Текст книги "Шеф с системой. Битва на Ярмарке (СИ)"

Автор книги: Afael

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7

Я лихорадочно соображал, что делать. За овощами Матвея посылать, а вот что с мукой и мясом? Да и дрова уже на исходе. Лихо народ наши блюда разбирает, очень лихо.

Пока я размышлял кого отправлять за припасами первым, к нам сквозь толпу пробился Фрол.

Старый мельник толкал перед собой небольшую тележку – на ней лежали три мешка. Два больших, один поменьше. Лицо красное от напряжения, дышал тяжело. Он протиснулся к нашей точке, остановился, вытер пот рукавом:

– Держи, повар! – выдохнул он. – Не зря я с собой запасец притащил! Как чувствовал, что пойдет у тебя!

Он кивнул на мешки:

– Два мешка белой муки. Один ржаной. Лучшая мука в городе! С моей мельницы!

– Ах, ты, старый плут! – рявкнул я радостно. – А что же ты молчал⁈

– Посмотреть хотел как дела пойдут! – хохотнул он. – Принимай и муку, и работника!

Я шагнул к тележке, быстро развязал первый мешок. Заглянул внутрь – белая мука, мелкий помол, отличное качество.

Ах ты, старый хитрован, – подумал без злобы и с благодарностью.

Фрол не ушел. Развернулся к толпе, выпрямился, крикнул громко – чтобы все слышали:

– Эй, добрый люд! Видите эту муку? – Он ткнул пальцем в мешки. – Это с мельницы Фрола! Лучшей мельницы в Вольном Граде! Вот из чего повар печет для вас! Не из гильдейской дряни, разбавленной мелом! А из настоящего зерна, молотого на каменных жерновах!

Толпа зашумела. Люди смотрели на мешки, на Фрола, переговаривались.

– Это Фрол-мельник!

– Говорят, у него лучшая мука…

– Моя бабка всегда у него брала!

Фрол усмехнулся, довольный реакцией. Повернулся ко мне, сказал тише:

– Вот так, повар. Ты мне клиентов возвращаешь, я тебе – репутацию. – Голос стал грубее, но в глазах читалось одобрение. – Это в долг. Отдашь потом, а пока – гони их всех к чертям.

Он махнул рукой в сторону павильона «Золотой Гусь»:

– Гильдия – твари. Пусть подавятся.

Он не ушел. Стянул с себя тяжелый тулуп, бросил на телегу, засучил рукава:

– Где месить тесто? Покажи, я помогу.

Варя удивленно посмотрела на него:

– Вы… вы будете помогать?

– А что, стар уже? – Фрол усмехнулся. – Руки еще работают. Тесто месить – не мешки таскать. Справлюсь.

Он подошел к столу, где стояла миска. Варя быстро высыпала белую муку из нового мешка, плеснула воды, начала месить. Фрол встал рядом, взял вторую миску, повторил. Руки у него были узловатые, сильные – привыкшие к тяжелой работе. Тесто мял уверенно, без суеты.

Варя облегченно выдохнула:

– Спасибо…

Но у нас все еще не было мяса и это грозило проблемами:

– Матвей, – шепнул я своему ученику. – Готовься бежать за мясом.

Тот кивнул, споро дорезая овощи.

Я жарил последние овощи, собирал Огненные Языки. Пламенные Сердца делать не мог – мясо кончилось, а люди в очереди требовали именно их:

– Дайте Пламенное Сердце!

– С мясом! Хочу с мясом!

– У вас еще есть⁈

Стёпка растерянно мотал головой:

– Пока нет… скоро будет…

Я видел, как лица в очереди темнеют. Разочарование. Недовольство. Сейчас начнут уходить.

И тут сквозь толпу, расталкивая людей локтями, пробилась Маша. Мясничка была без фартука, волосы растрепаны, лицо красное от бега. На плече – огромный сверток, туго перевязанный бечевкой. Видно тяжелый, так как она еле его тащила.

Она протиснулась к столу, с грохотом опустила сверток:

– Держи, повар! – выдохнула она, тяжело дыша. – Видела как ты тут раздаешь и поучаствую!

Развязала бечевку резким движением. Сверток раскрылся – внутри мясо. Много мяса. Говядина, свинина. Килограммов шесть или семь, может больше. Свежее, темно-красное.

Из толпы донеслись удивленные возгласы:

– Это же… Маша?

– Маша Малая! Дочь старого Малого!

– Лучший мясник в городе!

– Так она работает еще? Думал, Гильдия её прикрыла!

Шум усилился. Люди вытягивали шеи, смотрели на Машу с удивлением и уважением. Имя Малого все еще помнили. Его дочь – тоже.

Маша выпрямилась, бросила на толпу короткий взгляд. В глазах – вызов:

– Да, это я Маша Малая! И это мясо из моей лавки! Лучшее мясо в городе!

Она повернулась ко мне, голос стал тише:

– Дери их, повар. Покажи этим торгашам, как надо работать.

Я кивнул и радостно улыбнулся:

– Покажу. Спасибо, Маша.

Она не ушла, а засучила рукава:

– Где резать? Мясо – это мое. Я быстрее вас всех.

Матвей молча указал на свободную доску. Маша подошла, взяла нож, проверила остроту на ногте. Кивнула удовлетворенно. Положила кусок говядины на доску. Нож пошел в ход.

Она резала быстро, профессионально, виртуозно. Ломтики мяса падали один за другим – тонкие, ровные, идеальной толщины. Нож мелькал так быстро, что я едва видел лезвие. Это была работа мастера. Настоящего мясника. За минуту она нарезала больше, чем Матвей и Тимка за пять.

Я подхватил первую порцию, бросил на раскаленную сковороду. Шипение. Вспышка огня. Запах жареного мяса снова поплыл над площадью.

– Есть Пламенные Сердца! – крикнул Стёпка в толпу. – С мясом!

Очередь ожила. Недовольство сменилось радостью:

– Наконец-то!

– Дайте два!

– Мне три Пламенных!

Я жарил, собирал, передавал. Варя и Фрол месили тесто. Вдвоем у них получалось намного быстрее. Маша резала мясо – профессионально, без остановок.

Варя бросила на меня тревожный взгляд:

– Александр… овощи…

– Матвей, готовься брать Тимку, бери тачку и бегите за овощами, как мы и планировали! – сказал я ему, уже раздумывая как переставить ребят на временную замену.

Вдруг Волк протиснулся к столу, поставил корзину с грохотом:

– Не надо бежать, я уже сбегал, – сказал он коротко. – Репа, морковь, брюква, лук. Как чувствовал, что не хватит вам. Потом с Угрюмым рассчитаешься.

Второй парень – Гришка – поставил свою корзину рядом:

– И еще капуста. Покажи им, повар.

Я замер на секунду, глядя на корзины полные до краев. Потом рассмеялся – громко, от души. Впервые за весь день. Варя обернулась, удивленно посмотрела на меня. Матвей с Тимкой тоже.

Я схватил нож, подбросил высоко в воздух – лезвие сверкнуло на солнце, провернулось, я поймал за рукоять. Толпа ахнула, кто-то зааплодировал. Свистнул резко, громко.

– Погнали, ребята! – крикнул, развернувшись к команде. – Весь день впереди! У нас есть всё! Покажем им, как надо работать!

Команда ожила. Варя улыбнулась. Матвей с Тимкой рассмеялись, схватились за новые овощи. Толпа загудела громче, одобрительно.

Волк снял свой тулуп, бросил на телегу Фрола:

– Где таскать? Что подносить?

Я кивнул на корзины:

– Чистите овощи и ребятам на нарезку!

Волк и Гришка встали у корзин. Пошла работа. Мы работали как единый механизм. Каждый на своем месте. Без суеты, без остановок. Руки двигались автоматически. Никто не мешал друг другу.

Танец огня, стали и команды.

Я поймал взгляд Маши. Она резала мясо, но краем глаза смотрела на меня. Усмехнулась – зло, триумфально:

– Вот так, Александр. Вот так их.

Я посмотрел на павильон «Золотой Гусь». Пусто. Ни одного посетителя. Столы накрыты белыми скатертями, жаровни дымятся, жареные гуси лежат на подносах, но никого нет. Все ушли к нам.

Управляющего не было видно – он скрылся внутри павильона, но я знал – он там. Смотрит. Видит и бесится.

Я усмехнулся. Битва продолжалась.

Система мелькала перед глазами короткими сообщениями:

Вы успешно применили блюдо Огненный Язык к новой цели

Получено +15 ед. опыта.

Вы успешно применили блюдо Пламенное Сердце к новой цели

Получено +25 ед. опыта.

Вы успешно применили блюдо Огненный Язык к новой цели

Получено +15 ед. опыта.

Сообщения сыпались одно за другим. Я не обращал внимания и работал дальше.

Люди приходили с дальних концов площади. Даже лоточники подходили и брали на пробу. Я видел краем глаза – торговец пирожками, колбасник, даже пекарь. Все стояли в очереди.

Музыканты на помосте прекратили играть – смотрели на нас, переговаривались.

Вся ярмарка смотрела на нас.

А мы работали.

Солнце уже клонилось к закату. Тени удлинялись. Площадь начинала пустеть. Другие торговцы сворачивали лотки, уходили, но наша очередь держалась. Пятьдесят человек. Сорок. Тридцать.

Я жарил последние порции. Мясо заканчивалось снова – Маша резала последние куски. Овощи тоже на исходе. Мука – Фрол месил последний ком.

Двадцать человек в очереди. Пятнадцать. Десять. Я собрал последний Огненный Язык. Передал Стёпке.

Пять человек.

Последнее Пламенное Сердце. Передал.

Три человека.

Еще два Огненных Языка. Последние овощи. Последнее тесто.

Один человек – пожилой торговец, усталый, но довольный. Купил Огненный Язык. Откусил, улыбнулся, ушел жуя.

Очередь кончилась.

Я выпрямился. Снял сковороды с Драконьего Горна. Вытер пот со лба – рука дрожала от усталости.

Посмотрел вокруг. Площадь почти пустая. Солнце село за дома – сумерки сгущались. Фонари зажигались один за другим.

Все молчали. Слишком устали, чтобы говорить.

Стёпка подошел ко мне, протянул деревянный ящик – тяжелый, края потемнели от копоти:

– Александр… посмотри…

Я взял ящик обеими руками, почувствовал вес. Заглянул внутрь.

Монеты. Много монет.

Медяки лежали горами – тусклые, потертые, но их было много. Между ними блестели серебряные – яркие пятна среди меди, ловящие отблески огня от факелов.

Я медленно закрыл ящик. Посмотрел на команду.

Варя стояла у стола, оперевшись на край – лицо грязное от копоти, волосы выбились из косы, глаза красные от усталости. Матвей и Тимка сидели на земле, прислонившись спинами к столу. Фрол стоял у своей тележки, вытирал лицо тряпкой – дышал тяжело, грудь вздымалась. Маша держала нож в руке, смотрела на меня – глаза горели, но руки дрожали от напряжения. Волк с Гришкой стояли чуть поодаль – молчаливые, грязные, но довольные.

Все молчали. Смотрели на ящик. Ждали.

Я выдохнул медленно:

– Собираемся. Идем домой. Там посчитаем всё, разделим по-честному.

Никто не возразил. Слишком устали, чтобы спорить или спрашивать.

* * *

Мы добрались до дома, когда стемнело совсем.

Луна взошла над крышами – полная, яркая, заливала улицы серебристым светом. Звезды высыпали густо на небо, мерцали холодно. Воздух остыл, пахло вечерней прохладой и дымом из труб.

Слободка спала – окна темные, двери закрыты.

Мы загнали тележку во двор тихо, стараясь не шуметь. Занесли припасы в дом – пустые корзины, доски, ножи. В доме было тепло – ребятки топили печь.

– Наши пришли! – крикнула Маша, которая первой нас увидела. – Наши! Ну что⁈ – она подскочила ко мне, глядя на наши уставшие лица. Дети, которые оставались дома, бежали к нам со второго этажа чуть ли не кубарем.

– Мы победили, – улыбнулся я. – Сделали этих козлов.

– Ура-а-а! – заверещала и запрыгала Маша вместе с остальными.

Дети собрались вокруг стола мгновенно – все, кто остался дома. Маленькие, большие. Петька, Антон, Стёпка, еще трое младших. Смотрели на нас широко распахнутыми, любопытными глазами

Фрол, Маша, Волк с Гришкой тоже зашли следом. Расселись на лавках вдоль стен, у очага. Молчали, ждали.

Я поставил ящик на стол. Открыл. Перевернул.

Монеты высыпались с грохотом. Зазвенели, покатились по столу. Дети ловили их с радостными визгами. Медяки звенели глухо, серебряные – звонко, чисто.

Все ахнули разом. Глаза расширились.

Даже Фрол присвистнул тихо:

– Ну и ну…

Маша замерла, глядя на гору монет, не моргая.

Варя прикрыла рот рукой:

– Это… – голос сорвался. – Это всё мы сегодня заработали?

– Да, – кивнул я коротко. – Все мы заработали своим упорством и трудом.

Сел за стол, придвинул монеты ближе и начал считать.

Раскладывал медяки стопками – по десять штук в каждой. Десять стопок – сто медяков. Откладывал в сторону. Снова считал. Еще десять стопок. Еще сто.

Потом считал серебряные – поштучно, внимательно. Стопки по десять. Раз, два, три…

Все молчали. Даже не дышали, казалось. Смотрели, как растут стопки монет, как серебро блестит в свете очага.

Я закончил считать. Выпрямился. Посмотрел на них всех.

– Двести восемнадцать серебряных, – сказал я медленно, чеканя каждое слово. – Плюс шестьдесят два медяка.

Повисла мертвая тишина. Никто не шевелился и, казалось, не дышал. Варя открыла рот. Закрыла. Снова открыла – но слов не нашлось. Просто стояла, глядя на монеты с лицом белее мела.

Матвей медленно, очень медленно опустился на лавку – ноги подкосились, не держали. Уставился в стол, не моргая.

Тимка прикрыл лицо руками, плечи затряслись. Он плакал – тихо, сдавленно, стараясь не издавать звуков.

Фрол побледнел, губы задвигались беззвучно:

– Две… две сотни… – прохрипел он наконец. – За один гребаный день…

Маша стояла как вкопанная, глядя на серебро с открытым ртом. Нож выпал из руки, звякнул о пол.

Волк за моей спиной выдохнул тихо, с благоговением:

– Угрюмый… Угрюмый не поверит, когда расскажу…

Я дал тишине повисеть. Пусть осознают и почувствуют свою победу.

Потом заговорил – спокойно, деловито:

– Фрол.

Старый мельник вздрогнул, посмотрел на меня.

Я начал откладывать монеты – отсчитывал по одной, клал стопкой перед ним:

– Пятнадцать серебряных за муку. Хорошую муку, которая приехала вовремя. – Отложил три монеты. – И еще семь за работу сегодня. Ты месил тесто как мастер.

Отложил еще семь. Двадцать два серебряных лежали перед Фролом. Он молча протянул руку, взял монеты – пальцы дрожали. Сжал в кулаке. Кивнул, не находя слов.

– Маша, – продолжил я.

Мясничка подняла голову, встретила мой взгляд.

Я отсчитал двадцать семь серебряных:

– Двадцать за мясо. Лучшее мясо, какое я пробовал. И семь за работу – ты резала быстрее всех нас вместе взятых.

Протянул ей монеты. Маша взяла, сжала в кулаке так, что костяшки побелели:

– Спасибо, повар, – голос хриплый, низкий. – Спасибо, что веришь.

– Волк, – позвал я. Он шагнул ближе.

Я отсчитал двадцать серебряных:

– Семь тебе. Семь Гришке. – Протянул ему. – За помощь сегодня. За овощи, за дрова пять серебряных Угрюмому передай.

Волк взял монеты, спрятал за пазуху. Усмехнулся криво:

– Спасибо, Александр. Детишкам сладкого куплю.

Я посмотрел на оставшиеся деньги. Медленно обвел взглядом детей – Варю, Матвея, Тимку, Петьку, Антона, Стёпку, младших. Все смотрели на меня не дыша.

– Это наше, – сказал я тихо, но чтобы каждый слышал. – Прибыль, заработанная честным трудом. Нашими руками и потом.

Варя смотрела на монеты, губы шевелились беззвучно:

– Двести… серебряных… за один день… – прошептала она, словно не веря. – Это… это невозможно…

Матвей тяжело выдохнул, голова упала на руки:

– Я никогда… никогда не думал, что можно столько заработать… – голос дрожал.

Младшие дети молчали, смотрели на серебро как на чудо.

Я встал, выпрямился. Обвел всех взглядом – каждого, по очереди:

– Сегодня мы победили, – сказал я негромко, но твердо. – Мы показали Гильдии, что можем. Показали городу, что мы не нищие попрошайки. Не обманщики. Не воры.

Пауза. Все слушали, не дыша.

– Мы мастера, – продолжил я жестче. – И завтра мы это докажем снова.

Еще пауза.

– Но завтра битва будет еще сложнее, – предупредил я. – Гильдия не простит нам сегодняшнего дня. Они придумают что-то новое. Ударят сильнее.

Я выпрямился, посмотрел в глаза каждому:

– Отдыхать некогда. Пора наступать.

Все в комнате вытаращились на меня – глаза широкие, рты открыты.

Варя первой нашла голос:

– Наступать⁈ – выдохнула она. – Александр, ты… ты серьезно? Мы едва выжили сегодня! Еще чуть-чуть – и всё бы рухнуло!

Матвей кивнул, лицо бледное:

– Она права… мы на пределе… если завтра так же…

– Завтра будет по-другому, – оборвал я. – Завтра мы будем готовы.

Тишина.

Все смотрели на меня, словно я спятил.

Глава 8

Тишина затянулась. Все смотрели на меня – Варя сжимала край стола. Матвей облизнул пересохшие губы. Тимка моргал, не понимая. Дети замерли у очага. Фрол потер седую бороду. Маша скрестила руки на груди, мускулы напряглись. Волк с напарником стояли у двери, не шевелясь.

Варя первой отошла:

– Александр… какого черта ты несешь?

Я встал из-за стола. Ножки скрипнули по полу. Выпрямился, оглядел всех медленно, встречаясь взглядом с каждым.

– Сегодня мы победили. – Голос прозвучал ровно, без эмоций. – Заработали огромные деньги. Показали Гильдии, что можем драться.

Огонь в очаге затрещал. Искры взметнулись вверх.

– Но это только первый бой, а еще два дня. Завтра они уже будут готовы. У них уже будет план как бороться с нами.

Матвей нахмурился, провел рукой по лицу:

– Значит что? Готовимся держать удар?

– Нет. – Я покачал головой. – Оборона – это смерть. Медленная смерть.

Шагнул к столу, оперся костяшками о деревянную поверхность.

– Мы должны наступать.

Тимка моргнул:

– На… наступать? На Гильдию?

– Именно так. Мы должны быть на шаг впереди, – поправил я. – Сегодня мы были уличниками. Лепешки на бегу – схватил, съел, пошел дальше. Завтра мы должны немного, но видоизмениться, чтобы снова привлечь покупателей. Показать что-то новое. Ударить так, как они не ждут.

Я выпрямился, обвел взглядом комнату:

– Гильдия владеет павильонами. Люди могут сидеть, есть спокойно. Праздник. Комфорт.

Варя открыла рот, словно хотела что-то сказать, но остановилась. Провела рукой по волосам, которые прилипли ко лбу от пота и жара. Потом спросила тихо, с недоверием в голосе:

– Александр… ты серьезно? Ты хочешь чтобы и у нас люди сидели? На улице? Прямо на площади?

Я кивнул, обводя взглядом всех собравшихся. Дети у очага прижались друг к другу, слушали с широко распахнутыми глазами. Фрол сидел на лавке, сгорбившись. Старик устал.

– Именно это я и хочу сделать. Столы, стулья, посуда – все как в настоящем заведении. Завтра мы будем не просто уличными торговцами с жаровней. Мы станем местом, где люди смогут сесть и поесть по-человечески. Добавим немного лоска.

Фрол прищурился:

– Хорошо, допустим. А что подавать собираешься? Те же лепешки, только за столом?

– Лепешки останутся, – ответил я, чувствуя как адреналин все еще бежит по венам после сегодняшнего триумфа. – Огненные Языки и Пламенные Сердца – это наше оружие, но завтра мы добавим кое-что новое.

Пауза. Все замерли в ожидании. Где-то в углу один из младших детей шмыгнул носом. Огонь в очаге потрескивал, отбрасывая пляшущие тени на стены.

– Суп.

Молчание растянулось на несколько секунд. Матвей переглянулся с Тимкой. Варя нахмурилась.

Фрол почесал бороду сильнее:

– Суп? Ты правда хочешь варить суп на улице? В котелке над углями, как бродяги?

– Не в котелке, – поправил я, представляя картину в голове – дымящиеся миски, аромат бульона, лица довольных клиентов. – Я буду подавать его в мисках. Горячий мясной бульон, прозрачный как слеза, наваристый. С тонкой лапшой, кусками жареного мяса, половинкой вареного яйца, свежими овощами.

Маша фыркнула, скрестив мускулистые руки на груди:

– Суп он и есть суп, повар. Чем твой будет отличаться от того, что каждая бабка варит в своей избе?

Я посмотрел на нее жестко, не отводя взгляда:

– Всем. Абсолютно всем. Это не обычный суп с капустой и остатками вчерашнего мяса, а бульон, который нужно варить шесть часов на говяжьих костях с костным мозгом. Каждая составляющая готовится отдельно – лапша свежая, замешанная и нарезанная при клиенте. Мясо жареное на сильном огне до корочки. Яйцо вареное, чтобы желток был кремовым. Овощи бланшированные, хрустящие. А потом все это собирается в миске прямо перед глазами клиента.

Я повернулся к Варе, которая все еще выглядела сомневающейся:

– Огненные Языки – это еда на перекус. Схватил, откусил, пошел дальше. Суп – это представление. Зрелище. Праздник. Люди будут приходить просто посмотреть, как я собираю миску, как наливаю кипящий бульон, как поднимается пар. А когда попробуют…

Я сделал паузу для эффекта:

– Они больше никуда не пойдут. Им не захочется возвращаться к жареным гусям Гильдии.

Варя медленно кивнула, но сомнение все еще читалось в ее усталых глазах:

– Это звучит… очень сложно, Александр. Мы даже не знаем, с чего начать.

– Сложно, – согласился я, ощущая твердую уверенность внутри. – Именно поэтому никто другой такого не делает. Гильдия жарит своих гусей, кладет их на блюда и думает, что достигла вершины кулинарного мастерства. Мы покажем им и всему городу, что они ничего не понимают в настоящей еде.

Матвей нерешительно поднял руку, как ученик на уроке, желая задать вопрос учителю:

– Александр, а где мы возьмем все эти миски? Ложки? Столы со стульями? Это же…

Он не закончил. Дверь распахнулась с таким грохотом, что все вздрогнули. Холодный ночной воздух ворвался в теплую комнату, заставив свечи на столе яростно заколыхаться. Пламя в очаге отклонилось, бросив длинные тени.

Угрюмый переступил порог, и его широкие плечи почти полностью заполнили дверной проем. За ним, бесшумный как призрак, скользнул Волк. Угрюмый остановился, оглядел комнату. Его глаза – темные, жесткие – зацепились за груду серебряных и медных монет на столе. Губы тронула кривая усмешка, в которой читалось и уважение, и удивление:

– Половина города только о вас и трещит, – сказал он хриплым голосом, в котором звучала искренняя признательность. – Мой человек прибежал час назад, еле дышит, словно за ним стая псов гналась. Рассказывает байки про очереди длиной до самой городской стены.

Он шагнул к столу, тяжелые сапоги гулко стучали по деревянному полу. Провел толстым пальцем с ободранными костяшками по верхней стопке монет, и они тихо зазвенели:

– Поздравляю, Александр. Ты перевернул весь город с ног на голову. Гильдия, наверное, сейчас бьется в истерике.

Он оглядел собравшихся – Фрола на лавке, Машу у стены, детей, прижавшихся друг к другу у очага. Усмешка стала шире:

– Вижу, боевой штаб собрали. Планируете, как завтра окончательно Гильдию добить?

Я кивнул, встречая его взгляд:

– Ты пришел вовремя, Угрюмый. Как раз говорил о тебе.

Я пододвинул его долю к краю стола.

Угрюмый поднял одну бровь, на лице появилось выражение насмешливого любопытства:

– О? Льстишь мне, Александр? Это что-то новенькое.

– Нет, – ответил я спокойно, глядя ему прямо в глаза. – Просто констатирую факт. Мне нужны столы. Стулья. Миски. Ложки. Штук пятьдесят каждого. Можешь достать?

Угрюмый замер. Его лицо на мгновение окаменело, словно он не расслышал или не понял слова. Прошла секунда тишины. Потом еще одна. Наконец он медленно, с нарастающим недоумением в голосе спросил:

– Что… повтори?

– Столы, стулья, миски, ложки, – повторил я четко, отчеканивая каждое слово по слогам. – Завтра мы открываем трактир прямо на ярмарочной площади. Людям нужно где-то сидеть и из чего-то есть.

Угрюмый моргнул. Потом еще раз, словно пытаясь прогнать наваждение. Открыл рот, закрыл его снова. Выдохнул медленно, и с каждой секундой в его голосе нарастало раздражение:

– Повар. Ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь? Я контролирую всю Слободку. У меня тридцать человек под началом. Я бандит, а не проклятый краснодеревщик или торговец посудой!

– Знаю, – кивнул я спокойно, не отводя взгляда. – Прекрасно знаю, кто ты, но ты хочешь уничтожить Гильдию или нет?

Угрюмый сжал кулаки так сильно, что костяшки хрустнули:

– Конечно хочу! Я об этом мечтаю каждую ночь! Но какое, твою мать, отношение это имеет к столам и стульям⁈

– Самое прямое, – ответил я, и в моем голосе появилась сталь. – Без столов мы не сможем расширяться. А если не расширимся – нас просто задавят числом. Гильдия завтра притащит на площадь еще три павильона, еще десять поваров. Мы останемся с одной жаровней и лепешками.

Я шагнул ближе к нему. Угрюмый не отступил, но я видел, как напряглись мышцы на его шее:

– Сегодня мы показали городу, что можем драться. Завтра мы должны показать, что можем выигрывать. Для этого нужно постоянно бить на опережение. Всегда быть на шаг впереди противника.

Угрюмый смотрел на меня не мигая. Глаза сузились до щелочек, челюсть сжалась так, что желваки заходили под кожей. Он молчал долго, и в этом молчании чувствовалась угроза. Потом тихо, с явной угрозой в каждом слове:

– Ты правда думаешь, повар, что можешь просто так приказывать мне?

– Я не приказываю, – ответил я, держа его взгляд. – Я предлагаю сделку на равных. Ты хочешь уничтожить Гильдию – я тоже. Я даю тебе реальный шанс это сделать, но для победы мне нужна помощь.

Пауза повисла в воздухе. Огонь в очаге тихо потрескивал. Кто-то из детей в углу сглотнул так громко, что это было слышно через всю комнату.

– Столы, стулья, посуда, – продолжил я размеренно. – У тебя есть люди по всему городу. Есть связи на каждом рынке. Ты контролируешь половину торговли в Слободке. Найти мебель и посуду для тебя – плевое дело, если захочешь.

Угрюмый молчал. Лицо оставалось нечитаемым, но я видел работу мысли в его глазах.

Потом он медленно выдохнул – долго, с явным раздражением и усталостью:

– Допустим, найду. А кто, мать его, ее мыть будет? Миски, ложки – это же горы грязной посуды каждый чертов час!

– Твои люди, – сказал я без колебаний. – Волка поставь руководить. Он крепкий и рукастый парень.

Волк за спиной Угрюмого дернулся всем телом, словно его ударили:

– Эй, Александр, не борщи…

Ты сегодня очень нам помог, Волк. Без тебя и других нам бы пришлось тяжело. Так в чем проблема развить успех?

Угрюмый медленно обернулся к нему. Даже не сказал ни единого слова – просто посмотрел с таким выражением, что Волк мгновенно закрыл рот и отвел взгляд в пол.

Угрюмый повернулся обратно ко мне. Молчание затянулось. Я видел внутреннюю борьбу на его лице – гордость против расчета, авторитет против возможной выгоды.

Наконец протянул, медленно, сквозь стиснутые зубы:

– Ты берешь меня в оборот, повар. Понял? Меня и всех моих людей.

– Понял, – кивнул я. – Но у тебя есть выбор, Угрюмый. Либо ты помогаешь мне – и мы вместе топим Гильдию. Либо отказываешься. Я выиграю и без тебя. Найду выход, потому что всегда находил его. Только не пожалей потом, Игнат.

Тишина растянулась – долгая, тягучая, почти физически ощутимая.

Угрюмый стоял неподвижно, сжав челюсти. Смотрел на меня оценивающе, взвешивая каждое слово. Потом резко, со смесью ярости и обреченного понимания выдохнул:

– Твою мать, повар!

Он резко развернулся к Волку:

– Идем! Найдем столы, стулья, всю эту чертову посуду. К рассвету все должно стоять на площади, понял⁈

Волк кивнул молча, с явным облегчением на лице.

Угрюмый бросил на меня последний взгляд – тяжелый, полный невысказанных обещаний:

– Но если завтра проиграешь, повар – я тебе лично шею сверну. Голыми руками. Медленно.

– Медленно шею не сворачивают. Это неудобно, – ответил я спокойно, с абсолютной уверенностью. – Рассчитываю на вас.

Угрюмый развернулся и вышел. Дверь не хлопнула – он закрыл ее тихо, почти аккуратно, что было даже страшнее громкого хлопка. Волк бесшумно исчез за ним, как тень.

В комнате снова повисла тишина. Огонь в очаге громко затрещал, словно тоже выдохнул с облегчением.

Маша – мясничка тихо присвистнула, качая головой с явным восхищением:

– Ты только что заставил самого Угрюмого, криминального авторитета Слободки, таскать мебель и организовывать мойку посуды. Ну и жесток ты, повар. Зря я тебе угрожала, – это она добавила в шутку и улыбнулась широко.

Фрол усмехнулся, потирая седую бороду

– Смелый ты человек, Саша. Отчаянный, я бы сказал, но если бы таким не был, мы бы не победили сегодня.

Я повернулся к ним, чувствуя как усталость начинает наваливаться на плечи после всего напряжения:

– Иногда, Фрол, это одно и то же.

Я оглядел Варю, Матвея, Тимку. Они смотрели на меня широко распахнутыми глазами, в которых читались и страх, и восхищение, и полное непонимание того, что только что произошло.

А потом мы все засмеялись. Кто-то нервно, кто-то во весь голос, но смеялись все от души, выпуская нервное напряжение последних дней.

Я подождал, пока стихнет смех. Варя все еще улыбалась, но усталость читалась в каждой линии ее лица. Матвей потер глаза, Тимка зевнул, прикрывая рот ладонью. Дети у очага начали клевать носом.

Но останавливаться было нельзя.

Я повернулся к Маше. Она стояла у стены, скрестив руки на груди, на лице читалось любопытство смешанное с настороженностью:

– Маша, – сказал я прямо. – Завтра мне понадобится мясо. Много мяса. Но главное – кости.

Она подняла бровь:

– Кости? Сколько?

– Килограммов десять, – ответил я, представляя в голове огромный котел с кипящим бульоном. – Говяжьи. Лучше всего – суставы с костным мозгом, хребтовые кости, ребра. Чем больше соединительной ткани и мозга – тем лучше.

Маша прищурилась, явно прикидывая в уме:

– Это… много. У меня столько нет сейчас.

– Найдешь до утра? – спросил я жестко, не давая ей времени на раздумья.

Она помолчала, потом медленно кивнула:

– Найду. Есть пара мясников, которые мне должны. Могу выбить у них остатки после разделки туш. Кости обычно на бульон для нищих идут или собакам скармливают.

– Отлично, – кивнул я. – Плюс к костям – еще килограмма три мяса для готовки. Говядину, лучше бедро или грудинку. Что-то с жирком.

Маша усмехнулась:

– Ты меня не щадишь, повар. Всю ночь по городу бегать придется.

– Заплачу хорошо, – ответил я. – Как сегодня. С накруткой за срочность.

Она махнула рукой:

– Да ладно, не в деньгах дело. Мне просто интересно, что ты из этого всего сотворишь. – Она подошла ближе, глаза блеснули. – Этот твой суп… он правда настолько хорош?

– Увидишь сама, – сказал я. – К рассвету кости должны быть на месте. Привезешь?

– Привезу, – кивнула Маша. – Тележку одолжу и прямо домой к тебе привезу.

Она повернулась к двери, накинула платок на плечи:

– Пойду, пока совсем не стемнело. Нужно обойти всех своих людей.

– Спасибо, Маша, – сказал я.

Она обернулась на пороге, усмехнулась:

– Не благодари раньше времени. Посмотрим, что выйдет завтра.

Дверь закрылась за ней тихо.

Я повернулся к Фролу. Старик сидел на лавке, опершись спиной о стену, глаза полузакрыты. Выглядел измотанным – весь день месил тесто, таскал мешки, работал без передышки.

– Фрол, – позвал я.

Он открыл глаза, посмотрел на меня с усталой внимательностью:

– Слушаю, Саша.

– Мука, – сказал я. – Мне нужна мука для лапши. Много муки. Белая, мелкого помола. Самого высокого качества, какое у тебя есть.

Фрол почесал бороду:

– Сколько?

– Килограммов десять на первый раз, – прикинул я быстро в уме. – Может больше, если пойдет хорошо.

Старик присвистнул:

– Десять кило… это ж сколько мисок супа?

– Штук сто, если экономно, – ответил я. – Плюс Огненные Языки и Пламенные Сердца – на них тоже мука нужна.

Фрол медленно встал с лавки, потянулся – спина хрустнула:

– Мука есть. У меня на мельнице всегда запас держу на такие случаи. Привезу с утра пораньше, до рассвета. Мешков пять-шесть.

– Отлично, – кивнул я. – Только смотри, чтобы мука была свежая. Для лапши это критично.

Фрол усмехнулся:

– Учишь меня, мельника, про муку? Знаю я, какая нужна. Будет лучшая.

Он направился к двери, взял свой тулуп с крючка:

– Пойду, подготовлю мешки. Мне еще назад до мельницы тащиться, а это не близко.

– Спасибо, Фрол, – сказал я искренне.

Старик махнул рукой, не оборачиваясь:

– Не за что. Мы теперь одна команда, Саша. Гильдию валим вместе.