Текст книги "Взаимовыгодное сотрудничество (СИ)"

Автор книги: _YamYam_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Сердце пустилось в пляс, дыхание сбилось, шум в ушах стал почти невыносим и желание залезть под кровать выросло в геометрической прогрессии. Она, наконец, поняла всё произошедшее, поняла появление Чон Хосока и узнала этого его «друга», удивляясь собственной глупости и недогадливости. Ли Еын похоронила себя снова – раз пятый за сутки – на этот раз торжественно, с фанфарами и навсегда.

– Мне просто интересно… Вы, ребята, правда на что-то надеялись?

У Мин Юнги – того самого Мин Юнги, у которого она лично едва ли не из-под носа увела маленькую совсем партию оружия – голос хриплый и низкий, пробирающий до самых костей и тихо обещающий расправу максимально долгую и болезненную. Она закусила нижнюю губу, плотнее придвинулась к кровати, спиной врезаясь в матрац, и опустила голову, неловко пряча глаза. Еын понимала теперь, что зря грешила на бедного Минхо – тот явно ни при чём, а вот те самые «ребята», мужчиной упомянутые, вполне могли оказаться ключом ко всему, включая её саму. Она привыкла работать тихо и неприметно, собственное инкогнито сохраняя с большим трепетом и лично в делах не участвуя, ограничиваясь лишь ноутбуком на коленях. Еын с самого начала знала, что идея эта – хуже не бывает, с самого начала предполагала, что именно она их всех и похоронит, но всё же уступила Онмину, наверняка их всех и сдавшего, а теперь сидела здесь и даже помолиться не могла, потому что молитвы ни одной не знала.

– А ты не особо разговорчивая, да?

Еын по одному только голосу догадалась, что мужчина ухмыляется, и почувствовала, как мурашки бегут по всему её телу. Он подошёл ближе, шагами отмеряя её всё замедляющийся пульс, и одними только глазами заставляя следить за своими ботинками и чёрными джинсами, облегающими худые ноги.

– Мамуля… – начала уже Еын, но голос вырвался из горла слишком хриплым, так что пришлось прокашляться: – Мамуля просила меня не говорить с незнакомцами.

– Такими ли уж незнакомцами? – Мин Юнги подтянул в коленях джинсы, а затем опустился на корточки прямо перед ней – страшнее стало вдвойне. – Ты наверняка знаешь моё имя, а я – твоё. Выходит, мы почти близкие люди.

Еын сглотнула снова и бросила взгляд на свою руку, лежащую на полу. Пальцы тряслись так сильно и заметно, что она спрятала её в кармане куртки, и только сейчас поняла, что там нет не только ключей от машины, но и трубочки свёрнутых денег. Мужчина усмехнулся громко и слишком заметно – наверняка специально, и она разозлилась на него, хотя и понимала, что виноватая сторона тут она, Онмин, Чухён и Лун.

– Можем пуститься в философские размышления о том, кого привечает считать знакомыми, а кого – близкими людьми, – фыркнула Еын, пока губы, как и все мышцы под кожей, дрожали, – но не думаю, что это будет весело.

– Понимаю, – хмыкнул мужчина в ответ, – тебе больше нравится разбивать носы всем подряд? Кажется весёлым?

– Скорее, забавным.

Мин Юнги капюшон с её головы стянул так быстро, что она даже не успела заметить движения его руки. Просто поняла вдруг, что столкнулась с его взглядом, и замерла, ощущая себя кроликом перед удавом.

У него тёмные волосы, хотя ещё несколько лет назад – Еын знала точно – они были обесцвечены, дырки от проколов в ушах, небольшое лицо с тонкими губами, совершенно ничем не примечательным носом и действительно ошарашенным выражением.

– Тебе сколько лет? – нахмурился он, ладони не убирая с её затылка. Еын покосилась на предплечье, расположившееся прямо рядом с её шеей, и мужчина лишь тогда оставил в покое её голову.

– Сколько есть – все мои.

Вышло почти смело и почти язвительно, с приподнятыми бровями и искривлёнными губами. А ещё вышло глупо, потому что мужчина в тот же момент стиснул в пальцах её челюсть, сжимая больно и глазами стреляя покруче, чем из любого оружия.

– Сколько тебе лет? – повторил он чётко, с паузами, сквозь стиснутые зубы, а у Еын вырвалось лишь привычное:

– Машину водить ещё нельзя, а трахаться можно.

Она осознала, что слетело с её языка, лишь когда глаза Мин Юнги потемнели ещё сильнее, пальцы стиснули челюсть пуще прежнего, а интуиция прошептала, что, кажется, она получит прямо сейчас. Больно и заслуженно. Еын закрыла глаза и сжалась, едва только мужчина убрал свою руку, и уже даже собиралась выпалить короткое и писклявое «девятнадцать», когда услышала вдруг усмешку, а по лицу так и не получила. Она сосчитала ровно до пяти, а потом открыла несмело глаза – сначала один, затем второй – и в тот же момент провалилась в ловушку чужого взгляда.

– Думаю, ты отлично подходишь, – заявил вдруг Юнги, а Еын в ответ только непонимающе захлопала глазами. – И говорить правильно тебя обязательно научат.

– Кто? – сорвалось любопытство с языка, а мужчина растянул в улыбке губы, словно бы разрешение давая на все последующие вопросы. – Подхожу для чего?

– Для одной потрясающей работы. Не переживай, она замечательно оплачивается и тебе обязательно понравится, – у него глаза сверкали действительно опасно, и Еын от всего этого было не по себе. – По крайней мере, со временем.

– Я ничего не понимаю…

– Правда? – деланно удивился мужчина. – Думала, я просто избавлюсь от вас, ребята? Только вот какой мне толк с ваших трупов? Нет уж, придётся отработать сполна всё то, что вы умудрились так беспардонно выкрасть. А уж если трахаться тебе позволительно…

Еын словно бы обухом по голове ударило, и она распахнула шокированно глаза, не иначе как автоматически дёргая прикованной к кровати рукой.

– Ты не посмеешь!

– Это кто тебе такую глупость сказал? – рассмеялся Мин Юнги коротко, а потом вдруг снова стал серьёзным и пальцами обхватил её подбородок. – У моего приятеля чудесный бордель – тебе обязательно понравится. И даже, быть может, я лично загляну к тебе лет через пять. Что думаешь?

Ли Еын думает, что это всё – дерьмо собачье, но старательно держит за зубами язык и только смотрит на мужчину перед собой, понимая, что он совсем не шутит. Мин Юнги наверняка сделает это – отдаст её к «приятелю» безо всяких сожалений, лишь бы вернуть себе всё то, что они действительно забрали, а она утопится в похоти и разврате – во всём том, от чего бежала так долго и старательно, мечтая о спокойной жизни с всегда лишней наличностью в заднем кармане джинсов, но не позволяя себе собственным телом начать торговать направо и налево.

– Я всё верну, – выдохнула она, а мужчина заинтересованно поднял брови. – Деньги, которые мы получили за счёт продажи… Я верну их.

– Отличное предложение, да вот только твои друзья, боюсь, были против, – хмыкнул он.

– Они мне не друзья! – тут же нахмурилась Еын, а потом поняла всё то, что услышала, сердце её упало куда-то в желудок, и она выдохнула удивлённо: – «Были»?..

Мин Юнги поднял опять брови, поджал наигранно сочувствуще губы и кивнул в соглашении головой, пока у Еын в очередной раз по коже пробежали мурашки, а мозг усиленно перебирал всевозможные варианты и предложения – лишь бы остаться живой и свободной.

– Тогда четверть, – выпалила она, неосознанно придвигаясь ближе к мужчине. – Я могу вернуть четверть того, что мы получили в счёт этой сделки, а эта сумма больше той, что запросил ты. Я скажу, где спрятала деньги, а остальное… – Еын сглотнула, отводя взгляд и ещё раз думая над тем, правильно ли поступает, но всё же решается: – Остальное я верну иначе.

– Это как же? – Мин Юнги, кажется, действительно заинтересовался и наклонил голову вбок, однако не убирая пальцев с её подбородка. – Предложишь мне себя лично? Я похож на извращенца, интересующегося детьми?

– Лучше, – выдохнула Еын, совсем не обижаясь на подобное предположение – в конце концов, действительно многие могли бы понять её превратно.

– И что же это?

Ли Еын девятнадцать. Она не ходила в старшую школу, а почти всю среднюю прогуляла, не думая в то время о будущем совсем. Она пишет с кучей ошибок, не знает истории и литературы, совсем не разбирается ни в химии, ни в физике, ни в искусстве, зато смыслит в компьютерах, механике и – как бы глупо то ни было – людях. Еын знает, что давно уже минуло то время, когда общество ценило один только труд и награждало его. Именно информационное общество пришло на смену трудовому и стало его отрицанием, именно информация, а не физический труд стала тем самым важным и нужным, мамой в своё время именуемым «обществообразуемым». А ещё Еын уверена, что знает Мин Юнги – знает о нём достаточно, чтобы связать факты и сделать выводы.

Поэтому она подняла взгляд, сглотнула едва заметно, поколебавшись буквально долю секунды, и выдохнула одно простое:

– Информация.

Пальцы на её подбородке медленно разжались.

========== Three ==========

– И я вот так просто должен взять и купиться на это?

Еын шмыгнула носом – тысячный раз за сутки, потому что насморк никак не проходил, и сопли продолжали литься рекой. Она пожала коротко плечами, на лицо надевая маску максимально возможного безразличия, хотя саму едва ли не колотило и от собственного бессилия, и от выхода из положения, который никак не хотел появляться на горизонте, и от злости на то, что её держат взаперти, словно бы какую глупую девицу из европейских дамских романов сомнительного качества, от которых книжные полки в номерах мотелей просто ломились. Но больше всего мандражило её, разумеется, от явно поднявшейся температуры и сомнительной в удовольствии компании Мин Юнги.

Он смотрел на неё так, словно бы она всю семью его вырезала перочинным ножичком, и одновременно с этим – будто бы и самого короткого взгляда в свою сторону не достойна. А Еын просто не знала, что делать. Она в растерянности была такой, как никогда прежде, в упор не видела для себя ни одного выхода из сложившейся ситуации, время тянула из последних сил и растягивала как только могла все те сведения, добытые едва ли не кровью и потом, что хранились в памяти. Еын наверняка знала – Мин Юнги ей шанса не даст, выбросит за ненадобностью, едва только нужное ему у неё закончится, и будет действительно хорошо, если она окажется в борделе, а не на свалке в чёрном пакете для трупов.

– Тут как в суде – бремя доказывания лежит на стороне обвинения, – слабо усмехнулась Еын, обнимая себя за плечи и как можно более незаметно отходя подальше от мужчины. – Моё дело небольшое – сказать всё, что мне известно, а ты уже сам решай, что с полученной информацией делать, хоть на бумажку перепиши и подотрись в любое время.

Мужчина искривил губы и сделал шаг в сторону, собой же перекрывая ей путь, и Еын послушно застыла в углу – том самом, где стояла, едва только дверь в комнату отворилась, и внутрь вошёл Мин Юнги.

Они держали её тут уже третий день, не позволяя и шагу ступить за пределы импровизированной камеры, а ещё из ванной комнаты, едва только освободили её запястье от наручников, вынесли все колющие и режущие – будто бы она достаточно глупа для того, чтобы заканчивать жизнь вот так нелепо. Хотя на самом деле Еын думала, что, взбреди ей подобное в голову, её бы это не остановило – в любом случае, остаётся ещё вариант разбить в хлам голову о стену или захлебнуться в душе. Но самоубийство никогда её прельщало, а ещё она слишком сильно любила себя для того, чтобы причинять боль. И если уж ей суждено погибнуть в ближайшую неделю, то она предпочла бы сделать это от пули в груди – по крайней мере, вид её трупа должен быть приятнее.

– Знаешь, – мужчина вздохнул так тяжело, будто ему на плечи разом свалилась вся тяжесть этого бренного мира, а ещё резко перевёл на неё взгляд, режущий не хуже самого острого ножа, – я никак не могу вспомнить, кому так же сильно, как тебе, хотел зашить рот.

– Знаешь, – скопировала она его, прекрасно осознавая, что лишь злит того всё сильнее, – если бы мне по сотне долларов платили каждый раз, когда я слышу что-то о желании зашить мне рот, отрезать язык, ударить или убить, то давно уже стала бы миллионером. Так что становись в очередь.

Еын действительно не успела заметить, как Мин Юнги оказался чрезвычайно близко, но даже удивиться и испугаться не успела, потому что уже в следующую секунду затылком впечаталась в стену и, жмуря от неприятной боли глаза, отвлечённо подумала о том, что подобное положение скоро войдёт в её привычку и казаться будет совершенно обычным. Чужая рука шею не сдавливала, но держала крепко, каким-то неведомым образом умудряясь длинными холодными пальцами обвить её едва ли не полностью, а чужое дыхание разбивалось о лоб, толпы мурашек посылая по всему телу. Юнги был не то чтобы особенно высокий – тем более, в сравнении с длинноногим и долговязым Онмином, и потому Еын было даже почти комфортно и даже почти не страшно, когда он возвышался над ней вовсе не горой.

Он пугал не своим телом и не своей мощью, в существовании которой под его одеждой девушка сильно сомневалась, а взглядом, явно способном убить, и голосом с этими вечно злобно-повелевающими нотками, который яд впрыскивал в организм уже при первом же слове, а потом медленно и верно уничтожал изнутри. Юнги вёлся на её провокации почти открыто, и как раз это смущало больше всего – она в глазах его видела ту самую силу, которой не достаёт ей самой. Он старше, опытнее и явно умнее – Еын уже спустя пару встреч перестала в этом сомневаться, и потому искренне недоумевала, почему они оба, не сговариваясь, продолжают этот театр абсурда, невесть кого пытаясь убедить в том, что у неё ещё есть шанс выбраться, а он ей сделать это позволит.

– Не думаешь, что должна обращаться ко мне формально? – сощурился мужчина абсолютно неприязненно. – «Тыкать» будешь своим дружкам.

– Морали читать будешь своим шлюхам, – тут же хмыкнула Еын в ответ. – К тому же, близкие люди ведь не говорят формально? А ты так лапаешь меня, что я уже совсем перестала сомневаться в нашей близости.

Она правда открыто его провоцировала, действительно пыталась вывести из себя, совершенно не таясь и надеясь увидеть то, чего жаждет так отчаянно. Но тот с упорством осла держал себя в руках и даже в этот раз лишь придвинулся ближе, слегка меняя положение руки на её шее и большим пальцем накрывая пульсирующую жилку, а затем усмехнулся медленно и подозрительно довольно.

– Не поняла ещё, что это бесполезно? – хмыкнул он, вглядываясь в её глаза. – Ты глупая, где не надо, но где надо – соображаешь действительно неплохо. Вот только я тебе не по зубам. Я не выйду из себя и не наделаю ошибок, которые тебе помогут, как бы ты не изгалялась, – Еын сглотнула невольно, потому что вот эта его откровенность пугала похлеще всего остального. – Однако я могу разозлиться, – понизил он голос едва ли не до шёпота, который в ушах вызывал один лишь звон, – а когда я злюсь, бывает больно.

– Ударишь меня? – губы не слушались, и оттого усмешка вышла какой-то слабой и нелепой в своей неправдоподобности. – Или у тебя принципы? Не бьёшь женщин?

– Детей, – поправил её Мин Юнги, а Еын не без радости вцепилась и в это.

– То есть, женщин всё-таки бьёшь?

Затылок снова пронзила острая боль, и ей пришлось проморгаться, чтобы непрошеные слёзы пропали из глаз. Она приоткрыла невольно рот, потому что хватка на шее стала сильнее, и вцепилась короткими ногтями в чужое запястье.

– Я ведь предупреждал, что это бесполезно, – едва ли не прошипел мужчина, кривя лицо в едва сдерживаемом порыве гнева и злости. – Бесполезно, но больно. Не заставляй меня мечтать о твоей смерти.

Еын же бесполезным это не считала – он ведётся. Да, медленнее, чем любой другой, и много сложнее, но – ведётся. А значит обязательно наделает ошибок в порыве раздражения, которые затем возьмут её за руку и выведут из этой передряги. Если, конечно, сам мужчина не сделает этого раньше – ногами вперёд и в злополучном чёрном пакете.

– Напугал ежа голой жопой, – фыркнула Еын, а потом застыла неподвижной куклой в чужих руках, едва только ощутила, как в живот, чуть выше тазовой косточки, упёрлось дуло пистолета, холодом просачиваясь сквозь тонкую ткань майки. Она сглотнула, ощущая, как ускоряет своё биение пульс, и призналась на выдохе: – Хорошо, напугал.

Мужчина ухмыльнулся, не раскрывая губ, а ещё взгляда от её глаз не отвёл, словно бы дожидался, когда она сделает это первой и проиграет в их очередном бессмысленном противостоянии. Еын почувствовала, как излишне медленно, но слишком хорошо ощутимо задвигалось оружие в чужих руках вверх по её телу: как заставило и без того впалый живот от страха втянуться ещё сильнее, как дуло пересчитало рёбра, как остановилось на несколько мгновений на солнечном сплетении, неожиданно смущающе зацепляясь за край бюстгальтера, и как упёрлось в шею под самой челюстью, заставляя голову поднять ещё выше. Юнги выглядел довольным донельзя, под большим пальцем руки отлично ощущая биение её с ума сходящего сердца, смерти боящегося, кажется, больше всего остального вместе взятого. Он не только чувствовал себя хозяином положения – он им и являлся, а Еын готова была хоть прямо сейчас сдать все бразды правления в его руки лично, лишь бы он отпустил её шею, отошёл как минимум на пару-тройку метров и спрятал этот чёртов пистолет. Но Юнги, словно в противовес её мыслям, лишь наклонился ещё ниже, сгибая спину и глазами оказываясь почти на одном с ней уровне, прищурился и пуще прежнего вдавил дуло оружия в кожу, заставляя голову запрокинуть ещё сильнее.

– Назвать тебе единственную причину, по которой ты ещё жива?

Еын сглотнула в очередной раз и облизнула пересохшие от витающего в воздухе напряжения губы, за всеми своими переживаниями не замечая, как Юнги совершенно невольно опустил на них взгляд и сглотнул тоже.

– Ты не убиваешь детей? – предположила она с дрожащими в улыбке губами и приподнятыми в притворстве бровями.

– Или всё-таки женщин?

Он вдруг придвинулся невероятно близко, животом своим касаясь её, а ещё опустил локоть руки, сжимающей её горло, вниз, располагая тот как раз на груди, и Еын совершенно невольно дёрнулась, жмуря глаза и мечтая оказаться как можно дальше отсюда.

– Тише, – прыснул мужчина, явно забавляясь, – мой палец может случайно дёрнуться и нажать на курок, отправляя твои мозги на стену. Я этого пока не хочу, а ты?

Еын пришлось глубоко вдохнуть и выдохнуть несколько раз, чтобы успокоить по венам разошедшееся волнение, разлепить потяжелевшие веки и уверить саму себя в том, что ей, как и прежде, особо сильно бояться нечего – Мин Юнги специально пугал её, почти прямо признавался в этом, но убивать всё-таки, кажется, был не намерен.

– А я – не «пока».

– Вот видишь, Ли Еын, мы даже можем сходиться во мнениях, когда ты не упрямишься и не раздражаешь меня, – хмыкнул мужчина, а она подумала, что её имя из его рта звучит хуже всякого оскорбления. – Но ты, выходит, именно этого боишься? Такая гордая или глупая? Предпочла бы смерть борделю?

– За идиотку меня держишь? – фыркнула в ответ Еын, мысленно успокаивая саму себя и умоляя перестать дрожать так явно для того, кто, узрев её мимолётную слабость, спуску давать не собирался и по-прежнему прижимался к ней так тесно и излишне откровенно. – Конечно, я бы выбрала бордель.

– Почему?

На лице у Мин Юнги замер столь неподдельный интерес, что она даже повелась на пару мгновений, но успела прийти в себя, скривиться и выплюнуть недовольно:

– Оттуда выбраться явно проще, чем с того света. И заставить тебя пожалеть – тоже.

– Хочешь отомстить мне, хотя я ещё ничего не сделал? – притворно удивился мужчина, а потом столь неожиданно улыбнулся, что Еын так и застыла, во все глаза пялясь на сверкающие белизной между тонких губ зубы. – Было бы интереснее, вернись ты озлобленным духом мести, но и так тоже неплохо. Правда, интересно настолько, что я готов прямо сейчас отправить тебя в бордель, чтобы узнать, как ты потом собираешься заставить меня жалеть о своём решении. Так что осторожнее с заявлениями – я слишком любознательный.

Еын закусила изнутри нижнюю губу и постаралась выровнять снова сбившееся дыхание, потому что видела – он не врёт, он и правда может сделать это по той лишь причине, что она ляпнула подобное в пылу обиды и злости.

Она только сейчас окончательно поняла, что ему действительно дела до неё нет никакого, что Мин Юнги действительно лишь вид делает, что ведётся на её провокации, что позволяет манипулировать собой, дожидаясь того момента, когда он совершит ошибку, которую использовать можно будет себе во благо. В итоге ошибки тут совершает только она, а он в любой момент может пустить ей пулю в лоб и ничего особенно не потеряет – Юнги достаточно влиятельный для того, чтобы найти себе любого другого полезного человека, который при этом ещё и носа от него воротить не будет, стараясь набить себе цену и выторговать свободу. Он намного, намного умнее неё, и не с ним ей тягаться, чтобы затем остаться в выигрыше.

– Скажи мне, – продолжил тем временем мужчина, неожиданно убирая с её шеи оружие и молчание её явно истолковав как-то по-своему, – как ещё сильнее тебя напугать? Ударить или поцеловать?

Еын вздрогнула совершенно невольно и перевела взгляд широко распахнутых глаз на лицо Юнги, прекращая созерцание его шеи, проглядывающей из-под нескольких расстёгнутых пуговиц на воротнике рубашки. Он снова не шутил и не врал, и виновата в этом лишь она сама, по глупости и неведомой случайности позволив ему разглядеть её собственную слабость да ещё и воспользоваться ею, поведясь на совершенно открытую провокацию, вовремя не разглядев в ней таковую.

– Мне все вопросы надо задавать дважды, чтобы получать ответ?

Юнги мигом потерял с лица улыбку, снова нахмурился, сводя брови, что едва видны были под чёлкой, и процедил сквозь зубы одно сплошное недовольство, что пробралось под самую её кожу и когтями начало рвать мышцы изнутри. Он ей точно не соперник – и совершенно удивительно, что его терпения хватило на столько дней, что он при первом же удобном случае не вцепился ей в горло, не приставил пушку к виску и не заставил под страхом смерти выложить, как на духу, совершенно всё ей известное за один раз.

– Поцеловать, – выдохнула Еын чуть слышно, едва только ощутила, как чужие пальцы на её шее снова начали сжиматься.

– Браво, – хмыкнул в ответ мужчина и наклонил набок голову, внимательно рассматривая её лицо и ухмыляясь чему-то своему. – Думала, если скажешь правду, я приму это за ложь и сделаю всё наоборот? – у неё сердце, кажется, перестало биться на несколько мгновений, а затем и вовсе упало куда-то в ноги: – А из тебя ещё может выйти толк.

Еын правда не поняла, что он имеет ввиду, но это действительно пугало. Однако куда больше её страшило то, с каким выражением лица он вдруг начал приближаться к её собственному, в считанных миллиметрах останавливаясь от носа. Она изо всех сил попыталась убедить себя в том, что он никогда и ни за что не сделает этого, вглядывалась в его глаза едва ли не с мольбой и не со страхом, не находя в голове нужных слов и сил на то, чтобы их произнести, заставив язык шевелиться в уступках другому. Еын успела заметить ещё, как Юнги подался ближе, и в следующую же секунду закрыла глаза, поджала губы и, кажется, даже коротко пропищала, саму себя ощущая так глупо, как никогда до этого. Однако рта её не коснулась ничего, кроме дыхания, сорвавшегося с чужих губ.

Мин Юнги прыснул, не сдерживая смешка, а она в ответ несмело приоткрыла глаза, вмиг оказываясь в плену тёмного взгляда. Еын показалось, что подобное уже точно было, и она сглотнула, в глазах напротив замечая самую настоящую насмешку.

– Расслабься, – усмехнулся мужчина, и его дыхание снова коснулось её губ, непонятно по какой причине заставляя её щёки вспыхнуть самым настоящим жаром, – я ведь сказал, что не интересуюсь детьми.

Он действительно сказал это несколько дней назад, правда смотрел на неё именно так, как смотрят на нерадивое дитя, доставляющее одни только проблемы. На неё, кажется, именно так смотрели учителя в средней школе, когда ругали за очередное опоздание, за очередной прогул, за очередной низкий балл, приговаривая в очередной раз что-то о том, что она наверняка может лучше, если бросит заниматься ерундой. Но никто из учителей не прижимался к ней так близко, не сжимал в пальцах шею и не дышал в самые губы, уверяя, что детьми не интересуется. И Еын рада бы бросить в ответ, что не интересуется стариками, да вот только Мин Юнги подозрительно хорош при ближайшем рассмотрении и выглядел много моложе своих тридцати, кажется, одного года. Но это не имело совершенно ничего общего со всем остальным, и Еын, сглотнув, отвела в сторону взгляд, не выдерживая первой, и разорвала тем самым многосекундую тишину, повисшую над ними.

– А теперь я спрошу ещё раз, – проговорил Юнги, наконец, отстраняясь от неё: – Почему я должен верить в то, что Хубин собирается разорвать со мной договор?

И Еын бы сдаться да выложить всё начистоту, из последних сил надеясь на то, что всё закончится не так плохо, как она сама того ожидает. Да вот только то ли природное упрямство взяло своё, то ли страх за собственную шкуру, но она выдохнула в итоге тихо:

– Пойми меня тоже, – и призналась: – У меня нет никаких гарантий, подтверждающих, что ты правда отпустишь меня, как только мне нечего будет тебе сказать. А ты не даёшь заручиться большим объёмом информации – я ведь не могу с потолка её собирать. Или я правда многое прошу? Мне нужен только мой ноутбук, моя машина и моя свобода. Я держу свои обещания, и если сказала, что дам тебе информацию – я её дам, но для начала мне нужно её найти.

– Ты с самого начала знала, что я не дам тебе никаких гарантий, – неожиданно серьёзно проговорил мужчина, – и информацию ты предложила лишь для того, чтобы потянуть время и придумать что-то ещё, – он хмыкнул, в глазах её замечая неподдельное удивление. – Правда думала, что это не очевидно? Я уже сказал, что признаю, что голова у тебя варит, но одного этого мало. И я по-прежнему не собираюсь обещать тебе ничего. Предложи мне что-нибудь ещё, что полностью окупит тот ущерб, который вы со своими дружками мне нанесли.

– Они мне не дружки, – нахмурилась Еын, не уставая повторять это снова и снова. – И, к слову, при всех тех средствах, какие ты имеешь, не грех заняться благотворительностью.

– Я имею эти средства как раз по причине того, что не занимаюсь благотворительностью, – усмехнулся Юнги, – и не спускаю это тем, кто пытается сделать это без моего ведома. Кому-то вроде тебя и твоих, – он запнулся буквально на секунду, а затем продолжил, – «не-дружков».

Еын злилась на него, потому что он раздражал просто нещадно, будучи и умнее, и взрослее, и остроумнее. Лучше – одним словом. Мин Юнги, кажется, было не переиграть ни при каких условиях, он не позволит этого никогда, заставляя ступать лишь по тем плиткам пола, на которые он укажет сам. А потом, едва только ты оступишься, он весело похлопает в ладони и оповестит: «А там – лава». Воображение подрисовывало ему ещё рога на голове, хвост из-под штанов и трезубец в руках, изображая совсем таким, каких чертей – в детских библиях. На эти бестселлеры скидки в книжных магазинах объявляли едва ли не ежемесячно, и Еын только потому и знала, что в них за картинки нарисованы.

– Ладно, – выдохнула она, на секунду прикрывая глаза. Мин Юнги хочет, чтобы она дала ему что-то, что полностью покроет убытки, а ещё хочет, чтобы играла она исключительно по тем правилам, что устанавливает он. И Еын идёт на это – по крайней мере, до тех пор, пока не придумает что-то ещё. – Кан Хубин искал новых поставщиков и делал это тихо, думаю, чтобы не дать слухам разойтись и добраться до тебя. Его не волновали деньги, не волновало качество, нужен был просто другой человек, другой поставщик, другие условия. Я пыталась найти, что вы не поделили, думала, имела место быть какая-то ссора или личная неприязнь, но ничего не нашла, поэтому удивилась, когда узнала, что ты не в курсе. Хубин согласился на сделку несмотря на то, что мы предложили цену в полтора раза больше той, что устанавливал прежде ты, и даже попросил известить его, когда мы снова будем готовы предоставить товар. Ему всё ещё нужно оружие, но ему не нужен ты.

– И ты не знаешь, почему, – это совершенно точно не вопрос, но Еын зачем-то кивнула, соглашаясь.

– Но я могу узнать, – добавила она после этого. – Мне только нужно время и мой ноутбук.

Юнги замолчал, внимательно вглядываясь в её лицо с высоты своего роста, снова, наконец, распрямившись и не нарушая границ её личного пространства так сильно. Он молчал, явно что-то обдумывая и что-то для себя решая, а Еын закусила нижнюю губу, ожидая и одновременно боясь услышать его решение. Ей действительно нужен был ноутбук, но вовсе не для того, чтобы продолжать делать то, чего хочет он, а чтобы связаться с теми, кому можно и нужно доверять, и выбраться, наконец, оттуда, куда её втянули те, кому доверять не можно и не нужно. И мужчина, кажется, понимал это куда лучше, чем она этого хотела.

– Нет, – припечатал он, разжал медленно пальцы, руку убирая с её шеи, а затем совершенно неожиданно тыльной стороной ладони коснулся её щеки. – Я пошлю доктора, пожалуйста, не доводи старика до гроба своим языком и идиотизмом.

У Еын едва ли глаза из орбит не повыпадали, и она очень захотела спросить, не вызвать ли шамана, чтобы тот проверил, не вселился ли кто в его тело. Но мужчина столь предупреждающе сощурил глаза и пистолет, всего несколько минут назад прижимающийся к её шее, спрятал под пиджак, что она со звонким клацаньем зубов закрыла рот, сглотнула и лишь согласно кивнула головой. Еын коснулась лихорадочно горящего лба, а потом не менее горящей щеки, едва только Юнги повернулся к ней спиной, и задумалась невольно над тем, насколько же плохо она сейчас выглядит, если это заметил он.

– Псих, – всё же слетело с её губ.

Но только тогда, когда дверь за мужчиной захлопнулась, а он, по её расчётам, отошёл достаточно далеко для того, чтобы этого не услышать.

========== Four ==========

Доктор заявился к ней этим же вечером и оказался настоящим оазисом в этой невыносимой, беспощадно огромной и жаркой пустыне безразличия. Её комнату никогда не закрывали на ключ, но за дверью всегда стоял кто-то из людей Мин Юнги, а еду ровно в назначенное время приносил ещё кто-то из них. Но никто и рта не раскрывал в её присутствии, внимания никакого не обращая на то, что она пытается с ними поговорить. Они все выглядели так, будто это не Еын к ним обращается, а муха пролетела мимо, тихо что-то прожужжав. И это безразличие раздражало и давило на нервы сильнее всего.

Еын и дня провести без общества людей поблизости не могла, будучи зависимой от общения и внимания, а тут всё складывалось даже хуже – у неё словно бы перед носом водили огромным куском стейка, а откусить упорно не давали, лишь раздразнивая все рецепторы. Зато доктор Му Сэюн оказался премилым и крайне общительным мужчиной лет пятидесяти, и Еын клятвенно пообещала себе пнуть Мин Юнги по коленке, заставив упасть на корточки и извиняться, целуя землю, перед этим потрясающим во всех отношениях человеком за то, что назвал его «стариком». Она отчего-то не сомневалась, что доктор Му ещё в слишком многих делах даст тому фору и заставит глотать пыль.