Текст книги "Трансформер (СИ)"

Автор книги: bark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Часть 44 В овечьей шкуре

      – Марк, открывай, – тихо прошипел Дима в щель двери.

      Накатившая паника обухом огрела по голове. И без того ощутимая дурнота усилилась в десятки раз, заставляя омегу жадно втягивать воздух и дышать через рот, в надежде, что комната все же перестанет вращаться перед глазами.

      Марк облизал потрескавшиеся губы.

      «Он знает! Он знает! Он все знает!»

      – В принципе, если хочешь обсудить все через дверь, я не против, Марк, – альфа говорил громче, старательно выделяя имя. Так громко, что кто-нибудь снаружи мог услышать. А ведь все знают, чья эта комната!

      Взгляд метался загнанной мышью из угла в угол.

      «Что же делать? Что делать?!»

      – Марк, я устал, – раздалось так отчетливо, словно Дима стоял рядом. Теперь его наверняка могли расслышать из других комнат! А может, уже услышали...

      Омега дрогнул, и сам не понял, как рука опустилась на замок, щелкнув пальцем по простому механизму.

      Дверь тут же начала открываться, словно чья-то напористая рука уже упиралось в гладкое дерево.

      Марка слегка ударило и он неуклюже отскочил в сторону, когда альфа вошел в комнату и, выглянув напоследок в коридор, прикрыл дверь. Он не стал пользоваться автоматической щеколдой, а сразу повернул ключ, торчащий из нижнего замка, не забыв после опустить его в карман брюк.

      – Что тебе надо? – твердо спросил Марк. Вернее, попытался. Голос дрогнул и сорвался петухом.

      Обернувшись, Дима расцвел сладкой отталкивающей улыбкой:

      – Хотел поговорить.

      – Я же сказал, что мне нехорошо.

      Сердце, как ненормальное, трепыхалось в груди, пока Марк, спотыкаясь, пятился назад. Ему хотелось, чтобы их разделяло как можно больше пространства – запах постороннего здесь альфы неприятно сковывал движения, заставляя слабую сущность слушаться, подчиняться...

      – Давай, присядем, – проигнорировав слова Марка, ответил гость, вольготно устраиваясь на кровати. – Удобная, – заметил он, и Марк, сделав последний шаг назад, наткнулся на подоконник, вздрогнув.

      Альфа вытянулся, завалившись на бок и подпер голову рукой. Оценивающий взгляд бесстыже блуждал по телу сжавшегося в углу Марка.

      Да, этот омега определенно был лакомым кусочком.

      ...Чего он только не услышал за эти полгода в адрес недоступной лапочки. В каких только позах альфы не имели скромняжку в каждом углу универа в своем далеко не скромном воображении. Иногда поодиночке, иногда группами, они беззастенчиво делились, что бы сделали с невинным девственником, застрявшим под покровительством Сокольникова.

      Сокольников – ещё один лишний элемент в уравнении.

      Дима и не собирался подкатывать к зажравшемуся ублюдку и просить какое-то там разрешение. Омега был свободен, а значит, права мог заявить каждый или хотя бы попытать счастье. Но барская рожа перекрыла кислород, выведя омегу из зоны досягаемости. Брат, подумаешь!

      Нет, просить он точно не стал бы. Но он наблюдал за происходящим, прикидывая шансы и следя за интересным объектом. У Димы хватало поклонников и подстилок, но инстинкт охотника гнал за дичью, что дразнила сотни самцов так откровенно, так вызывающе виляя своей целомудренной попкой, и в тоже время была недосягаема.

      А ещё на пути стоял его придурошный дружок, Филипп. И если сначала Дима не обращал внимания на мрачного неразговорчивого дебилоида, то после пары драк все же присмотрелся, понимая, что и это препятствие предстоит обойти.

      Но все сложилось, как нельзя лучше: Сокольников снова свалил по делам, как часто делал это во время семестра, оставив на пороге Марка сторожевого пса. Дима уже и не надеялся добраться до аппетитного, нетронутого тела, когда звезды сошлись над его головой и ему стало везти.

      Хотя в везение он верил только отчасти, в конце концов он самолично проложил себе путь в спальню омеги.

      Сначала подружился с зайчиком, наплетя глупостей о проблемах с английским – после того как два года пожил в Штатах, он и сам мог давать уроки. Но это был отличный предлог, особенно, когда над ними не висла тень противного братца. Да и омега так умильно радовался их занятиям, что Дима от души наслаждался захватывающей игрой.

      Правда, все чуть не пошло прахом.

      Альфа не ожидал, что после первого же занятия Марк откажется продолжать. К счастью, и самому омеге этого,судя по всему, не хотелось. Тем лучше для него. Возможно, и ему удастся получить немного удовольствия.

      Даже несмотря на течку и тот факт, что омеги всегда переносили альф легко в эти дни, нежничать было не в характере Димы. В постели он вел себя настолько же грубо и жестко, иногда по-варварски обращаясь с омегой, насколько вежливо и обходительно умел преподнести себя в общении.

      И вот случай улыбнулся ему во второй раз.

      Вчера он услышал, как Филипп запретил Марку покидать комнату, причину объяснять не пришлось. Наблюдая за омегой, ещё в библиотеке альфа заметил, как его аромат чуть изменился в преддверии «замечательных» дней. Тянуть дальше не имело смысла, и Дима сделал свой ход, подойдя первым.

      Целый день он караулил Филиппа на этаже, тщательно отслеживая, не уведут ли Марка в медблок и когда друг Родиона зайдет к нему в последний раз. Убедившись, что ужин доставлен, а омега так никуда и не отправился, Дима понял что его час настал.

      И теперь его желанная добыча скромно жалась в углу, глядя на него широко раскрытыми глазами.

      Страх. Конечно. Но альфа был готов спорить, что черные зрачки раскрывались от страсти и желания не менее ярко, чем от ужаса перед своим первым самцом…

      – Иди сюда, конфетка, – низким гортанным голосом позвал альфа.

      Мурашки прокатились по спине омеги, касаясь затылка.

      – Откуда ты знаешь мое имя?

      – Имя? – лениво переспросил Дима. – Значит, тебя все-таки зовут Марк?

      – Но ведь ты же сам меня так назвал, – омега растерялся.

      – Да, я слышал, как однажды в библиотеке тебя так окликнул Родион.

      Марк задохнулся, понимая, какую чудовищную ошибку допустил, поверив, что Дима знает что-то о его прошлом. Он просто оказался случайным свидетелем оговорки Сокольникова и только что поймал рыбку на крючок, удачно разыграв карты.

      Дима гадко улыбался, глядя как понимание настигает сбитого с толку омегу.

      Да, он просто подслушал их разговор и немного удивился, когда Родион назвал Илью другим именем. Что это могло ему дать? В других обстоятельствах, пожалуй, ничего, ему вряд ли удастся нарыть что-нибудь на Сокольникова – слишком хорошо тот заметал хвосты, к тому же выступать против этого урода было равносильно подписанию смертного приговора, красивым почерком, собственной рукой.

      Но сегодня неожиданно слетевшее с губ альфы имя превратилось в золотой ключик, раскрывающий дверь во врата рая.

      Он просто догадался, что за этим кроется какой-то секрет и решил блефовать, надеясь что наивный омежка купится на ложь. В его полуадекватном состоянии на это вполне можно было расчитывать.

      – Родион убьет тебя, – запинаясь, пробормотал Марк.

      В этот момент зазвонил телефон, оставленный на покрывале. Альфа протянул руку и подобрал черный прямоугольник пластика.

      – А вот и он, – презрительно хмыкнул. – Смотри-ка, переживает за тебя.

      На экране вспыхивала единственная фотография любимого.

      – Отдай! – потребовал Марк, но так и не решился подойти.

      – Хочешь, забери, – игриво подмигнул Дима.

      Вызов погас, чтобы через минуту повториться снова.

      – А он настойчивый, – удивился альфа.

      – Что тебе от меня надо?

      Глаза превратились в щелки, когда приторная искусственная улыбка разделила лицо пополам.

      – Ничего особенного, – Дима нажал сброс и отключил телефон, не желая, чтобы им мешали. – Всего лишь твоя невинная попка, – альфа поднялся. – И братца твоего я не боюсь. Расскажу ему как было: мы с тобой общались неделю, у меня есть запись звонков в скайпе, если он вдруг не поверит, а дальше все просто. Ты потек, не справился с собой, пригласил меня якобы позаниматься, я одурел от твоего запаха, потому что течка началась.

      – Но она не началась!

      – Как ты это докажешь, конфетка? – хитро прищурился Дима. – А пока я буду жарить тебя до утра, непременно начнется. И я, конечно, скажу, что не устоял перед течным девственником. Кто меня обвинит?

      Дима сделал последний шаг между ними и прижался к трепыхающемуся в протесте телу:

      – Давай, карамелька. Не жалей кулачков, мне так больше нравится.

      Руки зажали в хватку, горячий рот впился в шею, облизывая. Марка обдало будоражащим запахам самца.

      «Господи, нет!»

      – Пожалуйста, – тихонько заскулил он, моля альфу о милосердии и понимая, что не только не уйдет от физически более сильного партнера, но ещё пара минут, и сам сдастся под напором насильника.

      – Пожалуйста, не надо, – глотая слезы, снова попросил он.

      Но его никто не слышал.

      Течка напирала все сильнее, обостряя инстинкты и дразня альфу. Дима уткнулся ему за ухо и шумно втянул острый аромат непокрытого никем тела. Зарычав, он подхватил Марка за пояс и преодолев несколько метров до кровати, швырнул на нее хрупкого омегу и навалился сверху.

      Чужая тяжесть электричеством пробила тело.

      – Пожалуйста, – еле слышно выдавил Марк, кляня собственную природу.

      Но альфа уже рвал на нем рубашку, оголяя розовые горошины сосков, дернул ремень, отлетела пуговица, пугающе ударившись о стену. Чужие руки трогали его, сжимали до синяков, пока навалившееся тело елозило по оголенной груди и животу.

      Сознание, словно парализованное в собственном теле, билось в истерике, вопя о чудовищной ошибке.

      Не Родион станет у Марка первым. Он не отдаст, не подарит себя своей паре, которая так желала его, так обожала.

      Он просто подарит то единственное, что он мог предложить любимому, и чего тот так жаждал, первому встречному. Непонятно кому. Альфе, которого он знал неделю.

      «Господи, помоги!»

      Глухие соленые слезы забили горло.

      Он не мог кричать, и не имело смысла молить.

      Чужая рука грубо, резко скользнула в трусы, впилась в пах.

      Было больно. Мерзко. Гадко.

      Огорошенное сознание кричало – беги, борись, не позволь, но тело не реагировало, собираясь получить положенное. Между ног все давно намокло.

      Дима рычал, впивался в белую кожу, ранил.

      «Н-не-е-ет...»

      Запах альфы загустел, наполняя легкие.

      Тошнота накатила внезапно. Марк забился. Тело выворачивало наизнанку от вонючего, удушливого смрада грязной похоти.

      Дима успел сообразить, в чем дело, за секунду до того, как Марк опрокинулся на живот и проблевался.

      – Ах ты, дрянь! – Альфа, взбесясь, схватил его за лодыжку и потянул с кровати. На секунду зависнув ногами кверху, Марк упал, больно ударившись локтями и приложившись челюстью о пол. Во рту расплылся соленый привкус металла.

      – Ты не испортишь мне кайф, сучка!

      Альфа резко поднял его за пояс, ставя на колени.

      – Нет, – Марк дернулся в сторону.

      – Что ты сказал, дырка недобитая?

      – Я! Сказал! Нет! – перекатился он на спину и рявкнул в лицо насильника.

      Альфу перекосило от ярости, скулы побелели, черные глаза впивались в наглую тварь, посмевшую ему отказать. Он схватил Марка за шею и, прижав к полу, стал душить. Сейчас он не владел собой, и все, чего он требовал, это полное и безоговорочное подчинение.

      Марк напрягся, голова запульсировала, словно наливающийся шар, слабость легко одолела тело. Он слышал, как жадно дышит чудовище, видел как гневно раздуваются ноздри...

      «Нет!»

      «Ни! За! Что!»

      Альфа дернулся, ослабевшие руки соскользнули с шеи. Марк закашлялся и откатился, не видя, как замер Дима, ошарашенно вперив взгляд в пустоту. Рука легла на грудь. Мгновенье, и его накренило.

      Дверь вылетела с петель одновременно с тем, как тяжелое тело рухнуло лицом вниз.

Часть 45 Все точки...

      – Марк, Марк!

      Он очнулся, не понимая, откуда в комнате взялся Родион, почему у него такое перепуганное лицо, зачем он его трясет...

      – Марк, ты меня слышишь?!

      Растерянно заморгав, он кивнул. Альфа шумно выдохнул и прижал его к себе, стиснув так крепко, что нельзя было сделать вдох.

      – Родион, – голос Филиппа?

      Альфа нехотя немного ослабил хватку и обернулся, не позволяя Марку высвободиться и отпрянуть от своей груди, вибрирующей тяжелым стуком сердца.

      – Отведи Марка к нам и возвращайся.

Согласно кивнув, Родион поднял омегу на руки и поспешил на верхний этаж.

      Расслабившись в родных руках, Марк ни о чем не думал, ни о чем не спрашивал. Даже течка, бросавшаяся на слабое тело минуты назад, заткнулась, заглохнув где-то внутри.

***

      Родион осторожно усадил омегу на собственную кровать и укутал покрывалом.

      – Ты как? – неслышно спросил он, словно боясь услышать ответ. Марк перевел на него пустой взгляд и ничего не сказал. – Я уйду ненадолго. Поспи, хорошо?

      Омега никак не отреагировал, заставив челюсть альфы досадно поджаться.

      Родион ушел, щелкнув ключом в замке с обратной стороны.

      Марк лежал на кровати, словно прилег на несколько минут после изнурительных пар, да так и застыл, едва находя силы, чтобы вздохнуть. Тихая, недвижимая опустошенность занимала тело до краев, до кончиков ногтей. Словно все внутренности разом пропали, оставив пустой кожаный мешок валяться бесформенной кучей.

      Он, кажется, еще дышал.

      Синяя тяжелая ткань покрывала вокруг тела, кровать напротив, тумба, книжки, комп.

      Кривой вечерний отпечаток голых веток повис на стене. Марк скользил глазами вдоль непривлекательных изломов и палочек. Черточки превращались в отчетливые борозды, те, в свою очередь, перетекали в толстые неаккуратные полосы, вытянутые черные кляксы. Дойдя до основания, туда, откуда вырастала тень, Марк скользил обратно, но уже не находя прежнего пути, просто следуя новому лабиринту и оказываясь на размытом кончике очередного штриха. Замерев на секунду, он возвращался, пока ночь не вступила в свои права, стерев собственный неудачный рисунок.

      Он лежал на боку.

      Пахло клубникой.

      Любимый аромат пары вдруг окутал с ног до головы. Укачивая, нашептывая утешения, баюкая, словно любимое дитя, и защищая от всех невзгод, от всего мира. За дверью слышались шаги, доносились редкие голоса, едва уловимо тянуло сигаретным дымом.

      Ему стало все равно.

      Марк сел, откинув покрывало в сторону, и опустил ноги на пол.

      Широкое окно справа открывало вид на просторную террасу, изодранную талыми остатками снега и светом ночных фонарей. Ветер терзал нагие деревья, утягивая непокорные кроны за собой, будоража приросших к одному месту несчастных обещаниями приключений, далеких стран, широких берегов. Но те упорно впивались в жалкий клочок земли, метр на метр, не смея отпустить насиженное место.

      Стало зябко, несмотря на жар радиатора, обдающий ноги. Марк опустил взгляд. Раскрытая, порванная рубаха, расстегнутые штаны, босые ноги.

      Как же он устал.

      Подойдя к кровати Родиона, омега залез в постель, накрылся с головой и уснул.

      И проснулся от того, что кто-то гладил его по волосам, осторожно, как папа. Он не спешил шевелиться и выдавать свое пробуждение. Ему было хорошо. Вот бы так было всегда. Наконец, приоткрыв глаза, он шумно выдохнул.

      – Как ты? – голос Родиона тянул горечью.

      – Не знаю, – честно признался Марк, позволяя тишине ненадолго отсрочить неизбежное. – Он жив?

      Как только последний звук растаял на губах и до того как Родион ответил, Марк вспомнил всю свою осознанную жизнь. Нет, она не промелькнула, словно полоса киноленты, и не взорвалась ярким фейерверком пережитых эмоций, не пронеслась вспуганной стайкой мелких птиц, не зашуршала страницами фотоальбома со счастливыми лицами.

      Она ударилась о ребра одной-единственной мыслью: – «Я могу быть с тобой?».

      Эхо отдалось до основания души, если Марк еще не лишился ее, когда отнял чужую жизнь.

      – Да. В больнице, в тяжелом состоянии, но жить будет.

      Что-то сдавило до скрежещущей боли, а потом отпустило, решив позволить омеге дышать. Марк перекатился на спину, жадно втянул воздух ртом, и слезы облегчения одновременно скользнули из уголков глаз.

            – Спасибо, – непонятно кого поблагодарил он, – спасибо, – то ли Родиона, что вернул надежду, то ли бога не отнявшего ее.

      Родион склонился над омегой спеша сцеловать драгоценные соленые кристаллики. А затем накрыл его телом, не ложась, боясь раздавить свое сокровище, которое не уберег. Марк обхватил любимого руками в ответ, прижимаясь теснее.

      Так они и застыли, позволяя друг другу просто быть рядом. А потом Марк заговорил. Заговорил, как на духу, не скрывая ничего:

      – Я помогал ему с учебой. Мне было одиноко и я позволил ему воспользоваться этим. Он пришел под вечер, назвал меня Марком, я решил, что ему все известно, и по глупости или от страха открыл дверь.

      Марк затих.

      Вспоминать не хотелось.

      – Он знал о течке и хотел… хотел… – голос омеги задрожал.

      – Тише, мой хороший, тише, – Родион обхватил затылок омежки рукой и притиснул к своему плечу, пряча от тех ужасов, что пришлось пережить его маленькой паре. – Но откуда он узнал, как тебя зовут?

      Сокольников был готов поклясться, что не оставил никаких улик.

      – Случайно услышал, тогда, в библиотеке. Помнишь? – осторожно спросил омега, заглядывая альфе в лицо и надеясь, что тот не станет винить во всем себя.

      – Помню. И не смотри на меня так. Это моя вина. Я проболтался. Я оставил тебя одного… Отнял семью и друга, – горше, тише, – вырвал из привычной жизни. И даже не смог позаботиться… Ты, наверное, уже сотню раз пожалел, что пошел за мной, – альфа корил себя за все.

      – Нет, – твердо ответил Марк, пристально заглядывая в голубые, полные муки глаза. – Ты помог мне вырваться. Получить то, что я сам хотел. Неужели ты думаешь, что жизнь трансформера без пары сделала бы меня счастливым, несмотря на то, что папа с отцом и Антон остались бы рядом? – Марк печально улыбнулся. – Все, чего я хочу – быть с тобой.

      – Ты представляешь, в какую жизнь я тебя втянул?

      Омега глубоко кивнул, пустив одинокую морщинку посреди лба:

      – Пусть будет тысяча Арсениев, Лексов и таких как Дима, если такова цена за то, чтобы быть ближе к тебе – у меня нет возражений.

      Глаза Марка сияли упрямой несгибаемой решимостью. Он не кривил душой и не обманывал:

      – Какой не был бы выбор, знай – я всегда выберу тебя.

      И Родион не сомневался, понимая, нет, скорее чувствуя, что и сам сделает ради Марка все, пойдет на любой риск, что бы не стояло на кону, совершит любое безумство.

      – А что ты сделал с ним? – не сводя с омеги напряженного взгляда, спросил Родион.

      Омега разом напрягся, сглотнул и снова уткнулся в крепкое плечо:

      – Я… я захотел, чтобы его сердце превратилось в камень. Холодный и твердый, такой же, как он сам.

      – Ты и такое можешь?

      – Нет. Он же остался жив, – с облегчением выдохнул Марк. – Я никогда такого не делал и не собирался, но это все, что пришло мне в голову в тот момент… Я и сам не очень помню, как пожелал этого… Хорошо, что не вышло.

      – Да, хорошо.

      – Теперь будут проблемы? – беспокойство вдруг всколыхнулось грозой на горизонте.

      – Никаких. Он в больнице. Какой ему поставят диагноз, я пока не знаю, но списать такое на трансформера не получится. Насколько я успел изучить историю связанную с трансформерами, таких случаев прежде не бывало, – хмурился Родион.

      – Да и я о таком не слышал. Это вообще была сумасшедшая идея.

      – К тому же в универе не числится ни одного омеги с даром.

      – А как ты вообще очутился здесь? – вдруг припомнил Марк отсутствие альфы.

      – Я уже возвращался. Филипп предупредил, что скоро состояние обострится, – обойдя неудобный угол, сказал Родион. Во время течек он старался не видеться с Марком, но, как и прежде, всегда находился на расстоянии вытянутой руки. – И я решил, что вернусь... на всякий случай, – Родион чмокнул Марка в лоб, провел кончиком носа вдоль скулы, досадно отметив покраснение от удара на подбородке.

      В этот момент Марк тихо розовел от осознания – его альфа переживал за него.

      – Уже подъезжая, я не удержался и набрал тебя, а ты сбросил.

      – Это не я.

      – Ясно. Значит, и мобильник выключил тоже он?

      Омега кивнул.

      – Дерьма кусок, – скрипнул зубами Сокольников. – Мне это показалось странным. Ты никогда так не поступал, – учитывая, что именно альфа и запретил ему это делать, – поэтому я поторопил водителя, а сам набрал Филиппа...

      Родион убрал растрепавшуюся прядку с лица омеги.

      – ...С ним я столкнулся уже на лестнице. А на подходе в комнату услышали шум, – Родион сдерживал голос, готовый сорваться в глухое рычание. Он был зол, жутко зол. – Я звал тебя через дверь, но ты не отвечал.

      – Я даже не слышал, – словно извиняясь, пролепетал омега.

      – Мы вынесли дверь, а там ты и этот…

      Дальше рассказывать не имело смысла, все было и так очевидно. Родион отнес Марка к себе, пока Филипп вызывал скорую.

      – Скажи, – начал Родион, он явно волновался. – Ты не думай, если что случилось, мне все равно. То есть, не все равно... я хотел узнать, может, вызвать врача? Он… тебе сильно навредил?

      – Он не успел, – поторопился с ответом Марк.

      Его руку осторожно сжали. Омега тепло улыбнулся.

      Ярко-малиновая ягода дразнила и щекотала нос, выманивая наружу забитый инстинкт. Марк облизнулся, глядя на нависшего над ним альфу.

      – Проголодался? – тут же озабоченно спросил Родион, садясь на край кровати.

      – Угу.

      – Я принесу тебе чего-нибудь.

      – Не надо, – остановил омега, переложив руку на колено альфе. – Я скучал.

      – Я тоже.

      Природа накрыла омегу так стремительно, так неумолимо. Торнадо, родившийся в мгновение ока, укутал Марка в плотный кокон желаний и жажды, беря тело под контроль.

      Марк ощущал, как каждая клеточка потянулась к Родиону, зовя своего хозяина закрепить собственное право над слабым, но таким нуждающимся телом. Омега чуть прикусил нижнюю губу, поерзав попой по простыне.

      – Осторожно, Марк, – предостерегающе заметил Родион.

      Но тот словно не слышал, сжимаясь на кровати и натужно перебирая ногами, будто стремясь успокоиться, но тщетно. Взгляд ни на мгновенье не отрывался от альфы.

      – Я… пожалуй, пойду.

      – Посиди со мной еще минутку, – ухватил его Марк за руку. Тревога, волнение, искренность, потрескивающая острыми иголочками в глазах, заставили Родиона замереть всего на миг.

      И альфа застыл, завороженно вперившись в пленительное тело, обёрнутое в растрепанную рубашку… расстёгнутые штаники...

      Скудные мышцы мягко переливались вдоль открытого животика, когда Марк ерзал по постели, дразня ямкой посередине и крошечной, нежно-розовой почкой нераспустившегося бутончика на груди, смело выглядывающей из-под откинутой полы.

      Рука омеги, все так же сдавливающая альфу выше бедра, приковывала крепче наручников, не давая сорваться, убежать прочь от тлеющего искорками томительной похоти огня. Жар тела словно ластился к чужой коже, нагревая воздух вокруг, кипятя чужую кровь.

      Омега чуть выгнулся, когда гудящий внизу зуд прострелил напряженной вспышкой между ног, заставив помимо воли развести ноги, закидывая голову от удовольствия. Штаны прижали натяжением возбужденный орган, и омега, плохо владея собой, развел колени шире, бесстыдно демонстрируя темно-синее пятно, расползшееся там.

      – Черт, Марк! – Родион не выдержал, полностью капитулируя перед искушением, беззастенчиво раскинувшимся, предлагая. Он сдернул галстук, рванул пиджак, а уже в следующее мгновение пуговицы его рубашкии разлетелись во все стороны, закатываясь под кровать, стол...

      Течка сорвала последние тормоза, когда омега осознал, что наконец-то получит своего альфу.

      Забившись в путах вещей, Марк неловко попытался выбраться из рубашки, неприятно болтающейся на теле. Он хотел быть нагим. Абсолютно раздетым, чтобы тела касался Родион. Касался там, где хотел.

      Как только он разделался с рубашкой, кулем упавшей на пол, голос альфы ухватил за холку остатки разума.

      – Штаны, – отдал тот распоряжение железным голосом, словно секретарю в офисе.

      Омега даже не представлял, каких усилий стоило Родиону не накинуться на него одичавшим зверем, а со штанами он и сам мечтал расстаться. В этот момент – навсегда.

      Зацепив большими пальцами пояс брюк с обеих сторон, он разом стянул оба предмета одежды до колен, а затем поднял ноги, заводя наверх, и стал стаскивать дальше, открывая взгляду Родиона белую аппетитную попку и бесстыдно демонстрируя текущую покрасневшую дырочку.

      – Боже, Марк...

      Все остальные слова разом вышибло из головы.

      Брюки свалились куда-то следом за рубашкой, и Родион уже опускался на узкую для двоих кровать, замерев меж раздвинутых бедер омеги. Усилием воли давя спешку, что едва не заставляла потряхивать руки от напряжения, он склонился, целуя свою пару и ощущая зной изнывающей кожи под пальцами.

      Божественно.

      Омега замер, позволяя почувствовать альфе, как сердце сотрясает его тело. Он так хочет своего альфу, так желает, так просит.

      Родион жадно втянул пустой воздух, мечтая услышать запах любимого.

      Как же роскошно ласкает бархат его кожи, когда противный материал больше не делит единое целое надвое! Но разве удержался бы он тогда, когда невинный сладкий мальчик доверчиво подпускал его к телу, не понимая, о чем мечтает Родион, что за пошлые, часто грубые помимо воли сцены крутятся в его голове. И альфа не смел избавится от одежды, отгораживаясь последним эфемерным укрытием от желания слиться с любимым.

      – Я долго терпел… – начал было Родион, он не знал как сказать малышу, что первый раз это случится очень быстро, а ведь он жаждал, чтобы омежка запомнил первую близость с придыханием, а не разочарованным вздохом от скомканных действий.

      – Я тоже… – порывисто дышал омега, – и если ты не сделаешь это сейчас, то я умру...

      Марк действительно верил, что опаляющий огонь выжжет изнутри, если кое-что не произойдет немедленно, сию же секунду!

      – Сейчас, малыш, – Родион опустил ладони на внутреннюю поверхность нагих бедер и шире развел их в стороны, раскрывая Марка словно книгу. Склонился, провел языком вдоль промежности, собирая выступивший сок.

      – А-а-а… – задохнулся омежка.

      Альфа коснулся стянутого колечка, обводя языком и позволяя проникнуть внутрь лишь кончику.

      Откинувшись на подушку, кружась от сладостной муки и томительно закусывая губу, Марк сходил с ума. Сердце то ли билось, то ли уже осыпалось осколками внутри от сумасшедших разрядов, бьющих сквозь тело.

      Язык пошел вверх, задевая скромный безволосый мешочек, лаская аккуратный член, смакуя припухшую шапочку головки.

      Марк бился в руках все сильнее, пытаясь освободиться и одновременно быть обездвиженным, лишенным последней свободы и выбора. Голова плыла от невероятных, доселе неведомых ощущений. Он хрипел и стонал, не разлепляя глаз, ему казалось, что его унесло далеко в параллельный счастливый мир, где были только он и его альфа.

      Он не слышал, как тяжело дышал Родион, как держался из последних сил, не сжимая нежную кожу до боли, не стискивая конечности до хруста.

      Альфа подхватил распластавшегося омежку под бедра и подтянул выше к груди, запуская горячий язык в сочившееся нутро так глубоко, как мог.

      – Да-а-а, – Марк взвыл, отчаянно затрепыхавшись всем телом, но Родион держал добычу крепко.

      Он лизал, проникал, щекотал и дразнил, пока Марк, кажется, не начал хныкать между сладостными стонами. Какой же знойный оказался его мальчик! Если бы раньше он хотя бы раз увидел, что творится с его омежкой во время течки… все давно уже было бы сделано. И если бы не отсутствие нюха, наверное, он не смог бы продержаться так долго, балуя малыша.

      – Родио-о-он… пожа-а-а-алуйста...

      Альфа и сам чувствовал, что омега мучительно нуждается в большем. Как и он сам.

      Он бережно опустил его на ложе и придвинулся ближе. Пульсирующий от нетерпения член уперся в раскрытую гладь, багровый наконечник беспрепятственно протиснулся на сантиметр вглубь раскрывшейся лепестками дырочки.

      Сглотнув, альфа нажал на нежный вход, ощущая, как каменный от предвкушения член втискивается в узкое нутро. Не спеша.

      Как исходящее теплом и соком тело меняется под его давлением.

      Принимая. Обволакивая. Поглощая.

      Марка выгнуло от первой и последней боли, подаренной альфой.

      Родион крепко держал в руках хрупкие бедра и не позволял сдвинуться ни на миллиметр. Омежка должен принять его до конца. Белое вспотевшее тело в руках вибрировало от неведомой прежде муки.

      – Потерпи, мой хороший. Еще немного...

      Но Марк не слышал, видя ослепительные взрывы звезд в привычной темноте своей вселенной.

      Дойдя до конца и соприкоснувшись с любимым, Родион выдохнул, даже не заметив, что сдерживает дыхание. То, что он ощущал в этот момент, не с чем было сравнить. Чистый поток удовольствия, наслаждения, удовлетворения.

      Загривок прошило судорогой, альфа понял, что больше он не владеет собой. И не хочет.

      Он дал Марку все время, которое смог, и теперь страшное, извращенное существо вступило в свои права. Оно терпело так долго, требовало так яростно, копя счет все больше все эти месяцы. Все, чего оно желало, это изодрать одно-единственное тело, приучить к тому, что теперь есть хозяин, на члене которого ему предстоит жить.

      Резко двинув бедрами, альфа вышел почти до конца и тут же ударился вперед. Яростно. Беспощадно. Заставляя омегу задохнуться и всхлипнуть: – «Ещё!».

      Пот скользнул меж сжатых ягодиц Родиона, когда он снова взял на таран доселе девственную попку.

      Он разбивал невинность обожаемого тела снова и снова, не щадя, не давая передышки, не разрешая сделать полный вдох. Альфа жестоко закреплял власть, уничтожая последний оплот независимости и свободы. Теперь у тела есть владыка и повелитель.

      «Еще!»

      Терзаемое тело все больше растворялось в чужой воле, склоняясь перед чужой сущностью. Отдавало все и получало взамен еще больше.