Текст книги "Не для прессы (СИ)"

Автор книги: AsteriaWright / a-l-i-n-a

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– О какой свадьбе идет речь? – Вкрадчиво проговорил Максон. Крисс потупила взгляд. – Отбор еще не закончен, я не сделал еще свой выбор. Какое есть у вас, миссис Эмберс, право делать выбор за меня?

– Простите, Ваше Высочество, я просто предположила, – пошла на попятную хозяйка дома, – что было бы замечательно, если бы леди Америка…

– Лучше оставляйте свои предположения при себе, – строгим тоном проговорил Максон, он явно разозлился.

– Я так и сделаю, Ваше Величество.

– И прошу Вас впредь, дайте леди Америке покой. Раз она неважно себя чувствует, проследите, чтобы у нее было все необходимое для того, чтобы она поправилась, – Максон не повернулся и не посмотрел на меня, но мне и его защиты хватило более чем. Я поднялась и сложила салфетку.

– Милый, успокойся, – нежно проговорила Максону Крисс. Мне еще никогда так не хотелось ее убить, как сейчас. Вполне логично решив, что это все мои гормоны, я решила держать себя в узде.

– Простите, я, пожалуй, поднимусь к себе в комнату, – я встала из-за стола, вышла из столовой и стала подниматься по лестнице. Голова так закружилась, что я едва не упала, и упала бы. К моему счастью поблизости оказался гвардеец, он то и отнес меня в комнату.

Я закрыла глаза, чтобы справится с тошнотой, а гвардеец отнес меня в комнату и, положив меня на кровать, плотно прикрыл за собой дверь. Меня это насторожило, и я тут же открыла глаза, как раз тогда, когда гвардеец оказался снова около меня. Это естественно был Аспен. Я приглушенно застонала. Еще его мне сейчас не хватает.

– Мер, что же он с тобой сделал? – Аспен очень бережно прикоснулся к моему лицу и волосам, – Что же за изверг твой принц. Как он только смеет так мучить тебя?

– Аспен, уйди, пожалуйста.

– Не уйду, Мер. Не уйду, – Аспен присел на корточки возле меня. Хорошо хоть горничных не видно нигде, а то проблем было бы не сосчитать.

– Аспен, только тебя мне сейчас не хватало, – я вновь закрыла глаза.

– Америка, как ты можешь это терпеть? Мне больно видеть тебя в таком состоянии. Ты выглядишь разбитой.

– А тебе не все ли равно?

– А почему мне должно быть все равно?

– Я для тебя совсем недавно была подстилкой Максона, шлюхой подзаборной. Девкой гулящей. С чего вдруг такая забота обо мне?

– Боже, Мер, ты меня не так поняла.

– Что уж в твоих словах можно было неправильно понять?

– Ты для меня все, даже больше, чем ты только можешь себе представить. Ты будешь всегда желанной для меня, что бы ты не сделала, я все пойму, приму и прощу, – ребенка Максона он никогда не примет. Никогда в жизни не стал бы растить ребенка принца. А важнее ребенка у меня нет ничего. Даже собственная жизнь мне не дороже.

– А для меня все Максон. Он обещал мне, что мы будем вместе, пережди я эту неделю, и я выполню его просьбу.

– Америка, ты же тухнешь на глазах. Ты когда в последний раз ела нормально? Или спала?

– Не помню.

– Америка, родная моя, любимая, скажи, что любишь меня и мы убежим куда угодно, главное подальше от принца Максона.

– Я люблю, – я сглатываю ком, появившийся в горле, я знаю, Аспену от это будет только больнее, но и соврать я не могу. Даже если он наговорил мне всего того, чтобы спасти меня, это не изменит существующего порядка вещей, – его. Я так сильно его люблю, ты не представляешь даже насколько.

Я сворачиваюсь клубочком и реву, долго реву. Уходит Аспен, приходят девушки и напаивают меня успокоительным. Проходит немного времени, и я успокаиваюсь то ли под действием успокоительного, то ли моему организму просто надоело плакать и изводить себя, я не знаю.

Я решила не спускаться ни к обеду, ни к ужину. Пусть девушки передадут хозяевам, что у меня все еще болит голова. К тому же, видеть Максона и Крисс у меня просто нет сил. Вместо того, чтобы спустится вниз, я решаюсь взяться за письма мисс Кэтрин Иллеа и беру второе, которое лежит сразу за первым прочитанным мной. Сначала я хотела написать отцу или маме, может Кенне, но потом решила, что не знаю о чем писать. Сейчас все мои мысли занимают ребенок и Максон, а о них я не могу написать, не подвергнув кого-то такой опасности. Я не могу рисковать и доверять такую новость ни бумаге ни телефонному звонку. Только при встрече. Да и что мне сказать родителям «Мама, папа, вы скоро станете бабушкой и дедушкой. Да, я понимаю, мне еще рано становится матерью и я не замужем, но так получилось, что мы с принцем не смогли удержаться»? Что случится с моим добрым и понимающим папой? Получается, когда папа предупреждал Максона, чтобы он позаботился о моей чести, я была уже беременна. Во мне уже рос ребенок Максона. Слишком запоздали предупреждения папы. Надеюсь, у него найдутся силы простить и понять свою блудную дочь.

Я села на софу у самого окна, забравшись на нее с ногами и попросив горничных укрыть ноги пледом, я стала читать.

«Любимый мой Генри,

Я планировала сбежать от этого тирана, но он стал более бдительным. Винсент стал смотреть за каждым моим шагом и проверять все мои личные вещи, пытаясь найти что-то, что подсказало бы ему, кто отец ребенка. Я думала, он изобьет меня так сильно, что я потеряю нашего с тобой малыша или что он заставит меня от него избавится, но нет. Винсент проявил несвойственное благородство и оставил меня и ребенка в покое. Первое время я вовсе не замечала подвоха, я была рада только тому, что нашему ребенку дано право жить. Пусть если он и не будет считаться сыном или дочерью, смотря кто родится, этого тирана, он будет жить, и у него будет будущее. Чего я еще могу желать для нашего ребенка?

Но спустя время, я заметила странную слежку за мной. Я на шестом месяце, мой живот уже не скрыть и Винсент говорит всем, как рад, что у него скоро родится ребенок и под видом заботливого мужа, не беспокоящего сон беременной жены, он перебрался к себе в комнату, а я только рада этому. Меня совсем не беспокоит, что он водит туда девиц с улицы. Пусть делает что угодно, лишь бы меня не домогался. Представь себе, какое блаженство не ощущать его ручищ на своем теле, не ощущать, как его старое и дряхлое тело терзает мое. Ради ребенка я готова терпеть все, что угодно. Ребенок – теперь мое все. Со мной пусть делает все, что его мерзкой душе угодно, но ребенок должен жить.

Я все размышляю над тем, что он задумал, но ничего не могу понять. Хорошо хоть у меня остались верные мне служанки, и милая Изобель передаст тебе это письмо. Помни, я всегда буду любить тебя, и мою любовь к тебе и нашему ребенку ничего не убьет.

Навеки твоя,

Кэтрин»

Не завидую я судьбе этой девушке. Ждать ребенка от любимого человека ребенка и быть замужем за таким извергом. Я, пожалуй, и нескольких недель не выдержала бы жизни с таким мужем, а она терпит. Хотя если бы я была на ее месте, я бы тоже вытерпела издевательства ради своего ребенка, но дело в том, что в моей ситуации мне боль причиняет не муж-изверг, а как раз любимый человек.

Я отложила это письмо и взялась за третье. Убрав медную прядь, упавшую на глаза, я вновь углубилась в чтение.

«Дорогой Генри,

Повитуха сказала, что изо дня на день родится наш сын. Да, у нас будет сын. Прости, но у меня не было возможности сказать тебе об этом. Я теперь еще менее свободна в передвижении и разговорах. За мной неотступно следят четыре гвардейца, ты только вдумайся, четыре. Он что, меня за преступницу принимает? А может и так. На днях приехали отец и братья. Они закрылись в кабинете и о чем-то долго говорили за закрытыми дверьми. Деймон как всегда был холоден и словно как не родной, но я привыкла к такой манере брата. Он никогда ни с кем не был дружелюбным. Теплота и доброта вовсе не его конек. Другое дело Спенсер, он оставил свой номер телефона и попросил звонить, если понадобится его помощь. Отец не сказал мне и нескольких слов, кроме того, что я посмела опозорить своим ребенком не от мужа нашу семью. И недвусмысленно намекнул, что я должна боготворить мужа за проявленное ко мне снисхождение. Он уехал так и не сказав мне и теплого слова.

Винсент ожесточился. Теперь вместо гулящих девиц в свои покои он приводит невинных девушек и терзает их. Ни одну юную душу он уже истерзал и останавливаться не намерен. Я слышала, что несколько девушек не вынесли такого позора и покончили с жизнью, а Винсент и бровью даже не пошевелил. Меня же он практически запер в моей комнате. Я пленница в своем доме. Хорошо хоть, он меня больше не навещает. Уже само это обстоятельство – благодать.

Прости, не могу больше писать, кажется, наш сын просится в этот мир,

Твоя Кэтрин»

Какой же изверг этот ее муж. Издеваться над невинными девушками может только ущербный человек, каким, без сомнений, и был и муж Кэтрин. Это же нужно до такого додуматься. У него нет никаких понятий. А ее семья? Это же ужас. Ну как так можно поступать со своей дочерью и сестрой? Уму не постижимо. У меня хоть есть семья, которая меня поддержит, а у Кэтрин не было никого, кроме, пожалуй, Спенсера. Мне понравилось, что хоть один из братьев остался на ее стороне. По сравнению с ее бедами, мои кажутся очень незначительными.

– Миледи, мы принесли Вам обед, – в комнату зашли Мэри и Люси, сзади с кувшином успокоительного чая засеменила Эрин.

– Что, уже обед?

– Да, леди Америка. Мы не стали Вас тревожить, но предположили, что Вы не захотите сегодня больше спускаться вниз, – разумно предположила Люси.

– Да, я не собиралась сегодня больше спускаться вниз. Спасибо девушки, – я им улыбнулась. Девушки поставили поднос на столик у софы, но не ушли.

– Спасибо. Можете идти.

– Ну уж нет, леди Америка. Вы должны что-то съесть. Нельзя же так изводить себя. Вы должны заботится о ребенке, а ему нужна пища и энергия, чтобы расти здоровым. Не хотите заботиться о себе, подумайте о ребенке, – Эрин, как впрочем и всегда, вступила в открытый бой со мной.

– Леди Америка, Вы теперь не одна, вас двое и Вам нужно перестать думать только о себе,– на ее сторону стала Мэри.

– Миледи, пожалуйста, ради нашего маленького будущего рыжеволосого принца, съешьте хоть что-нибудь, – попросила меня Люси.

И я поддалась им всем, возможно только Люси, но самый главный факт во всем этом, что я поддалась и впервые за последние дни нормально поела. Пусть мне этого вовсе и не хотелось, но ради ребенка я сделала и это.

Девушки не ушли. Мэри убрала посуду, но Эрин и Люси остались, а затем подошла и Энн. Я вновь залезла с ногами на софу и взялась за следующий конверт. Я еще не начала читать, но уже склонилась над письмом, когда услышала шепот Энн:

– Его Высочество интересуется, как себя чувствует леди Америка.

– А ты что сказала? – поинтересовалась так же тихо, думая, что я не слышу Мэри.

– Я сказала, что неважно и что она очень подавлена. Я надеялась, он зайдет и проведает нашу госпожу.

– А он?

– Он помрачнел, тяжело вздохнул, но не зашел, а развернулся и ушел.

Максон был здесь, знает, что мне плохо и не зашел? Эта новость меня неприятно кольнула. В какие игры он со мной играет? Он ведь обещал меня любить, а что изменилось сейчас? Что сталось за четыре дня с его любовью? Прошла? Он так отчаянно просил меня перетерпеть, но зачем? Он все еще заинтересован в том, чтобы я его ждала?

«Дорогой Генри,

это, пожалуй, мое последнее письмо. Я люблю тебя больше жизни, но с такой ношей я не смогу жить. Нашему сыну, нашему маленькому Стивену едва исполнилась неделя, когда у меня его отобрали. Пришли отец с Винсентом и забрали у меня из рук моего мальчика. Мое сердце почувствовало что-то неладное, но я была обессилена тяжелыми родами и все еще приходила в себя. Я не смогла помешать им забрать нашего мальчика, а нужно, нужно было. Я не знаю, что конкретно с ним сделали и не хочу знать, знаю только, что через два дня его похоронили. Маленькое тельце невинного человечка. А ведь он был так же прекрасен как ты. С черными волосиками и мутненькими темными глазками. Мне даже не позволили взглянуть на него в последний раз. Винсент сказал, что он не мог оставить моего ублюдка в своем доме, он сказал, что никто не поверил бы, что Стивен его сын. Все бы насмехались над ним. Мол, он не способен сделать своей жене ребенка и поэтому она пошла искать утешения у другого мужчины. Для него это было бы позором. А отец? Что отец? Он поддержал его. Папа едким голосом бросил мне в лицо «В нашем роду бастардов не будет. Что ты только вздумала себе? Позорить королевский род Иллеа незаконным ребенком? Отныне любой королевский бастард будет убит. Королевских бастардов как и в Иллеа, так и в Свендвеа не должно быть. Каждый бастард будет уничтожен»

Прости меня, мой милый Генри, но я не могу так жить. Я не смогу жить без нашего мальчика, без нашего маленького Стивена. Я не представляю, как дальше жить. У меня больше не осталось ничего.

Прощай.

Я люблю тебя и всегда любила одного тебя,

Навеки твоя,

Кэтрин»

Письмо выпадает у меня из рук, и я просто начинаю дрожать. Дрожь бьет меня волной и слезы сами потоком начинают литься из глаз. Я плачу за Кэтрин, за ее боль, отчаяние и тоску и к этому примешивается моя собственная боль. Если все короли Иллеа придерживаются принципов Грегори Иллеа, то король Кларксон не позволит родится или жить нашему с Максоном ребенку, если тот родится не в браке. Теперь наш брак стал жизненно необходимым для нашего ребенка. В руках Максона не только моя судьба, а и в прямом смысле, жизнь ребенка, которого я ношу под сердцем.

– Леди Америка, что с Вами? Что случилось? Вам больно? – ко мне подскакивают служанки, а я не могу ответить, голос пропал и я не могу ничего думать, кроме как о словах Грегори Иллеа.

Королевских бастардов как и в Иллеа, так и в Свендвеа не должно быть. Каждый бастард будет уничтожен.

Эрин подхватывает письмо и читает, у нее вырывается сдавленный крик, девушки убегают за успокоительным чаем, в то время как Люси обнимает меня. Странно, что я все это замечаю.

От успокоительного я проваливаюсь в сон, и мне кажется снится или мне просто привиделось, ведь такое вряд ли может быть, что меня нежно по щеке и рукам гладит теплая широкая ладонь, такая родная и знакомая. Пусть это лишь игра воображения, ведь он сейчас с Крисс, хотя я и не знаю, какое время суток должно быть. Эти ласковые и нежные прикосновения успокаивают меня лучше любых успокоительных чаев и капель. И я даже умудряюсь подметить для себя, что это замечательно. Значит на ребенка этот стресс не так сильно повлияет.

========== Глава 12. Я с тобой. ==========

На следующий день я также не вышла. Просто осталась у себя. Недосыпание, нервный стресс, ко всему прочему еще и плохой аппетит, а вместе с ним и нехватка энергии сделали свое дело. Я утром едва могла подняться с постели. Когда пришло время завтрака и мне принесли еду, мои горничные буквально запихнули в меня все содержимое подноса и строго-настрого приказали не подниматься с кровати. На меня напала ужасная апатия, и мне не хотелось ничего. Почему я одна? Почему его нет рядом? Он обещал быть рядом, и где же он? Где Максон, когда он так нужен мне и нашему ребенку? Его нет. Он не с нами. Нужны ли ему вообще?

Я бы заплакала, но слез не осталось. Все слезы я уже выплакала. Сколько же можно? Я ему кто? Разве можно вот так со мной. Он говорил, что будет уделять другим девушкам почти все свободное время, но можно было мне хоть несколько слов в день говорить за приемом пищи? Можно было бы хоть как-то давать знать, что он все еще со мной. Но он не со мной, он с Крисс, и если раньше я была уверена, что он будет со мной, то теперь моя уверенность стала угасать, а во время сегодняшнего завтрака достигла минимальной точки. Я уже совершенно ни в чем и ни в ком не уверена.

Я одна. Совсем одна. Он меня оставил как раз тогда, когда больше всего нужен.

Красивая чашка словно сама по себе вылетела из моих рук и ударилась о стену. Прибежали девушки, но у них хватило такта ничего не сказать. Они просто забрали мусор, поднос и ушли, оставив меня на некоторое время одну.

Совсем неожиданно после вспышки необъяснимого гнева я решила дочитать письма Кэтрин Иллеа. Вы сочтете это мазохизмом, ведь после вчерашнего последнего прочтенного письма у меня случился нервный срыв, но я должна дочитать. Я должна знать, к чему быть готовой. Какая же из меня будет мать, если я не смогу сохранить своему ребенку жизнь? Я должна найти выход, должна защитить ребенка, чего бы это мне не стоило. Может в этих письмах есть что-то, что подскажет мне, как защитить свое дитя от его дедушки.

Я ожидала всего чего угодно, любого письма, любого откровения, но вовсе не документа в конверте. Это скорее всего были лишь черновики, странные списки имен, и только начав читать самый первый из листов, я стала постепенно понимать, что к чему.

«Следуя завещанию нашего первого короля, Грегори Иллеа, моего отца, я, Деймон Иллеа, начинаю вести этот документ, который строго будет передаваться из рук в руки наследнику Иллеа перед смертью правящего короля. Согласно велению моего отца, каждый ребенок рожденный от носителя королевской крови, прежде всего наследника или короля, проще именуемый как королевский бастард, должен быть убит или до рождения или вскоре после появления на свет. Дабы пресечь возможности покушения на королевский престол бастарда, он не имеет права на жизнь.

Дальше будет вестись учет королевских бастардов и их матерей…»

Я прошлась по списку, начиная от перечня любовниц или женщин, не состоящих в браке с тогда еще принцем, а затем королем Деймоном Иллеа. Многим детям даже не успели дать имя, их убили безыменных. От них избавились словно от ненужного мусора. Остановилась я на последнем в списке имени короля. Думаю, его все прекрасно знают. Да, это наш король Кларксон Скрив. Вниз от его имени тянулась цепочка из 5 имен, женщин родивших от него детей, которых он убил. Три мальчика и две девочки. Дети, которые по сути виноваты были только в том, что их отцом являлся король Кларксон. Меня повергло в шок то обстоятельство, что он мог изменять королеве Эмберли. Женщине с большой буквы, такой величественной королеве. Не то, чтобы я не знала о жестокости короля, но я думала, у него хватило совести хотя бы хранить верность своей жене. Хотя чего я ожидала от достойного приемника Грегори Иллеа? Чего следовало ожидать от человека, не брезгающего избивать своего наследника, единственного сына? Но как он мог убить своих детей? Как у него поднялась рука отдать приказ убить ни в чем не повинных младенцев, которые были его плотью и кровью. Неужели он собирается привить такое мышление и Максону? Неужели он станет объяснять своему сыну, что убивать своих побочных детей – это нормально? Меня стошнило, и я едва успела добежать до ванной комнаты. После получаса проведенного в обнимку с унитазом, я вернулась в постель.

Максон не такой. Он никогда не смог бы никого убить, к тому же, своего ребенка. Максон никогда не смог бы. А вот у короля Кларксона рука не дрогнет убить своего внука. Он не побрезгует сделать это, чего можно ожидать от человека, у которого поднялась рука убить своих же детей?

Я складываю все письма и убираю обратно в ящик. Я силой заставляю себя не выйти из комнаты, не найти Максона и не потребовать у него, чтобы он отправил меня домой, я не могу, не хочу верить в то, что это конец. Я чувствую себя сначала лучше, но когда сажусь писать письмо родным, меня снова тошнит, и я едва добегаю до туалета. Может попросить у Энни что-то от тошноты? Как же я смогу скрыть беременность, если меня постоянно будет тошнить?

Когда я вернулась в свою комнату, то заметила в ней мистера Прескота. Он вальяжно расположился в кресле и скрестил на груди руки. Он почти мгновенно заметил мое присутствие и приподнялся при моем появлении. Я поправила халат, надеясь, что выгляжу пристойно. Я не должна ударить лицом в грязь лишь потому, что Максон мной пренебрег. Мои отношения с Максоном – это наше личное дело, нечего выносить сор из избы как говорят. И это никого не касается кроме нас, тем более мистера Прескота. Я не испытываю к нему неприязни, он просто оказался тут не совсем вовремя. Не в самые лучшие для меня времена, и если я буду немного грубоватой, то я в этом не виновата. В конце концов, не я к нему пришла, а наоборот.

– Здравствуйте, леди Америка. Рад Вас видеть.

– Я бы может ответила Вам тем же, но, простите, не могу. Мне сейчас отнюдь не до встреч и не до светских бесед. Вы уж простите, но мне не до этого.

– Я знаю. Я понимаю, что Вы сейчас подавлены и растеряны, но у меня есть важные новости, и они, увы, не подождут другого времени, – я села на кровать и забралась на нее с ногами. Мои силы на исходе, поэтому достойный вид легче сохранять сидя, чем стоя. И как обычно говорят, в ногах правды нет. Мистер Прескот усаживается обратно в кресло.

– Что Вы хотели мне такого рассказать? – безразличным тоном спросила я, – Мне уже предостаточно новостей от Вас. Я прочитала и письма и документы. Спасибо за предупреждение, они очень полезны, но мне их более чем хватит.

– Я слышал. Эрин говорила, что у Вас случился нервный срыв. Приношу свои искренне извинения, – в тоне мистера Прескота особого сожаления не было.

– Эрин Вам все рассказывает? – почему-то эта мысль меня неприятно кольнула. Я к ней привязалась, и мне не очень нравится, что все, что происходит со мной, она может рассказывать этому мужчине.

– Только то, что она считает нужным, – значит она все же не предает меня. Это только радует.

– Вы знаете? – Ни я ни мистер Прескот не устали уточнять о ком или о чем речь. И без того понятно, что разговор о моей беременности.

– Да. Эрин рассказала мне. Поздравляю Вас с будущим принцем или принцессой.

– Принц Максон может вовсе не жениться на мне, – я стараюсь говорить безучастно, но не выходит, мой голос очень печальный, на лице мистера Прескота появляется понимающее выражение, и я вспыхиваю как спичка. Я не хочу, чтобы меня жалели.

– Я вижу слухи, которые дошли до меня, правдивы. Вы и правда потеряли веру в себя.

– Мистер Прескот, скажите, зачем Вы пришли, и мы дружно разойдемся. Я не в состоянии сейчас с Вами мило беседовать, – мистер Прескот натянул на губы свою загадочную полуулыбку.

– А Вы все такая же ершистая, леди Америка. Простите, я понимаю, гормоны, токсикоз. Мне кажется, в Вашей ситуации письма оказались весьма полезны. Вы знаете теперь чего ждать от нашего короля. Но мы Вас в любом случае не оставим. Не волнуйтесь, вашему ребенку ничего не угрожает, мы Вас защитим,да и принц не оставит Вас.

– Где он? Где ваш принц? Где принц Максон? Я его не вижу. Его тут нет, он с Крисс. Он не со мной. Ни я ни ребенок ему не нужны, – я срываюсь, и крича на мистера Прескота, вскакиваю с кровати. От резкого движения голова кружится, и я едва не падаю, но мистер Прескот подхватывает меня.

– Девочка, ты и правда извела себя. Тебе нужно срочно поговорить с принцем. Иначе ты или доведешь себя до полного истощения или потеряешь ребенка. Ему вредны все эти нервы, – Мистер Прескот заботливо укладывает меня обратно на кровать и укрывает покрывалом.

– Мы ему не нужны. Нет смысла говорить.

– Отдохните, леди Америка, и я настойчиво советую Вам сегодня же поговорить с Его Величеством. Вы же хотите сохранить Вашего ребенка.

– Конечно, – зачем спрашивать такую глупость?

– Тогда сегодня же поговорите с принцем Максоном и чем быстрее тем лучше. Я навещу Вас немного погодя.

– Зачем Вы приходили? – спрашиваю я, не сводя с мистера Прескота взгляда, когда он поднимается со своего места.

– Мои люди проверили список любовниц короля Кларксона, и у одной из них есть живая дочь, по возрасту она может оказаться дочерью нашего короля, – но как? Ведь король отдал распоряжение убить всех бастардов. Как девочка смогла остаться в живых?

– Но как? – я приподнимаюсь на локте и тут же жалею об этом, голова становиться тяжелой, и я сразу же опускаю ее обратно.

– Мы сами еще не знаем, но скоро выясним. Девочка и ее мама пока не знают, что их обнаружили.

– Сколько ей лет?

– Шестнадцать. Малышка ничего даже не подозревает, и она очень похожа на нашего принца, – у Максона есть младшая сестра, о которой он не знает. Но он должен узнать. Ему нужно сказать, но как я могу это сделать, если с постели подняться не могу? – Отдыхайте, леди Америка. Я к Вам загляну позже, когда Вы будете чувствовать себя лучше.

Когда мистер Прескот ушел, я провалилась в сон, свернувшись клубочком и обхватив ноги руками, я проспала так вплоть до самого вечера. Меня никто не тревожил, и поэтому я смогла хоть немного выспаться и набраться сил. Я почувствовала себя сильнее и даже без помощи служанок съела весь принесенный мне ужин. Я все равно к нему опоздала. Стоило мне немного оживиться, как лица моих служанок просто расцвели. В последнее время они грустные и печальные ходили, а Эрин все не переставала спрашивать меня, почему я ничего не говорю Максону о ребенке. Она конечно не со зла, но это вовсе не значит, что я готова так вот просто взять все и забыть, и принять его обратно.

– Миледи, может выйдете, прогуляетесь? Вам нужен свежий воздух, да и если уж не он, то хотя бы смена обстановки, – заботливо предложила Мэри, расчесывая мои волосы. Я посмотрела в зеркало на себя и поняла, что и правда стала больше походить на тень самой себя, чем на леди Америку. Я позволила отчаянью захлестнуть меня. Так нельзя. Я так только ребенку наврежу, а он сейчас главнее всего.

«Тебе нужно срочно поговорить с принцем. Иначе ты или доведешь себя до полного истощения или потеряешь ребенка.» Сразу вспомнились слова мистера Прескота, и он словно сейчас стоит над моим ухом и снова расслабленно, с заботой и участием дает наставление.

Может он прав, и мне действительно пора поговорить с Максоном. Хватит уже изводить саму себя. Я или нужна ему или нет. В любом случае, пора заканчивать пытку прежде, чем я успею навредить ребенку. Он то не виноват, что его родители все никак не решат свои вопросы.

– Хорошо, Мэри. Энн и Люси, вы можете приготовить фиолетовое бархатное платье?

– С юбкой в пол, длинными рукавами и открытым лифом, обшитым поверху аметистами? – деловито переспросила Энн. Я это платье берегла для особого случая. Что же, разговор с Максоном – особый случай, очень особый.

– Да, оно самое. И, пожалуйста, найдите обувь без каблуков. Я все еще неважно себя чувствую, мне не стоит рисковать и подвергаться опасности упасть.

– Конечно, леди Америка. Мы все найдем, – едва ли не прыгая на месте заверила меня Люси. Энн тут же потащила ее из комнаты.

– Мэри и Эрин, можете сделать так, чтобы я выглядела достойно? Я понимаю, что бледна и выгляжу неважно, но я могу встретить кого угодно, – девушки закивали, и Эрин хитро улыбнулась.

Все принялись за работу. К девяти часам вечера я была готова и просто не узнала себя в зеркале. Девушка, смотревшая на меня оттуда, не была моей тенью, она дышала жизнью и была ослепительно красива. Девушки сделали даже больше, чем я просила, хотя на это ушло вдвое больше времени, чем обычно. Тем не менее, я сверкала, а не выглядела больной. Меня никто не будет жалеть. Мне незачем их жалость. Мне нужен Максон. Или мы уезжаем вместе или я уезжаю одна. Хватит с меня этого места.

– Леди Америка, вы великолепны. Вы так выглядите, словно собрались идти в бой, – со смехом заявляет Эрин.

– А так и есть. С меня хватит Отбора. Максон или заканчивает это все, или я уезжаю, – я решительно и слишком эмоционально говорю это. Девушки не решаются сказать что-то против.

– Вы хорошо подумали? – переспрашивает уже серьезная Эрин.

– Да. Я и так слишком долго терпела. К тому же, ребенку вредны все эти нервные переживания. Я могу его так убить. Я не хочу этого.

– Удачи Вам. Мы очень надеемся, что Принц проявит благоразумие, – самая строгая и сдержанная из всех подходит и осторожно обнимает меня,а я обнимаю в ответ, – Помните, мы с Вами.

К нам присоединяются и остальные девушки, а затем я быстро, пока не успела передумать, выхожу из комнаты и иду к лестнице.

Уже темно. На часах, когда я выходила было 21, но я все еще надеюсь застать где-то тут Максона. Он должен быть все еще с Крисс. Что я буду делать, когда найду его? Не знаю. Но это ведь пора заканчивать, правда? Пора уже решить наконец, кто ему нужен: я или Крисс. Обе мы ему не будем принадлежать. Только одна. И если это не я, меня тут в скором времени просто не будет. С меня хватит. Я устала терпеть.

Дом семьи Эмберс с одной стороны мог показаться богатым, если сравнивать его с моим домом, то просто громадным, но тут нет привычного великолепия дворца. Я так привыкла к дворцовым стенам, что поневоле стала считать его своим домом, но останется ли он таковым, или же я просто окажусь выброшенной на улицу и никому не нужной? Когда я начала считать дворец домом? Пока я шла по коридору дома Крисс, я окончательно поняла, что я тут лишняя. Все здесь не по мне. Все такое неприветливое и показное. Или минимализм или слишком много роскоши. Я тут чужая. Я не могу тут находиться. Даже стены давят на меня. Искусственные цветы в вазах и то кажутся безвкусны и никакими, что говорить о картинах, обоях и прочем.

Отыскать комнату, в которой сейчас находятся Крисс и ее друзья, оказалось совсем не трудно. Вы представляете себе, какой шум они создали? По всему дому были слышны их смешки и громкие голоса, так что я просто пошла на звук. Не составив цельного плана, я продолжала идти дальше. Не совсем представляя, что я скажу или сделаю, я тем не менее шла вперед. Я остановилась у двери гостиной, которая оказалась незапертой, и перевела дух, собрав все силы и волю, я потянулась к ручке.

– Ну же, Крисс, тут все свои, – я услышала окрики подруг Крис и засомневалась. Что я тут делаю? Она не вмешивалась в нашу с Максоном неделю. Это нечестно по отношению к Крисс. Может позже с ним поговорить, с Максоном? Может не портить Крисс вечер?

Я сначала отошла назад, но потом услышала аплодисменты и вскрики. Я не знаю, что мной двигало, любопытство, ревность, зависть, все что угодно, но я открыла дверь и заглянула внутрь. То, что я увидела, оказалось самым непосильным ударом, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Максон, обняв Крисс, целовал ее. Не просто в губы целомудренным поцелуем, а пылко, с чувством. Когда-то он так обнимал и меня, когда-то с таким чувством он целовал меня, и так прижимал мое тело к своему, а сейчас на моем месте Крис.

Из рук у меня выскальзывает и падает с громким стуком небольшой клатч. Зачем мне его дали девочки, я не знаю, сказали так нужно. И если до этого меня никто не заметил, и Максон продолжал целовать Крисс, то сейчас все головы повернулись в мою сторону. Я не стала ждать, пока от оцепенения отойдут замершие Максон и Крис, я просто сорвалась с места и побежала. Дальше отсюда, дальше от этой комнаты, дальше от Крис, и как можно дальше от Максона. Голова от бега закружилась, и я два раза упала, но тут же поднялась и побежала дальше.