Текст книги "Трансформер (СИ)"

Автор книги: bark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Глава 49 Встреча с родителем

***

      Лекс направлялся к комнате альф, откуда недавно съехал Сокольников. На часах было только без двадцати шесть, но смысла оттягивать неизбежное омега не видел.

      Остановившись перед дверью, он пригладил волосы и расправил рубашку, положил ладонь на дверную ручку и толкнул.

      Дверь оказалось заперта.

      «Наверное, еще не вернулся», – решил про себя Лекс. Вдоль коридора ходили альфы и беты, не удостаивая его взглядом. Те самые, что еще месяц назад не давали ему прохода, норовя затянуть в темный угол или ухватить за попку! Теперь же ублюдки делали вид, что его просто нет.

      «Тоже мне, самцы», – Лекс фыркнул, в упор глядя на трусов, проходящих мимо.

      Без пяти шесть.

      «Уснул он, там что ли?» – Лекс развернулся к двери и постучал.

      Тишина.

      Постучав еще несколько раз для уверенности, он нахмурился.

      «Где он шляется?.. Придурок.»

      Пять минут седьмого.

      «Ну и пошел нах. Сам виноват. Нечего опаздывать», – Лекс махнул собранным на затылке хвостом и пошел к лестнице.

      «Ему надо, так что сам придет, куда он денется», – решил омега, испытывая легкое волнение и размышляя о том, насколько сильно он проявил неповиновение и последует ли за этим наказание… Мысль о расплате хлестко скользнула неуместным возбуждением, и Лекс поторопился укрыться в своей комнате, уверенный, что сегодня его ждет не скучный вечер…

      Но Филипп не пришел за ним.

***

      – Знакомься, пап, это Марк.

      – Ну здравствуй, таинственный омега, – мягкие черты лица, смазанные усталостью, чуть оживились в приветливой улыбке, которая, впрочем, не коснулась глаз.

      – Здравствуйте, Валентин Игнатьевич.

      – Обед уже готов, так что давайте продолжим общение в зале.

      Еще одна вежливая полуулыбка, и омега повел детей за собой. Марк, получив минутную передышку, постарался выровнять дыхание и украдкой оглядеть ровную спину папы Родиона.

      Невысокого роста, с темными, ниже плеч волосами, омега мягко ступал вперед, словно плыл по озеру, в то время как Марк едва не путался в ослабших от переживаний конечностях.

      Рука Родиона крепче стиснула ладонь. Марк на секунду бросил взгляд на любимого и получил ободряющий кивок. Омега настолько нервничал, боясь оступиться или споткнуться, что совершенно не заметил, как оказался в просторном светлом зале семейного особняка Сокольниковых.

      Комната простиралась на пару десятков метров, представляя собой классический танцевальный зал, которые Марк не раз видел в исторических кинофильмах, где красивые молодые пары кружили под звуки духового оркестра, сверкая алмазами изящных украшений и горящими глазами из-под витиеватых полумасок.

      Вдалеке стоял сервированный стол, накрытый на троих.

      Валентин Игнатьевич сел во главе, позволяя дворецкому помочь с массивным стулом. Родион подвел Марка к его месту и лично усадил омежку, ноги которого с трудом доставали до пола. Сам же устроился напротив, за последним накрытым прибором, по правую сторону от родителя.

      – Необязательно было доставать фамильное серебро, папа. Мы же в конце концов собрались в узком кругу.

      – Я впервые встречаю твою пару, а ты упрекаешь меня в том, что я хочу произвести приятное впечатление, – нисколько не обидевшись, откликнулся омега. – Тебе нравится, Марк?

      – Да, – скромно отозвался последний, едва оторвав взгляд от тарелки.

      – Как учеба, сын?

      – Все в порядке. Никаких проблем.

      – Абсолютно?

      Родион посмотрел на родителя долгим взглядом. Ему ответили безмятежным спокойствием, от которого Марку стало не по себе. Вот от кого унаследовал Сокольников этот пронизывающий обескураживающий взор.

      – Абсолютно.

      Омежка нырнул в тарелку, втягивая шею в плечи.

      – Марк, а у тебя как с учебой? Нравится?

      – Да. Интересно… очень.

      – Трудно, наверное. Ведь ты только девятый класс успел окончить.

      Марк проглотил некстати положенный в рот кусочек мяса:

      – Родион мне помогает… без него я бы не справился.

      – Конечно, учеба – дело ответственное… и потому иногда можно подправить нужную закорючку, – старший омега подмигнул.

      – Я никогда не пользуюсь своей силой таким образом!

      Негодование звучало тонкой струной.

      – Папа!

      – Я совсем не хотел никого обидеть, – ни грамма сожаления в голосе. – Просто почему бы не облегчить себе жизнь, если есть такая возможность? Разве ты никогда об этом не задумывался, Марк?

      – Нет. Это неправильно.

      – Но ведь ты же пользовался силой, чтобы спасти Родиона, чему я несказанно рад и за что безмерно благодарен. Так почему не воспользоваться таким замечательным даром для собственной выгоды? Или назло недругам.

      Родион резко поднялся.

      – Думаю, нам пора. Спасибо за гостеприимство, – процедил он сквозь зубы.

      – Присядь, сын. Сейчас подадут жаркое.

      Валентин Игнатьевич увлеченно работал серебряными приборами, не обращая внимания на сына, пока Родион взирал на родителя сверху вниз, явно что-то обдумывая. Затем перевел взгляд на Марка, и тот попытался ободряюще улыбнуться, говоря, что все в порядке.

      Несмотря на все желание не видеться с папой Родиона больше никогда, Марк понимал, что это и его будущая семья, если он собирается остаться с альфой, а именно этот путь он для себя и выбрал, и потому он просто не мог встать и уйти, ожесточив будущего свекра еще сильнее.

      Родион никогда не рассказывал ему, как отреагировал папа на то, что он связался с трансформером, который к тому же оказался его парой, но Марк подозревал, что радость мало напоминала феерический восторг. Валентин Игнатьевич имел право не доверять Марку, ведь доказать истинность пары он никак не мог из-за отсутствия нюха у альфы… да, скорее всего, он видит в омеге угрозу для единственного сына.

      Остаток обеда прошел в молчании, пока не подали десерт.

      – Как себя чувствует отец?

      Лицо Валентина Игнатьевича изменилось в мгновение ока, словно тяжелая плотная вуаль опустилась на лицо, скрывая чувства.

      – Без изменений.

      – Что говорит доктор?

      Марк безразлично собирал подтаявшее мороженое маленькой ложкой. Тонкая сухая рука гипнотизировала. Светлый, почти бестелесный человек напоминал духа, сохранившего условную оболочку, чтобы его собеседники знали, в какую сторону обращаться.

      – Говорит, что состояние стабильное.

      Атмосфера спокойствия и безмятежности, зависшая над ними, вовсе не казалась легким газом семейного благополучия, как могло показаться на первый взгляд, но нависала пропитанным рудным запахом саваном, равномерно тянувшимся от хозяина дома.

      – Я зайду к нему позже.

      Больше никто не проронил ни слова.

***

      – Родион, я бы хотел спросить, – осторожно начал Марк, решившись задать вопрос, мучавший его не один день.

      – Конечно, – чмокнул альфа его в затылок, закутывая в одеяло и притягивая к себе.

      – Что на самом деле случилось с твоим отцом? – жутко нервничая, не зная, позволено ли ему спрашивать об этом, напрягся Марк.

      Альфа глубоко вздохнул и, взяв паузу, глухо ответил:

      – Несчастный случай. Пару лет назад на отца совершили нападение. Ничего серьезного, просто очередные конкуренты решили силой разделаться с тем, кто им не по зубам в деловых вопросах. Охрана работала как часы, выводя отца из-под удара. Они уже были практически в безопасности, когда по ним открыли пальбу – один стрелок засел на высоте, любитель, он почти не был опасен, если только не шальная пуля, – альфа помолчал. – Именно ее и схлопотал один из охранников отца, когда они были в нескольких метрах от машины. Он упал и повалил его… – замученный досадой вздох вырвался из груди. – Отец упал следом и ударился головой о бетон площадки. И вот уже два года лежит в коме.

      Сказать было нечего.

      Марк развернулся под рукой альфы и ближе притиснулся к обожаемой паре, показывая, что он с ним и разделит с ним все, что тот захочет.

      Думать о том, что один удар головой разбил чью-то семью, было пугающе.

      – Они с твоим папой были… ой, прости, – Какой же он идиот.

      – Ничего... Да, они истинные. Отец моложе папы. Тот его очень долго ждал. Будучи одним из самых блистательных омег своего времени, он, судя по рассказам отца, разбил не одно сердце, получив прозвище Снежный Король. Ему было уже двадцать шесть, когда они с отцом случайно встретились в театре.

      Все его друзья уже обзавелись по паре детей, а папа так и оставался один. Дед рассказывал, что чуть не отправил его в монастырь, когда он в очередной раз отказал кандидату из числа дедушкиных друзей. В нашем кругу выгодный брак измеряется исключительно связями, – пояснял Родион то, что Марку могло показаться непонятным. – Но мой омега-дедушка был на стороне сына, считая, что его мальчик достоин лучшего и сам сделает правильный выбор, когда придет время. Как я уже сказал, ждать пришлось долго.

      – Твой отец настолько моложе? – Марк никогда не видел главу семейства Сокольниковых, а в прессе о нем давно не было никаких упоминаний и многие уже списали его со счетов.

      – Дело не в этом, – улыбка скользнула в голосе. – Просто отец никогда не посещал тех мест, где бывал папа. Его никогда не интересовала «заплесневелая интеллигенция», знаешь, папа готов был убить его за эту фразу, ввиду зашоренности и чопорности их круга. Он предпочитал жить полной жизнью и ни в чем себе не отказывать. Во многом именно поэтому он добился небывалых успехов. Он всегда напоминал мне пирата – никогда не боялся идти туда, куда дует ветер, ловя свое счастье.

      – Так как же они встретились? – Любопытство взяло свое, зачаровывая Марка розовой сказкой чужой любви.

      – Скажем так, очередной амур, пронзивший сердце отца оказался театральным актером и только по этой причине его занесло в такое злачное место, – невольно хохотнул Родион. – Он собирался подарить новому фавориту миллион алых роз, утопив в них театр, но увы, пассия была забыта, как только мой отец столкнулся со Снежным Королем.

      Марк представил целое море темно-алых цветов, среди которых восседал прекрасный недоступный омега, пленивший сердце альфы. Надо же – Снежный Король. У Валентина Игнатьевича и Родиона даже прозвища были почти схожими. Яблоко от яблони…

      – Родион, а можно я тебя попрошу, но если тебе не понравится, то не обижайся на меня, а просто откажи, хорошо?

      – Обижаться на тебя? – повеселел Родион. – Давай, удиви меня своей страшной просьбой.

      – А можно и мне завтра навестить Станислава Викторовича?

      Ему отчаянно хотелось «познакомиться» со сказочным пиратом и к тому же узнать о Родионе немного больше.

      – Конечно, – Родион привлек обожаемого мальчика к себе на грудь. – Я буду только рад. Чтобы не говорили врачи, мой папа верит.

      Но Марк разглядел в его глазах еще одну надежду.

Примечание к части История закончена. Оставшиеся несколько глав выкладываются каждый день, по мере правки.

Спешл Миллион алых роз

      Из воспоминаний Валентина Сокольникова:

      ...Неделя вымотала меня вконец. Благотворительный фонд отца съедает львиную долю моего личного времени. Давно нужно было озаботиться помощником, иначе очередное воскресенье просплю, как последний трутень до полудня.

      Машина замерла, дверь услужливо распахнулась. Благодарю легким кивком головы, параллельно оглядываясь. Юсуповы только что скрылись в широком проходе театра.

      – Валя! – из машины позади выпархивает Рома. Мистер Беззаботность сияет светло-голубым костюмом и открытой улыбкой. – Привет! – целуемся.

      – Сколько раз я говорил тебе про подходящие наряды для посещения театра? Скажи честно, ты хотя бы раз меня слушал?

      – Конечно, слушал, – насупился омега. – Только не всем идет черный, как тебе. Я в нем смотрюсь как приболевший упырь, а ты как селебрити на «Оскаре».

      – Неужели так вульгарно? И сколько раз я тебе говорил, что использование иностранных слов это показатель невежественности и попустительского отношения к родному языку.

      – Ой, Валь, ну хватит уже, – Ромка подхватил меня под локоть и ринулся к сияющему золотым светом входу.

      Лошадку пришлось осадить – неприлично двум уважающим себя омегам нестись как на пожар, поэтому мы чинно и достойно вплыли в освещенное огнями фойе. Вежливо поприветствовав знакомых, прошли мимо рояля, к широкой низкой лестнице.

      – Смотри, сколько цветов!

      – Тише, – будучи младше меня всего на два года, Роман иногда напоминал мне четырнадцатилетнего омежку, впервые вышедшего в свет. Хотя разве он виноват, что кто-то явно переборщил с цветами?

      Повсюду были розы.

      Тяжелые бордовые бутоны на длинных ножках, гордо поддерживаемые огромными вазами, разукрасили белоснежный мрамор с бледно-горчичной облицовкой, составляющий основу палитры драмтеатра.

      Я заметил цветы еще на крыльце, но не придал значения. Однако, чем дальше мы двигались, тем навязчивее проявлялась декорация: цветы вдоль лестниц, на стенах, на невысоких пьедесталах, обычно занимаемых бюстами великих драматургов прошлого, на подоконниках!

      – Как красиво! – не выдержал завороженный Роман.

      Сладкий запах цветов пропитывал пространство, одурманивал, душил.

      – Кто-то явно никогда не слышал выражение «все хорошо в меру». Добрый вечер, Степан Анатольевич, – мы проходили мимо председателя Союза художников.

      – Добрый вечер, Валентин, Роман. Прекрасный вечер.

      – Бесспорно. «Вишневый сад» – один из моих любимых спектаклей. Как поживает ваш достопочтенный супруг?

      – Замечательно, спасибо. Ожидаем малыша уже в следующем месяце.

      – Отличные новости. Желаю ему и вашему супругу крепкого здоровья.

      – Вы, как всегда, сама учтивость, Валентин.

      – Не заставляйте меня краснеть из-за обычной вежливости.

      – А вы, Валентин, не скромничайте, – пожилой альфа подмигнул. – И представьте же поскорее нам своего избранника… А может, эти цветы для вас?

      – Почему вы так решили?

      – Не знаю ни одного более достойного миллиона роз омеги. Кроме вас, Роман, конечно, – склонил голову альфа.

      – Миллион роз?! – друг не поверил своим ушам.

      – По крайней мере, так мне сказал Аскольд Суренович.

      – Что ж, словам директора мы можем верить.

      – Но кто это? И для кого? – еле сдерживал себя Роман, заставляя меня скривиться от слишком эмоциональной реакции и невозможности приструнить омегу при Степане Анатольевиче.

      – Одна птичка шепнула мне, что это подарок от Станислава Сокольникова.

      – Сокольникова? Это какой-то бизнесмен если я не ошибаюсь.

      – Сокольников?! О, боже! Значит, он будет здесь?!

      Я не выдержал и наступил другу на носок туфельки. Лучше куплю ему новые, чем дальше буду краснеть из-за отсутствия элементарных манер.

      – Вероятно, – альфа лишь улыбнулся на несдержанность друга. – Кажется, он собирается кого-то покорить.

      – Но кого? – выдохнул Роман, весь обратившись в слух.

      – Это большой секрет, конечно. Но такому достойному молодому человеку как вы, Роман, я скажу. Цветы для Евгения Дунмарова.

      – Он же актер и играет сегодня!

      – Вы абсолютно правы, мой милый друг.

      – Как ему повезло, – с плохо скрываемой завистью прошипел Роман.

      – В чем же? – не удержался я.

      – Но это же Сокольников, Валентин!

      – И?

      – Иногда мне кажется, что ты живешь на другой планете!

      «Мне тоже», – но вслух я ничего не сказал.

      – Станислав Сокольников – мечта. Сказочно богат, божественно красив и невероятно непредсказуем! В газетах только и пишут о его безумных выходках! Для него нет ничего невозможного! Он может все!

      – А вы не лишены поэтического таланта и свойственного молодежи энтузиазма, Роман, – хохотнул альфа, скользнув по моему лицу.

      «На что он намекает?»

      – Когда речь заходит о сильном поле, Роман еще и не так может удивить.

      – Зря вы надо мной смеетесь, – насупился Роман, считая что над ним снова посмеиваются за легкомыслие, в чем, кстати, был абсолютно прав. Но старость не могла злорадствовать над молодостью, а Валентин это Валентин. – Лично я с ним собираюсь познакомиться, если будет такая возможность.

      – Желаю удачи, мой друг.

      Прозвенел второй звонок.

      – Пора торопиться. Нехорошо заставлять актеров ждать, – и вежливо откланявшись, альфа удалился.

      – Идем, – поторопил я сорвиголову.

      «Знакомиться он собрался!»

      С нами поздоровались при входе в ложу.

      – Это еще что такое? – возмущению моему не было границ.

      – Что-то не так? – обеспокоенный капельдинер вошел в ложу следом за нами.

      – Здесь розы?

      – Да, – растерялся молодой бета.

      Сцепив зубы и выдохнув, я постарался быть как можно вежливее:

      – Уберите, будьте добры.

      – Но… – потянул в растерянности парень.

      – Быстрее… пожалуйста.

      – Конечно. Через минуту их здесь не будет.

      – Валь, может оставим?

      Одного моего взгляда ему хватило, чтобы понять, что нет, не оставим.

      – И с балкона тоже, – добавил я вслед бете.

      К третьему звонку цветы были убраны, но приторный дурман мертвых роз забивал легкие так крепко, словно кто-то сунул мне букет под нос.

      «Чертов нувориш», – клял я про себя Сокольникова, оглядывая ломившиеся от тяжести букетов балконы. Цветы были повсюду, мешая публике, но никто, кажется, не выказывал недовольства.

            «И почему до сих пор не начинают?»

      В дверь тихо постучали. Порядком раздраженный, я даже не обернулся.

      – Добрый вечер, я могу вас ненадолго потревожить?

      – О, – подпрыгнул Ромка. Пусть ведет себя как хочет, болван. – Конечно. Вы что-то хотели?

      – Да, если позволите. Не сочли бы вы возможным разрешить украсить вашу ложу розами? Дело в том, что я готовлю сюрприз, и для этого весь зал должен быть украшен.

      – Ну, – Ромка замялся. Я кожей чувствовал, как его взгляд мечется от незваного гостя ко мне.

      «Да что же это такое? Видимо, мне самому придется добавить слово „невозможно“ в чей-то оскудевший словарный запас.»

      – Увы, но это абсолютно невозможно.

      – С кем имею честь разговаривать?

      Я обернулся, не вставая. У Романа отвисла челюсть. Согласен, я веду себя непозволительно, но почему мой любимый спектакль должен быть непременно испорчен чьим-то слезливым романом, который развалится через неделю? Нет, Антон Павлович заслуживает не в пример большего.

      – Валентин Игнатьевич Галеко.

      Видимо, своим поведением я удивил не только друга.

      – Очень приятно, Валентин Игнатьевич, меня зовут Станислав Сокольников.

      Я промолчал. Альфа не унимался:

      – Разрешите украсить розами вашу ложу.

      – Как я уже сказал, это невозможно.

      – Могу я узнать, почему?

      – Они мешают наслаждаться спектаклем, – он начинал меня раздражать.

      – Каким же образом? – настойчивый альфа шагнул ближе, зависнув надо мной в шаге.

      – Мне неприятен красный.

      – Какие же розы вы любите?

      «Настырный, гад.»

      – Белые.

      – Извините, что потревожил. – С этими словами альфа вышел, не забыв закрыть за собой дверь.

      – И что это было? – растерянно спросил Роман.

      – Не знаю.

      Пьеса, наконец, началась, и я, как всегда, получил искреннее удовольствие. Если бы еще не этот альфа…

***

      – Интересно почему Сокольников не вышел и не подарил Дунмарову цветы после спектакля?

      Я лишь передернул плечами. Это меня совершенно не касалось.

***

      Три недели спустя.

      Вечер. Театр. Дают «Даму с собачкой».

      И снова розы. Белые. Романа трясет от возбуждения.

      – Предупреждаю, хоть одно слово, Роман, и... – друг послушно молчит, но таки мельтешит смазанными хаотичными движениями.

      Наша ложа. И снова розы. Белые. Кажется, этот цвет называется «лилейный»?

      – Будьте добры, уберите.

      Цветы исчезают без вопросов.

      Третий звонок. Вежливый стук в дверь.

      – Добрый вечер, Валентин.

      – Не уверен, что он добрый.

      – Чем вам не угодили белые розы?

      – Отсутствием воображения.

      Альфа за моей спиной хмыкнул:

      – Как же угодить Снежному Королю?

      «Идиот.»

      Я скрипнул зубами, услышав ненавистное прозвище:

      – Для начала выучить несколько правил хорошего тона. Затем можно было бы начать обращаться к людям по имени. Потом дать насладиться пьесой. И, конечно же, не забыть убраться подальше, причем вовремя.

      – Ничего не имею против, кроме невозможности удовлетворить последнее требование.

      – Уверен, вы справитесь. Еще неделя, и розы станут желтыми, или малиновыми, или, может, морковными, что там у вас по списку следующее.

      – Боюсь, мне пришлось его сжечь.

      – Какая трагедия, достойная трех актов! – не удержался я от сарказма.

      – Я с вами абсолютно согласен.

      – И что же послужило причиной сего печального проишествия?

      – Ничего более очевидного и невероятного.

      – Что же это?

      – Я. Встретил. Пару.