Текст книги "Не для прессы (СИ)"

Автор книги: AsteriaWright / a-l-i-n-a

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

http://s019.radikal.ru/i629/1406/ed/3ed8e566b011.jpg – кольцо Америки в моем представлении (только из белого золота)

========== Глава 8. С Днем Рождения, Америка. ==========

– Америка, все ждут тебя к завтраку, – в комнату заглянула рыжая головенка моей младшей сестренки. Люси поколдовала над волосами Мэй, и они выглядят сейчас безупречно, как и ее короткое яркое розовое платье, сшитое моими горничными ей в подарок. Сегодня приедут телевизионщики и станут снимать завтрак в моем доме. Людям интересно посмотреть на дома Элиты и так уж получилось, что мой дом – первый. Комнаты в моем доме настолько малы, что в них едва хватает места для кровати, шкафа и стола. В лучшем случае в комнате можно было бы поместить еще гитару с подставкой, которой у нас не было никогда или футляр со старой обшарпанной скрипкой, которая передается из рук в руки вот уже 4 поколения. Теперь она моя, мне ее передала моя мама, так как из трех дочерей только я увлеклась музыкой. У Кенны получается неплохо, но мама говорит, что до моего уровня ей далеко. К тому же у сестры теперь совсем другие заботы. Вчера маме чудом удалось разместить нас всех. Селеста начала возмущаться, когда ей выделили комнату Мэй и стала требовать от Максона других условий. У всех троих действительно был выбор. Так, как у нас дом очень маленький, король предусмотрительно договорился с мэром. Последний должен был приютить у себя Максона, Селесту и Крисс. Но так как принц отказался, отказались и девушки. Только при этом Селеста все никак не переставала жаловаться. Тем не менее, я была рада тому, что они остались тут, особенно, что Максон остался. Интересно, он же привык к просторным комнатам и роскоши, он никогда не жил так, как я. Но чему тут удивляться? Он – принц, я – Пятая. Максона разместили в комнате Коты, заново отделанной. Мэй осталась с Джерардом, а Крисс поселили в комнате Кенны.

– До завтрака еще 10 минут, – за время пребывания во дворце я привыкла к четкому соблюдению времени. Пусть в последнее время там мне и давались поблажки то из-за ранения, потом из-за болезни и стресса вчера ночью, но тем не менее привычка осталась. Самое главное правило, которое нам вдалбливала Сильвия – «Не стоит заставлять королевскую семью ждать. Ни при каких обстоятельствах, Вы не должны опаздывать. Оправданием может быть только плохое самочувствие, и даже в таком случае Вы должны заранее предупредить Их Величества». Энни заканчивает с моим макияжем и помогает мне подняться и не помять платье. Мэри сегодня превзошла себя, заплетя мои часто непослушные волосы в чудесную косу, вплетя в нее живые цветы. Где она их взяла посреди зимы? В цветочном магазине? Но они же сейчас баснословно дорогие. Наш дом сейчас прекрасно отапливается, как же, принцу нужно обеспечить полный комфорт, поэтому платье для меня служанки выбрали не слишком теплое, и довольно простое. Приятного бледно розового цвета, как цветы в моих волосах, оно без рукавов и с высокой талией, а потом приталенное спускается вниз шуршащим ворохом шелка у пола. Из украшений я надела лишь свою подвеску с птицей и надежно спрятала кольцо. Никому не позволю его украсть.

– Все уже собрались в столовой. Я и не знала, что все такие дисциплинированные. Хорошо вас там во дворце выучили, – Мэй тоже приодели и сделали прическу, она стала еще красивее и сходство между нами подчеркивалось еще больше. Живые голубые глаза сестры блеснули озорным огоньком, и она чуть ли не припрыгивая спросила. – Так ты идешь?

Я знаю причину ее возбужденности, сегодня вечером на приеме у мэра она вживую увидит Гавриила Фарадея.

– Иду. Не хватало нам еще опоздать.

– Когда мы спустились вниз, я не узнала свою маленькую гостиную. Я вмиг оказалась окруженная множеством цветов. Самых разных, но больше всех тут было белых хризантем. Волшебный цветочный запах окружил нас с сестрой. Мэй в своем сиреневом платье выглядела как еще один цветок. Я опустилась возле одного из букетов и уткнулась лицом в цветы, белоснежные как чистейший снег. Как же я люблю эти цветы. Откуда они здесь? И кому известно какие именно цветы я обожаю? Максон. Только он мог до такого додуматься. Но зачем? Одной рукой я нащупала что-то в букете и вытащила оттуда маленькую записочку на плотной бумаге с королевским гербом. Там было всего три слова, выведенные аккуратным почерком. Таким родным и любимым, что я узнала бы его где угодно. «Я люблю тебя».

Я повернулась к Мэй, но прежде чем я успела что-то сказать, мои глаза ослепила фотовспышка.

– Максон! – позвала я, но он уже исчез в дверном проеме, и я последовала за ним в нашу маленькую столовую. Сзади меня хмыкнула Мэй. Она знала. Нужно будет потом с ней поговорить, а сейчас не мешало бы узнать, что задумал Максон.

Стоило мне войти в столовую, так же обильно украшенную цветами, я увидела всю свою семью и Максона с Элитой. Также приехали и Кенна с Джеймсом и малышкой Астрой.

– С Днем Рождения, – прокричали все вместе, а я совсем растерявшись, так и замерла в дверном проеме. Я совсем забыла об этом. Я так запуталась в Отборе, угрозах короля, болезнях, покушениях неизвестного, так растворилась в Максоне, что попросту забыла, что сегодня мой 18-тый День Рождения. Это просто вылетело из головы. Во время Отбора свой День Рождения праздновала только Крисс, и к тому же, мне всегда казалось, что к этому времени я уже буду дома и, скорее всего, буду готовится к свадьбе с Аспеном. Я смущенно опустила голову, окончательно растерявшись и не зная, что делать. В следующее мгновение меня уже обнимают родные руки папы. Его надежные объятия, в которых всегда, сколько бы мне не было лет, я могла найти спокойствие. Стоит маленькой девочке поранится или разбить коленки кровь, она бежит к маме, я же всегда бежала к папе. Только он мог успокоить меня. Папа для меня был чем-то стойким и надежным, тем, на кого я могла положится и кому доверится. Никто меня не понимает так, как он.

– С Днем Рождения, девочка моя. Мы с твоей мамой решили не ждать вечера, а подарить наш подарок сейчас. Я понимаю, во дворце тебе могут предоставить и получше инструмент, но мы с мамой хотели бы, что бы он был у тебя и чтобы ты знала, как мы тобой гордимся и как любим тебя, – папа из-за угла вытянул футляр для скрипки, и я затаила дыхание, осторожно взяв его из рук отца, и открыла его. На меня смотрела скрипка великолепной работы, сделанная рукой настоящего мастера. Я три года смотрела на эту скрипку в витрине музыкального магазина, я проходила, и затаив дыхание, любовалась ею, затем просто уходила. Я не могла о ней мечтать, она ведь стоит невероятно большие деньги, – Мы видели с мамой, как ты на нее смотрела, но не могли себе позволить, а когда тебя забрали во дворец, мы смогли тебе купить. Мы ее почти сразу и купили.

– Эта скрипка стоит как две выплаты за мое пребывание в Отборе. Это как минимум, – я удивленно посмотрела на отца, а он лишь тепло улыбнулся.

– Немного больше. Но нам не жалко. У тебя талант и ты достойна самого лучшего.

– В самом начале? Но я ведь могла вернутся домой в любую минуту и мы остались бы без денег, – я бросила поверх папиного плеча взгляд на маму, она утерла неожиданные слезы и тоже улыбнулась мне. Как же они меня любят. Если бы я уехала через две-три недели, наша семья осталась бы ни с чем. Родители потратили все на скрипку, которую я хотела, а ведь этих денег хватило бы на год жизни.

– Да. Если бы ты вернулась, мы бы нашли как прожить. Всю жизнь ведь как-то находили способы продержаться, – не знаю почему, но в этот раз я посмотрела не на папу, а на Максона. В глазах у меня стояли слезы, а он растеряно мне улыбнулся. Его явно сбило с толку то, что мои родители отдали можно так сказать, годовой бюджет семьи для подарка для меня. Для него эта сумма может быть слишком незначительной, но он должен понимать, что это означает для моей семьи. Несмотря на радость, я заметила скрытую грусть. Он не привык к такому проявлению привязанности в семье. Он близок с матерью, но все что он видел от отца – наставления и побои. Кто бы выдержал так? Я повернулась к папе и сквозь слезы смогла прошептать только «Ох, папа…».

Дальше со всех сторон посыпались поздравления. Мэй подарила мне картину, на которой были изображены я и Максон. Я помню эту фотосессию в начале отбора в кремовом платье с алой лентой и Максон в синем костюме. На фото мы сидим на диванчике и смотрим друг на друга, мои глаза блестят, и я завороженно смотрю на принца. Неужели я даже тогда начала что-то к нему чувствовать? Максон же напротив не сильно то и скрывал свое обожание, но тогда почему-то это было не так заметно. Пожалуй, эта картина будет висеть в нашей комнате. Совсем забыла, у нас с ним будут раздельные покои, но эту картину я совершенно точно повешу на видном месте.

– Прекрасная картина, – прошептал Максон над самим ухом, пока я любовалась подарком.

– Да. Она мне очень нравится. Я заберу ее с собой, – странно, что даже на виду у всех я почувствовала некоторую уединенность стоя вместе с Максоном за моей спиной.

– Пожалуй я бы сам на этом настоял, если бы ты не захотела ее брать.

– Почему? У тебя же есть фото с этой фотосессии.

– Потому, что фотографии выглядят блеклыми по сравнению с ней, а картина словно живая. Ты только посмотри на себя. Этот румянец не такой нежный на фото и фотографии не передают то, как улыбка затрагивает твои глаза и они от этого светятся еще ярче.

После Мэй настала очередь Кенны, которая расцеловала меня и отчитала за то, что я не звонила ей. Я не задумывалась над тем, как скучала по ней. После Кенны меня обнял ее муж, а за ним последовали и все стальные. Максон тоже приготовил мне подарок, но как он сказал, он ждет меня наверху, в моей комнате. За столом царила легкая непринуждённая обстановка. Я окунулась в атмосферу уюта и тепла и совсем забыла про камеры. В то время, как я пыталась что-то съесть, а это давалось мне с трудом, так разговор шел обо мне и мама с Мэй стали рассказывать забавные истории из моего детства, эстафету подхватила Кенна и даже отец время от времени вставлял свои комментарии. Я время от времени заливалась румянцем, что на меня не очень то похоже. В последнее время я не могу понять, что со мной происходит. Я не узнаю себя и не знаю, радует меня это или нет. Я начала замечать в себе изменения, стоило мне понять, что я люблю Максона, такого не было в отношениях с Аспеном. С ним я всегда оставалась той, кем я всегда была. С Максоном же мне хочется быть лучше, хочется доказать самой себе, что я достойна жизни рядом с ним. Я все чаще ищу в себе силы стать сильнее, стать принцессой.

– Но не смотря на все протесты и гневные заявления, Америка ни разу не пропустила ни одного праздника. Она хоть и упряма, но очень ответственная. Не сомневайтесь, Ваше Величество, она Вас не подведет, – Максон положил под столом свою руку мне на колено и легонечко сжал. Мне повезло, что в этот момент у меня не было ничего во рту, боюсь, в таком случае я могла подавиться едой. Я бросила взгляд на Максона, но он не подав и виду, продолжал слушать мою маму.

– Почему Америка протестовала против выступлений? Этим она ведь зарабатывала на жизнь, – с невинным выражением лица спросила Крисс. Она действительно не понимает или притворяется? Хотя, она ж ведь Третья. Откуда ей знать проблемы и переживания Пятых? Она привыкла не знать нужды.

– Дело в том, что не все представители высших каст относятся к нам хорошо. Да впрочем, очень мало таких людей. Большинство нас просто не замечает. Но это не главное. Америку всегда оскорбляло обращение, словно мы слуги, не люди, а мусор под ногами, – я немножко закусила губу. Теперь понятно, в кого я такая не сдержанная в словах. Рука Максона оставила в покое мое колено и нашла мою ладонь. Я вмиг забыла о неосторожности мамы, потому что мне пришлось думать о том, как не замурлыкать как мартовская кошка. Максон взял мою руку и нежно стал поглаживать внутреннюю часть ладони большим пальцем. Этот жест показался таким интимным, приятным и невероятно захватывающим, что я забыла, как дышать, а разговор тем временем продолжался за столом. Я не поняла, что сказала Кенна, но это немного разрядило обстановку. Я стала слишком чувствительной на присутствие Максона, на его близость. Сейчас он ничего особого не делает, а мне кажется, что больше никого в мире нет. Я потеряла нить разговора и попыталась понять, как же на меня все же действуют заигрывания Максона. Я никогда не смогла бы представить, что простое поглаживание ладони может быть таким чувствительным. Поздравляю, Америка Сингер, ты или окончательно потеряла голову из-за этого парня или просто сошла с ума.

– Где ты достала такие чудесные цветы, Америка? – хорошо хоть, я чудом умудрилась услышать Кенну, но это не помешало мне растеряться, – Я про те цветы, что у тебя в волосах.

– Я не знаю. Нужно спросить у моих горничных. Это их рук дело, – мое дыхание сбилось и от этого немного прерывистый выдох был когда я говорила. По лукавой улыбке сестры, я поняла, что она догадалась, что сейчас происходит, но ни слова не сказала. Кроме нее никто не обратил на нас внимание. Все были заняты или собой или Максоном, а когда смотрели на меня, видимо, считали, что я просто смущаюсь из-за повышенного внимания.

К моему счастью или к сожалению, я уж не знаю, завтрак быстро закончился. Все тактично в короткие сроки ушли со столовой, оставив нас одних. Максон улыбнулся, когда я не став ждать, что он сделает или скажет, взяла его за руку повела к лестнице. Странно находится вместе с ним не в просторном дворце, а в моем маленьком доме, уютном, но не очень простом. Я никогда не представляла его за пределами дворцовых стен. Все великолепие дворца, словно часть его. Он родился там, он вырос там и будет жить там всю жизнь. Дворец – его мир, тот мир, в котором я – леди Америка в шикарных платьях и с отточенными манерами, здесь же я просто Америка, Пятая, часто не заметная для других девушка. Странно, что я не знаю кто я. Я все никак не могу понять, кто я на самом деле. Дворец для меня все еще золотая клетка, но я понимаю, что готова добровольно остаться там на всю жизнь, в то же время тут я чувствую себя уже немного неловко. Я больше не чувствую, что принадлежу этому месту.

Может мы слишком быстро поднялись по ступенькам, может это потому, что я мало съела или по другим неизвестным мне причинам, у меня закружилась голова и я оперлась о стенку, ища опоры и отпустив руку Максона.

– Америка, с тобой все хорошо? – заботливо спросил Максон всматриваясь мне в лицо.

– Да, да, со мной все хорошо. Не волнуйся, – свой организм в последнее время я перестала понимать, абсолютно перестала. Со мной творится что-то неладное. Еще и это головокружение.

– Ты уверена? – не унимался Максон, предложив мне свою руку и плечо в качестве опоры, – Ты побледнела.

– Да, со мной все хорошо. Голова только немного закружилась, – я рассеянно улыбнулась. Никто не проявлял еще такой заботы, как Максон. Семья – это одно, с ними это как-то по другому, с Аспеном же я никогда не ощущала, что являюсь для него всем миром. Никогда ни для кого раньше я не была настолько важна.

– Думаю, тебе стоит присесть или прилечь, – Максон растерялся, явно не зная, что делать.

– Не волнуйся, все уже прошло. Я чувствую себя прекрасно, – голова все еще кружиться, но так как мне не хочется его расстраивать, я беру его за руку и веду в свою комнату.

Мы заходим в мою сейчас такую неожиданно маленькую комнату, что я смущаюсь, не зная какой реакции ожидать от Максона. Мы когда-то говорили с ним о том, что моя комната во дворце мне не принадлежит и тогда я не лукавила, но эта комната – весь мой мир в течении большого отрезка моей жизни. Что он скажет о ней? Конечно, это не похоже на его просторные покои, но это мое, по-настоящему мое. Сейчас, пожалуй впервые в жизни, мне кажется, что моя комната – это что-то невероятно личное и мне хочется поделиться этим с ним.

В моей комнате нет ничего необычного. Обычная деревянная кровать с белой подушкой и связанным крючком сиренево-голубым пледом вместо покрывала. Его подарила мне мама и в самые холодные зимние ночи оно спасало меня от холода. Небольшой столик у кровати, на нем старенький будильник Голубые светлые обои. Пол – обычные выкрашенные доски, а не мрамор или дорогущий паркет дворца, прикрытый выцветшим серым ковром. Возле старого письменного стола приткнувшись стоит старенький потертый футляр с такой же скрипкой внутри. На столе аккуратно сложены ноты и возле настольной лампы стоит подставка с ручками и карандашами. На столе стоят две небольшие сделанные папой вручную рамки с детскими фотографиями. На одной мне семь лет и Кенна заплетает мне волосы, на второй мне двенадцать и я сосредоточено пытаюсь выучить сложную для меня пьесу, сидя за стареньким, еле живым фортепиано. Максон тоже их заметил и, улыбнувшись, взял обе рамки в руки.

– А ты не сильно изменилась. Красивая. Хотя нет, ты изменилась, выросла, стала женственной. Но вот эта маленькая девочка очень красивая.

– У меня были веснушки и я тогда была довольно-таки угловатая.

– Сама посмотри, – Максон глазами указал на фото и хотя я прекрасно знаю фото, все же подхожу к нему. Максон обвив рукой мою талию, прижимается ко мне спиной и мы вместе смотрим на фото. Я их видела очень много раз и поэтому сосредотачиваюсь не на них, а на Максоне. Я стараюсь как губка впитать все его эмоции, каждое движение. Я и не думала, что с таким трепетом буду ожидать его реакции на мое скромное жилище.

– Я хочу дочь похожую на эту девочку, твою дочь, нашу дочь, – Максон кладет обратно рамки и обе его руки уже обвились вокруг меня.

– Тебе в первую очередь нужен наследник. Сын, который после тебя унаследует корону.

– Я хочу и сына и дочь и всех детей, которых ты можешь родить. Я хочу построить с тобой семью, хочу видеть, как тут, – Максон слегка сжимает свои ладони у меня на животе и тихим щекочущим голосом у самого уха продолжает, – растет наш ребенок, хочу потакать всем твоим капризам и видеть твою голову на соседней подушке каждое утро вплоть до глубокой-глубокой старости.

– Я буду с тобой рядом и рожу тебе детей, я хочу много детей, я стану хорошей принцессой, только помоги мне пережить Отбор, защити меня и мою семью от своего отца.

– Я сделаю все для тебя. Америка, я безумно тебя люблю. Не сомневайся в этом, – Максон словно обволакивает меня и я просто растворяюсь в нем, – Я столько раз представлял себе твой дом и твою комнату. Все, что я мог представить себе, разительно отличается от того, что есть на самом деле. Этот дом слишком маленький для большой семьи и как мне кажется, он недавно отремонтировался, но это не коснулось твоей комнаты и мне это нравится. Это дает мне возможность увидеть ее твоими глазами. Увидеть комнату в которой ты жила до Отбора. Она вся дышит тобой. В этой комнате я чувствую тебя так остро… Ты так нужна мне…

У Максона перехватывает дыхание и сдержанный и всегда собранный принц не может подобрать слов. Странно, я чувствую нечто похожее. Слова теряют свою значимость и я чувствую, чувствую его так остро, как саму себя. Чувствую его восторг, нежность, потрясение и страх, страх быть отвергнутым и остаться без любимого человека, остаться одному в этом огромном мире без родной души. Максон спустя несколько мгновений находит выплеск своим эмоциям, он наклоняется и вдыхает запах моих волос.

– Ммм, лайм и корица, завораживающий аромат, – мой смешок похож не то на фырканье, не то на хриплый выдох. Сильвия каждый день напоминала, что у принца любимый запах – ваниль. Я сначала выбрала такой шампунь только из-за протеста, но постепенно он меня захватил, и я не отказалась от него в пользу якобы любимой Максоном ванили. Чтобы Сильвия сказала на эти его слова? Как всегда это происходит, стоит губам Максона коснутся моей кожи, тут же обрывается нить, связывающая меня с окружающим миром. Губы Максона творят что-то невообразимое. Мне хочется большего, и я хочу, чтобы он повернул меня к себе. И прежде, чем я делаю это сама, он поворачивает меня к себе и крепко прижимает к себе, впиваясь головокружающим неземным сладостно медлительным поцелуем. Сейчас все чувствуется еще острее. Каждая часть меня тянется к нему. Руки Максона поглаживают меня по спине и поцелуй длится вечность, а я лишь мечтаю, чтобы он не закончился.

– Америка, я…, – из этого чувственного плена меня вырывает голос, но он принадлежит вовсе не Максону. Отстранившись немного от принца, я несколько раз моргаю смотря на дверной проем, пока мой взгляд не концентрируется на вошедшем. Папа. О Боже. Что подумает папа, – я зайду позже. А вы тут пока приведите себя в порядок и прошу Вас, без глупостей, Ваше Высочество, она все-таки моя дочь. Проявите уважение к моему дому и моей дочери.

Папа уходит, а я утыкаюсь носом в рубашку Максона. Его пиджак отчего-то сейчас лежит на полу, а дыхание самого принца такое же прерывистое как и у меня, и я успела заметить его спутанные волосы. Это я сделала из них такой бардак. Это обстоятельство смущает меня еще больше. Нас видел мой папа. Провалиться бы сквозь землю, но это ведь не спасет. Что он теперь подумает о нас? Надеюсь не то, что на самом деле уже не раз произошло между нами с Максоном. Тут же в голове всплывает предупреждение, и я еще больше смущаюсь, понимая, что его предупреждение или просьба опоздали примерно на неделю. Скорее всего, сейчас я красная как рак.

Я не поднимаю глаз, но знаю, что Максон также смущен и взволнован, и потрясен так же как я. Наши дыхания все никак не придут в норму.

– Может хочешь взглянуть на свой подарок? – осторожно и заботливо интересуется Максон. И я благодарна ему за это.

– Конечно, – наши взгляды встречаются, и мы оба смущенно и слегка глупо улыбаемся. Максон усаживает меня на кровать, и только там я замечаю несколько коробочек.

Принц берет первую из них в руки и открывает ее сам, а я неотрывно слежу за ним. Все еще не отойдя от нашего маленького происшествия, я нервно тереблю подол платья. Максон открывает бархатную шкатулочку и я вижу изумительный набор драгоценностей из больших сапфиров и небольших аквамаринов.

– Я знаю, ты не очень жалуешь драгоценности, но мне так хотелось подарить их тебе. Прости, не удержался, – Максон, зная, как на меня действует его улыбка, тут же ею воспользовался, явно, чтобы убрать мою нервозность, у него это почти получилось, – Прошлый мой подарок украли, пусть же вместо него будет этот и к тому же он прекрасно подойдет к платью, которое ты наденешь сегодня на прием у мэра. Как же я тебя хочу в нем увидеть.

– Спасибо, прекраснее украшения я ещё не видела, – сказала я, прикусив губу, стараясь удержать себя и не поцеловать его.

– Не делай так.

– Как так?

– Так, как ты только что сделала. Я же ведь не железный, – после его слов я опустила голову, а он тем временем взял еще две коробочки.

– Это два подарка тесно связанны между собой. Разница лишь в том, что один из них по-настоящему находится во дворце, – я с интересом посмотрела на Максона, – Вот этот. Тут лишь его изображение, – Максон достал фото из плоской коробочки, – Я знаю, как ты любишь музыку и у тебя талант. Ты как-то говорила, что ты не берешься играть на дворцовых инструментах, так как они не твои, так вот, он твой. Я его купил специально для тебя. Он будет стоять в твоей гостиной, хорошо звукоизолированной. Никто не сможет потревожить тебя и ты никому не будешь мешать, никто не запретит тебе заниматься музыкой. Сейчас этим занимаются работники. Отец в отъезде и он не подозревает об изменениях в покоях принцессы, но матушка уже должно быть догадалась, кто станет ее невесткой. Я посмотрела на прекрасный черный с золотом рояль и он меня заворожил. Ничего более удивительного я не видела, Максон не дал мне поблагодарить его и настоял на том, чтобы я открыла последний подарок. В последней коробке, самой большой, лежали старые, хрупкие, пожелтевшие от времени листы. Ноты. Старинные ноты.

– Я их очень долго искал. Думал, тебе понравится. Это старинные пьесы известных старинных композиторов. Они были гениями и широко известны на протяжении очень долгого времени. Много таких нот уничтожили. Это копии, но очень качественные и сделаны они около трёх веков назад. Я и не догадывался, что их будет почти невозможно отыскать, – благоговейно я провела рукой по шероховатой желтоватой бумаге. Я о таком и мечтать не могла. Мне казалось все старинное для нас утеряно, но ведь оказывается не все. Не став сдерживать свои эмоции, я бережно отложила подарки в сторону, так чтобы не задеть их, я повисла на шее у Максона.

– Спасибо. Ты меня так разбалуешь, – я принялась целовать его, и мы повалились на кровать, громко смеясь, и все время до того как пришли мои горничные, просто лежали в объятиях друг друга и строили планы на будущее. Оказывается, для того, чтобы быть счастливой мне нужен всего один человек.

Весело было наблюдать, как мои горничные пытаются выставить за дверь принца, который вовсе не хочет даже отстранится от меня, не то, что выйти из комнаты. Но все же девушки победили, а Максон пообещал, что вернется за мной, когда я буду полностью готова.

На то, чтобы привести меня в надлежащий для приема вид у девушек ушел час. Они тактично не задавали вопросы о том, чем мы занимались с принцем весь день. Им хватило моего безумно счастливого вида. Платье было невероятным, шикарным в своей простоте. Изумрудный атлас обхватывал грудь и под ней справа скреплялся брошью, а затем приталено спускался до талии и пышной юбкой спускался к полу. На нем, помимо броши не было украшений. Лиф был вызывающе глубоким, но не переходил пределы дозволенного. Платье заканчивалось вверху тонкой полосой материи, обхватившей шею. Спина оказалось открытой до середины. Изумруды и аквамарины сверкали на шее и в ушах. Я все еще остаюсь собой, но сейчас блистаю как драгоценность. Вряд ли найдется кто-то, кто смог бы затмить меня сегодня. Это придало мне гордости и уверенности в себе. Я хочу быть королевой для Максона, и я ей сегодня являюсь. Волосы собраны в высокую прическу и не отвлекают внимание от шеи.

Когда в дверь постучал Максон, и я вышла к нему, он потерял дар речи. Мое сердце наполнилось восторгом. Ведь я не видела его таким прежде. Он открывал и закрывал рот, открывал и закрывал его в течении нескольких минут.

– Моя принцесса, – Максон подчеркнул моя, и я присела в легком шутливом реверансе.

– Спасибо, Ваше Величество, – я лукаво улыбнулась, а Максон рассмеялся. Мне показалось, что его смех заполнил весь дом. Как же я влюблена в него. Он прекрасен в черном фраке. Он бессовестно непостижимо красив в своей элегантной манере принца и чарующей улыбке вместе с темными теплыми глазами.

– Вашу руку, леди Америка. Все ждут только Вас.

Когда мы спустились, все и вправду ждали нас. Селеста и Крис были красивы, но не более того, они не могут затмить меня сегодня. И то, что Максон лишь коротко им кивнул, а затем снова смотрел только на меня, заставило меня сиять.

– Эти камни красивы, но глаза твои сияют ярче, – прошептал он мне на ухо. Мама заплакала, не переставая повторять, как же я красива. Папа и Кенна гордо улыбались, а Мэй притянув меня к себе и никого не стеснялась громко сказала:

– Америка, ты сегодня такая элегантная и утонченная, как настоящая принцесса. Не пойму, как кто-то еще сомневается, что вы созданы друг для друга.

Сестренка и сама сегодня сияет в сиреневом платье, а ее природный азарт делает ее броской. Мы остановились в гостиной ждать автомобилей. День уже подходит к концу, а мне бы хотелось, чтобы он длился вечность. Я еще никогда не была так счастлива.

– Ваше Высочество, прибыл гость к леди Америке, требует встречи, – странно, что гвардеец обратился не ко мне, не к родителям, а к Максону. Возможно, этот человек может быть нам опасен и тут требуется решение принца? Я посмотрела на Максона, он кивнул гвардейцу, разрешая привести гостя и явно говоря обезопасить нас.

Я ожидала кого угодно, вплоть до Восьмого. Но я никак не ожидала, что в комнату зайдёт брюнет, с мамиными серыми глазами. Кота. Хватило же у него наглости.

– Кота Сингер, Ваше Высочество, – Кота услужливо поклонился Максону и я увидела, как его глаза задержались на руке принца в моей руке.

– Зачем ты пришел? – не выдержала я.

– Как зачем? Поздравить свою младшую сестру с Днем Рождения, – приторно улыбнулся Кота и мне стало до тошноты противно. Он бросил нас, а теперь заявился сюда как добрый старший брат.

– Мне от тебя ничего не нужно.

– Ну же не злись, морковка. Я был немного занят.

– Ты оставил свою семью. Оставил когда нам нужен был.

– Я пытался чего-то добиться.

– Все эти три года? – с вызовом спросила я. Я догадываюсь, почему он тут, но от Максона он ничего не получит. Не позволю Коте что-то от него требовать.

– Морковка, не преувеличивай….

– Мистер Сингер, я бы попросил Вас уважительнее относиться к сестре, – голос Максон сухой и предупредительный. Принц Максон.

– Я же ничего такого не сказал. Морковка – детское прозвище.

– Ваша сестра давно выросла, если вы не заметили. Прошу Вас обращаться к ней в соответствии с ее положением.

– Простите, Ваше Высочество. Не знал, что Вам так не понравится детское прозвище, оно совершенно безобидное, – Коту таким заискивающим я еще не видела. Противно аж. И Максону судя по всему тоже.

– Речь не об этом. Зачем Вы тут?

– Пришел к сестре.

– Согласитесь, это выглядит странно, что Вы вспомнили о семье, когда Ваша сестра в шаге от короны принцессы. Не попади Ваша сестра в Отбор, Вы, наверное, и не вспомнили бы о родных.

– Вас ввели в заблуждение относительно меня.

– Мистер Сингер, вы хотите сказать, что ваша сестра, которая вполне может стать моей женой, врала мне? Вы ставите ее слово против вашего?

– Нет, что Вы. Вы могли просто неправильно понять ее.

– Я прекрасно понял все, что она рассказала и, на Вашем месте, я не рассчитывал бы ни на ее поддержку, ни на мою. Вы их не получите, – я заметила по глазам Коты, что как раз это ему и нужно было.

– Небольшая сестринская помощь.

– На Вашем месте я не стал приближался бы к леди Америке. Я позабочусь, чтобы в Вашем городе не сложилось мнения, что Вы под моей защитой.

В комнату зашел гвардеец снова обратился к Максону.

– Ваше Высочество, все готово. Пора выходить, иначе опоздаем.

– Хорошо, Джеренс. Мистер Сингер, я бы пригласил Вас вместе с нами, но вы в неподобающей одежде для официального приема, и к тому же, наверно, спешите.

Кота, испугавшись строгого голоса Максона, тут же сбежал, проявив свою трусость и испорченность, он даже не поздоровался с родителями и не взглянул на сестер. Никто не проронил и слова, пока мы не добрались до дома мэра. Повисла неловкая тишина.