Текст книги "Точка отсчёта (СИ)"
Автор книги: Ахум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
========== Часть 1 ==========
Часть 1
Я проснулся у себя, в особняке Блэков на площади Гриммо, 12, позже обычного, и какое-то время лениво разглядывал старомодный балдахин над своей головой, благо, сегодня выходной, и не нужно быть в Аврорате.
Что вчера было? Ещё один светский приём, на котором мне необходимо было присутствовать, улыбаться и показательно радоваться на колдокамеры. Шампанское – танцы, танцы – шампанское… Бесконечный праздник.
Прошло больше полугода, а точнее, почти год с того памятного дня, когда Волдеморт был повержен, а я признан великим героем Магической Британии и чуть ли не канонизирован. Казалось бы, что может быть прекраснее? Поначалу так оно и было. Мы были счастливы! Мы победили Тёмного Лорда, впереди солнечной безмятежной дорожкой расстилалась жизнь магического мира обновлённой и очищенной от смрада Англии. И моя… Такая же солнечная и безупречная, так же идеально подогнанная под стандарты жизни великого героя.
Меня и Рона взяли в Аврорат, просто так, потому что я был Поттером, а он – Уизли, и этого оказалось достаточно. Какие-то преподаватели перед нами чуть ли не расшаркивались, а какие-то, наоборот, относились с преувеличенным безразличием. Сокурсники-авроры произносили наши имена или с благоговением, или с завистливым отвращением, и нам пришлось к этому привыкнуть.
Так или иначе, я купался в лучах славы! Мы с Роном, Герми, Невиллом и другими со-товарищами радостно позировали для колдографий «Пророка», пернатые вестники с завидной регулярностью стучались в моё окно и забрасывали меня приглашениями. Везде и всюду – на свадьбы и крестины, на дни рождения, мальчишники, молодёжные вечеринки и серьёзные министерские приёмы. Всем хотелось заполучить себе кусочек героя, погреться в отражённых лучах его славы.
И я, не избалованный вниманием с детства, с удовольствием эти приглашения принимал. И ходил, и ел-пил, и танцевал, и картинно улыбался, запечатлеваясь для чужих семейных альбомов… Чтобы через много лет кто-то совершенно не знакомый мне мог достать такой альбом из чулана, пролистать страницы, и, усаживая на колени внука, сообщить, что на его мальчишнике (свадьбе, дне рождения, вечеринке по случаю помолвки или любом другом торжестве) лично присутствовал и даже пропустил пару рюмок спаситель магического Мира – Гарри Поттер. И ткнуть при этом засаленным пальцем в мою улыбающуюся физиономию. В первые несколько месяцев меня кружил этот водоворот немеркнущей славы, я радовался и честно играл свою роль, искренне веря, что нужен всем этим людям, что они мне благодарны и счастливы видеть у себя на приёмах и в гостях.
Пока не услышал один разговор, явно не предназначенный для моих ушей. Однажды, в библиотеке Аврората я отбирал возле дальних полок нужные мне книги для задания по немагическим расследованиям, когда, надежно спрятанный за стеллажами, невольно подслушал, как беседуют два аврора:
«И кого твои позовут на день рождения»?
«Мама говорит, что нужно звать Поттера, потому что это же он главный герой, а отец говорит, что у Поттера и так много приглашений. Что он, скорее всего, не придёт. А, ну, как откажет – опозоримся. Мама говорит, что тогда нужно позвать хотя бы Уизли, на что отец возражает, что этот рыжий балбес и двух слов связать не может».
«Что в итоге решили? – с нетерпением спрашивал первый аврор, явно уставший от этого разговора.
«Пока не знаю. Может, Грейнджер позовут, но, говорят, она редко ходит. Совсем никого из победивших не звать никак нельзя, соседи засмеют. Месяц назад у них на крестинах их младшего сына был Поттер, так теперь они колдографии с ним чуть ли не на окно вывешивают».
Дальше я уже не слушал, просто тихо убрался от этих треклятых стеллажей, забыв, зачем я вообще туда сунулся. Я изо всех сил уговаривал себя выкинуть из головы эту ерунду, убедить себя, что не могут же все быть такими, в самом деле! Но ничего не получалось.
У меня было ощущение, что я лечу куда-то по заранее заданной траектории, и свернуть не то, что не имею права, а просто не могу. Да и некуда мне сворачивать. Меня заставали врасплох бесконечные «должен». Несмотря на своё звание «героя», я по-прежнему постоянно был что-то обязан, вместо того, чтобы почивать на лаврах и плевать в потолок. Обязан появляться на всех этих мероприятиях, оправдывать чьи-то надежды и ожидания, хорошо учиться, и чуть ли не вовремя ложиться спать.
У меня вдруг обнаружилось неимоверное количество друзей, которые крутились вокруг меня, стараясь попасть вместе со мной под вспышки колдокамер, напрашивались со мной на вечеринки, лезли с советами и рекомендациями. Я почти никогда не оставался один. Гермиона служила в министерстве, с ней мы виделись редко и мало, а с Роном я практически сроднился и сросся. Учились мы вместе, обедали вместе, даже по вечеринкам и банкетам ходили вместе, за исключением тех редких случаев, когда к нам присоединялась Герми, или мы шли куда-то порознь.
И Джинни. Наш трогательный начинающийся роман получил странное развитие после моей победы над Волдемортом. Она вдруг стала липнуть ко мне, как жвачка к подошве, не отходила от меня ни на шаг. Как только я заканчивал учиться и выходил из Аврората, тут же возле меня оказывалась Джинни. Похоже, моё учебное расписание она знала лучше меня. Она ходила со мной на все приёмы, если в приглашении было написано «с дамой», была всегда мила и преувеличенно заботлива. Всё, что бы я ни делал, ей нравилось. Абсолютно. Даже когда я проверки ради бросил её одну под дождём. В тот день мы присутствовали на свадьбе в качестве “талисмана удачи” новоявленным мистеру и миссис. Выйдя оттуда, я просто оставил её стоять под дождём. Одну.
Вместо того, чтобы возмутиться, она легко пожелала мне доброй ночи, уверяя, что аппарирует домой сама, и чтобы я не волновался. И лучилась задорной улыбкой всякий раз, как только на горизонте объявлялись очередные писаки и фотографы из любой газетёнки.
Я недоумевал, не знал, что и подумать, когда видел такие фокусы, пока Герми не просветила меня по-дружески:
– Да она же отчаянно хочет за тебя замуж, Гарри! Ещё немного – и сама сделает тебе предложение. Ты что, не видишь?
Глаза у меня тут же полезли на лоб. Откровенно говоря, я совершенно не видел. И жениться не собирался.
– Зачем? – я опешил.
Тут и Гермиона удивилась:
– Что зачем? Зачем ей замуж вообще или замуж за тебя? Гарри, что ты как маленький! Ты сейчас самый завидный жених во всём Магическом Лондоне, если не во всей Магической Британии. Ты же герой, спаситель, победитель Волдеморта!
– Ну и что? Герми, что изменилось с того времени, когда я им не был? – я тоже смотрел на неё удивлённо, свято веря в то, что измениться ничего и не должно было. – Мы ведь раньше с Джинни совсем по-другому общались. Почему то, что я победил Тёмного Лорда, что-то должно поменять в наших с ней отношениях?
Моя подруга просто покрутила пальцем у виска:
– Не валяй дурака. Конечно, это всё меняет.Просто “Гарри Поттер” и “Победитель Гарри Поттер” – это разные вещи.
Я вздохнул:
– Знаешь, мне такая Джинни совершенно не нравится.
Гермиона хихикнула:
– А ты ей об этом скажи, и она тут же наверняка станет именно такой, какой ты захочешь!
– Знаешь, именно этого я и НЕ хочу, – с нажимом сказал я. – Мне не хочется быть с девушкой, которая только и делает, что говорит: «Да, Гарри! Нет, Гарри! Как скажешь, Гарри! Всё что захочешь, Гарри». Бррр… Понимаешь, это как-то очень странно – не могу я так. Вокруг меня и так крутятся приятели, которым вечно от меня что-то надо, но… Чтобы ещё и Джинни так себя вела! Ты же со мной продолжаешь нормально общаться, между нами ведь ничего не изменилось!
– Гарри, я – это другое дело. Во-первых, я тоже какой-никакой, а герой войны, – смеясь, сказала она. – А во-вторых, я-то замуж за тебя не собираюсь. У меня есть Рон.
– Это точно. Твоя правда, – я опустил голову. – Герм, что мне делать, а? Не хочу я с такой Джинни. Да знаешь, кажется, я уже и ни с какой Джинни не хочу. И жениться я не собираюсь. Ни на ней, ни на ком вообще. Во всяком случае пока. А так жалко её обижать, она ведь старается.
– Ну, да, – чуть ли не фыркнула Гермиона. – Раз уж твоя жизнь не досталась Волдеморту, придется подарить ее Джинни в качестве сувенира! Не забудь повязать ленточку.
– Ладно тебе, – примирительно сказал я, – надо с ней просто поговорить. Хотя она конечно, расстроится.
– Расстроится, – подтвердила моя подруга, – но переживёт. Поверь, Гарри, это лучше всего.
– Наверное, лучше, – я сник. Не люблю огорчать людей.
– Ты сегодня на министерский приём идёшь? – сменила тему Гермиона. – А то мне велено тащить тебя силой, если вздумаешь упираться.
– Да куда я денусь, – вздохнул я.
– Тогда до вечера, – она неловко меня приобняла, – не грусти, всё будет хорошо.
– Конечно, – я улыбнулся, – обязательно будет.
А потом был и очередной министерский приём, и разговор с Джинни.
Она плакала взахлёб, закрывая лицо дрожащими руками, она говорила мне, как любит меня и как не сможет без меня жить, я чувствовал себя отвратительно, и мне уже действительно хотелось повязать свою жизнь ленточкой и вручить ей, но ленточки не нашлось, и осталось только опускать глаза, что-то виновато бормоча.
С тех пор прошло около четырёх месяцев. И сегодня утром я проснулся позже обычного у себя на Гриммо, понимая, что вчера последние три тоста в мою честь и последующие за ними возлияния явно были лишними. Меня мучило банальное похмелье. Светский раут удался на славу! Герой, то бишь я, был очарователен, весел, беззаботен и чертовски пьян, причем с явным упором на последнее. Вообще, в таком состоянии я пребывал все чаще. Как-то Рон, волоча меня домой с очередной вечеринки, прошипел зло сквозь зубы:
– Что ты творишь, Гарри?!
– А что? – беззаботно-пьяно переспросил тогда я. – Разве они не этого хотят? Нет? Разве они не для этого стараются? Не для этого меня зовут? Чтобы я, магический герой, пил, ел и веселился у них в гостях, а?
– Идиот, – буркнул мой друг и сгрузил меня на кровать, поверяя заботам злобного, но верного Кричера.
Вот и сегодня, разлепив один глаз, я позвал своего домовика:
– Кричер…
– Хозяин Гарри звал меня? – тут же откликнулся он своим старческим скрипучим голосом, словно созданным, чтобы мучить людей, страдающих похмельем.
– Кофе. Много кофе, Кричер. И покрепче. Я сейчас встану.
Он покачал головой:
– Хозяину нужно позавтракать. Как следует позавтракать. Кричер приготовит.
Я вздохнул. Спорить с ним было совершенно бесполезно. Учитывая, что я чувствовал себя на тот момент ничуть не сообразительнее выжившего из ума престарелого домовика, пришлось поверить ему на слово. Поэтому я смиренно кивнул, выбрался из-под одеяла и поплёлся в душ.
Я долго стоял под тугими тёплыми струями, подставляя под них гудящую голову. Я не взглянул, который час, поэтому не знал, нужно ли мне поторапливаться. Да и не в состоянии я был торопиться, если совсем по-честному.
Сегодня мы с Гермионой должны были идти в Мунго. Рон был там вчера, а сегодня мы с Герми собирались её навестить. Джинни была беременна, и вынашивание первенца, похоже, давалось ей нелегко. Во всяком случае об этом беспокоилась вся её семья, начиная с её матери Молли Уизли и заканчивая долговязым рыжим оболтусом, моим другом Роном. Пару дней назад Джинни упала в обморок за обеденным столом, и переполошившиеся домочадцы посчитали самым лучшим и правильным отправить её в больницу. По крайней мере, на несколько дней для того, чтобы убедиться что всё в порядке. Дин Томас, за которого она вышла замуж спустя всего два месяца после того, как рыдала мне в рубашку, грозясь не пережить нашего разрыва и покончить собой, был славный малый и, вероятнее всего, любил её. А я уже даже и не сердился, искренне желая ей счастья. Ну, почти. В глубине души я все еще немного злился на ее неискренность и попытки мной манипулировать, но я простил её и махнул рукой – это дела уже прошлые. Сейчас она бедная больная и беременная… Подруга детства и сестра Рона.
Я чувствовал, как вода, льющаяся мне на голову, постепенно смывает вчерашний день. Так похожий на все предыдущие. День за днём, день за днём, я растрачивал свою жизнь, не понимая в ней ровным счётом ничего, становясь заложником своего геройства, заключая себя в эту тесную клетку и не только не находя выхода, но даже не пытаясь его найти. Я шёл, куда меня посылали, делал то, что попросят, как всегда, как когда-то научил меня Дамблдор. Это то, что я отлично умел делать, при этом ни единой секунды не задумываясь, что нужно мне самому. Вот и в этот раз я вылез из душа, глянул на часы, понял, что опаздываю, наспех проглотил завтрак, приготовленный заботливым Кричером, и собрался было воспользоваться каминной сетью, когда мой домовик остановил меня, протягивая какую-то склянку:
– Вот, выпейте, хозяин Гарри.
– Что это, Кричер? – я с подозрением взглянул на небольшой фиал в тоненькой руке.
– Укрепляющее зелье, хозяин, ничего больше. Вам сейчас это нужно, – сказал с некоторой обидой в голосе мой нескладный домовик.
– Не помешает, – я выдохнул.
Пробка вылетела с глухим щелчком, и я в два глотка выпил это зелье. И чуть не подавился, потому что на вкус оно было, мягко говоря, так себе. «Дрянь же какая, а! Будто Снейп варил!», – в спешке подумал я, а вслух сказал совершенно иное, чем вызвал немалое удивление своего домовика:
– Спасибо тебе, Кричер, ты так добр ко мне.
Он вытаращился на меня и приложил руку к сухонькой груди:
– Кричер старается, Мастер Гарри.
И, уже держа в руках летучий порошок, я помахал ему рукой, называя адрес:
– Больница Святого Мунго, приёмный покой.
Гермиона была на месте и нетерпеливо расхаживала из стороны в сторону, очевидно, демонстрируя недовольство моим опозданием, которое, к слову, было не таким уж вопиющим.
– Гарри, я тебя уже минут десять жду! Почему ты так долго? Давай, пошли!
Я только пожал плечами, потому как вступать в препирательства с Герми из-за собственного десятиминутного опоздания у меня не было никакого желания.
Мы шли по просторному холлу первого этажа, и краем глаза я заметил на стене табличку: «Чистый котел не даст вашему зелью превратиться в яд!» Если бы все было так просто. Вспоминая мои сомнительные успехи в зельеварении, подозреваю, что дело было не в котле.
И снова вспомнил о Снейпе. Укрепляющее зелье, по-видимому, прекрасно действовало, и я чувствовал себя значительно бодрее, чем в момент своего пробуждения. Неужели мой Кричер, видя, какую жизнь ведет хозяин, запасается укрепляющими зельями у моего бывшего профессора? Я ничего не знал о нём, кроме того, что он выжил и оправдан Визенгамотом. От кого-то я слышал, что он вообще уехал во Францию, а кто-то другой, кажется, мне говорил, что он открыл большую лабораторию то ли в Ливерпуле, то ли в Бирмингеме. Во всяком случае, мы с ним не встречались. Ни на министерских приёмах, ни где бы то ни было еще. Значит, вероятнее всего, он действительно уехал. Поначалу мне очень хотелось поговорить с ним, побольше узнать о маме и о его любви к ней, но потом всё как-то закрутилось – балы, приёмы, статьи в «Пророке», и я про него просто-напросто забыл.
За размышлениями я и не заметил, как мы подошли к привет-ведьме, не будучи уверенными, на каком из этажей нам искать Джинни. Оказалось, что на пятом, предназначенном для пациентов, страдающих недугами от заклятий. На самом деле, помимо пострадавших от порчи, неправильно наложенных чар, несовместимых с жизнью заклятий и прочих хитрых недугов, здесь находились те, кого попросту не знали, куда разместить, и те, кто попал вот так же, как Джинни, скорее, для успокоения нервов и самого пациента, и его озабоченных родственников, чем для лечения. И для таких разных случаев отводилось целое крыло, куда мы с Гермионой и направились.
Когда мы вошли к ней в палату, она сидела в кровати и читала очередной номер «Пророка»… И тут же его отложила, откинулась на подушки, съехав под одеяло, принимая страдальчески-болезненный вид,(к слову о манипуляциях).
– Здравствуй, Джинни, – робко пробормотал я.
– Здравствуй, Гарри, – откликнулась она слабым голосом, – я так рада что вы меня навестили. Гермиона…
Герми, всплеснув руками, принялась обниматься, охать, ахать и гладить по рыжим локонам сестру своего без пяти минут мужа:
– Дорогая, как ты? Что говорят колдомедики? Как долго ты тут пробудешь? Какие прогнозы? А уже знаешь кто, мальчик или девочка?
Я вдруг почувствовал, что мне тут не место – совсем не место. Джинни, по всей вероятности, сейчас будет поверять Гермионе (ну, и мне заодно) какие-то свои секреты и тайны… И всё это как-то неправильно что ли… Она будет рассказывать, как она счастлива носить ребёнка своего мужа, Дина Томаса, а я буду вежливо сидеть и слушать? Конечно, я уже давно не держал на неё зла, но всё равно это было слишком и я не хотел этого знать. Совсем.
– Гарри, – совершенно неожиданно Герми пришла мне на помощь, – ты не оставишь нас ненадолго? Понимаешь, есть вещи, которые мужчинам знать просто не обязательно. Ты уж не обижайся.
Да какие обиды, я ликовал! Спасибо, дорогая подруга, ты спасла меня от… От смущённого нетерпеливого сидения возле постели своей бывшей девушки, беременной от другого мужчины.
– Я тебя в холле подожду, хорошо?
– Хорошо, – кивнула мне Герми.
И я быстро вышел из палаты, плотно притворив за собой дверь.
Теперь мне предстояло провести полчаса-час в холле, пока девчонки наговорятся всласть, но меня это не пугало. Я почти улёгся в мягком кресле, настроившись на продолжительное ожидание. Пробовал задремать – но у меня это не получилось. То ли выспался ночью, то ли больничная обстановка не слишком располагала к столь безмятежному виду отдыха. В итоге я заскучал и решил просто прогуляться. Ну, не выгонят же меня, в самом деле. А если и выгонят – невелика потеря.
Прогуливаясь по коридору и уже почти завернув за угол, я увидел, как два колдомедика только что вышли из одной из палат и, стоя в холле, тихо переговариваются:
– Мы исчерпали все ресурсы, Фрэнк. Боюсь, нам остаётся совсем немного, – говорила светловолосая женщина со спокойными грустными глазами.
Вокруг никого не было и, хоть говорили они негромким полушёпотом, мне, спрятанному за углом коридора, было всё отлично слышно. По давней хогвартской привычке я остановился и замер.
– Поддержание жизненно важных функций настолько, насколько возможно? – вопрошал невысокий мужчина, теребя полу своего ярко-жёлтого халата.
– А что ещё остаётся? Мы не знаем противоядия от яда Нагайны. Всё, что мы пробовали – безрезультатно. Профессор Снейп постепенно угасает. Мы применили противоядие, которое давали Артуру Уизли, когда Нагайна укусила его. Но оно не сработало. Проклятие Тёмного Лорда живёт в мистере Снейпе даже после смерти своего создателя. Те метки, что оставила на его шее змея – незаживающие раны. Мы можем поддерживать в нём жизнь стабилизирующими и укрепляющими зельями, но этого хватит, в лучшем случае, ещё на полгода. Его раны не заживают, его магия слабеет, он почти сквиб. Мы лечим его и маггловскими лекарствами тоже, но прогресса нет, и к тому же у него сильные боли. Ничего больше сделать невозможно. Мы перепробовали всё, Фрэнк, – женщина разводила руками.
Я старался не двигаться и никак не выдать своего присутствия, и, кажется, превратился в одно большое ухо. «Нагайна» «профессор Снейп». Неужели речь идёт о том самом профессоре Снейпе? Он что, здесь? В Мунго?
– Может быть, гуманнее было бы просто дать ему умереть? – совсем тихо сказал мужчина, но я слышал каждое слово.
Я выглянул из-за угла и увидел, как женщина вскидывает на него гневный взгляд:
– Мы колдомедики, Фрэнк. Кол-до-ме-ди-ки, – отчеканила она, – а не палачи! Наш долг защищать и продлевать жизнь.
– Такую?! – повысил голос незнакомый мне Фрэнк, – ВОТ ТАКУЮ? Знаете ли, Теа…
– Если хотите, поднимите этот вопрос на совете больницы. Но, я думаю, вы и так можете предположить, чем это закончится, – холодно сказала гуманный колдомедик Теа, развернулась и быстро ушла по длинному коридору, оставив коллегу в замешательстве. Похоже, подобный разговор происходил у них не в первый раз.
А Фрэнк вздохнул, пожал плечами и направился бодрым шагом в следующую палату.
Я порывисто втянул больничный душный воздух. Из какой они палаты вышли? Вот из этой? Или из той? Нет, кажется из этой. Коридор был всё так же пуст. Бесшумно и быстро, в десять шагов я дошёл до нужной двери и скользнул внутрь.
И тут же прислонился к стене. В светлой комнате с большими окнами, на высокой кровати передо мной лежал человек. Очень бледный, сливающийся с кристально-белым бельём. Глаза его были закрыты, черты лица заострились. И без того длинный нос, кажется, стал ещё длиннее. Впавшие щёки, сухие выдающиеся скулы, совершенно пергаментная кожа, в чёрных волосах заметно прибавилось серебра. Весь его облик был похож на восковую посмертную маску, в нём практически не было жизни.
Я стоял и смотрел на него. Сомнений не было. Передо мной на больничной кровати, укрытый до подбородка простынёй, лежал Северус Снейп, мой бывший профессор зельеварения, человек, который, как мне казалось, терпеть меня не мог.
Я почувствовал, как слабеют мои колени. Неужели это действительно он? Не во Франции и не в Бирмингеме, а тут, в Магическом Лондоне, на больничной койке в Мунго? И нет у него никакой новой лаборатории, а есть только больничная палата, где он лежит совершенно один.
Я с трудом отлепился от стены и подошёл ближе. Вероятнее всего, он спал, ко лбу, покрытому испариной, прилипла тонкая прядь волос, и голова его, съезжая с подушки, запрокидывалась. Я подошёл ещё ближе и просто дотронулся… Только до подушки, чтобы поправить, почти безотчётно, просто… Ведь неудобно же…
И тут же вздрогнул. Он открыл глаза. Медленно сфокусировал взгляд на мне… Он удивленно приподнял одну бровь, когда понял, кто перед ним. Мне было неловко и стыдно за то, что я так без спросу ворвался, за то, что вижу его тут. Таким. Я развёл руками, дескать, не обессудьте, профессор, я случайно тут оказался, совершенно случайно, уже ухожу. И, кажется, я даже всё это пробормотал вслух, пятясь спиной к двери и краснея.
Он так же медленно поднял руку, с силой прижал её к своему горлу и очень тихо прошептал:
– Авада…
– Что? – переспросил я, и снова сделал шаг к его кровати. Мне послышалось первое слово одного из самых грозных смертельных заклятий.
– Авада, – снова шепнул Снейп, и видя, что я его совершенно не понимаю, собрался с силами и произнёс более длинную фразу. – Убей меня. Пожалуйста, Гарри.
Я отшатнулся. Я смотрел ему прямо в глаза. Они чернели глубиной и болью. Он кашлянул и снова с силой прижал через простыню руку к горлу, простыня тут же окрасилась тёмно-бордовым:
– Авада, пожалуйста…
Я не понимал – он бредит или, в самом деле, говорит это мне? Я не мог, не хотел смотреть, как под его рукой, держащейся за горло, растекается тёмное кровавое пятно, пачкая ему пальцы и подбородок, крупными каплями падая на белоснежную подушку. Я выскочил за дверь, как ошпаренный. Добежал до палаты, в которой находилась Джинни, рывком распахнул дверь и сказал быстро, без всяких околичностей:
– Гермиона, я… Мне нужно уйти. Я не дождусь тебя. Так что болтайте, сколько угодно. Джинни, выздоравливай. С тобой и с малышом всё будет хорошо, обязательно, вот увидишь.
И, не дав им что-то сказать, возразить или ответить, я пулей вылетел из палаты. Мне нужно было на воздух, срочно. Как только оказался вне стен Мунго, я тут же добрался до ближайшей границы аппарации и оказался возле Темзы. Я хотел просто перевести дух.
Я смотрел на воду, на перекатывающуюся мелкую рябь, а видел его измождённое лицо, бесконечно уставшее. И глаза, мутные от зелий и лекарств, с расширенными от боли зрачками, и его невероятные слова.
«Гарри»… Он никогда не называл меня по имени. Иногда я даже сомневался, знает ли он вообще, как меня зовут. Оказывается, знает. И, помимо боли, в его глазах была надежда. Слабая и невозможная, но надежда. На что? На то, что я действительно убью его? Произнесу «аваду» в этой безликой больничной палате, и для него всё закончится? Быстро и безболезненно?
Я достал свою палочку из-за пояса джинсов и долго смотрел на неё, ощущая её, как продолжение своей силы. Что там говорили эти колдомедики? Ничего не помогает? Что он почти сквиб? Что раны от укуса Нагайны не заживают?
Сколько времени прошло? Девять месяцев? Нет, десять, почти год. И этот почти год он лежит в Мунго? Всё это время? Он не может говорить? Похоже на то, я видел, как темнела простынь под его прижатой к горлу рукой, растекаясь безобразной кровавой кляксой, когда он захотел сказать мне всего пару слов. Как и тогда, в Визжащей Хижине, когда он пытался унять, остановить кровь, после разорвавших его шею змеиных клыков.
Как так можно жить? Как. Так. Можно. Меня охватил озноб. Зачем я вообще сунулся в его палату? Что мне там было нужно? Что я хотел? Вопросы градом сыпались на меня один за другим. И я не знал, что с ними делать… Нуждаются ли они в ответах? Я понятия не имел, как мне быть теперь, с этим знанием про него, про моего бывшего профессора, про этого неулыбчивого некрасивого человека, ненавидящего меня, постоянно задевающего, вечно недовольного, дотошно снимающего баллы за любую мелкую провинность… И неоднократно спасавшего мне жизнь. Я потёр ледяными пальцами виски, проклиная себя за то, что вообще туда вошёл, в эту залитую солнечным светом палату, и увидел то, что не должен был видеть.
Всю следующую неделю я жил, практически не приходя в сознание. Просыпаясь поздним утром, пинаемый заботливым Кричером, я шёл в Аврорат, сидел на лекциях, даже не пытаясь вникнуть в то, что говорил очередной преподаватель, а потом прямиком из Аврората отправлялся на очередную вечеринку, принимая все приглашения, которые только возможно, улыбаясь и изображая радушие.
Герми ещё тем же вечером набросилась на меня с расспросами, потому что поведение моё, конечно же, было странным. И в кои-то веки мы с ней поначалу чуть ли не рассорились, потому что рассказывать я ей ничего не хотел, а отнекиваться было глупо. Учитывая, что мы прошли вместе огонь, воду и медные трубы, знали друг друга с детства, совершенно бессмысленно было уверять её, что все в порядке, и ей померещилось. Поэтому я честно поведал ей, что просто не могу ничего рассказать. Сначала она пожала плечами и надулась, а потом рассмеялась, уверила меня в том, что я дурак, и попросила, чтобы я не забывал, что она всегда рядом.
И спросила, знает ли Рон. Я сказал, что Рыжему тоже ничего не сообщил. В последнее время Рон как-то резко углубился в учёбу и ему теперь не до того. Вот, кто бы мог подумать! Учась с ним вместе, мы удивительным образом расплывались в разные стороны, как корабли в море, уходя разными курсами. Порой мне казалось, что по старательности он готов переплюнуть даже нашу общую подружку. Совершенно бестолковый и не любящий учиться в Хогвартсе, в Аврорате он стал образчиком прилежания. На него напал некий учебный зуд, и он всё чаще просиживал штаны в библиотеке, тогда как я занимался просиживанием своих штанов на вечеринках и банкетах.
А в неделю, прошедшую с моего появления в Мунго, я особенно постарался, забив все вечера под завязку, не давая себе опомниться и вздохнуть. Я не помнил ни имён, ни лиц, ни поводов, по которым, собственно, был зван на тот или иной банкет, всё сливалось в единую бесформенную массу.
По ночам мне снился его кровавый шёпот: «Авада, пожалуйста»… И этот взгляд, в котором была боль и… Мольба. Его едва слышный вкрадчивый голос шумел эхом у меня в ушах, въедался мне в душу, расползался по телу болезненной дрожью. Я просыпался, вставал и, закуривая, мерил свою спальню шагами по диагонали в обе стороны, отсчитывая часы до рассвета. И удваивал количество алкоголя следующим вечером, чтобы избавиться от этого тихого-тихого шёпота, который я слышал беспрестанно. Не помогало.
Я был рассеян и невнимателен, застывал над книгой в библиотеке, не понимая, что и зачем я читаю, замирал над тарелкой за обедом, отодвигая её в сторону, потому что есть меня совершенно не хотелось.
– Гарри, что с тобой? – заботливо спрашивал меня Рыжий, когда я в очередной раз совершенно невпопад отвечал на какой-то вопрос.
– Ничего, просто я устал, – почти честно говорил я.
А что ещё я мог ему сказать? Он всегда терпеть не мог Снейпа, с завидным упорством игнорируя всё то хорошее, что он всё-таки делал.
Ещё три дня спустя, стоя у окна и глядя в серую лондонскую мокрядь, я понял, что что дальше так жить просто нельзя. Как ни пытался я сделать вид, что в Мунго только навещал Джинни и не видел этого измученного лица, его руки, привычным жестом зажимающей шею для того, чтобы произнести несколько слов. Я помотал головой, пытаясь отогнать эти образы, как навязчивые видения. Прятать голову в песок было просто бессмысленно, и это у меня совершенно не получалось.
Я не знал, зачем и почему, я понятия не имел, что буду делать, но иначе просто уже не мог.И по каминной сети пришёл в Мунго. На тот самый этаж, в дальнее крыло.
========== Часть 2 ==========
Часть 2
Я предусмотрительно прихватил с собой отцовскую мантию-невидимку, поэтому, совершенно не опасаясь быть замеченным, свободно шел по практически пустым коридорам пятого этажа. Я прошел мимо бывшей палаты Джинни, она благополучно вернулась домой пару дней назад с заверениями, что все в порядке.
Неслышно ступая по просторному коридору, я добрался до той палаты, в которой в прошлый раз обнаружил профессора Снейпа.
И едва не столкнулся с уже знакомыми мне колдомедиками, которые как раз заходили к нему. Я успел проскользнуть в открытую дверь и притаился возле дальней стены в углу.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – ласково улыбаясь, проговорила женщина (Теа, если не ошибаюсь) преувеличенно бодрым голосом.
Профессор Снейп открыл глаза, сфокусировал на ней свой взгляд, и разумеется, не ответил – холодные пустые тёмные глаза смотрели на неё. Теа хотела ещё что-то добавить, но другой колдомедик, Фрэнк, придержав её за локоть, подошёл к Снейпу и тихо сказал:
– Всё, что мы сейчас можем сделать для вас, профессор, это увеличить дозу сонных и укрепляющих зелий. И маггловского обезболивающего.
Взглянув на него и на его кровать повнимательнее, я заметил, что к Снейпу тянутся провода, которые заканчиваются где-то в его теле, скрытом под простынёй. Я бывал в обычных больницах и знал, что в маггловском мире эта конструкция называется капельницей.
Он едва заметно кивнул, скорее глазами, чем головой, потом медленно поднёс руку к горлу, надавил:
