Текст книги "Любовь и Смерть (СИ)"
Автор книги: Catherine Lumiere
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Лукавый демон, – я покачал головой и тяжело вздохнул.
– И вновь спасибо за комплимент, Уильям, – Джонатан сам сократил расстояние между нами, – я польщен.
Он впервые целовал меня нежно и долго, прижимая к себе так, что я чувствовал прохладу его кожи через хлопок рубашки. Ощущать его ладонь в волосах – потрясающе, чувствовать губы на своих – тоже. Упоительна власть мгновения, покуда тела и души взаимно тянутся друг к другу. Аромат ветивера окутал меня с новой силой, заставляя абсолютно и совершенно раствориться в долгожданной, хоть и достаточно целомудренной, близости.
========== Еженедельник Джонатана Уорренрайта: «Пепел» ==========
Вот уже три недели я получал письма достаточно фривольного содержания от женщины, которая той ночью не получила своего. Неужели она и правда была настолько самоуверенна, что решила, будто сможет увести меня в свою постель? К сожалению, обиженная и уязвленная женщина непредсказуема и опасна. Женщина, которая знает себе цену, тем более. Она не писала мне гневных или уничижительных записок, но пыталась тем или иным образом завоевать мое расположение и добиться своего. Подобное казалось мне по меньшей мере странным, поскольку графиня обладала гордостью, жестким характером и точно не стала бы опускаться до того, чтобы писать мужчине те пошлости, которые я имел возможность читать каждое утро в течение более чем двадцати дней. Уильям об этих письмах не знал – мне не стоило волновать его, поскольку вся ситуация, связанная с приемом и его хозяйкой, была для него категорически неприятной, несмотря на то, что теперь он был осведомлен о моей небольшой игре, которая доставила ему немало переживаний, а мне – угрызения совести на протяжении трех дней, которые я был вынужден провести в гостинице ради успешности моего предприятия. Стоило сказать, что оно было действительно успешным, поскольку теперь мы с Уильямом ложились спать вместе.
Несмотря на то, что наши отношения теперь кардинально изменились, как говорится, вышли на новую ступень, мы все еще не были ни разу близки. Я не особо задумывался об этом, а Холт не проявлял себя от слова совсем. Он куда больше озаботился тем, что занимался структурированием новых – магических – знаний и пытался разложить по полочкам воспоминания. Я же в свою очередь думал о том, что стоило наконец-то прервать любые попытки женщины завладеть моим вниманием. Ее действия походили на домогательства, и это мне категорически не нравилось. Отторжение было таким, что, когда я брал в руки очередной конверт, мое лицо искажала гримаса отвращения. Несмотря на всю эту чертовщину, оставалось то, что скрашивало любой день – сам Уильям. Носившийся с книгами по колдовству и записками, сборниками по травничеству и минералогии, он вызывал у меня внутри волну потрясающего тепла, которого я не испытывал очень давно. И, пускай это прозвучит слезливо и слишком приторно, но я теперь был более чем счастлив, хотя меня все время не покидало чувство приближающейся бури, поскольку затишье было слишком кричащим.
Возвращаясь к нашим отношениям с Уильямом, я бы хотел добавить, что теперь я мог обнимать его, когда мне хотелось; я мог целовать его и не думать о том, что время еще не пришло; я мог быть с ним всегда и везде, зная, что теперь должно быть так; я мог прижимать его к себе днем, лежа в одной постели, когда вымотавшийся за бессонную ночь Холт проваливался в сон. Наша история напоминала сказку, старую, как мир, о Красавице и Чудовище, только вот персонажи были несколько иными, как и предыстория. Вдумываясь в то, что я – бывший господарь Валахии, правивший княжеством в 1560-х годах, проклятый на вечную жизнь собственным же возлюбленным, который, будучи ублюдком княгини Старицкой, бежал из Московии в Румынию ради лучшей жизни, ставший колдуном и моим же советником, теперь вновь обрели друг друга триста тридцать лет спустя в Лондоне, живущие в квартире на Глочестер-плейс, я был совершенно рад и, пожалуй, положительно изумлен.
Пока я писал все предыдущие строчки, сидя за столом в комнате Уильяма, последний с большим удовольствием спал, захватив всю постель. Мы практически полностью переменили режим сна Холта – он ложился в девять утра, когда потихоньку начинало светать, и вставал в шестом часу вечера, в то время как на город опускались сумерки. В восемь часов у меня была назначена встреча с графиней в одном из ресторанов. Мне хотелось, как можно скорее покончить со всем этим. Одевшись, я спустился в гостиную – часть моего гардероба осталась в другой спальне, – и оставил записку о своей отлучке. Предупредив миссис Эддингтон, что Уильям должен был проснуться в течение пары часов, я попросил домовладелицу приготовить ему чай, поскольку с таким режимом сна и отсутствием должного питания – Уильям игнорировал пищу, забывая о ней напрочь – у него обязательно заболела бы голова, а крепкий сладкий чай помогал справиться и не с таким.
Покинув Глочестер-плейс, я направился в сторону Трафальгарской площади, недалеко от которой находился тот самый ресторан. Весь Лондон уже был украшен к празднованию Рождества, которое было одним из самых знаменательных дней в жизни каждого англичанина. Уильям не распространялся о своих мыслях насчет торжества. По сути дела, он не праздновал Рождество, потому что это был семейный праздник, а Адам, как правило, обитал в особняке за городом, предавался своей работе, присылая что Уильяму, что родителям подарки, не нанося личного визита. Как мне удалось выяснить из одного нашего разговора, Адам терпеть не мог Рождество, был совершенно не в духе каждый год двадцать четвертого декабря и старался никого не видеть. Уильям объяснил это тем, что Сочельник был днем, когда его брат проклинал всех святых за то, что смерть забрала у него любимого человека. Уильям не особенно распространялся о личной жизни брата, а потому все, что я узнал, было лишь имя и должность: инспектор Скотланд-Ярда Грегори Алистер, и на этом все.
До Рождества оставалось всего четыре дня. Естественно, я очень скептически относился ко всем религиозным праздникам, однако, не питал к ним отвращения. Так или иначе, раньше я был человеком, и смена сущности никоим образом не сделала меня тем, кто шипит на распятия и плюется ядом в сторону верующих. Пусть я и был радикально настроен против вездесущих религий и глупости, сопутствующей набожным людям, которые не умеют думать своей головой и решать вопросы самостоятельно, не опираясь на всякие писания, предпочитал возмущаться молча или кривиться, не делая того напоказ. Рождество в Англии стало светским праздником, еще одним поводом устроить шикарный прием или же провести время в компании друзей, родственников и добрых знакомых за сытным ужином. Если бы Уильям предложил подобным образом провести вечер, возможно, я бы не отказался. Дьявол, разве я вообще мог отказать Холту хоть в чем-то?
Добравшись до ресторана, я представился и прошел к столику, за которым уже сидела вдова Райнхольда фон Штосса. В ту минуту мне невозможно хотелось развернуться и просто уйти, потому что лишний раз встречаться с этой женщиной у меня совсем не было никакого желания, но, черт возьми, я вел переговоры даже с самыми жестокими варварами еще во времена своего правления, а теперь был готов бежать прочь от какой-то там графини, которой отказал. Пожалуй, она была бы сильно удивлена, зная, что в моей жизни было достаточно женщин, но в моей постели их не было еще с шестнадцатого века. Там побывали многие достопочтенные и не очень дамы, но все развлечения подобного рода были пресечены началом моих отношений с Вильгельмом. Ни разу не изменив ему с того самого дня, как он стал моим во дворце Сулеймана, я не собирался делать того и впредь. Я поздоровался с графиней, кивнув ей, и сел за стол, не будучи уверенным в том, каковы в Англии правила этикета и как следует себя вести в таких ситуациях. Хотя, признаться, я не особенно заострял на этом внимание, поскольку не был англичанином, не был вообще из этого века, а потому относился ко всему подобному с толикой безразличия.
Мы провели в молчании некоторое время, после чего я произнес:
– Миссис фон Штосс, я еще при нашей первой встрече сказал вам лично, без посторонних ушей, что вы можете не рассчитывать на какие-либо отношения со мной. Даже на дружеские.
– Это несущественно.
– Ваши письма, – начал я, но графиня меня перебила.
– Не более, чем уловка.
– Что вам нужно? – я был готов совершить нечто противозаконное – настолько меня раздражало ее лицо и отвратительная самодовольная усмешка.
– Самая малость, Джонатан. Сотрудничество, – она сделала глоток заказанного ранее вина.
– Какого рода?
– Я знаю, кто вы, мистер Уорренрайт, – она ухмылялась все шире и противнее, что у меня буквально чесались руки стереть это выражение, но ее слова заставили меня подобраться, словно бы графиня была врагом, готовым нанести удар. Впрочем, я был недалек от истины, – и ваша сила потусторонне-привлекательна.
– Что вы несете? – я попытался выпутаться из ситуации, из которой, кажется, не было выхода.
– Не играйте дурака, Джон, вам не к лицу, – она допила вино и отставила бокал, воззрившись на меня. – Вы – порождение Дьявола, и время для вас – ничто.
– Где я выдал себя? – лукавить не было никакого смысла, слишком уверенной она выглядела.
– Бедная танцовщица из Опера Гарнье. Вы были так голодны и так возбуждены, что не смогли сдержаться и выпили ее до капли, не заботясь о собственном инкогнито, – она тихо засмеялась. – Зато нам удалось вас найти.
– Нам? – я вздернул бровь. Этому жесту я научился у Уильяма.
– Не имеет значения. Вы узнаете, хотите того или нет, но ресторан не лучшее место для обсуждения подобного, – Эржебет фон Штосс хмыкнула и передернула плечами. – Если вы откажетесь от моего предложения о сотрудничестве – помощи в обретении вечной жизни, этой самой жизни лишится кое-кто чертовски вам дорогой.
– Значит, это вы прислали ту записку на румынском языке, – я сжал челюсти и, выдохнув, добавил, – вызнав о моем происхождении. Каким образом?
– Разве сложно прознать о чем-либо, имея связи? Все до отвратительного просто, Джонатан. Я знаю людей, которые повстречали вас в Вене и по дороге в Лондон. Сопоставив факты с вашей вымышленной биографией, было несложно прийти к выводу, откуда вы, в общем-то, взялись. Согласитесь, иначе вашего возлюбленного Уильяма постигнет не самая приятная участь.
– Вы угрожаете мне? – я готов был просто зашипеть. Мне не удавалось успокоиться. Когда дело касалось не только меня, но и Холта, во мне просыпался зверь, готовый до последнего защищать своего человека.
– Пока не начала, – графиня долго смотрела на меня, а потом, поднявшись, произнесла: – Так вы отказываетесь? – на моем лице отражалось все отношение к подобного рода предложениям о мнимом «сотрудничестве».
– Отказываюсь.
– Жаль, – она вновь усмехнулась. – Поспешите. Быть может, еще успеете.
– Успею к чему?
– К представлению! – графиня фон Штосс развернулась и покинула ресторан, оставив меня, озадаченного и разозленного, желающего разодрать ее в клочья, но, когда здравый смысл возобладал, я, оставив на столе деньги за вино, поспешил на Глочестер-плейс.
Пробираясь через толпу зевак, которых с каждой секундой становилось все больше и больше, я добрался до дома. Но дома больше не было. За час моего отсутствия наша с Уильямом квартира, охваченная пожаром, практически превратилась в пепелище.
========== Еженедельник Джонатана Уорренрайта: «Шелк и опиум» ==========
Я встретил миссис Эддингтон рядом с булочной, которая располагалась прямо напротив нашего дома, поскольку ее оттеснила все увеличивающаяся толпа. Марта стояла, кутаясь в чужое пальто и молча смотря на полыхающее здание. Ее губы были сжаты в тонкую полоску, а пальцы с силой сжимали предплечья. Подойдя, я произнес:
– Какое счастье, что вы в порядке, – мне действительно было важно знать, что домовладелица не пострадала, поскольку я явственно чувствовал свою вину и ответственность за случившееся.
– Миссис Эддингтон, где Уильям? – я напряженно смотрел на нее, ожидая ответа.
– Ох, – она покачала головой, – вы только посмотрите на это, Джонатан! – Марта всплеснула руками и тяжело вздохнула. – Уильяма не было дома, и слава Богу, бедный мальчик бы не просто надышался дымом, но и получил бы жуткие ожоги, ведь первой вспыхнула ваша гостиная. Должно быть, я не досмотрела за камином, такое часто случается… – она пребывала в самом настоящем шоке из-за случившегося, а потому казалась слишком спокойной для подобной ситуации.
– Миссис Эддингтон, он не сказал, куда ушел?
– Нет-нет, – она покачала головой и тяжело вздохнула, – но я видела из окна, как за ним поспешил какой-то человек в очень дорогом пальто и шляпе, с каштановыми волосами до плеч. Красавец, что уж говорить, – домовладелица задумалась, – явно из высшего общества. Уильям с ним поздоровался, как со старым знакомым, а потом свернул на соседнюю улицу.
– Вам будет, где переночевать? – не оставлять же миссис Эддингтон на улице в холодную зимнюю ночь!
– Думаю, что могла бы пожить у миссис Беррингтон, – она пожала плечами.
– Не беспокойтесь на счет проживания, – я вытащил несколько банкнот крупного номинала и передал их домовладелице. – Примите в счет оплаты полного месяца, – когда миссис Эддингтон с удивлением приняла купюры, я улыбнулся. – Здесь хватит на проживание в добротной гостинице на несколько недель.
– Ох, Джон, – она приобняла меня и потрепала по плечу, – надеюсь, что все образуется.
Распрощавшись с теперь уже бывшей домовладелицей, я отправился к единственному человеку, который мог мне помочь в поисках, кому я мог действительно доверять, когда дело касалось Уильяма. Таким образом, в течение часа я оказался на пороге родового поместья, которое принадлежало Адама Холту. Мне открыл дворецкий, который, пожалуй, мог видеть еще старшего Холта в младенчестве. Он, не желая меня пускать, твердил о том, что первым делом стоило сообщить хозяину дома о визите, но терять драгоценное время было глупо. Я отстранил дворецкого от двери, резко оборвал его причитания и быстро поднялся в кабинет, «где Адам проводил все свободное время», как говорил Уильям. Постучавшись ровно три раза, и то для приличия, я вошел в комнату, встречая удивленный взгляд и особенную озадаченность на лице вечно невозмутимого британского чиновника.
Адам безошибочно понял причину моего визита – Уильям, и обратился во внимание, отложив стопку документов, которую держал в руках. Я впервые видел старшего Холта в рубашке с закатанными рукавами, брюках, с накинутым на плечи домашним халатом, но времени оценивать внешний вид брата Уильяма не было, а потому я произнес:
– Адам, мне нужна ваша помощь.
– Что произошло? – Холт, видя, как я решительно настроен и взвинчен, сперва предложил мне сесть. – Расскажите по порядку.
И я рассказал ему всю историю, связанную с графиней фон Штосс, опуская факт существования вампиров, надеясь, что мои словесные излияния были как можно более правдоподобными. Я передал ему также и слова миссис Эддингтон о том, что Уильям, повстречав «старого знакомого», скрылся за поворотом.
– У Уильяма много знакомых, но он не поддерживает с ними дружеских отношений. Если он действительно поздоровался с ним, как со старым знакомым, как сказала миссис Эддингтон, вероятно, этот человек не учился с ним ни в школе, ни в университете. По описанию подходит только один человек, и, если он действительно очень красив, то это может быть только Себастьян Уиттейкер.
– И что в этом Себастьяне особенного? – я налил себе виски в пустой стакан, поставленный Адамом возле меня. Графин стоял откупоренным.
– Он умен не по годам, образован и совершенно не ограничен в суждениях. Впрочем, все намного проще – этот мальчишка был другом Уильяма в детстве. Мы жили в этом поместье всей семьей и недалеко располагался их собственный дом, так что братец знал сына Уиттейкера с младенчества.
– Он может быть замешан в чем-то, связанном с подпольными организациями вроде той, в которой может состоять Эржебет фон Штосс? – мое терпение держалось на виски.
– Как и любой другой отпрыск богатых английских аристократов, – Адам взял с одной из полок книжного стеллажа толстую папку. – И, полагаю, нам не составит труда выяснить, в какой именно, – он раскрыл ее и стал перебирать документы.
– Адам, вы что-то знаете, – я сделал еще глоток виски, – иначе вы не были бы так спокойны.
– Вы наблюдательны, Джон, – он перелистнул еще несколько страниц и разгладил разворот. – Некоторые обстоятельства заставили меня изучить вопрос о пандемии, называемой «оккультизмом», а потому я хорошо осведомлен о деятельности подобных организаций, типа орденов в Великобритании. Посвятительные ритуалы, практическая магия, жертвоприношения. Вопрос заключается только, в какой организации состоят Эржебет фон Штосс и Себастьян Уиттейкер, все остальное будет ясно и так.
– И как нам найти этого Себастьяна? Заявиться к графине в особняк с оружием, конечно, дело недурное, но это может сделать только хуже.
– Именно. А потому, Джон, я могу сказать только одну очевидную вещь: все аристократы посещают клубы.
– И нам необходимо узнать, завсегдатаем какого клуба является отпрыск Уиттейкеров?
– Нет, Джон, – Адам усмехнулся, – нам необходимо наведаться в него, – старший Холт повернул ко мне папку и указал пальцем на нужную строку. Это было досье на Себастьяна, в котором были перечислено все от даты рождения и учебных заведений, до отношений с кем бы то ни было и увлечений. Детально.
– Вы на всех знакомых Уильяма досье имеете? – я выразительно посмотрел на собеседника.
– У меня один младший брат, – он допил свой виски и, отставив бокал, закрыл графин. – А потому я должен знать, с кем он общается, с кем ведет дела и с кем спит.
– И большой список по последнему пункту? – я ухмыльнулся.
Адам пронзительно посмотрел мне в глаза и произнес:
– Один документ и тот – заполненный лишь наполовину, человек попался занятный. Скрытный и совсем не англичанин.
– Занятно, – я также допил виски и отставил стакан. Он столкнулся стеклянным боком с бокалом Адама. – Что делать дальше?
– Через пятнадцать минут будет подан экипаж, – Холт встал из-за стола, захлопнул папку и вернул ее на место.
Беспокойная аристократия, которая искала развлечений иного рода, нежели танцы, приемы и распитие вина, оказывалась здесь – в клубах, где можно было достать хороший крепкий алкоголь, опиум и секс. Это были не те клубы, в которых достопочтенные джентльмены говорили о политике, о женщинах, философствовали о жизни и распивали бренди, куря сигары. Это был уголок разврата, где каждый мог расслабиться, получить удовольствие, не раскрывая своей личности, если, конечно, не был на особом счету у «британского правительства». Пока я писал последнее предложение, меня аж бросило в смех. Это действительно забавно.
Как только мы попали в помещение, нас сразу же окутал тяжелый аромат благовоний и опиумного дыма. Если говорить начистоту, то мы оказались в самом настоящем притоне. Казалось, что Адам уже был здесь – так скоро и споро он шел по коридору мимо шелковых ширм, за которыми точно происходило что-то распутное, но не мне об этом вообще судить. Я решился спросить:
– Вы уже бывали здесь?
– Так очевидно? – Адам вздохнул. – У Уильяма было много увлечений. Не все из них были одинаково положительными, – он покачал головой. – Опиум, лауданум, а после он перешел на кокаин. Сюда приходят за дешевой любовью и наркотиками. Уильям – за наблюдением, за понятием человеческой природы и тишиной в собственной голове.
– Что вы имеете ввиду?
– Уильям, у которого не было друзей и которому все было скучно, предавался бичеванию, изведению себя самого, силясь понять свою собственную личность. Он всегда молчал об этом, не рассказывал никому о своих беспокойствах, и в конечном итоге разочаровался как в себе, так и в мире в целом. Ему было лет пятнадцать тогда. Из всех его «увлечений» остался только кокаин, но за эти восемь лет он, после очередной неудачной дозы, практически не принимал.
– За эти несколько месяцев он ни разу не был замечен мной за чем-то подобным, – я задумался.
– Потому что появились вы.
– И что же изменилось, на ваш взгляд?
– Он больше не один.
Мы прошли в роскошно уставленную комнату, полностью в восточном стиле. Я никогда не бывал в Китае, но, думаю, мне еще доведется побывать в столь далекой и неизведанной стране. На кушетке лежала женщина с причудливой прической, одетая в традиционный наряд. Откуда-то доносились звуки китайской музыки – я бы заслушался, если бы не был обеспокоен происшествиями того дня. Адам начал первым:
– Здравствуй, Мейфенг, – Холт кивнул женщине, что двинулась к нам навстречу, поднявшись с софы, – прости, что побеспокоили.
– Неужели ко мне пришел сам Адам Холт, – она лукаво улыбнулась. – Ты все-таки решился? – она прильнула ближе, недвусмысленно смотря в его глаза.
– Нам нужна твоя помощь, – Адам достал из внутреннего кармана пальто деньги и вложил их за пояс кимоно, – пожалуйста.
– Какая жалость, – она притворно вздохнула. – Чаю?
– Да, пожалуйста, – старший Холт кивнул. – Не мешало бы позабыть о суете на несколько мгновений и настроиться на созерцательный лад.
Когда Мейфенг удалилась, чтобы приготовить чая, я одернул Холта:
– У нас нет времени распивать чай!
– Джонатан! – он нахмурился. – Мы находимся в китайском доме, где принято соблюдать традиции. Хотите помощи – научитесь ее просить, – тихий шепот возмущения раздался мне прямо в ухо.
Впервые в жизни я почувствовал себя пристыженным.
Хозяйка заведения разлила по пиалам зеленый чай и пригласила нас за деревянный чайный столик. Устроившись, считая в голове минуты, которые мы уже потеряли, я старался не нервничать. Адам выглядел чрезвычайно спокойным. Когда Мейфенг присела, воззрившись на нас обоих и закурив, то произнесла:
– В чем заключается моя помощь? – старший Холт разом посерьезнел.
– Кто из твоих юношей обслуживает Себастьяна Уиттейкера? – Адам внимательно смотрел на владелицу как притона, так и борделя. Безусловно, она знала всех богатых клиентов, а сомнений в том, что отпрыск аристократов выберет себе дорогую проститутку, не было никаких.
Мейфенг колебалась, не желая называть имени, поскольку соблюдение конфиденциальности в подобном заведении было чуть ли не более священно, чем врачебная тайна, но зная, кем является Адам Холт и какую власть имеет, она не решилась пойти против его воли.
– Акио, беловолосый ангел, третья комната наверху.
– Японец? – Адам усмехнулся. – Расширяешь горизонты?
– Слишком хороший спрос, – Мейфенг позвонила в колокольчик и через несколько мгновений в комнате появилась служанка. Как я понял, китаянка приказала ей привести того самого юношу, чтобы мы смогли узнать необходимое. Около семи минут мы провели за чаем и тишиной.
Когда раздвижные двери впустили фигуру человека в комнату, послышался аромат парфюма. Так пах дождь, так пахла свежесть, так пах океан, которого я никогда не видел. Юноша, которому было не больше двадцати пяти лет от роду, на первый взгляд, был облачен в светлые шелковые одежды с золотистой вышивкой. Он почтительно поклонился и замер в ожидании.
– Акио, эти джентльмены хотели бы задать тебе несколько вопросов об одном из твоих клиентов, – Мейфенг переменилась. Ее речь напоминала заботливые материнские просьбы. – Расскажи им все, что тебе известно. Мистер Холт очень уважаемый человек, а потому будь с ним предельно честен.
– Как скажете, матушка, – он кивнул и опустился рядом с чайным столиком на колени.
– Акио, подскажи пожалуйста, как долго ты обслуживаешь мужчину по имени Себастьян Уиттейкер?
– Около двух лет, сэр, – отвечал Акио, не поднимая глаз.
– Очень хорошо. Скажи, будь добр, он когда-нибудь рассказывал о том, чем увлекается и как проводит свободное время? Быть может он говорил о чем-то необычном?
– Он не часто приходит поговорить, сэр, – Акио задумался. – Но, когда ему действительно хочется выговориться, он рассказывает довольно странные вещи.
– И какие же? – Адам весь обратился во внимание.
– Разговаривает о духах и призраках, о потустороннем мире и о новых учениях, которые принимают чрезвычайную популярность в Англии. Несколько раз он плакал, проклиная себя, что мне пришлось его успокаивать, отпаивая лауданумом, который мы не держим здесь.
– Он хоть как-то обмолвился о том, что тогда произошло?
– Да, мне удалось вызнать, хотя я и не думал, что он расскажет нечто такое, что вызовет у меня такой ужас, – Акио покачал головой и замолчал, собираясь с мыслями.
– Расскажи нам все, что ты знаешь.
– Вы уверены, что хотите знать именно это?
– Мне необходимо узнать.
– Хорошо, – он сделал глубокий, шумный вдох, и продолжил. – Он говорил, что состоит в какой-то организации, которая занимается оккультными вещами. Я не вспомню ее названия, простите. Они пытают и насилуют своих жертв, заставляют их принимать наркотические вещества и в какой-то особенный день «проливается кровь во имя вечной жизни», словно бы они все ищут путь для ее обретения. Он пришел после подобной ночи, в ужасном состоянии. Все время молил о прощении и освобождении, словно бы он сам узник…
– Вполне возможно, что его привели туда родители, которых я сам уже лет двадцать не особенно наблюдаю в обществе, и из подобных культов сложно вырваться, если вообще возможно. Скажи, когда он рассказал тебе это?
– Семнадцатого числа прошлого месяца, ранним утром пришел.
– Шестнадцатого ноября было полнолуние, – Мейфенг вставила свое слово.
– Скажи, он упоминал о месте, где это все происходит? – Адам вкрадчиво сказал Акио, стараясь не давить на него. Было видно, как тяжело тому давались слова.
– Нет, он не говорил. Но, – Акио нервничал, теребя ткань кимоно, – постоянно, как в бреду, шептал, что звон не смолкает, и что святая Мария по нему поет погребальную мессу. Простите, больше мне ничего не удастся припомнить.
– Ты очень нам помог, спасибо, – Адам дал денег и Акио. Звонкие монеты оказались у него в ладони. – Идемте, Джонатан. Я знаю, где нам стоит искать. Мейфенг, – Адам поднялся и кивнул хозяйке на прощание. – Благодарю за сотрудничество.
– Всегда рада, – она кивнула и улыбнулась.
Мы покинули душный китайский дом, и, когда мы оказались на улице, я спросил:
– И где нам искать Уильяма? – я спешил за уже удаляющимся от притона Адамом Холтом.
– Там, где его держат, – было мне ответом.
С языка рвалось множество вопросов, но я молча следовал за Холтом, зная, что Адам никогда не позволит никому и ничему навредить его любимому младшему брату.
========== Еженедельник Джонатана Уорренрайта: «Тьма и Свет» ==========
За два часа до полуночи мы остановились перед церковью Святой Марии в центре лондонского Сити. В ту минуту я полностью понял значение тех слов, что были произнесены юношей из китайского дома. Адам заговорил:
– Под церковью есть подвал, очень большой и удобный, чтобы держать пленников и алтарную комнату, – он нахмурился. Его лицо выражало крайнюю обеспокоенность и озабоченность. – Думаю, полицейская подмога будет как нельзя кстати, – старший Холт старался держать лицо, хотя я все равно видел, как он нервничал.
– Возможно, – я огляделся. – Но не думаю, что у нас есть время на это. Мы справимся с вами вдвоем. Будьте осторожны и постарайтесь держаться за мной.
– Вы так в себе уверены? – он удивленно воззрился на меня.
– Все можно превозмочь, Адам, – я снял перчатки и отдал ему. – Приберегите, пожалуйста. Мне бы очень не хотелось их испачкать. У вас есть оружие?
– Пистолет, – он все еще выразительно на меня смотрел.
– Без крови не обойдется, – я усмехнулся, – надеюсь.
– А как же душа и спасение? – Адам странно улыбнулся, словно бы подумал о чем-то своем.
– Меня интересует только спасение Уильяма, а не моей души, – я отмахнулся и сделал глубокий вдох.
Двинувшись к церкви, мы обошли ее со всех сторон, пока не наткнулись на деревянную дверь, ведущую в подвал. Она была предусмотрительно закрыта, но ловкие руки Адама сделали свое дело – отмычки, казалось, водились у обоих Холтов. Провозившись минут пятнадцать с плохо поддающимся замком, мы проникли внутрь. Нас встретили густая тьма и тишина. Осторожно ступив внутрь и попав в длинный каменный коридор, мы двигались практически на ощупь – я вел Адама за собой, прислушиваясь к каждому шороху, время от времени замирая и настороженно выжидая. В голове набатом звучало имя Уильяма, как если бы у меня в висках стучала кровь – мое сердце не билось в принципе, но я помнил, как это бывает. До полуночи оставалось полтора часа, но мы не знали, будет проведен ритуал, или же они станут дожидаться полнолуния.
Я бы даже согласился обратить этих людей в вампиров и «даровать» им вечную жизнь, но, похитив Уильяма, выставив условия и спалив наш дом, играясь и домогаясь, они заслужили обыкновенной и непримечательной, даже болезненной, смерти. От слов о том, что эти оккультисты предпочитали как насиловать, так и пытать своих жертв, я буквально дрожал от злобы и нетерпения разодрать их глотки. Они не были достойны даже того, чтобы сойти мне на обед. Искать Уильяма в такой темноте было невозможно даже для меня – слишком густая тьма, зловещая, мистическая. Было слишком тихо, словно бы над нами вовсе не было города, словно бы Адам сзади не дышал, словно бы мы не ступали по каменному полу – гул шагов, хоть какой бы то ни было звук должен был отдаваться от стен. Конечно, это было нам на руку, но ощущения не из приятных.
Иной раз я задумывался, так ли темна моя сущность, так ли я ужасен, каким себя считал, каким я, возможно, действительно был. Да, я убивал для пропитания, но у меня не было иного выхода, ведь я хотел жить. Эти же люди убивали ради какого-то сомнительного «благословения» темных сил. Они хотели преодолеть Смерть, принося ей человеческие жертвы. Кто из нас большее чудовище? Сменив солнце на луну, я давно отношусь к миру теней, но я знаю точно, что святое для меня существует – это любовь. Разве чудовище может любить, если Бог есть любовь? Уильям был чист, как белый лист, как прекрасная девственница, преисполненная яркого света. Он был моей чарующей звездой, которая будет со мной не век и не два. Он был моим ключом к воротам Рая, который был мне больше недоступен. Вечная любовь и вечная жизнь. Патетично.
Мы остановились за колоннами, перед которыми находились алтарный круг и стол. Все стены были расписаны древними знаками, напоминавшими руны. Я слышал тиканье часов Адама. Стоило нам преодолеть длинный черный коридор, как вновь вернулся звук и свет. Осталось только ждать. Отчего-то я был уверен, что именно сегодня, не желая медлить, они возжелают принести юного и красивого Адама в жертву. Однажды я уже потерял Вильгельма, и больше этого не повторится. Каждый, кто встал у нас на пути или прикоснулся к его телу – будет мертв. На это была моя воля.
