Текст книги "Не для прессы (СИ)"

Автор книги: AsteriaWright / a-l-i-n-a

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Леди Америка, где же Ваша решительность? Выше нос. Не позволяйте королю победить.

– Я не собираюсь сдаваться. Не доставлю я королю Кларксону такого удовольствия, – я ощущаю прилив уверенности и готовности бороться. Война еще не проиграна, и нет никакого смысла в том, чтобы сложить оружие и сдаться на волю тирану.

– Вот так лучше. Леди Америка, вот увидите, Ваш сын станет принцем, мы не позволим королю отобрать у него это.

Дверь неожиданно распахивается, и в комнату входит главный гвардеец, Эрин не теряется. Она достает расческу и передает ее мне.

– Леди Америка, держите, подправьте немного прическу. Вы должны быть принцессой, – Эрин подмигивает и уходит, не дожидаясь моего «спасибо». Ее провожает гвардеец, и она не оборачивается. Все сообщения я получила, она подняла мне настроение и оставила с расческой. Работу свою Эрин МакНилан сделала.

Я берусь за расческу и начинаю заниматься растрёпанными волосами. Кто знает, когда за мной придут. Будет ли это через пару минут или через пару часов, но я должна выглядеть достойно. Я – невеста принца Максона, и никто пока не отобрал у меня этого. Не позволю так просто смешать меня с грязью. В чем и перед кем я виновата? Я полюбила принца, и этого мне никогда не простит король. Точнее, он никогда не простит того, что Максон полюбил меня и выбрал меня, жалкую Пятерку, а не одну из тех, кого он приготовил для сына. Король Кларксон никогда не простит мне отказа в подчинении. Ему не были никогда нужны рядом люди, которые способны сказать «нет» в ответ на его приказы. Волосы не сразу поддаются, но мне все же удается с ними справиться.

– Ребенок? – нарушает тишину Аспен, и я поднимаю на него глаза. Оправдываться или скрываться я просто не собираюсь, а отрицать не за чем. Это не такая страшная, как многим может показаться, тайна. Чтобы со мной не сделали, ребенок просто может не пережить все это. Какая уже разница, кто о нем узнает?

– Да, ребенок, мой и Максона ребенок, – думая о ребенке, я заставляю себя успокоиться. Это самое меньшее, что я могу для него сейчас сделать.

– Ты беременна? Я так и знал, что все этим и закончится, – Аспен злится, и от его злости страдает стена. Никто не реагирует на это и не входит в комнату, значит звукоизоляция тут отличная, и на том спасибо.

– Да. Я жду ребенка Максона, – спокойно отвечаю я, все еще злясь на Аспена.

– Я бы никогда так не поступил с тобой. Я бы не посмел. А он смог.

– Он ни в чем не виноват. То, что произошло между нами, было с обоюдного согласия, и ответственность за последствия несем мы оба. Я также виновата, как и он.

– Америка, он – принц, мужчина, он должен отвечать за свои поступки, – все еще злится Аспен, но уже оказывается возле меня.

– Он и отвечает. Если ты не заметил он делает все, что может сделать.

– Конечно. И поэтому ты все еще тут?

– Ты не знаешь его отца. Не смей обвинять его. Он хоть меня не оставляет, как это сделал ты, – Аспен посмотрел на меня так, словно я дала ему пощечину, но он сам виноват. Не я оставила его, не я бросила его с разбитым сердцем.

– Я не рушил твою жизнь, как это сделал он, – я начинаю злиться на него. Как он мог судить Максона, когда сам немало дров наломал?

– Нет, он не рушил мою жизнь, это сделал ты. Я еще не увидела доказательств, что это был не ты.

– Ты мне не веришь, – сокрушенно сказал Аспен как раз в то мгновение, как открылась дверь, и в комнату вошла вся моя стража. Самый старший и самый страшный обратился ко мне с презрением.

– Леди Америка, Вам пора.

Я с достоинством поднимаюсь и стараюсь держаться так, как учила нас Сильвия. Меня ведут через задний двор дворца, и мы быстро оказываемся на уже знакомой площади. Тут уже собралось много народу. Все глазеют на меня, но я не вижу в их глазах презрения. Они не наслаждаются зрелищем, они жалеют меня. Они обеспокоены всем происходящим, они за меня, а не против, как того хотел бы король. Я перевожу взгляд на короля, и он выглядит подозрительно самодовольным, его презрительная ухмылка выражает то, что в нем столько времени копилось: в первую очередь, это злость и ненависть ко мне, презрение к моему положению и моей личности, жажда мести и триумф от того, что он добился того, что сейчас происходит со мной.

Меня выводят на возвышение, и я вижу взгляд королевы, мне жаль, что ей приходиться наблюдать за этим всем. Она всегда относилась ко мне с теплотой и добротой, и несправедливо заставлять ее присутствовать здесь. Я встречаюсь взглядом с Максоном, и мое сердце замирает от переполняющих чувств, которые настолько сильны, что я готова позволить случиться всему, чему угодно, лишь бы это не коснулось его, но я обещала себе не сдаваться, и я не сдамся. Максон быстро отводит взгляд, и начинает о чем-то усиленно переговариваться с королем, но тот словно не видит и не слышит сына.

– Леди Америка Сингер нарушила Закон Иллеа …, – длинная речь чиновника сливается, и я не разбираю ни слова. Мне кажется, она длится вечность, но готова поспорить, она длилась всего несколько минут. Я не могу смотреть на своих родных. Не могу позволить себе посмотреть в глаза отцу, он так верил в меня, в то время как я не оправдала его надежд. Они меня любят, и я знаю, как им больно наблюдать за всем этим, но я не в силах избавить их от этого, – и приговаривается к публичной порке, потери статуса невесты принца Максона и перемещении к Восьмой касте.

Другого ожидать и не стоило. Хотя, от короля Кларксона я ожидала больше зверства. Повернув голову к Максону, я замечаю, что он все еще спорит с отцом, он что-то настойчиво ему доказывает, а рот короля сжимается все плотнее и плотнее. Я заставляю себя держаться с достоинством, если это вообще возможно, особенно когда тебя толкают, и ты падаешь навзничь на жесткий деревянный пол. Теперь я стала Марли. Король делает из меня Марли, но никто этому не рад. Я замечаю негодование людей, направленное не на меня, а на короля. Я вижу злость и ненависть. Может, Максон был прав, и люди любят меня куда больше, чем я думала?

Я никак не реагирую, даже когда плеть опускается не на мои руки, как было с Марли и Картером, а мне на спину. Я заставляю себя не закричать от боли, а хочется. Боль раздирает спину, и хочется выть волком, но я не доставлю королю Кларксону такое удовольствие. Та часть спины, которую коснулась плеть, горит огнем. Чтобы не выдавать, как сильно болит, я сжимаю крепче зубы. Он не увидит моей слабости. Вся моя надежда на Максона, Николетту и мистера Прескотта. Это еще не конец, и это понимает даже король. Он унизил меня, он заставил меня ощутить боль, но он не сломил меня.

Когда второй раз моей спины касается плеть, я думаю только о ребенке. Может, думая о нем, я как-то смогу защитить его. Мысль абсурдная, но до другого я додуматься не могу. Палач знает свое дело, и на моей спине словно развели костер. Толпа кричит, люди недовольны. Палач делает передышку и, повернув голову к королю Кларксону, что-то спрашивает. Я краем глаза замечаю, что Максон, уже не сдерживаясь, вовсю кричит на короля и тычет бумаги, но тот лишь ухмыляется. Неужели Максон не видит, что это бесполезно?

Наши взгляды неожиданно встречаются, и я вижу, какая боль и ярость сейчас его одолевают. Он злиться на себя, что не в силах помочь. В следующее мгновение я даже не думаю, что делаю, просто снимаю кольцо с пальца, то самое обручальное кольцо, и кидаю его в сторону Максона. Я не знаю зачем и какой смысл. Но на Максона это действует совсем не так, как я могла бы думать или ожидать, а может и мечтать. Он перестает спорить с королем и бросается ко мне. Максон старается прикрыть меня своим телом, и я чувствую, как весь он содрогается от следующего удара плетью, который происходит очень быстро. Должно быть, палач уже занес плеть и не смог остановиться.

Удар приходится и по мне, но гораздо слабее и терпимее. Толпа в ярости, я просто слышу их крики, но боль так затуманивает разум, что я даже не пытаюсь разглядеть, что происходит. То ли король никак не реагирует на поступок сына, то ли не успевает ничего сказать, и на нас обрушивается еще один удар. Максона опять передергивает, но он старается весь удар принять на себя. Плеть палача длинная и достается и мне. Я не кричу, но я чувствую дрожь по телу Максона, и с опозданием понимаю, что это реакция не на боль, а на мое судорожное дыхание. Оно прерывистое, и я сама удивляюсь этому, я словно задыхаюсь. Я уже закрываю глаза и жду еще удара, но все смолкает. Я слышу сердитый, даже разъяренный, но поразительно спокойный голос. Он словно в тумане, и только когда я поднимаю голову, то вижу, что все люди значительно ближе, и они вот-вот сорвутся с места и поднимутся на возвышение, но сейчас они замерли. Все застыли, и я, как и Максон, стояла в растерянности, пока не показалась копна черных волос и знакомая фигурка итальянской принцессы.

Николетта.

С облегчением я смотрю, как она что-то говорит королю Кларксону, в то время как Максон неожиданно поднимается и бережно подхватывает меня, чтобы не коснуться пострадавших участков спины. Я обхватываю его руками и льну к нему так сильно, словно надеясь на то, что его объятия уймут боль. Адская нестерпимая боль терзает тело, но я по-прежнему не кричу.

– Америка, потерпи, милая, это скоро закончиться. Я люблю тебя. Держись, пожалуйста. То, что не получилось у меня, получиться у Николетты. Даже отец не может оспаривать силу ее влияния, особенно когда у нее за спиной представители 6 стран.

Шесть стран? Да он шутит. Неужели нашлись те, кто решительно пойдут против короля Кларксона?

– Тебе больно? – шепчу я Максону. Я сама только что испытала силу ударов плетью и никогда никому не пожелала бы этого.

– Что? – голос Максона удивлен, он сбит с толку моим вопросом.

– Тебе больно?

– Америка, не беспокойся обо мне. Мне досталось меньше, и я к этому привык, – привык. Вот, что меня все еще поражает. Как отец мог избивать единственного сына, к тому же наследника? Максон не должен был никогда узнать, как болит удар плетью, но он привык. Привык. Удушить бы Кларксона, еще и за это.

Новая волна боли заставляет меня крепко сжать зубы, но я снова же не кричу. Я слышу ответную реакцию тела Максона и это только добавляет боли.

– Вы сейчас же отпустите леди Америку и никогда не прикоснетесь к ней и к своему сыну… престол… наказание… под наблюдением… леди Америка, – я слышу лишь обрывки слов Николетты, слышу волнение людей, но силы меня покидают, и я проваливаюсь в пустоту. Тут нет боли, тут хорошо.

Резкий запах. Он появляется из неоткуда и выдергивает меня из этого мягкого кокона, где нет боли и сожалений, страха и тревог, ничего, только спокойствие. Я открываю глаза, и тут же возвращается боль. Стон вырывается у меня прежде, чем я пытаюсь его заглушить. Чьи-то-то руки обвивают меня так, чтобы не коснутся спины там, где ее коснулась плеть.

– Милая, какое же облегчение, что ты пришла в себя. Я думал, с ума сойду, пока мы точно не узнали, что с тобой все в относительном порядке. Не пугай меня так больше никогда в жизни.

– Я теперь Восьмая. Я не имею права даже разговаривать с тобой, – приглушенно говорю я, так как память возвращается постепенно, и, пока я это говорю, я вспоминаю всю оставшуюся часть произошедшего.

– Ты по-прежнему моя невеста и моя будущая жена.

– Что произошло? Я помню тебя, людей, Николетту, но все было как в тумане.

– Я расскажу тебе позже, а сейчас выпей, – Максон протягивает мне стакан с подозрительной жидкостью, и я с подозрением смотрю на любимого.

–Что это?

– Это поможет облегчить боль. Он совершенно безвреден, – я успокаиваюсь, и быстро выпиваю все содержимое в стакане, боль чудом проходит. Поразительно, – Мы не давали его тебе, пока ты была без сознания, но спину мы обработали, так что тебе лучше отдыхать.

– А как же король Кларксон….

– Я тебе все потом расскажу, сейчас тебе нужен отдых, – я только сейчас замечаю, что Максон все в той же рубашке, что и был на площади. Неужели он не обработал свои раны?

– Максон, твоя спина.

– Любимая, я не мог заняться собой, не удостоверившись, что ты со мной, и ты в порядке.

– Сейчас же позови врачей, пусть обработают и твою спину.

– Америка…

– Максон, слишком много людей видело, что тебя точно так же ударили плетью. Позволь врачам помочь хоть в этот раз, – Максон становится серьезным, а потом тяжело вздыхает.

– Если я позову врачей, и они обработают мою спину, это тебя успокоит? – сдаваясь говорит он, заметив, как сильно я взволновалась.

– Да, – Максон собирается отойти, но я удерживаю его за руку, – Максон, что с нашим ребенком? Он жив?

– Врачи сделали анализы, но еще ничего не сказали. Я их приведу, и мы все узнаем. Не вздумай вставать, – строго говорит он, когда я пытаюсь встать, и укладывает меня обратно, – Америка, побереги себя. Я сейчас вернусь.

Максон уходит, а я все думаю над одним и тем же вопросом, что с ребенком? Жив ли еще мой ребенок? Я не могу думать больше ни о чем, пока не возвращаются Максон и доктора.

========== Глава 16. Конец. ==========

Максон очень быстро вернулся с двумя мужчинами, довольно высокими и широкоплечими, особенно в сравнении с хрупкой женщиной, которая шла впереди них. В отличии от мужчин, она казалась маленькой, а ее лицо, в противовес строгим лицам ее коллег, освещалось искренней и теплой улыбкой. Волосы девушки-женщины стянуты назад в хвост, в этом освещении они кажутся всего лишь темными, но я уверена, на солнце они гораздо ярче.

– Как и обещал, вернулся с докторами, – говорит Максон, и, когда я перевожу на него взгляд, то вижу, как он вздрагивает и морщиться от болезненных ощущений. Почему он не обработал раны?

– Максон, твоя спина.

– Не волнуйся. Доктора при тебе ее обработают. Так будет лучше. Меньше переживать будешь. А сейчас давай послушаем доктора Гоббса, что он скажет о ребенке, – успокаивающе говорит Максон, беря меня за руку и усаживаясь рядом со мной. Я почти сразу же перевожу взгляд на докторов, ожидая их слов как приговора. Завладев моим вниманием, один из них начинает говорить.

– Мисс Сингер, сначала скажу, что нам удалось сохранить жизнь ребенка, – я облегченно выдыхаю, совсем не заметив, как затаила дыхание. Наш ребенок жив, мы не потеряли его. Я расслабляюсь по мере того, как осознаю, что с ребенком все хорошо. Максон большим пальцем поглаживает внутреннюю сторону моей ладони, это на меня действует очень успокаивающе, – но это еще не все, Ваши анализы показали, что развивается не один плод, а два.

Двое? Но как? У нас будут близнецы? Я могла потерять не одного ребенка, а сразу двоих? Я вновь смотрю на Максона, он такой же растрепанный, как и я, но на его губах постепенно появляется такая счастливая улыбка, что я забываю обо всем, особенно о боли в спине, я тянусь к нему, желая прижаться к нему, но меня останавливает та самая хрупкая женщина.

– Леди Америка, не делайте резких движений. Риск выкидыша еще большой. Мы едва сохранили беременность и настоятельно Вам советуем не двигаться резко и постараться несколько недель не вставать с постели. Это для Вашей и близнецов безопасности. Ваше здоровье под угрозой точно так же, как и жизнь Ваших детей. Не волнуйтесь, будете соблюдать наши рекомендации и через восемь месяцев будете нянчить своих деток. Мы позаботимся о Вас, доверьтесь нам.

– Как Вас зовут?

– Элинор Рамел, Ваше Высочество.

– Мисс Рамел, я прослежу за тем, чтобы моя невеста придерживалась Ваших предписаний, и чтобы ее не тревожили и не волновали.

– Тогда нам гораздо легче работать, Ваше Высочество. Мы позаботимся о Ваших детях.

– Милая, с ними все будет хорошо. Мы с тобой позаботимся о наших детях. Спасибо, милая, спасибо за все, – Максон наклоняется ко мне и крепко обнимает, при этом так бережно и нежно, совсем не касаясь спины, как у него это получается – загадка. Я обвиваю вокруг него свои руки, забыв о ранах на спине Максона. Он не вскрикивает, просто вздрагивает. Я отстраняюсь от Максона и виновато смотрю на него.

– Прости.

– Все хорошо, Америка. Самое главное, ты тут, со мной, мы не потеряли детей. Со всем мы с тобой справимся, вместе. Ты как?

– Мне будет лучше, если ты позволишь докторам позаботится о твоей спине, – Максон улыбается и начинает расстегивать рубашку, пуговица за пуговицей. Наблюдая за ним, я совсем забываю о боли и тревогах за детей. Захотелось тут же снова обнять его и прикоснуться к его теплой коже. Я посмотрела на мисс Элинор. Она, к моей радости, приготавливает необходимые приспособления и не смотрит на моего мужчину.

– Все что угодно для твоего спокойствия и благополучия близнецов, – произносит Максон с ухмылкой и полностью снимает рубашку. Мисс Рамел берет большой квач ваты и смочив его в лекарственном антисептическом растворе стала обрабатывать спину Максона.

– Каких близнецов? Америка беременна? – мы слышим совсем рядом тихий голос королевы Эмберли. Мы совсем не услышали, как она вошла.

– Да, мама, Америка беременна, – спокойно отвечает Максон, и я только удивляюсь тому, как звучит его голос. В нашей стране за подобное наказывают, а королевских бастардов убивают. Меня страшит лишь одна мысль о том, что о ребенке кто-то может узнать, но с другой стороны, это ведь мама Максона. Королева Эмберли должна понять, она не король Кларксон и жестокости по отношению к внуку в ней нет, точнее к внукам.

Королева Эмберли подходит ко мне и заботливо кладет руку мне на плечо.

– Как ты, дочка?

– Уже лучше. Не волнуйтесь, королева Эмберли, все будет хорошо. Ваш сын помог мне. Если бы не он, детей уже не было бы, – скрывать от будущей свекрови смысла нет. Она бы и так в скором времени узнала, разница лишь в том, от кого она узнает и как. Лучше уж это скажу я. Мама Максона немного бледнеет, она, как никто понимает, какая трагедия едва не случилась. Женщина, потерявшая 3 детей, никогда не позволила бы или не оставила бы без внимания гибель своих внуков.

– Что это значит?

– Ваше Величество, у леди Америки едва не случился выкидыш. Срок еще слишком мал, мы едва сохранили беременность, риск еще очень велик. Мы настоятельно рекомендуем оградить леди Америку от волнений и тревог. Ваше Величество, очень Вас просим поговорить с Его Величеством и объяснить ему необходимость сохранения спокойствия во дворце.

– В этом нет необходимости, доктор Лейсон. Его Величество и на 5 метров не приблизится к Америке. Я не позволю. Он более чем много сделал для своих внуков, хватит, – меня пробирает дрожь от одной мысли, что король может оказался в опасной близости от меня и моих детей. Максон крепко сжимает мои ладони в своих, и в его голосе мы с королевой слышим лишь ярость по отношению к отцу. Я это понимаю, понимаю Максона, но королева Эмберли не знает всего, и поведение сына ее только пугает.

– Максон, сынок, он ведь твой отец.

– Он поставил под угрозу здоровье моей любимой девушки и жизнь моих детей. Думаю, у меня есть право злится на отца и держать его как можно дальше от моей семьи, – Максон слишком категоричен, но я не осуждаю его. Я смотрю на него, и он слегка хмурится, я смотрю на мисс Элинор, она как раз что-то прижала к спине Максона. Пока мы тут разговаривали, женщина обрабатывала спину Максона и сейчас задела особо пострадавшую ее часть.

– Простите, Ваше Высочество, – тихо извинилась женщина, когда Максон снова поморщился и встретился со мной взглядом, я увидела в его взгляде, что он хотел бы ответить «Ничего страшного, я привык к этому», но тут его мама. Королева Эмберли все эти годы жила в счастливом неведении относительно того, какой подлец ее муж, но может, это и к лучшему? У Максона все эти годы хоть была мать рядом. Что было бы, не будь рядом ее? Королева хоть немного сдерживала нрав короля.

– Все хорошо, продолжайте, мисс Рамел.

– Как твоя спина, сын? – будущая свекровь потянулась к сыну, тот хоть и не отстранился, но постарался повернуться так, чтобы мама не увидела его спины.

– Хорошо. Не волнуйся, мама, все и правда хорошо.

– Дай мне взглянуть. Твоя тетя Адель всегда умела залечивать самые разные раны. Я могу позвать ее, и она поможет тебе. Твоя тетя будет только рада.

– Нет, никого не нужно звать. Мисс Рамел прекрасно справилась со всем. Моя спина быстро заживет, не переживай так, – Максон подкрепил свои слова теплой улыбкой и подозрительно бодрым голосом, но королеву это не обмануло. Она очень быстро обошла больничную кровать, на которой я лежала и, прежде чем мисс Рамел успела накинуть по требованию Максона на него рубашку, королева Эмберли увидела спину своего сына, исполосованную спину наследника королевского престола, единственного дитя, которое родилось у королевской четы.

– Максон, – прошептала королева, и ее рука потянулась к спине сына. Она вмиг словно постарела лет на пять, а то и на все десять. Она побледнела, и я всерьез заволновалась о ее здоровье. Я приподнялась немного на кровати.

– Ваше Величество, – тихо прошептала я ей, но ничего не могло изменить ее трагедии. Она никогда даже в самых страшных снах не могла подумать о том, что любимый муж мог хоть рукой тронуть их единственное чадо. Ее рука сильно дрожала, когда она потянулась к спине Максона, она очень сильно дрожала. Я хотела бы чем-то помочь ей, но я даже встать не могу, не навредив детям, да и чем я помогу, если раны королевы скорее душевные, чем какие бы то ни было еще. Я помочь не в силах.

– Мама, это заживет, и все будет хорошо, вот увидишь.

– Но тут столько заживших. Кто это сделал с тобой?

– Мама, они уже давно зажили, не беспокойся.

– Максон, кто это сделал? – королева Эмберли не стала сдаваться и я, пожалуй, впервые в ее голосе слышала властные нотки. Она никогда не разговаривала так с нами, девушками из Отбора, хотя многие давали повод своим поведением, и уж тем более со своим единственным сыном, но прежде и таких откровений тоже не было.

– Ваше Величество, Вам это не понравится.

– Америка, я имею право знать, кто так поступил с моим сыном, с наследным принцем Иллеа. Я поговорю с Кларксоном. Максон? – даже если королева Эмберли и поговорит с мужем, это не изменит того, какой он садист, может только прибавить шрамов на спине Максона или даже могут появится на спине у бедной женщины. Кто знает, что придет в голову безумному королю? Я начинаю волноваться, и Максон, заметив это, тихо признается матери.

– Отец.

– Ты о чем? Отец, конечно, не оставит это так.

– Отец это сделал. Каждый шрам появился по его вине, – Максон находился спиной к матери, и поэтому не видел того, как ее глаза стали пустыми. Она не стала плакать или еще что-то, просто ее глаза стали пустыми, в них больше не отражалось абсолютно ничего. Совсем. Лишь одно сплошное безразличие. Это было хуже любой другой реакции. Ее понять можно. Весь мир ее обрушился в один момент. Ей всегда казалось, что ее муж гораздо лучше, чем он был на самом деле, но он был извергом, тут уж ничего не поделаешь. Она верила в него, когда в него уже даже не верил единственный сын. Ее любимый муж годами избивал ее горячо любимого сына, и только сейчас правда вылезла наружу.

Голова начала пульсировать, и я сжала ее руками. Боль не прошла, а только усилилась, чего, собственно, я ждала? Переживания, волнения, наказание, ссоры с Аспеном, страх за детей и, в конце концов, сопереживание бедной женщине. На сегодня достаточно. Организм это сейчас очень четко показывает.

– Леди Америка, что с Вами? – словно сквозь туман спросила женщина-врач. Она заботливо положила руку мне на плечо.

– Голова болит и слабость. Кажется, сил совсем не осталось, – мне дали что-то выпить, и меня тут же начало клонить в сон.

– Максон, Максон, не уходи, – я знала, что сейчас Максон больше нужен матери, чем мне, но что я могла поделать с собой? Я не могла уснуть, не зная, что он рядом. Кто знает, что может произойти если он уйдет.

– Милая, тебе нужно отдохнуть. Спи.

– Не тут, я не хочу тут оставаться. Не хочу думать о ранах и прочем даже во сне.

– Хорошо, милая, – Максон начал спорить с докторами, а потом я ощутила, как меня словно пушинку подхватили на руки, я прижалась щекой к рубашке моего принца и уснула.

Служанки только подоткнули одеяло вокруг меня, и едва я успела уговорить Максона пойти отдохнуть, и то только после того, как в комнате появилась Марли и заверила его, что не оставит меня, в комнату ворвалась Мэй. Рыжий ураган готов был снести все на своем пути, если бы кто-то попытался преградить ей дорогу и не подпустить ко мне. Она запрыгнула на широкую кровать, и прижалась ко мне всем телом.

– Амес, я так за тебя волновалась. Почему король поступил так с тобой? Ты как себя чувствуешь?

– Мне гораздо лучше.

– А твоя спина?

– Моя спина заживет. Возможно, останется несколько шрамов, но это не смертельно.

Я прижимаю к себе младшую сестренку. Кажется, она все еще не может прийти в себя после случившегося, хотя досталось больше мне, чем кому бы то ни было.

Следом за Мэй уже гораздо спокойнее, чем она, зашли Кенна и мама, за ними шли отец и Джеймс. Папа бледный, а мама вся в слезах. Кенна спокойнее, но ее серые глаза полны беспокойства.

– Девочка моя, доченька, – запричитала мама и снова заплакала. Я считала себя виноватой в том, что заставила родных так поволноваться. Если бы их не было бы там, может им было бы легче воспринять все произошедшее, но их заставили смотреть. Король Кларксон решил этим больше унизить нас. То ли он настолько жестокий, то ли настолько мелочный. Не знаю, что хуже.

– Если бы я знала, что они с тобой такое сделают – никогда бы не стала настаивать на анкете и не позволила бы тебе попасть в Отбор, лучше уж бы ты стала женой Шестого или даже Седьмого, – я машинально бросаю взгляд на отца и вижу мимолетный блеск в его глазах. Он догадывался о моих отношениях с Аспеном и знал, о чем я мечтала до встречи с Максоном, но дело в том, что маму привел бы в ужас мой с Аспеном брак, несмотря на то, что сейчас она говорит другое.

– Тогда хорошо, что не знала. У меня так был шанс увидеть и полюбить Максона.

– Ты ведь все еще невеста принца? – наконец спрашивает Мэй, этот вопрос просто съедал ее изнутри с тех пор, как она зашла.

– Конечно, глупенькая. Иначе чего бы Америка была бы сейчас в покоях принцессы? – спокойно подмечает Кенна и целует меня в лоб, – Поправляйся. На свадьбе ты должна затмить всех.

– Америка, девочка, то, в чем тебя обвинили, правда?

Я могла бы соврать отцу и сказать, что все обвинения в мой адрес были ложью, и между мной и Максоном ничего не было, но это была бы ложь, а врать родителям я устала.

– Правда, – челюсть отца непроизвольно сжалась, но в его взгляде не было разочарования, что не могло не обрадовать меня.

– Когда?

– Рождественская ночь. Папа, он на следующий день сделал мне предложение, – я первым делом попыталась защитить Максона в глазах отца. Материальное и социальное положение моего жениха отца не волновали, другое дело его моральные принципы и отношение ко мне.

– Почему же тогда его не наказывали вместе с тобой? И что это за законы такие? Наказывать детей.

– Он – принц, король Кларксон никогда не стал бы наказывать своего наследника, единственного наследника, – про себя я добавила, что он не стал бы делать это прилюдно, а вот как он предпочитает наказывать сына, мне прекрасно известно. Отец кивнул, но не выглядел убежденным.

– Так значит все это время с Рождества были помолвлены? Почему вы это скрывали? Даже от нас.

– Мы с Максоном решили, что Отбор стоит закончить правильно, как того ждали все, – даже после всего случившегося, рассказывать отцу, что король меня ненавидит и без хитрости не позволил бы Максону выбрать меня, не хотелось. Он бы очень огорчился, узнав, что мне запросто могут причинить боль. Пусть отец по-прежнему не догадывается, что за чудовище мой будущий свекр. Пусть моя семья и дальше не знают насколько он жесток, – Максон, хотел сделать все правильно, он хотел бы, чтобы все считали его выбор честным.

– Он поставил тебя в очень невыгодное положение. Но раз все было так, то те фотографии не так страшны, – сказала мама, и я тут же оживилась.

– Какие фотографии?

– Статья в газете. Мы думали, что это все из-за нее, но убеждали себя, что эти фото не настоящие, – на этот раз мне ответил Джеймс, муж Кенны, и протянул мне газету. Я увидела броский заголовок на первой полосе: «Хитрости финалистки или принц водит всех за нос?». Дальше были разбросаны фотографии на которых были изображены спящие мы с Максоном в комнате, которую мне выделили в доме Крисс. Затем идет сама статья, которая начинается с предположения журналиста по какой причине нас могли застать спящими в одной постели. Совсем не лестным образом автор статьи отозвался как о Максоне, так и обо мне. Судя по тому, что под статьей располагалось имя, я даже поняла, что некий мистер Нейман подписал себе смертный приговор. Оскорбления в мой адрес для короля ровным счетом ничего не значило, но статья оказалась совсем не лестной для принца.

Я выпустила из рук газету и прикрыла глаза. Так вот, почему все так произошло? Аспен не виноват в том, что произошло со мной? Он бы мог и сам сделать фото, и отравить в газету, но это не его, он так не поступил бы. Аспен даже желая разлучить меня с Максоном никогда не стал бы придавать все всеобщей огласке.

– Америка, выпей, – тихий, но настойчивый голос Марли заставил меня посмотреть на нее, она протянула мне стакан с зеленоватой жидкостью. Я послушно выпила его содержимое, так как помнила предписания докторов: никаких волнений, а если их не избежать, то пить это лекарство.

– Что с тобой, Америка? Это чтобы твоя спина не болела.

– Нет. Это простое успокоительное. Успокоительный сироп, – тихо отвечаю я сестре, глаза которой просто горят любопытством и беспокойством. Встретившись взглядом с отцом, я принимаю для себе решение, может оно необдуманное и сумбурное, но все же оно имеет смысл. Пока я не передумала, я смотрю на папу, так как мне легче сказать, смотря ему в глаза, чем смотря на маму. Он меня поймет, чего не скажешь о маме.

– Мама, папа, я знаю, что эта новость вас разочарует, но лучше, если вы узнаете от меня, а не от посторонних людей. Я беременна, – на ряду со страхом, я ощутила облегчение и даже радость в том, что, хотя бы родители узнали это от меня. Максон узнал с помощью Эрин, королева Эмберли от Максона и то скорее не без помощи докторов, в том числе и Николетта узнала от Эрин по моей просьбе, но все же не от меня лично.

– Беременна?

– От принца?

– Какой срок?

– Что вы теперь думаете делать?

Вопросы посыпались со всех сторон, и кажется моя семья удивилась больше, чем мои служанки, Максон, Николетта, королева Эмберли и Марли вместе взятые. Я всматривалась в лица родных и видела, как они шокированы. Я не знала, как на это реагировать. Слишком много всего свалилось в этот день на меня и кажется, мое сознание уже отказывалось воспринимать все так, как должно быть, реакция притупляется. Я даже не сразу замечаю, то как мама хватается за сердце, а по ее взгляду я не могу понять, о чем она думает. То ли она расстроена тем, как ее разочаровала дочь, то ли она она просто разволновалась.