Текст книги "Шеф с системой. Битва на Ярмарке (СИ)"

Автор книги: Afael

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Дверь закрылась.

Я остался в комнате с Варей, Матвеем, Тимкой и детьми. Они смотрели на меня выжидательно – усталые, но все еще готовые работать.

Я подошел к столу, где лежали остатки муки в мешке. Высыпал немного на деревянную поверхность – белая горка осела, запылила.

– Варя, Матвей, Тимка, – позвал я. – Подойдите сюда. Сейчас я покажу вам, как делать лапшу.

Они подошли, встали вокруг стола. Лица внимательные, несмотря на усталость.

– Лапша, – начал я, зачерпывая муку и формируя в ней углубление, – это просто тесто, но не такое, как для лепешек. Оно должно быть плотнее, эластичнее, чтобы лапша не разваливалась в кипятке.

Я плеснул в углубление немного воды из кувшина. Добавил щепотку соли:

– Соль укрепляет структуру теста. Делает его более упругим.

Начал месить. Мука впитывала воду, тесто собиралось в ком. Я месил сильно, надавливая основанием ладони, переворачивая, снова надавливая.

– Месить нужно минут десять, – объяснил я, продолжая работать. – Пока тесто не станет гладким и упругим. Если прилипает к рукам – добавляете муки. Если слишком сухое – воды.

Варя наклонилась ближе, смотрела внимательно:

– Оно выглядит плотнее, чем для лепешек.

– Именно, – кивнул я. – Для лепешек нужно мягкое тесто, чтобы легко раскатывалось. Для лапши – жесткое, чтобы держало форму.

Я закончил месить. Тесто получилось гладким, желтоватым, блестящим. Скатал его в шар, положил на стол:

– Теперь тесто должно отдохнуть. Минут двадцать-тридцать. Накрываете влажной тряпкой, чтобы не засохло.

Я накрыл ком тряпкой, посмотрел на них:

– Пока оно отдыхает, готовите рабочее место. Стол чистый, посыпанный мукой. Скалка. Острый нож.

Матвей кивнул:

– Понятно, а дальше?

Я подождал минут десять для наглядности, потом открыл тряпку. Взял тесто – оно стало еще более гладким, податливым.

– Раскатываете, – сказал я, беря скалку. – Очень тонко.

Начал раскатывать. Скалка двигалась быстро, равномерно. Тесто растягивалось, становилось тоньше, шире. Через несколько минут на столе лежал тонкий пласт – почти как бумага.

– Вот так, – показал я. – Теперь посыпаете мукой с обеих сторон, чтобы не слиплось.

Посыпал обильно. Мука осела белым покровом на тесте.

– Теперь сворачиваете, – продолжил я, начиная сворачивать пласт в рулон. – Плотно, но не слишком.

Рулон получился аккуратным, ровным.

– И режете, – я взял острый нож. – Быстро, тонко, одной толщины.

Я резал быстро, ровно – полоски лапши падали одна за другой. Тонкие, как нитки, одинаковой ширины. Через минуту на столе лежала горка свежей лапши – бледно-желтая, припорошенная мукой.

Я выпрямился, посмотрел на них:

– Вот и все. Это просто. Главное – тесто должно быть правильной консистенции, раскатано тонко, нарезано ровно.

Варя протянула руку, осторожно взяла несколько нитей лапши:

– Она такая тонкая… Я боюсь, что порвется.

– Не порвется, если правильно месили, – заверил я. – Тесто крепкое. Попробуй сама.

Я подтолкнул к ней мешок с мукой:

– Делай прямо сейчас. Я посмотрю, поправлю, если что-то не так.

Варя неуверенно зачерпнула муку, высыпала на стол. Начала формировать углубление. Руки дрожали от усталости, но она старалась.

Я наблюдал, не вмешиваясь. Она плеснула воды, добавила соль, начала месить. Движения неуверенные, медленные.

– Сильнее, – подсказал я. – Не бойся. Давить нужно всем весом.

Она усилила нажим. Тесто начало собираться быстрее.

– Хорошо, – одобрил я. – Продолжай.

Матвей и Тимка смотрели, запоминая каждое движение. Через десять минут у Вари был готов ком теста.

– Отлично, – сказал я. – Теперь пусть отдохнет. Матвей, твоя очередь.

Матвей взялся за работу. Потом Тимка. Оба справились – не идеально, но достаточно хорошо.

К концу обучения все трое могли замесить тесто. Не так быстро, как я, но правильно.

– Завтра утром, – сказал я, глядя на них, – вы встанете до рассвета. Часа в четыре. Замесите тесто, раскатаете, нарежете. Нужно сделать килограммов пять-шесть лапши. Успеете?

Варя кивнула устало:

– Успеем. Если вместе – успеем.

– Хорошо, – я выпрямился. – Тогда спать. Всем. Прямо сейчас.

Дети у очага уже спали, свернувшись калачиками. Мы подняли их и отправили в свои кровати. Варя, Матвей и Тимка поплелись следом. Ну и я пошел спать. Нужно хорошо отдохнуть перед завтрашним днем.

Меня разбудил стук в дверь.

Я открыл глаза – в комнате было темно, только угли в очаге тлели тускло-красным.

Стук повторился – настойчивый, громкий.

Я поднялся с кровати, быстро оделся и открыл дверь.

На пороге стояла Маша.

Рассвет только начинался – небо на востоке серело, звезды гасли одна за другой. Маша выглядела измотанной – волосы растрепаны, на щеке след от подушки, но глаза горели.

– Привезла, – сказала она коротко, кивая на тележку за спиной.

Я вышел во двор. Холодный воздух ударил в лицо, разогнал остатки сна. На тележке лежал огромный сверток, туго перевязанный бечевкой. Пахло сырым мясом и кровью.

– Кости, – сказала Маша, развязывая бечевку. – Пятнадцать кило. Суставы, хребет, ребра. Все с мозгом, как просил.

Сверток раскрыли. Внутри – груда костей. Массивные говяжьи суставы, толстые куски хребта с позвонками, ребра с остатками мяса. Все свежее, розово-красное.

– Отлично, – кивнул я, оглядывая кости. – Это именно то, что нужно.

– Плюс три кило мяса, – Маша достала второй сверток поменьше. – Грудинка. С жирком, как ты хотел.

Я взял сверток, развернул. Мясо хорошее – темно-красное, с белыми прожилками жира.

– Ты молодец, Маша, – сказал я искренне. – Как тебе это удалось за одну ночь?

Она усмехнулась устало:

– Есть свои способы. Пришлось потрясти пару должников. Один мясник пытался отказать, но я ему напомнила, кому он должен.

Маша потерла лицо ладонями:

– Теперь моя очередь вопрос задать. Ты правда из этих костей что-то съедобное сделаешь?

– Увидишь, – ответил я. – К обеду попробуешь.

Она фыркнула:

– Ладно. Я пошла. Мне еще мясо на сегодняшний день готовить нужно. Если твой суп пойдет – придется резать еще.

– Пойдет, – заверил я. – Спасибо, Маша.

Она махнула рукой, развернулась и пошла прочь, таща пустую тележку. Скрип колес растворился в предрассветной тишине.

Я затащил свертки в дом. Дети еще спали, поэтому старался делать все тихо. Им еще тяжелее чем мне. Все же весь день работали.

А мне нужно было разжечь огонь и начать бульон. Подбросил в очаг сухих дров, раздул угли. Пламя вспыхнуло, потрескивая. Тепло начало расходиться по комнате.

Поставил над огнем самый большой котел, какой был – литров на двадцать. Налил воды почти до краев. Развернул сверток с костями. Отличные кости и рамен тоже будет превосходный. Я начал укладывать кости в котел. Они погружались в воду с тихим плеском, оседали на дно.

Когда все кости были в котле, вода поднялась почти до края. Теперь нужно было довести до кипения, снять пену, а потом варить на медленном огне шесть часов.

Я подбросил еще дров. Пламя разгорелось ярче, жарче. Вода в котле начала нагреваться – сначала появились мелкие пузырьки на дне, потом они поднимались все чаще.

Через полчаса вода закипела. Бурлила, пенилась. На поверхности поднималась серая пена – кровь, белок, мелкие частицы. Я взял большую ложку, начал снимать пену – медленно, тщательно, не оставляя ни одного сгустка.

Снимал минут десять, пока вода не стала чище. Пена все еще образовывалась, но уже меньше.

Теперь огонь нужно было убавить. Я немного разгреб угли. Кипение стало медленнее, спокойнее. Пузырьки поднимались лениво.

Идеально. Теперь долго варим. Бульон будет вариться шесть часов на медленном огне, отдавая в воду весь вкус костного мозга, жира, коллагена. К моменту выхода он станет густым, наваристым, золотистым.

Я выпрямился, вытер руки о тряпку. Процесс запущен. Теперь можно будить остальных.

Я поднялся на второй этаж, подошел к Варе, тронул за плечо:

– Варя. Вставай. Пора.

Она открыла глаза медленно, непонимающе. Потом сфокусировалась, вспомнила. Резко села:

– Который час?

– Начало пятого, – ответил я. – Нужно делать лапшу.

Варя кивнула, поднялась. Разбудила Матвея и Тимку. Они встали – сонные, помятые, но быстро пришли в себя.

– За работу, – сказал я. – Времени в обрез.

Они подошли к столу. Я выставил мешок с белой мукой, кувшин с водой, соль.

– Делаете как вчера показывал, – напомнил я. Варя зачерпнула муку, начала. Матвей и Тимка встали рядом, готовя свои порции.

Я наблюдал несколько минут, поправляя ошибки:

– Варя, добавь воды. Тесто суховато.

– Матвей, меси сильнее. Руками давить нужно, не гладить.

– Тимка, хорошо. Продолжай.

Они работали молча, сосредоточенно. Руки двигались быстрее, увереннее, чем вчера.

Я вернулся к котлу, проверил бульон. Кипел ровно, спокойно. На поверхности плавали капли жира – золотистые, блестящие. Запах начинал наполнять дом – глубокий, согревающий.

Рядышком я поставил вариться кашу, отрезал немного мяса и кинул на жаровню. Нужно сегодня плотно поесть всем перед работой.

Дверь снова скрипнула. Вошел Фрол, таща за собой два огромных мешка.

– Мука, – сказал он, опуская мешки у порога с глухим стуком. – Десять кило белой. Лучшей, какая у меня есть.

Он распрямился, потер поясницу:

– Еще три мешка на тележке оставил. Ржаной, для лепешек.

– Спасибо, Фрол, – сказал я. – Как раз вовремя.

Старик подошел к очагу, понюхал воздух. Прищурился:

– Это… бульон? Пахнет хорошо.

– Это основа супа, – ответил я. – Еще четыре часа варить.

Фрол присвистнул:

– Четыре часа… Терпеливый ты, Саша.

Он оглядел Варю, Матвея и Тимку за столом:

– Лапшу делают? Могу помочь.

– Помоги, – кивнул я. – Нам нужно килограммов шесть готовой лапши. Чем быстрее – тем лучше.

Фрол снял тулуп, засучил рукава, подошел к столу. Зачерпнул муку из мешка, начал месить свою порцию. Он на лету ухватил как делать правильно. Все таки знание материала сказывалось, а фрол его чувствовал интуитивно – опыт.

Теперь их было четверо. Работа пошла быстрее.

Я ходил между ними, проверяя, поправляя:

– Варя, отлично. Продолжай.

– Матвей, раскатывай тоньше. Видишь, как Фрол делает?

– Тимка, хорошо режешь. Ровно.

К семи утра на столе лежали горы свежей лапши – белая, припорошенная мукой, свернутая в аккуратные гнезда. Килограммов шесть. Достаточно на сотню порций супа.

Варя выпрямилась, потерла поясницу. Лицо усталое, но довольное:

– Готово.

– Молодцы, – сказал я. – Теперь отдыхаем. Будите детей, позавтракаем и через пару часов выходим на площадь.

Я подошел к очагу, проверил бульон. Варился уже три часа. Вода стала золотистой, почти янтарной. На поверхности плавали капли жира, переливающиеся в свете огня. Запах усилился – мясной, с легкой сладостью костного мозга.

Я взял ложку, зачерпнул немного бульона. Подул, попробовал.

Горячий. Насыщенный. Глубокий вкус говядины, с нотками костного мозга и жира. Но еще не готов. Нужно еще время, чтобы вкус стал еще глубже, бульон гуще, а потом можно и приправить.

Я накрыл котел крышкой, убавил огонь еще немного.

Пока бульон готовился мы с Матвеем и Тимкой сбегали на рынок. Купили еще овощей, хрена, чеснока и даже успели наготовить соус Ярости. Еще купили и отварили яиц для нашего супа.

К девяти утра бульон был готов.

Я снял котел с огня, процедил в другую емкость. Кости остались в тряпке – выбеленные, отдавшие весь вкус. Бульон стёк прозрачный, золотой.

Я попробовал еще раз. Вкус – концентрированный, глубокий, согревающий изнутри. Перелил бульон обратно в котел, накрыл крышкой.

Варя подошла, заглянула в котел:

– Это… то, из чего будет суп?

– Это основа, – кивнул я. – Самая важная часть. Без хорошего бульона суп не получится.

Она понюхала, глаза расширились:

– Пахнет… невероятно.

– Подожди, пока попробуешь готовый суп, – усмехнулся я.

Я оглядел комнату. Лапша готова. Бульон готов. Мясо от Маши лежит в свертке. Мука от Фрола в мешках. Дети проснулись, позавтракали.

Все готово.

– Собираемся, – скомандовал я. – Грузим все на тележку. Выходим через десять минут.

Все заработали, упаковывая лапшу и другие ингредиенты.

Фрол помог погрузить все на тележку:

– Тяжелая поклажа сегодня. Вчера легче было.

– Зато сегодня будет интереснее, – ответил я.

Через пятнадцать минут мы были готовы. Тележки загружены под завязку. Драконий Горн возвышался в центре, вокруг – корзины, мешки, котел с бульоном.

Я встал впереди, взялся за оглоблю:

– Пошли на площадь.

Мы двинулись через просыпающийся город. Небо на востоке розовело, улицы наполнялись бледным светом. Холодно, морозно, дыхание паром.

Я предвкушал второй день моего боя.

Глава 9

Еремей Захарович Белозёров сидел за массивным дубовым столом в своем кабинете и смотрел в окно. Рассвет окрашивал небо в бледно-розовые тона. Город просыпался – из труб поднимался дым, на улицах появлялись первые прохожие, торговцы тащили тележки к рынкам.

Это должно было быть обычное утро, но сегодня оно не было обычным, к сожалению.

Белозёров не спал всю ночь. Сидел в кабинете, обдумывая ситуацию. Перед ним на столе лежал лист бумаги – донесение от Кирилла Семеновича, управляющего павильоном «Золотой Гусь».

Он перечитал его в третий раз. Слова не изменились.

«Очередь в сто пятьдесят человек. Выручка около двух сотен серебряных за день. Павильон пуст. Клиенты ушли к нему. Весь город говорит только о нем.»

Белозёров медленно сложил лист, положил на стол. Пальцы сжались в кулак. Двести серебряных за один день.

Уличный торговец без поддержки, с кучкой нищих детей заработал столько, сколько его лучший павильон на ярмарке в прошлый год. Это было невозможно представить и все же – случилось.

Дверь кабинета распахнулась. Вошел Кирилл Семенович – лицо красное, глаза налиты кровью, одежда измята. Он явно не спал тоже.

– Еремей Захарович, – начал он хрипло, голос дрожал от ярости и усталости. – Я пришел, как вы велели.

Белозёров не повернулся. Продолжал смотреть в окно:

– Садись, Кирилл.

Управляющий опустился на стул напротив стола. Руки дрожали – он сжал их вместе, чтобы скрыть.

Белозёров медленно повернулся к нему. Окинул бесстрастным взглядом:

– Расскажи мне еще раз подробно. Что произошло вчера.

Кирилл сглотнул, кивнул:

– Они появились утром. Поставили жаровню на колесах прямо напротив нашего павильона. Начали готовить… лепешки с начинкой. Огненные Языки называли. Три медяка за штуку.

Он провел рукой по лицу:

– Сначала никто не покупал. Люди боялись – вы же слухи распустили про тухлое мясо, но потом… один ремесленник попробовал и сказал, что вкусно. Очень вкусно. Ну и народ к нему пошел…

Кирилл сжал кулаки:

– А потом появились те трое. Богатые. Купеческие сынки или мелкие дворяне. Они попробовали другое блюдо – Пламенное Сердце, с мясом и начали кричать на всю площадь, что это лучшая еда, какую они ели.

Он замолчал, тяжело дыша.

– Продолжай, – приказал Белозёров ровным голосом.

– После этого толпа… – продолжил Кирилл горько. – Все побежали к ним. Очередь все росла и росла, словно народ к нему со всей площади сбегался. Они покупали по две, по три штуки.

Он поднял взгляд на Белозёрова:

– А наш павильон опустел, потому что запах от этой его дешевки был такой, что даже мне захотелось попробовать, чего уж скрывать. А потом мой павильон будто невидимым стал. Все подходили к этой толпе, интересовались, покупали.

Повисла тишина.

Белозёров смотрел на Кирилла долго, не мигая. Потом медленно, очень медленно выдохнул:

– Двести серебряных.

– Да, – подтвердил Кирилл. – Мой человек подсчитывал их прибыль на всякий случай. Может что и пропустил, но, в целом, сильно не ошибся.

Белозёров встал из-за стола. Подошел к окну, оперся руками о подоконник. Смотрел на город, который просыпался под утренним солнцем.

– Кто он? – спросил Кирилл семенович. – Этот повар. Откуда он взялся?

Белозеров пожал плечами:

– Никто не знает. Появился месяц назад. Купил дом в Слободке. Пирожками начал торговать. Интересную схему для продажи придумал. Стал расширяться быстро. Мы прикрыли его по обычной процедуре. Ты это и так знаешь. Потом он готовился идти на ярмарку, я отправил стражу, они отобрали у него продукты и телегу с жаровней, но он все равно пришел.

Белозёров повернулся, посмотрел на Кирилла:

– Ты видел, как он готовит?

– Видел, – кивнул управляющий. – Он… мастер, Еремей Захарович. Настоящий мастер. Руки двигаются так быстро, что не уследить. Нож мелькает. Огонь вспыхивает. Он подбрасывает сковороды одновременно двумя руками. Это настоящее представление.

Кирилл вздохнул:

– Люди приходили не только за едой. Они приходили смотреть на него, словно на ярмарачного музыканта или фокусника.

Белозёров медленно кивнул. Вернулся к столу, сел. Пальцы сложил домиком, подпер подбородок.

– Сегодня второй день ярмарки, – сказал он размеренно. – Он вернется. Снова поставит свою жаровню и будет готовить.

– Да, – подтвердил Кирилл. – Наверняка.

– И если мы ничего не сделаем, – продолжил Белозёров, – он повторит вчерашний успех. Может заработает еще больше, а мы потеряем лицо окончательно.

Он поднял взгляд на Кирилла:

– Гильдия не может позволить себе проиграть уличному торговцу. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Кирилл.

Белозёров встал, прошелся по кабинету. Руки за спиной, голова слегка наклонена – он думал.

Наконец остановился, повернулся:

– Мы испольуем все ресурсы и закроем его. Для начала попробуем надавить через власть.

Кирилл поднял бровь:

– Через власть?

– Именно, – кивнул Белозёров. – Он занял место на площади без нашего разрешения. Это самозахват.

– Но разве законом не разрешено торговать в любом месте на ярмарке? – спросил Кирилл Семенович.

– Разрешено, но кто помнит об этом законе? – Белозеров тонко улыбнулся. – Много лет гильдия регулирует торговые места на ярмарке. Так будет и впредь.

Он подошел к столу, взял колокольчик, позвонил. Дверь открылась – вошел слуга, поклонился.

– Позови Семена Петровича, – приказал Белозёров. – Немедленно.

Слуга кивнул, исчез.

Кирилл нахмурился:

– Скворцов? Помощник городского управляющего?

– Он самый, – подтвердил Белозёров, возвращаясь на свое место. – Семен Петрович отвечает за соблюдение порядка торговли в городе. Формально у него нет власти на ярмарке – это нейтральная территория. Но…

Он усмехнулся холодно:

– Он может создать видимость законности. Придет с парой стражников, предъявит обвинения, потребует убрать точку.

Кирилл медленно улыбнулся:

– Понял. Давление через закон.

– Именно, – кивнул Белозёров. – Мы не можем прямо запретить ему торговать – ярмарка открыта для всех, но можем заставить его оправдываться, тратить время, нервничать. Пока он разбирается с чиновником – клиенты уйдут. Потеряют интерес.

Через некоторое время дверь снова открылась. Вошел мужчина лет пятидесяти – худой, с длинным носом и грустными глазами. Одет в добротный кафтан темно-коричневого цвета, на поясе – кожаная сумка с печатями и бумагами. Семен Петрович Скворцов, помощник городского управляющего.

Он поклонился Белозёрову:

– Еремей Захарович. Вы звали меня?

– Садись, Семен, – Белозёров указал на свободный стул.

Скворцов сел, положил руки на колени. Лицо внимательное, настороженное.

Белозёров не стал тратить время на любезности:

– На ярмарке появился незаконный торговец. Занял место без разрешения, без согласования с Гильдией. Мешает проходу, создает беспорядок.

Скворцов кивнул медленно:

– Слышал об этом. Весь город говорит. Повар какой-то с жаровней.

– Именно он, – подтвердил Белозёров. – Мне нужно, чтобы ты разобрался с этим сегодня.

Скворцов прищурился:

– Разобрался… как именно?

Белозёров наклонился вперед, голос стал тише, жестче:

– Приди на площадь. Возьми с собой двух-трех стражников. Предъяви обвинения – самозахват места, несогласованность с Гильдией, блокировка прохода. Потребуй убрать лавку немедленно. Если откажется – арест.

Скворцов молчал несколько секунд. Потом проговорил медленно:

– Еремей Захарович… формально я не имею власти на ярмарке. Это территория городского совета, а не управляющего.

– Знаю, – кивнул Белозёров. – Но ты можешь создать видимость. Прийти, пригрозить, надавить. Этого достаточно. Мне не нужно его арестовывать. Мне нужно, чтобы он потерял время, нервничал, а толпа увидела, что у него проблемы с законом.

Он достал из ящика стола кошелек, бросил на стол перед Скворцовым. Кошелек тяжело упал, звякнул:

– Двадцать серебряных. Сейчас. Еще двадцать – когда закончишь.

Скворцов посмотрел на кошелек. Облизнул губы. Взял, спрятал во внутренний карман кафтана:

– Хорошо. Скоро буду на площади.

– С стражниками, – напомнил Белозёров. – Двое-трое. Чтобы выглядело серьезно.

– Будут, – кивнул Скворцов.

Он встал, поклонился и вышел.

Кирилл смотрел на дверь, потом на Белозёрова:

– Думаете, сработает?

Белозёров откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди:

– Не знаю, но попытаться стоит. Этот повар слишком опасен, чтобы оставлять его в покое.

Он посмотрел в окно – солнце поднималось выше, заливая город золотым светом:

– Разумеется, это будет не единственный удар. Было бы слишком недальновидно оставлять такого живучего жука на одного Скворцова.

* * *

Мы добрались до площади, когда солнце только поднималось над крышами. Утренний холод еще не отступил – дыхание превращалось в пар, пальцы мерзли даже сквозь перчатки.

Площадь была почти пустой. Несколько ранних торговцев разворачивали свои лотки, музыканты на помосте настраивали инструменты. Павильоны Гильдии стояли закрытые – еще час до открытия.

Но наше место…

Я остановился, глядя на пятачок напротив «Золотого Гуся».

Там стояли столы. Пять длинных деревянных столов, грубо сколоченных, но на вид крепких. Вокруг каждого длинные лавки. Итого мест на тридцать, может больше.

У края нашего пятачка высилась гора – ящики с мисками, связки ложек, стопки тряпок для протирки. Рядом стояли два больших бочонка с водой для мытья посуды.

И Угрюмый.

Он сидел на одном из столов, скрестив руки на груди, и смотрел на нас с усталой усмешкой. Рядом стоял Волк с еще пятью парнями из их банды – все с красными глазами, явно не спавшие.

Я подкатил тележку ближе. Остановился перед Угрюмым.

Варя ахнула за моей спиной:

– Боже… столы… откуда⁈

Угрюмый спрыгнул со стола, потянулся – спина хрустнула:

– Откуда, откуда… Всю гребаную ночь по городу мотались! – Он зевнул широко, не прикрывая рот. – Столы позаимствовали у трактирщика на Речной – тот мне должен по старой дружбе, так что не жалко ему. Лавки выбили у плотника Кузьмича.

Волк подал голос, потирая затылок:

– А миски с ложками – это вообще целая история была. По всей Слободке собирали у гончаров и не только. Несколько харчевен шефу должны, вот и поделились, так сказать.

Второй парень хмыкнул:

– Старуха Марфа из «Кружки» сковородкой огрела.

Угрюмый махнул рукой:

– Да ладно, потом вернем.

Я обошел столы, проверяя крепость. Качнул один – устойчивый, не шатается.

– Хорошая работа, Игнат. Это дело. С такими столами можно наступать.

Угрюмый фыркнул, но я заметил довольную усмешку:

– Не привык, чтоб меня за мебель хвалили, повар. Обычно за другие дела.

Он повернулся к Волку, ткнул пальцем в бочонки:

– Ну давай, показывай что придумал, а то я спать хочу уже.

Волк подошел к бочонкам, указал на деревянное корыто рядом:

– Смотри, Александр. Я тут вот что придумал придумал. Грязные миски складываем вот сюда, – он ткнул носком сапога в пустой ящик. – Один моет в корыте, второй вытирает тряпкой, третий чистые относит обратно. Воду для бочонков подогревать будем немного на жаровне, – он указал на небольшую жаровню, похожую на мою печку.

Волк почесал бороду:

– А то я прикинул – если каждый сам за собой мыть будет, мы через час в посуде утонем по уши.

Матвей присвистнул:

– Ничего себе. Ты реально думал об этом?

Волк обиделся:

– Чё, я дурак что ли? Я тоже башкой соображаю!

Я хлопнул его по плечу:

– Молодец, Волк. Правильно придумал. Справишься с мойкой?

Он выпрямился, гордо:

– Да я хоть сто мисок в час перемою! У меня еще вон Гришка с Лёхой помогать будут, – кивнул на двух парней. – Втроем вообще легко. А Пашка с Витькой вам в помощь. На разнос или еще куда.

Угрюмый подошел ближе, понизил голос так, что только я слышал:

– Слушай, я тут еще законника поискал. Думается мне, что могут они попробовать тебя прижать.

Я насторожился:

– Нашел?

– Нашел, – кивнул Угрюмый, оглядываясь по сторонам. – Григорий Федорович Ломов. Капитан городской стражи. Двадцать лет служит, честный как… как, – он не смог подобрать подходящее сравнение и цыкнул недовольно. – Короче честный. Гильдию ненавидит так, что аж трясется когда про них слышит.

– И почему же? – спросил я тихо.

Угрюмый сплюнул в сторону:

– Пять лет назад его брат пекарню открыл. Хорошую пекарню, народ очередями стоял. Гильдия, естественно, прибежала – давай, мол, к нам входи, взносы плати, цены наши ставь. Брат послал их… ну, ты понял куда.

Он сжал кулаки:

– Через месяц пекарня сгорела. Ночью. Официально – свеча упала, случайность. Только все знают чья это работа.

– И что с братом? – спросил я.

– Спился, – коротко ответил Угрюмый. – За год спился в говно. Ломов его хоронил. С тех пор точит зуб на гильдию, да только что он сделает? Гильдию просто так не подвинуть. Я до сих пор не уверен чем твое предприятие закончится.

– Где Ломов сейчас?

– Дома. Я к нему с утра гонца послал, сказал – тебе капитан нужен срочно. Он придет к полудню, сказал ждать сигнала, – Угрюмый усмехнулся. – Когда я ему объяснил кого ты гнобишь, он аж расцвел. Говорит – это мой долг.

Я выдохнул с облегчением:

– Спасибо, Игнат. Серьезно выручил.

Он пожал плечами:

– Да ладно тебе. Мне самому интересно, как ты их сегодня по башке стукнешь.

Угрюмый зевнул снова, потер лицо ладонями:

– Все, повар, я валю. Спать надо, а то на ногах засну. Волк с пацанами остаются, будут твоими посудомойками.

Он махнул Быку и еще одному громиле рукой:

– Пошли, мужики. Дела еще есть.

Они ушли, тяжело ступая. Волк остался, начал проверять корыто, плескать водой.

Я повернулся к команде. Варя, Матвей, Тимка, Петька, Антон, Стёпка – все стояли вокруг тележки, смотрели на меня выжидательно.

– Ну что, герои вчерашнего дня, – сказал я с усмешкой. – Разгружаемся. Быстро. Времени мало.

Они кинулись к работе как угорелые.

Матвей с Тимкой схватились за телегу с горном, принялись устанавливать подпирать колеса, чтобы не шаталась:

– Тяжелая зараза! – выдохнул Матвей.

– Терпи! – огрызнулся Тимка. – Давай, еще немного!

Я сразу начал разжигать – щепки, искра, пламя вспыхнуло.

Варя с Петькой тащили корзины с лапшой:

– Осторожно! – шикнула Варя. – Не перетряси, а то слипнется!

– Не трясу я! – обиделся Петька.

Антон и Стёпка вынесли котел с бульоном – тяжеленный, еле вдвоем несли, да я бросился помогать:

– Мать его… – прохрипел Стёпка. – Куда ставить?

– На стол! – крикнул я. – Осторожно, не расплескай!

Они опустили котел с глухим стуком. Я открыл крышку – бульон золотистый, ароматный, пар поднялся.

Варя подошла, понюхала:

– Ох… это пахнет так, что есть хочется сразу.

Матвей подтащил мешки с мукой:

– Куда их?

– Слева от печи! – указал я. – И корзины с овощами туда же!

Тимка разложил инструменты – ножи, доски, скалки. Все быстро, четко, без лишних слов. Через десять минут все было готово.

Я выпрямился, оглядел рабочее пространство. Драконий Горн гудел, разогреваясь. Столы на местах. Припасы разложены.

– Слушайте сюда! – крикнул я, собирая всех вокруг. – Сегодня у нас не просто повтор вчерашнего. У нас новое меню.

Все насторожились.

– Огненные Языки и Пламенные Сердца остаются, – продолжил я. – Но добавляем суп. Горячий мясной суп с лапшой в мисках. Цена – десять медяков.

Варя ахнула:

– Десять⁈ Это ж… это дороже Пламенного Сердца!

– И он этого стоит, – ответил я жестко. – Поверьте мне.

Тимка неуверенно поднял руку:

– А… а люди купят? За десять медяков? Это действительно многовато…

– Купят, – уверенно сказал я. – Когда попробуют – еще добавки попросят.

Я начал распределять роли быстро, четко:

– Варя, Петька – тесто и лепешки. Вы вчера доказали что можете. Сегодня так же.

Варя кивнула решительно:

– Справимся!

– Матвей, Тимка – нарезка. Овощи, мясо, тонко и быстро. Плюс огонь – следите чтобы не гас, подбрасывайте дрова.

– Понял! – Матвей стукнул кулаком в ладонь.

– Стёпка – лепешки раздаешь, как вчера. Антон – собираешь супы. я покажу как. – Парни, – обратился я к мужикам Угрюмого. – На вас посильная помощь. Суп отнести, передать что-нибудь. В общем, наготове будьте.

Посмотрел на них всех:

– Вопросы есть?

Молчание.

– Тогда по местам! – крикнул я. – Через полчаса открываемся, а Гильдия пусть смотрит и плачет!

Они разбежались по позициям с воодушевленными лицами.

Я подошел к Драконьему Горну, поставил сковороды на решетку. Чугун начал нагреваться, потрескивая. Оглянулся на площадь.

Она наполнялась жизнью. Торговцы открывали лотки, зазывали покупателей громкими голосами. Музыканты заиграли веселую мелодию. Запахи еды смешивались – жареное мясо, свежий хлеб, пряности.

Павильоны Гильдии распахнули двери. «Золотой Гусь» напротив ожил – под навесом засуетились повара в белых фартуках, жаровни задымились.

Кирилл Семенович вышел из павильона. Остановился, скрестил руки на груди, посмотрел на нас. Лицо каменное, в глазах – плохо скрытое раздражение.

Я встретил его взгляд спокойно. Не отвел. Держал не моргая.

Кирилл первым отвернулся и скрылся внутри павильона.

Я усмехнулся, повернулся к команде:

– Начинаем, ребята. Покажем им день второй!

* * *

Площадь заполнялась народом. Толпа росла с каждой минутой – сотни людей гуляли между лотками, рассматривали товары, торговались, смеялись. Смотрели представления, участвовали в конкурсах. Дети бегали, музыканты играли, запахи еды смешивались в аромат праздника.

Я стоял у Драконьего Горна, проверяя сковороды. Раскалены, готовы. Варя раскатывала тесто, Матвей резал овощи. Все на позициях. Я с Тимкой и Матвеем отварили лапшу, Яйца, подготовили морковь.

– Александр! – позвал Стёпка. – Смотри!

Я обернулся. К нашей точке уже подходили первые люди – десяток человек, потом еще, еще. Они останавливались, смотрели на столы с любопытством.

– Что это? Вчера столов не было!

– Они теперь как настоящий трактир!

– Смотрите, миски! Они что, суп будут варить?

Толпа собиралась, но пока не покупала. Ждали. Помнили вчерашний успех, но осторожничали.

Я взял горсть нарезанной репы, бросил на сковороду. Ш-Ш-Ш-ШШШШ! Шипение взорвалось громом. Жир вскипел, репа задымилась. Вспышка огня из топки.

Толпа ахнула, подалась вперед.

– Началось! – крикнул кто-то.

Я жарил не останавливаясь – овощи, мясо, лепешки. Варя подавала тесто, Матвей резал. Стёпка принимал готовые Огненные Языки и Пламенные Сердца.

Очередь начала формироваться. Десять человек. Двадцать.

– Огненный Язык! Три медяка!

– Пламенное Сердце! Шесть медяков!

Монеты звенели. Люди хватали лепешки, ели прямо на месте, уходили довольные. Я ждал момента, чтобы представить новинку.