, не может же она на полу спать.

Кларк засмеялась, ощущая пустоту в её груди и в горле. Она пытается не думать обо всём, о чём не говорит. Обо всём, о чём они не знают.

***

Тишина в лофте оглушительна. Финн стоит напротив Кларк, глаза, влажные и покрасневшие, смотрят на неё. Она может чувствовать, как сжимается его сердце с каждым новым толчком, пока она задерживает на рваный взгляд и ждёт, ждёт, что он скажет что-нибудь, хоть что-то. Она ожидала от него гнев, замешательство, но не ожидала, что всё это пройдёт так быстро. Не ожидала, что злость пройдёт за несколько минут, что её заменит тяжёлое молчание, напряжённая и тихая боль.

– Я не понимаю, – шепчет он после долгого времени, и глаза Кларк щиплет из-за такого хриплого голоса.

Она облизывает губы и быстро вытирает глаза, когда делает шаг к человеку, который разделил с ней десять месяцев, и говорит:

– Мне жаль.

– Почему она? Почему… что она значит для тебя?

Кларк не знает, что ответить. Она не знает, что должна ответить. Она сказала Финну, что это решение не связано с Лексой, но он догадался сам. Он зациклился на этом, на том, как они отдалились друг от друга с той ночи в галерее, как она мало контактировала с ним после этого, как она избегала его прикосновений, избегала разделение её или его кровати с ним.

– Всё, – шепчет Кларк через мгновение, потому что она потратила слишком много лет, обманывая саму себя об этом, слишком много лет удерживая истину внутри. Финн заслуживает правды. – Она – всё.

– Всё? – его голос трясётся всё сильнее, он издаёт сломанный смех. – Она – всё? Тогда кто для тебя я, Кларк? Просто способ убить время?

– Нет, – быстро сказала Кларк, качая головой. – Нет, Финн. Это не то, что я имела в виду. Ты важен для меня.

– Но Лекса – всё.

– Это сложно, – сказала Кларк, подбирая верные слова для объяснения. – Мы… С ней это было по-другому. То, что мы имели, было…

– Всем, – вздохнул Финн, когда он закончил мысль за неё. Парень отодвигает ворот красной футболки, чтобы вытереть им щёки и даёт ему вернуться на своё место в уже немного помятом состоянии. – Тогда скажи мне такое, Кларк, – сказал он. – Почему я даже не знал о её существовании?

Кларк на мгновение смотрит на него, не зная, что ответить, но Финн не даёт ей и шанса.

– Я понимаю, что у вас двоих были отношения, и это было прекрасно. Она была твоей первой любовью. Я понимаю это, – говорит он, и, делая шаг к Кларк, тянется к её руке. – Я понимаю, что-то, что ты увидела её снова – подорвало тебя, и ты чувствуешь порыв, но это – всё, Кларк. Это – адреналин и ностальгия, – его голос оборвался вновь и он сжал руку Кларк, и девушка закрыла глаза, когда услышала: – Это временно.

– Это не временно, Финн, – шепчет Кларк, качая головой и убирая свою руку из его. – Извини, но это не пройдёт.

– Если бы она действительно была бы всем, ты не думаешь, что ты хотя бы упоминала бы о ней? – бросил он вызов слабым, но возрастающим голосом. – Мы были вместе десять месяцев, почти одиннадцать месяцев, и её имя никогда не всплывало до недавнего момента. Ни разу, Кларк. Ты не думаешь, что это что-то значит?

Он отворачивается от неё, начиная расхаживать.

– И тебе, очевидно, было хорошо без неё, – сказал он. – Так было пять лет, и тебе было хорошо без неё, так что она не может быть так важна. Посмотри, как ты успешна, Кларк. Ты по-прежнему выходишь в свет. Ты всё ещё веселишься. Ты не разваливаешься. У тебя есть жизнь.

– Я знаю, что у меня есть жизнь, – сказала Кларк, качая головой. – Я не могу сказать, что я не могу жить без Лексы. Я могу. Я делала это годами, и я делала это до того, как я встретила её. Я говорю о том, что я не хочу жить без неё. У меня может быть жизнь без неё, но я не хочу такой жизни.

Вздохнув, Кларк провела рукой по волосам и дала знак Финну, чтобы он следовал за ней. На противоположной стороне лофта она снимает ключи с крючка и выбирает маленький серебряный ключ от студии. Она отпирает замок и отодвигает дверь, после чего делает шаг в помещение.

– Проходи, – сказала она, мотивируя его зайти. – Посмотри на это ради себя же.

Финн мгновение завороженно стоит вне студии, взгляд бросается назад, а потом вперёд, между Кларк и открытой дверью.

– Ты никогда не давала мне зайти сюда раньше, – сказал он, и Кларк кивнула.

– Знаю, но тебе нужно увидеть это.

Немного поколебавшись, Финн делает шаг в маленькую студию, и спустя секунду Кларк слышит его небольшой вдох. Она подходит к нему и поворачивается, видя его с открытым ртом, глаза расширенные и блестящие, пока парень осматривает комнату.

Полотна различных размеров украшают три стены комнаты. Одно и то же печальное и прекрасное лицо смотрит с большинства из них, оно перемежается между новыми работами по заказу и произведениями для галереи. Старые фото и афиши прикреплены к большой пробковой, укреплённой над столом доске. Это части застывшего прошлого Кларк: вот Аня с Лексой вместе смеются, вот Рэйвен указывает на её имя в списке университета, вот Кларк в объятиях Лексы прижимается к её губам. Аккуратно размещены сувениры в свободных участках. Это старые части каких-то ювелирных изделий, футболки с концерта Аланис Мориссетт, на который они с Лексой уезжали на несколько недель, сувениры из спонтанных дорожных поездок, а также какие-то заметки, написанные наклонным почерком её любимой.

Зелёные глаза Лексы будоражили практически с любой поверхности, с любой фотографии и картины, а самое большое полотно висит над небольшим матрасом в заднем углу студии. Тёмно-серые одеяла и две подушки украшают матрас, где Кларк спала, когда она была дома одна, матрас, в котором, она может поклясться, до сих пор чувствуется запах Лексы.

Шаг в эту комнату – словно возвращение во времени, стопроцентный способ для Кларк проскользнуть в прошлое, и она знает это. Она знает, на что это может быть похоже для человека, кто не видел её настоящей, для кого-то, кто не понимает и не может понять, но Кларк не чувствовала себя настолько ужасно здесь. Все эти работы, все эти воспоминания – напоминание о том, что она была по-настоящему счастлива, когда знала, кем была и где была нужна, когда всё было именно так, как и должно было быть. Окружая себя всеми этими работами, прошлым, Лексой, она создавала чувство связи, вдохновения, креативности, она чувствовала себя живой. Даже когда это причиняло боль, это заставляло чувствовать себя дома.

– Я никогда не говорила тебе о ней, потому что никогда не говорила о ней вообще, – тихо бормочет Кларк, вздыхая. Она скрещивает руки на груди и прислоняется к открытой двери. – Я никогда не говорила о ней потому, что мне было больно говорить о ней. Больно, потому что я всё ещё желаю её. Я никогда не прекращу желать её. У нас были планы о будущем. У нас была жизнь, которую мы должны были прожить вместе, но всё настолько спуталось, и тогда…

Дыхание Кларк застряло между её зубами, укусив её за горло, когда она пытается сморгнуть слёзы.

– Когда всё развалилось, это не казалось мне разрывом. Это было чем-то, вроде потери. Потери части самой себя. Она не была просто моей первой любовью, Финн. Она была моей родственной душой. Она – и есть моя родственная душа, и невозможно объяснить, на что это походит: словно всё пространство внутри тебя заполнилось, а затем опустошилось вновь.

– Поэтому ты не пускала никого сюда, – шепчет Финн, оглядывая комнату. Его губы всё ещё приоткрыты, глаза всё ещё блестят, и этот вид заставляет грудь Кларк болеть. – Я думал, ты любила меня.

– Любила, – сказала Кларк, вытирая влажную дорожку на своих щеках. – Я люблю тебя, Финн, но не таким образом, как люблю её. Я хотела. Я пыталась, но я никогда не смогу заставить себя отпустить её. Я никогда не смогу заставить себя отпустить это, жизнь, которая у нас была, жизнь, которую, как предполагалось, мы имели вместе, – она взмахнула рукой, указывая на грязную комнату. – Часть меня никогда не перестанет надеяться на то, что она вернётся домой, и мы начнём оттуда, где закончили.

Склонив голову к двери, Кларк тяжело вздыхает.

– Извини, – прошептала она. – Я не должна была… Я хотела попытаться. Я хотела почувствовать что-то снова, и ты был так мил мне. Ты и есть, и я хотела почувствовать то же самое, что чувствую к ней, но я просто не могу, и мне жаль.

Они стояли в тишине в течение долгого, напряжённого времени. Финн отвернулся от неё, грудь Кларк находится на грани слома, чтобы вылить своё содержимое повсюду. Когда Финн наконец поворачивается, он быстро продвигается, и Кларк удивлена, когда чувствует, как его руки мягко касаются её щёк, и его лоб касается её лба.

– Я влюблён в тебя, Кларк, – шепчет он, поднимая голову, чтобы поцеловать её в уголок рта. Он держит её лицо в своих руках, словно старается запомнить мягкость её кожи, и Кларк закрывает глаза. Она поднимает руки, чтобы обвить их вокруг его рук, потирает большими пальцами запястья, делает всё возможное, чтобы удержать этот момент, это прощание.

– Никого никогда больше не будет достаточно для тебя, не так ли? – спокойно спрашивает он, и Кларк чувствует сломленность в его голосе, словно в ней это открывает её сердце и делает такой путь, который оставит шрам. – Меня никогда не будет достаточно для тебя.

Свежие слёзы снова хлынули, когда Кларк выпускает запястья Финна и кладёт одну руку ему на грудь.

– Извини, – шепчет она вновь, надеясь, что он знает, как много значит для неё, знает, как долго эти слова будут проноситься эхом в её голове.

========== Глава 4: Мы не те, кем привыкли быть. Часть 1. ==========

– Снова воруешь мою кружку, я всё вижу.

Лекса сделала маленький глоток кофе и промямлила:

– Она и моя любимая тоже, – сказала она, поворачивая кружку так, чтобы посмотреть на неё. Мультипликационная лампочка оглядывается на неё, две волнистые руки держат нацарапанную фразу. Лекса посмеивается про себя, когда читает, а затем поворачивается и смотрит, как Джейк прислонился к столу и улыбается.

– Можно мне получить ватт ватт?

Они произносят это одновременно, и Джейк издаёт громкий смешок.

– Никогда не устареет, – сказал он, потрепав спутанные спросонья волосы Лексы. Джейк прошёл к углу кухни и взял другую кружку.

Кларк зашла на кухню, потирая сонные глаза. Она подходит к холодильнику.

– Вы двое – ботаники, – она берёт стакан, который ей передает папа и наливает в него свежий апельсиновый сок, который мама каждую неделю покупает в Whole Foods.

– Не ревнуй, Кларк, – сказала Лекса, и Кларк фыркнула, закатив глаза.

– Ревновать из-за чего? – она кратко целует Лексу в щёку и, обойдя стол, шлёпнулась на табурет. Кларк делает глоток сока и облизывает губы. – Из-за нелепых каламбуров, от которых засмеялся бы только десятилетний?

Глаза Лексы расширились:

– Воу. Я должна быть гением, чтобы учиться в колледже в десять лет. Это поразительно.

– Ты думаешь, это поразительно? – встревает Джейк, наливая и в свою кружку сок. Он делает глоток, а затем снова садится рядом с Лексой, прислоняясь к столу. – Попробуйте иметь жену и ребёнка, а ещё и полный рабочий график инженера, и всё это в десять лет. Вот это – поразительно.

– Это должно быть неимоверно тяжко, сэр.

– Да, мисс, так и есть, – торжественно произносит Джейк. С драматичным вздохом, он держит свой сок. – Апельсиновый сок, уверен, что не хочешь, чтобы я отдал тебя Кларк?

Лекса фыркает в свой кофе, и Кларк закатывает глаза, смеясь.

– Я ненавижу вас обоих.

Усмехнувшись, Джейк говорит:

– Когда я умру, я готов завещать свою кружку Лексе, чтобы она могла мучить тебя этим, пока смерть не разлучит вас.

Лекса приложила руку к груди.

– Я тронута.

– Ты и должна быть тронута.

– А что ты мне завещаешь? – спросила Кларк, и Джейк наклоняет голову, словно обдумывая свой ответ на мгновение, а затем пожимает плечами.

– Я завещаю тебе Лексу.

– О, ты счастливица, Кларк, – сказала Лекса, улыбаясь во все тридцать два зуба. Кларк буквально тает при этом виде.

Смотря на свою девушку, она сказала:

– Ты не можешь завещать мне Лексу, пап. Она уже моя.

Лекса подмигивает ей над своей кружкой, прижимаясь к тёплой керамике своим подбородком. В этот момент она клянётся, что аромат кофе и домашний запах – одно и то же.

***

Животом она прислонилась к краю стола, голова Лексы облокотилась на деревянную дверь шкафчика, она смотрит вниз, в свой кофе. Тонкие пальцы потирают поношенное изображение мультяшной лампочки, от старости картинка кое-где размыта в жёлтых и чёрных тонах. Керамика горячая под пальцами, почти жжёт, но Лекса не убирает руку.

Этот ожог – жгучее клеймо, держащее её в настоящем, когда каждая клеточка в теле жаждет вернуться во времени, в прошлое.

Тело тяжелеет, словно на её грудь возложили камни, а цепи прикрепили к лодыжкам. Днями каждое движение было медленным и вялым, словно Лекса пытается выбраться из сухого цемента. Каждая мысль – словно попытка пройти через сито. На мягкую плоть человека когда-то нажимали против его воли. Мысли о Кларк всегда проходили между венами, доминируя и выживая.

Каждый её дюйм съеден «делать, чтобы существовать», каждый дюйм почти запретен, и всё это оставляет мурашки на грёбаной коже.

– Привет.

Лекса закрыла глаза, слыша голос Костии. Она хватается за кружку и испускает тихий, длинный вдох, после чего призывает каждую унцию энергии, которая остаётся в её костях, и выпрямляется. Обернувшись, она заставляет себя улыбнуться, и говорит:

– Доброе утро.

Открытое пространство их маленькой кухни словно вбирает в себя целые галактики, которые отдалены друг от друга, и девушек бросило на разные из них. Они плавают в противоположных орбитах, смотрят друг на друга издали, и Лекса чувствует слабость в своём животе. Когда она отвязала себя? Когда успела уйти настолько далеко?

– Ты рано встала, – сказала Костиа, потирая правый глаз под очками с оранжевой оправой, которые она носит, когда нет контактных линз. Она одета в клетчатые боксёры Лексы, которые так облегают её бёдра, что ткань натягивается, на ней широкая хлопчатобумажная футболка, и, не смотря на то, что этот вид обычно нравится Лексе, сейчас она не может насладиться им. Зелёные глаза смотрят вокруг, отчаянно нуждаясь в чём-нибудь, хоть в чём-то, на что ещё можно было бы смотреть. – Даже солнце ещё не проглядывает.

Лекса коротко кивнула, но ничего не говорит, всё ещё сжимая свою кофейную кружку, словно спасательный круг. Она держит её у груди, словно стараясь согреть ледяную стену, которую она ваяла из шепчущего дыханиия Кларк напротив своих щёк и из нынешних ощущений. Костиа не любит холод.

– Думаю, ты так рано встала из-за банкета в своём отделе, – сказала Костиа. Она указательным пальцем чешет область позади уха и неловко перешагивает с ноги на ногу.

Лекса прокашлялась, её кожа всё ещё свербит. Это ощущение только увеличивается с каждым движением ноги Костии, их взаимный дискомфорт и напряжение поселились между ними несколько месяцев назад, словно рак, который скрывается всё ниже и ниже.

– Да, – сказала она. – Это – первое большое мероприятие для нового отдела. Так что всё должно быть идеально. Значит, у меня добавятся дополнительные часы, и эти праздники, разумеется, не улучшают ситуацию. Планирование сейчас просто кошмарно.

Просеменив вперёд, Костиа прошла мимо Лексы к кофе-машине.

– Ужин с твоей сестрой всё ещё в силе на следующей неделе? – спросила она, доставая кружку из шкафчика и настраивая машину.

Лекса издаёт тихий стон, когда Костиа подходит к ней. Она прижимает одну руку к глазам, а другой так и сжимает кружку:

– Я совсем забыла об этом. Мне нужно позвонить ей позже, спросить, закончила ли она свои дела. Вдруг было бы лучше отменить.

– Я серьёзно не хочу отменять, Лекса, – Костиа повернулась к ней и прислонилась спиной к столу. – Прошли месяцы. Она живёт менее, чем в пяти милях от нас, а я до сих пор с ней не знакома.

Лекса закрыла глаза под рукой и кивнула:

– Хорошо. Ладно.

– Лекса.

– Нет, ты права. Я познакомлю вас.

– Спасибо.

Бормоча что-то в ответ, Лекса убирает руку от лица и выходит из комнаты.

– Мне нужно идти.

– Видимо, ты будешь дома поздно?

– Вероятно, – Лекса бросила взгляд назад, чтобы увидеть, как Костиа проходит с ней в гостиную, и разочарование в её тёмных глазах ясно видно, словно утренний свет проникает в окно, когда солнце просыпается. Они обе слепнут от этого света.

Поставив кружку на столике, Лекса берёт своё пальто с задней части двери и тянет его вместе с перчатками и шапкой. В перчатках её пальцы дрожат, когда девушка поднимает свою кружку вновь. Она стоит спиной к своей девушке, сердце подступило к самому горлу.

– Мне жаль, Костиа, – каждое слово словно прилипает между её губами, прилипает между прошлым и будущим, и статически цепляются на влажных пальцах Кларк на маленькой части спины Лексы. Прошло больше недели с тех пор, и брюнетка до сих пор чувствует, как они лежат под одеялом в детской спальне Кларк и делают вид.

Когда Лекса снова повернулась к девушке, взгляд Костии отражает весь беспорядок недосказанных моментов, всех моментов, которые Лекса желает высказать; девушка знает, что все эти моменты сломают хрупкую структуру их отношений, предадут краху. Костиа облизывает губы и кивает, когда она говорит, её практически не слышно:

– Я скучаю по тебе.

Лекса сглатывает большой ком и не без труда натягивает улыбку, расправляя потрескавшиеся от холода губы.

– Я знаю, – говорит она, – но всё вернётся в нормальное русло, когда банкет закончится, – она до боли сжимает дверную ручку и перешагивает через порог. – Всё это закончится до того, как ты успеешь понять.

***

– Есть причина, почему ты звонишь мне в блядские восемь часов утра, или ты просто хочешь, чтобы я тебя ненавидела?

– Я звоню тебе, чтобы напомнить об ужине на следующей неделе, – сказала Лекса, закатывая глаза, она качается из стороны в сторону на своём офисном кресле и смотрит вниз на список гостей на банкет. Рассадка гостей закреплена за ней, и она меняла долбаный список уже три раза. – Вечером в четверг. В семь, в устричном баре.

– Лекса, я сейчас даже функционировать не способна.

– Прекрасно, – фыркает Лекса в трубку. – Я напишу тебе всю информацию в смс.

– Так-то лучше.

– Твоя задача – пометить этот день в календаре.

– Да, мам. Спасибо, мам. Теперь уходи, мам.

– Я серьёзно, Аня, – сказала Лекса, её губы расплылись в улыбке. – Этот ужин – последняя вещь в мире, на которую у меня сейчас есть время…

– Вот это здорово, спасибо.

– Но, – продолжила Лекса, игнорируя сестру. – Костиа хочет этого, и устроить ужин – самое малое, что я могу сделать.

– Чёрт, – сказала Аня приглушённым голосом. Её лицо наполовину утонуло в подушке. – Кто-то подкаблучник?

Вздохнув, Лекса откладывает бумагу и кружится на своём стуле.

– У меня. У меня просто не было много времени на неё в последнее время, – она трёт свои глаза и снова вздыхает. – Этот банкет довольно требовательный.

Аня молчала достаточно долго, после чего спросила:

– Ты уверена, что всё только из-за этого?

– Да, – она не может звучать так же уверенно, как она предполагала, и Лекса надеется, что Аня слишком уставшая, чтобы давить на неё насчёт этого.

– Конечно же, ты не избегаешь её?

Лекса насмехается, несмотря на виноватый пульс в её груди.

– Конечно, я её не избегаю, Аня. Зачем мне это?

– Может потому, что ты почти поцеловала свою бывшую, а потом лежала с ней в одной постели в течение часа в одном нижнем белье, и вы плакались о прошлом. Не знаю, Лекса. Может, поэтому. Ты скажи мне.

Лекса зажмурила глаза и сжала телефон в руках до боли в пальцах.

– Аня.

– Ты уже рассказала Костии об этом?

– Я сейчас слишком занята.

– Приму это как «нет».

– Семь вечера четверга, Аня, – сказала Лекса, и, не давая своей сестре шанса возразить, нажимает большим пальцем по кнопке «завершить звонок» и с радостью слышит пустую линию.

***

– Классная попка.

Кларк вздрагивает и почти сваливается, изгибаясь и пытаясь протереть стекло у одной из витрин. Она занималась уборкой несколько часов. Оглядываясь вокруг, она находит Аню, одетую в кожаные синие джинсы, кожаную куртку с красным воротником и в её любимые чёрные мотоциклетные сапоги. Тёмно-блондинистые волосы стянуты в тугой узел, девушка держит шлем, подпирая его правой рукой. Она прислоняется к стене у двери в галерею и ухмыляется. Кларк не может сдержаться и закатывает глаза.

– Серьёзно, Эн?

– Серьёзно, Клэр? – парирует Аня, смеясь.

– «Клэр» никогда не работало и до сих пор не работает.

– Принято, – сказала Аня, отталкиваясь от стены и проходя в помещение. – Это ещё и дико неудобно говорить, – она осматривает место. – Так, я наконец увидела наполнение великолепного CGC.

– Clarke Griffin Creations к вашим услугам, – поддразнивает Кларк, жестом давая знать Ане, чтобы та шла за ней к мини-бару в задней части выставочного зала. – Хочешь что-нибудь выпить?

– И это-то днём.

Кларк подняла брови:

– Хочешь что-нибудь выпить, – спросила она вновь, вызывая низкий смех от Ани.

– Скажи мне, что ты купила пиво в этот маленький холодильник.

– Конечно, – сказала Кларк, нагибаясь, чтобы взять бутылку из мини-холодильника. Она открывает бутылку с помощью встроенной в холодильник открывашки и передаёт напиток своей гостье. – Так, мы вернулись к дружеским визитам теперь, когда твоя сестра вернулась?

– Справедливости ради. Именно ты мне говорила прекратить звонить и приходить, – сказала Аня, садясь на барный стул и положив шлем на стойку.

Кларк быстро вздохнула и кивнула.

– Знаю. Извини.

– Не извиняйся, – Аня качает головой и делает глоток из бутылки. – Ты сделала то, что должна была. Это было нелегко для тебя, я знаю.

Взяв маленькое полотенце из ящика, Кларк вытерла пот со лба и затолкала это полотенце в передний карман своих джинсов. Она расставила руки вокруг краёв барной стойки и едва заставила себя посмотреть на Аню.

– Ты преуменьшаешь.

– Хорошо, это полностью опустошило нас обеих, – сказала Аня, мягко посмеиваясь, – но всё равно, я понимаю. Я понимала, и я понимаю сейчас.

Когда Кларк не посмотрела на неё, Аня шлёпает ладонью по поверхности барной стойки:

– Прекрати хандрить.

– Есть столько моментов, которые, думаю, я должна была выполнить по-другому, – признаётся Кларк, наконец, поднимая глаза. – Думаю, если бы я могла бы вернуться назад…

– Не делай так, – сказала Аня, прерывая её. – Твой разум поглотит тебя, если ты позволишь этому случиться. Сфокусируйся на том, что перед тобой.

– Ты передо мной.

Широкая ухмылка растягивает губы Ани:

– Именно.

Качая головой, Кларк улыбается и спрашивает:

– Что ты здесь делаешь, Аня?

– Прекрасно. Время истины, – вздохнула Аня. – Я здесь потому, что волнуюсь, какого хрена моя сестра звонит мне утром и напоминает об ужине с ней и Костией на следующей неделе.

Кларк делает всё возможное, чтобы игнорировать перевернувшийся желудок и заставляет свои губы растянуться в улыбке.

– Ну, используя логику, я могу предположить, что это было для того, чтобы ты не забыла об ужине на следующей неделе.

Аня закатила глаза:

– Я о том, почему у меня будет ужин с Лексой и Костией?

Услышав их имена в одном предложении, уши Кларк свернулись в трубочку, а кожа начала зудеть. Она пытается игнорировать то, насколько её это затронуло, пытается не дать этому чувству впитаться и ужалить, но тем не менее, это происходит. Её желудок скатывается без её согласия, грудь ноет в сыром бунте.

Прокашлявшись, она делает всё возможное, чтобы не уйти в это чувство, но она быстро приближается к лимиту этого разговора, не смотря на то, что он только начался.

– Потому что людям нужен хлеб насущный, чтобы выжить, – растягивает она слова, – и даже учитывая твои сомнительные скулы и используемую в военных целях линию подбородка Лексы, я всё ещё уверена, что вы обе почти люди, Аня, – она на мгновение делает паузу, и, когда начинает говорить вновь, чувствуется горечь в её тоне. – Ничего, тем не менее, не могу сказать о Костии. Я ничего о ней не знаю, кроме того, что у неё хороший вкус в искусстве… и в женщинах.

– Да ладно, Кларк! – стонет Аня, нажимая на нижнюю часть её бутылки напротив бара. – Я спрашиваю у тебя, почему Лекса до сих пор пытается меня познакомить с Костией.

– Я не знаю! – выпаливает Кларк перед тем, как закрыть рот. Она сразу жалеет о своём порыве. Она нажимает на внезапно жалящие глаза и делает глубокий вздох, а потом пожимает плечами. Она потирает глаза сквозь волосы и кладёт руки на бёдра. – Зачем ты это делаешь? Говоришь мне об этом? Почему не Лексе?

Лицо Ани смягчается, когда их глаза встречаются, и она говорит:

– Потому что ты – единственная, кто может мне сказать, почему ты до сих пор не сказала Лексе, что ты порвала с Финном.

Грудь сжимается, Кларк перебирает пальцами на бёдрах и откидывает голову назад, фиксируя влажный пристальный взгляд на сводчатом потолке. Она не может выдержать того, как смотрит на неё Аня, словно она знает, она знает, и она пользуется этим. Она знает слишком много.

– Ты – единственная, кто может сказать мне, почему ты до сих пор не сказала Лексе, что ты до сих пор хочешь быть с ней.

Кларк стискивает зубы, ноги покалывает, поры воздуха стремительно приближаются к её щиплющим глазам.

– Остановись.

– Ты – единственная, кто может сказать мне, почему я должна знакомиться с девушкой Лексы, – сказала Аня, продолжая нажимать на Кларк, – ведь я поняла, что я знакома с девушкой. Я познакомилась с ней много лет назад, на самом деле. Она была занозой в моей заднице тогда, и она остаётся занозой в моей заднице сейчас.

Прерывистое дыхание выходит из рта Кларк, когда она возвращает голову в нормальное положение и кладёт руки на край барной стойки. Качая головой, она хрипит:

– Что ты хочешь мне сказать?

– Я хочу, чтобы ты сказала, что чувствуешь, Кларк.

– Я чувствую, что…

– Не мне, – прервала её Аня. – Лексе. Ты должна сказать Лексе, Кларк.

– Я не могу сделать этого, – уже более уверенно трясёт головой Кларк и огибает барную стойку, возвращаясь в главную часть галереи. Она не ждёт, когда Аня пройдёт за ней, даже молча надеется, что она не сделает этого. И всё-таки тяжёлые ботинки стучат на полированном полу: как и ожидалась, Аня следует по пятам.

– Нет, ты можешь, – утверждает ей позади Аня. – Ты можешь.

Кларк наклоняется, берёт моющие средства с пола и бормочет:

– Пожалуйста, просто иди домой. Аня.

– Я не уйду просто потому, что ты этого хочешь, – сказала Аня, – от этого ты не получишь правды.

– Она знает! – Кларк снова бросает моющие средства на пол и разворачивается. Её грудь вздымается при тяжёлом дыхании, что она вдыхает и с силой выдыхает. Она находится на грани взрыва. Часть её желает взорваться, разорваться на частицы, измельчиться в пыль; быть лишь воздухом, потому что тогда, возможно, эта ноша, эта ужасная ноша, просто ушла бы, и она больше не будет чувствовать этого. – Она знает.

– Ей нужно услышать это.

– Нет, не нужно, – заверила Кларк. – Ей не нужно знать, что я порвала с Финном или что я до сих пор хочу быть с ней, или хотя бы что-то из этого. Я сделала свой выбор. Я не собираюсь делать выбор за неё. Наша история и так достаточно тяжела. Я не собираюсь обрушивать на неё свои чувства и заставлять её считать, словно она должна выбирать прямо сейчас или вообще когда-либо. Если она желает меня, она может решить это для себя без какого-либо напора с моей стороны.

– Я не говорю тебе заставлять её делать выбор, Кларк, – сказала Аня. – Я просто прошу тебя немного открыться. Я говорю тебе сказать ей, что это касается не только тебя, что у тебя до сих пор есть к ней чувства. Это откроет дверь. И всё. Ничего больше. Ничего меньше.

– Я не могу сделать этого.

– Почему нет?

– Потому.

– Потому?

– Потому что я не могу! – Кларк трёт свои покалывающие глаза прежде, чем посмотреть на Аню. – Ты думаешь, я просто могу позвонить и сказать: «Хэй, у меня до сих пор остались к тебе чувства»? Ты думаешь, что это так легко, что я могу просто задеть верхушку айсберга и не утонуть? Что это полностью, блядь, не уничтожит меня?

– Кларк.

– Нет, ты хочешь знать, почему я не говорю ей, Аня? – сдавленный, лишённый радости, беспомощный смех проталкивается через неё, на заключительных нотах смех переходит в сдержанное рыдание. – Я не могу сказать ей потому, что если я открою свой рот, то то, что оттуда выйдет, не будет «у меня до сих пор остались к тебе чувства». Это будет не легко или просто, или как-то ещё, что можно затолкать в маленький пакетик, который она сможет поставить в сторонку и разобрать его позже. Это будет всем. Это будет «я не хочу быть твоим другом. Я не могу быть твоим другом. Меня убивает быть твоим другом, потому что я не хочу дружбы с тобой».