Текст книги "Шеф с системой. Битва на Ярмарке (СИ)"

Автор книги: Afael

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Когда очередь выросла еще немного сильнее, я повернулся к Антону:

– Готовь миску. Показываю один раз.

Антон выпрямился, внимательно смотрел.

Я взял чистую глиняную миску и поставил на стол перед собой. Зачерпнул отваренную лапшу, окунул в кипяток. Опустил в миску – она легла аккуратным гнездом на дне.

Потом взял кусок жареного мяса с доски – говядина, с золотистой корочкой, еще дымящаяся. Положил сверху на лапшу. Добавил вареное яйцо – половинку, желток кремовый, белок упругий. Несколько ломтиков бланшированной моркови – яркие, хрустящие. Посыпал мелко нарезанным луком.

И наконец – бульон.

Я взял половник, зачерпнул из котла золотистый бульон, прозрачный как янтарь, капли жира блестели на поверхности.

Медленно полил содержимое миски.

Ш-Ш-Ш-Ш…

Кипящий бульон залил лапшу, мясо, яйцо. Пар взметнулся вверх – белый, ароматный. Запах ударил волной – мясной бульон со специями, жареная говядина, свежая лапша, лук.

Толпа замерла. Люди вытягивали шеи, смотрели.

– Что это? – выдохнул кто-то.

– Суп… но какой суп…

Я поднял миску высоко, чтобы все видели. Пар поднимался, бульон золотился на солнце.

– Суп! – крикнул я громко. – Горячий мясной суп с лапшой! Десять медяков!

Молчание на секунду. Потом из толпы вышел мужчина в дорогой одежде.

Он подошел к столу, посмотрел на миску, принюхался, потом глянул на меня:

– Десять медяков за суп… не дешево, но вчера твои языки были что надо. Давай порцию супа.

Достал из кармана медяки, отсчитал десять. Положил на край стола. Взял миску из моих рук.

– Пашка! – крикнул я одному из парней Угрюмого. – Проводи гостя за стол!

Пашка подхватил ложку и вилку, повел мужчину к ближайшему столу. Усадил на лавку. Вся толпа повернулась, смотрела.

Мужчина сел, взял ложку. Зачерпнул бульон с лапшой, подул. Поднес к губам. Попробовал и замер. Глаза медленно расширились.

– Втягивай лапшу! Как отвар горячий! – крикнул я ему. – Так, чтоб аж хлюпало! Вкуснее будет!

Он покосился на меня и втянул. Народ захихикал.

Потом он выдохнул – долго, потрясенно:

– Ох! Ну и вкуснота же!

Зачерпнул еще, втянул. Лапша скользила в рот. Откусил кусок мяса. Жевал с закрытыми глазами.

– Бульон… он… он согревает изнутри, – пробормотал он, не останавливаясь. – Мясо тает во рту. Лапша… не знаю, что это такое, но вкусно, бесы побери!

Он съел половину миски за минуту. Поднял голову, посмотрел на толпу. Лицо раскрасневшееся, глаза горят:

– И что вы смотрите⁈ – крикнул он громко. – Эта похлебка стоит каждого медяка! Нет, стоит больше! Идите, пробуйте!

Перед глазами мелькнуло полупрозрачное окно:

Вы успешно применили блюдо Мясной суп с лапшой к новой цели

Качество: Редкое

Получено +35 ед. опыта.

Окно исчезло.

Толпа дрогнула. Кто-то шагнул вперед. Потом еще один. Еще.

– Дайте мне! – крикнула женщина. – Я тоже хочу!

– И мне! – подхватил купец.

– Десять медяков! Вот, держите!

Они ринулись к столу. Очередь взорвалась – люди толкались, тянули руки с монетами.

Я развернулся к Антону:

– Видел как я делал?

– Да! – выпалил он, глаза горели.

– Тогда работаем! Собирай блюда, я буду тебе помогать, по мере возможности. Пашка с Витькой носят к столам!

Я начал жарить мясо партиями – большие куски говядины на раскаленной сковороде. Шипение, дым, вспышки огня. Снимал, резал на порционные куски. не забывал и про основные блюда на вынос. Их стали брать в дополнение к нашему супу.

Антон работал быстро – миска, лапша, мясо, яйцо, овощи. Раз за разом. Пар взметался, аромат усиливался.

Пашка и Витька хватали готовые миски, несли к столам осторожно, чтобы не расплескать, принимали деньги.

Столы заполнялись. Пять столов – тридцать мест – все заняты.

Люди сидели, ели, кряхтели от удовольствия, хлюпали:

– Ох, как вкусно…

– Бульон такой наваристый…

– И эта, как ее, лапша интересная такая!

Система продолжала выдавать сообщения:

Вы успешно применили блюдо Мясной суп с лапшой к новой цели

Получено +35 ед. опыта.

Вы успешно применили блюдо Мясной суп с лапшой к новой цели

Получено +35 ед. опыта.

Я не обращал внимания. Работал дальше. Жарил, резал, наливал. До уровня было еще далеко. Если повезет, то получу его сегодня к вечеру.

Очередь не уменьшалась. Подходили новые люди, покупали и суп, и лепешки. Кто-то брал Огненный Язык на перекус, потом возвращался за супом. Кто-то сразу заказывал Пламенное Сердце и суп.

Монеты сыпались на стол – медяки, серебряные. Стёпка и один из парней Угрюмого складывали их в ящик под столом.

Варя раскатывала лепешки без остановки. Матвей с Тимкой резали овощи и мясо. Антон собирал супы – уже быстрее, увереннее.

Волк с Гришкой и Лёхой мыли посуду – грязные миски падали в корыто, чистые возвращались. Конвейер работал.

Я поднял взгляд на павильон «Золотой Гусь». Пусто. Почти пусто. Народ у них все же был, но не так чтобы много.

Прошел час. Мы продали тридцать порций супа. Плюс Огненные Языки и Пламенные Сердца – еще штук сорок.

И тут в поле моей видимости появились трое. Один впереди – худой мужчина лет пятидесяти, в добротном темно-коричневом кафтане. Лицо длинное, нос острый, цепкий, бегающий взгляд.

За ним – двое стражников в кожаных доспехах. Они шли прямо к нашей точке. Толпа расступалась перед ними. Остроносый остановился перед нашим столом. Оглядел печь, столы, миски, людей за столами. Лицо недовольное, брезгливое.

Потом посмотрел на меня:

– Ты главный здесь?

Я вытер руки о тряпку, выпрямился:

– Я.

Скворцов достал из сумки свиток, развернул:

– Именем городского управляющего, я, Семен Петрович Скворцов, предъявляю обвинение в незаконной торговле, самозахвате места на ярмарочной площади и нарушении порядка!

Голос громкий, писклявый. Толпа притихла. Все смотрели.

Скворцов продолжал:

– Ты занял это место без разрешения Торговой Гильдии! Поставил столы без согласования! Блокируешь проход! Это грубое нарушение городского устава о торговле!

Он свернул свиток, посмотрел на меня сверху вниз:

– Я требую немедленно прекратить торговлю и убрать все это! – он махнул рукой на столы. – Или я прикажу стражникам арестовать тебя прямо сейчас!

Стражники сделали шаг вперед.

Толпа замерла.

Я стоял, глядя на Скворцова спокойно.

Глава 10

Я стоял, глядя на Скворцова спокойно. Не отводил взгляда. Толпа вокруг замерла – десятки людей, только что стоявших в очереди, теперь молчали, смотрели на нас с напряжением.

Скворцов свернул свиток, спрятал в сумку. Посмотрел на меня сверху вниз – лицо надменное, уверенное. Он привык, что его слушаются.

– Ты слышал, что я сказал? – повторил он медленно, отчеканивая каждое слово. – Немедленно прекратить торговлю. Убрать столы. Погасить огонь. Или арест.

Я выдержал паузу. Потом ответил ему спокойно, без эмоций:

– По какому закону?

Скворцов моргнул, не ожидая вопроса:

– Что?

– По какому закону ты требуешь это? – повторил я громче, чтобы слышала толпа. – Ярмарка открыта для всех жителей города. Я не нарушаю порядок. Не мешаю проходу. Торгую законно.

Скворцов поджал губы:

– Ты занял место без разрешения Торговой Гильдии!

– Гильдия не владеет площадью, – ответил я жестко. – Ярмарка – нейтральная территория. Любой житель города может торговать здесь. Это прописано в городском уставе или ты его не читал?

Толпа зашумела. Люди переглядывались, кивали. Кто-то сказал громко:

– Он прав! Ярмарка для всех!

Скворцов побагровел. Шагнул ближе, голос стал тише, злее:

– Ты смеешь спорить со мной? Я представитель городского управляющего!

– А я – законопослушный торговец, – ответил я, не отступая. – И требую назвать конкретный закон, который запрещает мне здесь готовить.

Скворцов сжал кулаки. Молчал несколько секунд, лицо каменное. Потом резко развернулся к стражникам:

– Эта печь! – он ткнул пальцем в Драконий Горн. – Открытый огонь! Это угроза безопасности! Пожарная опасность!

Он повернулся обратно ко мне, голос стал официальным, громким:

– Именем городского управляющего, я объявляю твою печь источником пожарной опасности! Она должна быть немедленно погашена!

Толпа заволновалась. Это звучало серьезно. «Пожарная опасность» – законный повод для немедленных действий.

Скворцов кивнул стражникам:

– Убрать этот шалман! Живо!

Один из стражников шагнул вперед – молодой парень лет двадцати пяти, лицо напряженное. Он явно не хотел этого делать, но приказ есть приказ.

Стражник положил руки на край котла.

– Эй! – рявкнул я и рванулся вперед, отталкивая Матвея. – Руки убрал!

Встал прямо перед котлом, грудью к стражнику, демонстрируя, что он пройдет к котлу только через мой труп.

Стражник замер, растерянно посмотрел на Скворцова:

– Господин Скворцов…

– Делай, что велено! – взвизгнул Скворцов, багровея. – Убрать его!

Стражник неуверенно попытался обойти меня справа. Я сдвинулся, преграждая путь:

– Попробуй только, парень. Попробуй.

Он замер. Я видел в его глазах сомнение – он не хотел драки.

Скворцов топнул ногой:

– Да что ты там возишься⁈ Оттолкни его! Это приказ!

Второй стражник – постарше, со шрамом на щеке – шагнул ко мне, схватил за плечо:

– Не геройствуй, торговец. Хуже будет.

Я не шелохнулся, впился взглядом в его лицо:

– Шесть часов я этот бульон варил. ШЕСТЬ ЧАСОВ! Это весь мой день! Мой товар! Ты собрался его разлить, шкура⁈ – рявкнул я, сбрасывая его руку с плеча.

Стражник дернулся, посмотрел на котел, потом на меня:

– Я… я просто выполняю…

– Да плевать мне! – рявкнул я. – Я ничего не нарушаю и ты это знаешь!

Толпа ахнула, поползли шепотки.

Варя за спиной всхлипнула:

– Александр, не надо…

Волк шагнул вперед, голос низкий, опасный:

– Стражники, вы же мужики, не мальчишки. Неужто честное имя так дешево стоить стало?

Толпа загудела:

– Правильно говорит!

– Че вы к нему прицепились⁈

Скворцов взвизгнул, ткнув пальцем в меня:

– Это подстрекательство! Он сопротивляется власти! Хватай его! Оттащи силой!

Стражник со шрамом стиснул зубы, схватил меня за плечи обеими руками:

– Прости, торговец. Приказ есть приказ.

Рванул меня в сторону, я крутанулся и боднул его головой в грудь. Стражник поскользнулся и упал на задницу, очумело глядя на меня.

В это время молодой стражник, воспользовавшись моментом, метнулся к котлу, схватился за край.

Волк рыкнул, рука метнулась к ножу:

– Только тронь, сука!

Матвей и Тимка дернулись вперед. Котел качнулся. Золотистый бульон плеснул к краю. Еще немного – и все.

Толпа заорала:

– Не дайте!

– Звери!

– Это беспредел!

Стражник со шрамом подскочил, попытался снова меня схватить, но я увернулся, схватил сковороду за ручку, готовый со всей силы врезать ей по харе молодому уроду.

Бульон уже дошел до самого края, капли упали на землю.

И в эту секунду раздался громкий, властный окрик, прорезавший весь гвалт:

– СТОЯТЬ, Я СКАЗАЛ! ИМЕНЕМ ГОРОДСКОЙ СТРАЖИ!

Все замерли. Стражник отпустил котел – тот качнулся, но устоял. Бульон расплескался, но не вылился.

Через толпу к нам шел мужчина. Высокий, широкоплечий, лет сорока пяти в форме капитана городской стражи – кожаный доспех с гербом города на груди, дубинка на поясе. Лицо суровое, обветренное, с глубокими морщинами. Седые виски.

Толпа расступалась перед ним. Он шел медленно, тяжело, каждый шаг гулко стучал по камням. Остановился перед нашей точкой, оглядел всех – меня, Скворцова, стражников, толпу.

Потом посмотрел на стражника у котла:

– Что ты делаешь?

Стражник вытянулся, побледнел:

– Григорий Федорович! Я… я просто…

– Чей приказ исполнял? – рявкнул Ломов.

Стражник дернулся, ткнул пальцем в Скворцова:

– Его! Господина Скворцова!

Ломов медленно повернулся к чиновнику. Молчал. Просто смотрел внимательно. Скворцов побледнел, но попытался держаться:

– Капитан Ломов! Какая неожиданность… Я действую по прямому поручению городского управляющего! Этот торговец нарушает…

– Торгует, – оборвал Ломов коротко. – Как сотня других здесь. Или у тебя, Семён Петрович, к ним тоже претензии?

Он шагнул ближе. Скворцов непроизвольно отступил на шаг.

– Ярмарка, – продолжал Ломов медленно, отчеканивая слова, – это территория городского совета. Не твоего управляющего. Не Гильдии, а Совета. Здесь по закону может торговать любой житель города. Или ты городской устав не читал?

Скворцов сглотнул, облизал губы:

– Читал, конечно, но… но он же создает пожарную опасность! Эта печь…

– Какая печь? – Ломов развернулся к Драконьему Горну.

Подошел вплотную, присел на корточки, заглянул внутрь. Провел рукой по трубе. Проверил расстояние до деревянных столов.

Выпрямился, повернулся обратно:

– Огонь закрыт. Труба цельная, дым уходит. Искр нет. Дерево на безопасном расстоянии. – Он ткнул пальцем в сторону павильона «Золотой Гусь». – А вон там что? Открытые жаровни! Угли на ветру! Жир капает прямо в огонь, полыхает как факел!

Голос стал жестче:

– Так где настоящая опасность, Семён Петрович? Здесь? Или там, где твои дружки из Гильдии сидят?

Скворцов покраснел, открыл рот, но Ломов не дал ему вставить слово:

– Ты еще говорил про самозахват места. Покажи мне закон, который требует разрешение Гильдии для торговли на ярмарке. Ну? Статью назови!

Тишина.

– Не можешь? – Ломов усмехнулся без тени улыбки. – Еще бы. Такого закона не существует, Семён.

Он повернулся к стражникам, голос стал громче:

– Вы! Чьи приказы вы тут исполняете? Вот этого? – кивнул на Скворцова презрительно. – Или капитана стражи?

Оба стражника как по команде вытянулись:

– Ваши, господин капитан!

– Вот и славно, – кивнул Ломов. – Тогда отойдите от торговца. Живо. Он закон не нарушает, а вы мешаете ему работать.

Стражники отскочили как ошпаренные.

Ломов развернулся к Скворцову. Шагнул ближе – вплотную. Чиновник попятился.

– Слушай внимательно, Семён Петрович, – голос Ломова стал тихим, но страшным. – Ты превышаешь полномочия. У тебя нет власти на ярмарке. У твоего управляющего – тоже нет. Здесь власть только у закона и у меня, пока я его блюду.

Скворцов побледнел до синевы:

– Но… но городской управляющий велел…

– Пусть подает официальную жалобу в совет, – оборвал Ломов. – Через секретаря, с печатью, по всем правилам. А пока…

Он наклонился ближе, буквально нависнув над чиновником:

– А пока убирайся с площади. Пока я тебя сам за шкирку не выволок. За нарушение общественного порядка.

Скворцов постоял секунду – лицо перекошено, руки дрожат. Потом резко развернулся и побежал. Да, именно побежал, чуть не сбивая людей.

Толпа замерла на мгновение. Потом взорвалась.

– Ух ты!

– Видели, как он драпанул⁈

– Так их, этих мерзавцев!

Аплодисменты, свист, крики. Ломов не обратил внимания на них, будто не слышал вовсе.

Повернулся ко мне, кивнул:

– Торгуй, повар. Закон на твоей стороне, – сказал он мне и развернулся, чтобы уйти.

– Капитан! – крикнул я.

Он остановился, обернулся:

– Что?

Я схватил чистую миску, быстро собрал суп – лапша, мясо, яйцо, морковь. Залил кипящим бульоном. Пар взметнулся.

Подошел, протянул ему:

– Спасибо вам. От всего сердца. Примите… это немного, но от души.

Ломов посмотрел на миску. Потом на меня. Лицо чуть смягчилось – едва заметно.

Взял миску, понюхал. Брови поднялись:

– Пахнет… хорошо.

– Попробуйте, – сказал я. – Суп объедение, точно вам говорю.

Ломов взял ложку, зачерпнул. Попробовал. Кивнул:

– Действительно хорошо. Давно такого не ел.

Он зачерпнул еще, потом еще. Доел половину миски прямо стоя, не отходя.

Вытер рот тыльной стороной ладони:

– Спасибо, повар. Эти гильдейские совсем охамели.

Протянул пустую миску обратно. Посмотрел мне в глаза серьезно:

– Если еще будут проблемы – зови. Я недалеко.

Кивнул и пошел прочь. Толпа расступалась с уважением.

Волк хлопнул меня по плечу:

– Угрюмый мужика правильного нашел! Железный капитан!

Матвей и Тимка облегченно засмеялись, обнимая друг друга.

Очередь начала формироваться снова – но теперь она была огромная. Люди шли толпой – кто из солидарности, кто из любопытства, а кто просто потому что видели: сам капитан стражи за нас заступился.

– Дайте мне суп! Тот самый, что капитан ел!

– Огненный Язык! Три штуки!

– И мне Пламенное Сердце!

Монеты посыпались дождем.

Я вытер лицо, развернулся к печи:

– За работу! Быстрее! Нужно использовать момент!

Команда ринулась выполнять, но я знал – это только первый раунд.

* * *

Кирилл Семёнович Воронцов стоял в глубине павильона «Золотой Гусь», за толстой дубовой колонной, откуда хорошо просматривалась вся площадь, но сам он оставался в тени. Руки скрещены на груди, лицо спокойное, почти безразличное. Только глаза выдавали – внимательные, острые, следящие за каждым движением на противоположной стороне площади.

Он наблюдал.

Наблюдал, как этот проклятый капитан Ломов разносил Скворцова в пух и прах. Как чиновник – купленный, обещавший «решить всё за час» – бежал с площади как побитая собака, красный от унижения. Как толпа взрывалась аплодисментами, поддерживая уличного торговца против Гильдии.

Как повар – этот чёртов безымянный повар с жаровней на колесах – стоял у своей печи спокойный, уверенный.

Кирилл не мотался из угла в угол и не ругался, как сделал бы на его месте любой другой управляющий, увидев провал плана. Он просто смотрел и анализировал.

За его спиной, в глубине павильона, слышались голоса поваров – приглушённые и нервные. Они шептались, бросали взгляды в сторону площади, кто-то из них явно паниковал. Они видели пустоту под навесом «Золотого Гуся» – пятнадцать столов, ни одного клиента, а напротив – очередь под пятьдесят человек.

Это катастрофа для любого заведения, но Кирилл не паниковал. Паника – для дураков. Для тех, кто не умеет думать под давлением.

А Кирилл Семёнович Воронцов умел.

Ему было сорок два года. Он управлял «Золотым Гусём» – самым прибыльным трактиром Гильдии – последние восемь лет. До этого он прошёл путь от простого помощника повара в захудалой харчевне на Рыбацкой улице до владельца лучшего трактира.

Восемнадцать лет в торговле едой. Восемнадцать лет борьбы, интриг, предательств, побед и поражений.

Он родился в семье мелкого лавочника – торговца мукой, который еле сводил концы с концами, постоянно должал Гильдии, пытался выкрутиться, платил взятки, брал кредиты под безумные проценты. Кирилл видел, как отец сгорал изнутри, как мать плакала по ночам, как младший брат умер от лихорадки, потому что не было денег на лекаря.

Когда Кириллу было пятнадцать, отец повесился в лавке на собственном ремне. Долги съели всё – лавку, дом, последние крохи. Мать ушла в монастырь. Кирилл остался один. И он дал себе клятву: никогда больше не быть снизу. Никогда больше не унижаться и не зависеть от чужой милости.

Кирилл пошёл работать. Мыл полы в харчевне за три медяка в день. Чистил котлы. Резал овощи с утра до ночи. Учился, наблюдал и слушал. Он видел, как устроена торговля едой. Понимал, что важно не просто хорошо готовить, а уметь продавать. Знал, что деньги делают не на качестве, а на объёме, на скорости оборота, на правильной цене.

Через два года он стал помощником повара. Через пять – старшим поваром в той же харчевне. Через семь – её управляющим. Он был безжалостен. Выжимал из работников всё до последней капли, экономил на каждой щепотке соли. Харчевня приносила прибыль – небольшую, но стабильную. Белозёров заметил его. Предложил войти в Гильдию.

Кирилл согласился без колебаний.

Он знал: внутри Гильдии власть, деньги, защита. Снаружи – только борьба за выживание и медленная смерть от конкурентов. Белозёров поставил его управляющим небольшого трактира на окраине города. Кирилл превратил его в прибыльное предприятие за год. Потом Белозёров дал ему «Золотой Гусь» – флагман Гильдии, самое престижное заведение. Кирилл оправдал доверие. «Золотой Гусь» приносил огромные деньги.

Сейчас он смотрел на этого торговца и чувствовал, как внутри медленно, очень медленно разгорается что-то такое, какое-то забытое уже чувство.

Это было… чувство профессиональной обиды. Словно его только что назвали посредственным поваром.

Этот повар – с его дешевой жаровней, ржаными лепешками, обрезками мяса – устроил цирк. Огонь, дым, вспышки пламени, подбрасывание сковород. Представление для толпы, как у ярмарочного фокусника.

И толпа охотно брала это. Платила деньги, аплодировала, выстраивалась в очередь на сотню человек. А «Золотой Гусь» – флагман Гильдии, павильон с лучшими поварами города, с качественным мясом, с проверенными рецептами – стоял пустой.

Кирилл медленно сжал кулаки. Эта его еда настоящее оскорбление для них.

Он взял ржаную лепешку, бросил в неё обрезки, залил это пламенем – и толпа съела это оскорбление с благодарностью. Он показывает этим, что высокая кухня Гильдии – ничто. Что жареный гусь проигрывает дерьмовой лепешке за три медяка.

За его спиной, в глубине павильона, продолжали шептаться повара.

– … видели? Капитан сам за него заступился…

– … очередь не тает, люди прямо ломятся…

– … мы что, закрываться будем?..

Кирилл резко обернулся. Повара у разделочных столов мгновенно замолчали, уставившись в доски.

Он прошёл через павильон медленно – каждый шаг гулким эхом отдавался под высоким деревянным потолком. Остановился у длинного стола, где толпились все десять поваров в белых фартуках.

Старший повар – Иван Петрович, толстый мужик лет сорока с красным лицом и седой бородой – увидел Кирилла, сглотнул тяжело, подался вперёд:

– Кирилл Семёнович… что будем делать? Народ весь к нему ушёл! Мы сегодня…

– Молчи, – оборвал Кирилл тихо.

Так тихо, что Иван мгновенно захлопнул рот, побледнел. Кирилл оперся руками о край стола, посмотрел на поваров – все десять человек замерли, не дыша. Молчание затянулось.

Потом Кирилл заговорил ровным голосом, от которого становилось не по себе:

– Белозёров думал, что можно напугать этого повара стражей. Идиот.

Иван моргнул, не ожидая, что Кирилл так открыто назовёт главу Гильдии идиотом.

Кирилл выпрямился, скрестил руки на груди:

– Нельзя арестовать идею, Иван. Этот повар – не просто торговец. Он знает, что делает. У него есть защита и есть план. Грубая сила против него не работает.

Он повернулся, прошёлся вдоль стола, глядя на каждого повара:

– Он бьёт нас не ценой и не качеством. Он бьёт нас презрением. – Голос стал жёстче. – Он взял ржаную лепёшку, бросил в неё обрезки мяса, пожарил с фокусами – и толпа сожрала это как величайшее блюдо. Потому что он устроил им цирк.

Кирилл остановился, посмотрел в окно на площадь, где очередь к повару всё росла:

– А мы… мы жарим гусей. По старинке. Как двадцать лет назад. Как пятьдесят лет назад. И удивляемся, почему народ уходит к фокуснику с огнём.

Иван неуверенно откашлялся:

– Так что… что делать-то, Кирилл Семёнович?

Кирилл медленно повернулся обратно. В его глазах что-то изменилось – появился блеск. Что-то внутри него просыпалось. Медленно. Нехотя, но просыпалось.

Когда он в последний раз чувствовал это? Лет десять назад? Пятнадцать?

Тогда он еще боролся. Еще не сидел на вершине монополии, считая прибыль и штрафуя поваров за недосол.

В то время он еще был голодным.

Он усмехнулся:

– Мы ответим ему, Иван. Сыграем по его же правилам и ответим своим блюдом.

Иван нахмурился:

– Как?

Кирилл подошёл ближе, оперся о стол:

– Его лучшее блюдо – Пламенное Сердце. Шесть медяков. Лепёшка с говядиной, жаренной на огне. Быстро. Просто. Дёшево.

Он выпрямился:

– Но у него нет того, что есть у нас.

– Чего? – спросил Иван.

Кирилл повернулся к нему, глаза блеснули:

– Времени и ресурсов.

Он прошёл к дальнему углу кухни, где стоял огромный котёл на медленном огне. Приподнял крышку. Запах ударил волной – мясной, пряный. Пар поднялся вверх.

– У нас осталось рагу из телятины, – сказал Кирилл, глядя в котёл. – То, что мы готовили сегодня, но его никто так и не купил. Шесть часов томления в красном вине с травами.

Он опустил крышку обратно, повернулся к Ивану:

– Его Пламенное Сердце – это сырое мясо, которое он жарит. Это грубо и примитивно. – Голос стал тише, опаснее. – А мы дадим им настоящую кухню. Шестичасовое рагу, упакованное в формат его дешёвой лепёшки.

Иван медленно кивнул, начиная понимать:

– То есть… мы возьмём это рагу как начинку?

– Именно, – Кирилл усмехнулся. – Мелко поруби его. Добавь карамелизированный лук. Тесто – самое тонкое, на яйцах сделай. Заворачивай начинку и жарь в масле до золотой корочки.

Он шагнул ближе к Ивану:

– Назовём… «Золотые Полумесяцы».

Иван почесал бороду, прикидывая:

– Можно сделать… но масло нужно разогреть, тесто замесить…

– Сколько времени? – оборвал Кирилл.

– Час. Может чуть больше.

– Делай за час, – приказал Кирилл жёстко. – Первую партию – штук двадцать. Потом будешь жарить по мере надобности.

Иван кивнул, развернулся к помощникам:

– Слышали⁈ За работу! Мука, яйца – замешиваем тесто! Рагу мелко рубим! Лук подготавливаем! Масло в котел и на огонь!

Повара бросились выполнять – засуетились у столов, печей, котлов. Кто-то таскал мешки с мукой, кто-то разбивал яйца в миску, кто-то рубил мясо из рагу острым ножом.

Кирилл остался стоять, глядя на их работу. Руки за спиной, лицо спокойное.

Но внутри… внутри что-то разгоралось и это было непривычно. Азарт? Нет. Слишком громкое слово. Интерес? Может быть.

Он не чувствовал этого годами. Управление «Золотым Гусём» было рутиной – считать прибыль, следить за поставками, отчитываться перед Белозёровым. День за днём. Месяц за месяцем.

Скучно. Предсказуемо. А этот повар… этот выскочка с жаровней…

Он бросил вызов. Не Гильдии или Белозёрову, а ему лично. Бросил вызов Кириллу как повару. Впервые за долгие годы Кирилл чувствовал, что хочет ответить. Не через стражу или интриги, а своей кухней.

Повар против повара. Он усмехнулся – едва заметно, одними уголками губ.

Иван обернулся от стола, где месил тесто:

– Кирилл Семёнович, а цену какую ставим?

Кирилл задумался. Его Пламенное Сердце – шесть медяков. Суп – десять. Народ покупает оба. Если поставить слишком дорого – не купят, испугаются. Слишком дёшево – не поверят в качество. Нужна цена, которая скажет: «Это дороже его дешёвки, но ненамного. Это доступное качество от лучшего трактира в городе».

– Семь медяков, – сказал Кирилл уверенно.

Иван присвистнул:

– Семь? За жареный пирожок?

Кирилл повернулся к нему резко, глаза прищурились:

– Это не пирожок, Иван. – Голос стал холодным. – Это шестичасовое рагу из телятины в вине и травах, карамелизованный лук и тесто, жаренное до хруста. Это лучшая кухня, в уличной упаковке!

Он шагнул ближе:

– Его Пламенное Сердце – шесть медяков за тридцать секунд работы. Наш Золотой Полумесяц – семь медяков за шесть часов работы и телятину высшей пробы. Всего на один медяк дороже, но это то, что люди захотят, потому что никто еще не ел блюда «Золотого Гуся» за семь медяков!

Он наклонился ближе к Ивану:

– Народ заплатит. Потому что они увидят разницу.

Иван медленно кивнул, вытирая руки о фартук:

– Понял, Кирилл Семёнович.

Кирилл развернулся, прошёл к выходу из павильона. Остановился на пороге, посмотрел на площадь. Повар работал – жарил, готовил, подавал. Очередь не таяла. Люди ели за столами, смеялись, хлюпали суп, платили монетами.

Наслаждайся, повар. Пока можешь. Через час я покажу тебе, что значит воевать не с Белозёровым и его идиотскими чиновниками.

А со мной. Кухня против кухни. Мастерство против мастерства. Посмотрим, кто сильнее.

Он вернулся в павильон. Налил себе вина из графина на своём столе в углу. Сел, откинулся на спинку стула. Пил медленно, не торопясь, глядя на поваров, которые работали как проклятые.

Иван раскатал тесто в тонкий пласт – почти прозрачный, как бумага. Нарезал круглыми заготовками. Выкладывал на каждую ложку начинки – рубленое рагу с луком, щепотку соли, каплю соуса. Складывал пополам, защипывал края, формируя полумесяц.

Двадцать штук. Аккуратные, одинаковые, красивые.

Он опустил первую партию в кипящее масло. Масло взорвалось шипением. Полумесяцы побелели мгновенно, начали золотиться, пузыриться, хрустеть. Запах поднялся невероятный. Через три минуты Иван вынул их шумовкой. Положил на чистую тряпку, чтобы стёк лишний жир.

Он взял один, поднёс Кириллу:

– Готово, Кирилл Семёнович.

Кирилл встал, подошёл, взял полумесяц. Откусил.

Хруст теста. Сочность начинки. Глубина вкуса рагу. Всё смешалось, взорвалось во рту богатством оттенков. Он медленно прожевал. Проглотил.

Кивнул:

– Хорошо. Очень хорошо.

Иван выдохнул с облегчением.

Кирилл положил остаток полумесяца на стол, вытер пальцы тряпкой:

– Готовьте следующую партию и зови глашатая.

Иван кивнул, побежал выполнять.

Кирилл вернулся к окну, посмотрел на площадь.

Сейчас начнётся.