Текст книги "Империя статуй (СИ)"

Автор книги: Ad Astra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 24

Свой облик ты проявишь в страхе,

Когда окажешься на плахе.

Когда заблудишься в глуши,

Покажешь истину души.

И человек устроен так,

Что честен, если в сердце мрак.

Автор неизвестен

Большие копыта вороного слейпнира отбрасывали в стороны комья рыхлой земли, унося в неизведанное и пугающее будущее. Шумное дыхание, теплая блестящая в лучах шкура, жесткая грива, пахнущая травами, – все это не пробуждало внутри азартный огонек от предстоящего путешествия, а проникало в глубины сознания, навсегда связывая поездку верхом с ожиданием горя. Маленькое и беззащитное тело Айварса, крепко привязанного ко мне платками, приятно согревало грудь, даруя некое чувство бесстрашия, но смешиваясь со страхом, оно лишь путало мысли, бешено мечущиеся от героизма до оправданной трусливости. Я отчетливо слышала биение своего сердца, учащающееся с каждой минутой все больше, и вздрагивала, должно быть, каждый раз, как Лагерта, сидящая позади, оборачивалась назад.

Используя магию, фея заметала следы, но это нисколько не придавало уверенности, что была нещадно выдвинута из души тревогой. Если кто-нибудь из дорогих мне созданий погибнет, смогу ли я жить спокойно с этим терзающим воспоминанием? Удивительно…Я готова обратить целый народ в камень, но принять смерть нескольких личностей, с которыми даже не связана кровью, не могу. Что ж, если подумать, я всегда действовала эгоистично, пытаясь вцепиться за брошенный жизнью канат, и лишь недавно научилась жить не только ради себя…

С южной стороны высоко в небо устремилась тонкая алая полоса сигнального огня. Тая на глазах она будто бы уносила с собой последний тусклый блеск в испуганных глазах, безжалостно разрушая четкий план. Не было более рассуждений о жизни, как не было вопросов о смерти – лишь шум в ушах, да пульсирующие виски, вторящие стуку восьмерых копыт. Ловко вытянув ручку из кокона платков, Айварс сжал в кулачке прядь моих волос, очаровательно и беззаботно улыбнувшись. Первые слоги смазано срывались с его пухлых губ, и, слушая их, я едва сдерживала выступающие на глазах слезы.

Мы долго мчались вперед, и уставший конь с каждым часом сбавлял быстрый темп, пока и вовсе не перешел на шаг, игнорируя команды. Остановившись к полудню на небольшой поляне, слейпнир упал на землю, не в силах даже ущипнуть растущую повсюду изумрудную зелень. Положив на его шею руку, Лагерта заботливо погладила коня у загривка:

– Ты молодец…

Присев на камень, я взглянула на юг, где на голубом небесном полотне медленно плыли перистые облака. Фиолетовые бабочки лениво перелетали от одного яркого бутона к другому, и длинные травинки приятно щекотали лодыжки, показавшиеся из-за подола. Ходить на ногах было привычно – настолько просто, что истинное обличие не казалось таким уж подлинным. Мне захотелось снять обувь и прикоснуться голой стопой к шелковистой мягкой траве, но, покормив Айварса, мы вновь тронулись в путь, оставив коня лежать на поляне…

– Рэнгволд дал нам самого быстроногого слейпнира, – произнесла Лагерта, аккуратно огибая поваленный ствол дерева, – благодаря этому мы сумели оторваться. Мне совестно, что коня пришлось загнать, но этим он спас нас…

– Не говори так, словно всё уже случилось.

– Вам нужно быть более оптимистичной, – грустно улыбнулась фея, – через два дня мы будем в Каменном Замке.

– Я выдохну только тогда, когда там окажусь и увижу остальных…

– Вы ведь видели сигнальный огонь…

Я ничего не ответила, попытавшись сфокусироваться на лесе и призвать к себе змей, но, сколько бы я ни пыталась, на мой зов так никто и не откликнулся. Могла ли я поверить, что в месте, находящимся рядом с брошенным домом первой Горгоны, не живут подчиняющиеся мне пресмыкающиеся? Безусловно, нет…

Наш путь не был тернистым из-за тонкой протоптанной дорожки, а благодаря выработанной выносливости мы редко делали привалы, останавливаясь исключительно для того, чтобы позаботиться об Айварсе. Изредка Лагерта припадала к земле, чтобы убедиться в отсутствии поблизости врагов, но даже так шли мы быстро, пересекая открытые участки бегом. С наступлением темноты, лишенной лунного света, нам пришлось остановиться – без света продвигаться вперед было невозможно, а использовать факелы не позволял страх, кусающий сознание при каждом шорохе. Ночь рисовала из силуэтов подозрительные фигуры, а редкие светлячки, казавшиеся прежде столь прекрасными, лишь придавали корягам и камням ожившие черты. Так и не сумев заснуть, мы продолжили путь, едва рассвело, выйдя к небольшому источнику, чтобы наполнить фляги.

– Лагерта…

– Да, Госпожа?

– Скажи, – спросила я, вглядываясь в миловидное лицо, что по людским меркам портили только неестественно яркие глаза, – ты когда-нибудь сожалела о том, что осталась рядом со мной?

Ответив мне долгим изучающим взглядом, Лагерта склонилась к источнику, омывая лицо прохладной водой. Соскользнув с плеча, её длинная коса упала в озеро, испугав маленьких рыбок.

– Да, – ответила фея честно, – но в то мгновение я винила не вас. И не себя. А судьбу, давшую мне выбор между смертью и жизнью в страхе. Вы – мое спасение, Госпожа, но даже так порой я думаю о том, что было бы, сложись моя жизнь иначе. Если бы я не осталась сиротой, смогла бы я жить счастливо? Если бы не сбежала из сожженной деревни, а попыталась отыскать выживших…Все эти «если бы» удручают меня и терзают, как жестокие воспоминания. Но я уверена – все, что произошло, было неслучайно. Просто…наше долго и счастливо ещё не наступило.

Грустная улыбка вновь тронула её губы, и я благодарно опустила на хрупкое плечо свою руку, негласно благодаря за честность.

– Не будь тебя в моей жизни, я бы наверняка состояла сплошь из фобий…

– Ох, ну, что же вы такое говорите!

– Когда я впервые увидела тебя на пороге Храма, то вдруг подумала о том, что смотрю на себя саму…Маленькая, грязная, брошенная в омут одиночества…

– Поэтому вы тогда позволили мне остаться рядом?

– Наверное…Я рада, что сделала правильный выбор. Живя в темноте, ты сохранила искренность, честность и верность. Спасибо тебе за все, Лагерта.

Зеленых глаз феи тронул мокрый блеск. Повернувшись ко мне и шмыгнув носом, она склонила голову, а после, замерев на мгновение, вновь припала к земле, запуская пальцы в пучки растущих рядом трав. Подняв голову к хмурому небу, я подумала о первоначальном плане, согласно которому наги и Йоргаф должны были достигнуть Каменного Замка на день позже нас самих. Сильные воины, талантливые маги – все они прикрывали друг друга, давая нам возможность уйти, но сигнал, пущенный в воздух вчерашним утром, подобно искре вспыхивал перед глазами вновь и вновь.

– Госпожа! – испуганно вскрикнула Лагерта, вскакивая на ноги. – Уходите скорее!

– Что случилось?

– Шаги…Я слышу их в восьми километрах отсюда!

– Н-но…

– Должно быть, они шли всю ночь за нами. Прошу вас, бегите скорее!

– А как же ты?

– Лес – мой дом. Я задержу их настолько, насколько смогу. Ох, прошу, не дрожите, я клянусь, что вернусь к вам живой!

Ухнувшее вниз сердце не вернулось на место, будто бы перестав биться и растворившись без остатка. Повинуясь инстинктам, подавившим рациональное мышление, я лишь смотрела в спину убегающей феи, крепче затягивая узлы платков. Тяжелая намокшая коса оставляла на зеленой ткани темные пятна воды, показавшиеся мне проступающей кровью, и, встав против воли на ноги, я побежала прочь, что есть сил, успокаивая себя громогласными словами, брошенными феей на прощание.

Прижимая к груди Айварса, я мчалась вперед, не замечая ни бьющих лица веток, ни острых сучьев, царапающих плоть. Чувство всепоглощающего ужаса заглушало боль и усталость, окутывая истощенное тело сильным жаром. Отпустив узду хладнокровия, я беспрекословно поддалась тем природным приказам, что существовали задолго до появления первого общества. Но испуганный разум играл с душой злые шутки, воспроизводя события, в которых прежде побывал – совсем скоро мне начали мерещиться горные массивы, по которым я ползла прочь, оплакивая отца. До боли знакомое, отравляющее чувство загнанной дичи, что всю жизнь только пряталась в попытках выжить. Не будь рядом со мной Айварса, я наверняка бы сошла с ума…

Стопы горели, словно бы весь путь я прошла по горящим углям, а легкие чудились надутым до предела шаром, готовым лопнуть в любую секунду. Сумерки коснулись леса, и я, задыхаясь, упала на спину, дыша так громко и так хрипло, что среди царства ночных звуков это могло бы показаться приемлемой мелодией уставшего хищника. Силы, прежде переполнявшие тело, покинули его также внезапно, как и наполнили, оставив после лишь ватные слабые ноги и изнывающие мышцы. Грудь разрывало от наполняющего огня, и хнычущий малыш, просящий ласки и заботы, не мог получить ничего. Я даже не могла опустить руку на его голову, поскольку не чувствовала конечностей…

Звезды казались слишком яркими, плач Айварса – слишком громким. Лежа на спине, я дрожала вместе с едва заметной вибрацией от прохладной земли. Скатившись по вискам и впитавшись в волосы, они оставили мокрые дорожки, что под дуновением ветра остудили кожу. Это было невыносимо. Тщетно – какое ужасное слово. Стоит только его произнести, как безысходность охватит тело подобно ветру, несущему в небеса воздушного змея. Даже зная о смерти, мнущейся на пороге уж несколько сотен лет, даже пытаясь наслаждаться каждым прожитым днем, я так ничего и не успела. Не отплатила близким созданиям за доброту, не покаталась на лодке, слушая мелодии уличных музыкантов, не посетила ателье мисс Уолли, столь часто присылающей мне приглашения. Я так и не устроила пикника под летним ярким солнцем, не побывала в театре и даже не успела посмотреть на пристань с огромными кораблями, мерно покачивающимися среди брани моряков и иностранных товаров. Но не от этого беззвучно текли слезы, а от того, что я так и не успела показать Айварсу этот мир – мир, что был одновременно ужасным и прекрасным. Мир, в котором должно было быть место для каждого…До дрожи страшно. Пытаясь лезть из кожи вон, за собственные старания я не получила ничего…Ничего…

Нельзя противостоять миру в одиночку. Нельзя противостоять ему и вшестером. Все кончено. Преследующие нас воины, скоро будут здесь, и я присоединюсь к тем, кто пытался наказать нагов за их грехи. К тем, кто встал на мою сторону впервые за сотни лет…

– Слышишь меня?

Что-то слишком яркое возникло перед глазами, вынудив поморщиться, и, сморгнув слезы, я взглянула на мерцающий в темноте силуэт, что по мере приближения тускнел и очерчивался строгой неестественной линией. Опустив глаза на шрам, уродующим тонкую белую шею, я, наконец, признала в бесплотной фигуре черноволосую девушку, что приветливо махала мне рукой в Кузне. Вновь Горгона, что не могла найти покоя из-за лежавшей на алом бархате отрубленной головы…Быть может, в этот раз она пришла не для того, чтобы дать совет, а для того, чтобы проводить…

– Слышу, – хрипло ответила я, едва шевеля губами. – Я уже умерла?

– Пока нет.

От слишком яркого света глаза начали болеть, и я закрыла веки. Не упокоенные души, являющиеся взору, не могли не оставить следа даже в самой скептической и черствой натуре. Открывая тайны и помогая, они низвергали разум в бездну ужаса, одним своим видом напоминая о смерти.

– Сюда скоро придут, – произнесла незнакомка равнодушно, – нужно идти.

– Я не могу…

– Действительно…Энергии в тебе совсем не осталось. Повезло, что у преследователей нет меча. Тебя не смогут убить сразу.

– Не смогут…сразу?

– Им наверняка придется сделать кое-что очень неприятное, чтобы ты не смогла использовать силы и сбежать. Сестрице Говрелии выкололи глаза и отрубили ноги, когда алмазного артефакта не оказалось рядом.

Беззаботно звучащие слова наполняли тело отчаянием, избыток которого выходил с беспомощными рыданиями. Я не хотела умирать, не хотела испытывать боль, не желала сдаваться так просто, но даже пальцем пошевелить не могла. Речи девушки отравляли воображение, но как бы сильно не было жаль себя, я умирала изнутри, представляя, что наги сделают с моим сыном. Будь на то моя воля, я пожелала бы страдать за двоих, лишь бы Айварс не испытывал боли…

– Как и у первой Горгоны у меня осталось немного сил, потратив которые я навсегда исчезну из этого мира. Их хватит на то, чтобы унести кого-то одного отсюда. Только одного…Так кто же…

– Айварс, – произнесла я, не задумываясь. – Умоляю…

– Если ты умрешь, ему придется выполнить задание за тебя.

– Пусть так…Лишь бы жил…

– Эгоистично, – усмехнулась девушка, – не ты ли говорила, что такая жизнь ужасна?

– Прошу…

– Хорошо. Я исполню твою просьбу. Но кому мне следует передать твоего сына?

Посмотрев в ночное небо, я вдруг поняла, что все дорогие мне создания уже могут быть мертвы…Мне некому доверять. Некому доверить самое ценное в этом мире сокровище, у которого была только его мама…Только мама?..

– Скажи…Какого цвета у него глаза?

– Что? К чему ты…Ну…Голубые. Та принцесска хорошо постаралась.

– Если…Если он будет рядом с отцом…Если будет брать от него силы, сможет ли сохранить этот цвет?

– Хо-о-о, – с улыбкой протянул призрак, – думаю, да. Это родственная энергия, и он сможет брать её, не вредя себе. Но уверена ли ты, что готова отдать сына его отцу-человеку?

– Мне больше некому…

– Да будет так.

Вытащив Айварса из платков, девушка взяла мальчика на руки, давая ему возможность взглянуть в мою сторону. Попытавшись приподняться хотя бы на локтях, я обессилено рухнула на землю, корчась от боли. Златовласый мальчик, оказавшись в чужих руках, перестал плакать, но принялся вертеться из стороны в сторону, пытаясь вернуться к родному теплу. Поняв, что сделать этого ему не дадут, он потянул ко мне свои руки, то сжимая, то раскрывая кулачки. Видя его испуганный растерянный взгляд, я крепко зажмурилась от того, как сильно сжалось в груди сердце.

– Ма… – тихо произнес он впервые своим тоненьким голосом, – ма, – повторил вновь, протягивая ручки. – Ма! – крикнул громко и пронзительно заплакал, не в силах дотянуться.

Долгожданное «мама»…Такое родное, теплое и бесценное, что все сожаления о не случившихся событиях, покинули разум вместе с мыслями. Чуть кивнув головой, Горгона пошла прочь, унося плачущего Айварса. Лишь вспышка – и ночь окутала меня холодным одиночеством с неустанно текущим потоком слез. Только и крутился в голове сотрясающий справедливость вопль, прерываемый таким мягким зовом «ма»…А после…

После стало очень темно.

После стало очень больно.

Глава 25

Оставь надежды свет, Нэрет,

Твоей невесты больше нет.

Не будь наивен так и глуп

Она уже ходячий труп…

Легенда о Нэрете и Аэлии

***

Уважаемые читатели, в этой главе содержится сцена, что может показаться Вам тяжелой и неприятной. Если Вам трудно читать описание крови и ранений, пролистайте ниже.

***

Больно….

Больно.

Невыносимо.

Глазницы пусты и заполняются чем-то вязким каждый раз, как я трясу головой. Ничего не видно, и я не могу моргнуть не потому, что повязка закрывает вид, – я не чувствую век, как не ощущаю ряд ресниц, чуть щекочущих кожу.

Я не могу пошевелить стопами и не решаюсь подвигать обрубками ног, поскольку трение о землю вновь приведет к кровотечению, а болезненный жар вцепится клыками в израненную плоть, прогрызая и без того глубокие раны. Кто-то изредка меняет мне повязки. Но кровь, засыхая на чувствительной коже, с трудом отходит вместе с бинтами, и мне кажется, что с меня снимают не бинты, а целые лоскуты, пускающие по земле новые алые ручейки.

Не могу пошевелить я и пальцами. Испуганная стража, полная ненависти, связала мне руки так сильно, что к кистям не приходила кровь. Спустя несколько дней обрубили и их, поскольку пальцы начали чернеть. Порой мне кажется, что я случайно цепляю ногтем землю, но все это фантомные иллюзии, жестоко измывающиеся над мозгом и скручивающие нутро.

У меня нет сил говорить, но в рот мне тоже кладут тряпку, которую достают лишь тогда, когда ходячему трупу позволено пить. Неловкие оруженосцы постоянно задевают открытые раны и то и дело достают из ножен мечи, словно бы я ещё в силах что-то предпринять. Но я больше не могу…Ни терпеть. Ни ждать. Изувеченный раненый разум все чаще погружается в сон, но более не дарует сладкие видения – вместо них лишь мрак с редкими красными вспышками, что импульсами пронизывают темень, знаменуя своим появлением лишь одно – сегодня вновь что-то отрубили.

Боль настолько ужасная, что первые дни я непрерывно кричала до хрипоты. Спасительная регенерация, отращивая новые конечности, вонзала кости в кровоточащую плоть, и вскоре я перегорела. Что-то щелкнуло в голове, а после разбилось, как стекло, прервав ряд мук и забрав с собой другие чувства. Я больше не считала дни, больше не перечисляла имена тех, кто был готов пожертвовать собой ради меня. Больше не думала о будущем. Больше не боялась. В целом, я вообще ничего не чувствовала…Это была безупречная пустота.

Потеряв глаза, слух заострился, но слышать речи окружающих, решающих, где оставить отрубленные конечности, было сродни обсуждению собственных похорон. В лагере смерти, разбитом аккурат у озера, где мы с кем-то заполняли фляги, царствовала ненависть, дыхание которой я ощущала кожей. Вновь отращенные кости полыхали пламенем безысходности, когда покрытые мозолями руки отрывали их от суставов, и, пускай боли я не испытывала, с каждым разом ржавая шестеренка скручивалась в голове, меняя мысли, подобно узору в калейдоскопе.

Ещё один хруст. Ещё один поворот.

Страж жестоко упирается ногой в моё плечо и дергает на себя руку с уже разрубленными связками.

Ещё один хруст. Вновь в голове громко поворачивается шестеренка.

Миновали ли дни или же все было игрой воображения, растянувшего единственную ночь на целые года, наги не покидали лагерь, ожидая прибытия палача, что так и не появился. Алмазный меч не прибыл в Империю, и Зейран желал забрать артефакт силой, но из-за неких обстоятельств, упоминать которые никто не решался, военная тактика уступила дипломатическим переговорам, что подозрительно затянулись. Пытаясь вспомнить причину, я корчилась в муках с раскалывающейся головой, и потому более не позволяла размышлениям отравлять и без того жалкое существование.

Цикличность, необходимость, опасность…

Больно больше не было.

Но было по-прежнему невыносимо…

Империя Солэй, Замок Его Величества

Кейсия Солэй, сестра Вестмара Первого

Переговоры тянулись уже неделю, а брат, проявив упрямство там, где его проявлять не следовало, продолжал удивлять дворец своими решениями, от которых зависела жизнь людей. Ход его мыслей был для меня непостижим, как и для большинства талантливых советников, искренне признающих и восхваляющих ум и интуицию нашего Короля. Был любим он и народом, что под влиянием реформ стал жить лучше, и даже побег жуткой Горгоны, исчезнувшей в период громкого имени Мясника, не смог пошатнуть авторитет Вестмара, чья власть позволяла править и без монстра на привязи. Единственным человеком, не признавшим брата, была его жена Шая, требующая той любви и той привязанности, которые Вестмар дать не мог. В его сердце всегда жила другая, но даже я – единственная сестра Короля – не знала, о ком были мысли в столь светлой голове.

Горгона исчезла, и вскоре нам пришло письмо с просьбой прислать Алмазный меч. К моему удивлению, Вестмар отказался это делать, оправдав свой поступок несуществующими обстоятельствами, но я не задавала вопросов, поскольку верила в брата и его непревзойденные идеи. Но вот письмо пришло вновь, а вместе с ним небольшой отряд, прибывший для дипломатических переговоров. Сколько бы я ни ломала голову, выгода от решения удержать меч в Королевстве, была мне неизвестна, как не было понятно и то, когда братец успел завести ребенка на стороне…

Дверь открылась, и я, не поднимаясь с софы, посмотрела на Вестмара, что, пройдя мимо, сел за широкий дубовый стол. За последние годы мы сильно отдалились друг от друга, да и Король вдруг начал покрываться тенями недоверия и тайнами, которые держал в узде глубины своей души. Мы больше не могли быть друг с другом честными, но по привычке держались рядом, чувствуя при этом холодную стену, разделяющую наш единый мир на две части.

– Этот ребенок… – тихо произнесла я, более не задавая вопросов о внезапном появлении малыша в замке, – Вестмар упрямо игнорировал это всеобщее удивление. – От кого он?

Уставившись в бумаги, Король ответил мне, не поднимая глаз:

– От нагини.

– Я и без тебя вижу, что у ребенка хвост. Ты ведь ни разу не был в Империи!

– Она была проездом в столице. Красивая. Случайная связь, – отчеканил он ровным спокойным голосом, как если бы заранее заучил все ответы. – Мне нужно работать, Кейсия.

– Конечно, но тебе ведь ничего не стоит развеять сомнения своих поданных. Ты ничего не объяснил…Попросту вышел с этим ребенком на руках одним утром и…

– Кейсия.

– Нет! Не говори со мной подобным тоном. Представь, какого сейчас Шае! Вы лишь недавно поженились, а у тебя уже появился другой ребенок от любовницы – это ведь сродни тому, как если бы ты громогласно не признал её Королевой!

– Я люблю своих детей и признаю свою жену, пускай она и была мне навязана.

– Только…признаешь?

– Да. Я не люблю её. Но развестись по закону не могу.

Закусив губу, я вновь села на софу, бросив на стол тонкую книжку. Во все времена находились бастарды, и люди не считали подобное грехом, поскольку связи Королей с другими женщинами сохраняли правящий род, внутри которого постоянно происходили междоусобицы. Но в столь молодом возрасте заявить о втором ребенке, рожденном вне брака…

– Та нагиня…Ваша связь действительно была случайной? Ты не любил её?

Он промолчал, но я отчетливо видела, как сильно сжали его тонкие пальцы перьевую ручку…

– В любом случае, над этим ребенком ты трепещешь. Хоть муж из тебя отвратительный, отец ты хороший. Не беспокойся, Вестмар, я прослежу за тем, чтобы этого ребенка воспитали, как члена королевской семьи. В конце концов, у него золотые волосы.

– Кейсия…Не уносите этого ребенка из замка.

– О чем ты? Ему необходимы прогулки на свежем воздухе.

– Я сам буду с ним гулять. Ему запрещено покидать замок без меня.

– Но…

– Это приказ.

В этот раз промолчала я. Он боится покушения? Но в замке служат лучшие из лучших. Как бы то ни было, злить брата не стоило. Его приказы не подлежат сомнению.

– Могу я спросить, почему ты не хочешь отдавать нагам Алмазный меч?

– Согласно древнему пакту данный артефакт принадлежит людям. Я не верю змеям – в их традициях что-то забрать и более не вернуть, а опасность никуда не денется. Пока они не согласятся подписать договор о срочном возвращении артефакта после свершения казни, я не отдам им реликвию.

– Что ж…Я поняла. Прости, что отняла у тебя время.

Удовлетворившись ответами, я склонила голову, а после покинула кабинет, бросив любопытный взор на закрывающуюся щель. Вот только увидеть брата, обреченно схватившегося за голову руками, я совсем не ожидала…