Текст книги "Похитители любви (ЛП)"

Автор книги: CaptainSlow

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Человечество, между прочим, казалось, прекрасно обходилось со своим существованием – равно как и со своими собственными кознями и добрыми делами – без чьей-либо помощи. Поначалу Кроули и Азирафаэль с опаской следовали правилу не связываться с людьми, но, как это часто бывало с людьми – которые, несомненно, имели влияние на этих двух эфирных существ, – в конце концов они пришли к довольно неожиданному выводу, что правила, в том или ином смысле, должны быть нарушены или, по крайней мере, они были для этого созданы. Поэтому время от времени они делали вид, что совершенно забыли о приказах Адама, а Кроули и Азирафаэль срывались. Просто немного. Просто чтобы поддерживать себя в форме на случай, если их соответствующие качества понадобятся когда-нибудь в будущем, и они будут повторно наняты.

Таким образом, только через пару лет после неудавшегося Апокалипсиса Кроули наконец удалось убедить своего вечно бдительного и невыносимо упрямого ангела признать, что время для сна действительно есть. У него всегда было время для сна, но Азирафаэль еще не понимал этого.

Это стоило Кроули обеда в Ритце, где он должен был положительно испортить ангела насквозь, бутылки вина и долгой вечерней прогулки по Лондону, а затем еще пары бутылок, которые они выпили в его квартире в Мэйфейре. Только тогда, и только после довольно долгого искушения – или убеждения, как предпочитал называть его Азирафаэль, он все еще был ангелом, в конце концов, не особенно благоприятно для образа быть искушенным демонами, пусть даже очень очаровательными – он наконец согласился на это. Кроули, обрадованный, предложил Азирафаэлю свою собственную кровать королевского размера. Он даже согласился превратить постельное белье в простой белый скучный хлопок вместо привычного черного атласа.

Как ни удивительно, учитывая его предыдущее многовековое упрямое сопротивление, Азирафаэль был вне себя, как свет, завернутый в облако пушистого одеяла Кроули, и сам Кроули провел довольно неудобную, но не менее удовлетворительную из-за этой ночи в кресле рядом с ним, решив не позволить ангелу его обмануть. Азирафаэль явно не собирался этого делать, и через некоторое время Кроули тоже крепко заснул в своем кресле.

Как выяснилось после этой первой попытки, Азирафаэлю было очень легко заснуть, в отличие от самого Кроули. Как только ангел перестал беспокоиться обо всех вещах, которые он мог бы сделать вместо того, чтобы вздремнуть, сон пришел к нему совершенно естественно. Что касается Кроули, то для него самого естественно было видеть кошмары, но он никогда не рассказывал о них Азирафаэлю. Вместо этого он находил предлог переночевать в книжном магазине, на том потрепанном пыльном диване в задней комнате, окутанный божественным присутствием, которое обитало там и, казалось, проникало в сами стены этого места. Это было избавлением от навязчивых снов, но даже когда он оставался в своей собственной квартире в Мэйфейре, его сон уже нельзя было назвать по-настоящему беспокойным. Он подозревал, что это могло быть из-за влияния Азирафаэля лично на него. Его божественность, должно быть, касалась его годами – веками, тысячелетиями – но только в этот раз Кроули действительно ничего не имел против.

Позже, в те постапокалиптические, довольно спокойные годы, Азирафаэль стал проводить большую часть своих ночей, предаваясь сну. Он по-прежнему корпел над той или иной книгой большую часть ночи, но ближе к рассвету неизбежно отправлялся в ту маленькую спальню наверху и, наконец, использовал там древнюю кровать по назначению. Самодовольно и, чаще всего, вслух, Кроули поздравлял себя с тем, что тоже имел влияние на ангела.

***

Вскоре в смущающей темноте номера мотеля, в котором они остановились, Азирафаэль задремал, казалось бы, без особых проблем, скорее от усталости, чем от желания действительно поспать. Какое-то время все было тихо и спокойно, тишину нарушали только размеренное дыхание ангела, каждый его вдох был влажным, теплым и щекотал шею Кроули, и приглушенное гудение случайной машины, проезжавшей мимо.

А потом пришли кошмары, как Кроули и боялся, заставляя ангела метаться и извиваться в его объятиях, но это было еще не самое страшное. Хуже всего было слушать приглушенный, почти придушенный звук беззвучного крика, полного ужаса, умирающего на губах Азирафаэля. Кроули боялся, что у него есть смутное – или, может быть, не совсем такое смутное, как ему хотелось бы, – представление о том, о чем именно был сон. Это могло быть только одно, и это вызывало умопомрачительно ужасное чувство постоянного Падения, Падения от благодати, от Его благодати, все дальше и дальше, Вниз, в бездонную черную пустоту, пока нигде не осталось ни света, ни благодати, ни любви. Одна только мысль об этом заставила Кроули вздрогнуть, его сердце болезненно сжалось в груди от осознания того, что он не в состоянии облегчить эту невыносимую боль для Азирафаэля.

После ряда безуспешных и довольно отчаянных попыток хоть как-то его успокоить Кроули в конце концов пришлось прижать ангела к матрасу и просто силой встряхнуть, чтобы он проснулся. Глаза Азирафаэля распахнулись, покрасневшие, влажные и совершенно перепуганные, но он продолжал бороться еще мгновение или два, прежде чем до него наконец дошло. Дрожащий вздох сорвался с его губ, и вся борьба, казалось, разом покинула его.

– Это я, Азирафаэль, – пробормотал Кроули, обнимая ангела вместо того, чтобы удерживать его на месте. – Это я…

– …хорошо, – хотел сказать он. Он хотел сказать, что это всего лишь глупый сон. Ему хотелось сказать Азирафаэлю, что он здесь, с ним, и велеть ему снова лечь спать. И он не мог найти в себе достаточно лицемерия, чтобы сделать это. Вместо этого он просто прижал ангела чуть ближе, чувствуя, как еще одна частичка его сердца разрывается, впервые за все время своего существования как демона по-настоящему ненавидя свою абсолютную неадекватность, когда дело доходило до успокоения.

– Кроули…

– Мне так жаль, – только и смог он сказать. И он тоже сожалел о стольких вещах. – Я должен был тебе сказать…

Он почувствовал, как Азирафаэль покачал головой.

– Я знаю, что тебе снятся кошмары столько, сколько… сколько я тебя знаю, – его голос звучал густо и необычно хрипло. – Просто я никогда не знал, насколько они плохи.

Кроули поморщился. Не говоря о них, Азирафаэль не обязательно был невеждой, он был слишком умен, чтобы не понимать. Он не мог припомнить, когда в первый раз спал рядом с Азирафаэлем – шесть тысячелетий, в конце концов, были долгим временем, – но, должно быть, это было задолго до того, как они договорились. Это объясняло, почему ангел никогда не отсылал его, когда Кроули упорно продолжал засыпать на нем снова и снова.

– Ты учишься жить с ними, – вздохнул демон, и это была не совсем ложь. Так оно и было, но это было намного легче, когда рядом был кто-то небесного происхождения, кто не возражал поделиться частью своего Божественного сияния с проклятыми. – Да, они ужасны в начале, но это просто… – Кроули искал слово, менее жестокое слово, более гуманное, если такое было возможно. – С течением времени они несколько ослабевают.

По крайней мере, ему очень хотелось на это надеяться. Так было всегда, но с другой стороны, рядом с ним всегда был Азирафаэль, успокаивающий, добрый и всегда такой любящий, всегда такой любящий.

– Но как бы все ни было плохо, Азирафаэль, просто помни, что я здесь, хорошо? Все это может пойти к черту, но я останусь здесь с тобой.

Азирафаэль кивнул, его пушистые кудри щекотали губы и нос Кроули. Его руки обвились вокруг тела демона, держа его так, словно он был его последней надеждой на спасение.

– Расскажи мне, как это было для тебя, ладно? – пробормотал он. – Ты никогда этого не делал, и я никогда не спрашивал, хотя, наверное, должен был.

Кроули вздохнул. Конечно, у него была причина молчать касательно этой темы. Чем меньше он думал о своем Падении, тем легче было с ним жить, но сейчас он не собирался уклоняться от него – он был многим обязан Азирафаэлю. Он был обязан ему хотя бы этим знанием. Так что, хотя и неохотно и со многими паузами поначалу, Кроули все же рассказал ему, начиная с того, что было до Сада, где они впервые встретились, ползучий демон – Змий, и Азирафаэль – страж Восточных ворот.

***

Возможно, это была даже не первая их встреча – они могли быть знакомы и раньше, конечно, – но сейчас Кроули не мог этого знать. Воспоминания, хотя технически все еще были в его голове, казались туманными и перемешанными, как кусочки старой потрепанной и выцветшей головоломки. Единственным истинным воспоминанием о Небесах – и это было скорее внутреннее знание факта, чем реальное воспоминание о чем-то, частью чего он когда-то был – было постоянное теплое сияние необъяснимой, всеохватывающей любви, и в самом начале это только заставляло его гораздо больше осознавать свое собственное ее отсутствие. Это отсутствие любви было тем, что ранило больше всего. Он не Пал в истинном смысле этого слова, он действительно медленно спустился вниз, как он любил говорить. О чем он всегда забывал упомянуть, так это о том, что он едва осознавал, что именно он делает и куда ведет эта наклонная дорожка. Многие из его братьев сражались, убивая друг друга, открыто избегая своего Отца, бросая вызов Ему и всему, что было Им, и то, что делал Кроули, было просто вопросом разумности всего этого, всего плана, если вообще существовал такой план. Только достигнув дна метафизического царства Внизу, он с ужасом осознал, что именно произошло, но к тому времени было уже слишком поздно. Очевидно, он не мог ничего вернуть в нормальное состояние, и Ад был тем местом, где он, корчась от боли, должен был застрять с того момента.

И вот тогда-то и разразился Голод. Кроули не знал Голода раньше, и даже потом, после того, как он узнал много его лиц, этот первоначальный опыт навсегда останется тем, на что он будет смотреть с полным, выворачивающим внутренности ужасом. Было желание. Там была жажда, отчаяние которой сводило его с ума. Казалось, что он провел тысячу эквивалентов того, что позже будет измеряться днями и ночами в темноте, ничего не делая, только желая, и желая, и желая, желая чего-то, чего он теперь навсегда лишен; и слабые воспоминания, больше вкусов и впечатлений, чем что-либо еще, о сиянии, покое и безмятежности, которыми он, казалось, все еще обладал, только мучили его. Потом пришли кошмары, и вскоре его рот тоже кровоточил – потому что никому Внизу не позволялось даже думать о потерянной любви, не говоря уже о том, чтобы говорить о ней и оставаться после этого безнаказанным. Кровотечение переросло в гнев, потом в ненависть, и эта смесь обожгла его изнутри сильнее, чем те огненные ямы, которые Ад, казалось, имел в изобилии когда-либо. Как и все остальные Падшие, Кроули хотел только одного, а потом возненавидел это, потому что никогда не сможет вернуть эту любовь; он хотел все больше и больше, ненавидя все; и их было много внизу – легионы, плюющиеся ненавистью вокруг, как ядом.

Это было своего рода избавление, когда он, по какой-то непостижимой причине, был избран, чтобы быть тем, кто попытается обмануть человечество в падении от Его благодати. Выйдя из Ада, Кроули обнаружил, что снова может дышать. Какое-то время он просто скользил в непосредственной близости от Сада, потому что, как ни странно, это должно было сделать его еще более злобным и раздраженным, это произвело на него прямо противоположное, необъяснимое успокаивающее действие. Это было хорошо. Сад со всеми его пышными зелеными листьями, ароматными цветами и спелыми фруктами был хорош. Солнечный свет на его чешуе был приятен. Легкий ветерок и постоянная череда дней и ночей тоже были хороши. А потом он встретил ангела. Ангел был невыносимо божественным и удивительно легко терпимым. А потом для ползучего демона, который забыл свое настоящее имя и большую часть своей прошлой жизни, все стало еще лучше.

***

Глаза Кроули остекленели от резких темных очертаний жалюзи на окнах на фоне грязно-серого, грозового неба снаружи, когда он заставил слова слететь с его губ и сформировать предложения. Он чувствовал, как они обретают форму, а затем неохотно катятся по поверхности его языка, но отказываются опускаться с его кончика, пока он практически не выплюнул их. И даже тогда его голос звучал ровно и отстраненно, как будто какой-то другой рассказчик взял на себя инициативу и оставил его слушать историю его собственного существования.

Он не смел встретиться взглядом с Азирафаэлем, боялся, что тот дрогнет и… и он не знал, что тогда, но он знал, что не имеет права дрогнуть сейчас. Так что он шел через яблоню, Эдем, человечество и все остальное с притворным терпением, молча задаваясь вопросом, знает ли Азирафаэль, какого дьявольского самообладания стоило ему это терпение. А потом на его бедро легла теплая рука, и она сжала его, мягко, но крепко, и он был бы благословен, если бы не знал, что означает этот жест. За те шесть тысячелетий, что они с Азирафаэлем были знакомы, их было предостаточно, более чем достаточно, чтобы он наконец начал узнавать их такими, какие они есть, по знакам заботы, заботы и сострадания, которые всегда проявлял к нему его ангел, и, несмотря на все, что произошло в тот вечер, это заставило Кроули слегка улыбнуться.

– И ты знаешь, ангел, – сказал он после паузы, обращаясь к макушке Азирафаэля, – в тот раз, когда я впервые встретил тебя в Эдеме, это был концом для меня как порядочного демона, – его улыбка стала шире, хотя все еще была задумчивой. – Я подсел на тебя с первого дня, безнадежно. Я думаю, что тогда я не совсем понимал это, и я не хотел понимать это еще пару тысячелетий, но ты… ты знаешь, в тебе была эта любовь. Она всегда была, ты постоянно излучал ее. Каждый раз, когда я встречал тебя, встречи казались маленькими кусочками Рая, и сначала это было больно, да, но это было больно в хорошем смысле и вызывало привыкание. Я нуждался в тебе в своей жизни, я ничего не мог с собой поделать и искренне ненавидел тебя за то, что ты так со мной поступаешь. Кошмары отступали, когда ты был рядом, и этого уже было достаточно, чтобы свести меня с ума. Поэтому я все время следил за тобой. Ты поехал в Китай – я поехал в Китай за тобой. Тебя видели в Константинополе – и я был там через несколько дней.

– А я-то думал, какой же ты надоедливый демон, – тихо пробормотал Азирафаэль, уткнувшись в грудь Кроули, и надоедливый демон, о котором шла речь, почувствовал, как совершенно неуместная для нынешних обстоятельств самодовольная улыбка тронула уголки его рта. – Раньше ты доставлял мне столько неудобств, мой дорогой.

– Нет покоя грешникам, – фыркнул Кроули. – Дискорпорировать тебя – вот это было неудобно. Ад требовал, чтобы я работал, пока ты наверстываешь какие-то глупости со своими людьми Наверху и пока они выдают тебе новое тело, и без тебя все становилось намного хуже. Так что мне пришлось прийти к соглашению только для того, чтобы у меня был предлог встретиться с тобой на работе. Я решил, что так мне будет удобнее, и прошло еще несколько сотен лет, прежде чем я осмелился признаться себе, что это не только удобно, но и действительно стоит всего. Я немного сволочь и этому подобное, ты знаешь.

Рука на его бедре снова сжалась.

– Ты терзаешь меня, мой дорогой, – сказал Азирафаэль.

– Чушь собачья! – Кроули фыркнул ему в ответ. – Ты был таким с самого начала. Немного бунтарем. Отдал свой пламенный меч людям, всем людей, да? Упрямый, невыносимый, раздражающий, праведный бунтарь с каким-то райским послевкусием. Я же говорил тебе, что был обречен еще в тот день, когда встретил тебя. И не было ни одного дня, когда бы я пожалел об этом, Азирафаэль.

Мягкие влажные губы Азирафаэля легонько коснулись основания шеи Кроули. Демон вздрогнул, закрыл глаза, сглотнул и снова открыл их. Прижал своего ангела ближе. Он говорил правду, он всегда зависел от Азирафаэля, и это позволяло Азирафаэлю делать с ним все, что ему заблагорассудится. Если бы он велел ему окропить себя святой водой, Кроули, скорее всего, так и сделал бы. Он понимал, что это определенно не было нормальным демоническим поведением, но, похоже, он ничего не мог с этим поделать. Он был адской версией наркомана, с той лишь разницей, что наркотик, на который он подсел, был невероятно хорошим.

– Я понял, что доверяю тебе, когда тебе удалось заманить меня в тот дурацкий поединок в Египте, – тихо сказал Кроули. – Когда Его сын был распят, я понял, что действительно забочусь о тебе, я понял, что хочу тебя, когда вышеназванный нашел тебе чертову жену, и, ангел, клянусь, ни одно существо на этой проклятой планете не знало, что такое настоящая ревность, больше, чем я знал тогда, и к тому времени, когда чума отступила в Лондоне, я покончил с этим, я знал, что был так беспомощно влюблен в тебя, что это причиняло боль. Буквально.

– Так долго, мой дорогой… – прошептал ангел в рассеивающейся теперь полутьме, и на мгновение демон увидел на его лице такую глубокую печаль, что она причинила ему боль, причем на каком-то очень глубоком уровне.

– Я думал, что время принадлежит нам, – ответил он и пожал плечами, горько усмехнувшись при воспоминании о том оправдании конца света, которое произошло двадцать два года назад.

Они были необъяснимо близки к тому, чтобы потерять все это тогда, и они хихикали на самом краю того, чтобы сделать то же самое еще раз. Забавно, как время постоянно доказывало им, что оно не особенно заботится о том, чтобы кому-то принадлежать.

В августе тысяча девятьсот девяносто первого года, когда он стоял плечом к плечу с Азирафаэлем, сжимая в потной руке проклятую покрышку, казалось, что ничто в этом мире не принадлежит им, не говоря уже об их времени. Он также помнил, как начал лелеять кроткое подобие надежды сразу после того, как вся суматоха немного улеглась, в то самое первое утро после того, как мир не кончился, когда он проснулся в своей собственной спальне и увидел Азирафаэля, сидящего на полу рядом с его кроватью, его лицо было усталым и бледным, но странно сияющим, а волосы – ореолом кудрей, освещенным утренним солнцем. Он надеялся, что, может быть, когда-нибудь что-то изменится хотя бы для одного из них, и они смогут вывести свое длительное соглашение на совершенно новый уровень. Или, может быть, в один прекрасный день они просто перестанут заботиться о нем.

Затем Кроули вспомнил – против своей воли – как кровь, такая красная и такая определенно человеческая, присоединилась к струйкам святой воды, собираясь между булыжниками мостовой. Что ж, для одного из них действительно изменилось все.

– Я действительно думал, что нет никакой необходимости спешить после этого глупого провалившегося Апокалипсиса, Азирафаэль, – пробормотал он, немного ошеломленный. – Черт, неужели я когда-нибудь так ошибался?

Азирафаэль ответил не сразу, но кончики его пальцев возобновили свои крошечные движения по бедру Кроули, обтянутому брюками.

– Я должен был догадаться раньше, – наконец вздохнул он. – Мне действительно следовало догадаться. Я помню, что ты был исключительно обижен и дулся после того дела… – Азирафаэль на мгновение замолчал, затем вздохнул и продолжил: – После той работы, которую мне поручили в Кью в десятом веке, и я помню, что нашел твою реакцию на это более чем странной, но… ну, в основном потому, что я рассудил, что у тебя не было абсолютно никаких мотивов вести себя таким образом. Вероятно, я должен был понять, что у тебя есть мотив, но… высокомерие Небес, как правило, отражается на тебе, даже если ты не проживаешь там постоянно, и с моей стороны было высокомерно делать выводы о тебе, основываясь на… ну, на том, что мне рассказали об Аде и его обитателях мои люди.

– Когда ты узнал? – тихо спросил Кроули.

– О том, что ты любишь меня или я люблю тебя?

– И то и другое, – Кроули мягко улыбнулся. Это было так необычно – говорить о любви с Азирафаэлем, наконец, после всех этих долгих сотен лет отчаяния и любви.

– До недавнего времени я даже не знал, что демоны могут любить, и мне действительно стыдно за себя, Кроули. Я думаю, что я действительно чувствовал это, просто никогда… никогда не принимал это за то, что это было на самом деле, и я думаю, что только после Апокалипсиса я понял, насколько я был неправ. Что касается меня, – продолжал он, – то я… во время чумы в тысяча шестьсот двадцать пятом году я был убежден, что ты был в другом месте, вдали от Пандемии, занимаясь чем-то, ну, своими демоническими делами, а потом ты просто ворвался ко мне в разгар вспышки. Я думал, что ты бредишь, говоря об этих детях, а потом, после, я проверил записи и… они дали мне за это высокую оценку, Кроули… – Азирафаэль вздохнул, его пальцы смяли ткань брюк демона в кулак. – Я пытался найти тебя, чтобы хотя бы поблагодарить, но тебя нигде не было видно… как долго это продолжалось? почти столетие? Я так ужасно скучал по тебе… а потом, когда их великий план провалился, я подумал, что мы наконец-то остались одни, в конце концов, я думал, что мы можем позволить всему этому развернуться, не торопя события. Я должен был понять раньше…

– Возможно, это ничего не изменило бы, ангел, – вздохнул Кроули, хотя его тоже мучила мысль, что могло бы быть, если бы… это было бесполезно, конечно. – И я не совсем ожидал, что влюблюсь в тебя, заметь. Если бы ты знал раньше, возможно, я был бы совершенно подавлен. Мне потребовалась целая вечность – я имею в виду, целая вечность после чумы, чтобы смириться с тем, что я чувствовал к тебе. Что это было не только из-за твоего ангельского влияния, отпугивающего мои кошмары и все такое. Я отказывался верить в это, в то, что я действительно способен любить тебя, в течение многих лет. Поэтому я избегал тебя. А потом я понял, что есть только один способ проверить, был ли я просто параноиком по поводу всего этого, или я действительно был полным неудачником в лице демона, – Кроули замолчал на мгновение, а затем фыркнул. – Я просто сказал это вслух, и что, по-твоему, произошло? Вуаля! Я начал истекать кровью, и оно, конечно, было очевидно. Я даже не мог напиться как следует после этого, потому что это чувство жалило и не заживало. Так что я просто заснул на столетие или около того.

Азирафаэль продолжал смотреть на него, но в его взгляде было столько муки, что что-то снова сжало горло Кроули.

– Хорошо, что ты не догадался об этом раньше, ангел, – тихо пробормотал он. – Я не был бы готов иметь с этим дело. Так что это могло бы все испортить, как ты думаешь?

– Возможно, – со вздохом согласился Азирафаэль. – Но на самом деле все и так очень плохо.

– Мы все уладим, – просто сказал Кроули, хотя не видел абсолютно ничего простого в нынешних обстоятельствах.

Азирафаэль только кивнул в ответ. Некоторое время они молчали; две одинокие души тесно прижались друг к другу под одеялом в тесном номере мотеля посреди английской сельской местности. Мир вокруг них продолжался, и лишь редкие звуки нарушали ночную тишину. Листья шелестели на легком летнем ветерке снаружи. Где-то скрипнула расшатанная половица. Собака тихонько заскулила и снова затихла. Кроули старался слышать их всех и быть настороже.

Ночь продолжалась вокруг них, тихая и спокойная. Казалось, что это была самая долгая ночь в жизни Кроули.

***

* «Оттолкни Небо» Ник Кейв и плохие семена

========== Глава четвертая ==========

У меня нет ни долгосрочной памяти,

Ни пробуждения, ни пламенеющего взгляда,

Ни слов успокоения,

Ни стрел в моем сердце

Только слабое желание,

Мерцание издалека,

За которое я цепляюсь своими пальцами,

Когда мы вращаемся безумно среди звезд.

И я переполнен любовью,

И я переполнен изумлением,

И я переполнен любовью,

И я сдаюсь под воздействием

Твоих чар.*

©

***

Египет, около 3000 года до н. э.

Ночь висела неподвижно и благоухала вокруг одного из садов на берегу Нила, совершенное спокойствие нарушалось единственным искусственным звуком вокруг – звуком удара металла о металл.

Кроули был в середине очень плохо скоординированного выпада с мечом, когда неожиданная мысль ударила его с внезапностью пощечины, и, принимая во внимание его очень пьяное состояние, которое уже значительно подорвало его координацию, он сделал ужасно неуклюжее движение, пропустив Азирафаэля полностью и, под его собственным импульсом, почти упал лицом вниз в мягкую траву.

– Ш-штоб тебя! – разочарованно прошипел демон.

– О Боже, – пробормотал Азирафаэль откуда-то слева, его голос был немного невнятным, но все же достаточно отчетливым, чтобы выразить степень его решительного не впечатленного мастерства Кроули. – Я же говорил тебе, что воины Небес на шаг впереди в мастерстве владения мечом!

– Только в тех случаях, когда не отдают его первыми, – довольно смущенно парировал Кроули. – Я просто слишком пьян для этого. Мы должны повторить вс-се эти чертовы ш-штуки, ангел. Это не с-считается!

Он удрученно бросил свой меч на землю, его падение было смягчено ковром изумрудной травы.

Дело в том, что Азирафаэль, возможно, был прав, по крайней мере, в том, что касалось самих ангелов. Кроули прекрасно помнил, как он снова взмахнул пылающим мечом, прежде чем провалил свою работу по охране Эдема, так что у него не было ни малейшего желания обманывать себя, полагая, что он ровня Азирафаэлю хотя бы в этом, если не в остальном. Все это состязание происходило только по той причине, что Кроули не мог упустить шанс досадить невыносимому праведному дураку. Если уж на то пошло, то в его обязанности входило срывать планы Небес, и если раздражать своего двойника было все, что он мог сделать, так тому и быть, он с готовностью ухватился за этот шанс. Вот так они и оказались под прикрытием финиковых пальм и платанов, орудуя мечами.

То, что заставило Кроули так эффектно провалить свой удар, было не совсем тем, что он был пьян. Конечно, опьянение имело к этому какое-то отношение, но не настолько сильное, как хотелось верить Азирафаэлю. В конце концов, он мог протрезветь в любой момент, если бы захотел. Напротив, это было именно так, он осознанно был пьян в стельку вместе с тем фактом, что он действительно позволил себе напиться в первую очередь в компании своего, ну, технически заклятого врага, потому что именно им Азирафаэль был для него. Правда, у них уже довольно давно не было ничего даже отдаленно напоминающего драку, в течение нескольких столетий плюс-минус десяток, и да, Азирафаэль упорно придерживался своих мягких манер и был раздражающе божественным и вежливым, что в сочетании с его светлыми кудрями и пронзительными голубыми глазами не делало его особенно угрожающим, но Кроули, конечно, должен был – и действительно знал – лучше не доверять ему настолько, насколько можно было бы.

Что, как внезапно понял демон, и было проблемой.

Вот он здесь, пьяный до такой степени, что это фактически лишило его значительной части его естественной грации и координации, участвовал в самой глупой вещи, которую приличный демон мог бы, вероятно, иметь с ангелом – в бою на мечах. Упомянутый ангел в данный момент держал в своих божественно безупречных руках тяжелое и потенциально смертоносное оружие, и Кроули безмолвно заметил – с неприятным ощущением в животе – что Азирафаэль, возможно, убьет его на месте, если у него возникнет хоть малейшее желание сделать это. Дело было даже не в неудобной дискорпорации – они уже проходили через это раньше, так что, как бы это ни раздражало, Кроули это не волновало больше всего. Дело в том, что Азирафаэль, будучи ангелом и все такое, мог бы, возможно, зарядить свое избранное оружие достаточной божественностью, чтобы уничтожить Кроули в мгновение ока. Все, что ему нужно было сделать, это, вероятно, придумать какую-нибудь небесную штуку и воткнуть свой проклятый меч прямо в сердце Кроули, что он мог сделать достаточно легко, учитывая его мастерство в фехтовании, и все.

Кроули вздрогнул. Ему не особенно понравилась эта идея.

Тем не менее, учитывая, что Азирафаэль был ангелом, надутым чертовым ангелом, возможно, он мог ударить его в любой момент, когда он хотел, без каких-либо боев на мечах, но он никогда не пытался сделать это. Они болтались друг с другом уже довольно долго, и ничего более агрессивного, чем праведная болтовня Азирафаэля, направленная в его сторону, никогда не происходило, и даже это было впоследствии подавлено из-за кувшина чего-то крепкого.

Вздрогнув, Кроули заставил себя полностью протрезветь, он был искренне огорчен тем, в каком направлении двигались его мысли. Впрочем, это не очень помогло, поскольку трезвость только делала все очевидным, и теперь, глядя на ангела с его причудливыми кудрями и пронзительными голубыми глазами, с мечом в опущенной руке, смотрящего на него со все более озадаченным выражением лица, Кроули понял одну пугающую истину.

На самом деле его не пугало присутствие Азирафаэля – не пугало уже сотни лет; его не беспокоил тот факт, что его небесный противник обладал всеми возможностями в мире, чтобы навсегда стереть его с лица Земли; его не беспокоило то, что он был оштукатурен в присутствии ангела – вместе с ангелом, на самом деле – почти намеренно позволяя себе быть уязвимым рядом с ним. Никто из них не беспокоил его по одной единственной причине, и Кроули только что обнаружил, что он доверяет Азирафаэлю. Между ними еще не было никакого соглашения, но это был такой же хороший предлог, как и любой другой, чтобы создать его, потому что этот конкретный ангел был достаточно неангельским, чтобы соответствовать стандартам Кроули.

– Кроули, – тем временем осведомился упомянутый ангел, в настоящее время звучащий настороженно и гораздо менее пьяно, чем несколько минут назад. – С тобой все в порядке, дорогой?

Демон даже открыл рот, чтобы ответить, но это нелепое «дорогой» заставило его фыркнуть и покачать головой. Просто невозможно бояться кого-то с манерами Азирафаэля, того, кто раздражающе упорно называет его дорогим, даже если он демон, правда?

– Да, ангел, – вздохнул Кроули. – Вообще-то я, кажется, выдвинул блестящее предложение, и если тебе интересна его суть, предлагаю отказаться от этой дурацкой драки, которая никому ничего не доказывает…

– Позволю себе не согласиться, мой дорогой.

– …и уйти, как ни в чем не бывало, Азирафаэль, – прервал его Кроули с добродушной ухмылкой и взмахом руки, – так как насчет того, чтобы вернуться ко мне и обсудить потенциальные взаимные выгоды от того, о чем я только что подумал?

Азирафаэль поднял обе брови, но потом пожал плечами и послушно избавился и от меча в руке, и от того, которым воспользовался Кроули, добросовестно вернув их в оружейную комнату, откуда он их вызвал.