Текст книги "Ещё один шанс (СИ)"
Автор книги: Anless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
Милисент всё так же грустно улыбалась, хотя глаза Гермионы горели яростью. Вздохнув, она тихо сказала:
– Любовь – странное чувство. Очень сильное. Влюбившись, ты больше не принадлежишь себе, только этому чувству.
– Заткнись, – грубо перебила её Гермиона, – ты ничего в любви не смыслишь. Растаптывать себя – это не любовь. Ты понимаешь её ещё хуже, чем я.
Милисент то ли не хотела, то ли не успела возразить – вошёл Дамблдор. Он снова взял Гермиону за руку, щёлкнул пальцами, и они переместись в круглую комнату. Гермиона вмиг заметила, что все преподаватели по-прежнему оставались на своих местах, только Макгонагал опять обратилась в кошку и теперь сидела на подоконнике, вглядываясь в темноту.
– Начнём обряд, – сказал Дамблдор. – Со Снейкиуса, с ним будет гораздо сложнее. Гермиона, тебе стоит подойти и поговорить с ним. Нарцисса, ты тоже. Поговори с сыном. Драко хорошо справился с блокированием своего сознания, но уже устал. Думаю, ему не помешает больше любви и заботы сейчас.
Гермиона подошла и робко замерла у полога кровати. Драко был мертвецки бледен и едва дышал, приходилось прислушиваться. Миссис Малфой скользнула на постель, взяла Драко за руку и погладила его пальцы. А потом, с трудом сдерживая слёзы, стала целовать каждый палец по очереди.
– Сынок, – прошептала она, – сыночек. Мой родной… Я не знаю, где ты сейчас, но, пожалуйста, вернись ко мне. Мой мальчик, ты нам нужен, отцу и мне. Мы тебя любим. Мы всегда были готовы бороться ради тебя, и делаем это сейчас. Но всё зависит от тебя, милый. Я знаю, что ты меня слышишь. Не сдавайся, Драко. Иначе я умру. Прямо здесь, у твоих ног.
Она поцеловала его запястье и стала с отчаянием вглядываться в его лицо, словно ждала какого-то ответа. Драко внимательно посмотрел на неё, и Гермиона готова была поклясться, что этот взгляд осознанный. Его, а не Снейкиуса.
– Гермиона, – тихо сказал Дамблдор, – теперь твоя очередь.
На ватных ногах Гермиона подошла к постели и опустилась рядом с матерью Драко. Стеснение, которое она испытывала рядом с ней, не прошло, но она понимала, что время истекает слишком быстро, а ей так много нужно сказать ему. Она аккуратно погладила его по волосам, вздохнула:
– Ты всё ещё там, внутри, – тихо сказала она, – я знаю. Я уже говорила тебе об этом вчера. Я уверенна, что ты внутри, и что слышишь меня.
Она быстро посмотрела на замершего у окна в немом бешенстве мистера Малфоя, потом – на его супругу, а затем, склонившись, аккуратно коснулась губами губ Драко.
Заметив на себе пристальный взгляд, отстранилась и стала искать, откуда он исходит. На неё со спокойным безмолвием смотрел Дамблдор.
========== Часть 59 ==========
Рон зачарованно глядел, как Барнели нарезает ингредиенты для зелья, помогая ему со всем, не успей тот, как следует, попросить. Старик уже отправил в кипящий казанок репу, трилистник, лавр, и внимательно, склонив голову, наблюдал, как Рон помешивает всё огромной ложкой. Снейп, стоящей у двери, точно патрульный, не скрывал своего скепсиса, но наблюдал с таким вниманием, точно боялся, что, если моргнёт, то пропустит всё.
– На вашем месте, мистер Барнели, – сдался он, процедив сквозь зубы, – я бы не доверял такую ответственную работу, как приготовление сложнейшего зелья, мистеру Уизли. Его к котелку подпускать нельзя ни на шаг, всё испортит.
Рон посмотрел на Снейпа полным ненависти взглядом, но сконфуженно промолчал. К его удивлению, на губах Барнели появилась лёгкая улыбка:
– Ты ошибаешься, Северус, – мягко произнёс он, – мистер Рональд очень способный молодой волшебник, особенно, если не рубать крыльев у него за спиной.
Рон мгновенно залился краской, и, видимо, пытаясь это скрыть, сунул голову в котелок, прищурившись. Барнели, тем временем, прижал к столу ножом вопящую мандрагору и пытался изъять корень.
– Профессор, что будет после того, как зелье достигнет готовности? – тихо поинтересовался Рон, наблюдая за тем, как руки старика проворно расправляются с компонентами, точно он этим всю жизнь только и занимался.
– Дамблдор, – он показал на сидящего в кресле с видом философской задумчивости директора, – начертит круг, в который мы поместим мистера Малфоя и мисс Грейнджер, а затем каждый преподаватель по очереди начнёт обряд изгнания.
– Все будут участвовать в обряде?
– Да, – кивнул Барнели, – нужно постоянно меняться. Даже самый опытный волшебник вряд ли выдержит больше двадцати минут пути, по которому нужно провести влюблённых, чтобы отправить их туда, откуда они пришли.
– А профессор Макгонагалл? – Рон показал глазами на всё так же сидящую на подоконнике кошку. – Почему она трансфигурировалась?
– Потому что, молодой человек, – Барнели подал ему солянку, – кошачьему взору часто доступно то, что не доступно человеческому. В виде кошки она поможет нам больше.
– Мистер Барнели, – Гарри подошёл к нему, озираясь на Снейпа, что мрачно стоял у дверей, – почему зелье варите вы, а не Снейп?
– Профессор Снейп, Гарри, – спокойно поправил его старик, – потому что я – проводник. Зелье должен варить только главный проводник.
– Проводник? – недоумевающе спросил Гарри.
– Да, – кивнул Барнели, – именно я буду с молодыми людьми постоянно, пока каждый из профессоров будет проводить обряд. Таковы правила. Одним им нельзя, они могут заблудиться, могут что-то перепутать, и все наши усилия окажутся напрасными.
– Гермиона, – пыхнул Рон с нескрываемой гордостью, – никогда не ошибается. Ну, не сильно, во всяком случае.
– Мисс Грейнджер – нет – уклончиво ответил Барнели. – Но каждый может растеряться. К тому же, проводник должен запереть себя там, куда приведут его духи влюбленных Двуликой Луны. Он должен стать их охранником, смотрящим. Понимайте, как знаете.
– Надолго? – встревоженно спросил Рон, соля зелье.
– Навсегда, – ответил Барнели, – таковы правила.
– Но… Рон растерялся и едва не опрокинул в казан стакан с солью, – это значит, что вы… не вернётесь назад?
– Да, – кивнул старик, – я умру. Проводник всегда умирает.
– Но!.. – Рон задохнулся, открыл рот и уставился на Лагримуса с выражением возмущения, недоумения и искренней детской обиды.
– В моём случае, юноши, – с улыбкой ответил Барнели, – смерть – это освобождение. Я ужасно стар, и хочу покоя. К тому же, мистер Уизли, вы – наследник моего фамильного замка в Шотландии. Заберёте у Дамблдора все необходимые документы. Так что, от моей смерти пользы вам будет больше, чем от жизни.
Рон закашлялся и покраснел так густо, что не видно было глаз, одни сплошные красные пятна на лице. Если бы не подоспевший с помощью Гарри, он бы отправил в казан мёртвую мышь, которую держал в руках (на ней Барнели с интервалом в десять минут испытывал эффект зелья).
– Я? Наследник замка? Вы, должно быть, шутите.
– Нисколько, – серьезно возразил Барнели, и посмотрел на мышь, прищурившись, – всё своё имущество в виде древнего шотландского замка и всего содержимого там я оставляю вам, мистер Уизли.
– Но… спасибо, – пробормотал Рон, – а почему я?
– Потому что мы похожи, – улыбнулся Барнели, – потому что я знаю, каково быть в тени своей семьи и своих друзей. Потому что у вас тоже должно быть что-то важное, своё. И потому, что ещё в юности я знал, что моим наследником станет рыжий парень. Однажды мне пришло видение, значение которого я не понял, пока не увидел вас. Я был уверен, что им станет мой сын от милой Розметты, прекрасной рыжей девушки из деревни, с которой я родом, но, видимо, это не так, потому что ни семьи, ни детей мне с ней обрести не удалось.
Зелье угрожающе зашипело, и Лагримус отошёл от казана. Рон, метающий странные взгляды по комнате, и совершенно ошарашенный Гарри, последовали его примеру.
– Мистер Барнели, – отважился спросить Гарри, – что нам делать во время обряда? – Поддерживать мисс Грейнджер, – объяснил волшебник, – ей будет нужна поддержка друзей как никогда. Это задание, с которым она не справится, если не будет знать, что её ждут обратно.
Гарри кивнул. Зелье тем временем стало шипеть и приобрело какой-то странный, струящийся, синеватый оттенок. Барнели велел Рону добавить в казан щепотку сахара, и тот послушался. Старый волшебник мигом помешал зелье огромной ложкой.
– Северус? – обратился он к Снейпу. – Что скажешь?
Снейп подошёл и заглянул в казан с тем же недовольным видом, с каким осматривал результаты ученических стараний.
– Оно должно сильнее загустеть. Понадобится ещё не менее десяти минут.
– Хорошо, – кивнул Барнели, – я так и думал. Они с Роном застыли над казанком.
Гарри же решил поддержать Гермиону. Она сидела на краюшке постели, рядом с матерью Драко, держала его за руку и кусала губы. Искусала губы в кровь, но это её не останавливало. Гарри стал рядом, погладил её по спине. Она обернулась и затуманенным взглядом посмотрела на него.
– Когда мы говорили с Блейзом, он сказал, что Малфой всегда и безоговорочно ведётся на «слабо», – сказал Гарри, – не то, чтобы мы сами этого не знали. Но, возможно, это тебе сейчас пригодится.
– Все боятся за Драко, – поразмыслив, сказала она, без особых эмоций, с отрешённостью, – а я думаю, что, если у меня не получится? Я сдамся и Милисент захватит меня, а потом будет думать, как снова возродить Снейкиуса. Ведь это я ей позволю…
– Ты не позволишь, – упрямо сказал Гарри, – ты нужна мне. И Рону. И ты никогда не сдаёшься. Много чести какой-то Милисент. Даже не думай об этом, Гермиона. Не смей.
– Ты ведь тоже иногда сдаёшься – пожала плечами Гермиона.
– Да, – кивнул Гарри, – но нахожу в себе силы двигаться дальше. Потому что никто, кроме меня, не остановит Волдеморта. Если я сдамся, значит, столько людей погибли понапрасну. Я не могу себе такого позволить. И ты не можешь.
Гермиона тихо вздохнула.
Из груди Драко вырвался то ли вскрик, то ли хрип. Миссис Малфой бросилась к сыну, положив руку ему на грудь, но Драко уже затих.
Барнели кивнул Дамблдору и тот встал со своего кресла.
– Что ж, начнём обряд изгнания.
Он взмахнул палочкой и на полу появился огненный круг, который охватывал половину комнаты. Посмотрел на Гермиону и сказал:
– Мисс Гренджер, сядьте в круг. Огонь не жжёт, не волнуйтесь. И возьмите подушку, мистеру Малфою может понадобится.
Смертельно побледнев, Гермиона выполнила инструкции.
– Вам проще, чем мистеру Малфою, – продолжал Дамблдор, – ваша воля сильнее, а противница у вас более слабая, чем потомок Слизерина. Потому, пожалуйста, ищите подсказки, где бы вы не оказались. Я ни сколько не сомневаюсь, что вы поймёте, где они, и какие они.
Гермиона кивнула. Гарри заметил, что она, хоть и храбрится, с трудом сдерживает слёзы. Дамблдор, тем временем, обвёл взглядом всех присутствующих.
– Когда будет нужно, мы будем просить о помощи вас, Нарцисса и Люциус, – он кивнул притихшей на кровати Нарциссе и посмотрел на замершего у окна Люциуса, но тот даже не двинулся с места, – и вас, Рон и Гарри. Слова поддержки. Любовь – самая сильная магия.
Он красноречиво посмотрел на Гарри. Не зная, что делать, тот просто кивнул.
– Профессор Трелони, думаю, мы начнём с вас. Возможно, вас ожидает встреча с вашей знаменитой родственницей.
Испуганно пискнув, профессор Трелони подошла к кругу и застыла со стопкой старых потёртых карт в руке.
Гарри, как ни старался, не мог скрыть своего разочарования. Он больше не считал Трелони мошенницей, ведь слышал, что именно ей принадлежит пророчество о них с Волдемортом, но по-прежнему не мог ей доверять. И не мог отделаться от мысли, что Дамблдор что-то делает не так, как не старался. Тем более, от Трелони исходил привычный для неё запах хереса.
Дамблдор вошёл в круг, Барнели – следом за ним.
– Возьмите мистера Малфоя за руку, юная леди, – сказал Барнели, – а мы возьмём за руку вас и начнём увлекательное путешествие в прошлое – давнее, и не очень.
Гермиона повиновалась. Дамблдор взмахнул палочкой, а Трелони стала лихорадочно раскладывать карты на полу. Уже через несколько мгновений Малфой снова издал глухой рык, а взгляд Гермионы стал стекленеть. Дамблдор и Барнели тоже вели себя так, точно были не здесь, а где-то далеко.
Замок Хогвартс за много веков ничуть не изменился.
Гермиона думала об этом, идя вслед за Милисент. Иногда она шла быстрее, иногда приходилось замедлять темп и прятаться за статуями. Как сейчас, когда Милисент встревоженно огляделась. Наверное, она чувствовала, что за ней наблюдают, хоть Дамблдор и заверил, что это не так.
Выйдя из замка, она встревоженно взглянула в беззвёздное небо. Звёзд действительно не было, но взошла двуликая луна, которая озаряла бледным мерцанием старые тропки. Миллисент надела плащ, накинула на голову капюшон и спешно, точно убегала, пошла по узкой дорожке от замка в сторону Хогсмида.
Гермионе лишь чудом удалось не потерять её из виду, так как при виде двуликой луны она ощутила сильную слабость в ногах. К счастью, Дамблдор легонько подтолкнул её, и она тоже отправилась вперёд.
Гермиона быстро поняла, что Милисент интересует вовсе не Хогвартс. Пройдя ещё несколько метров вдоль узкой стежки, она свернула вправо. Некоторое время шла прямо, то и дело оборачиваясь, а потом, очутившись среди скромных деревянных домишек, нерешительно остановилась. Глаза её бегали, взгляд беспокойно метался. Она выглядела, как сомневающаяся в том, стоит ли совершать преступление.
Вздохнув и понурив голову, она подошла к одному из домов, на краю леса (за ним начинались непроглядные дебри) и трижды постучала. К удивлению Гермионы дверь открылась сама, без хозяина. Милисент тихо вошла, беспокойно осматриваясь.
– Она точно не увидит меня? – прошептала Гермиона, смотря по очереди то на Дамблдора, которого явно терзало любопытство, и совершенно спокойного Барнели.
– Нет, – спокойно сказал последний, – ещё нет. Можете заходить.
Они вошли. Гермиона, как и Милисент, стала осматриваться.
Комната была довольно скромной, но чистой и светлой. Посредине стоял огромный стол, застеленный красивой белой скатертью. На нем уже стояли две кофейных чашки, источая невероятный аромат. Милисент здесь явно ожидали.
– Кассандра? – тихо, взволнованно позвала она. – Простите. Кассандра? Я здесь, пришла.
Из соседней комнаты выплыла, покачиваясь, ведьма. Она была русой, с густыми волосами, заплетенными в толстую косу. Имела пышные, но привлекательные формы, элегантные руки и двигалась с удивительной грацией. На щеках, стоило ей взглянуть на Милисент, появился приятный румянец. Улыбнувшись, она показала гостье на кресло, стоящее у двери. Милисент села, Кассандра опустилась в кресло напротив неё и стала с любопытством рассматривать девушку. Гермиона неожиданно почувствовала себя крайне неуютно. Вне всяких сомнений, эти чувства принадлежали Милисент.
– Зачем же ко мне пожаловала прекрасная дочь славного Годрика Гриффиндора? – словно напевая, спросила провидица.
– Я уже писала вам об этом в письме, – уклончиво ответила Милисент, – мне нужна помощь. Пожалуйста, помогите. Кроме вас этого не сделает никто.
Кассандра буквально вонзилась в неё взглядом. Гермиону бросило в жар, но тут же по телу пробежал холод. Ужасные были ощущения.
– Рассказывайте – властно повелела Кассандра. – Не забывайте пить кофе, чем богаче будет гуща, тем богаче предсказания.
Милисент вздохнула. Она переживала сейчас настоящую бурю в душе, и это передавалось Гермионе. Каждой своей клеткой она чувствовала чужую боль и смятение.
Милисент посмотрела на свои сложенные на коленях руки, потом взяла чашку и неуверенно отпила из неё. Гермиона успела заметить краем глаза, что у Барнели на глазах выступили слёзы, пока он смотрел на гостью величайшей предсказательницы.
– Я не знаю, что со мной происходит, – Милисент удручённо покачала головой, – мне кажется, я влюбляюсь в своего врага. Он ужасен. Мы всегда ненавидели друг друга. С первого дня знакомства. Он не мог пройти мимо меня, чтобы не задеть словом. Ненавидит моих друзей. Он самый отвратительный человек на свете. Хулиган, подстрекатель, подлец. В его сердце одна злость. Но, когда я вижу его, меня кидает в жар.
– Какие интересные откровения – коротко заметила Кассандра. Милисент не сочла нужным отреагировать, но продолжала рассказ, отпивая понемногу кофе из чашки.
– Сперва я думала, что я нахожусь под действием любовного зелья. Что он, либо кто-то из его дружков, с которыми он вечно таскается, как с телохранителями, меня опоил. Но это оказалось ложной догадкой. Я всё проверила. Потом подумала, что, возможно, он тренируется на мне в заклятье Империус, потому я не принадлежу себе, когда его вижу. Я попросила профессора Саумга, преподавателя защиты от тёмных искусств, научить меня противостоять этому заклинанию, всё ему объяснила. Он научил, но сразу сказал мне, что и это моё предположение неверно, поскольку, когда на тебя накладывают это заклинание, в голове появляется пустота, а в теле – лёгкость. Мне же, наоборот, тяжело всякий раз, как я его вижу.
– Не желаете назвать имя своего избранника? – так, точно совершенно не слушала, о чём говорит девушка, спросила Кассандра.
– Снейкиус Слизерин, – ответила Милисент, – и он не мой избранник. Я не выбирала его. Я просто испытываю совершенно нелепые, невозможные и нелогичные чувства по отношению к нему. Нельзя полюбить того, кто тебя унижает.
– Чего вы хотите от меня, юная леди? – всё так же напевно спросила Кассандра. – Конкретизируйте своё желание, и, возможно, я смогу его выполнить.
– Я хочу, чтобы вы сказали, когда это прекратится, и что происходит вообще, – твёрдо ответила дочь Гриффиндора, – если это возможно. Я отчаялась. Не то, чтобы я очень верю в силу предсказаний…
Она запнулась и провидица не упустила возможности воспользоваться этим.
– Предсказания, юная леди – это важнейшая область магии, недосягаемая и непостижимая для простых умов.
– Ладно, – согласилась Милисент, хотя и неохотно, – я пришла, чтобы вы мне предсказали моё будущее, потому что мой ум не способен его постичь.
Это не было издевательством с её стороны, просто констатацией факта. Но Кассандра недовольно поджала губы. Чашку она, всё же, взяла.
Прищурившись, некоторое время смотрела в неё, крутя в руках, а потом чашка упала на её колени. Она огорошенно посмотрела на Милисент, снова на чашку, и снова на Милисент. Помотала головой. Взгляд её отсутствовал, она будто уплыла куда-то.
Гермионе стало очень неуютно. Испытав что-то очень похожее на приступ паники, она взяла Дамблдора за руку. Профессор внимательно поглядел на неё, но руки не отнял, наоборот – крепче сжал её пальцы. Гермиона была очень благодарна за это.
– Он тоже придёт сюда, – утробным голосом провозгласила Кассандра, – но ничего хорошего из этого не выйдет. Вас ждёт смерть, если вы будете вместе. Вы должны сопротивляться этому чувству, если это возможно.
Милисент вскочила на ноги, бледная и уставшая.
– Что вы такое говорите? – воскликнула она. – Это наглая ложь!
Но Кассандра её уже не слышала. Голова её повисла, точно болванчик, тело бил озноб, а глаза были плотно закрыты. По полному лицу градом лились слёзы. Милисент стала оглядываться в поисках двери.
– Нам пора идти тоже, – сказал Барнели, – ищите выход, юная леди.
Гермиона пошла к двери, следом за Милисент, но, к её удивлению, стоило лишь коснуться ручки, как её отбросило в сторону. Кассандра завыла голосом, подозрительно похожим на голос профессора Трелони: «Смотри сердцем, Гермиона!», хотя Гермиона уже не была уверена, что ей это не чудится или не снится.
Когда она поднялась на ноги, то обнаружила, что комната видоизменилась. Здесь теперь было с десяток дверей.
– В те двери могла выйти только Милисент, – словно прочитав её мысли, сказал Дамблдор, – поскольку она мертва, и это – её прошлое. Тебе же нужно найти ключ к будущему.
Гермиона вспомнила, как побывала в похожей ситуации, когда они бились с Пожирателями Смерти за пророчество в прошлом году. Она бросилась открывать все двери, но они были заперты. Чтобы не сбиться, с помощью заклятья Гермиона наносила на проверенные двери крест.
Уже и последняя дверь была почти взята штурмом, на всех теперь стояли кресты. Но она ни на миг не продвинулась в разгадке, а Дамблдор и Барнели молча стояли за её спиной. Гермиона почувствовала раздражение, потому что они не помогают ей и даже не наталкивают на мысль. Голос Трелони продолжал гудеть, что нужно смотреть сердцем, но она не была уверена, что остальные его слышат, и что это – не плод её воспалённой фантазии и нервного напряжения, накопившегося за весь учебный год.
Вдруг она заметила в углу комнаты зеркало. Оно плыло перед глазами и было нечётким. Гермиона подошла ближе, протянула руку и коснулась стекла. Зеркало было точно таким же, как нынче в круглой комнате, именно таким, в какое вглядывался профессор Флитвик. Обернувшись на Дамблдора, она заметила, что тот одобрительно улыбается, и, выдохнув, занесла ногу над стеклом…
…Голова раскалывалась, а в ушах будто пели тысячи сирен. Она не сразу поняла, что кое-как сидит на полу, скрутившись в клубок, не поняла даже, что Гарри пытается взять её за руку, а Рон громко называет её имя. Соображать она смогла лишь когда её стошнило на пол, прямо перед собой, а потом стало легче, как будто из неё вырвали корень зла. Осталась только неясная, смутная тревога.
Она осмотрелась по сторонам. У двери лежала, распластавшись, профессор Трелони. Её вид был ещё более безумным, чем обычно, и, хоть взгляд, который она адресовала Гермионе был ясным, тело дрожало. Снейп одним взмахом палочки убрал её рвоту, оставаясь совершенно невозмутимым при этом. Стоя на горе книг и деревянных ящиков, Флитвик усердно тёр зеркало старой бархатной шторой. Барнели лежал в кресле, вытирая потный лоб ладонью. Дамблдор сидел у своего стола и быстро что-то писал на тонком пергаменте. Гермиона подумала, не составляет ли он отчёт происходящего.
– Гермиона! – наконец, услышала она взволнованный голос Гарри. – Как ты?
Она открыла рот, но не могла выдавить из себя ни слова. Перевела взгляд на подоконник. Кошка Макгонагалл ловила лапами серебряных, точно нити воспоминаний, мошек, иногда угрожающе шипя и выгибая спину.
Хагрид оставил свой пост у дверей, помог подняться Трелони и вывел её за дверь, как велел Дамблдор. Но тут же вернулся, подошёл к Гермионе и рухнул перед ней на колени. Достал платок, громко высморкался, а потом из кармана своей необъятной куртки вытащил горбушку мягкого хлеба, бережно завернутую в чистый платок.
– Гермиона, детка, поешь, – заботливо сказал он, и на его глазах всё ещё звенели слёзы, – бедное дитятко. Я и коржики для тебя приготовил. Ты только поешь.
– Спасибо, Хагрид – сказала она, беря угощение, и жадно накинулась на еду, точно была голодна уже целую вечность.
– Где ты была? Что видела? – расспрашивал Рон. Взгляд его светился яростным любопытством.
– Мы видели, как Милисент пришла в дом Кассандры. Просила предсказать будущее. Ничем хорошим это не закончилось.
– Что, далёкая родственница Трелони и ей предсказала смерть? – не удержался Гарри, вспомнив, что именно это всегда предсказывала профессор о нём. Но быстро понял, что сболтнул лишнее и сконфуженно добавил: – Извините.
– Да, – кивнула Гермиона, – именно это она и предсказала.
– Ужас, – помотал головой Рон, – а какая она? Кассандра?
Гермиона проглотила кусочек хлеба и уже приготовилась говорить снова, но Дамблдор снова поднялся на ноги:
– У нас не так много времени, – сказал он, – если вы перекусили, мисс Грейнджер, и готовы продолжать, тогда…
Она не была готова, и откусила всего пару кусков хлеба, но понимала, что нельзя тянуть время. Тем более, Драко был всё в том же жалком положении и застывшим взглядом смотрел в потолок, а рядом с ним вздыхала его мать. Гермиона вытерла губы, склонилась, поцеловала Драко, не обращая ни на кого внимания, и кивнула, поглядев на Дамблдора:
– Я готова, профессор.
Барнели встал и подошёл к Дамблдору. Гермиона заметила, что он странно покачивается при ходьбе. Вслед за ним поспешила профессор Спраут, раскладывающая по карманам те самые листья, которые были в каждом углу комнаты. Гермиона подошла к ним и взяла за руки. В голове тут же снова загудело, а в ушах, кажется, разрывались сирены.
========== Часть 60 ==========
Они снова очутились в Хогвартсе, на этот раз – в самом замке. Гермиона поняла, что находится в гостиной, и, судя по обилию здесь серебряных и зелёных цветов, а так же многочисленных змеях вокруг, принадлежала она Слизерину.
Она сразу увидела Снейкиуса. Тот лежал у камина, в котором приятно потрескивали дрова, развалившись на подушках. Около него сидел, уткнувшись носом в книгу симпатичный светловолосый юноша, телосложением и ленивыми манерами немного похожий на Драко.
– Вонючая полукровка, – прошипел Снейкиус, – вечно всюду лезет, сунет свой нос. Как будто именно её кто-то спрашивал о том, как спичку превратить в стол и обратно. Ещё и патронус какой – выдра! Она, сдаётся мне, себе сильно льстит. Кусок нечистот – вот каков должен быть её патронус.
Приятель Слизерина закрыл книгу, вздохнул и посмотрел на него:
– Снейкиус, внемли, наконец, моей просьбе, я умоляю, – взмолился он, – давай сменим тему. Ты постоянно говоришь о ней, днём и ночью, ночью и днём. У меня уже нет совершенно никаких сил всё это слушать, клянусь всем, чем угодно. Прекрати. Это безрассудство и безумие.
– В таком случае, ты волен со мной не общаться, – язвительно отозвался Слизерин, – никто тебя не принуждает к этому, друг мой.
Последние слова он буквально прошипел. Его приятель снова вздохнул и поднялся на ноги.
– Ежели что, ты отыщешь меня в оранжереях. Всего доброго, Снейкиус.
И юноша ушёл, круто развернувшись на каблуках.
Отчего-то Гермиона захотела пойти за ним и торопливо поспешила следом. В какой-то момент ей нестерпимо захотелось догнать незнакомца, остановить его и рассказать о том, что Малфой тоже её ненавидел точно так же, и, может быть, всё гораздо сложнее, чем он думает.
Спокойный и мягкий голос Барнели заставил её вздрогнуть:
– Я всё равно вас здесь не услышу, – сказал он, кивая на юношу, целеустремлённо идущего по коридору, – но вы можете рассказать это мне, когда мы ненадолго вернёмся обратно.
Гермиона с удивлением посмотрела на Барнели и только теперь всё поняла. Начала корить себя, что была такая дура, и не сообразила сразу. Этим юношей подле молодого Слизерина был Барнели в юности, и никто другой. Она поспешно следовала за ним и оказалась вместе с ним в оранжереях.
Барнели озирнулся, точно вор, и, видимо, не заметив ничего подозрительного, вздохнул. Подойдя к Профундусу (Гермиона сразу его узнала), он надел перчатки и стал пересаживать его в другую, более объёмную кадку.
– Это растение открыл я, – сказал нынешний Барнели, – носился с ним, точно с кладом. Снейкиус любил шутить, что у меня никогда не будет девушки, потому что уже есть растение.
Гермиона улыбнулась, и снова сосредоточила своё внимание на Барнели из прошлого. Тот взялся поливать цветок. Так они провели вместе какое-то время, минут десять, не больше, показавшихся Гермионе долгими и весьма, весьма нудными. Судя по его взгляду, только Дамблдору было интересно, что происходит.
Наконец, с улицы донёсся шум, который привлёк внимание юного Барнели. Послышался хохот, Гермиона быстро узнала, кому он принадлежит.
– Ну что там ещё? – сказал Барнели утомлённо. Он отложил лейку, очистил руки при помощи палочки, и вышел на улицу.
Гермиона юркнула следом, успев заметить, что профессор Спраут осталась внутри и расхаживает по помещению, рассматривая растения.
На дворе разыгрывался спектакль, в котором, как казалось юному Слизерину, он – главная звезда. Он стоял под деревом, напряженно ища кого-то глазами. Вдруг его взгляд загорелся, он стал жадно смотреть вперёд. По дорожке, видимо, в оранжерею, шли трое девушек. В одной из них Гермиона, приглядевшись, узнала Милисент.
– Так-так, – губы искривились в издевательской ухмылке, – а вот и наша славная гриффиндорка. Что, доченька крышетёчного Годрика, рассказываешь подругам о том, сколько страниц учебника перед сном прочитала?
– Слизерин, – устало отозвалась Милисент, пока её подруги возмущенно смотрели на него, – если тебе нечего извергнуть из твоей мерзкой пасти, кроме помоев, то, будь добр, делай это в уборной. Или на мусорке.
– На тебе? – захохотал Снейкиус. – Потому что ты и есть, мусорка, вонючая полукровка. Мусорка, каких мало.
Гермиона, вся пылая ненавистью, увидела, как одна из подруг Милисент достала волшебную палочку, целясь в обидчика.
– Не нужно, Алиса, – сказала Милисент, – он того не стоит.
Она уже собиралась молча пройти в оранжерею, но Слизерин и не думал униматься.
– Конечно, не стою, мохнатая (у Милисент были пышные волосы, которых завивал ветер). Никто не стоит того, чтобы проводить с тобой время. Уж лучше просидеть в Азкабане и развлекаться с дементорами, чем смотреть на твоё прыщавое лицо.
Гермиона сжала кулаки и потянулась за своей палочкой. Дамблдор положил руку на её ладонь, останавливая. Напомнил, что она – в чужом прошлом, и ничего не сможет здесь сделать. Она вздохнула. Желание врезать Слизерину ни капли не исчезло, наоборот, усилилось.
Милисент действительно ушла в оранжереи, но, развернувшись, резко пошла на Слизерина, и, пока тот не опомнился, изо всех сил врезала ему кулаком в нос, так, что пошла кровь.
– Ты. Отвратительный. Грязный. Мерзкий. Вонючий. Таракан – процедила она.
Глаза её горели, лицо пылало, а ноздри опасливо раздувались. Гермиона не смогла сдержаться и расхохоталась. Интересно, знали ли сейчас Милисент и Снейкиус, как близка ей и Драко ситуация, которую они тоже пережили? Если да, то, возможно, именно потому выбрали их для своего возвращения?
Однако не было времени отвлекаться на размышления. Она снова вернулась к наблюдению. Видела, как Слизерин выпрямился. Как мерзко оскалился. Как, вытерев рот тонким батистовым платком, изъятым из кармана мантии, просверлил свою смелую противницу полным ненависти взглядом. И визгливо закричала, когда он одним заклятьем буквально прибил Милисент к дереву. Она оказалась прикованной к огромному дубу, руки и ноги связаны каким-то растением, похожим на каучук, но с более мощными стеблями, и оно вмиг обвило её всю. Подруги бросились её спасать, достали палочки, но стоило лишь Слизерину посмотреть на них, осели с глупыми лицами, полными блаженства.
– Они под Империусом? – встревоженно спросила Гермиона. – Он использовал его как безмолвное заклятье?
– Да, похоже на то – согласился Дамблдор.
Гермиона замерла. Каждой клеткой тела она чувствовала, что буквально горит ненавистью, и это были не только чувства Милисент, но и её собственные тоже.
– Что же ты теперь сделаешь, выдра? – прошипел Слизерин, приближаясь к Милисент и почти коснувшись её лица своим. – Твои подружки в неге, защитить тебя некому. Ты в моей власти.
