Текст книги "Похитители любви (ЛП)"

Автор книги: CaptainSlow

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Вслепую он нащупал руку Азирафаэля и сжал ее вместо бедра. Пальцы ангела были холодными и липкими, ну, конечно, они были такими – на них все еще была кровь. Кроули только сильнее сжал их.

Впервые в жизни Бентли хранила сочувственное молчание.

========== Глава вторая ==========

Если ты хочешь истекать кровью,

То пожалуйста,

Но с тех пор не смей вымолвить ни слова.

Просто останься в стороне,

И пусть все идёт своим чередом*

©

***

К огромному облегчению Кроули, квартира была лишена какого бы то ни было странного сверхъестественного присутствия и такой первозданной чистоты, какой ни одна квартира не имела права быть. Войдя, он первым делом подумал, что прошла целая вечность с тех пор, как он покинул ее сегодня вечером, чтобы встретиться в Ритце с ангелом. Он еще раз недоверчиво спросил себя, как все могло за столь короткое время превратиться из столь многообещающе хорошего в столь совершенно разрушительное, но, конечно, не было смысла удивляться. Вещи просто склонны меняться, вот как. А пока у него были другие, гораздо более насущные дела, которыми он должен был заниматься, а не философствовать о природе вещей.

Во-первых, на руках Азирафаэля была кровь. Кровь была и на его собственных руках, и на рубашке, где она соприкасалась с окровавленными пальцами Азирафаэля, но Кроули заставил ее исчезнуть, как только они сели в Бентли. Ему очень хотелось сделать то же самое с кровавыми пятнами на руках ангела, заставить их исчезнуть, по крайней мере, с глаз долой, если не из памяти. Конечно, он мог бы чудесным образом смыть кровь, да так хорошо, что на безупречных пальцах ангела не осталось бы ни единого красного следа. Они выглядели бы стерильно чистыми, но в этом-то и заключалась проблема, подозревал Кроули. Они выглядели бы чистыми, но это было бы не так. Нет, Азирафаэлю нужно было увидеть, как все пройдет, так что сегодня вечером все должно быть по-человечески: вода, мыло и пушистые полотенца.

Он закрыл дверь и запер все замки, которые вообще имелись в квартире, и добавил к ним еще пару замысловатых заклинаний, хотя, скорее всего, ни одно из этих заклинаний не сможет помешать непрошеным гостям войти, если они решат нанести визит. Тем не менее, запирать дверь только казалось разумным, правда? В любом случае, не было ничего более эффективного.

Как только с этим было покончено, Кроули практически повел Азирафаэля в ванную, идя рядом с ним, одной рукой обняв ангела за талию, а другой обхватив его за плечи. Тепло тела Азирафаэля вызывало у Кроули зуд в ладонях; совершенно неуместная реакция, учитывая обстоятельства, но Кроули носил свою человеческую форму, и эта форма жаждала близости ангела целую вечность, так что, возможно, физическое головокружение демона можно было простить.

Но это не должно было произойти вот так, их так желанный шанс быть рядом, о Бо… Дья… кто-то, почему это происходит вот так?

Ванная комната, которой владел Кроули, вплоть до пятиугольной плитки, черной и блестящей, идеально подходила к его высокотехнологичной, гладкой квартире. Она также не имела никакого права быть подобных размеров, поскольку старые дома Мэйфейра обычно не имели места для размещения встроенной ванны джакузи и гардеробной, достаточно просторной, чтобы называться подходящей комнатой. Кроули, однако, рассеянно полагал, что это так, и ванная не осмелилась возразить. Несмотря на распространенное мнение, что люди сверхъестественного толка не испытывают острой необходимости мыться – хотя некоторым представителям, конечно, не помешал бы хороший скраб – и могут просто использовать магию для поддержания личной гигиены, Кроули этот процесс нравился. Ему не нужно было ни спать, ни есть, но он был гедонистическим созданием комфорта – и он жил среди людей в течение последних шести тысячелетий, – поэтому предаваться горячей ванне в промозглые ночи, которые были в изобилии в Лондоне, было для Кроули одним из величайших удовольствий в жизни. Так уж получилось, что он тоже был порождением тщеславия, поэтому в ванной комнате было полно зеркал всех форм и размеров.

И вот здесь, посреди всей этой блестящей, ультрасовременной, явно чрезмерной и совершенно декадентской роскоши, стоял его ангел, в своей старомодной окровавленной одежде, с окровавленными руками, безвольно свисающими вдоль боков. Его лицо было бледным, болезненным и изможденным, а глаза… они были хуже всего, подумал Кроули. Они были хуже всего, потому что казались лишенными каких-либо эмоций, придавая Азирафаэлю вид, близкий к кататоническому. Ничто и никто не может выглядеть более неуместно в его ванной комнате, с горечью подумал Кроули.

Больше всего ему сейчас хотелось задушить голыми руками того, кто – или что – задумал это. Потому что все это было неправильно. Пытать Азирафаэля таким способом было неправильно. Заставить Азирафаэля Пасть было неправильно.

Но превращаться в козла отпущения было некому, поэтому Кроули осторожно подтолкнул ангела к большой черной керамической раковине, включил воду, вручную отрегулировал ее силу и тепло, взял холодные дрожащие руки Азирафаэля в свои и подставил их под бурлящую струю, бегущую из крана. Вода, стекающая в канализацию, стала розовой, потом красной. Азирафаэль сглотнул, и Кроули сжал его пальцы, чтобы, как он надеялся, ангел почувствовал, что этот жест был исключительно ободряющим. Он чудом достал немного мыла, втер его в кожу Азирафаэля и с удивлением наблюдал, что пена тоже стала ржаво-красной. Он смыл ее и выдавил еще больше мыла. Руки Азирафаэля начали заметно дрожать по мере того, как они становились чище.

Кроули потребовалось довольно много времени, чтобы смыть все следы крови – маленькие сгустки в складках на ладонях ангела и под его короткими, ухоженными ногтями, – но все было в порядке. Они почти закончили, Азирафаэль вытирал руки маленьким пушистым полотенцем, а руки Кроули все еще были защитно обернуты вокруг ангела сзади, его подбородок слегка опирался на плечо Азирафаэля, и он наконец заговорил. Его голос был серьезен, но достаточно тверд.

– Спасибо, мой дорогой, – сказал он очень тихо.

Было очевидно, что он изо всех сил старался казаться спокойным, на самом деле будучи совсем не спокойным, но, насколько Кроули был обеспокоен, в данном случае это была мысль, которая имела значение.

С кончика его языка готово было сорваться очень несвоевременное замечание, что-то о том, что Азирафаэль, скорее всего, был первым демоном, который назвал кого-то «дорогим», но, к счастью, ему удалось вовремя заткнуться. Должно быть, это нервы, решил Кроули. Нервы были вполне человеческим оправданием – он повидал множество этих несчастных сопляков, ревущих от смеха в ситуациях, которые были не более чем трагическими – и хотя он не был одним из них, он был уверен, что ему позволено вести себя так, словно он провел шесть тысячелетий бок о бок с этими очаровательными созданиями. А потом Кроули поднял глаза, встретившись взглядом с Азирафаэлем в зеркале, и все истерические шутки бесследно покинули его голову.

Они действительно были очень бледного, выцветшего оттенка синего и настолько полны страдания, что нечто болезненно сжалось в груди Кроули. Конечно, он был демоном, но по какой-то непостижимой причине он был способен испытывать все эмоции, которые не должен был испытывать. Он чувствовал печаль. Он мог чувствовать сочувствие. И он тоже мог любить. Возможно, это был просто сбой во всей системе функционирования демонов, или то, что большинство из них были слишком поглощены своей обидой и яростью, чтобы выдать какую-либо другую эмоцию, или тот факт, что они не провели несколько тысячелетий бок о бок с божественным существом, которое постоянно излучало любовь, но в конце концов все это не имело значения. Он мог любить, и он любил Азирафаэля, и то, что он видел сейчас, видел, как он смотрит этими странными, новыми, другими глазами, такими полными тоски и смятения, разрывало его сердце на части.

Кроули слегка покачал головой.

– Тише, это самое малое, что я могу для тебя сделать, ангел… – и он резко замолчал.

Одно дело – называть Азирафаэля ангелом в своих внутренних монологах, и совсем другое – называть его так теперь, когда… в уголках губ Азирафаэля мелькнула тень улыбки, но она не поднимала их вверх, нет. Улыбка выглядела мрачной, отчего лицо Азирафаэля стало еще печальнее.

– Черт… если все так плохо… – снова прервал себя Кроули. Конечно, все было чертовски плохо. Черт побери, сможет ли он когда-нибудь справиться с собственным языком? – Я имею в виду, я не буду называть тебя так, если это… если… – он не смог закончить.

Глаза Кроули, блестевшие янтарным светом в мягком свете, заливавшем ванную, впились в глаза Азирафаэля, столь необычайно лишенные красок.

– Нет, все… все в порядке, – вздохнул ангел и сделал еще одну жалкую попытку улыбнуться. – И в любом случае, люди все еще используют это как своего рода ласку… верно?

– Конечно, – прохрипел Кроули. Он опустил взгляд, не в силах выдержать этот новый, мучительный взгляд ангельских глаз.

Азирафаэль кивнул.

– Я знал, что он собирается сделать, еще до того, как он завернул за угол. Я почувствовал это. Не знаю как, но я почувствовал. И это была не только святая вода, у него тоже был нож, Кроули, – теперь его взгляд был почти умоляющим, так что Кроули позволил своим рукам обхватить ангела за талию должным образом, в попытке успокоить и поддержать, но даже его лучшие попытки привязаться все еще казались слишком неадекватными даже для его симпатии. – У него был нож и он был благословлен. Я… я думал, что это кто-то Сверху или Снизу, я был уверен, что это не может быть человек… он собирался убить тебя, Кроули. Он…

Все так скрупулезно обретенное Азирафаэлем самообладание, казалось, снова разваливалось на части, и Кроули мог выдержать только это. Одним плавным движением он поменял их местами, повернув ангела в своих объятиях так, чтобы они оказались лицом друг к другу. В следующее мгновение Азирафаэль прижался к нему изо всех сил, и его слезы лились рекой. Они были горячими на сгибе шеи Кроули, и приглушенный шепот Азирафаэля продолжал звучать в его ушах.

– Я убил его, Кроули… иначе он убил бы тебя… я не мог позволить ему, я не мог… не тебя… не сейчас.

– Ангел… – пробормотал Кроули, не в силах сдержать очередную дрожь. Его голос звучал пугающе нежно для его собственных ушей. Он даже не знал, что способен чувствовать, не говоря уже о том, чтобы выражать такую степень нежности. – Азирафаэль…

Его руки переместились на лицо Азирафаэля, обхватили его щеки, осторожно вытирая влагу, но все было напрасно, потому что слезы продолжали течь нескончаемым потоком, пока его ангел рвано дышал, безуспешно пытаясь подавить судорожные рыдания.

– Ангел… – повторил Кроули, продолжая водить большими пальцами по заплаканным щекам Азирафаэля. – Ты не одинок в этом, Азирафаэль. Ты меня слышишь? – он отодвинулся на дюйм или два, глядя в покрасневшие глаза. Его руки потянулись к затылку ангела, запутавшись в и без того спутанных влажных кудрях. – Что бы ни случилось дальше, я буду рядом. Если они придут за тобой, то сначала им придется иметь дело со мной. Никто не заберет тебя у меня. Ни Люцифер, ни проклятые архангелы. Ни даже Сам Он. К черту их всех, пусть ебут с этим только друг друга сколько угодно.

– Не говори так, – фыркнул Азирафаэль, поморщившись.

– Я серьезно, ангел.

Это был сверхъестественно смелый разговор от демона довольно низкого ранга, конечно, особенно учитывая, что демон, о котором идет речь, никогда не был особенно храбрым с самого начала. Как и все демоны, Кроули был более склонен к паранойе, чем к храбрости, что делало его осторожным и хитрым. Первый раз, когда он был по-настоящему храбрым – о чем он лично думал больше в терминах безумия летучей мыши – случился в день неудавшегося Апокалипсиса, и он искренне надеялся, что это будет в последний раз. Как оказалось, он был достаточно безумен, чтобы бросить вызов ребятам Снизу и Сверху, если им снова придется прийти к ним, и он, черт возьми, не шутил. Если кто-нибудь из тех ублюдков, которые все это устроили, когда-нибудь осмелится появиться на его крыльце, Кроули был полон решимости устроить им адскую встречу. Буквально. В конце концов, он был демоном, и он знал, что такое Ад.

***

За окнами Кроули без устали хлопает своими нежными крыльями Соловей. Он порхает вверх, потом вниз и наконец ненадежно оседает на выступ.

Внутри горит свет, не слишком яркий, чтобы отпугнуть соловья, но и не настолько тусклый, чтобы два существа в комнате могли его увидеть. Для них ночь выглядит темной и враждебной, и совершенно лишенной каких-либо дружественных духов, насколько это возможно. Они сидят на большом белом диване, достаточно близко друг к другу, чтобы могло показаться, что они прижимаются друг к другу против какой-то вредоносной среды. Светловолосое существо сжимает в руке стакан, наполненный жидкостью почти того же цвета, что и глаза его спутника. Его руки слегка дрожат. На его обычно открытом и добром лице застыла гримаса боли, кожа побледнела, и на ней появились глубокие морщины. Одна проходит вертикально между бровями, что придает ему озабоченный вид, две другие – вниз от уголков рта, придавая трагический.

Его двойник сидит, подтянув одно колено к груди, наполовину повернувшись лицом к светловолосому товарищу. На кофейном столике перед диваном стоит еще один стакан, наполненный той же янтарной жидкостью, но он выглядит нетронутым. Второе существо выглядит встревоженным и дерганым, бросая обеспокоенные взгляды по комнате через равные промежутки времени, как будто ожидая, что тени в ее углах выйдут и примут более заметные и ужасающие формы, что они, конечно, могут сделать, даже Соловей знает это. Его руки беспокойно лежат на коленях, как будто их обладатель не желает ничего, кроме как иметь возможность положить их на своего партнера, но не решается сделать это.

***

– Как ты вообще узнал, что этот парень собирается прикончить меня навсегда? – спросил Кроули в настоящее время.

Плечи Азирафаэля были опущены, а руки все еще заметно дрожали, когда он пил свой напиток. Виски, конечно, не могло решить их теперешнего затруднительного положения, но оно оказывало успокаивающее воздействие на нервные окончания в теле Азирафаэля, если не на все остальное. Кроули не знал, будет ли от этого много пользы, но сейчас он полагал, что даже небольшая помощь не помешает.

Это одновременно нервировало и успокаивало, поскольку в Азирафаэле не было практически ничего демонического, размышлял Кроули. Сейчас он больше походил на очень усталого и очень расстроенного человека, чем на кого-то или что-то еще. Он выглядел пугающе уязвимым, и это плохо сказывалось на восприятии мира Кроули. Он сокрушал все свои фундаментальные истины, вот что он делал, и это вызывало у него тошноту до самого желудка, почти буквально. Он не мог даже глотнуть собственного виски, хотя нервные окончания в его собственном теле тоже остро нуждались в успокоении.

Тем временем Азирафаэль только пожал плечами.

– Я и сам толком не знаю… – сказал он, устало вздохнув. – У меня было… какое-то предчувствие, если хочешь.

– Предчувствие, что кто-то плеснет мне на голову ведро святой воды, да?

Азирафаэль покачал головой.

– Не совсем так… честно говоря, я не знаю, как это объяснить. Это началось несколько недель назад. Я читал в книжном магазине…

Короткая, едва заметная тень пробежала по лицу ангела, когда он упомянул о своем многовековом доме. Так что не брать его обратно в книжный магазин, наверное, было мудрым поступком, тихо заметил Кроули, поблагодарив кого-нибудь за маленькие милости.

– …когда у меня возникло совершенно неожиданное чувство, что… я не знаю, что с тобой может что-то случиться. Нечто плохое. Я понятия не имел – и до сих пор не имею – откуда оно взялось. Оно появилось просто так, в один момент я читал, а в следующий я был взволнован, и это чувство заставляло меня сходить с ума от беспокойства. Я думаю, что, позвав тебя тогда посреди ночи, устроил тебе этим небольшой сюрприз. Помнишь?

– Да, конечно, – сказал Кроули и невольно, несмотря на все ужасы, случившиеся ранее в тот вечер, почувствовал, как легкая, почти мечтательная улыбка растянула его губы.

Прямо сейчас казалось, что то, о чем говорил Азирафаэль, произошло в другой жизни, где все было намного проще и где его единственной заботой было, на какой десерт соблазнить ангела в Ритце. Конечно, он помнил об этом, как же он мог не помнить? Азирафаэль буквально вытащил его из постели под предлогом того, что ему непременно нужно посетить какую-то ночную ярмарку. Это звучало так возмутительно нелепо, что Кроули, расслабленный после сна и испытывающий определенные трудности с пониманием того, что происходит, на самом деле согласился. После приличного количества ворчаний и жалоб, конечно, но он все равно согласился. Однако то, о чем он думал тогда, не имело даже отдаленного отношения к чьим-либо убийственным планам. Прошло уже больше двух десятилетий с того запутанного случая Апокалипсиса, и ни один из их соответствующих боссов фактически не связывался с ними. К тому времени он почти перестал быть параноиком по этому поводу. То, что он думал о звонке Азирафаэля, должно быть, было просто еще одним этапом их так медленно развивающихся отношений. Он подозревал, что они оба знали, что они довольно открыто флиртовали друг с другом все эти годы после Апокалипсиса, так что, как бы неожиданно это ни было, полуночный звонок ангела не очень удивил его.

– Я думал, что это свидание, – сказал Кроули, слегка ухмыляясь при воспоминании о том, как ангел неохотно признал, что он, должно быть, неправильно понял информацию о его ярмарке, и что она, по-видимому, не проводилась в тот конкретный вечер, притворяясь униженным, но на самом деле не чувствуя себя таковым. Они остановились в Сент-Джеймсе, выпили по бутылке вина и попытались разглядеть звезды, несмотря на яркий свет городских огней. Он вспомнил, как согревало его вино, которое принес Азирафаэль, как согревала близость ангела, сидевшего рядом с ним на лужайке.

Азирафаэль тоже улыбнулся немного грустной улыбкой.

– Ну, в каком-то смысле так оно и было, – он бросил на Кроули короткий взгляд и снова опустил глаза. – Мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке. Но это чувство не исчезло даже тогда, так что я… – он вздохнул и неуверенно пожал плечами. – Поэтому я просто старался быть рядом как можно чаще. Я боялся, что с тобой что-нибудь случится, пока ты будешь один. Я не знал, что это может быть, и это еще больше нервировало.

Кроули задумчиво кивнул.

Это было правдой; за последние несколько недель они действительно регулярно встречались. На ежедневной основе. Ну, они практически проводили все двадцать четыре часа в сутки в компании друг друга. Он смутно помнил, как был ошеломлен, когда Азирафаэль вызвался присоединиться к нему, когда он отважился найти компаньонку для одного из своих гиацинтов, и еще больше удивился, когда ангел предложил ему сопровождать его в детский приют в рамках его миссии милосердия, которую Азирафаэль категорически отказывался называть связью с людьми.

– Он просто помогал, а не баловался, – вежливо заявил ангел. Кроули закатил глаза, конечно, чтобы сохранить видимость, но все равно согласился. Он хотел быть с Азирафаэлем, и если это была чертова вечеринка в детском саду, что с того? Он всегда мог заставить детей пошалить, не так ли?

Однако оказалось, что он не разыгрывал никаких шуток. Он закончил тем, что сделал модели Бентли из папье-маше довольно впечатляющей кучей. Азирафаэль выглядел довольным.

– Если я когда-нибудь услышу что-нибудь об искрах добра, ангел, – сказал тогда Кроули, нахмурившись, – я превращу твой пыльный книжный магазин в сверкающий секс-шоп.

Азирафаэль улыбнулся ему в своей уникальной манере и угостил Кроули обедом за его труды.

– Как ты думаешь, на кого работал этот парень? – хмуро спросил Кроули.

– Даже не знаю. Я подумал – если только это не было предубеждением, – что демоны, скорее всего, захотят отомстить тебе. Они никогда особенно не радовались тебе, а тут еще этот несчастный случай с Апокалипсисом и… инцидент с Лигуром. Я ничего не слышал от моего… – Азирафаэль на мгновение замолчал. – …Сверху в течение многих лет, поэтому я предположил, что, поскольку они, похоже, не были слишком недовольны мной за то, что я действительно помог предотвратить Апокалипсис, для них не было бы никакого смысла беспокоиться о тебе. В какой-то момент я достал… этот карманный нож и вложил в него несколько божественных заклинаний, на случай, если кто-то из демонов захочет поднять тревогу, но я никогда бы не подумал, что мне придется использовать его на человеке. Но я чувствовал его, Кроули. Я чувствовал опасность и злобу, и я просто… я был уверен, что почувствовал какую-то демоническую ауру еще до того, как он завернул за угол, что-то злое, но… это произошло так быстро.

Голос Азирафаэля стал хриплым где-то на середине его повествования, и защитная рука Кроули обняла его за плечи в мгновение ока.

– О, ангел… – пробормотал он в смятении, притягивая его ближе, снова чувствуя тот ошеломляющий приступ сострадания. Он уткнулся носом в такое ободряющее, благоухающее облако кудрей Азирафаэля, ничего больше не говоря, просто обнимая его, одновременно надеясь, что он оказывает поддержку, и страстно желая ее.

Такой способ общения с ним казался на удивление грязным. Это, конечно, могло быть задумано с его стороны – и у Ада действительно должна была быть довольно большая обида на него, что с его ролью, конечно, было бы понятно, ведь он помог Апокалипсису не произойти, и эта жалкая неудача в замене младенцев, и еще Лигур, которого необходимо было принять во внимание, хотя Антихрист фактически вернул его к существованию, восстанавливая ущерб, который уже был нанесен миру. И все же, что хорошего – или плохого – может сделать его убийство? Пытки были больше в стиле Ада. Они могли бы получить вечное удовольствие, просто отозвав его с Земли, забрав его от Азирафаэля и заключив его навсегда в Аду. Они могли бы заставить его страдать тысячами различных способов, физических и умственных, и он не смог бы ничего с этим поделать. Замачивать его в святой воде или тыкать в него благословенным ножом, если бы первое не сработало, и произошедшее просто не казалось разумным.

Значит, это был Рай? Негромко, но вполне возможно, подумал он, проводя рукой по спине Азирафаэля, как он очень надеялся, успокаивающе. Тем не менее, они могли просто послать кого-нибудь, чтобы убить его, не так ли? Зачем так напрягаться с людьми и всей этой божественной атрибутикой?

– Я не мог позволить ему убить тебя, Кроули. Только не ты, – пробормотал Азирафаэль, его рука поползла вверх, чтобы схватить черную рубашку Кроули, и покачал головой так, что его кудри начали щекотать нос Кроули. – Я бы не смог существовать, если бы тебя убили. Ты мой единственный настоящий друг во всей Вселенной. Я не мог позволить ему причинить тебе вред, мой дорогой.

Губы Азирафаэля были теплой, влажной мягкостью, скользящей по шее Кроули, когда он говорил, и это ощущение заставило демона вздрогнуть. В дополнение к тому, что говорил ангел, это самое последнее слово, это «дорогой»… он никогда раньше не был самым дорогим Азирафаэлю, и в этот момент все должно было быть по-другому. Это должно было произойти при других обстоятельствах, не тогда, когда все это свалилось на них; не тогда, когда Азирафаэль больше не был ангелом; не тогда, когда над их головами висел пресловутый Дамоклов меч, готовый в любой момент упасть. Этот момент должен был обещать им обоим годы за годами наконец-то открытого, разделенного счастья, такого незнакомого ни одному из них; все, что происходило, было обещанной возможностью стать, возможно, одним из самых последних драгоценных моментов, который они провели вместе.

Кроули с трудом сглотнул, щелчок в горле прозвучал слишком громко в тишине вокруг них. Сама его душа, казалось, распадалась на части, когда он думал о возможных последствиях Падения Азирафаэля, в то время как его физическое тело буквально сходило с ума от одной только близости с ним. Сердце Кроули колотилось так, как будто билось везде – в висках, в горле, в самых кончиках пальцев и внизу живота, и это последнее было самым ужасным и самым чудесным чувством из всех, желанием, которое он лелеял сотни и сотни лет.

Кроули никогда не скрывал того факта, что он не был большим поклонником принуждения и физического искушения, хотя это было довольно недвусмысленно указано в его должностной инструкции. Причинять неприятности на более тонком уровне и более замысловатыми способами – это то, что Кроули назвал бы своей чашкой чая, но это не означало, что он не знал об огромном спектре возможностей, которые такое плотское удовольствие, как секс, предоставляло таким, как он. И все же, отбросив все славные возможности, Кроули так и не смог избавиться от ощущения, что он жульничает всякий раз, когда ему приходилось прибегать к этому. Ведь это не требовало много искусства и воображения, правда? За то время, что он работал Внизу, у него было довольно много встреч с людьми, как мужчинами, так и женщинами, но последний раз он прибегал к сексу, пытаясь соблазнить кого-то, и это было так давно, что Кроули едва мог вспомнить. После этого было еще несколько встреч, главным образом вызванных его острой потребностью отвлечься от всего и от Азирафаэля в частности.

Тем не менее, несмотря на его взгляды на сексуальные контакты как на средство искушения, он все еще был демоном и явно человекоподобным существом мира, и он тоже был влюблен, был влюблен целую вечность, что в совокупности объясняло головокружение и возбуждение, вызванные присутствием Азирафаэля, находящегося так близко от него, губами Азирафаэля, скользящими по его шее, его дыханием, обжигающим кожу, рукой Азирафаэля, теперь уже не хватавшей его за рубашку, а сжимавшей бок.

На самом деле Кроули хотел взять лицо Азирафаэля в свои ладони и целовать его изо всех сил, делая самые ужасные вещи своим злым языком, а затем увести ангела в спальню и заняться другими, не менее ужасными делами. Более того, отбросив все нечестивые вещи – он даже не испытывал особого труда признаться в этом самому себе – он хотел показать Азирафаэлю всю свою любовь к нему.

После неудавшегося Апокалипсиса оба они оказались фактически безработными, что было связано с вето антихриста на то, чтобы так или иначе связываться с людьми, предоставленными самим себе и, по-видимому, забытыми их соответствующими сотрудниками. Кроули был уверен, что за ними больше никто не присматривает, а значит, им, вероятно, предоставлена свобода воли. Они с Азирафаэлем провели много вечеров в долгих дискуссиях о том, что именно означает эта свобода и что с ними будет дальше, и оба, казалось, пришли к одному и тому же выводу, что их оставили в покое, как исключение из общего правила: ангел и демон, которые испортили кровавый Апокалипсис; ангел и демон, которые каким-то образом, вопреки всем правилам и вопреки всему, оказались друзьями.

А потом, немного позже, их дружба претерпела некую трансформацию на каком-то тонком уровне, и Кроули, наконец, с огромным облегчением понял, в каком направлении она развивалась. Он подозревал, что Азирафаэль тоже знал об этом, и не сделал абсолютно ничего, чтобы помешать этому, к радости Кроули. Они никогда не обсуждали этот конкретный вопрос, но все равно чувствовалось, что существует какая-то негласная договоренность – договоренность, которая требовала, чтобы они не торопились, и они делали это, выигрывая, обедая и флиртуя друг с другом в течение многих лет, но, рано или поздно, Кроули был уверен, что есть только один способ покончить с этим, и этот способ был прямо-таки связан с ними двумя в одном доме и в одной постели.

Они делились всем на протяжении сотен лет подряд – своим временем, интересами, едой, напитками, и Азирафаэль был особенно неравнодушен к десертам Кроули в Ритце, так что было вполне разумно, что в один прекрасный день они должны были поделиться последним, что осталось. Кроули больше не беспокоило, что, если они наконец дойдут до того момента, когда с них снимут всю одежду и займутся чисто физической любовью, возникнут проблемы. Он был почти уверен, что о неприятностях здесь не может быть и речи – он давно смирился с тем, что любит Азирафаэля, и был уверен, что любовь не причинит его ангелу никакого вреда, даже если эта любовь исходит от такого, как он.

Но все равно этого не должно было произойти так, с горечью подумал Кроули, одним лишь усилием воли и капелькой магии заставляя свое тело успокоиться. Он был уверен, что если бы он предложил секс в качестве источника утешения – как люди делали почти все время – Азирафаэль не отказался бы от него, не сейчас. Просто Кроули почему-то казалось, что это неправильно, что он будет эксплуатировать ангела, а он этого не хотел. Ад вознегодовал бы на него за такие мысли, а потом окрестил бы самым бесполезным демоном всех времен. Но Кроули на это наплевать: он прекрасно понимал, что, по меркам Ада, он всегда был испорченным демоном.

До сих пор они делали это медленно, так медленно, что было почти что физически больно продолжать ждать. Но сейчас у них имелись и другие, более неотложные дела.

– Ангел, – наконец произнес Кроули, когда ему удалось взять свое дыхание под относительный контроль и его мысли не крутились вокруг того, где он хотел бы иметь эти пухлые красные губы в других, более благоприятных обстоятельствах. – Я думаю, нам пора идти.

– Куда? – голос Азирафаэля звучал устало и безразлично, как будто он на самом деле не был заинтересован в спасении себя от того, что может прийти за ним.

Кроули мог быть оптимистом во многих ситуациях, но эта оказалась настолько разрушительной с какой бы точки он ни смотрел на нее, что он почти не сомневался, что что-то придет за ними скорее раньше, чем позже – Ад не мог просто оставить новообращенных демонов прямо там, где они были, должен был быть какой-то долгий мучительный бюрократический процесс регистрации новичков. Это уже нервировало – их до сих пор не посетили представители ни одной из сторон. Безразличие ангела ничуть не облегчало Кроули задачу справиться со всем этим, хотя он точно знал, через что проходит Азирафаэль, и что попытки разобраться в их будущем были, пожалуй, последним, о чем он думал.

– Не знаю, – признался он, – но я не думаю, что было бы разумно оставаться здесь, учитывая обстоятельства. Если мы уйдем, это, по крайней мере, даст нам преимущество в старте. Мы могли бы переночевать в каком-нибудь неприметном месте, может быть, в мотеле, и… черт, – Кроули снова вздохнул.