Текст книги "Lover In Low Light (СИ)"

Автор книги: Chrmdpoet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Я затолкаю буррито в твою задницу, если ты не отодвинешься от меня.

– Почему свет включен?

– Слишком устала.

– Почему ты позволила мне напиться?

– А почему ты позволила мне напиться? – отбивалась Рэйвен, используя свою задницу, чтобы оттолкнуть от себя Кларк. – Меня вырвет, если ты от меня не отодвинешься. Мне очень жарко.

– Тогда почему ты под горой одеял?

– Прекрати задавать мне умные вопросы, – рычит Рэйвен и ещё раз пытается с помощью своей пятой точки отодвинуть Кларк, забирая одеяло. – Либо у меня похмелье, либо я до сих пор пьяна. Я не знаю. Логика покидает меня, когда во мне появляются маленькие человечки с отбойными молотками, долбящимися в моём мозгу.

Кларк смеётся и сразу хмурится, когда это действие причиняет ей боль, она откатывается от Рэйвен и кладёт голову на свою подушку. Прохладная сторона кровати приносит облегчение её кожи, Кларк вдыхает запах моющего средства прачечной и собственных духов.

– Сколько времени?

– Время спать, – простонала Рэйвен и, схватив телефон, она перекинула его через плечо Кларк. Он с глухим стуком упал на подушку Кларк.

Кларк подняла телефон, чтобы проверить время. 5:19 утра – промигало ей.

– Почему я не сплю? – ворчит она, закидывая подушку себе на голову. Она проспала не больше пары часов. – Как мы вообще сюда попали?

– Ты не помнишь? – спросила Рэйвен, поворачиваясь, чтобы отодвинуть подушку с лица Кларк. – Ты задушишь себя.

Брови Кларк сошлись вместе, когда она посмотрела на потолок своего лофта.

– Последнее, что я помню, это то, как я была в такси с Лексой.

– Ага, все мы были в том такси, – растягивает Рэйвен, закатив глаза, – мы чуть ли не сидели друг на друге, но, конечно, ты помнишь только Лексу.

Щёки Кларк залились румянцем, и она положила на них свои руки, чтобы скрыть такую реакцию, а потом одной рукой протирает глаза. Кларк откашливается:

– Так, ты пошла ко мне домой? Лекса поехала к Ане?

– Я не знаю, куда поехала Лекса, – говорит Рэйвен, зевая, – и нет, я не пошла к тебе. Я поехала к себе, когда таксист довёз тебя, но через час ты мне позвонила. Ты сказала, что не можешь больше «так», – она одной рукой сымитировала кавычки, которые видны лишь частично из-под одеяла. Очевидно, Рэйвен слишком ленива, чтобы показать это и второй рукой. – Ты не объяснила, что подразумевается под «так», и попросила приехать прежде, чем ты сделаешь что-то глупое, так что я заказала другое такси и притащила свой пьяный зад сюда.

– И?

– И мне пришлось использовать свой запасной ключ, чтобы зайти, потому что твоя пьяная задница была размещена на диване, когда я пришла.

– Оу.

– Голая.

– Оу, – сказала Кларк, её глаза расширились.

– Точно. Твои волосы были мокрыми, а на полу не было полотенца, так что я думаю, ты вылезла из душа. Я разбудила тебя, чтобы напялить на тебя футболку и нижнее бельё. Это тяжело далось мне, знаешь ли. Когда ты проснулась, ты сказала, что я слишком грязная и я слишком сильно люблю себя, а потом ты притащила меня сюда и сказала, что время спать.

– Эм…

– Ага. Я даже не хочу знать, почему ты позвонила мне и дожидалась меня голой, Кларк.

– Всё равно я не могу тебе сказать, потому что не помню.

– Жизнь иногда бывает милосердна, – шутит Рэйвен, вытягивая из Кларк смешок. – Мне нужен бекон или, может, бургер. Или бургер с беконом. И часов десять сна.

– Я ничего не говорила больше? – спрашивает Кларк, игнорируя бессвязное перечисление Рэйвен.

– Только то, что ты любишь моё личико, а у Лексы всё ещё классная попка.

– Я не говорила этого.

– Но это всё равно правда.

– Не могу ничего сказать против, – сказала Кларк, снова потирая глаза. – Отвернись. Из твоего рта разит текилой и кошмарами. Это заставляет мой желудок сжиматься.

– Мы отвратительны.

– Сейчас я, пожалуй, соглашусь с тобой. Но потом, однако, буду говорить, что мы прекрасны.

– Почему мы проснулись?

– Потому что ты нас разбудила, – бормочет Рэйвен, причмокивая губами и морщась, когда её собственный запах изо рта дошёл до ноздрей. – Ты должна мне бекон.

– Извини за то, что заставила тебя поволноваться, Рэй, – сказала Кларк. – Я про звонок.

Рэйвен легко умеет убивать свои обиды, так что она обняла Кларк под одеялами, и блондинка понимает, что это – лучший способ сказать, что всё хорошо.

– Ты была дико расстроенной. Не помнишь, из-за чего?

Закрыв глаза, Кларк попыталась вытащить воспоминания прошлой ночи из мутной дымки опьянения. Они возвращаются к ней размытыми фрагментами, которые не могут сформироваться в точной последовательности, но эти кусочки достаточно узнаваемы для Кларк, так что она всё-таки может собрать некоторые из них. Она помнит, как была в такси вместе с Лексой, и теперь, когда какие-то пробелы заполнены, Кларк может вспомнить Рэйвен, сидящую почти под ней с другой стороны. Кларк думает, что помнит, как прощалась со всеми, и как Лекса пыталась цепляться за её руку до тех пор, пока дверца машины не закрылась.

Остальное представляется быстрыми вспышками: поездка на лифте в доме, ключ в двери, вода на спине, рука между её но…

– …Оу.

– У тебя сейчас была вспышка прозрения?

– Можно и так сказать, – бормочет Кларк. – Думаю, у меня весь год во вспышках, дорогая.

– Не хочешь поделиться со всем классом? – Рэйвен сильнее прижимается к Кларк, закидывает на неё ногу, руку складывает на живот, который она ещё называет «муженьком», теснее подлазит к бедру Кларк. – Что за фигня случилась, что ты так отчаянно нуждалась во мне?

– Я почти поцеловала Лексу прошлой ночью, – сказала Кларк, тяжело вздохнув и быстро повернувшись к Рэйвен.

Брюнетка чуть ли не садится при этих словах. Она вскидывает брови и смотрит на Кларк.

– И?

– Я почти поцеловала её и я… я хотела, – Кларк трёт свои глаза, которые уже начало щипать, и как только она это делает, становится лишь хуже. – Боже, я хотела намного большего, чем это.

– Так ты так отчаянно нуждалась во мне из-за собственного либидо? – спрашивает Рэйвен, немного улыбаясь. Кларк может сказать, что она пытается сохранить этот момент на позитиве, удержать Кларк от падения в отчаяние, которое проползает в её голос.

– Не знаю, – прошептала Кларк, пытаясь выдать Рэйвен хотя бы намёк на смех, но всё, что выходит – это хриплый вздох. – Не знаю, чего я боялась… себя, наверное. Может, я боялась позвонить ей или Финну. Не знаю. Я просто не хотела быть одна.

Рука Рэйвен находит руку Кларк под одеялом, её большой палец немного потирает запястье девушки.

– Я понимаю.

– Я не могу так больше.

– Как? – спросила Рэйвен. – Ты можешь больше хотеть её? Потому что я не думаю, что у тебя есть выбор в этом вопросе, Кларк.

– Нет, я о том, что не могу больше делать вид, что не хочу её, – сказала Кларк, покачав головой. – Я не могу больше делать вид, будто двигаюсь дальше.

– Ты скажешь ей, что до сих пор любишь её?

– Нет. Боже, нет, Рэйвен, – сказала Кларк, тряся головой. – Я не могу сделать этого. Она с Костией.

– И что?

– И то, что я не собираюсь давить на неё. Я не хочу, чтобы она думала, будто я заставляю её выбирать. Просто я знаю, что я не могу быть с Финном. Я не могу больше лгать.

– И что? – повторила Рэйвен, и Кларк тяжело вздохнула.

– И то, что я собираюсь расстаться с ним.

Когда Рэйвен ничего не сказала, Кларк вопросительно подняла свою бровь:

– Ну, – вздохнула она, – что ты думаешь?

– Дорогая, Кларк, – небольшая улыбка поднимает уголки её губ. – Я просто в ступоре. Я совершенно точно удивлена этой новостью, о которой ещё пока ни разу не слышала.

Кларк смотрит на неё с невозмутимым видом, прежде чем схватить свою подушку и бросить её в лицо Рэйвен. Когда брюнетка хохочет, Кларк тоже разражается смехом, она вытирает слёзы и опрокидывает подругу на спину.

Грудь Рэйвен трясётся от смеха, она обвивает руки вокруг Кларк и целует её в волосы, которые до сих пор слегка мокрые.

– С этим всё будет хорошо, Кларк, – сказала она. – Всё будет хорошо.

========== Глава 3: Что-то, чего не может быть, будет всегда. Часть 2. ==========

– Лекса, тебе нужно поспать, – мягким голосом произнесла Эбби в телефон. – Ты не спала несколько дней. Уже семь утра, а ты до сих пор в кровать не ложилась.

– Я сейчас в постели.

– Ты знаешь, о чём я, – сказала Эбби невозмутимо, – Ты истощена из-за работы и обезвожена от плача.

Утреннее солнце уже заглядывает в окно Лексы, и на её лице появляются желтоватые полосы. Брюнетка моргает и тянет на голову одеяло, чтобы скрыться во тьме, в удушающей пустоте её кровати. Она сильнее прижимает телефон к уху:

– Я не могу спать, – хрипит она. – Мне нужно вставать на работу.

– Нет, не нужно.

– Ты о чём?

– Ты сегодня не идёшь на работу, – сказала ей Эбби, – и завтра тоже. Как минимум, до следующей недели. Я позвонила твоей начальнице и сказала ей, что некоторое время тебя не будет.

– Ты что? – задыхается Лекса хриплым, прерывающимся голосом. Она трясётся в постели, скидывая с себя одеяло. – Эбби, ты не могла так сделать.

– Могла, – обороняется Эбби, – и сделала. Всё готово.

– Что… как? Что ты ей наговорила?

– Я звонила от лица твоего врача, потому что я он и есть, и сказала ей, что у тебя тяжёлая пневмония и тебе необходим отдых, – объясняет Эбби. – Я отправила ей факсом подтверждение твоего диагноза, так что можешь не волноваться.

– Эбби, я…

– Я забочусь о тебе, Лекса, – сказала Эбби, перебивая её. – Прекрати волноваться. Прекрати паниковать. Остановись. Тебе нужен отдых, нужно набраться сил, потому что, даже если у тебя и нет пневмонии, ты всё равно больна. Ты не хочешь заботиться о себе, так что я забочусь о тебе, потому что именно так и поступают мамы. И не спорь со мной.

Глаза щиплет, Лекса моргнула, чтобы испустить новую волну слёз и проглатывает огромный ком в горле:

– Да, мэм, – бормочет она в трубку.

Эбби испускает смешок. Этот звук скользит внутри Лексы прямо в грудь, раздувая там комфорт и близость.

– Хорошо. Теперь клади трубку. Я перезвоню тебе через FaceTime.

– Что? – стонет Лекса. – Зачем? Я выгляжу отвратительно.

– Видела и похуже, – заверила её Эбби, – я собираюсь на работу, но в первую очередь хочу убедиться, что ты попьёшь воды и примешь снотворное.

– Прекрасно, – фыркнула Лекса и закончила звонок. Когда ей снова позвонили через несколько секунд, она приняла вызов по FaceTime и не смогла сдержать улыбку, когда лицо Эбби появилось на экране. Они ежедневно говорили по телефону последние две недели, но Лекса не видела её лица с того дня, когда оставила своих друзей и семью в аэропорту. – Привет.

– О, дорогая, – засмеялась Эбби, смотря на Лексу. – Тебе нужно помыть голову.

Закатив глаза, Лекса убрала волосы с лица.

– Ты хочешь, чтобы я выпила воды или помыла голову? Сделай уж выбор.

– В современном мире у нас есть такая вещь, как сантехника, которая позволяет сделать и то, и другое.

– А ещё у нас есть такая великолепная функция, как «закончить разговор», – проворчала Лекса, и Эбби громко засмеялась.

– Я уже и забыла, какой ворчливой ты бываешь, когда болеешь.

– Я не болею.

– Вообще-то, болеешь, – нахмурилась Эбби, и её лоб покрылся морщинками, когда она покачала головой. – Твоё сердце разбито, Лекса, и это значит, что ты болеешь.

– Да? – прохрипела Лекса сломанным голосом. Она закрыла глаза, чтобы предотвратить обвал новых слёз. – И у тебя есть лекарство от этого?

– Время, – сказала ей Эбби. – Только время, – женщина прокашлялась, и когда Лекса снова открыла глаза, она грустно и натянуто улыбнулась. – И, конечно, много воды и сна.

Мельчайший намёк на смех появляется на лице Лексы, и она кивает.

– Я услышала тебя, – сказала она, вставая с кровати и проходя на кухню. Подперев телефон плечом, она наполнила водой из крана большой стакан и развернулась, чтобы перехватить телефон и не дать ему свалиться.

– Спасибо, – сказала Эбби. – Ты купила лекарства, которые я тебе диктовала?

Кивнув, Лекса открыла шкафчик над своей микроволновкой, взяла упаковку с таблетками и потрясла её перед лицом Эбби.

– Ты уверена, что это усыпит меня? Потому что я покупала несколько дней назад Benadryl, я была от него сонной, но уснуть так и не смогла.

– Я абсолютно точно уверена, – сказала ей Эбби. – Они всегда помогают Кл… – прерывает саму себя Эбби и громко прокашливается, но Лекса не пропускает этот промах. – Они очень эффективно действуют на моих пациентов.

Грудь Лексы болит, все кости – тоже, настолько, словно они в любую минуту могут рассыпаться, и не останется ничего, кроме развалин внутри её плоти. Ничего не говоря, она молча переносит эти чувства и закидывает таблетку в рот, а потом запивает её свежим глотком воды.

Они с Эбби смотрят друг на друга немного дольше, чем всего мгновение, после чего женщина произносит сдавленным шёпотом:

– Возвращайся в постель.

Лекса снова кивает и волочится обратно к кровати, шлёпается на подушку и затаскивает одеяло до плеч.

– Тебе нужно уходить? – бормочет она, закрывая глаза. Она ненавидит чувствовать себя такой – слабой и нуждающейся в ком-то – но знает, что не сможет этого скрыть от Эбби, так что даже и не пытается сделать это. Плюс ко всему, Эбби – самый близкий человек для Кларк, который всё ещё есть в её жизни.

Рэйвен перестала отвечать на её звонки, посылая Лексе какие-то смски, в которых, как правило, говорится что-то вроде «скоро перезвоню» со смайликом в виде сердечка. По её просьбе, Аня перестала видеться с Кларк, так что она больше не является мостом между Лексой и Кларк. Эбби – всё, что у неё есть, и брюнетка не может не цепляться за это. Они не говорят о Кларк. Слишком больно для Лексы, сейчас слишком больно. Они не говорят о Кларк, но её присутствие чувствуется в каждом звонке, и сейчас этого достаточно для Лексы. Этого должно быть достаточно.

– Я останусь с тобой на телефоне до тех пор, пока ты не уснёшь, – сказала ей Эбби. – Как тебе такое?

– Ты опоздаешь на работу.

– Ну, значит, опоздаю, – и, хоть у Лексы и закрыты глаза, она знает, что Эбби пожимает плечами. Она слышит это в её голосе, она легко отметает всё остальное, потому что Лекса – её главный приоритет. Это так напоминает ей Кларк.

Она даёт возможность себе развалиться, позволяет слезам протолкнуться и стекать по щёкам.

– Расскажи мне о ней.

– Лекса, я не думаю…

– … Пожалуйста, Эбби, – шепчет Лекса, сжимая телефон. Она чувствует, как Эбби смотрит на неё, и это заставляет чувствовать её лучше, чувствовать, словно она дома. – Расскажи мне о ней.

– Ты просила меня не делать этого, дорогая, – сказала Эбби. – Может, так лучше: не говорить о ней; по крайней мере, ещё какое-то время.

– Может, – прошептала Лекса, голова потяжелела, взгляд затуманился. Она прижалась к подушке и вздохнула. – Хорошо.

***

Она стоит перед знакомой дверью ещё до того, как поняла, что вышла из метро на автомате через весь город. Моргая, она уставилась в дверь, сердце подпрыгнуло до самого горла. Она задаётся вопросом: как так вышло, что ноги предали её? Последнее, что ей нужно этой ночью – очередная эмоциональная перегрузка.

Ночь тиха, словно снег заглушил все звуки и сделал мир мягче и более тихим, словно заморозил всё в ожидании, что же она сделает. Большие, грязные сугробы стоят по краям улиц рядом с горами, которые убирают с дорог для возможного проезда. Эти сугробы резко контрастируют с тонким слоем снега, который одеялом ложится на тротуары, поблёскивая девственным светом, а в некоторых местах одеяло уже пронизано отпечатками, которые оставила сама Лекса.

Лекса осматривается вокруг, берёт себя в руки. Она уже собирается идти по своим следам, ищет путь в свою квартиру, обратно, но всё-таки решает позволить решать сердцу. Она должна была знать, что пойдёт прямо вниз по переулку своей памяти, прямо в прошлое. И тем не менее, Лекса не может отрицать, что часть её, возможно, огромная её часть, хочет придерживаться этого курса, несмотря на то, насколько это будет болезненно.

Как только указательный палец жмёт на дверной звонок, Лекса закрывает глаза. Наверное, эта ночь – ночь импульсивных действий, которые невозможно игнорировать. Она не может скрывать от самой себя, что никакое количество размышлений ей не поможет, а лишь помешает позвонить в звонок.

Следующие пять минут она то сжимает, то разжимает руки. Она уже и не надеется, что кто-то откроет дверь, но следом она быстро моргает из-за яркого света и, на мгновение ослепив её, дверь распахивается.

– Лекса.

Это произнесли с трепетом, с намёком на удивление и с большим количеством любви. Этого достаточно, чтобы маленькая и беспомощная улыбка расползлась на лице Лексы.

– Уже поздно, – сказала она, изо всех сил делая извиняющийся вид, словно чувствует себя виноватой за то, что разбудила маму Кларк в четыре или пять, или какой-то чёртов час утра. Однако, наверное, её глаза слишком расширены, словно это она скорее шокирована, чем чувствует провинность. Лицо слишком онемело от алкоголя и холода, тем не менее, она пытается это исправить. – Знаю, уже поздно.

Эбби прислоняется головой к двери:

– Рано, скорее, – сказала она, зевая. Она дрожит от холода, который проступает через открытую дверь и сильнее обвивает вокруг себя халат. – И, видя твои зрачки, могу сказать, что ты пьяна.

– Да, мэм, – признаёт Лекса, до сих пор стоя с широкими глазами. – Хотя уже не так, если сравнить с тем состоянием, в котором я уходила из квартиры. Если у тебя найдётся водка, возможно, я смогу это исправить.

Издав тихий смешок, Эбби вытягивает руку и берёт руку Лексы в перчатке, чтобы затянуть девушку домой. Она не даёт Лексе шанса спокойно встать или снять свою зимнюю одежду, Эбби резко втягивает её в тесные объятия и целует её в лоб.

– Никогда не поздно, – сказала она, поглаживая спину Лексы в тёмно-синем пальто. Даже через небольшой туман, брюнетка понимает ценность этих слов. Никогда не поздно вернуться домой. – Рада, что ты наконец пришла со мной повидаться.

Лекса тает в объятиях и кладёт свой подбородок на плечо Эбби:

– Извини, что я не пришла раньше.

– Зато ты пришла сейчас, – сказала Эбби, немного отстранившись для того, чтобы улыбнуться. – Я налью тебе выпить.

– Уверена, что не против?

– Ну, ты взрослый человек, и как бы я не заботилась о твоей печени, наверняка ты сама сделаешь это, так или иначе. Так что, если ты собираешься сделать это, то будешь делать здесь, где я могу тебя контролировать.

– Ты всегда заботишься обо мне, – тихо произнесла Лекса, следуя за Эбби на кухню. – Это классно.

– Так и есть, – засмеялась Эбби. Она налила Лексе в небольшой стакан водку и села на стул прежде, чем пойти и пожарить несколько тостов.

Лекса пытается ухватить максимум пространства прежде, чем сесть на маленький табурет. Она берёт фотографии в рамках, расставленные в большой комнате, но эти фото сейчас кажутся немного размытыми, Лекса поглядывает и на старое кожаное кресло у телевизора. На кресле по-прежнему есть большой порез на спинке, оставленный с тех пор, когда Лекса и Кларк пытались заняться сексом и случайно свернули само кресло. Эбби и Джейку они сказали, что одна из них споткнулась и свалилась на мебель, уронив её.

Больно. Лекса моргает, чтобы избавиться от воспоминаний и поворачивает голову к женщине, которая, как она думала, в один прекрасный день станет её свекровью.

– Думаю, нам нужно нагнать время, но, возможно, этого и не нужно, мы ведь никогда не прекращали общение.

– Это немного устраняет неловкость, да?

– К счастью, да. У меня неловкостей в последние два месяца было больше, чем за всю жизнь.

– Я слышала, – сказала Эбби, поставив тарелку с тостом перед Лексой. – Теперь ешь. Твоим органам не особо нравится плавать.

– Знаешь о нас с Кларк? – спросила Лекса, откусывая кусок от тоста и запивая водкой. – Галерея, ужин, что-нибудь? Ты ничего не сказала, когда мы говорили в среду.

– Я предполагала, что ты не захочешь говорить об этом.

– Ну, ты верно предполагала, – сказала Лекса, поднося стакан к губам и делая быстрый глоток.

– Вы двое не можете сделать ничего нормальным путём, да?

– Это преуменьшение года, – Лекса истощает стакан в два глотка и делает длинный, громкий вдох. – Как вообще всё так запуталось?

– Такое иногда случается, – сказала Эбби, прислонив одну руку ко рту при зевке, а другой облокотившись об стол. – Мы строим планы, и большинство из нас живёт и наблюдает, как разрушается один пункт за другим.

– Это дико угнетает, – сказала Лекса, нахмурившись. – Что мы делаем?

– Ты о чём?

– Когда наши планы рушатся? Что мы должны делать?

Грустно улыбнувшись, Эбби сказала:

– Строить новые планы.

– А когда это не работает?

– Ну, тогда мы несчастны.

– Это должна была быть стимулирующая речь? – спросила Лекса, слишком уставшая и пьяная для того, чтобы волноваться о том, что она говорит с матерью с наполовину набитым ртом. – Потому что если это так, это самая печальная стимулирующая речь, которую я когда-либо слышала.

– Рада, что алкоголь не повлиял на твой словарный запас.

– Мастер эрудиции, помнишь?

– Помню, – засмеялась Эбби, – и нет, это не была стимулирующая речь. Это разговор о правде.

– Ну, честно говоря, я облажалась, – сказала Лекса с горькой обидой, вернув кусочек недоеденного тоста на тарелку. Она начинает оттягивать своё пальто, потому что в доме Эбби слишком жарко, чтобы оставаться в верхней одежде. – И думаю, так со всей правдой, с которой я могу иметь дело.

– Ты не облажалась, – сказала ей Эбби, переходя вокруг стола, чтобы помочь Лексе с пальто. Она сняла с девушки шарф, шапку и быстро расстегнула пальто. – Ты подавлена.

Лекса облегчённо вздохнула, когда её пальто было скинуто на пол вместе с остальной зимней одеждой.

– Я подниму.

– Не волнуйся насчёт этого, – покачала пренебрежительно рукой Эбби. – Это не первый раз, когда твои вещи разбросаны по моему дому.

Щёки Лексы покраснели, и она пробормотала:

– Кларк обещала мне, что тебя не будет ещё часа два. Мне до сих пор неловко.

– Ну, Джейк посчитал это весёлым, так что полагаю, это произошло не на полу, – сказала Эбби. – Я до сих пор не понимаю того, чтобы заниматься сексом в доме своих родителей, но вам двоим редко удавалось держать руки при себе, так что не могу сказать, что удивилась тогда. Вы могли бы хотя бы воздержаться от кухонной стойки.

– Думаю, мне нужен ещё шот.

Эбби хихикнула и развернулась, чтобы взять бутылку.

– Хорошо, но это последний. Ты уже отключаешься.

Выпив водку, как только стакан поставили, горло Лексы прожглось, и приятный гул в её голове зазвучал вновь. Она немного разворачивается на стуле и осматривает остальную часть большой комнаты, поднимается на ноги и движется к большой оформленной фотографии на стене.

Её собственное лицо улыбается ей в ответ, её волосы необузданно развиваются, пока она смотрит в камеру позади коттеджа Гриффинов, а Кларк обнимает её рядом. Нос Кларк прижат к щеке Лексы, голубые глаза закрыты, словно девушка пытается запомнить момент, вдыхая аромат брюнетки. Руки загорелые, видимая испарина прослеживается на лбу Лексы из-за летнего палящего солнца. Это прекрасно. Лекса знает, что она никогда не видела такую радость в единой вспышке в захваченную секунду; она никогда прежде не видела такой радости в себе. Именно на это и похожа жизнь, как ей думается. Это – то, на что похожа любовь.

Лекса стоит спиной к Эбби, она закрыла глаза и испустила прерывистый вздох. Горло сжато и оно покалывает, глаза горят, будто единственное, что может их потушить – это водяной поток, с которым Лекса так часто борется. Здесь она столкнулась с прекрасным проблеском прошлого, в котором она провела слишком много времени, и Лекса позволяет себе его. Она позволяет слезам проступить, позволяет им скатиться.

– Всё так размыто, – шепчет она, не зная, что Эбби уже ушла с кухни.

Женщина мягко вздохнула, когда её рука дотронулась плеча Лексы и потянула девушку к дивану.

– Это алкоголь.

– Нет. Нет, это я, – сказала Лекса, садясь на край дивана. – Всё это. Мы, – она машет руками по воздуху, чуть не сбивая стеклянную вазу на столе.

– Мы? – морщась спросила Эбби и снова садится на своё место.

Лекса трёт глаза, её макияж размазывается.

– Я и Кларк, – голос дрогнул, начинает разрушаться, Лекса беспомощна и не может остановить этого. Она разрушается годами.

– Лекса, ты не ви…

– Всё размыто, – повторила Лекса, качая головой. Ей наплевать на сломанный голос или о мокрых щеках, о дрожащей нижней губе. Ей нужно сказать это кому-то, чтобы кто-то услышал её и понял. Возможно, она просто должна сказать это вслух о тех частях, которые так крепко вросли внутри её. – Всё было размыто годами, словно только я видела искажённую версию этого мира, все края нечётки, и ничего не могло изменить это. Так всё время, каждый день, но в конечном итоге я возвращаюсь сюда. Возвращаюсь сюда, Эбби, и я вижу её, и, Боже, это словно весь мир… словно всё становится чётким. Всё такое ясное. Всё красиво, даже когда это не так, даже если это болезненно, и я не чувствую, что я нахожусь в двух секундах от падения с земли.

Примерить свои чувства или, хотя бы, какую-то их часть на слова и высказать их вслух – словно подъём огромной ноши с плеч, Лекса не может не чувствовать себя освобождённой. Печаль осталась, но боль – уже позади. Объяснить кому-то и знать, что её не просто выслушают, но и поймут – это именно то, что нужно Лексе.

Когда Лекса посмотрела на Эбби, на глазах женщины были слёзы.

– Это первый раз за долгое время, когда ты говоришь о ней, – сказала Эбби. – Это первый раз, когда ты говоришь о ней вот так, по крайней мере.

Грустная улыбка коснулась губ Лексы:

– Должно быть, это алкоголь.

Эбби награждает её понимающим взглядом, из-за чего внутренности Лексы буквально тормошатся.

– Думаю, ты должна сказать ей.

– Я не могу сделать этого.

– Мы ходили на цыпочках вокруг вас с Кларк в течение многих лет, Лекса, – сказала Эбби, – и сейчас ты здесь, и ты говоришь о ней также, как и раньше. Ты говоришь о ней то, что хочешь говорить, и это что-то, да значит.

– Это значит, что я проебалась.

Эбби испускает громкий смешок, вытирает слезу с края глаза и поглаживает ногу Лексы.

– Это значит, что это время, дорогая.

– Время?

– Так мало ясности есть в этом мире, Лекса, – сказала Эбби, – но Кларк – она твоя ясность, а ты – её. Ты не должна позволить этому пройти мимо тебя.

Вздохнув, Лекса запустила пальцы в свои волосы и поморщилась, когда пальцы запутались в косах.

– Я уже позволила.

Эбби сжимает губы, продолжая смотреть на Лексу, слишком хорошо зная это выражение. Брюнетка простонала:

– Всё сложно, – сказала она, прижимая ладони к лицу. – Я не могу, просто… мы не можем. Это сложно.

– Тогда упрости это, – призывает Эбби. – Жизнь слишком коротка, чтобы позволить «сложному» препятствовать тебе. Жизнь слишком коротка, чтобы дать чему-то стоять на твоём пути.

– Не думаю, что тысячи миль и годы разлуки, и то, что обе из нас сейчас с другими людьми – это «что-то», мам, – утверждает Лекса.

Улыбка медленно пробралась к лицу Эбби.

– Давно ты меня так не называла, – сказала она, и Лекса, прикусывая нижнюю губу, кивает.

– Я много чего давно не делала, – губа Лексы дрожит под зубами, голос опускается до шёпота, словно она боится продолжать разговор вслух, и она боится. Она боится. Боится сказать то, что заставляет в её груди пузыриться, боится спросить, насколько уже поздно, чтобы быть поздно, боится думать об этом. Она боится то, как что она чувствует, зная, что эти чувства принесут ей только боль, принесут боль всем. Она не переставала бояться с того момента, когда пришла в ту галерею и увидела ту картину. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.

– Люди уже страдают, дорогая, – прошептала Эбби, перелазя через диван, чтобы обнять Лексу в плечах. – Ты страдаешь. Кларк страдает, – она прислоняется головой к щеке Лексы, когда брюнетка наклоняется к ней. – Людям больно, Лекса, и тогда мы вылечиваемся, и снова получаем боль. Вот, как это бывает. Ты не можешь игнорировать своё сердце бесконечно, потому что ты боишься причинить боль другим людям. Но в первую очередь, ты причиняешь боль себе.

– За счёт Костии? – спросила Лекса, горько смеясь, ведь она говорит уже почти сердито сквозь слёзы. – За счёт Финна? – Твёрдый вздох вырывается из её груди, и Лекса качает головой. – Я не могу. Мы не можем сделать этого.

Эбби молчала какое-то время, после чего снова обняла Лексу и сказала:

– Хорошо, – она встала с дивана и подала руку Лексе. – Думаю, время уложить тебя в постель. Пойдём.

Лекса, встав, лишь немного покачивается, проходя по коридору за Эбби, её рука по-прежнему покоится на руке женщины. Эбби доводит Лексу до старой комнаты Кларк, и брюнетка должна подавить новый поток слёз. Эту борьбу она едва может вынести, когда Эбби достаёт старую футболку, которую уже вполне можно использовать как ночнушку, и передаёт её Лексе.

– Продолжай и изменяй, тогда тебе будет более комфортно, – сказала она. – Я пойду, налью тебе немного воды и найду что-нибудь от головной боли, которая у тебя точно появится завтра. Вернусь через минуту.

Когда Эбби ушла из комнаты, Лекса притянула к лицу старую футболку и вдохнула слабый, но до сих пор оставшийся домашний запах Кларк. И это была последняя капля в борьбе. Слёзы наворачиваются от этой футболки. Лекса осматривает комнату в свете утреннего неба, который проходит через окно Кларк. Брюнетка старается не задерживать надолго взгляд на остатки того, кем они были раньше, того, что они когда-то были вместе. Комната была усыпана этим: полосы снимков из автомата, которые сейчас прицеплены к пробковой доске, снимки, которые были в их лофте и в родном доме Кларк; дыра в двери шкафа, проделанная от жуткой, но незабываемой игры Twister из-за слишком большого количества гоголь-могля [прим. переводчика: гоголь-моголь – рождественский напиток из взбитых яиц и алкоголя.] и чрезмерной поддержки от Ани и Рэйвен; их инициалы, вырезанные на деревянной спинке кровати и сердечко между ними. Она старается не задерживать взгляд на этих остатках, но задерживает. Конечно, она задерживает.

Вытирая свежие слёзы и проклиная пьяную себя за слабость, Лекса быстро снимает свою одежду и надевает футболку Кларк. Она висит свободно на ней, как раз до бёдер. После того, как девушка переоделась, она заползает на кровать Кларк и под одеяло, вдыхает тот же родной запах на родной подушке, с которой их разделили годы. Лекса надеется, что сон, наконец, легко придёт к ней.

– А вот и я, – сказала Эбби, вернувшись мгновение спустя. Она поставила стакан с водой на прикроватный столик и две маленькие таблетки. Женщина села на край кровати. – Тебе нужно что-нибудь ещё?

Лекса качает головой на подушке, поджимая одеяло к подбородку.

– Хорошо, – сказала Эбби, убирая волосы с лица Лексы. – Тебе нужно немного поспать.

– Ты всегда знала о нас, да? – прошептала Лекса, поймав нежный взгляд Эбби в утреннем свете.