Текст книги "Похитители любви (ЛП)"

Автор книги: CaptainSlow

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Если ты настаиваешь, – ответил ангел с неподдельным интересом, – пойдем.

В ту же ночь появилось соглашение, которое будет действовать в течение тысячелетий с тех пор. Для этого требовались жаркие споры, вино, несколько сгоревших свечей, много папируса, еще вино и тарелка сушеных фиников, съеденных исключительно Азирафаэлем, и к концу переговоров Кроули чувствовал себя настолько измотанным, что не мог думать ни о чем, кроме как закрыть тяжелые веки и уплыть на волнах сна, желательно без сновидений. Он так и сделал, впервые за все время их с Азирафаэлем знакомства будучи совершенно уверенным, что его технический заклятый враг вовсе не был заклятым врагом, а скорее единственным сверхъестественным существом, которому он мог доверять. Никогда еще он не спал так крепко, как в эту ночь, зная на каком-то уровне сознания, что рядом с Азирафаэлем он в полной безопасности. Ради разнообразия это было освежающе приятное чувство.

***

Иерусалим, 33 год н. э.

– Не знаю, станет ли тебе легче от всей этой глупости, – вздохнул Кроули, не сводя глаз с далеких крестов, воздвигнутых на горе Голгофа, – но я тоже ничего не понимаю.

Они стояли в просторном зале, между колоннами римского храма, плечом к плечу, и вот уже полчаса наблюдали, как устанавливают кресты. Кроули был рад, что они не были достаточно близко, чтобы услышать осужденный крик – который, несомненно, был – одного из несчастных жертв, среди которых был Сын Божий. Лицо Азирафаэля было пепельным и казалось влажным от пота, светлые кудри прилипли ко лбу и вискам. Его губы были сжаты в тонкую, спокойную линию, но голубые глаза выдавали целый набор эмоций – гнев и сочувствие, беспомощность и замешательство – все они слились в выражение, которое, возможно, было ближе всего к полному недоверию.

Распятие Иисуса не должно было стать неожиданностью ни для одного из них – это была просто одна из вещей, которые были предсказаны и, таким образом, которым суждено было произойти, точно так же, как Апокалипсис должен был произойти в один прекрасный день в будущем. Она была написана словами, и не важно, что никто не знал, где именно были записаны эти слова. Никто никогда не спрашивал их мнения, потому что их мнение не имело значения в великой схеме вещей. И все же оно было у них обоих. Кроули дорого заплатил за это несколько тысячелетий назад.

Он уже давно отказался от попыток понять хоть какую-то часть этого непостижимого плана. Непостижимый план был, по сути, настолько непостижим, что в эти дни он служил чрезвычайно постижимым оправданием для больших парней Сверху и Снизу, чтобы они могли вести свой бизнес так, как им хотелось. Среди них двоих, ангела и демона, размещенных на Земле в качестве полевых агентов, это можно было обсуждать снова и снова, ни один из них, казалось бы, не приходил к какому-либо выводу о том, что все это значит. Иными словами, непостижимый план был прекрасной полемической площадкой для вечеров и ночей, которые они проводили в пьяной компании друг друга. Если Он согласен с тем, что Его собственный сын должен быть распят – ну и хорошо, кто они такие, чтобы начинать возражать против этого? Что действительно раздражало Кроули, так это жажда крови, с которой люди взялись за дело. И не только сегодня; они всегда могли шокировать его таким образом, что он терял дар речи. Кроули видел, как они делают хорошие вещи, которые он не понимал по должности, но когда они делали плохие – ну, что-то хуже Ада вырвалось на свободу.

Азирафаэль, конечно, тоже всегда знал об этом плане, но не о непостижимом, а о совершенно чудовищном, связанном с Сыном Божьим. Однако если Кроули, хладнокровный реалист по натуре, верил в это с самого начала, то ангел, похоже, только сейчас пришел в себя и, судя по его виду, не особенно преуспел в этом. В глубине души он, должно быть, лелеял надежду, что произойдет что-то, о чем ни один из них не знал, способное предотвратить казнь. Конечно, это было не так, и пока Азирафаэль смотрел на кресты и серые массы людей, окружавших их, все его противоречивые эмоции отражались на лице так ясно, словно он размышлял вслух.

Что, по мнению Кроули, было не очень хорошо. Нет, это было совсем нехорошо, потому что замешательство порождало вопросы, а вопросы – это не то, чем ангел должен был бы занимать свой ум. Кто, если не сам Кроули, знал бы это так чертовски хорошо?

Он долго смотрел на ангела, и то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Между светлыми бровями Азирафаэля залегла складка, означавшая, что он не только начнет придумывать вопросы, но и озвучит их. Что было абсолютно неприемлемо. С этим надо было что-то делать немедленно.

Кроули осторожно прикоснулся к плечу ангела, одетого в симлу, надеясь сбить ход его мыслей или, по крайней мере, отвлечь его от кровавой сцены, разыгравшейся на Голгофе. Азирафаэль моргнул, что поначалу дало Кроули некоторую надежду на успех, но это было довольно недолгим жестом, поскольку мгновение спустя Азирафаэль недоверчиво покачал головой, не сводя глаз с далекого холма с крестами на нем, и – благослови несносного дурака – открыл рот.

– Я… – начал он, но это было все, что ему позволили произнести.

– Заткнис-сь, – прошипел Кроули, крепче сжимая плечо ангела в надежде, что это будет воспринято как предупреждение.

Глаза Азирафаэля метнулись к его глазам, наконец, растерянность в них теперь была направлена прямо на демона. Его слова, должно быть, прозвучали сердито – и правильно, потому что, черт возьми, он был зол! Он был просто в ярости от этого проклятого ангела! Кем еще он мог быть, когда у этого божественного идиота вдруг появились идеи, опасные идеи, которые могли отправить его Вниз, туда, где стоял сам Кроули в Великой системе Вселенной, которая была прямой дорогой в Ад?!

Азирафаэль продолжал молча смотреть на него, выглядя таким ошеломленным и таким шокированным, что Кроули на мгновение захотелось дать ему дружескую пощечину, чтобы напомнить, кто он такой и где находится.

– Я просто хотел сказать, что я не… – ангел попробовал еще раз, и его снова прервали, довольно бесцеремонно.

– А я только что велел тебе заткнуться, – огрызнулся Кроули, сжимая плечо ангела так сильно, что там наверняка остались синяки.

– Кроули, – сказал Азирафаэль, явно стараясь, чтобы его голос звучал строго, но терпеливо. – У меня болит плечо.

– Я сделаю еще больнее, если ты не закроешь рот и не подумаешь, прежде чем начнешь говорить что-нибудь еще! – Кроули чуть ли не зарычал, когда повернулся и, верный своему слову, схватил Азирафаэля за плечи, грубо встряхнув. Это было самым близким моментом к кулачной драке, который у них был задолго до соглашения.

Его сердце вдруг сильно забилось в самом горле. Азирафаэль, казалось, был скомпрометирован между тем, чтобы либо ударить его прямо на месте, либо разрыдаться. Кроули увидел, что его глаза уже наполнились слезами – два лазурных голубых океана, наполненных горем, смятением, недоверием и упреком. С тяжелым вздохом демон ослабил хватку своих пальцев, но тем не менее позволил своим рукам остаться на плечах Азирафаэля. Они были удивительно теплыми под его вечно ледяными пальцами.

– Послушай, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и рассудительно. – Мне очень жаль.

– Лучше бы это было действительно так, – отрезал Азирафаэль, раздраженный и заплаканный.

– …но я хотел сказать, не надо, Азирафаэль.

– Не надо? Не надо что? Не мог бы ты быть немного более конкретным?

– Мог бы. Не задавай вопросов, ради вс-сего греш-шного!

– Каких вопросов? – на этот раз Азирафаэль казался действительно раздраженным и только немного смущенным.

– Любых. Касательно всего, что происходит сейчас. Я знаю, что ты не одобряешь этого, но, Боже, никого не волнует, одобряешь ты или нет, Азирафаэль. Так что, черт воз-зьми, не смей ставить под сомнение этот трижды испорченный невыразимый план. Это не твое гребаное дело, и иметь мнение о его проклятых намерениях не входит в твои должностные обязанности. Не смей сомневаться. Ты понял?

Медленно остатки упрека и гнева исчезли с лица ангела, по крайней мере гнев и замешательство, которые были направлены на Кроули лично, поскольку то, что демон надеялся понять, начало доходить до Азирафаэля. Он мог бы, конечно, объяснить все это более простыми словами; например, если кто-то работал на парня Наверху, а затем начал испытывать серьезные сомнения в политике своего работодателя, он мог очень легко оказаться в Аду, к своему большому удивлению. Однако Кроули подозревал, что это недостаточно хорошее объяснение, потому что оно заставит его объяснить, как именно это касается его лично, и тогда ему придется признать, что он просто не хочет, чтобы один невыносимый ангел присоединился к сонму Ада и превратился в невыносимого демона. Ад и без того был достаточно невыносим, без участия Азирафаэля, спасибо большое. Во всяком случае, Кроули предпочитал так думать.

Азирафаэль еще некоторое время пребывал в довольно ошеломленном молчании, Кроули все еще держал его за плечи. Но когда он заговорил, настала очередь демона быть застигнутым врасплох.

– Почему ты так злишься, Кроули? – спросил он.

– Потому… – начал Кроули, но тут же замолчал.

Он на мгновение нахмурился, снова посмотрел в голубые глаза Азирафаэля и закатил свои в очень искусно разыгранном приступе раздражения. Но в самом деле, что еще он мог сделать? Сказать ангелу, что он заботился, по-настоящему? Он не мог признаться в этом даже самому себе, ради кого-то!

– Это просто смешно! – возмущенно пробормотал он и, резко повернувшись на каблуках, решительно зашагал прочь.

Азирафаэль не сразу бросился за ним – и в этот самый момент Кроули не особенно возражал, пойдет он или нет. Ангел стоял среди огромных мраморных колонн в полном одиночестве, по-видимому, все еще обдумывая услышанное, но когда Кроули добрался до лестницы, ведущей вниз из храма на пустынные городские улицы – большая часть населения собралась на месте этой исключительно занимательной казни, – он услышал торопливые шаги обутых в сандалии ног, сбегающих по ступеням позади него. Он не остановился. Во всяком случае, он только ускорил шаг.

– Куда ты идешь? – спросил ангел, как только он догнал его, немного запыхавшись и звуча более чем отчаянно. – Кроули!

– Злиться, – пробормотал Кроули. – Ты можешь присоединиться, но если ты снова начнешь этот глупый разговор, клянусь, мне придется развоплотить тебя на месте, независимо от договоренности. И ты, наверное, поблагодаришь меня позже, болван.

– Думаю, я уже могу поблагодарить тебя, мой дорогой, – пробормотал Азирафаэль так тихо, что Кроули едва расслышал его слова за мягким шарканьем сандалий по мостовой. Но он все же услышал это, и каждая клеточка его тела кричала, что он должен ответить чем-то саркастическим.

Потому что ему было все равно. Демонам обычно ведь все равно, верно?

– Просто заплати за вино, – наконец бесстрастно фыркнул Кроули, покачал головой и решительно зашагал дальше.

***

Константинополь, 10 век нашей эры

Это был единственный раз, когда Кроули по-настоящему разозлился на Азирафаэля. Раньше ему казалось, что он злился и до этого, во многих случаях это было связано с его неудобными разногласиями время от времени или случайным срывом его тщательно разработанных планов. А кто бы не был зол на его месте? Получение нового тела было утомительным процессом и включало в себя непростительную кучу бумажной работы, и кроме того, Кроули никогда не был увлечен посещением Нижнего этажа, в то время как у него было все время в мире, которое можно было провести среди людей, причиняя им вред, терроризируя растения и пятная души; иногда немного напиваясь в компании не слишком добродетельного ангела. Когда тебя постоянно убивают, это действует на нервы, поэтому он, конечно, думал, что знает, что такое настоящий гнев.

Но он никогда не был таким глубоким, как сейчас.

В этот момент казалось, что все демоны Ада – возможно, ведомые самой утренней звездой – бушевали внутри его телесной формы, сводя его с ума и заставляя шипеть и сжимать кулаки так сильно, что ногти впивались в кожу ладоней. Он уже не раз проливал кровь. Но дело было не только в гневе, с неподдельным ужасом подумал Кроули. Было и кое-что похуже. На самом деле он не хотел даже начинать подозревать что-либо в этом роде, но подозрение пробралось в его голову, казалось бы, без его согласия, как это обычно бывает с подозрениями.

Гнев – по крайней мере, насколько Кроули знал и понимал его – никогда не причинял боли, по крайней мере ему. Но он чувствовал ее. Это жгло его изнутри и заставляло желать причинять неприятности повсюду. Это заставляло его хотеть развратить любого, кто был в пределах его досягаемости, и делать это без стиля, грубо, развращая ради развращения, а не ради окольного удовольствия, которое он имел тенденцию получать от самого процесса. Что касается ангела, то иногда искренний гнев Кроули просто вызывал у него желание несколько раз ударить Азирафаэля чем-нибудь острым, особенно в прежние, заранее оговоренные дни. На самом деле он ни разу не ударил его ножом за всю свою жизнь.

На этот раз, однако, его гнев был чертовски болезненным. Ему казалось, что в животе у него что-то скручивается и беспокойно ворочается, вызывая тупую, ноющую боль прямо посередине. Это вызывало у него тошноту. В те моменты, когда Кроули не хотел ничего разрушать, все, чего он желал – и это было еще более неприятно, – это свернуться в клубок, подтянуть колени к подбородку и крепко зажмуриться. Это заставляло его хотеть напиться до такой степени, чтобы он наконец перестал что-либо понимать, и все эти кровавые подозрения наконец оставили его в покое.

В Константинополе хозяин постоялого двора, где Кроули останавливался последние несколько дней и где он нечеловечески – по-настоящему недружелюбно – напивался, зашел к нему рано утром и, вместо того чтобы найти красивого молодого человека с хорошими манерами и резкой иронической улыбкой, столкнулся с жалкой, пьяной, полуодетой кучей людей, лежавших на кровати, скрючившись в довольно замысловатой позе. Должно быть, он буквально пропитался вином, решил хозяин, судя по затхлой кислой вони в комнате и внушительному количеству пустых глиняных кувшинов, разбросанных по всему полу. Хозяин выругался – отчасти из-за неожиданно приторного запаха, отчасти потому, что был почти уверен, что некогда красивый молодой человек, по-видимому, умер у него на руках в самой гостинице; и, ради Бога, разве у него уже не было достаточно проблем без трупа на руках? Стараясь не дышать слишком глубоко, он вошел в комнату.

Издали молодой человек выглядел очень убедительно мертвым. Но когда хозяин подошел ближе, оказалось, что он все еще дышит. Очень легко, да, но тем не менее он дышал, его бледная безволосая грудь поднималась и опускалась через равные промежутки времени. А потом молодой человек до смерти напугал бедного старика, когда тот вдруг начал бормотать что-то про проклятых глупых ангелов, про отсутствие чувства приличия и возню с бесстыдными человеческими женщинами и про явную их дерзость. Хозяин, как только его пульс более или менее пришел в норму, предположил, что молодой человек, должно быть, напился до бесчувствия – что было очень близко к истине, поскольку Кроули был безумно возмущен, даже находясь в полубессознательном состоянии.

Хозяин как раз раздумывал, кого позвать – доктора или могильщика, когда молодой человек проснулся.

– Вино, – пробормотал он в подушку.

Он не открыл глаз, но его рука поднялась с кровати и осталась висеть в нескольких дюймах над ней, указывая пальцем прямо на хозяина. Он довольно сильно дрожал.

– Молодой господин, если позволите, я бы посоветовал вам сейчас подышать свежим воздухом, а не вином, – неуверенно спросил он, стараясь при этом и сам не дышать слишком глубоко.

Это не очень хорошо сработало, заставив мужчину задохнуться, втянуть полный рот едкого воздуха, а затем закашляться. Конечно, он был бы не прочь заработать побольше – молодой гость щедро заплатил ему – и с удовольствием продал бы ему столько вина, сколько он просил, но мысль о том, что он умрет здесь, в гостинице, от алкогольного опьянения, не казалась особенно увлекательной.

Некогда красивый молодой человек издал странный звук, который, как ни странно, очень напоминал шипение. Его рука с указующим перстом дрожала в том, что он, очевидно, имел в виду, как угрожающую манеру. На самом деле это выглядело не совсем так, но хозяин все равно осторожно отступил назад.

– Вина, – снова прошипел молодой человек. – Вина, бас-с-стард, если твоя ис-спорченная душ-шонка вс-се еще имеет для тебя значение.

Хозяин открыл было рот, чтобы сказать наглому пьянице, что он не собирается мириться с оскорблениями в собственном доме, но – к счастью для самого хозяина – не издал ни звука, когда в следующее мгновение один из глаз молодого человека открылся и бросил на него такой убийственный взгляд, что бедняга, задыхаясь, попятился назад и направился прямиком в винный погреб, не смея ослушаться.

Его разум отказывался верить в то, что говорили ему глаза. У людей не было желтых глаз, и их зрачки определенно не были щелями. Этот человек действительно был довольно странным и эксцентричным, но… но… если только он не был… но разум владельца просто не терпел никаких дальнейших предположений. Должно быть, ему померещилось.

Он действительно принес вино. Он оставил банку рядом с кроватью Кроули и исчез в мгновение ока. Он не осмеливался даже взглянуть в сторону своего странного гостя, чтобы не увидеть повсюду рога, чешую и гвоздичные копыта. Пребывая в блаженном неведении, Кроули умудрился сделать доброе дело – хозяин бросит пить до конца своих дней. Сам Кроули точно не стал бы. Так было не так больно. Не намного меньше, но нужно было работать с тем, что у него было.

Корнем проблемы был, конечно же, Азирафаэль. Почти все проблемы Кроули сводились к двум вещам -либо Аду, либо Азирафаэлю. На этот раз, если быть более точным, проблема была в Азирафаэле, который – Кроули едва мог понять, как это могло случиться – нашел себе… кого? Жену? Любовницу? Шлюху? Как он должен ее называть? Но больше всего, с отвращением подумал он, он предпочел бы не называть ее никак. Он бы предпочел, чтобы с Азирафаэлем этого вообще не происходило.

Они не виделись довольно долго, но в то время это было для них обычным делом. Когда одному нужна была компания, он выслеживал другого. Чаще всего, основным инициатором встреч был Кроули. Не потому, что он жаждал присутствия ангела как такового, а потому, что это действовало как лекарство от всех его беспокойных мыслей и повторяющихся кошмаров. Хотя, если подумать – а он начал понимать это совсем недавно, – да, возможно, он действительно жаждал общества Азирафаэля просто ради общества именно его. Они застряли здесь вместе так долго, что было бы неплохо сказать, что они наконец стали единственными друзьями друг друга, своего рода родственными душами.

Тем более болезненным оказалось разочарование.

Из всех мест Кроули нашел своего сподвижника среди все еще преимущественно языческой Киевской Руси. Жил в какой-то… забытой кем-то деревне. Притворялся одним из обитателей. Занимался пахотой и всеми видами тяжелого труда, которые только можно себе представить, каждый день. Но это было еще не все. Это было бы не так уж плохо, на самом деле, нет, это было бы совсем не плохо – если бы боссы Азирафаэля потребовали его присутствия во вновь формирующемся государстве, ну, это было просто прекрасно для Кроули, это было в их должностных инструкциях, в конце концов, а также не вмешиваться в дела друг друга было в их собственном устройстве. Что было особенно плохо, так это то, что Азирафаэль жил там не один. Он жил там с кем-то, простите его, с женщиной. Совершенно человеческой, из плоти и крови, молодой, зрелой и потрясающе красивой.

– Вот как Небеса гарантируют, что в наши дни он получит свою долю душ, а? – Кроули ухмыльнулся вместо приветствия и стрельнул янтарными глазами в сторону светловолосой женщины – на самом деле чуть старше девочки, – которая ошивалась у крыльца приземистого деревянного дома.

Ему даже не нужно было спрашивать Азирафаэля, кем именно она была для него – по какой-то причине все в этом месте и людях – ну, одном человеке и одном существе небесного происхождения – которые жили здесь, имели вид совершенно счастливой домашней рутины и, как ни смешно, привязанности. Кроули, может, и не был небесным существом, но он не был дураком и умел распознавать любовь, когда видел ее. Женщина положительно излучала ее, настолько явно, что кожа Кроули зудела так сильно, что ему хотелось зашипеть. Ангел – его ангел, благослови его Господь – был ничуть не лучше, к его крайнему огорчению. Конечно, он всегда излучал любовь, и это была одна из тех вещей, которые притягивали к нему беднягу демона, кем и был Кроули, но на этот раз это был более специфический вид любви. Она была каким-то образом направлена на эту женщину, и Кроули тут же возненавидел ее. Неловкая и несколько смущенная манера, в которой ангел вел себя, когда увидел Кроули, ничуть не улучшила положение демона.

Дом стоял в стороне от остальной деревни, что избавляло их от любопытных взглядов. Они были во дворе Азирафаэля, или как там его здесь называли, и Азирафаэль, бросив на Кроули на треть извиняющийся, на две трети недовольный взгляд, взял его за локоть и быстро повел за дом. Даже не в дом, подумает Кроули позже, когда первоначальный шок от увиденного немного пройдет. Между тем, он просто не был способен к связному мышлению. Он был в ярости.

Эта женщина каким-то образом была ключевой фигурой в планах Небес на будущее, сказал Азирафаэль. Он не знал, что она за ключевая фигура, и что она должна делать, и как Наверху собираются использовать ее или ее бессмертную душу, ему не говорили никаких подробностей, понимаете ли, но ему было сказано так много слов, что он должен был оставаться рядом с ней, несмотря ни на что, и не позволять ей причинять вред или вмешиваться во что-либо – что именно, ему тоже не сказали. Чтобы лучше всего выполнить это задание, сказали его начальники Азирафаэлю, ему нужно было сделать ее своей женой, в полном смысле этого слова, и на самом деле они не столько поощряли, сколько просто приказывали. Ну и что он мог сделать? Он явно не мог ослушаться приказа, верно?

– И кроме того, девушка умная, и добрая, и…

Азирафаэль замолчал, слегка покраснев, что, в сочетании с его светлыми локонами и ледяными голубыми глазами, действительно подходило ему так чертовски хорошо, что Кроули захотелось ударить чертвого ангела прямо в лицо.

– Тебе лучше вернуться, – сказал Азирафаэль демону после неловкой паузы. – Они скоро все поймут.

Какой милый мальчик. Нет, они никак не могли догнать его прямо сейчас, ужасно жаль. Важное дело, абсолютно никаких проблем.

– С-с каких это пор удовольс-ствия плоти с-стали важными делами Небес-с, а? – зашипел Кроули через плечо на ангела, который торопливо провожал его обратно к лошади, предсказуемо очень черной и такой адской, какой только может быть лошадь. Он был настолько ошеломлен, что даже не пытался сопротивляться. Но внутри него был только гнев, а не боль. Пока нет.

Азирафаэль остановился, бросив на него обиженный, обвиняющий взгляд и сказав, что Кроули, очевидно, должен знать ответ на этот вопрос лучше него. Кроули, конечно, не знал. Он развернулся, не сказав ни единого слова теперь уже немного более встревоженному и растерянному ангелу, сел в седло и поманил лошадь к себе таким убийственным тоном, что бедное животное заржало, очевидно, совершенно перепуганное.

И вот, добравшись до Константинополя сверхъестественно быстро, всего через день или два, чувствуя себя ужасно одиноким, Кроули пустился в запой. Это помогло на некоторое время, но через несколько недель стало казаться довольно утомительным. Тогда он остановился, но раздражающие мысли тут же вернулись, принеся с собой некоторые неохотные осознания. Признание этого болезненного чувства глубоко внутри него.

Он вспомнил, как, уходя, обернулся, бросил последний взгляд на Азирафаэля и увидел, что женщина – важная душа и вся эта чушь – обхватила ладонями щеки ангела, словно пытаясь подбодрить его. Какая-то часть Кроули – злобная, демоническая, сердитая – презрительно подумала, что ей придется быть немного более утонченной и, возможно, прикоснуться к чему-то еще рядом с его щеками, чтобы подбодрить этого пернатого ублюдка, так как он носил свою человеческую форму и мог – и что более важно, действительно мог – сделать над собой усилие. Но большая часть его, казалось, впервые с момента Падения чувствовала себя покинутой, преданной и остро одинокой.

Позже, когда Кроули достаточно протрезвел, чтобы собраться с мыслями, он понял, что это было даже больше, чем просто гнев и негодование. Там была ревность, такая яростная и жгучая, что он был искренне поражен ее силой. Он вдруг осознал, что хочет – к своему ужасу и отвращению – прикоснуться к Азирафаэлю так же, как эта безымянная женщина прикоснулась к нему. Этот жест выглядел так, как будто в нем было скрыто чувство близости, которое он никогда не смог бы достичь, насколько это касалось ангела, и… и, ну, ладно, он сдается. Он явно сходил с ума, и решительно ни на шаг к этому не приближался.

Кроули хотел заполучить Азирафаэля. Он всегда хотел Азирафаэля, конечно, если сразу перейти к делу. Успокаивающее присутствие, и небесное сияние, и все целебные силы, которыми он обладал, все это дерьмо вызывало привыкание. Но сейчас Кроули впервые осознал, что хочет ангела в примитивном физическом смысле. Он хотел дотронуться, сжать, погладить, позволить своему языку…

И, что ж, вот куда делись остатки самообладания, которое он, казалось, обрел. Он напивался до чертиков, снова и снова, пока мысль о желании заполучить Азирафаэля не перестала казаться ему совершенно чудовищной. Нет, это все еще было ужасно, конечно, но только немного меньше. Поначалу Кроули пытался убедить себя, что это всего лишь похоть, а для демона похоть – это нормально. На самом деле, она даже поощрялась. В конце концов, похоть – это то, что является основным делом его народа. Однако его облегчение было недолгим, так как очень скоро после первого осознания он понял – а это было чертовски много осознаний для одного демона в течение нескольких месяцев – что его похоть никогда не будет утолена. Если только он не хотел, чтобы этот проклятый идиот-ангел Пал, а в несчастном случае Кроули об этом не могло быть и речи.

Он выругался в вино, которое расплескалось на дне еще одной чашки в ряду многих, и заснул на несколько десятилетий, надеясь, что к тому времени, когда он проснется, это жалкое дело с человеческими женами будет закончено раз и навсегда, и тогда этот небесный идиот будет ему многим обязан, а Кроули много значил.

На самом деле Азирафаэль, похоже, тоже понял, что что-то не так, и в следующий раз, когда их с Кроули пути пересеклись, ангел, похоже, не возражал угостить его очень щедрым обедом. К тому времени Кроули более или менее сумел примириться с постыдным фактом желания ангела. Он оправдывал это, называя похотью, а похоть была в его природе, так что все было в порядке. Если подумать, у него не было другого выбора, кроме как смириться с этим – он был расквартирован здесь, на Земле, и единственным существом, которое могло составить ему компанию, был Азирафаэль, так что игнорировать его до конца своих дней было невозможно. Кроме того, Кроули считал, что он все еще нуждается в нем и его благословенной любви, чтобы время от времени отпугивать кошмары, только и всего. Если дело дойдет до желания – а оно дойдет, – Кроули всегда сможет облегчить свою тоску другими средствами. Он не особенно любил людей в этом смысле, но они должны были удовлетворить эту его потребность, и они удовлетворили.

***

Лондон, 17 век нашей эры

Кроули постучал в дверь книжного магазина, единственного известного ему места, которое было так близко к дому, как он когда-либо бывал, и теперь, когда он был в таком состоянии, ему было, пожалуй, простительно быть таким до смешного сентиментальным. С началом эпидемии чумы в Лондоне, когда тысячи людей умирали каждую неделю, и учитывая то, чем занимался Кроули, очень непохожий на других богатых граждан, одним из которых он притворялся, которые бежали из Лондона или Англии в поисках безопасности, было неудивительно, что он тоже страдал. Это не представляло большой угрозы, особенно учитывая факт его бессмертия – самое худшее, что могло произойти – и наверняка произойдет, судя по его состоянию – это дискорпорация, несомненно неудобная, но исправимая в течение нескольких недель. Что было особенно неприятно, так это то, как он собирался идти, страдая от пневмонии и съеденный заживо лихорадкой, далеко за пределами его возможностей исцелиться сейчас, поэтому Кроули прибегнул к единственному решению, которое он мог придумать. Это могло быть вызвано лихорадкой в его мозгу, но Кроули понятия не имел, что еще он мог сделать в этом случае, кроме как умереть медленно и мучительно. Он предпочел бы избежать этого, если бы мог.

Впервые в жизни никто не крикнул изнутри, что магазин закрыт, очевидно, потому, что Азирафаэль делал все возможное, чтобы помочь и облегчить страдания тех, кто был болен, и человек, стучавший в его дверь, вполне мог быть одним из них. Ну, это было не слишком далеко от истины.

– Кроули? – ангел явно растерялся, увидев зрелище, которое, скорее всего, не было особенно привлекательным. – Что же это… дорогой мой, ты…

– Не совсем, – прохрипел Кроули, прислонившись к дверному косяку и щурясь от света, льющегося из книжного магазина. Он едва узнал свой собственный голос, хриплый, каждый вдох отзывался тупой болью в груди и сопровождался булькающими водянистыми звуками.

Мгновение спустя руки Азирафаэля были на его лбу и щеках, и стало так благословенно прохладно, что Кроули не смог сдержать жалкого стона. Однако они исчезли слишком быстро, когда ангел схватил его за плечи и потащил внутрь, слегка споткнувшись, поскольку он явно не ожидал, что Кроули чуть не упадет, когда сделал шаг внутрь.

– Ну же… о Боже, сколько же времени прошло? – пробормотал Азирафаэль, ведя демона внутрь, а Кроули обмяк рядом с ним – он был таким мягким, надежным и таким благословенно ангельским. Было абсолютно выше его сил не впитывать в себя так искомое сияние, особенно учитывая, как успокаивающе оно ощущалось на его горящем теле.

– Ну же, Кроули, будь чуть более сговорчивым, а, ты ведь в порядке? – продолжал ангел, ведя Кроули в глубь магазина и явно борясь с нескоординированными движениями Кроули.