Текст книги "Взаимовыгодное сотрудничество (СИ)"
Автор книги: _YamYam_
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Еын поступила взгляд, почувствовав вдруг вину и непонятную искренность в словах того, кому это совсем не свойственно. И как раз это путало больше всего. Девушка не знала, может ли ему верить на самом деле, а ещё очень не хотела попасть в неловкое положение, когда затем он рассмеётся и выдаст: «Поверила, глупая?» Однако Еын вздохнула и проговорила всё же медленно и нехотя:
– Я в порядке.
– Ну вот, – кивнул Хосок, – можешь ведь, когда хочешь.
Она на самом деле в порядке, конечно, не была. Потому что рука, плетью висящая на груди и двигаться не желающая совсем, ужасно раздражала. Еын даже одеться как следует не могла и очень корила себя за это. Она утром, стоя возле шкафа и едва не плача, вспомнила невольно обо всём том, что происходило вечером накануне, и откинула всякую мысль о возможности обращения за помощью к Юнги, который, судя по звукам, копошился на кухне. Ей, однако, спустя несколько минут терзаний всё же пришлось выглянуть из комнаты, пунцовея от своей немощности невозможно сильно, и попросить тихо:
– Можешь лифчик застегнуть? Одной рукой не получается.
Мужчина тогда закашлялся, едва не подавившись кофе, а ей очень сильно захотелось снова потерять сознание. Как оказалось, это не такой уж плохой выход из сложившихся трудностей.
Он тогда, однако, довольно быстро справился с шоком и помог ей, не сразу, правда, справившись с крючками.
– Чёрт возьми, Еын, – вздохнул Юнги за её спиной, – почему я должен застёгивать его, а не расстёгивать?
Мужчина даже губами прижался коротко к её шее, смущая до невозможности, а потом помог управиться с футболкой, которую пришлось натягивать сначала на левую руку, затем – на голову и только потом – просовывать правую руку в нужный рукав. Юнги вернул на необходимое место повязку, отрегулировав её как надо, и с чувством выполненного долга ушёл, оставив её прятать красное лицо в большом белом медведе и думать о том, что её сердце однажды просто не выдержит.
– В общем, малышка, – позвал её Хосок, и девушка вопросительно на него глянула, – у меня для тебя две новости и одна просьба. С чего начать?
– Начните с худшей из новостей, – заинтересованно наклонила она голову, а мужчина усмехнулся.
– Твоя подруга… – начал он, а у Еын засосало под ложечкой. – В общем, не я нашёл Черин, она нашлась сама. Не перебивай, – мотнул Хосок категорично головой, и девушка, открывшая уже рот, согласно поджала губы. – Мы встретились в больнице, когда она уходила от тебя, так что я должен поблагодарить тебя за то, что ты словила пулю, верно? – он хохотнул коротко, а потом снова посерьёзнел и продолжил: – В общем, мы обговорили с ней всё, малышка, и я больше не намерен донимать тебя, можешь быть спокойна. Это уже хорошая новость, не так ли?
– Правда? – моргнула Еын. – Правда отступитесь? Я думала, вы снова потащите её в постель.
– Да ты за кого меня принимаешь вообще? – фыркнул недовольно Хосок и спиной откинулся на спинку дивана. – Черин – хорошая девушка, однажды станет потрясающей мудрой женщиной. В общем, я не собираюсь мешать ей только из принципа. Думаю, она выбрала достойный путь.
– Она рассказала вам? – удивилась Еын и даже подалась вперёд. – Прямо всё-всё рассказала?
Мужчина хмыкнул как-то непонятно, словно бы разочарованно, и ответил:
– Уж не знаю, что ты имеешь в виду под «всё-всё», но услышал и понял я достаточно. Похвально, что она задумалась о замужестве в двадцать три. Обычно в таком возрасте большинство девушек только входят во вкус.
Еын вздохнула и опустила взгляд. Она совсем недавно узнала о том, что задумала Черин. И, едва только подруга призналась в этом, девушка посмотрела на неё широко распахнутыми глазами.
– В смысле свидания вслепую? – еле выговорила она. – Разве на них ходят не для женитьбы в будущем?
– Так и есть, – пожала плечами Черин. – Я хочу выйти замуж, сладость, хочу жить спокойно и уверенно, не беспокоясь о завтрашнем дне и о том, что что-то может пойти не так: что у меня закончатся деньги, что меня выселят из той чертовски маленькой комнаты, которую я снимаю, что однажды мне захотят отомстить, если узнают, и много всего ещё. Я хочу забыть о том, что я бывшая шлюха.
– Ты не шлюха! – возмутилась Еын. – Не мне тебе объяснять разницу между проституцией и эскортом.
– Я в любом случае спала с некоторыми клиентами, – улыбнулась слабо Черин.
– Только с теми, кто тебе нравился. И ты за это деньги не брала.
– Не надо, ладно? – замотала головой девушка. – Потом, когда я начала работать на информацию, я ведь правда вытягивала её из многих именно через постель. Так что не оправдывай меня.
Еын вздохнула и, подавшись вперёд, на край кровати, протянула правую руку и обняла крепко-крепко подругу, жмуря глаза. Она была очень хорошей, очень весёлой, милой и доброй. Пак Черин никогда не была плохой, но почему-то именно таковой себя и считала.
– Ты должна найти красивого мужчину, – прошептала тогда Еын. – Иначе он испортит твои гены, и твоя дочь не будет такой же красавицей, как ты.
– Я просто надеюсь, что она пойдёт в меня, – засмеялась Черин в ответ, а она очень легко расслышала в её голосе слёзы. – Я хочу обычного мужа, понимаешь? Какого-нибудь офисного работника, простого трудягу, невысокого, лысоватого и полноватого. Просто хочу быть любимой.
– Любить тоже надо, – запротестовала Еын. – Ты не сможешь быть счастлива, если не будешь любить.
– Зато смогу быть любимой. Ты ведь знаешь, я никогда таковой не была.
Еын вздохнула снова, припоминая тот разговор в палате, который ещё очень долго стоял в её голове, во рту оставив неприятный привкус, и посмотрела на Чон Хосока. Тот, в свою очередь, задумчиво глядел на скрещенные пальцы своих рук и казался действительно погруженным в себя. Ей очень интересно было спросить, что именно сказала ему Черин, но девушка просто не знала, как связать хоть пару слов. Они в итоге промолчали, ушедшие в себя, ещё несколько минут, а потом мужчина вздрогнул, словно бы проснувшись, и натянул на лицо улыбку. Еын посмотрела на него со всей возможной строгостью, и он усмехнулся коротко, переставая давить лыбу.
– Насчёт просьбы, малышка, – проговорил он. – Сегодня канун Рождества.
– Спасибо, что напомнили, – скептично хмыкнула девушка.
– Обращайся, – кивнул Хосок. – Но я очень прошу тебя воздействовать на Юнги.
– Что сделать?
– Ну надавить на него, уговорить, вынести весь мозг, – отмахнулся мужчина, – как ты умеешь. Видишь ли… Обычно мы все праздники справляем вместе, но Рождество – это вроде как семейное празднество, так что мы встречаем его в кругу семьи. Но Юнги – упёртый козёл, он не хочет присоединяться ни к кому из нас, понимаешь? Так что сидит один в этой своей берлоге, как отшельник какой-то.
– У него нет семьи? – удивилась девушка. – Он один?
Чон Хосок сосредоточенно кивнул, а Еын часто заморгала, почувствовав вдруг, как нелепо защипало в носу. Она почему-то прежде даже не задумывалась о том, почему он не живёт в доме, который принадлежит его семье, почему превратил его в один лишь штаб и рабочее место, а сам ночует здесь. Еын бы наверняка сделала так же – она бы никогда и ни за что не смогла жить одна в огромном доме, даже зная, что он полон людей. Проблема только в том, что людей абсолютно чужих. Даже если бы их с отцом дом не сожгли четыре года назад, едва ли она нашла бы силы даже вернуться туда.
– Поэтому вы оба должны принять наше с Чонгуком приглашение, – проговорил Хосок и поднялся на ноги. – У нас всегда весело.
– «У нас»? – переспросила Еын, а затем направилась вслед за мужчиной, который, подхватив пальто, двинулся в сторону коридора. – То есть, – вдруг поняла она, – вы… семья?
– Я и Чонгук? – хохотнул тот, влезая обратно в ботинки. – Мы братья. Не родные, конечно, но братья.
– Ого, – выдохнула Еын, – я и не знала. Совсем не похожи.
– Это потому что вся красота досталась мне, – подмигнул он, а девушка рассмеялась.
Он надел пальто, поправил волосы, выглянув из коридора и коротко глянув в зеркальную поверхность стены поблизости, а потом улыбнулся ей ещё раз и выскользнул за дверь. Та спиликала, оповещая о том, что удачно закрылась, а девушка привалилась спиной к стене. Ей вдруг стало очень-очень грустно, и сердце неприятно сжалось. А потом в голове набатом раздался голос Чон Хосока – те его слова, что он произнёс как бы между делом, и Еын рванула вперёд, открывая дверь и вылетая в коридор подъезда.
– Подождите! – успела крикнуть она, прежде чем мужчина шагнул в лифт. Он посмотрел на неё с максимально возможным удивлением, а девушка судорожно вздохнула. – На сколько по десятибалльной шкале вы врали, когда сказали, что ваша девушка всегда чувствует себя любимой?
Хосок, кажется, был действительно ошарашен таким вопросом, и неосознанно пригладил волосы на затылке.
– Да я не врал, – пожал он плечами.
Еын кивнула и, сделав несколько шагов из квартиры, остановилась прямо перед ним.
– Черин-онни вам правда нравится?
– Нравится.
– Тогда сделайте так, чтобы она почувствовала себя любимой, – попросила девушка, подняв голову и заглянув ему в глаза. – Только не встречайтесь с другими девушками, пока будете с ней. И не смотрите на них, потому что она всё увидит, и это сделает ей больно. А если захотите другого, если вам понравится другая, если захотите переспать с кем-то, то обязательно сначала расстаньтесь с Черин-онни. Она всё поймёт и никогда не скажет ничего плохого. Но если вы сделаете ей больно, господин Чон, я оторву вам руки и засуну в задницу, а потом откручу яйца и заставлю съесть. Надеюсь, – кивнула она, – мы друг друга поняли.
Чон Хосок только усмехнулся очень по-доброму, чуть сощурил глаза и потрепал её по волосам.
– Спасибо за доверие, – бросил он перед тем, как всё же войти в лифт, и подмигнул снова.
А вечером, когда Еын в очередной раз страдала от безделья и строила планы относительно того, как заставить Юнги вернуть ей ноутбук и позволить вернуться к работе, от которой он её отстранил по каким-то едва ли объяснимым причинам, она чуть не запищала от радости вместе с дверью, которая оповестила её о возвращении мужчины.
– Вернулся? – спросила она с улыбкой, подскакивая с дивана и скользя по полу в сторону коридора. – Устал?
– Ты с каждым днём будешь прибавлять еще больше вопросов с очевидными ответами? – усмехнулся Юнги, проходя в квартиру, а Еын, перехватив его за локоть, привстала на цыпочки и поцеловала его коротко в щёку.
Мужчина посмотрел на неё так, словно бы она призналась в чём-то действительно ужасном, а потом сощурился и потянулся к её губам, но она вовремя увернулась и качнула сосредоточенно головой.
– Нет, ты слишком увлекаешься. Мы опять не сможем поговорить.
– И о чём ты хочешь поговорить?
Он не поспорил с ней совсем, только огладил коротко и мягко её скулу, а затем прошёл в гостиную и устало развалился в кресле. Еын тут же последовала за ним и, решив сесть на соседний диван, оказалась поймана за талию и притянута на подлокотник. Юнги тут же лбом уткнулся в её плечо, а она заинтересованно посмотрела в его сторону.
– А ты не хочешь ничего рассказать?
– Не сейчас, Еын, – протянул он, – потом расскажу. Что у тебя?
Девушка вздохнула, чувствуя неприятный комок в горле от того, что всё происходящее от неё почему-то скрывается, но всё же произнесла:
– Сегодня приходил господин Чон.
– Называй его Хосок, пожалуйста, это бесит, – пробубнил он недовольно. – Я даже себя, если ты не заметила, не прошу назвать иначе.
– Я заметила, – кивнула Еын. – Но Хосок попросил, чтобы я уговорила тебя на то, чтобы на Рождество мы были у них.
– Мы? – переспросил Юнги, а девушка тут же засмущалась.
– Так он сказал, – пожала она правым плечом как бы безразлично. – Сказал, что ты совсем один и что всегда отказываешься от приглашений.
– Жалеешь меня?
– Скорее понимаю, – чуть улыбнулась девушка и, почувствовав, как ослабла хватка на талии и лоб оторвался от плеча, обернулась. – Я ведь тоже одна.
Юнги тогда обхватил её запястье пальцами и потянул на себя, заставляя усесться на его колени, ноги расположив по двум сторонам от его бёдер. Он затем чуть сжал её талию и пододвинул ближе к себе, оставив между их телами лишь жалкие сантиметры её левой руки.
– Ты хочешь туда? – спросил мужчина, а у неё сердце снова забарабанило в груди, и уши наполнились шумом. – Мы можем поехать, если хочешь.
– А ты? – чуть нахмурилась Еын. – Почему не говоришь, чего хочешь сам? Мне плевать, где праздновать Рождество, если там будешь ты. Забыл? Ты теперь – мой парень, и мне плевать, что ты думаешь по этому поводу, – передразнила она его. – Так что я рада буду остаться здесь. Можем заказать что-нибудь из ресторана, есть и смотреть то, что хочешь ты. Я знаю, что Рождество – это семейный праздник, но мы просто могли бы притвориться на какое-то время семьёй, раз уж своих у нас нет.
Юнги улыбнулся – снова так красиво и по-нежному мило, что у неё затрепетало сердце – и, потянувшись, всё же поцеловал её. Правильно, вкусно, по-взрослому – как любил сам. И как готова была полюбить Еын.
– Что хочешь в подарок? – спросил он, едва оторвавшись от неё, а ей очень сильно захотелось притянуть его обратно и самой попытаться соскользнуть языком между его губ.
– Почему всегда спрашиваешь?
– Чтобы подарок был нужным. Я не хочу дарить бесполезную вещь.
– Тогда можешь сделать мне документы? – попросила Еын, закусив нижнюю губу. – Только не поддельные, а настоящие. Хосок забрал всё, что у меня было, но даже тот мой паспорт всё равно нуждался в замене.
– Хочешь документы на имя Ли Еын? – улыбнулся Юнги. – Готова вернуться?
– Не Ли Еын, – категорично мотнула головой девушка, потому что решалась на это действительно долго. – Кан Еын или Ха Еын… Это не так важно на самом деле. Я просто хочу начать всё заново, понимаешь? Я очень любила и люблю отца, поэтому уверена, что он поймёт моё желание отказаться от всего того, что связывало меня… со всем прежним. Даже от фамилии. Ты сможешь это сделать?
– Скажи, – ухмыльнулся вдруг Юнги, – я доживу до момента, когда ты попросишь у меня что-нибудь обычное? Кольцо или машину? Твою старушку давно уже пора сменить.
– Не называй её так, – скривилась Еын и хлопнула его протестующе по плечу, в ответ получив смешок. – И ты сам сказал просить что-то, что мне правда нужно.
– Будут тебе документы, – хмыкнул Юнги, – но придётся сфотографироваться.
– Я знаю, – улыбнулась довольно девушка и спросила: – А ты что хочешь на Рождество?
– Тебя, – ни капли не раздумывая, ответил мужчина, а Еын вновь покрылась невозможным смущением. – Но я уже сказал, что дождусь твоего выздоровления. Так что запишу в долг.
Девушка, если бы только была на это способна, обязательно бы ракетой стартовала прямо в космос от переполнившей её неловкости и поселившегося вдруг в душе от одних только слов странного предвкушения.
Комментарий к Fourteen
Всегда очень жду ваших отзывов и мнений :)
========== Bonus (Hoseok x Chaerin) ==========
Маленькая комнатка в общежитии, где обычно снимают жильё студенты, готовящиеся без ума и без памяти к экзаменам. Меньше десятка квадратных метров, общая кухня сразу на половину этажа и перманентное желание переехать. Но денег нет, как нет и перспектив, и иногда очень хочется умереть, чтобы всё это просто закончилось.
Пак Черин не верит во многие вещи: в искреннюю благотворительность, в речи политиков, в слова мужчин, в справедливость и воздаяние. Но верит в возможность перерождения – просто потому что хоть во что-то ведь верить надо, так? И девушка очень сильно хотела бы родиться в следующей жизни кем-то, кого бы просто любили: не за то, что он красивый или богатый, не за то, что умный или потрясающе разбирается искусстве. В кого-то, кого любили бы просто за то, что он есть.
Черин в списке контактов нашла номер, который удалить никак не поднимается рука, хотя что-то внутри – что-то очень плохое – говорит сделать это. Она тут же приложила телефон к уху и вслушалась в долгие гудки, разъедающие слух и заставляющие голову болеть, а ещё подняла взгляд и посмотрела в зеркало прямо перед собой. Девушка привычно растянула в улыбке губы, чувствуя, как потрескалась на них кожа, и чуть сощурила глаза. Пак Черин именно такая – всегда улыбающаяся и ни о чём не заботящаяся, яркая и открытая, чуть саркастичная и страшно обаятельная. И до самого настоящего скрежета в груди ненавидящая ту девушку, что отражается в зеркале.
– Ты время видела? – раздался в трубке хриплый ото сна голос, страшно недовольный и раздражённый. – Времени – одиннадцатый час утра, чего трезвонишь в такую рань?
– Привет, мам, – выдохнула Черин, чуть дрогнув уголками губ. – Как ты?
– Чего звонишь? – проговорила женщина в ответ и, судя по звукам, поднялась с кровати. – Говори уже, чего нужно.
«Ох, я тоже в порядке, мама, – ответила она мысленно. – Спасибо, что спросила впервые за двадцать лет».
– Я перевела тебе деньги, – сказала в итоге Черин и посмотрела на сберегательную книжку в своих руках. – Думаю, этого должно хватить на месяц. Постарайся не сильно тратиться, хорошо? Я не смогу сейчас по первой же твоей просьбе отправить ещё, если вдруг понадобится.
В столбике остатка значились очень грустные двадцать с небольшим тысяч вон, и Черин очень сильно сомневалась, что ей самой хватит этого до конца месяца. Занимать у Минхо, который сам едва только вылез из всевозможных долговых ям, совсем не хотелось, а обращаться к Еын, у которой с деньгами в последнее время было совсем туго, не было и вовсе никакого смысла.
– Ты ещё учить меня собираешься? – фыркнула пренебрежительно женщина. – Опять с работы попёрли? Я сразу тебе сказала: не умеешь работать головой, работай руками, не умеешь руками – есть много других способов.
Черин стало так обидно, что больно укололо где-то внутри, под самыми рёбрами, и она сглотнула.
– Почему сама тогда не работаешь? – тихо спросила девушка, глядя на своё отражение, что перестало скалиться в отвратительной гримасе.
– Что ты сказала?
– Сказала, что люблю тебя, мам, – выдохнула Черин искренне и закусила задрожавшую нижнюю губу. – Очень сильно люблю тебя.
Женщина помолчала какое-то время, позволяя ей слышать лишь шум на заднем плане и медленно умирать внутри, понимая, что ничего с этим сделать нельзя. Этот цветок нелюбви был посажен маленькой совсем семечкой в самом детстве, но теперь разросся, достигнув почти исполинских размеров, и раздирал в клочья все внутренности своими острыми шипами, впрыскивая ещё и яд, что убивал крайне мучительно, не позволяя страдать физически.
– Это всё, зачем ты звонила? – спросили на том конце, и Черин прикрыла веки, промычав согласно в ответ. – Не могла сообщение написать? Ты разбудила меня.
– Хотела услышать твой голос, мам.
– Услышала? – хмыкнула женщина. – Давай, Черин, мне некогда болтать с тобой. Дел выше крыши.
Девушка даже попрощаться как следует не успела – услышала в телефоне короткие гудки и так и замерла с приоткрытым ртом. Она затем усмехнулась скептично, положила смартфон на тумбу перед зеркалом и снова посмотрела на себя.
Крупные глаза, аккуратный нос, почти идеальная форма лица и чуть пухловатые губы. «Благодарна, должно быть, мамочке за то, что родила тебя такой красавицей?» – любила в детстве спрашивать её толстая непривлекательная женщина, запустившая себя настолько, что становилось страшно. Черин тогда кивала часто-часто головой, потому что всё равно любила её невозможно сильно, а потом искоса смотрела на старое фото исчезнувшего без следа отца и очень хотела спросить у него: «Почему ты не забрал меня с собой? Я ведь так похожа на тебя». Мужчина со снимка никогда, правда, не отвечал, а маленькая Черин закусывала нижнюю губу, сжимала веки и закрывала уши – лишь бы не слышать, как кричит за стеной мама, закрывшись в комнате с каким-то незнакомым мужчиной.
– Недалеко ушла, Пак Черин, – усмехнулась девушка, смотря на своё отражение. – Такая же отвратительная.
У неё по щеке всё же скатилась злая слеза, и она тут же её стёрла, вдыхая и пытаясь улыбнуться, чтобы обмануть собственный организм. Но это никак не срабатывало, и солёные капли снова и снова оказывались на скулах, сводя с ума.
***
– Ты же красивая, – пожал плечами Бэ Хэвон, когда, будучи старшеклассницей, Черин спросила у него, почему тот захотел вдруг встречаться с ней.
– Ты же популярная, – фыркнул во втором классе Пак Рюджин. – И нравишься мне. Что ещё надо?
– Честно? – наклонил голову Ха Джисон сразу после выпуска. – Ты типа клёвая. Если замутим, обещаю быть паинькой и не трепаться о том, что мы спим.
– Ну ты же не думала, что у нас любовь до гроба? – хохотнул Ким Минтэ, взглянув свысока на первокурсницу. – Не знала? Парни жопы готовы рвать, чтобы заиметь тебя в подружках, а я делиться умею. Ну, знаешь, как говорят? Сам поносил – дай другому.
Пак Черин тогда впервые подняла руку на другого человека, нарушив собственное обещание о том, что не сделает это ни за что и никогда. Её выперли затем из колледжа, на прощание ещё и дав пинка в отместку за то, что ударила сына конгрессмена Кима на глазах у кучи студентов. Но девушка почему-то не жалела, она почему-то улыбалась и смело смотрела вперёд, точно убеждённая в том, что все они – мужчины – действительно одинаковые. И это не ей попадаются одни козлы, как говорит подруга Раюн, они козлы по одной только своей природе. Однако средства, столь необходимые для жизни и важные для матери, что позволила дочери уехать в Сеул ради того, чтобы она смогла обеспечить ей достойную старость в ответ на то, что та обеспечила ей достойное детство, можно было, как оказалось, заиметь и с козлов, расплатившись с ними той же монетой.
– А ты забавная, – рассмеялся Ан Минхо, прижимая к себе страшно недовольную низенькую девчушку. – Это Еын, мой подмастерье.
– Я тебе это подмастерье знаешь куда засуну, умник? – тут же взбрыкнулась та и глянула на неё. – Осторожнее с этим придурком, он жутко непостоянный, так что не верь ему, а то продешевишь.
– Я просто влюбляюсь часто! – фыркнул тот недовольно.
Проблема Ан Минхо была в том, что он придурком не был. Как не был и козлом. А ещё он правда любил – по-своему, конечно, но любил. И любил – вместе с тем – многих.
Черин вспомнила обо всём этом как-то случайно и неосознанно, поправив аккуратно подстриженные по плечи волосы, и вздохнула в очередной раз. У неё ладошки были мокрые от переживания, а правая нога непроизвольно дёргалась под столом, выдавая всё её волнение. Девушка потянулась и снова отпила немного воды из стакана, любезно поданного официантом в ответ на: «Нет, благодарю, я сначала дождусь своего спутника». Но спутник опаздывал уже на десять минут, и Черин правильным это не считала.
О Мёнки появился несколькими мгновениями позже, выскальзывая из-за её спины и кланяясь тут же, даже не приблизившись к своему месту.
– Прошу меня простить, – извинился он, – я не учёл пробки, когда назначал время нашей встречи. Это только моя вина.
– Всё в порядке, – улыбнулась Черин привычно, поднимаясь на ноги тоже и отмечая, что они почти одного роста, пока она на каблуках. – Это всего лишь человеческий фактор.
Мужчина поднял на неё взгляд, а потом замер, раскрыв совершенно неприлично рот. Он двинул чуть полноватыми губами и моргнул, сжав плотно плотно веки за стёклами очков. Девушка улыбнулась снова, подбадривая его, и взглядом указала на стул напротив неё, намекая на то, чтобы он присаживался.
– Ох, прошу прощения, – снова заизвинялся мужчина, сжал в руках портфель с бумагами и опустился на положенное место, – вы просто очень красивы, я растерялся.
Черин вздохнула, понимая, что никогда, кажется, не уйдёт куда-то дальше, чем просто «красива», а максимумом её навсегда останется «забавная», сказанное Минхо так искренне и честно и покорившее её сердце в ту же секунду. Но девушка только вновь улыбнулась, натягивая на лицо привычную и ненавистную маску.
– Большое спасибо, – чуть поклонилась она и посмотрела на мужчину перед ней.
Невысокий, далеко не стройный, совершенно обычный и типичный – каких миллионы, не особенно молодой и идеально подходящий под те критерии, что она сама посчитала важными. В голове тут же раздался голос Еын: «Но любить ведь надо тоже», но Черин только отмахнулась от этого мысленно, решив для себя, что любила достаточно. Теперь – как бы эгоистично то ни было – пусть любят её.
– Вас, должно быть, родители заставляют ходить на свидания? – предположил Мёнки спустя почти полчаса ни к чему не обязывающих разговоров и ожидания блюд.
Беседа давалась ему крайне непросто: он смущался, запинался, путался в словах и замолкал. Черин в ответ только улыбалась, вновь почувствовав себя на месте девушки-сопровождения, и изо всех сил старалась, чтобы тот неудобств не ощущал. Однако вести разговор будто бы с самой собой оказалось очень сложно.
– Вовсе нет, – чуть качнула она головой. – Это лишь моё решение. Однако мама меня в этом полностью поддерживает.
«Потому что не имеет об этом никакого понятия», – тут же добавила Черин мысленно и едва не скривилась. Было обидно.
– А отец? – легко заглотил крючок мужчина для продолжения разговора, и девушка улыбнулась вновь.
– Боюсь, я совсем не помню его. Я даже и не знала отца. Мама воспитывала меня одна.
– Ваша мама большая молодец, – кивнул Мёнки. – Она вырастила потрясающую дочь.
Черин чуть прищурилась, чувствуя, как тошнота подступает к горлу и как дрогнули приподнятые уголки её губ. А сама подумала, правда ли Ха Нара вырастила её, не стесняясь давать пощёчины, припоминая каждую потраченную на неё вону и повторяя снова и снова, что отец никогда бы не бросил её, не мешай новорожденная Черин ему своими постоянными криками и воплями.
Когда она прощалась с О Мёнки, стоя на крыльце небольшого ресторана, девушка думала только о том, что вряд ли сможет встретиться с ним ещё раз. Потому что вновь испытывать такие невероятные трудности, пытаясь выдавить из себя то немногое хорошее, что было в душе, казалось почти невозможным, почти невероятным. Однако проблема была в том, что Пак Черин по-другому не умела. Не могла.
***
Еын, свернувшись клубочком, лежала головой на её коленях, взгляд вперив в пустую стену её невозможно маленькой комнаты-клетки, а Черин перебирала задумчиво пряди её волос, размышляя о том, почему жить с каждым прожитым днём становится только сложнее и невыносимее. Она думала иногда о том, что избавиться от всего на самом деле просто – многие люди, во всяком случае, действительно находят покой в смерти. Черин, правда, не знала, находят ли они покой моральный, а проверять не спешила, страшась сама не зная чего. Боль физическая пугала меньше всего, а вот то, что было внутри, нуждалось в исцелении просто невероятно.
– Онни, – протянула Еын, и девушка вопросительно мыкнула, – ты снова? – Черин поджала губы и прикрыла в усталости веки. – Ты думаешь слишком громко. Не думай об этом, пожалуйста, не делай себе больно этими мыслями… И мне тоже.
– Прости, – прошептала девушка в ответ.
Она не помнила, когда и почему они с Ли Еын – девочкой, что младше неё была на три года, но казалась иногда много старше – стали вдруг так близки. Черин помнила только, как в один миг перестала улыбаться при ней и строить из себя насмешливую и уверенную. Как уткнулась ей в плечо, в очередной раз разуверившись просто во всём, и расплакалась навзрыд, позволяя самой настоящей истерике накрыть её с головой. Семнадцатилетняя Еын тогда не сказала ни слова, не спросила ровным счётом ничего, не попыталась успокоить и поддержать – лишь обняла её крепко и стоически вытерпела все те долгие минуты, которые она сотрясалась в жалости к самой себе. Черин за это ненавидела себя тоже, но Еын только наклонила набок голову и мягко улыбнулась.
– Если мы не будем жалеть сами себя, никто не будет, – сказала она тогда. – Если этого не делает жизнь, если этого не делает общество, то остаёмся только мы сами. Я есть у себя, а ты есть у тебя. Уже не так плохо, да? – хмыкнула девочка. – Тем более, теперь у тебя есть ещё и я. Двое – уже не один.
Черин чуть улыбнулась, вспомнив это, и, наклонившись ближе к подруге, проговорила:
– У меня свидание через полчаса, сладость, а я до сих пор не готова.
– И пусть весь мир подождёт, – расплылась в широкой улыбке девушка, – пока я лежу на твоих коленях. Правда, твоему будущему мужу жутко повезло, потому что это не какой-то вшивый эконом-класс.
Черин рассмеялась – искренне и громко – и всё же последовала к шкафу. Ей вдруг как-то резко разонравились все те вещи, что она носила и покупала прежде. Это всё принадлежало той Пак Черин, которую она ненавидела всеми фибрами своей души, осознавая вместе с тем, что они на самом деле – одно целое. Но девушка решила отказаться от всего, забыть, будто бы страшный сон, и попытаться быть той, кем хотела быть всегда.
– Ты должна надеть что-нибудь особенное, – протянула Еын с её кровати. – Что-нибудь, что надела бы Пак Черин, которая никогда не стала бы улыбаться и притворяться в угоду другим.
– Думаешь, это так просто?
Это на самом деле было почти невозможно – привычка брала своё, и Черин снова и снова чувствовала, как разъедает её всё изнутри на каждом новом свидании, когда приходилось быть другой, когда приходилось притворяться.
– Иногда ведь получается, – пожала плечами Еын, а потом ещё несколько раз двинула левым, словно бы проверяя, насколько хорошо то работало. – Хосок сказал, что ты рассказала ему обо всём. Едва ли ты сделала бы это, если бы снова начала притворяться.
Черин почувствовала, как мурашки скользнули по её спине от упоминания одного только имени, и она пальцами вцепилась в джинсы, показавшиеся вдруг неплохой идеей.
– Чон Хосок… – протянула она, доставая из шкафа шифоновую блузку вместе с укороченной вельветовой курткой на меху. – Он очень странный.
***
И тем страннее и непонятнее увидеть было его за столиком перед собой. Черин тут же оглянулась по сторонам, проверяя, нет ли на подходе Чхве Дэбома, с которым она решилась встретиться во второй раз, и остро посмотрела на мужчину перед собой.
– Вы немного не к месту, – чуть нахмурилась она.
– Ты так думаешь? – усмехнулся Хосок в ответ и поднял расслабленно руку, подзывая официанта. – Отлично выглядишь.
Черин невольно сглотнула, разволновавшись почти привычно в присутствии человека, от которого ожидать можно было чего угодно, и снова осмотрелась.
– Послушайте, господин Чон…
– Для тебя – просто Хосок.
– Господин Чон, – упрямо мотнула головой девушка, – я жду мужчину, и он может неправильно понять, когда увидит вас здесь, так что не могли бы вы…
– Не мог бы, – улыбнулся он широко, перебивая её, и, поставив локти на край стола, положил подбородок на переплетённые пальцы рук. – Сегодня твой мужчина я, Пак Черин, так что давай проведём это время с пользой.
